Страсти по небу

   Давно это было.  Более семидесяти лет назад,  когда я увидел в небе свой первый самолёт. Уже и жизнь, можно сказать, прошла, а я всё не могу забыть тот удивительный день, когда, услышав грохот над головой, от которого задрожали стены, стремглав выскочил из дома на крыльцо, да и остался там стоять с запрокинутой головой и открытым ртом. Самолёта уже и след простыл, а я, поражённый увиденным, стоял и смотрел в небо, отчаянно ожидая, что он снова там появится со своим сказочным громом-грохотом, словно предвестник внезапного летнего ливня. Явление это было настолько неожиданным и ярким, что я до сих пор помню эту картинку в мельчайших подробностях.  Самолёт летел так низко, что, казалось, закрывал собой полнеба. Он был зелёным с ярко-красной звездой на хвосте.  Его моторы оглушительно ревели прямо у меня над головой, а сам он в развороте описывал в ярком и пустом небе круг над нашим домом и… не падал. Это казалось мне настолько невероятным, что я от потрясения не мог сдвинуться с места.  Матери пришлось силой увести меня в дом. Так я впервые открыл для себя небо.
   Небо… На земле сейчас живёт более семи миллиардов человек. И каждый из нас, живущих на самой красивой планете солнечной системы, постоянно смотрит в небо, поражаясь  его непостижимой бесконечности. Смотрит даже тогда, когда не замечает этого. И это – наше общее небо. Одно на всех.
   И, тем не менее, у каждого из нас – своё небо. Так уж устроен человек.
Проснувшийся ранним утром малыш рад первым солнечным лучикам, ведь они такие яркие и тёплые.  И он знает, что скоро они  согреют его на влажном песке после купания в холодном пруду. И, поэтому,  неодобрительно смотрит на редкую кучёвку, которая время от времени закрывает жаркое солнце, что делает его первые прогнозы неопределёнными. Он переживает.  Наверное, так рождается синоптик.
А вот почерневший от солнца фермер, с надеждой,  из-под руки вглядывается в небо  за самый горизонт – но там ни облачка. Первые предвестники дождя, кучево-дождевые облака, закрывшие, было, чуть ли не полнеба, пронесло стороной – над полями снова палящее солнце. И лишь гром далеким эхом обозначил, куда ушла Господня благодать – земля истосковалась по влаге.
  – Бог даст, и у нас завтра польёт, – успокаивает себя селянин.
  Тёмное ночное небо с мириадами мерцающих звёзд любят рассматривать влюблённые и астрономы. Ночное небо обворожительно. Когда с ним остаёшься наедине и начинаешь погружаться в этот, без конца и края мерцающий мир, и ваши глаза,  кажется, непроизвольно и бесконечно увеличивают угол периферийного зрения – и вот уже небо у вас  не только над головой, а со всех сторон – вы Владыка мира! Вам кажется, что вам принадлежит Вселенная. И вы становитесь безумно щедрым, раздаривая любимым барышням целые созвездия. Я тоже это делал в молодые годы. Сейчас я дарю Луну.  Она ярче, ведь многих звёзд мне уже не рассмотреть…
  Я ведь такой древний, что мои воспоминания по времени относятся к  шестидесятым прошлого столетия. Всё чаще моя память ностальгически высвечивает  рабочее ночное небо моей лётной юности. Вот, пожалуйста: обычный рейсовый полёт на самолёте Ил-14 по маршруту Хабаровск – Николаевск-на-Амуре – Хабаровск. Зима, ночь. Антициклон, проникший с северной части континента принёс холодный воздух, безоблачное небо и видимость «миллион на миллион». Что особенно хорошо было заметно в Николаевске при заходе на посадку, которую пришлось выполнять в самый предрассветный час. В  восточной части неба, где-то над Охой на Сахалине, уже хорошо видно, как начал робко проявляться пока ещё приглушённый  размытый рассвет. В кабине уютная рабочая обстановка в предвкушении скорого приземления и вкусного завтрака с непременным амурским карасём, жаренным в сметане.
К этому времени шасси, закрылки выпущены, машина плотно сидит в морозном воздухе, снижаясь на малых оборотах к дальнему приводу. Чистый предрассветный воздух прозрачен настолько, что я зачарованно рассматриваю как непривычно чёткую гирлянду огней подхода, так и необычно большое количество ярких звёзд в западной части чёрного с тёмно-синим отливом неба. Эта  потрясающая картина настолько выразительна и объёмна, что я невольно начинаю испытывать внутреннее торжество из-за своего участия в жизни Вселенной. А в душе такое неистовое воодушевление, что кажется, горы могу свернуть, что бы они не путались внизу под ногами.
