Ночь перед казнью

Завтра… Нет! Уже сегодня утром меня казнят. Казнят как государственного преступника и изменника Родины, задумавшего совершить переворот и захватить власть. Что-же…, обвинившие меня, они при Власти и имеют теперь полное право распоряжаться моей жизнью.
Но Честь моя, останется со мной…
Жалко, правда уходить из жизни с клеймом преступника и предателя! Но ничего, надеюсь, потомки будут достаточно мудры, что бы разобраться, кто прав, а кто поистине виновен. Если же нет… тогда не стоит «метать бисер перед свиньями», как любят говорить несториане, повторяя слова мудреца Назорея (так христиане-несториане называли Иисуса Христа – Б.А.).
Но я не мог поступить иначе, видя что Держава, созданная нашими трудами становиться лишь забавной игрушкой в тонких изнеженных пальцах людей, считающих, что лишь по праву рождения и крови они имеют право вершить судьбу Державы и народа.
Нет уже людей, готовых просто отдать Власть, как сделал это Толуй, передав власть Угедею, одному из своих старших братьев. А когда было нужно, не дрогнув пошел и совершил обряд «дзолик гаргаху», выкупив своей жизнью, жизнь своего брата и Великого Хана. Тогда Угедей тяжело заболел и шаманы разжигали костры, били в бубны и напрасно просили духов – хозяинов местных земель и вод, принять вместо души Угэдэя золото, серебро, скот или съестное в качестве дзолика - выкупа. Но духи не соглашались, и устами шаманов сказали, что выкупом может стать только родственник больного. Присутствовавший при этом Толуй со словами «вместо Угедей-хана возьми меня, ему дай исцеление от этого недуга, а его недуг вложи в меня» выпил заговорённую шаманами воду. И вскоре Толуй умер, а Угедей - поправился…
Вот такие люди, готовые пожертвовать собой ради благополучия страны и создавали, страдая от голода и холода, ран и болезней, скрепляя своей кровью, нашу Державу.
А потом Власть захватило бабье и началось «бабье царство» с чехардой любимчиков, наушничеством, сплетнями, которым верили больше чем фактам. Страшное это время - времена регентства Туракин – жены Угедея и матери Гуюка.
Туракина-хатун упивалась обрушившейся на нее неограниченной властью. На словах всячески утверждая свою верность заветам Чингис-хана, Туракина, придя к власти, повела политику, прямо противоречащую его заповедям. Лишенная государственного ума, недалекая, но хитрая ханша употребляла власть так, что оказались, поколеблены самые устои Монгольской империи. Жалкая временщица, окруженная многочисленными лизоблюдами, прихлебателями и фаворитами, Туракина-хатун вела политику отстранения от власти старых кадров, и замену их на людей из своего окружения, пустых, глупых и хвастливых, единственными достоинствами которых являлись послушание и преданность регентше. Интриги и произвол достигли своего расцвета.
Даже соратники самого Великого Хана Чингиса не избежали преследований и репрессий. Туракина приказала арестовать Чинкая и Махмуд Ялавача. Спасая свои жизни им пришлось бежать, и скрываться.
Впал в немилость и был отстранен от дел знаменитый Елюй Чуцай, к советам которого прислушивались Чингис-хан и Угедей.
Подозрительно быстро умер Субудай-багатур, непобедимый полководец, имевший непререкаемый авторитет в гвардии и армии.
Преданность нойонов и армейских командиров Туракина покупала богатыми подарками. Пользуясь слабостью центральной власти, во все тяжкие пустилась и имперская элита, самовольно раздавая ярлыки, пайцы и бумаги на получение денег из казны, уже не оглядываясь на деградирующую власть Каракорума. Все очевидней становилась угроза полного распада государства, созданного Чингис-ханом.
Всю жизнь я помогал, как мог своему старшему брату, собирать племена, жившие за войлочными стенами и кочевавшими по степи в единую державу. Когда мать наша, Оэлун, вышла замуж за Мунлика , его четыре сына стали нашими сводными братьями, и помогали нам во всем. Особенно старался Кокочу, ставший прославленным шаманом, под прозвищем Теб-Тенгри. Люди считали, что он умеет восходить на небо и договариваться с самыми сильными духами.
После того, как Чингис-хан стал повелителем обширной кочевой империи, Кокочу совсем не хотел оставаться в тени. Ему хотелось использовать свое положение шамана, общающегося с духами, и свое влияние на Чингиса для того, чтобы вмешиваться в дела империи. Искусными интригами, он чуть было не поссорил насмерть родных братьев, и только вмешательство матери, спасло их от кровопролития .
И когда интриги Верховного шамана стали известны, то именно я по приказу Великого Хана сломал ему спину, не испугавшись не людей, не духов…
И мне было страшно, что империя, созданная нашими трудами раскрошиться на куски, как крошиться сухая лепешка, в трясущихся пальцах, жадно поедающего её человека…
Я долго терпел… Может быть даже непозволительно долго… Старые люди терпеливы... Им иногда кажется, что глупость молодости у людей пройдет и они образумятся... Но любому терпению, даже самому терпеливому терпению, наступает конец. Даже самый забитый раб-богол, хватается за палку, когда переполняется чаша его терпения.
И вот однажды, во время официальной торжественной церемонии, в юрте полной сановниками, чиновниками и слугами, я встал и громогласно высказал этой напыщенной женщине, все что думаю, о ней, её методах правления и об её приближенных. Эта тварь щурилась, сделавшись похожей на готовую к атаке змею, а её прихлебатели только опускали глаза, не смея пересечься со мной взглядами И я видел, что многим хотелось, нарушая этикет, выскочить и убежать их ханской юрты. Речь эту потом шепотом пересказывали у лагерных костров и простые воины и скотоводы кланялись мне с величайшим почтением, как Великому Хану...
За мной пришли через семь дней. Видимо выжидали, не побегу ли я… Но я не побежал. Не чувствовал себя в чем то виноватым, да и стар я уже чтобы бегать и скрываться.
Арестовавшие меня гвардейцы, скрючившись в седлах, стыдливо отводили взгляд, а я шел гордо подняв голову… Да, да! Меня, старика, вели пешком через весь Карокорум, лишив достоинства ехать на коне.
И вот завтра, на рассвете, после того, как я выпью свою последнюю пиалу кумыса, меня, казнят. Казнят по обвинению в попытке государственного переворота. Казнят, без пролития крови, сломав позвоночник, и оказывая таким образом последнюю милость мне, а может просто не решаясь совершить окончательное святотатство и пролить такую кровь… Кто-знает? Но одно знаю точно, что я остававшийся хранить коренной юрт, в то время когда мой брат уходил в очередной поход на врагов, все сделал правильно! Ведь властители приходят и уходят, а народ остается… И если ты считаешь себя, настоящим человеком (не люблю я это новомодное слово «чингизид», которым бахвалятся в последнее время все кому не лень, словно происхождение от Темучина, делает их какими-то необыкновенными людьми), то для своего народа должен вынуть сердце своё и отдать всю свою кровь до последней капли. И поэтому я - Тэмуге-отчигин, четвертый сын отважного Есугея-богатура и прекрасной Оэлун, и младший братишка Темучина, ставшего Чингис-ханом, умру спокойно… Я сделал все что смог!

