Альтернативная историография в СССР. 80г. 20века

 
  Аннотация. В статье предпринимается попытка показать основные тенденции развития советской исторической науки в годы перестройки, когда в условиях политики гласности, утверждающегося научного плюрализма и либерализации советского социума становилось возможным новое историческое мировидение на актуальные вопросы отечественной истории. Показывается, что, с одной стороны, собственно в границах академической историографии, происходит формирование обновленного марксистско-ленинского понимания исторического процесса, с другой стороны – начинают формироваться историко-либеральные и прочие концепции, отличные в своей методологической основе от материалистического понимания истории. Рассматривается такая проблемная грань, как возникновение цивилизационной парадигмы понимания истории. Освещается также сущность метаисторического подхода, являющегося, по сути,надконфессиональной синкретической разновидностью религиозной модели трактовки всемирной истории. Автором затрагивается и такая специфическая тенденция в развитии советской историографии, как зарождение основ протоистории России, дохристианского (ведического) периода, характеризуемого альтернативными историками как время существования высокоразвитой арийской цивилизации. Делается вывод о том, что в самом конце советской эпохи, к началу 90-х гг. ХХ в., историческая наука подошла в состоянии зарождения в ее методологии многоконцептуальных подходов, плюрализма мнений относительно нового понимания предмета изучения истории, формирования новых парадигм исторического мышления, не связанных с пресловутым дарвинизмом и научным материализмом, а скоррелированных с немеханистической (духовной) научной картиной мира, предполагающей существование Первотворца сущего, нелинейный (цикличный) ход земной истории и сосуществование самобытных цивилизаций.
Ключевые слова: альтернативная историография, перестройка, историки, методология, метаистория, цивилизационный подход, пассионарность, «новая хронология», исторический процесс, протоистория.

Development of an alternative historiography in the USSR in reorganization time (the second half of the 80th – the beginning of the 90th of the 20th century)
Summary. In article an attempt to show the main tendencies of development of the Soviet historical science during the reorganization years when in the conditions of policy of publicity, the claimed scientific pluralism and liberalization of the Soviet society there was possible a new historical vision of the world on topical issues of national history is made. On the one hand, actually in borders of the academic historiography there is a formation of the updated Marxist-Leninist understanding of historical process, in another the parties, the historical and liberal and other concepts of history, excellent in the methodological basis from materialistic understanding of history begin to be formed is shown. Such problem side as emergence of a civilization paradigm of understanding of history is considered. Also essence of the metahistorical approach which is in fact a supra-confessional syncretic kind of religious model of interpretation of world history is covered. The author affects also such specific tendency in development of the Soviet historiography as origin of fundamentals of protohistory of Russia, the pre-Christian (Vedic) period characterized by alternative historians as lifetime of an advanced Aryan civilization. The conclusion that at the very end of the Soviet era, by the beginning of the 90th of the 20th century the historical science has approached in a condition of origin in her methodologies of multiconceptual approaches, pluralism of opinions of rather new understanding of a subject of studying of history, the formations of the new paradigms of historical thinking which aren't connected with notorious Darwinism and scientific materialism, and correlated with not mechanistic (spiritual) scientific picture of the world assuming existence of God, the nonlinear (cyclic) course of terrestrial history and coexistence of original civilizations is drawn.
Keywords: alternative historiography, reorganization, historians, methodology, metahistory, civilization approach, passionarity, "new chronology", historical process, protohistory.

Историческая наука, функционирующая в ментальных мерностях демократического государства и занимающая автономную позицию от верховной государственной власти, развивается на основе естественного мирного сосуществования и идейного соперничества различных парадигм и подходов к пониманию сути исторического процесса и предмета изучения истории. Существование теоретических подходов к истории, альтернативных к общепринятым и устоявшимся, является естественным положением вещей для науки в свободной стране. Quothomines, totsententiae(сколько людей, столько мнений), как говорил римский комедиограф ПублийТеренций[3, с. 675]. Такая ситуация ныне существует и в нашей исторической науке, формально свободной от высшей политической конъюнктуры, но не вполне свободной от высших надзирающих органов РАН («Комиссия по борьбе с лженаукой»), следящих за соблюдением норм академической научности и методологической чистоты. По сей день бытует мнение, согласно которому в советской исторической науке не могло быть места альтернативному историческому мировидению на том основании, что она изначально была жестко идеологизирована и поставлена на методологическую платформу марксизма-ленинизма, научно-материалистического понимания в фокусе теории об общественно-экономических формациях и идеи линейного исторического прогресса. Это мнение является верным лишь отчасти.
Есть должные основания считать, что первым крупным самобытным историком-теоретиком, заложившим основы альтернативного (немарксистского) научно-исторического мировидения был всемирно известный ученый-космист, космобиолог и биофизик Александр Леонидович Чижевский[34]. Малоизвестным является тот факт, что «Леонардо да Винчи ХХ века» имел ученую степень доктора всеобщей истории, защитив в 1918 г. на историко-филологическом факультете Московского университета докторскую диссертацию по теме «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса» и опубликовав (по рекомендации А.В. Луначарского) в 1924 г. монографию «Физические факторы исторического процесса» (рецензию на которую написал сам К. Циолковский). Новаторские взгляды ученого предполагали детерминированность исторического процесса космофизическими факторами, прежде всего, солнечными. А.Л. Чижевский был убежден, что циклы солнечной активности влияют на всю биосферу Земли и на ход исторического развития человеческого социума.
С наступлением сталинской эпохи в советской исторической науке, конечно, не могло быть места не только «солнечной» (энергетической) теории А.Л. Чижевского, но и прочим немарксистским подходам к пониманию истории. Хотя некоторые немеханистические, духовные исторические теории разрабатывались в условиях конспирации. Примером может служить метаисторическое творчество Даниила Андреева, начавшего написание «Розы Мира» [1; 2] в начале 50-х гг. в тюремных застенках Владимирского Централа. Как известно, в сталинскую эпоху история и прочие гуманитарные науки находились под жестким диктатом высшего партийного руководства, требовавшего освещения истории в идеологическом фокусе «Краткого курса ВКП(б)».
