Сергей Юрский. Память

8 февраля на 84-м году жизни ушёл Сергей Юрский. Думаю, он – с его прекрасным чувством юмора – пожелал бы в день ухода не реквиемов с перечислением заслуг перед искусством, а доброй памяти о себе и своём творчестве. И я напишу о первом, что вспомнилось лично мне в память о Сергее Юрьевиче.


***


ПРЯМАЯ РЕЧЬ


Кор. — Как вы ощущаете свой возраст?
С.Ю. — Полностью.
Кор. — Вам ведь уже…
С.Ю. — Да, мне уже.


«Мы крепко засели в XXI век. Нулевые годы кончились, и мы уже в десятых. Не имею ни малейшего желания снова и снова ахать и охать по поводу того, что все изменилось, и изменилось к худшему. Да, с точки зрения моего поколения, так оно и есть. Но все уже говорено, высказано, повторено несчетное количество раз. Хватит! Нас ВЗЯЛИ В ЭТОТ ВЕК — вот и спасибо. В этом времени новые вкусы, ритмы, ценности. Мы в гостях у этого времени. И попросту невежливо постоянно говорить хозяевам, что у них то не так и это не так. Может, у них все так, как им нравится. Пытаться их поучать не только глупость, это нечто худшее — это бестактность, дурной тон. Новое время ни о чем нас не спрашивает, оно нас просто терпит. Очень мило с его стороны»…

(из интервью «Новой Газете» к 75-летию)



***


КИНЕМАТОГРАФ («Место встречи изменить нельзя»)


Юрский очень разный, конечно. Но его Груздев мне понятен. Как и то, что тонко, неявно, с поправкой на цензуру советской эпохи, произнесли братья Вайнеры в романе «Эра Милосердия».

Жеглов (Высоцкий) – государственник. И по мышлению, и самим образом жизни. Подлинный аскет. Сон и еда ему необходимы, чтобы поддерживать рабочую форму. Редкие сантименты возможны, но только со своими. В остальном – средства оправдывают цель. Груздев ему абсолютно чужд вне зависимости от степени вины. И даже когда Шарапов практически доказывает Жеглову ошибку обвинения, Глеб спасается обобщающей патетикой: «Запомни, Володя, – виноватых без вины не бывает! Ему надо было пистолетами не разбрасываться и со своими бабами вовремя разбираться!».

Кстати, с формальных позиций законника, по Букве, Жеглов прав. И никаких извинений перед Груздевым не будет.

Иван Сергеевич совсем иной. Превосходно образованный интеллектуал, интеллигентный, как минимум, в общении (исключая пиковые ситуации). Индивидуалист – особенно, по меркам послевоенной эпохи. Личность. Где-то – с допустимым апломбом и даже долей эпикурейства. Такие люди государственников (тем более – из силовых ведомств) настораживают практически всегда, уже на интуитивно-личностном уровне (это прекрасно показано в сцене с первой встречей Жеглова и Груздева). Им лучше взаимно не пересекаться. Жеглов (что символично) бессознательно склонен к преувеличению степени вины и пороков Ивана Сергеевича и ему подобных, а Груздев в ответ выносит тот безжалостный приговор, что привычен в адрес любой российской власти от мыслящей части общества. И в каждом из них – лишь часть правоты и истины, но страдают Груздевы, потому что Жегловы наделены властью. И рай, убеждён, у каждого будет свой.

На самом деле, всякому обществу, независимо от вывески с «измом», насущны оба типа. Только, в здоровых госсистемах при столкновении между ними стоит третейский судья – Шарапов (Конкин) с презумпцией невиновности. Тот, кто сумеет подняться над схваткой ради выяснения сути конкретного дела вне философско-обвинительной патетики.

Эра Милосердия, о которой мечтали Вайнеры (вспомните прекрасный монолог из фильма Зиновия Гердта) едва ли наступит. В этом мире даже отсутствие изначальных предубеждений – уже маленькое чудо и дар одновременно.

В этом смысле, Груздеву повезло с Шараповым. Но, я думаю, Жеглову (читай – государству) повезло ещё больше.



***


СТИХИ


Его прочтение «Евгения Онегина» я считаю лучшим. Но далеко не все знают, что Сергей Юрьевич писал стихи и сам…


Всё начнётся потом, когда кончится это
Бесконечное, трудное, жаркое лето.
Мы надеемся, ждём, мы мечтаем о том,
Чтоб скорее пришло то, что будет потом.

Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве, ну, в юности – самую малость,
Может, были минуты, ну, дни, ну, недели…
Настоящее будет потом. А на деле

На неделю, на месяц и на год вперёд
Столько необходимо ненужных забот,
Столько мелкой работы, которая тоже
Никому не нужна. Нам она не дороже,
Чем сиденье за скучным и чуждым столом,
Чем мельканье чужих городов под крылом.

Не по мерке пространство и время кроя,
Самолёт нас уносит в чужие края,
А когда мы вернёмся домой, неужели
Не заметим, что близкие все почужели?

Я и сам почужел. Мне ведь даже не важно,
Что шагаю в костюме неважно отглаженном,
Что ботинки не чищены, смято лицо,
Что на встречных – на женщин! – гляжу с холодцой.

Это – не земляки, а прохожие люди,
Это всё – к настоящему только прелюдия.
Настоящее будет потом. Вот пройдёт
Этот суетный, мелочный, маятный год –
И мы выйдем на волю из мучавшей клети,
Вот окончится только тысячелетье!..

Ну, потерпим, потрудимся – близко уже:
В нашей несуществующей сонной душе
Всё уснувшее всхлипнет и с криком проснётся!
… Вот окончится жизнь – и тогда уж начнётся…

– Сергей Юрский, 1979


Светлая Память