Прощание славянки, часть 1

Олеся Воронова вызвали к начальнику лагеря. Майор был очень добр к нему:
- Из Берлина приезжает комиссия.  Необходимо порадовать их победным маршем нашей доблестной армии.
- Герр. майор, Вы же знаете, я только-только с ефрейтором Гансом разучил мелодию к песне «Мой милый Августин», - оторопело отозвался Олесь.
- Ничего у тебя неделя на подготовку. Я дам вам граммофон и пластинку. Вы с Гансом разучите марш. Он на губной гармошке будет подыгрывать тебе, - настаивал майор. – Я думаю, у вас все получится.
- Герр. майор гармошка, на которой я играю, не подойдет для торжественного марша. А потом нельзя, что бы Ганс подыгрывал на губной гармошке. Он все испортит, - стал неуверенно возражать Олесь.

Майор заговорчески махнул рукой, мол, иди сюда. Олесь подошел поближе. Майор открыл шкаф:
- Ради такого случая я выписал из Берлина аккордеон. Этот инструмент подарил мне отец, когда я несмышленым мальцом, ходил учиться играть на аккордеоне. Не послушал я отца, пошел в гитлерюгенд и сделал военную карьеру. Хотя мой отец постоянно твердил, что нет ничего прекраснее вечной музыки.
Олесь так и ахнул. О таком инструменте он и мечтать не мог. Клавиши и кнопки ярко блестели в лучах солнца, которое проникло в шкаф и осветило прекрасную вещь.
- Я буду вам выдавать его на репетиции. Смотри не подведи! От этой проверки зависит мое повышение и перевод в Берлин. Воронин, ты ведь закончил Киевскую консерваторию. Я думаю, тебе не составит большого труда  обучить такого оболтуса в музыке, как я, - весело засмеялся майор. – Я все-таки хочу исполнить предсмертную волю отца. А это тебе аванс, - майор бросил на стол перед Олесем плитку шоколада.
 
Олесь взял ее, но по дороге в барак не стал есть. В бараке были двое молодых военнопленных, которые были ослаблены непосильным трудом на каменоломне. Их нужно было поддержать. А Олеся на неделю освобождают от работ, он сможет отдохнуть и набраться сил.

В бараке его ждал старший. Остальные уже спали тяжелым сном натруженных людей.
- Что там было? – спросил старший.
- Вот, нужно будет отдать Петренко и Бокию. Они совсем ослабли. Завтра их могут пристрелить, как это делает обер-лейтенант Шмидте.
Старший разбудил военнопленных Петренко и Бокия, разделил плитку шоколада на две части и отдал им.

Молодой военнопленный Петренко, который в свои двадцать лет больше походил на семидесятилетнего старика, бережно взял свою половинку плитки и потихоньку, по маленькому кусочку стал его сосать. Но, как он не старался растянуть удовольствие, шоколад все равно очень быстро закончился. Он, молча, поблагодарил глазами Олеся,  бухнулся на свои нары и мгновенно заснул. 

Бокий же наоборот съел свою половинку плитки, практически, мгновенно и тоже провалился в бездну сна.

Выполнив свою благотворительную миссию, Олесь и старший по бараку отошли к столу в конце барака. Старший все настаивал:
- Я вижу, тебе майор поручил ответственное дело, раз он не скупится на подачки?
- Да, ты угадал. Я должен сыграть через неделю фашистский победный марш перед Берлинской комиссией, - ответил Олесь, как на допросе.
- И ты будешь играть за победу фашистов? – недовольно спросил старший.
- А, что ты мне прикажешь делать? – недоумевая, тихо воскликнул Олесь.

Старший был лейтенантом Красной Армии. В плен он попал в котле под Киевом. Когда немцы взяли в кольцо более трех миллионов солдат. Зная, что всех офицеров немцы расстреливают, он снял свою гимнастерку со знаками различия.

Теперь же он работал на каменоломне в Силезии и жалел, что проявил малодушие и не был расстрелян с другими офицерами, которые не унизились до мелкого страха перед смертью. Он разговаривал со многими из них перед расстрелом и все ругали Сталина и командный состав Красной Армии за бестолковое руководство, приведшее к котлу под Киевом вначале войны.

Но, не смотря на это, он был возмущен неопределенной позицией Олеся. Как можно играть гимны за победу над их родной страной? Для себя он решил: Олесь не пойдет играть для врагов победные марши. В последнюю ночь перед игрой он задушит его своими руками, но Олесю сказал:
- И не гадко тебе будет жить после прямого предательства Родины?
- В чем же я ее предаю? – возмутился Олесь.
- А ты не понимаешь. Фашистам только этого и нужно, чтобы мы русские люди прославляли силу и мощь германского оружия, - как на политзанятиях, которые старший проводил перед солдатами, когда служил в Красной  Армии, начал он.
- Прекрати, старшой, мы не дома. Здесь каждый сам за себя. После удачной игры меня, возможно, майор возьмет с собой в Берлин. Я всегда мечтал играть на прекрасном немецком аккордеоне. У нас в стране таких еще не научились производить, - размечтался Олесь.
- Гнилая твоя душонка, Олесь. Ты уже сейчас предал свою Родину, своих родителей, жену, детей. Подумай? Нужен ли ты будешь им такой, какой ты есть? – завершил разговор старший.

Они разошлись по своим нарам. Но Олесь долго не мог уснуть от разговора со старшим. Ему снилась его жена, строгая женщина, которая работала на заводе секретарем директора большого завода. Она ему грозила пальцем и говорила:
- Не приходи домой. Я тебя на порог не пущу.

Не знал Олесь, что его жена погибла, когда предатель провалил ее явку в Киеве, оккупированном немцами, и она отстреливалась от немецких солдат до последнего патрона, а потом гранатой взорвала свой дом вместе с младшими детьми. Не знал он также, что его старшая дочь отучилась на  курсах радисток и погибла в лесу, когда передавала сообщение Красной Армии в тылу врага.

И, наверное, ему не суждено было узнать об этом? Для него они были живыми. Он думал, что невзгоды войны, коснулись только его одного. Но самая страшная война, какая только была в мире, коснулась всех и старого и молодого. Против врага воевали все: дома, леса и бескрайние русские поля. Фашистам нигде не было покоя.

И даже здесь тяжелый труд не сломил дух старшого, а он, Олесь, размечтался о легкой жизни артиста в Берлине. После удачного выступления Олеся пред комиссией эсесовцев его могли взять в Берлин.

(Продолжение 10.02.19)