После наступления эпохи хрущевской «оттепели» и определенной либерализации общественной, культурной и научно-гуманитарной деятельности в предметном пространстве академической науки (и не только) возникают некоторые условия для развития альтернативного исторического мировидения. В конце 50-х гг. ХХ в. на межпредметном стыке геологии, географии и истории возникает причудливая дисциплина Атлантология, главный теоретик которой доктор химических наук Н.Ф. Жиров в 1964 г. издал монографию «Атлантида. Основные проблемы Атлантологии» [17], за что и поплатился впоследствии.Существование Атлантической суперцивилизации никак не вписывалось в линейную, формационную теорию исторического процесса. В 60 – начале 70-х гг. в научном творчестве доктора исторических наук Л.Н. Гумилева получает концептуальное оформление, так называемая,пассионарная теория этногенеза. В середине 70-х гг. в предметном поле официальной историографии зарождается контрфактическое моделирование, на поприще которого преуспел неординарный историк Н. Эйдельман [41]. В строго академическом предметном поле, связанном с изучением таких глобальных вопросов, как историческая закономерность Октябрьской революции 1917 г. и утверждение социализма в пост-имперской России, в 60-е гг. оформляется,так называемое, «новое направление»[26], представленное самобытными историками-шестидесятниками - К.Н. Тарновский, П.В. Волобуев, А.Я. Аврех, А.Ч. Анфимов, М.Я. Гефтер и др. На сознание советских историков в 70-е – начале 80-х гг. ХХ в. оказывают определенное влияние переведенные с иностранных языков научно-исторические и историософские труды известных западных историков. В указанное время достоянием общественности, интересующейся современными немарксистскими теориями истории, становятся книги Марка Блока [7], Коллингвуда[20] и некоторых других метров европейской историографии. К середине 80-х гг. ХХ в. в среде советских историков, испытывающих неудовлетворенность формационной, линеарной теорией исторического процесса, начали осторожно ставить вопрос об освещении хода истории в фокусе цивилизационной парадигмы. В 1983 г. на Всесоюзном координационном совещании «Цивилизация и исторический процесс» был поставлен вопрос о соотношении формационного и цивилизационного подходов, причем категория «цивилизация», конечно, рассматривалась как проблема исторического материализма [25; 40]. В целом же до наступления короткой эпохи перестройки историческая наука в СССР по-прежнему находилась во власти марксистско-ленинской методологии и формационного миропонимания, соответствующих коммунистической, официальной идеологии однопартийного советского государства.
Немарксистские по методологической сути подходы, альтернативные монополистическому марксистскому взору на историю, появившиеся уже в первые годы советской власти, получили развитие в годы горбачевской политики перестройки, когда государственно-партийный контроль над гуманитарными науками стал заметно ослабевать, вследствие чего в историографии постепенно начинается методологический Ренессанс, сопровождающийся появлением новых парадигм мышления и осовремененного понимания предназначения истории как первостепенной гуманитарной науки.
* * *
Короткая эпоха перестройки стала последней вехой в процессе истории формирования альтернативной историографии и ее направлений в советское время. Начавшаяся после 1986 г. неудержимая волна гласности и плюрализма суждений, конечно, не могла не отразиться почти сразу в академическом мире советских историков. Принято считать, что первым, кто «взорвал» атмосферу среди столичных ученых мужей был Ю. Афанасьев, смело выступивший на Ученом Совете МГИАИ в декабре 1986 г. против догматических устоев и традиций «Краткого курса истории ВКП(б)» в освещении революционного процесса в России в начале ХХ в. Своим докладом «Энергия исторического знания» Ю. Афанасьев, понятно, с одной стороны вызвал негодование ортодоксальных историков, с другой же, нашлось немало академических мужей, которым мысли докладчика оказались близкими, своевременными. Известные историки той поры Г.А. Бордюгов и В.А. Козлов в своей книге «История и конъюнктура» пишут по этому поводу: «Пример людей, подобных Афанасьеву, которые не жалели себя и получали синяки и шишки, сыграл огромную роль. Благодаря их усилиям в исторической науке начала складываться та духовная атмосфера, в которой историки почувствовали себя свободными… Так началась перестройка в исторической науке»[8, с. 10].
Для «новых», «перестроечных» историков становилось очевидным, что историческая наука должна быть автономной от сферы политической жизни, что политика и историография – не есть «сообщающиеся сосуды». От профессиональных историков в конце 80-х гг. ХХ в., по меткому выражению упомянутых выше авторов, советские люди ждали не только новых фактов, а «новых мыслей и идей, не пересказа, а рассуждений». Тогда же в методологическом пространстве советской историографии наконец-то начинаются позитивные в основе пертурбации, способствующие слому догматических установок и парадигм научно-исторического мышления, что, как тогда думали многие люди, должно было привести к возрождению очищенных от искажений норм ленинских принципов в понимании исторического процесса. Новому демократическому подходу к истории и исторической методологии, несомненно, содействовала позиция и самого архитектора перестройки, генсекретаря ЦК КПСС, советского лидера М.С. Горбачева, который на первом этапе перестройки пользовался неподдельным уважением у «совков», граждан еще могучего, как казалось, Советского Союза. В своем знаменитом докладе «Октябрь и Перестройка: революция продолжается» (прочитанном на совместном заседании ЦК КПСС и Верховных Советов СССР и РСФСР по поводу 70-летия Октябрьской революции 2 ноября 1987 г.) М.С. Горбачев, по всей видимости, искренне утверждал, что «… и сейчас еще встречаемся с попытками отвернуться от больных вопросов нашей истории, замолчать их, сделать вид, будто ничего особенного не произошло. С этим мы не можем согласиться. Это было бы пренебрежением к исторической правде, неуважением к памяти тех, кто оказался невинной жертвой беззакония и произвола. Не можем еще и потому, что правдивый анализ должен помочь решать сегодняшние наши проблемы: демократизации, законности, преодоления бюрократизма – словом, насущные проблемы перестройки. Вот почему нам нужны и здесь полная ясность, четкость и последовательность»[11, с. 22].
Эти утверждения руководителя СССР М.С. Горбачева «новые» историки восприняли сразу, как «руководство к действию», как в то время говорили. Начинается процесс не только либерализации исторических основ советской науки истории, но и, что очень важно, запускается процесс ревизионизма методологического субстрата.
