Я назову тебя зоренькой

               
      Алешке  нравились эти зимние морозные дни. В силу привычки, совсем не свойственной семилетнему мальчугану, он просыпался рано. Спросонья  подпрыгивал от восторга на своем раскладном диване, когда в восьмом часу утра прекращалась радиопередача и в комнату врывался знакомый голос директора школы с такими радостными для слуха словами: «В связи с сильным похолоданием занятия для учащихся первых-четвертых классов отменяются». После такого волнующего сообщения совсем уже не хотелось спать. Однако, ему нравилось поваляться в постели или, как говорил отец, «повялиться», послушать радио, подождать, когда бабушка позовет завтракать. Она тоже всегда радовалась, если внуку не нужно было идти в школу из-за мороза и пекла ему любимые пирожки с сушеным пасленом.

А потом, когда рассветет, он с Юркой, Серегой и другими соседскими мальчишками будут играть в хоккей на полянке, которую они превратили в каток, залив водой из шланга  от скважины  пенсионера деда Петра, живущего рядом.

Играли без коньков, надевали валенки и носились с самодельными клюшками за оторванным каблуком от старого ботинка, который служил шайбой  или,  чаще всего, за консервной банкой.

- Опять повезло? – услышал Алешка голос отца, который подошел к радио и увеличил громкость.

- А ты, папа, тоже «Пионерскую зорьку» слушаешь? – полюбопытствовал сын.

Он на это ничего не ответил, слушая внимательно передачу, словно чего-то ожидая.
«Пионерская зорька» закончилась, диктор объявил, что в эфире-программа по заявкам радиослушателей.

Отец выскочил на кухню и вернулся, ведя за руку упирающуюся мать.

- Да некогда мне слушать твои песни! Прямо больше заняться с утра нечем. На работу опоздаем.

- Не опоздаем. Успеем. Давай послушаем!

Отец частенько покрикивал на мать, особенно если был трезв и несколько дней не принимал внутрь спиртного. В это время он проявлял бурную деятельность, ему казалось, что все вокруг бездельничают, а домашней работы полно.  Доставалось и Алешке за то, что он с ребятами заигрывался и забывал о грядках в огороде, которые ему поручено поливать: морковку и горох, а еще чистить конуру Шарика и вокруг нее. Папка сердился и каждый раз грозился, если еще такое случится, то дойдет до ремня. Алешка не верил этим обещаниям, но к обязанностям на какое-то время начинал относиться более ответственно. Отец и на мать покрикивал, а однажды даже пытался ее ударить, но Алешка, когда это увидел, закричал от испуга и бросился ее защищать.
 
- Не трожь мамку!

- Да никто ее и не собирался трогать, - бросил отец, - защитник нашелся.

 Он ушел в тот вечер в конец огорода и долго-долго курил сидя на траве. Настолько долго, что Алешка заснул рядом с мамой на кровати и не знал, когда он появился  и где  спал.

А вообще, папку Алешка очень любил и гордился им. Ведь это он первым в деревне привез из райцентра новенькую, упакованную в картонный ящик радиолу с названием  «Комета». По вечерам к ним приходили соседки-старушки и слушали грампластинки, которые ставил Алешка. Отец их выписывал с какого-то Апрелевского завода.

Когда звучала песня о смоленском мальчишке Иване, который бродит то ли по Нью-Йорку холодному, а, может быть, по Лондону или Мюнхену, на глазах слушающих блестели слезы. Алешке тоже было жалко Ивана и ему тоже хотелось плакать, но он крепился, потому что отец говорил, что плачут только бабы.

 Однажды он привел домой электрика, который смонтировал на потолке лампу дневного света. Ни у кого такой не было. Ее включали только по праздникам. Свет от нее был не желтым как от лампочки, а белым и в комнате становилось светлее и, казалось, просторнее.

- Не шуми! Постой послушай! – уговаривал отец маму.

Прозвучала после долгого проигрыша одна песня по заявкам, затем другая и вдруг, Алешка ушам своим не поверил: дядька из динамика сообщил, что Анатолий Андреев  из Покровки просит исполнить для своей жены Любы песню под названием «Я назову тебя зоренькой».

И полилась красивая мелодия. Такой пластинки у них не было, и Алешка внимательно слушал песню, которая ему понравилась с первого куплета. Он радовался за маму, для которой ее исполняли. Ему хотелось, чтобы все пацаны тоже знали, что для его мамы поют песню и слушают ее много-много людей, у которых есть радио, а он точно знал, что оно есть у всех. Надо же,  слова в песне были тоже о маме:

« Часто сижу я и думаю,
Как мне тебя называть?
Скромную, тихую, милую,
Как мне тебя величать?».

Алешка считал маму самой красивой на селе, а когда на гулянках она плясала, он видел, что ею любовались взрослые и говорили, как это здорово.
После слов:

«Я назову тебя зоренькой,
Только ты раньше вставай,
Я назову тебя солнышком,
Только везде успевай»…

мама негромко сказала: «Вот, вот, тебе это только и надо, чтобы я везде успевала».

Отец  посмотрел на нее, притом не так как всегда, а как-то по-другому, как смотрел на Алешку, когда гладил его по голове, засмеялся, крепко-крепко обнял  и что-то шептал ей на ухо.

Алешка продолжал радоваться, а когда песня закончилась, взглянул на родителей. Они стояли тихо, не шевелясь. Папа по-прежнему обнимал маму, а у нее почему-то по щекам текли слезы, которые она не вытирала, и чему-то улыбалась.