Жены братьев Де-Симонов. Голенко А. К

Жены братьев Де-Симонов, их дети и родственники. Путь из Петербурга на хутора Де-Симон близь Мацесты.
   
Три брата Де-Симон – Александр, Виктор и Константин, а также их многочисленное потомство, обосновавшись в Черноморском крае, благодаря своим жёнам породнились со многими известными, и, пока нам малоизвестными, фамилиями, проживавшими в городе Сочи и в его окрестностях: Голенко, Старк, Королюки, Жилинские, Кореневичи, Капанадзе, Чернягины, Онуфриенко, Ярёменко, Зинченко, Захаровы, Пугачевы, Бурковы, Павлишины и др. Благодаря этому Де-Симоны своими родственными корнями накрепко вросли в черноморскую землю.
   
Прошлое, и память о нём, уходят в небытие вместе с представителями старшего поколения. Святая обязанность любого человека, думающего о своём крае, сохранить, хоть бы даже и по крупицам, историческую память о его людях. Уже не стало моих друзей по переписке из многострадального, но по-своему счастливого, старшего поколения, современников описываемых событий. Однако их мысли остались в письмах и воспоминаниях Любови Ивановны Кореневич, Ирины Константиновны Десимон и Виолетты Александровны Десимон, в замужестве Сапожниковой, Елены Александровны Десимон, Александра Александровича Десимона и Екатерины Ивановны Десимон.
   
Пусть они субъективны и не всегда точны в приводимых ими фактах, которые могут со временем уточняться, но, как опора для дальнейшего исследования, сохранённая ими информация личного характера, эти эпистолярные материалы, вполне пригодны для истории, а в некоторых случаях интересны и познавательны.
   
Нельзя не вспомнить замечательные, образные и, уместные в данном случае, слова Герцена: «Письма больше чем воспоминания: на них запеклась кровь событий, это – само прошедшее, как оно было, задержанное и нетленное»[1].
   
1. Голенко Алла Константиновна (1870 -1937), жена Александра Андреевича Де-Симона. Сестра милосердия.
   
Алла родилась в Островском уезде Псковской губернии в дворянской семье в имении отца, Георгиевского кавалера капитана I ранга Константина Петровича Голенко, предпоследним ребёнком. К моменту её рождения имение, около 360 десятин, содержалось в образцовом состоянии. На этой земле она сделала первые шаги, приводя в умиление всё семейство Голенко. Через два года после её рождения, семья переехала в Павловск, где прошло её детство в окружении заботливой матери, братьев и сестёр, и где отец был утверждён управляющим в штат двора великого князя Константина Николаевича Романова.   
   
Когда К.П. Голенко был назначен действительным членом учрежденной, женой великого князя, школы для девочек в Павловске, не исключено, что Алла её посещала, осваивая азы начального обучения. Она росла сообразительным и общительным ребёнком. Пришло время и Алла для продолжения образования пошла по стопам сестер в Смоленский институт благородных девиц.
   
Виолетта Александровна Сапожникова (Десимон) пишет: «У Константина Петровича было пять дочерей, которые обучались в Петербурге, в Смоленском институте, где училась и моя бабушка Алла Константиновна, младшая из дочерей»[2]. Возможно Виолетта Александровна ошибается? Нам известны только четыре сестры – это Антонина, Алла, Аделаида и Наталья.
   
А вот что рассказала Ирина Константиновна Десимон, в письме о бабушке Алле, о своих родственниках и о братьях Де-Симонах: «После смерти матери (Десимон Нины Ивановны. – С.Д.) расплатившись с долгами братья остались у разбитого корыта, т.е. с неудобными землями, в сущности не имея понятия, как их использовать. Наверное продали бы их, да благо догадались жениться на женщинах из трудовых сословий: Виктор Андреевич на Надежде Петровне, а Константин Андреевич на Елизавете Матвеевне» [3].
   
Если полистать «Справочник и путеводитель по Черноморской губернии (Новороссийск, Геленджик, Туапсе, Сочи, Хоста, Гагры)» за 1907 год включительно, в нём можно найти список владельцев частных участков Сочинского округа с показанием числа десятин в каждом участке: «Де-Симон А.А. – 62, Де-Симон В.А. – 90, Де-Симон К.А. – 89 десятин соответственно» [4]. Вероятно, раннее земли среди братьев были распределены поровну по 90 десятин (90 гектаров), но затем 30 десятин были проданы.
   
Далее Ирина Константиновна продолжает: «Старый дом на Верхнем хуторе достался Виктору Андреевичу. Константин построил, так называемый, Нижнем хутор. Александр Андреевич имевший, всё-таки, какой-то источник существования, в виде службы по железнодорожному ведомству, не стал своей доли земель на Мацесте (оставшейся доли. – С.Д.) не продавать, не «осваивать», и уехал в С.- Петербург. Вскоре, во время отдыха в Кисловодске, он познакомился с Аллой Константиновной Голенко, дочерью богатого украинского помещика 16 лет, которую привезли на воды «по слабости легких», которой она в последующей жизни никогда не страдала» [5]. «Украинский помещик» – это Голенко Константин Петрович.
   