Сложившееся в те годы положение дел в предметном поле общественных наук и создало органичные условия для формирования вообще альтернативных подходов к историческим проблемам, а также к появлению такого направления советской историографии, как анализ альтернативных ситуаций. Можно полагать, что одним из первых академических ученых высшего ранга, осмелившихся поставить подобный вопрос еще за несколько лет до начала перестройки был профессор П.В. Волобуев, опубликовавший на страницах академического журнала «Вопросы философии» за 1984 г. (№1-2) смелую статью «О проблеме выбора путей общественного развития». В начале перестроечной эпохи, в апреле 1986 г. (до упомянутого доклада М.С. Горбачева), в журнале «История СССР» была размещена статья главного редактора этого крупного издания Ивана Дмитриевича Ковальченко, крупнейшего советского и российского историка, самобытного специалиста в области экономической истории России XIX- нач. ХХ вв., источниковедения, методологии и клиометрии. Эта статейная работа метра советской историографии называлась «Возможное и действительное и проблемы альтернативности в историческом развитии». Уже упомянутые выше авторы книги «История и конъюнктура» с высоты своего времени давали следующую оценку первым подобным моделям анализа «альтернативных ситуаций»: «Речь в данном случае идет не о фантазировании по принципу «что было бы, если …», столь характерном порой для обыденных рассуждений, а о вскрытии на материале конкретной истории реальной диалектики объективных условий и субъективного факторов в поворотные моменты общественного развития»[8, с. 28].
Принято считать, что первое обобщающее исследование исторической альтернативистики было осуществлено П.В. Волобуевым в монографическом проекте «Выбор путей общественного развития: теория, история, современность», опубликованном в 1987 г., вначале перестроечной эпохи. В 60-е гг. ХХ в. доктор исторических наук П.В. Волобуев, являясь директором Института истории СССР, одним из вождей «нового» направления в историографии, которое в 1973 г. было квалифицировано, как «ревизионистское», в итоге был снят с поста директора Института истории и оказался в опале. В конце 80-х гг. в условиях начавшейся либерализации и плюрализма в общественных науках, П.В. Волобуев, сторонник концепции многоукладности в дореволюционной экономике, получил возможность легально выражать свои взгляды по вопросам альтернативности в истории. Как замечает А.В. Бочаров, профессор П.В. Волобуев уделял особое внимание диалектике возможности и необходимости, а также понятию исторической вероятности как меры возможности [9, с. 12]. В 1991 г. под редакцией П.В. Волобуева в свет вышел сборник статейных материалов, которые в 1989-1991 гг. были опубликованы в периодической печати. В книгу «Октябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа» [27] вошли статьи известных советских историков-академистов (Г.З. Иоффе, В.И. Старцев, А.П. Бутенко) и западных советологов (А. Робинович, Ж. Элленстейн). В.П. Волобуев (являвшийся уже академиком АН СССР) включил в сборник две свои статейные работы, посвященные вопросам о закономерности Октябрьской революции 1917 г. и об альтернативных путях [27].
Разработке понятийного и сущностного содержания категории альтернативности в истории способствовало заседание «Круглого стола» по теме: «ХХ век: альтернативы развития», в котором участвовали известные академические историки, философы и обществоведы (Е.Г. Плимак, И.М. Клямкин, Г.Г. Водолазов, И.К. Пантин и др.). Среди обсуждаемых вопросов была проблема: «суженность поля альтернатив» и необходимость стандартизации этой понятийной категории. В 1989 г. материалы этого круглого стола были опубликованы в журнале «Рабочий класс и современный мир» [18].
Следует отметить, что в конце 80-х гг. в разгар перестройки, несмотря на развитие плюрализма в академической среде ученых-обществоведов, марксизм по-прежнему де-юре оставался официальной доктриной в исторической науке. На выпускных экзаменах на исторических факультетах по-прежнему сдавали государственный экзамен по нормам исторического материализма. Почти вся учебная литература, пособия и учебники содержали в себе марксистско-ленинский взгляд на исторический процесс. К примеру, в пособии Ф. Бурлацкого, Ф.М. Галкина и А.А. Красина, Э.П. Плетнева «Введение в марксистское обществознание» (1989 г.) делалось нелепое (для наших современников) утверждение: «Марксизм - вершина человеческого духа, и он принадлежит всему человечеству». Авторы утверждали, что материалистическое понимание истории – суть «первое великое открытие марксизма» [10, с. 4].
В конце 80-х гг. ХХ в. особенно плодотворно над разработкой проблемы альтернативности трудился Борис Георгиевич Могильницкий, опубликовавший в итоге несколько книжных проектов. Его учебное пособие для студентов-историков «Введение в методологию истории» [23], опубликованное в издательстве «Высшая школа» в 1989 г. на протяжении трех десятилетий было и остается добротной учебной книгой для начинающих (и не только) историков. Во второй главе этого известного издания Б.Г. Могильницкий с позиции «очищенного» марксизма-ленинизма утверждает, что незапрограммированность исторического процесса [23, с. 52], присутствие в нем случайности, а главное – многообразная деятельность человека обусловливает его многовариантность. Этот почтенный методолог утверждает: «Альтернативность истории означает существование в каждый данный момент различных, в том числе и прямо исключающих друг друга, возможностей дальнейшего развития общества, каждая из которых может превратиться в действительность, быть реализованной в исторической практике людей. Эти возможности мы и обозначаем как тенденции – альтернативы» [23, с. 53]. Интересно, когда Б.Г. Могильницкий писал о «незапрограммированности исторического процесса», верил ли он в Бога и в судьбу, являющуюся по сути «программой жизни» человека (по терминологии Л. Секлитовой[35]), написанной в Теосфере, в царстве Метаистории? Свои размышления о сути альтернативности в историческом процессе этот видный историк развернуто изложил в отдельном книжном проекте «Альтернативность в истории советского общества», вышедшем в 1989 г. в издательстве «Наука»[22].
Процесс ревизионизма экономической теории марксизма, начавшийся уже на начальном этапе перестройки, обусловил острожный переход некоторых либерально настроенных советских историков на методологические позиции теории модернизации, зародившейся еще в конце XIX в. в трудах Г. Спенсера, О. Конта, М. Вебера и концептуально сформировавшейся после Второй мировой войны в творчестве западных ученых П. Бергера, С. Блэка, Д. Ростоу, М. Побережкова. Осмысление основных базовых положений теории модернизации началось в среде советских обществоведов в 1960-80-е гг. По мнению современного специалиста кандидата исторических наук Р.Р. Басырова, при первых попытках советских обществоведов рассмотреть некоторые проблемы развития европейских и неевропейских стран в фокусе теории модернизации обсуждались вопросы «органической» и «догоняющей» модернизации (по западной терминологии) и была разработана «эшелонная» теория развития капитализма, разумеется, с использованием понятийного аппарата формационного (марксистского) подхода к истории [4, с. 20]. Примером может служить коллективная монография И.К. Пантина, Е.Г. Примака, В.Г. Хороса «Революционная традиция в России», изданная в 1986 г., в начале перестройки. Находясь на марксистских позициях стадиального понимания истории, указанные авторы задействовали методологический и понятийный аппарат теории модернизации [29, с. 242].