Позже, когда мне пришлось летать на самом скоростном и высотном лайнере «Аэрофлота» Ту-104, уже из стратосферы я ближе увидел это, невообразимо красивое, ночное небо. Это была пугающе чёрная мерцающая бездна, поражавшая сознание своей непостижимой загадочной жизнью. Вглядываясь в неё, я ощущал дыхание космоса. Кристально чистый разряжённый воздух был настолько прозрачен, что казалось, при желании, протянув руку, вы сможете набрать себе целую горсть прекрасных светлячков-светодиодов, щедро рассыпанных по небосклону.  На память о своём небесном восхождении.
  Когда летишь в ночном небе из Москвы в Хабаровск – летишь навстречу утренней заре. Ночь в полёте стремительно приближает вас к той неизбежной  вспышке ослепительного восхода, который, терпеливо поджидая далеко за горизонтом, всё равно ошеломит взрывом неземных  фантастических красок.
А, казалось бы, что интересного можно увидеть в стратосфере днём на рабочей высоте десять-одинадцать тысяч метров? Сейчас расскажу. Но вначале – что приходиться видеть перед тем, как туда заберёшься. Вот вспоминаю…  Хабаровск.
  Один из тех осенних промозглых дней с пронизывающим холодным ветром с Амура,  когда приходит в голову крамольная мысль, поменять место жительства. И, правда, на душе так же неуютно, как и на мокрых улицах с неубранной листвой.  Низкая облачность. Моросящий дождь с порывистым ветром. Тоскливый скрип деревьев. И полная улица одиноких людей. Индивидуальные зонты разделили даже влюблённых, каждый идёт сам по себе. В автобусе давка, промокшие пассажиры, вялая перебранка, дефицит времени – до вылета остаётся всего ничего, а время в пути тридцать минут. Приехали. Снова дождь в лицо, его капли за воротником, – зонт явно не оправдывает надежды. Стартовый предполётный медосмотр и она, врач средних лет, красивая и опасная.
  – Как самочувствие? 
  – Радостное.
  – Даже в такой пасмурный и дождливый день?
  – У меня в душе солнечно и ясно, доктор. Вы же знаете, когда я вас вижу…
  – Приятно слышать. Значит, так и запишем – по состоянию здоровья к полёту допускается. Счастливо!
Предполётная подготовка. Метео:
  – Полёт будет проходить в тыловой части циклона, на десять тысяч пойдёте сверх облаков…
  Регламбюро, штурманская, оружейная комната, диспетчер АДП:
  – Эшелон десять тысяч, Иркутск принимает, запасной Усть-Орда. Счастливого полёта!
Дождь. Короткие перебежки, трап самолёта, дежурная по посадке, привычно орущая на пассажиров, натянутые улыбки стюардесс. Наконец, кресло. Когда-то вожделенное командирское кресло, предел мечтаний вторых пилотов.  На Ту-104 оно и впрямь похоже на царский трон – свободное, рассчитанное на крупногабаритного лётчика, со спинкой выше головы и шикарными подлокотниками, обтянутое натуральной кожей – я больше ни на одном самолёте не встречал столь подчёркнутого уважения к лётчику.
Экипаж на своих местах. Уныло, в унисон погоде, звучат доклады о готовности к запуску двигателей.
  – Хабаровск-руление, я – 42356 прошу запуск.
  – 42356, запуск разрешаю.
  Запуск на Ту-104 автоматический, осуществляется нажатием одной кнопки.  Надавил пальцем и, глядя на приборы контроля силовой установки, ждёшь, когда где-то снизу, сзади, в самом центре самолётного чрева появится первый робкий вздох турбины. Пошли обороты. Рука на рычаге управления двигателем (РУД), готовая тут же его выключить, в случае заброса температуры газов. Запуск второго. Треск и щелчки включаемых АЗСов, доклады. Каждый член экипажа включает своё оборудование, осматривая и проверяя его исправность. Все действия экипажа подробно расписаны в контрольной карте обязательных проверок готовности на каждом этапе перед взлётом и посадкой. Штурман читает очередной раздел карты, с тем, что бы все выполнили необходимые действия и проконтролировали их. Не знаю, как сейчас, но у нас тогда эта процедура называлась «Отче наш». Выруливаем на предварительный.
