Дебют под куполом
– Ну что, штаны у всех сухие? Отказников не будет? – вместо приветствия, белозубой улыбкой одарил нас парашютист-инструктор, он же лётчик, Сергей Ульянов.
– Значит так, в полёте по моей команде аккуратно, подчёркиваю, аккуратно выходите из своей кабины на крыло, становитесь во весь рост, удерживаясь левой рукой за борт задней кабины. На землю не смотреть! Можете себе представить, что вы готовитесь к прыжку в воду. По команде «Пошёл!» делаете шаг вперёд, и... значок парашютиста ваш, девки – тоже. Всё ясно?
Ещё бы! С детства помню, как приехал домой в свой первый отпуск Костя Белозёров, учившийся в Чугуевском лётном. Пришел в клуб на танцы, снял скромную курсантскую шинелку, а под ней на тёмно-зелёной габардиновой гимнастёрке этот значок – синий вытянутый ромбик с белым куполом и алой звездочкой вверху. И точно, девки к нему, как мухи на мёд...
Клушей втискиваюсь в переднюю кабину. Ранец основного парашюта, словно старик Хоттабыч вцепился мне в спину и не отпускает, слегка подавливая на плечи. Приятно так подавливая, успокаивающе, ведь в его руках моя жизнь. Техник провернул винт, По-2 кашлянув пару раз, как заядлый курильщик, выплюнул сизый выхлоп и стронулся с места. Он спокойно рулил, покачивая плоскостями с расчалками, а душа моя потихоньку уходила в пятки. Небольшой разбег и мы в воздухе. Даже взлёт не отвлёк меня, так велика была важность предстоящего. Как выйду на крыло, сумею ли удержаться на нём до команды, как ухитриться не смотреть на землю, как... и всё.
Дальше моё воображение отказывалось работать, я просто не мог себе представить, как это сигануть с летящего аэроплана в никуда...
С набором высоты, горизонт просматривался всё дальше, земля становилась всё необъятней, увеличиваясь в размерах, а люди и всё остальное, что осталось внизу, на ней, становилось всё меньше. Вот миниатюрное здание штаба и наша казарма. Стоянка с игрушечными "Яками" и курсантами второй эскадрильи на утреннем построении. Уходящая вдаль ветка железной дороги на Бежицу, да за лесом деревенские постройки Ивановки. Она почти примыкает к крокам аэродрома, который сейчас находится почти под нами.
– Выйти на крыло! – даёт команду инструктор. Я, к великому удивлению, довольно легко преодолевая сопротивление ветра, намертво ухватившись за центральные силовые стойки, осторожно встаю, переношу ноги на плоскость и, перехватив руками борт кабины инструктора, смотрю на него с такой надеждой, с какой и на маму родную в детстве, наверное, не смотрел. А он в это время, поглядывая вниз, прикидывал точку сброса, с тем, чтобы я опустился в зону безопасного приземления. И оказалось, что мы оба в это время были заняты каждый своим делом.
– Как на полуторке, – абсолютно некстати вспомнилась одна из поездок в райцентр Ямполь в кузове автомобиля ГАЗ-АА. Точно также тогда я стоял на ветру с группой школьников, держащихся за леерное ограждение кузова. И вообще, кто за что мог. Я держался за свою одноклассницу, стоящую впереди, и был ни жив, ни мёртв, потому что руки мои в поисках опоры случайно оказались в области её упругой, как мячик, груди, да и остались там – она не возражала. До сих пор помню. Наверное, поэтому я не расслышал сразу команду Ульянова.
– Пошёл! – энергично повторил он рукой, и я, как расстрелянный, рухнул вниз. Страха перед прыжком, кажется, не было – был невероятно сильный страх струсить. И ещё было какое-то неземное блаженное состояние, когда привычная реальность теряет очертания, а всего меня, как во сне, кто-то начинает переворачивать, словно пытаясь рассмотреть со всех сторон. Кто? Думаю, ангелы. Потому что стрельнули стропы, вверху слегка хлопнуло, купол раскрылся. Иначе – были бы черти.
Что точку сброса я прозевал, стало понятно, когда центр аэродрома остался у меня за спиной. Лихорадочные попытки изменить траекторию снижения с помощью строп успеха не имели. И это плохо. "Учитесь, рано или поздно это вам пригодится" – запоздало вспомнилось. Метров со ста я уже понял, что меня сносит в самый опасный район приземления – на стоянку авиатехники.
Я шелестел вниз, пытаясь обуздать непослушный парашют, который упорно тащил меня прямо на два отдельно стоявших По-2, а сознание уже чётко рисовало картинку конструкции его деревянного крыла – набор лонжеронов и многочисленных нервюр, обтянутых перкалью. И шо, если я туда "гепнусь", как говорят в Одессе? Вам сапоги не жалко, они ведь почти новые?
Бог миловал. Просвистев перед самим носом этой обаятельной деревянной конструкции, я "гепнулся" впереди неё, прямо перед строем второй эскадрильи к ногам её комэска Ивана Никитича Захарова. Из огня, да в полымя, как говорила моя бабушка, имея в виду что-нибудь очень нехорошее.
– Эскадрилья смирно! – вытаращив на меня глаза, тут же скомандовал находчивый комэск . – Курсанты, судьба дарит вам наглядный пример того, шо может быть, когда не умеешь управлять куполом! Учитесь, а то это может плохо кончиться!
Вот такой дебют под куполом ПД-47 в весеннем брянском небе.