В разгар перестроечных процессов, в конце 80-х гг. ХХ в., когда сообщество советских историков еще в большей степени стало освобождаться от административно-партократического контроля, приобретает особую значимость проблема моделей трактовки истории, альтернативных общепринятому марксистскому подходу. Начинают формироваться основы цивилизационного подхода, при котором цивилизация рассматривается в качестве целостной общественно-культурной системы, детерминированная комплексом не только исторических, но и географических, биологических, ментальных и национально-этнических факторов. Цивилизация становится, образно выражаясь, главной единицей в изучении истории, а история человечества начинает рассматриваться не как единый всемирно-исторический процесс, а как история отдельных «культурно-исторических типов» (по терминологии русского основателя цивилизационной теории Н.Я. Данилевского) или цивилизаций. На страницах журнала «Народы Азии и Африки» в 1987 г. некоторыми авторами стал ставиться вопрос о самодостаточности нового подхода[24, с. 107]. Новоявленные сторонники цивилизационной теории (пока еще «привязанной» к методологии материалистического взгляда на историю) указывали на разработку нового понятийного аппарата, категориальных норм и должного соотнесения цивилизационной парадигмы со всемирно-исторической (в основе – формационной) доктриной истории. Новый импульс на самом начальном этапе развития гносеологического аспекта цивилизационного подхода был обусловлен дискуссией между философами и историками за «круглым столом», который организовала редакция академического журнала «Вопросы философии» в 1989 г. Материалы этой знаковой для советской историографии дискуссии были опубликованы в указанном журнале под названием «Формация или цивилизация?». Тогда же с подачи историка-востоковеда Л.Б. Алаева[24, с. 107]обозначилась тенденция не вполне логического противопоставления формационного (всемирно-исторического) и цивилизационного подходов. В 1990 г. этот автор в журнале «Народы Азии и Африки» опубликует статью с характерным названием «Формация или цивилизация». До конца перестройки интерес к цивилизационному подходу только возрастал. Проблемы цивилизационной теории обсуждались на уровне некоторых Ученых Советов, например, в Институте международной экономики и международных отношений. Среди печатных работ, заслуживающих внимания, следует выделить статьи И.О. Осадчей «О цивилизационном подходе к анализу капитализма»[28], Э.А. Позднякова «Формационный и цивилизационный подходы»[32], Р. Энтова «Что может дать цивилизационный подход»[42]. В 1991 г. А.С. Панарин защитил докторскую диссертацию по философии на тему «Современный цивилизационный процесс и феномен неоконсерватизма»[30]. Забегая вперед, отметим, что в первой половине 90-х гг. ХХ в., в первые годы новой России, когда отечественная историческая наука окажется в «свободном плавании», в условиях долгожданной свободы, разработка цивилизационного подхода будет происходить по возрастающему вектору. Как уже принято считать ныне, на академическом уровне цивилизационный подход получит относительное признание после статьи эксцеллента нашей историографии, академика Ивана Дмитриевича Ковальченко, опубликовавшего в 1995 г., незадолго до смерти, статью «Многомерность исторического развития. Типология, периодизация, цивилизационный подход»[19].
Следует подчеркнуть, что рост интереса советских историков к цивилизационной теории и у ее отечественных и западных разработчиков происходил в условиях, когда собственно сами книжные труды, излагающие разные модели трактовки истории через призму цивилизационного мировидения еще не были доступны широкому читателю. Книга Н.Я. Данилевского «Россия и Европа», а также труды славянофилов, основоположников цивилизационного подхода, станут достоянием интересующейся альтернативной историей общественности в 90-е гг. ХХ в.,в противоречивую эпоху царя Бориса. Книжные исследования Арнольда Тойнби «Постижение истории» (1934-1961 гг.), считавшиеся на Западе уже давно высочайшим достижением историософской литературы, а также знаменитый труд Освальда Шпенглера «Закат Европы» (1918-1922 гг.) вышли у нас в свет лишь в постсоветский период.
На годы перестройки приходится завершающий этап творческой деятельности Льва Николаевича Гумилева, проработавшего более 30 лет в НИИ при геофаке Ленинградского университета и вышедшего на пенсию в 1987 г. На закате своей яркой жизни творец пассионарной теории ощущал долгожданное относительное признание своих немарксистских взглядов на исторический процесс. В 1990 г. в издательстве Ленинградского университета тиражом 50000 экземпляров наконец была издана его концептуальная работа «Этногенез и биосфера Земли»[13], достойно пополнившая актив отечественной альтернативной историографии. Не все сторонники взглядов Л.Н. Гумилева, очевидно, осознают, что пассионарная схема истории в своей основе имеет богоцентрическуюсуть. Также не всем альтернативным историкам известен тот факт, что Лев Николаевич всегда был верующим человеком, хорошо знавшим основы православия и исполнявшим церковные требы (в детские годы он даже намеревался стать священником). В конце жизни он ратовал за возвращение храмов православной пастве и выступал с докладами на конференциях РПЦ. О богоцентризме Л.Н. Гумилева его ученица, кандидат технических наук О.Г. Новикова отзывается так: «В концепции этногенеза мир сотворен Господом. Природа и люди созданы Им для непрерывного развития; все изменяется по удивительным, установленным Богом законам»[12, с. 6]. Также, по мнению О.Г. Новиковой, его пассионарная концепция подтверждает известные факты истории, не противоречит им и дает возможность прогноза вероятного хода развития.