– Хабаровск-старт, я – 42356, разрешите исполнительный?
– 42356, занимайте исполнительный.
Руление на тяжёлой машине с двигателями, приёмистость которых желает быть лучше, имеет свои особенности. В этом случае, всегда стараешься максимально использовать инерцию движения, подпитывая её небольшими оборотами.  Упустил момент, особенно перед разворотом, и дрожит земля вместе с аэродромными постройками от оглушительного рёва РД-ЗМ-500, выдающего на взлётном режиме 9500 кг тяги (один!) и ещё больше децибел, выживая аэродромных сусликов на другой берег Амура – шумопоглащающих устройств в те времена ещё не придумали.
В отличие от более легких Ил-18 и Ан-12, кланяющихся на рулении  при подтормаживании, Ту-104 идёт ровно, солидно, как танк. Как правило. И может быть лишь в конце полёта, под занавес, усталый лётчик энергичнее обычного нажмёт на тормозные гашетки, и «Туполь», словно утомлённый бычёк, мотнув головой, остановится, как вкопанный – подавайте тягач, сам больше ни шагу, устал. Да и мощная струя истекающих газов небезопасна на перроне. Зато на полосе, особенно если место взлёта находится на другом её конце, можно дать себе волю – дрожит ВПП, – на такой скорости взлетает другая техника, а мы просто «энергично» занимаем исполнительный.
  Заруливаем в самый конец полосы, по привычке экономя каждый её метр.  А вдруг, не дай Бог, пригодится, и этот метр окажется той спасительной соломинкой, за которую, как известно, хватается утопающий. На взлёте этот запас совсем не лишний на случай отказа двигателя в самый неподходящий момент. В кармане ВПП разворачиваемся и строго по осевой занимаем исполнительный старт.  Снова «Отче наш» и, наконец, звучит заветное «42356, взлёт разрешаю!»
РУДы плавно, но достаточно энергично перемещаю вперёд, схватывая  подсознанием нарастающий, кажется, из недр земли – всё вокруг дрожит, –  всепоглощающий рёв турбин. Зажатые тормоза, словно путы, сдерживающие истосковавшегося по воле своенравного жеребца. Во всем теле лайнера дрожь в предвкушении свободы. Теперь плавненько, но, главное, синхронно эти путы отпустить, чтобы во время первоначального рывка не сойти с осевой. И здесь, словно, кто-то невидимый плотно впечатывает меня в спинку кресла, а навстречу уже несутся с пугающим ускорением серые плиты ВПП, и замедлить это бешеное движение можно лишь одним способом – взяв штурвал на себя.
  – Отрыв, скорость 300.
  – Убрать шасси!
  – Убрать закрылки!
  Стук амортстоек шасси, вставших на замки, щелчки створок и… тишина. Впечатление, как будто весь этот серый, суетный, шумный и дождливый мир проваливается куда-то в тартарары, а мы, окунувшись в белое безмолвие, волею судьбы, оказавшись праведниками, устремились наверх к самому Господу Богу. Наверное, на покаяние, подсказывает внутренний голос.
А вот и оно, небо! Правда, пока забитое слоисто-дождевой облачностью, старательно умывшей наш серебристый лайнер, как заботливая мать ребёнка перед выходом в люди.  В этот раз туалет длится не долго – тысячи  на две осадки прекратились, и машина, набравшая установленную скорость набора, словно застыла в молоке. Лишь характерный шум воздуха в системе наддува и кондиционирования поддерживает реальный образ полёта.
  Полная загрузка и заправка дают о себе знать – вертикальная по вариометру не  показывает и десяти. А ведь когда взлетаешь с заправкой 15 тонн до Владивостока, машина отрывается с первой половины полосы, и  глотает высоту до 15 метров в секунду и выше.