Историческая справка: Тэмуге (1168(?) - 1246) – младший брат Чингис-хана. Тэмуге был четвёртым сыном Есугея и Оэлун (у Есугея была и другая жена - Сочигэл). «Сокровенное сказание монголов»» повествует, что «когда Темучину было 9 лет от роду, Тэмуге было три года». Будучи самым младшим мальчиком в семье, он получил приставку к имени «отчигин» (уменьшительно-ласкательное от «отгон» («младший»), который в семье всегда был «хранителем семьи и очага»), и потому часто упоминается как Тэмуге-Отчигин или просто Отчигин. Был «мужественным, властным и быстрым в бою», что признавалось даже врагами. Когда Чингис-хан уходил в военные походы, на попечение Тэмуге оставалась Монголия (родовые владения). При этом Тэмуге проявил себя опытным политиком и умелым правителем. В 1246 г. был обвинен в попытке государственного переворота и казнен.

ПРИМЕЧАНИЯ:
  Есугэй, умирая, передал Мунлику на попечение всех своих близких. По тогдашним монгольским обычаям это означало, что попечитель просто брал в жены вдов умершего вождя, а его детям становился вместо отца. То, что Мунлик взял Оэлун в жены, подтверждается его прозвищем, под которым он и известен в монгольской истории: Мунлик-эчиге, то есть «отец» (старца Чарахая, отца Мунлика, в «Сокровенном Сказании» называют Чарахай-эбуген, что означает «дед»). Более того, Рашид ад-Дин в своей книге несколько раз называет Мунлика мужем Оэлун.
  Поссорившись с братом Чингис-хана, силачом Хасаром, Теб-Тенгри явился к императору и заявил ему следующее: «Дух объявил мне святое веление Вечного Неба: сначала Темучину царствовать над народами, потом Хасару. Если ты не устранишь Хасара, то дело еще сомнительно». Слова шамана произвели желанное действие. Чингис-хан в ту же ночь приказал схватить Хасару, стал допрашивать; но как раз в это время появилась неожиданно его мать, Оэлун, которую близкие успели уведомить о случившемся. Она развязала Хасара, потом села, поджав ноги, и, вынув наружу свои груди, сказала с гневом: «Видите ли? Это груди, которые вы сосали. Какое преступление совершил Хасар, что ты губишь родную плоть? Когда ты был младенцем, то ссасывал вот эту грудь; Качиун и Отчигин, оба не могли сосать вот этой груди; только Хасар высасывал обе груди мои и облегчал мне грудь. Потому-то в душе Темучина таланты, а у Хасара сила и искусство стрельбы из лука. Всякий раз, как народы возмущались, он усмирял их своим луком и стрелами; что же теперь враги истреблены вконец, и Хасар уже не нужен?». Чингис-хан почувствовал стыд и приказал отпустить Хасара.