Цивилизационный подход к истории, изначально ограниченный тогда у нас в основном лишь несколькими моделями отечественных (Н.Я. Данилевский и евразийцы) и западных (О. Шпенглер, А. Тойнби) теоретиков, не являлся единственной альтернативой ортодоксальному марксистскому подходу. Уже с 1990 г. в ментальном измерении теоретической истории начинают проявляться элементы т.н. мета-истории. Начинают оформляться сразу несколько моделей метаисторического подхода к пониманию планетарной истории, основанного на признании провиденциальной подоплеки всемирно-исторического процесса, трансфизического (многомерного) миробытия и влиянии на ход истории высокоразумных божественных и демонических сил со стороны тонких, энергетических миров. Сторонников духовного мировидения привлекало решение основополагающего вопроса бытия касательно вообще смысла истории и исторического существования на методологической почве именно метаистории. Именно проблема конца истории была в центре внимания в поздних трудах Николая Александровича Бердяева, знаменитого религиозного философа, представителя эсхатологической метафизики, в центре которой был вопрос о конечных судьбах человечества. В советское время его творчество было под запретом. Известно отрицательное отношение к нему В. Ленина, который презрительно называл философа «Белибердяевым». Его первые необычные (статейные) труды стали публиковать в СССР еще в начале перестройки. Автор этих строк впервые познакомился с историсофией Н.А. Бердяева в 1987 г., прочитав статейный фрагмент его книги «Судьба России». О метаисторических воззрениях позднего Н.А. Бердяева советские историки получили возможность узнать в 1990 г., когда в издательстве «Книга» тиражом в 195000 (!) экземпляров вышла его автобиографическая работа «Самопознание», ставшая лебединой песней русского мыслителя. В этой работе философ утверждал, что смысл истории лежит за ее пределами и предполагает ее конец, история должна завершиться, ибо в ее пределах неразрешима проблема личности. Суть своего понимания метаистории Николай Александрович определил так: «История происходит в своем историческом времени, вставленном во время космическое. Метаистория же вкоренена во времени экзистенциальном и лишь прорывается во время историческое… Метаисторическое откровение просвечивает в истории, но оно не есть историческое откровение»[5, с. 311]. В самом конце перестроечного времени (1990-1991 гг.) в сознание историков также начинают постепенно проникать идеи и других основоположников метаисторического подхода, а именно религиозного философа Сергея Булгакова (как считается, он впервые употребил термин «метаистория» в книге «Два града» 1911 г.) и мистика-визионера Даниила Андреева.
Метаисторические концепции, основанные на принципах богоцентризма (мета-историзма, по нашей терминологии), представляли по сути надконфессиональные, синкретические разновидности более обширного понятия - религиозно-исторического подхода (теории). На рубеже 80-90-х гг. ХХ в. происходит оформление собственно конфессиональных моделей истории (христианских, исламских, иудейских и проч.). Предметом изучения конфессиональных разновидностей религиозно-исторического подхода является духовное естество человека, душа, ее взаимоотношение с Вселенским Творцом, Богом. В предметном пространстве религиозно-исторического подхода (включая и конфессиональные, и надконфессиональные вариации) возможно, как считают его сторонники, решение главного вопроса историософии, а именно: смысл исторического существования человека, как обладателя индивидуального богоприсутствия – души. Примером религиозно-исторического подхода в его конфессиональном (христианском) варианте может служить четырехтомный книжный проект А. Нечволодова «Сказание о Русской земле», изданный в Екатеринбурге в 1991 г., в самом конце перестроечного времени.
В эпоху Горбачева, в годы начавшегося Ренессанса исторической науки и методологической революции, творцы «новой» хронологии доктор физико-математических наук А.Т. Фоменко и кандидат математических наук Г. Носовский продолжали свои изыскания по разработке новых методов датировки исторических событий. Появляются первые их статейные публикации, готовятся материалы для отдельного книжного издания. В 1989 г. А.Г. Фоменко, Г.В. Носовским и В.В. Калашниковым были сделаны доклады в Академии Наук СССР. На основе этих докладов «новохронологи» опубликовали статью «Датировка Альмагеста по переменным звездным конфигурациям». Через год в издательстве МГУ за счет средств А. Фоменко выходит пухлая монография (439 с.) «Методы статистического анализа нарративных текстов и приложения к хронологии»[39]. Второе, переработанное издание этой книги выйдет в 1996 г. в издательстве «Наука». О том, что дикие, на первый взгляд, идеи «новохронологов» начинают получать признание говорит тот факт, что в 1991 г. в план издательства «Наука» была поставлена книга В.В. Калашникова, Г.В. Носовского, А.Т. Фоменко «Геометрический и статистический анализ звездных конфигураций. Датировка звездного каталога Альмагеста». Рукопись этого необычного научного труда прошла рецензирование и была сдана в типографию. Однако из-за внутриполитических событий в стране, в канун крушения СССР, «Наука» прекратила издание книг, и этот труд выйдет в свет в 1995 г. в издательстве «Факториал», куда из «Науки» были переданы рукописи этого исследования[39]. Таким образом, советские историки, ознакомившиеся с идеями «новохронологов» в конце перестроечного времени были в своем абсолютном большинстве в недоумении и квалифицировали их концептуальные построения как лженаучные. Однако среди нестандартно мыслящих историков были и те немногие индивиды, которые, признавая несовершенство скалигеровской (т.е. официальной) хронологии, действительно видели в «новой» хронологии некое рациональное зерно. С высоты наших дней, действительно, это несовершенство очевидно и необычный подход «новохронологов», конечно, способствует осознанию значимости и актуальности ревизии ортодоксальной модели всемирно-исторической хронологии.
Конец 80-х гг. ХХ в. характеризовался оформлением еще одного перспективного тематического направления в предметном поле академической (а позже и «свободной») историографии, связанным с проблемой происхождения русского и прочих арийских, индоевропейских народов. По сути, происходит возрождение, так называемой, «полярной теории», обоснованной еще в 1903 г. знаменитым индийским ученым Б.Г. Тилаком в книге «Арктическая родина в Ведах». В этом исследовании (опубликованном в России в 2001 г.) [37] Б.Г. Тилак, ссылаясь на Веды и Авесту, пришел к выводу, что прародина ариев была локализована в обитаемой когда-то Арктике, откуда после очередного оледенения арийские расы переселились в Евразию. Существенную роль в трансформации «полярной гипотезы» Б.Г. Тилака в «теорию полярной прародины индоевропейцев» внесла кандидат исторических наук Светлана Васильевна Жарникова (г. Вологда), основной круг научных интересов которой был: Арктическая прародина индоевропейцев; ведические корни северо-русской народной культуры; история Гипербореи. После окончания аспирантуры Института этнографии и антропологии АН СССР С.В. Жарникова защитила кандидатскую диссертацию «Архаические мотивы северно-русской орнаментики (к вопросу о возможных праславянско-индоиранских параллелях)»[16]. Впоследствии свои действительно оригинальные взгляды на древнейшее (арийское) происхождение русского народа, ведической Руси профессор С.В. Жарникова оформила в виде научных книжных трудов: «Древность. Арьи. Славяне» (1996 г.), «Золотая нить» (2003 г.).В этих и других (статейных) работах автор прослеживала ведические истоки северорусской народной культуры и санскритические корни в топо- и гидрономике Русского Севера и пришла к убеждению, что народные орнаменты северных ариев (русов) и жителей Индии, Тибета (а также Ирана) имеют общие корни и мотивы[16].