  Лайнер, изредка вздрагивая, словно птица, сбрасывающая с себя остатки влаги, удивительно прочно сидит в воздухе. Стрелки высотомера, энергично наматывают эшелон, а мощь лайнера, к которой привыкнуть невозможно, благотворным бальзамом растекается по всему телу. Скорость в наборе 600 км/час по прибору (против 230 на Ил-14)  настолько вдохновляет, что, кажется, сознание, опережая реальность, само возносит тебя на седьмое небо к Создателю. И вдруг… Ослепительным взрывом ярких солнечных лучей небо врывается в кабину, заполняя её самые потаённые уголки.  На лобовом стекле фотовспышкой рвётся последний  белый клок облачной взвеси, которая, не успев оставить после себя даже капли, исчезает, испаряется. А вокруг, насколько хватает остроты ваших глаз, до самого края неба, до самой невообразимой бесконечности раскинулся фантастически ослепительный  океан, безбрежность которого поражает и не укладывается в сознании. Его хаотично клубящиеся волны причудливых форм, не пустившие солнечные лучи на землю, извиваются и рвутся в клочья, тотчас обесценивая ваше воображение – разве можно было бы представить себе подобную картину, не побывав здесь, не теряя рассудок? И вот вся эта грандиозная предтеча Вселенной величественно и торжественно, словно в замедленной съёмке, начинает медленно уходить вниз, повторяя путь суматошной и дождливой Земли, проделанный несколькими минутами раньше. Что ещё больше укрепляет мысль о нашей несомненной причастности к тому, что творится в этом загадочном и всё ещё во многом таинственном для нас мире.  Кажется, мозг открывает какие-то новые файлы сознания, недоступные раньше. А в душе – невероятно пьянящее чувство  возвышенной неземной свободы и подсознательное желание взбираться всё выше, выше и выше…
  Где предел человеческому устремлению ввысь и существует ли он вообще?..
Вот я и думаю: когда человек, воздев руки, просит помощи свыше, он смотрит в небо. Там, по его представлению, находится Создатель всего земного. И только Он способен рассудить добро и зло. Думаю, таким образом, человек подсознательно заявляет о своей причастности к Вселенной, и в своих устремлениях в небо пока робко пытается найти там своё место. Иначе чем объяснить почти физическую жажду неба тех, кто посвятил себя лётной работе, и уход с неё воспринимает как личную трагедию?
  А что говорят о небе учёные? Очень занимательные вещи говорят. На научном языке небом называется воображаемая вспомогательная небесная сфера, купол произвольного радиуса, на который проецируются небесные светила. Это понятие применяется в астрономии для изучения взаимного расположения и движения космических объектов на основе определения их координат на небесной сфере. Однако до космоса нам пока далековато, поэтому предлагаю чётко уяснить, что собой представляет более приземлённый (буквально – приземный) слой воздушной оболочки земли, называемый атмосферой. Прежде всего, этот слой до высоты 100 км по своему составу практически не меняется. Не плохо бы запомнить, что в воздухе содержится (по объёму) 78% азота, 21% кислорода и около 1% других газов и примесей.
По характеру распределения температуры с поднятием на высоту, пытливые люди давно уже разделили атмосферу на четыре основные сферы: тропосферу, стратосферу, мезосферу, термосферу и три переходных слоя между ними: тропопаузу, стратопаузу и мезопаузу. Легко догадаться, что нас, как лётчиков, практически наиболее полно будет интересовать приземный слой атмосферы, высотой до 20 км.
  Самый рабочий для авиации слой атмосферы – тропосфера занимает высоту 7-10 км у полюсов и до 16-18 км в экваториальных районах. Это как раз тот слой, в котором развиваются все явления погоды, так или иначе влияющие на безопасность полётов. В тропосфере происходит образование облаков, возникновение туманов, гроз, метелей, наблюдается обледенение и другие опасные явления погоды. Любопытно, что температура в этом слое падает с высотой в среднем на 6,5° через километр. Далее идёт переходный слой – тропопауза, отделяющая тропосферу от стратосферы. Толщина этого слоя не постоянна – от нескольких сотен метров до нескольких километров. И последний слой атмосферы, где на сегодняшний день осуществляется практическая деятельность авиации – стратосфера. Этот слой расположен выше тропопаузы и заканчивается на высоте около 35 км. Полёт в стратосфере из-за отсутствия сильного вертикального движения воздуха, по сравнению с тропосферой, как правило, спокоен. Интересно, правда? Но это только начало.

   Небо бывает разным. Приятное глазу, яркое голубое небо сближает людей и сокращает расстояния. Хмурое, свинцовое небо, похожее на ультрамарин с преобладанием чёрного, вопреки известному «…у природы нет плохой погоды», подавляет и  вызывает беспокойство. Такое небо частенько навсегда забирает к себе своих посетителей.  Поэтому, когда вы смотрите в небо, помните, что в наше время там сейчас постоянно находится  более двенадцати тысяч самолётов одновременно.  Не забывайте им всем пожелать счастливого полёта и удачного приземления.