В воспоминаниях Ирины Константиновны отмечается некоторые неточности: отец её бабушки никогда «украинским» помещиком не был, а был землевладельцем на Псковщине; о слабости легких можно говорить не у Аллы, а у её брата Кости и сестры Наташи, умерших от чахотки, впрочем, в семье Голенко всячески старались уберечься от этого, распространённого в то время в России, заболевания.
   
Если следовать воспоминаниям Ирины Константиновны, на курорт шестнадцатилетнюю Аллу вывозила в 1886 году, вероятно, её старшая сестра Антонина, на плечи которой после смерти отца, легло попечение о младших. Известно, что Антонина, в несчастье постигшем семью Голенко – дети остались круглыми сиротами – выказала, со слов великого князя Константина Николаевича, «необыкновенную нравственную силу» [6] и дала слово ему, другу её отца и покровителю семьи, позаботиться о «всех сестрах и братьях» и обещала «во всех обстоятельствах жизни» обращаться к нему за помощью [7].
   
Относительно места встречи будущих супругов Аллы и Александра, вполне возможно, это был Кисловодск. На курортах, всем известно, легко возникают знакомства. Хотя они могли познакомится и на Черноморском побережье, где с 1887 года стала проживать сестра Аделаида, к которой Алла могла приезжать в гости.
   
А вот что известно точно, так это то, что венчались они в Сочи. В церковных метрических книгах Сочинского округа имеется запись: «9 июля 1889 года состоялось бракосочетание дворянина Де-Симон Александра Андреевича 26 лет, с дворянкой Голенко Аллой Константиновной 19 лет» [8]. При этом Алла заранее просила благословение на брак у великого князя Константина Николаевича [9] и получила его.
   
Их венчание состоялось в сочинском соборе Архангела Михаила, так как для всех родственников это было удобно: в районе Мацесты проживали мать жениха Нина Ивановна Де-Симон, его братья Виктор и Константин, в этом же году на Черноморское побережье для дальнейшей службы переехал старший брат Михаил, помощником начальника Сухумского военного округа. На бракосочетании не могла не присутствовать сестра Аделаида с мужем А.А. Старком, которые в это временя жили у Чёрного моря. Аделаида вышла замуж за протеже её отца –управляющего имением великого князя Константина Николаевича в южной части Черноморского округа в 1887 году. Со стороны Старков на торжестве были Николай Александрович Старк (1851-1922) военный инженер, подполковник в отставке. Он жил по соседству с братом в Хосте под Сочи и был известен в округе тем, что выполнял частные заказы на строительство дач и особняков по своим проектам. Были другие приглашённые, о которых мы можем только догадываться.
   
Через Аллу, Александр Де-Симон и их дети, породнились с семейством известного энтомолога Александра Старка и Аделаиды Голенко, его жены. Для Аллиных детей Аделаида Старк стала любимой тётей, а её дети – хорошо знакомыми двоюродными братьями. Оба семейства часто встречались и вместе проводили время и после того, как семейство Старк в 1890 г. перебралось в Финляндию в усадьбу в Перки-Ярви (ныне Кирилловское. – С.Д.) на Карельском перешейке. Впрочем, после смерти «тёти Ады» в 1910 г. отношения со Старками сошли на нет.
   
Виолетта Александровна Десимон пишет в письме: «Папа мой очень много о них (Старках. – С.Д.) рассказывал. Они очень помогали семье Александра Андреевича и Аллы Константиновны, как я помню они имели свои леса вокруг Сочи, занимались подрядными строительными работами и на железной дороге имели свои акции. Александр Андреевич был оформлен в управлении их железной дороги, в связи с этим семья их жила в Петербурге, в Осташкове и каких-то ещё русских северных городах…». Семья Аделаиды и Александра Старка «брали детей Аллы к себе, мой папа (Александр Александрович Де-Симон. – С.Д.) очень долго в детстве жил у них…»[10].   
   
Ирина Константиновна пишет далее: «В материальном отношении это был удачный брак. Приданное бабушка получила богатое. Хоть дед (Александр Андреевич. – С.Д.), как говорят, никогда не вмешивался в распоряжения бабушки своим достоянием, это приданное обеспечивало существование семьи до смерти деда. Алла Константиновна была женщиной лёгкого характера, беспечной, деятельной, с многими фантазиями и причудами. В общем прожить успела всё – к революции отнимать уже было нечего.   
   
Последней её «причудой», уже после смерти Александра Андреевича, было арендовать гостиницу в Сочи. В её переоборудование были вложены последние «капиталы». Бабушка воображала себя в роли хозяйки фешенебельной гостиницы, которая даст «большой доход». Может быть и могло бы так стать, если бы она была действительно хозяйкой (слово «хозяйка» подчеркнуто в письме – С.Д.), а она была своенравной барыней. Соответственно своему общительному характеру, она стала рассылать приглашения отдохнуть в Сочи своим петербургским друзьям. Приезжали охотно, ели, пили, веселились, купались, но никто ничего не платил. Гостиница прогорела, за один год» [11].
   