Подобные взгляды, очевидно, уже на рубеже 80-90-х гг. ХХ в. начинала выражать доктор исторических наук Наталья Романовна Гусева, крупный индолог, специалист по культуре и древним формам религии индийцев. Являясь специалистом по индуизму, Н.Р. Гусева попыталась выявить схожие черты индуистской и славянской мифологии и написала словарь «Русско-санскритических схождений» (450 слов)[14], который впоследствии вошел в книги: «Русские сквозь тысячелетия» (1998 г.) и «Славяне и Арьи. Путь богов и слов» (2001 г.). В своих изысканиях Н.Р. Гусева, несомненно, опиралась на концепцию зарождения арийской цивилизации на Севере Евразии, обоснованной С.В. Жарниковой (а до нее – индийским ученым Б. Тилаком); к книге которой («След ведической Руси») Наталья Романовна написала предисловие[16]. В наше время необычные воззрения Н.Р. Гусевой и С.В. Жарниковой, высказанные еще в конце перестройки, не принимаются большинством ортодоксальных специалистов-ученых, убежденных (без должного основания), что-де подобные концепции в духе арктической (или полярной) теории становятся ментальным полем для «псевдонаучных спекуляций» у русских неоязычников, националистов и даже нацистов.
Весьма нестандартные взгляды на древнейшую историю Руси (дохристианского периода) на грани 80 – 90-х гг. ХХ в. начинал высказывать Петр Михайлович Золин, доктор исторических наук (1991 г.), профессор Новгородского университета, специалист по истории Новгорода и Северо-Запада России, автор серии книг «Русь до Руси», «История и идеология русского народа», «Философия Великой Скифии», «Писмена Великой Скифии», «Протогорода Великой Скифии», «Реальная история России» (в соавторстве с В.М. Кандыбой)[31, с. 344].
Проблемами праславянской письменности, систематизацией и дешифровкой рунических знаков и надписей западных славян иэтруссков в 80-е гг. ХХ в. занимался Геннадий Станиславович Гриневич, кандидат геолого-минерологических наук, языковед, лингвист и одаренный дешифровщик. По его признанию, бабушка Ефросинья Ивановна Шилина (уроженка из крестьян Тульской губернии) знала «черты и резы», знаки которых она вышивала на полотенцах и салфетках, утверждая при этом: «Вот так раньше писали». В 1983 г. Г.С. Гриневич завершил работу над книгой «Праславянская письменность. Результаты дешифровки». (Книга выйдет в свет уже в постсоветское время, в 1993 г. в формате двух томов)[31, с. 309]. Первая статейная публикация по этой проблематике появится в 1984 г. Статья «Праславяне на Крите» была размещена в газете «Советская Россия» (№100/8451) и стала отправной точкой в серии публикаций на эту тему в советских журнальных изданиях, в т.ч. и в журнале «Техника - молодежи» (1988 г.). Г.С. Гриневич глубоко убежденный в том, что славянская письменность имеет на самом деле тысячелетнюю дохристианскую историю, указывает на тот любопытный факт, что еще Екатерина II Великая в своих «Записках касательно русской истории» утверждала: «Славяне задолго до Рождества Христова письмо имели»[31, с. 312]. Криптограф со всей ответственностью признается, что свидетельств тому, что у славян была письменность ранее 60-х гг. IX в. на день сегодняшний уже довольно достаточно; он, к примеру, ссылается на капитальный труд нашего современника В.А. Истрина («Возникновение и развитие письма»), в котором докириллическому письму посвящен целый раздел[31, с. 312].
Перечисленные выше идеологи протоистории своим творчеством на рубеже 80 – 90-х гг. ХХ в. заложили основу, так называемой, альтернативной историографии древнейшей отечественной (и не только) истории, которая получила довольно мощное и естественное развитие уже в 90-е гг. ХХ в. и в «нулевые» годы нашего XXI в. и уже второе десятилетие, презрительно трактуемое ортодоксальными историками (процессуалистами) как фолк-история. Согласно Википедии, фолк-история (псевдоистория, параистория, антиистория, лжеистория, поп-история, самодеятельная история) [38] представляет собой «обобщенное название совокупности претендующих на научность, но не являющихся научными литературно-публицистических трудов и идейно-теоретических концепций на исторические темы, созданных, в основном, непрофессионалами с позиции негационизма». Противники фолк-истории, историки-академисты, к сожалению, смешивают в кучу действительно дикие теории поп-историков и оригинальные, антиматериальные в основе подходы к объяснению древней истории, обоснованные учеными, придерживавшимися духовной картины мира и цивилизованных парадигм с мета-исторической ориентацией. Согласно логике процессуалистов, основоположник цивилизационного подхода Н.Я. Данилевский мог быть также отнесен к фолк-историкам хотя бы на том основании, что был естествоиспытателем (из 46 теоретических трудов 36 посвящены естествознанию) [15, с. 91], а не профессиональным историком. Разве можно относить творчество упомянутой выше профессора С. Жарниковой к области фолк-истории?
* * *
За прошедшие почти три десятилетия после окончания эпохи перестройки и крушения СССР с его идеологизированной научной организацией многими современными специалистами предпринимались попытки многомерного обобщения итогов развития советской историографии, в том числе и моделей альтернативного исторического и историософского мировидения. Первый опыт подобного ответственного анализа выявления основных тенденций развития историографии в последние годы советской власти был сделан в середине 90-х гг. ХХ в. В коллективном проекте «Советская историография», изданном в 1996 г. [36], содержится статья А.П. Логунова «Кризис исторической науки или наука в условиях общественного кризиса», посвященная итогам развития отечественной историографии второй половины 80-х - начала 1990-х гг. Рассматриваемая проблематика стоит в центре внимания исследования Е.Б. Заболотного и В.Д. Камынина «Историческая наука России в конце ХХ-XXI века», вышедшего в свет в Тюмени в 2004 г. На основе опыта подобного обобщения стало принятым считать, что размежевание советских историков по предпочтительности выбора модели трактовки исторического процесса в перестроечное время происходило на основе трех (двух?????)основных направлений: консервативно-коммунистического, либерально-критического. В 90-е гг. ХХ в. предпринимались попытки иных классификаций, когда систематизация исторических трудов осуществлялась по предмету изучения. Примером такой модели систематизации и обоснования основных теорий исторического процесса является коллективная работа екатеринбургских историков, возглавляемых Б.В. Личманом, «Многоконцептуальная история России». Авторы этого проекта объединили разные теории исторического процесса в три основные: 1. Всемирно-историческая теория (направления: историко-материалистическое, историко-либеральное, историко-технологическое); 2. Локально-историческая теория; 3. Религиозно-историческая теория. Если предметом изучения всемирно-исторической теории является общемировое развитие, исторический прогресс, то предметом изучения локально-исторической теории являются локальные цивилизации, отдельные культурно-территориальные образования. В качестве примера применения еще только формирующегося цивилизационного подхода В. Личман и его коллеги приводят монографию Л.Н. Гумилева «Древняя Русь и Великая степь» (М., 1989), а также антологию «Мир России – Евразия» (сост. Л.М. Новикова, И.Н. Сизенская). Книгу же Б.А. Рыбакова «Мир истории» (М., 1987) авторы «Многоконцептуальной истории России» отнесли к историко-материалистической теории, а коллективную книжную работу «История Отечества: люди, идеи, решения» (М., 1991) классифицировали как предметную область историко-либерального направления всемирно-исторической теории [21, с. 20].