Дальше пошло везение. Во-первых, не нужно было выходить на крыло, все последующие прыжки своей небогатой парашютной биографии я совершил с самолёта Ли-2. Недостатка которых в Балашовском военном училище лётчиков не было. Бросали нас группами по десять-пятнадцать человек. Все прыжки совершали с принудительным открытием парашюта, что упрощало психологически весь процесс – раз сказали, что сам откроется, значит откроется, там есть кому за это отвечать. Что, не так?
По команде «Приготовиться» цепляешь карабин вытяжного фала за металлический трос над головой, и медленно перемещаешься вслед за впереди идущим к открытой входной двери «Дугласа». В которую только что сиганул твой товарищ. Это подбадривает, он смог, а я что – рыжий. Впрочем, рыжие, как правило, оказывались самыми смелыми.
Прыжки зимой имели особую прелесть. Подходишь к двери, а там белая февральская метель на фоне размытых очертаний земного ландшафта. И сколько до самой матушки-Земли, уже и дела как будто никакого – на тебе меховая куртка, перепоясанная подвесной системой, шапка-ушанка с завязанными клапанами, и тебе морозный ветер нипочём – с замирающим сердцем, словно в омут головой. И ждёшь, когда встряхнёт тебя спаситель, и ты, словно в другом мире оказался. В ярком, солнечном, где нет никакого ветра-урагана, а есть белый купол над головой, и ты, удобно упакованный под ним, а где-то вдали, да и совсем рядом, сверху, снизу твои товарищи. С которыми ты на радостях кратко готов обсудить любую глупость – слышимость на высоте в пустом небе великолепная! И скользите вы такой весёлой и легкомысленной компанией вниз, стараясь перекричать друг друга, словно пацаны в детстве на санках с крутой и высокой горки, совсем позабыв, что впереди земля. А она требует к себе внимания. И уважения. Иначе и кости переломать недолго. Потому-то метрах на ста в воздухе уже полная тишина. Хорошо выбросил, все идём кучно с небольшим интервалом безопасности и, главное, в центр поля, не придётся далеко парашюты тащить. Ну, вот, совсем рядом, ноги вместе, по ветру, сгруппировался – бум!.. И на боку. А ветерок есть, он тут же в купол, не успевший погаснуть, и потащило тебя по снегу, словно на собачей упряжке, лови кайф! И редко кто старался в этот момент погасить парашют стропами – и какой же русский не любит быстрой езды! И правда, так хочется иногда сказать в такие минуты: «чёрт побери всё!» И думаешь, а не прыгал ли сам Николай Васильевич с парашютом?
Как-то возникла у нас проблема сдачи спортивных нормативов – каждый второкурсник до отпуска обязан стать, как минимум, третьеразрядником. Иначе… одним словом, – это армия.
– Братцы, я придумал! – нашёлся вдруг один из нас. - Чем уродоваться в такую жару на стадионе, давайте лучше станем спортсменами-парашютистами. Нам-то не хватает до норматива по два-три прыжка.
- Поддерживаю, - был лаконичен второй. На том и порешили.
Начальник парашютно-десантной службы (ПДС) добродушно-грубоватый майор Волк к нашей инициативе отнёсся с большим энтузиазмом: – Молодцы курсанты, сами рвутся к парашюту! – восторгался он. – Сразу видно, что не первокурсники, которых как слепых щенят приходиться в воздухе выкидывать из самолёта. В воскресенье на прыжки!
И вот пятый прыжок совершён, парашют уложен на следующий, шестой. Через день мы снова натянуто улыбаемся друг другу, сидя в Ли-2, набирающем высоту над аэродромом. Напротив нас четверо бортрадистов – солдат-срочников, выполняющих свою программу парашютной подготовки.
– Внимание! – самолёт на курсе. Я иду первым. Стоя у открытой двери и глядя вниз в завывающую бездну, ощущаю лёгкий адреналиновый холодок у сердца. Такой, который всегда возникает где-то в глубине души, когда запрокинув навзничь голову, вглядываешься в непостижимую бездну голубого неба.
– Пошёл! – почти на автомате вываливаюсь, сразу осознавая, что отделился не совсем удачно, головой вниз. Словно вспышкой, мгновенным снимком отпечатался громадный ревущий Ли-2 под странным ракурсом – вид снизу. Через мгновение он исчезает вместе со своим оглушительным рёвом. Резкий рывок, меня куда-то бросает, бьёт о стропы и… о, чёрт! Чувствую и вижу, как правый сапог, ехидно скользнув по ноге, закрутился на фоне пашни. Забыв о парашюте, всем телом тянусь к нему, но… видит око, да зуб неймёт – белым лебедем крутилась вокруг меня одна лишь портянка, она-то и осталась в руках. Новенькая, впервые одетая в такие же новые, только что полученные сапоги, взятые на размер больше (что бы в карауле было теплее), она теперь была доказательством моей борьбы в воздухе за сохранность личного вещевого имущества.
И тут я вспомнил майора Волка – «словно в плен к немцам», по-детски проявилось в сознании. Приземляться расхотелось.
К счастью, всё произошло удачно. Третий разряд по парашютному спорту я получил. Другие сапоги – тоже, но уже «бэушные». Правда, с интересным комментарием старшины Середы. А комментарий начальника ПДС, майора Волка со свирепым лицом, стал в полку бестселлером.
«Век живи, век учись…» – говорил мне мой отец.
Свидетельство о публикации №219020901323