Характеристика Аллы Константиновны в письме её внучки Ирины требует некоторых разъяснений. Дело в том, что Алла Голенко с детства воспитывалась в Петербургском Смоленском институте благородных девиц в тепличных условиях, совершенно оторванных от реальной жизни, отсюда искаженное её восприятие, «беспечность, фантазии и причуды».
   
О своеобразии характера и отношения к жизни выпускниц-смолянок пишет в известных воспоминаниях институтка В.В. Водовозова: «Девушки того времени при домашнем воспитании, как бы оно плохо ни было, испытав в семье материальную нужду и житейские невзгоды, всё же могли скорее и легче понять всё ничтожество, всю призрачность и эфемерность эстетических иллюзий, всё неудобство применения их к практической жизни. Институтка же, наоборот, всё время своего умственного и нравственного роста проводила в заточении, как сказочная царевна. Всё, что требовалось для жизни: стол, платье, постель, комната, – было к её услугам; она оказывалась устраненною от каких бы то ни было забот. Откуда бралось всё существенное для жизни, она не знала; не слыхала, чтобы и другие интересовались этими вопросами. Она не могла даже догадаться о том, какою тяжкою борьбой добывают люди свой насущный хлеб, совсем не была приготовлена к трудовой жизни»[12].
   
О полной неподготовленности выпускниц института к практической жизни и особенно к трудовой деятельности говорилось также у той же Водовозовой в «Секретных воспоминаниях пансионерки» [13], воспоминаниях смолянки С.И. Лаврентьевой [14] и в книге Е. Лихачёвой [15].
   
Впрочем, помнится Достоевский сказал: «Идел красоты человеческой – русский народ», от себя добавлю – это, видимо, исключительное воззрение, распространённое среди части интеллигенции тогдашней России, называвших себя «народниками».
   
Идеи бескорыстного служения народу, разделяемые некоторыми институтками, со временем исправляли их искаженное, оторванное от жизни, мировосприятие, и реализовывались, как правило, через просветительскую, воспитательно-педагогическую или лечебную деятельность во благо народное.
   
«Не минула участь сия» и Аллу Константиновну, особенно после смерти мужа и во время войны 1914 года, когда она в госпитале и на фронте в санитарном поезде готова была, как и многие русские патриоты, жизнь «положить на алтарь Отечества» и «за други своя».
   
Но вернемся в лето 1888 года, когда после бракосочетания в Сочи супруги через некоторое время переезжают в Петербург, где у них в 1890 году, к их общей радости, появляется на свет первенец – сын Лев. О том, что они находились в это время в столице империи, свидетельствует документ о крещении их ребёнка: «По указу Е.И.В. от С-Петербургской Духовной Консистории дано сие свидетельство о том, что в метрической 1890 г. книге при Горном институте, что в С-Петербурге под №2 показано: тысяча восемьсот девяностом году февраля двадцать пятого родился и марта девяностого года крещен Лев. Родители его: дворянин Александр Андреевич Де-Симон и законная жена его Алла Константиновна, оба православные и первобрачные. Восприемники: состоящий по армейской пехоте подполковник Михаил Андреевич Де-Симон и жена коллежского асессора Николая Николаевича Спиринга Антонина Константиновна Спиринг. Гербовый сбор уплачен ноября 26 дня 1904 г. Член Консистории протоирей Владимир Гуляев. За секретаря М. Литвинов»[16].
   
Из этого документа узнаём: во-первых, что крещение производилось при церкви Горного института, в котором учился Александр Андреевич; во-вторых, крестными становятся: отцом – старший брат Михаил, а матерью – старшая сестра Аллы; в третьих, фамилия Антонины Константиновны Голенко после замужества – Спиринг; в четвертых, что Александр Андреевич православный, тогда как, согласно «выписи из метрической книги капеллана Кавказской гренадерской дивизии, в коей под № 7 на странице 58», Александр крещен в Тифлисе 13 июня 1863 г. по католическому обряду[17]. Таким образом следует, что после переезда в Петербург в 70-е годы XIX века вся семья Андрея Францовича Десимона, включая его самого, перешли в православие.
   
Отступление первое. Дочери из посёлка Эстонский.
   
Кроме того, из метрического свидетельства Льва Де-Симона явствует, что его отец раннее в браке не состоял. Однако известно, что он имел, рождённых вне брака, дочерей. Склонен предположить, что у Александра были дочери от одной женщины. Если это так, он должен был поддерживать с ней достаточно продолжительные отношения, по крайней мере, года два или три, и их связь начались, когда ему было приблизительно 22-23 года (1885-1886 гг.), и возникла она на Черноморском побережье, когда он приезжал к матери и братьям.
   