Утверждение основ отечественной альтернативной историографии в рассматриваемое время являлось весьма противоречивым, многомерным процессом, обусловленным сложным комплексом факторов, свойственных конкретной внутриполитической ситуации в советском социуме, достигнутому уровню развития академической науки и ее когнитивного потенциала, а также факторам метаисторического порядка. Одной из характерных особенностей становления советской альтернативистики было то важное обстоятельство, что рассматриваемый процесс одновременно протекал как в предметных и методологических границах академической исторической науки, строго контролируемой государственными надстроечными органами (прежде всего Отделом по науке при ЦК КПСС), так и за пределами официальной историографии, в межпредметных областях гуманитарных и даже точных наук (математика, география, геология, астрофизика и проч.), а также в ментальном пространстве зарождающейся немеханистической науки и неакадемической историософии. Следует признать, что подобное положение дел было закономерным. Ибо предмет изучения исторической науки – человек и общество - находится, фигурально выражаясь, в «коллективном пользовании» у всех гуманитарных наук (некоторым образом и у естествознания), а не только у истории, как науки. Кроме того, следует, по всей видимости, признать, что на самом деле предмет изучения исторического прошлого гораздо более широкое понятие и выходит за общепринятые предметные границы изучения человека и человеческого разума, с его позитивистским субстратом, и простирается до духовных областей, когда историку, признающему духовное естество человека, приходится затрагивать архиважный вопрос о взаимодействии человека, носителя души, и Творца всего сущего, Бога. Именно такую модель исторического мировидения начали исповедовать на рубеже 80 – 90-х гг. ХХ в. новоявленные сторонники метаисторического подхода, который получил первоначальное оформление, как указывалось выше, в трудах С. Булгакова, Н. Бердяева и Д. Андреева.
Развитие альтернативистики в предметном пространстве официальной, академической историографии изначально было ограничено жесткими и довольно узкими рамками марксистско-ленинской материалистической методологии. По существу, до конца 80-х гг. ХХ в. теоретические инновации, выглядевшие как проявление альтернативистики, сводились к стремлению отойти от устоявшихся в 30 – нач. 50-х гг. штампов и традиций «Краткого курса ВКП(б)» и попытках по-новому, в ракурсе собственно ленинского взгляда на историю, оценить исторические события императорской России. Основным, многоплановым проблемным комплексом, ставшим главным предметом научного дискурса была проблема развитости русского капитализма и реальная готовность социума и его экономики к социалистическому мироустройству после революции 1917 г. Только в конце перестроечной эпохи на рубеже 80 – 90-х гг. методология советской гуманитарной науки стала решительным образом освобождаться от былого жесткого и бескомпромиссного внимания со стороны государственных надзирательных органов, которые ранее навязывали материалистический взгляд на историю и линейно-формационные парадигмы мышления. В самом конце советской эпохи, помимо формационных моделей трактовки истории, советские историки начинают брать на методологическое вооружение историко-либеральную, историко-технологическую концепции всемирно-исторической (линейной) модели трактовки истории, а также модели нового (для марксистов-историков) цивилизационного (культурно-исторического) подхода. Как говорил М.С. Горбачев, «процесс пошел…» и стала создаваться должная почва для органического развития альтернативных взглядов на исторический процесс.
Однако, уже с середины ХХ в. за методологическими границами академической марксистской историографии, на межпредметных стыках точных и гуманитарных наук и даже вообще за пределами науки в целом начинают формироваться отдельные направления альтернативного исторического мировидения, не совместимые с материалистической линеарной концепцией истории, навязываемой советским историкам государством. Причем в основном творцы «свободной» альтернативистики не являлись профессиональными историками-марксистами, но обладали широкими познаниями в области всемирной истории, имели немеханистическое (духовное) мышление и придерживались «удлиненной» или «укороченной» модели исторической хронологии, несообразной официальной (скалигеровской) линейной хронологической системе. В пространстве «свободной» альтернативистики во второй половине ХХ в. получили развитие такие направления, как: атлантология (Н. Жиров), «новая» хронология (А. Фоменко, Г. Носовский), пассионарное учение (Л. Гумилев), арктическая теория происхождения арийской белой расы и русского народа (С. Жарникова, Н. Гусева), фольк-история, контр-фактическоемодерлирование (Н. Эйдельман, А. Аникин), метаистория (Д. Андреев, Н. Бердяев).
В начале XXI в. мировая наука пребывает в стадии судьбоносной методологической революции, которая ведет к формированию принципиально иной немеханистической, нелинейной, духовной научной картине мира, основанной на постулатах квантовой физики, теоцентризме, а значит – на метаисторической обусловленности исторического процесса. Происходит чудесный «синтез науки, религии и философии» [6], о чем проповедовала в конце XIX в. «матерь теософии» Елена Петровна Блаватская (именно такой подзаголовок был в ее главном труде «Тайная доктрина», в котором автор изложила теософскую теорию исторического процесса, представляющую одну из первых в мире добротно обоснованную альтернативную модель всемирной истории). Совершается то, к чему призывал в конце XIX в. знаменитый германский историк Леональд фон Ранке, убежденный, что историк должен пытаться разглядеть покровительствующую «длань Бога» над историческим процессом, который есть осуществление «божественного плана управления миром» [33, с. 631]. Таким образом, мир оказался сложнее и многомернее, чем это предполагала материалистическая наука ХХ в. Сложнее и многомернее оказалась и историческая картина мира, в которой уже нет места «обезьяньей» теории антропогенеза, учению Ч. Дарвина (подсунутой, как выясняется, этому горе-ученому масонами и иллюминатами). Грядет время глобального переписывания по ней учебников по древнейшей истории. И, надо признать, что нашему современному и освобождающемуся от догм и глупостей прошлого пониманию истории, несомненно, способствуют небесполезные труды альтернативных историков и вообще индивидов с альтернативным материализму мировидением, живших и занимавшихся своим рискованным творчеством в великой атеистической державе – СССР.