К сожалению, имени девушки-эстонки, которой был увлечен Александр, мы не знаем, а вот фамилия недавно всплыла из небытия. Моя родственница Наталья Цимбалюк прислала мне лист с записями, по-видимому, Льва Ивановича Десимона, внука Александра Андреевича, на бумаге перечислены дети Александра, в том числе две дочери Анна и Аделаида, по фамилии «Вестхольм», впрочем, после удочерения их фамилия изменилась.
   
Дальнейшему развитию этой первой любви мог воспрепятствовать только один человек – мать Нина Ивановна, считавшая, вероятно, что для Александра это мезальянс, и что ему, молодому человека без места и стабильного жалования, рано связывать свою жизнь узами брака. Это только предположение, но не лишенное оснований.
   
Из истории заселения края известно, эстонцы ушли из прибалтийских земель спасаясь от засухи и неурожая, гнёта и поборов местных элит. Часть переселенцев прошли Калмыкию, остановились в Ставрополье, но вскоре вынуждены были, из-за не дружелюбно настроенного местного населения, уйти дальше на юг, предварительно узнав о благодатной земле в долине реки Мзымта, и договорившись с жителями из посёлка Красная поляна основать своё поселение по соседству с ними. Получив согласие, семьи эстонцев на повозках со скарбом и детьми в 1885 году перебрались на Кавказ основав сёла Эстонское (Эстонка, Эсто-Садок) и севернее Ермоловки – Сальме (Леселидзе).
   
Эти сёла, вероятно, посещали молодые люди – братья Де-Симоны, чтобы познакомится с новыми колонистами, и, возможно, помогали им обустраиваться, и не только… Здесь Александр и повстречал мать своих двух дочерей. Среди эстонцев и его младший брат Константин нашёл свою жену Елизавету, у которой, как пишет Ирина Константиновна, «младший брат жил в с. Сальме и звали его Юлиус»[18]. И ещё об одном брате Рудольфе из эстонской семьи Елизаветы нам известно от Екатерина Ивановна Десимон[19].
   
Далее вспоминает Любовь Ивановна: «До женитьбы имел двух незаконнорожденных дочерей, которых он удочерил и воспитывал. Они родились в посёлке «Эстонская» в районе Адлера … одну из этих дочерей я знала – это Анна Александровна Конокотина (по мужу фамилия) … второй дочери я совсем не знала …»[20].
   
Недавно читая книгу «Из дневника политзаключённого» случайно обнаружил следующий пассаж: «После освобождения Михаил (автор дневника – С.Д.) поселился в доме своего отца в г. Осташкове. (Здесь проходила юность незаконнорожденных Анны и Аделаиды (Нины?), по месту службы их отца на железной дороге – С.Д.). Вскоре он организовал кружок из местной молодежи... Большое влияние на Михаила оказывала Нина Андреевна де-Симон. Она приехала в Осташков из С.-Петербурга и временно поселилась в доме Ивановых (вероятно, эта семья была ей раннее знакома – С.Д.). По своим убеждениям девушка принадлежала к партии социалистов-революционеров. Однако ей были близки и взгляды анархистов-коммунистов»[21].
   
Не та ли это Аделаида, вторая дочь Александра от женщины-эстонки? Совпадает всё: и время, отец уже умер и с мачехой уже ничего не связывало; и Петербург, где она проживала и откуда приехала; и Осташков, где раньше жила и имела друзей-единомышленников, где встретила беспорядки 1905 года; и революционная деятельность, общая с сестрой Анной; и фамилия. Имя и отчество другое? Но ведь речь идёт о революционерке, они меняли не только имена и отчества, но и жили под чужими фамилиями и готовы были менять всё, до государственного строя включительно. В конце концов политзаключённый мог перепутать отчество в своём «дневнике» Александровна на Андреевна, да и не мудрено, не думаю, что тогда в Осташкове, он называл молодую девушку-революционерку по имени отчеству. Впрочем, это гипотеза и её ещё предстоит перепроверить, одно очевидно – это была одна из дочерей Александра Андреевича Де-Симона.
   
А вот что рассказала Дмитрию Игоревичу Десимону его бабушка Екатерина Ивановна Десимон о другой незаконнорождённой дочери: «Анна Александровна, родившейся в 1887 г., была коммунисткой, отбывала ссылку там же, где и Сталин (в Туруханском крае? – С.Д.), и родила там сына Юрия. (Интересно от кого? История об этом умалчивает – во всяком случае не от Сталина – у него там был ребёнок от другой женщины[22] – С.Д.). Вернулась из ссылки, вышла замуж за Конокотина»[23]. 
   
Анна (Вестхольм-Де-Симон) и Леонид Конокотины были незаурядной парой, большевики с дореволюционным стажем и, благодаря своему положению в Советской России, надо отдать им должное, покровительствовали и помогали своим родственника Десимонам.
   
Для завершения картины некоторые сведения из биографии Конокотина Леонида Фавстовича (Фаустовича) «(1890 - не ранее 1967), токарь Орудийного завода с сентября 1914 г. За выступление на собрании рабочих сослан в штрафную роту в Кронштадт, весной 1916 г. возвращен на завод. С апреля 1917 г. большевик, член Литейного РК РСДРП(б) и ЦК Союза металлистов, организатор Красной гвардии на заводе, участник штурма Зимнего дворца, помощник комиссара П.В. Михайлова. В 1918 г. член Штаба Красной гвардии, с осени в Центральной комендатуре Петрограда, начальник охраны железных дорог Петроградского узла. В апреле 1919 г. партработник в Киеве, затем на других партийных и хозяйственных постах, персональный пенсионер в Москве»[24].
 
Интересную зарисовку политико-бытового плана прислал мой четвероюродный брат Евгений Виленкин: «Когда я был на летних каникулах после 9-го класса – мы снимали дачу в Опалихе, где у дяди Лёни был дом. Я помню – мы с папой ходили к нему в гости. Папа говорил, что дядя Лёня участвовал во взятии Зимнего! («папа» – Виленкин Вилен Яковлевич – сын Киры Александровны Де-Симон. – С.Д.).
   
Дядя Лёня поразил меня тем, что вся его жизнь была подчинена цели построить памятник мировой революции! Для этого в сарайчике стоял большой глобус, и вокруг него по спиральной ленте двигались нарисованные солдаты по направлению к северному полюсу, на вершине которого стоял вождь пролетариата с протянутой рукой в космическое пространство. Меня поразило, что фигуру Ленина дядя Лёня специально заказал у скульптора на свою пенсию, и стоила эта статуэтка 500(!) рублей – по тем временам сумма немыслимая!
   
Кроме того, дядя Лёня мне запомнился в берете, приседающим на разные ноги попеременно (он изобрел свой собственный комплекс упражнений, которые помогали ему быть в творческой форме для осуществления своего проекта). Я был восхищен фанатизмом и верой этого человека, а ему было тогда уже далеко за 80 или даже 90! Потом через несколько лет этот сарайчик сгорел вместе с памятником, но дядю Лёню это не подкосило, и он начал строительство нового памятника с нуля...»[25]. Прочитав эти строки, от себя повторю за поэтом Николаем Тихоновым: «Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей».
   
Но вернемся к Алле Константиновне, мало того, что она воспитывала и заботилась о детях мужа, рождённых вне брака, которые повзрослев, не разделяли взглядов ни отца, ни мачехи, она, в течение 9 лет с 1890 по 1909 годы, почти ежегодно рожает по ребенку. По местам рождения и крещения её детей можно судить, где и в какое время семья Аллы находились. Основные места их проживание были г. С-Петербург, Сочи, имение родителей в Псковской губернии и, в дальнейшем, станция Осташков, Тверской губернии, по месту службы супруга.
   
В 1891 г. Алла и Александр оказываются в Сочи, где в апреле-мае регистрируют рождение и крещение дочери Нины, а через три года в июне 1894 г. крещение сына Александра. Сын Андрей родился и крестился в 1893 г., вероятно, как и Лев в Петербурге, там же – Константин в 1897; в Осташкове, по-видимому, Елена и Михаил в 1899 и 1901 годах, ибо в сочинских метрических книгах они не значатся. Кроме того, как пишет Михаил Петрович Десимон: «Моя бабушка – Елена Александровна рассказывала, что она родилась в декабре 1899 г. в г. Остров на озере Селигер (рядом с г. Осташков)».
   
Предположительно с 1899 г. семья Аллы переезжает в Осташков, Тверской губернии, где проживает до 1905 г. и в их семье появляются Евгения и Марина в 1903 и в 1905 годах. В дальнейшем, вероятно, возвращаются снова Петербург, где появляются на свет Кира и Татьяна в 1907 и 1909 годах.
   
Ирина Константиновна пишет: «О трудовой деятельности Александра Андреевича знаю мало. Служба его была связана с «инспекцией» железных дорог. С начальством не ладил, по службе особенно не продвигался. Имел репутацию – «сам не гам и другому не дам» (видимо, сам не воровал и другим не давал. – С.Д.). Подчинённые любили – шли с мелкими просьбами – по возможности помогал. Отец (отец Ирины, Константин Александрович. – С.Д.) любил, когда он брал его с собой в поездки. Можно было с детьми стрелочников и пр. мелких служащих бегать в поле, лазать по огородам – воля!» [26].
   