Список литературы
1. Андреев Д. Роза Мира. - М.: Мир Урании, 2006. – 608 с.
2. Андреев Даниил Леонидович // https://ru.wikipedia.org/wiki
3. Бабичев Н.Т., Боровский Я.М. Словарь латинских слов: 2500 единиц / Под ред. Я.М. Боровского. - 2-е изд. - М.: Рус.чз, 1986. - 960 с.
4. Басыров Р.Р. Теория модернизации как методологическая основа исследования истории. - Стерлитамак: СФ ГОУ ВПО «МГГУ им.М.Шолохова», 2008. - С.22
5. Бердяев Н.А. Самопознание (опыт философской автобиографии). - М.: Книга, 1991. - 445 с.
6. Блаватская Е.П. Тайная доктрина. В 2-х т. Т.I. Космогенезис. - СПб.: Кристалл, 1998. - 864 с.
7. Блок М. Апология истории (или ремесло историка). - М., 1973.
8. Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура: субъективные заметки об истории советского общества. - М.: Политиздат, 1992. - 352 с.
9. Бочаров А.В. Проблема альтернативности исторического развития: историографические и методологические аспекты. Автореф. дис…. канд. ист. наук, - Томск, 2002.
10. Введение в марксистское обществознание / Бурлацкий Ф.М., Галкин А.А., Красин Ю.А., Плетнев Э.П. - М.: Политиздат, 1989. - 303 с.
11. Горбачев М.С. Октябрь и перестройка: Революция продолжается. - М.: Изд-во политической литературы, 1987. - 61 с.
12. Гумилев Л.Н. Струна истории. Лекции по этнологии. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Айрис-Пресс, 2008. - 608 с.
13. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л.: Гидрометеоиздат, 1990. - 526 с.
14. Гусева Наталья Романовна // http://ru.wikipedia.org/wiki
15. Данилевский Николай Яковлевич // Кириленко Г.Г. Шевцов Е.В. Краткий философский словарь. - М.: «Слово», 2003. - С. 91.
16. Жарникова С.В. След Ведической Руси. Научное обоснование зарождения арийской цивилизации на севере Евразии. - М.: Патриотика, 2015. - 272 с.
17. Жиров Н.Ф. Атлантида. Основные проблемы атлантологии. - М.: Вече, 2004. - 506 с.
18. Название статьи// «Рабочий класс и современный мир», 1989. № 1-2.
19. Ковальченко И.Д. Многомерность исторического развития. Типология, периодизация, цивилизационный подход // Свободная мысль, 1995. № 10. - С. 78-79.
20. Коллингвуд Р. Дж. Идея Истории. Автобиография. - М., 1980.
21. Многоконцептуальная история России. К.I. С древних времен до конца XIX века / Под ред. Б.В. Личмана. - Екатеринбург: «СВ-96», 2000.
22. Могильницкий Б.Г. Альтернативность в истории советского общества. - М.: Наука, 1989.
23. Могильницкий Б.Г. Введение в методологию истории. Учеб. пособие для студ. вузов, обучающихся по специальности «История». - М.: Высшая школа, 1989. – 174 с.
24. Морозов И.М. Понятие «Цивилизационный подход» в отечественной историографии на рубеже ХХ-XXI вв. // Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 23 (238). С. 104-114.
25. Новикова Л.И. Цивилизация и культура в историческом процессе. Материалы докладов советских ученых к XVII Всемирному философскому конгрессу «Философия и культура» (Канада, Монреаль, 21-27 августа 1983). - М., 1983. - С. 4-9.
26. Новое направление // http://ru.wikipedia.org/wiki
27. Октябрь 1917: величайшее событие века или социальная катастрофа / Под ред. П.В. Волобуева. - М.: Политиздат, 1991. - 240 с.
28. Осадчая И.О. О цивилизационном подходе и анализе капитализма // Мировая экономика и международные отношения. 1991, №5. - С. 6.
29. Отечественная историческая наука на современном этапе: учеб. пособие по спецкурсу для студ. исторических факультетов / Е.М. Аллагулова, Р.Р. Басыров, С.Г. Басырова, Э.В. Мухаметзянова, О.С. Павлова, М.Д. Тикеев, О.Н. Туриянова, Л.Я. Юсупова; отв. ред. Д.П. Самородов. - Стерлитамак: Стерлитамакский филиал БашГУ, 2013. - 350 с.
30. Панарин А.С. Современный цивилизационный процесс и феномен неоконсерватизма: автореф. дис. … докт. филос. наук. - М., 1991.
31. Пензев К. Альтернативная история России. От Михаила Ломоносова до Михаила Задорнова. - М.: Книжный мир, 2016. - 576 с.
32. Поздняков Э.А. Формационный и цивилизационный подходы // Международная экономика и международные отношения.1990, №5. - С. 46-59.
33. Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время. В поисках утраченного. - М.: «Языки русской культуры», 1997. С. 631.
34. Самородов Д.П. Проблема корреляции солнечного фактора и всемирно-исторического процесса в научных изысканиях профессора А.Л. Чижевского // Великая Российская революция 1917 г.: методология, источники, историография: Сб. материалов Всерос. научн.-практ. конф., Республика Башкортостан, г. Стерлитамак, 29 сентября 2017 г. / отв. ред. Д.П. Самородов, зам. отв. ред А.А. Богданова. – Стерлитамак: Стерлитамакский филиал БашГУ, 2017. - С. 5-16.
35. Секлитова Л.А., Стрельникова Л.Л. Словарь космической философии. - М.: Амрита-Русь, 2004. - 208 с.
36. Автор.Советская историография. - М., 1996.
37. Тилак Б.Г. Арктическая родина в Ведах // Пер. в англ., 2001. - 528 с.
38. Фолк-хистори // http://ru.wikipedia.org/wiki/Фолк-хистори
39. Фоменко Анатолий Тимофеевич // http://ru.wikipedia.org/wiki
40. Цивилизация как проблема исторического материализма: Сб. ст. - М., 1983. Ч. 1-3.
41. Эйдельман Н.Я. Апостол Сергей: Повесть о Сергее Муравьеве-Апостоле. - М.: Политиздат, 1975. - 391 с.
42. Энтов Р. Что может дать цивилизационный подход // Международная экономика и международные отношения. 1991, №5.