Позволю себе воспользоваться, размещенной в интернете Михаилом Петровичем Десимоном, выдержкой из письма его бабушки Елены Александровны Де-Симон: «…Я вот, думаю, – что заставило ваших дедов, сыновей богатого и знатного человека (Андрея Фр. – М.Д.), получивших светское образование, забиться в такую трущобу, жениться на полуграмотных крестьянках и всю жизнь прожить вдали от общества себе подобных? Наверно их мать (Нина фон Мензенкампф. – М.Д.) тоже считала, что они губят свою жизнь, а они были довольны и счастливы. Только мой отец (Александр. – М.Д.), против своих убеждений, под влиянием мамы (Аллы Константиновны. – М.Д.), бросил эту жизнь и вернулся в общество, и был несчастлив. Все время мечтал жить так, как братья и только перед смертью вернулся к братьям, чтобы умереть. Почему-то все люди хотят, чтобы их дети жили так, как живут они…»[27] (текст сохранен, как у автора. – С.Д.).
 
Обратим внимание, Елена Александровна считает, что её отец, находясь под влиянием матери изменил своим убеждениям и был несчастлив. Нам бы понять, на основании чего она делает такой вывод? Когда отец умер, она была подростком, и могла наблюдать только внешнюю сторону отношений своих родителей. В тоже время, не исключено, Александр променял «свои убеждения» на любовь к Алле, и в этом нашёл жизненное успокоение.
   
Но вернемся в предвоенные годы в начало XX века, когда супружеское счастье Аллы заканчивается, из-за ухудшения здоровья главы семейства. Слышал, что Александр был болен туберкулёзом. В то время это заболевание не щадило никого, так как специфических средств лечения его ещё не создали. Супруги возвращаются в Сочи, где Александр умирает и похоронен в принадлежащей ему земле в горах.
   
Оставшись вдовой Алла, пытаясь как-то устроить свою жизнь, продаёт земли Александра, решает стать «хозяйкой фешенебельной гостиницы», но после того, как у неё ничего не получается, уезжает в Петербург, где находит себя: «успешно оканчивает институт при Императорском Санкт-Петербургском Родовспомогательном заведении ведомства императрицы Марии»[28]. К слову сказать, так называема повивальные институты и школы предоставляли их выпускницам среднее специальное медицинское образование, звание «акушерки» и кусок хлеба на чёрный день.
   
Любовь Ивановна Кореневич пишет в своём письме, что «Алла Константиновна была очень милой и симпатичной женщиной, лично её знала», «в 1912 году после смерти» Александра она получила фельдшерско-акушерское образование и была «хорошим гинекологом» [29]. Любови Ивановне можно доверять, она до глубокой старости сохраняла ясный ум в сочетании с хорошей памятью, я сам в этом убедился, когда в 1988 году встречался с ней в Тбилиси.
   
А вот что пишет по этому поводу Ирина Константиновна: «Акушерка она была «от Бога», и если раньше она этому училась и практиковалась «для развлечения» в имении, полученном от отца, где-то в Осташкове на крестьянах, то теперь это стало источником дохода. Её приглашали в самые богатые петербургские семьи. В дальнейшем это увлечение стало источником существования»[30].
   
К началу войны 1914 года старшие дети Аллы: Лев, Нина, Андрей, Александр и Наталья были уже взрослые, жили в Сочи, им было от 24 до 19 лет, к этому времени мальчики закончили гимназию и устраивали жизнь самостоятельно.
   
Вовремя Первой мировой войны Алла Константиновна становится сестрой милосердия. Надо отметить, что до 1914 г. общины сестер милосердия были элитарными учреждениями: перед вступлением в общину, как правило, незамужние девицы, либо вдовы, должны были окончить специальные курсы, сдать экзамены и пройти испытательный срок, во время которого к ним присматривались, были ли они способна по своим нравственным и профессиональным качествам к лечебной деятельности в общинах сестер.
   
В годы войны многое изменилось. Небывалого количество больных и раненых потребовало значительного увеличения число сестринского персонала. Появилось много новых курсов сестер вне общин со сроком подготовки 1–2 месяца. Соответственно выпускницы таких курсов обладали очень низким профессиональным уровнем. 90 % сестер милосердия Первой мировой прошли либо ускоренную подготовку, либо не имели никакой[31]. На их фоне Алла Константиновна входило в привилегированное десятипроцентное меньшинство и оценивалась как отлично подготовленный специалист.
   
Войне требовалось много сестёр, и они устремились на фронт не только из-за желания облегчить страдания российских солдат, но и преследуя в том числе и материальные цели. Так, например, одна из них Е.А. Гилярова вспоминала, что она пошла в сестры милосердия, потому что нуждались в деньгах из-за болезни матери[32]. Для вдовы Аллы Константиновны, кроме высоких целей, её сестринская деятельность тоже была финансовым подспорьем и дополнительным мотивом участия в войне.
   
О других побудительный мотивах рассказывает Ирина Константиновна: «Когда началась первая мировая война 1914 г. моя бабушка пошла работать в госпиталь сестрой милосердия. К этому времени с ней в Петербурге проживали из детей: Константин, Елена, Евгения, Кира и Татьяна. В госпитале она познакомилась с казачьим офицером, служившим по интендантскому ведомству и влюбилась в него. Решила ехать с ним на фронт. Долго не думая, Елену и Евгению с 18-летней Натальей она отправила в Сочи к сыну Александру, который работал в сочинской городской управе чертёжником (по-видимому, по протекции Виктора Андреевича, моего прадеда. – С.Д.) … В дальнейшем Александр сестру Наташу оставил у себя, а младших Елену и Евгению приютила Надежда Петровна (жена Виктора Андреевича, моя прабабушка – С.Д.) Младших 8 лет Киру и 5 лет Татьяну Алла Константиновна взяла с собой в санитарный поезд. Константин остался один заканчивать гимназию»[33].
   
Отступление второе. Путь от Петрограда до Сочи в 1915 г.
   
Итак, Костя (Константин Александрович Де-Симон. – С.Д.) остался один в петербургской квартире, ему уже было 17 лет, а у Аллы Константиновны дети рано привыкали к самостоятельности. Ирина Константиновна вспоминает: «Средств не было, понемногу они с сыном дворника вытаскивали из дома мелкие предметы обихода и продавали. Так он существовал до конца учебного года. Окончив, тоже решил ехать на Кавказ. Продали ковёр – поехал»[34] в Сочи, поближе к своим родным братьям и сестрам.
   
Поинтересуемся, как можно было добраться от Петрограда до Сочи и сколько надо было выручить денег за ковёр, чтобы хватило на эту поездку?
   
Из Петрограда железной дорогой до Сочи можно было добраться через Москву преодолев затем часть пути по маршруту: 1) Москва – Рязань – Воронеж - Ростов или 2) Москва – Курск – Харьков - Ростов. В Ростове снова пересадка и далее ходил поезд до Новороссийска, с вагонами II и III классов.  До Сочи следовало выбирать путь либо по морю, либо посуху вдоль Черноморского побережья.
   
К слову сказать, кроме поездов с пересадками Г.Г. Москвич в практическом путеводителе «Кавказ» (1915г.) пишет, что «между крупными центрами и районами России и Кавказом устроены в летнее время, для удобства путешествующей и лечащейся публики, беспересадочные поезда, обставленные обычно лучшими современными железнодорожными средствами»[35]. Например, в нашем случае: 1) Петроград – Москва – Курск – Новороссийск или 2) Петроград – Москва – Курск – Ростов – Армавир - Туапсе. Эти поезда были оборудованы вагонами I – II – III классов.
   
Был возможен и другой путь в Сочи как по железной дороге, так и водой по Волге: Москва - Рыбинск (далее водой) – Нижний Новгород – Царицын, оттуда по железной дороги в любое место Кавказа, но добираться до Сочи этим путём, скажем прямо, экзотика.
   
Говоря о стоимости поездки у Москвича узнаём: «мы даём здесь нормальную цену железнодорожных билетов всех 3 классов от столицы…до…Новороссийска, как ключа Черноморского побережья.  I класс – 37 р.; II – 22 р. 20 к.; III – 14 р. 80 к…» и далее, «при поездке «Черноморским экспрессом» продаются также билеты до любого пункта Черноморского побережья (от Новороссийска пароходом) с соответствующей надбавкой платы».
   
Вряд ли Константин выехал из Петербурга «Черноморским экспрессом», так как в нём не было 3 класса, состоял поезд из вагонов 1 и 2 классов и вагон-ресторана. Хотя было бы заманчиво на нём прокатиться. «Весь состав экспресса, - пишет Москвич: великолепно оборудованный, освещаемый электричеством и предоставляющий пассажирам много комфорта, принадлежит Обществу Владикавказской железной дороги». «Круглый год ходит этот специальный состав…для публики, едущей исключительно на курорты Черноморского побережья. Пробег по 1 разу в неделю в каждую сторону. Впрочем, этот вариант заинтересовал нас только из любопытства.
 
Итак, для того, чтобы добраться до Новороссийска из Петрограда на поезде в III классе необходимо было иметь по крайней мере 15-16 рублей. Много это или мало? За эти деньги в 1915 г. на Черноморском побережье можно было снять комнату на месяц или потратить их на еду в течение этого же срока, но их явно не хватало, чтобы добраться до Сочи, ведь предстояло ещё преодолеть неблизкий путь до конечного пункта вдоль побережья, да в дороге надо было чем-то питаться, для этого тоже требовались деньги, а Константин не имел возможности их зарабатывать, а располагал только деньгами, которые оставляла ему мать, и к моменту поездки на Кавказ, судя по всему, полностью их истратил, поэтому и появилась эта история с продажей ковра, по-видимому, рублей за 20-25.
   
Самым простым и быстрым путём, а именно им стремился воспользоваться Константин Де-Симон, было сеть в Новороссийске на пароходик до Батума, заплатив за пребывание на верхней палубе и, скоротав ночь, к утру оказаться у берегов желанного Сочи, где с помощью баркаса, в отсутствие причала, перебраться на берег. Этот своеобразный способ доставки пассажиров и багажа до конечного пункта запечатлён на снимке И.А. Кореневича, тоже родственника Де-Симонов, со стороны моей прабабушки.

Что стало с сыном Аллы Константиновны после того, как он прибыл в Сочи, будет рассказано несколько позже, а теперь снова вернёмся к его матери. Что произошло с Аллой Константиновной, сестрой милосердия, фельдшерицей и акушеркой с началом гражданской войны мы можем только предполагать. Старший сын её подполковник (полковник?) Лев Де-Симон воевал в Добровольческой армии Юга России. Все её новые знакомые, друзья, подруги были фронтовиками: офицерами, врачами и сёстрами милосердия, с которыми её связывали долгие и напряжённые три года войны и убеждения, которые она привыкла разделять. Многим известно, что значит фронтовое братство. Никто из родственников не рассказывал, на чьей стороне Алла Константиновна участвовала в гражданской войне. Об этом периоде её жизни все умалчивали.
   
«Всю первую мировую, а затем и гражданскую войну она прослужила сестрой милосердия в полевых госпиталях и санитарном поезде»[41] – эту фразу можно прочитать: служила с офицерами в Первую мировую и осталась служить с ними в гражданскую; а можно пофантазировать, что она всей душой приняла Советскую власть, как её приёмные дочери и брат Георгий, и в гражданскую оказывала помощь красноармейцам в госпиталях и санитарных поездах Красной армии. Правда в последнем случае, в советское время об этом никто не стал бы умалчивать, возможно и наградили бы за это.
   
В тоже время, помните увлечение Аллы Константиновны казачьим офицером? Это чувство переросло во время войны в настоящую любовь, от которой родилась дочь. Так что, некогда было Алле Константиновне участвовать в жестокой гражданской войне, а надо было растить ребёнка. Л.И. Кореневич пишет: «13-тым ребёнком у Аллы Константиновны была дочь Ольга Ивановна 1917 года рождения, которая умерла 5-ти лет в 1922 году, когда Алле Константиновне было 52 лет, «дитя любви», так как она второй раз замуж, по-моему, не выходила и до смерти была Десимон»[42]. По другим сведеньям эту девочку звали Ольга Герасимовна, а возможно, Ольга Ивановна Герасимова?
   
Об этом последнем ребёнке Аллы Константиновны остались смутные воспоминания. Отвлечённо говоря, память о взрослом человеке, как правило, остаётся благодаря его образу мыслей и делам, и чем они значительнее, тем значительнее воспоминания о человеке, у окружающих его людей. А кто запомнит ребёнка 5 лет, который является в этом возрасте только лишь продолжением матери? В тоже время для Аллы: потерять свою малолетнюю дочь – это было потеря частицы себя. Можете представить её горе.
   
Известно, что Алла Константиновна после, а, возможно, и вовремя гражданской войны, оказалась на Черноморском побережье, но не в Сочи, где её знали до революции как «своенравную барыню»[43]. С жизнью барыни было покончено, раз и навсегда. Годы войны и смутного времени изменили эту женщину превратив её в труженицу, акушерку, увлечённую своим делом. Она обосновалась поближе к своим детям, и жила в Гаграх вместе со своей старшей дочерью. «В то время Нина Александровна и ее приемные дочери Муся с сестрой Шурой жили у Аллы Константиновны», – вспоминает Екатерина Ивановна[44]. У Нины «был муж Вася, художник, который потерялся в гражданскую войну», – пишет в письме Л.И. Кореневич[45].
   
Кроме того, как сообщил Дмитрий Игоревич Десимон, со слов его бабушки Екатерины Ивановны, в годы «сплошной коллективизации и раскулачивания» Алла Константина приютила у себя в Старых Гаграх, скрывающихся от несправедливых репрессий, своего зятя Ивана Константиновича Де-Симона, его жену Елену (её дочь) и 3-х летнего внука Лёву.
   
Алла Константиновна спасала своих детей от преследований Советской власти, пользуясь тем, что, проживая недалеко от Сочинского района, находилась в тоже время в другом административном Советском образовании – Абхазии, где существовали уже другие порядки и легче было затеряться.
   
Через год Алла Константиновна помогла перебраться из бывшего Верхнего хутора Де-Симон в Грузию и своему сыну Константину с его женой Ириной Васильевной (Рудаковой) и малолетними детьми Ириной и Юрием.
   
После ареста Виктора Андреевича и его сына Леонида покинули родную землю, перебрались в Гагры и дочь Аллы Константиновны – Евгения с мужем Вадимом Викторовичем Де-Симоном и внучками 6-летней Мариной и 4-летней Ольгой. Как пишет Л.И. Кореневич: они «жили на Верхнем хуторе, но построили себе отдельную избушку легкого типа, после 1930 года переехала Женя с Маринкой в Гагры … после Гагры они много лет жили в Агдаме, где Дима и умер 7 мая 1963 года»[46].    
   
Можно сказать, в Старых Гаграх у Десимонов, «Александровичей», существовал спасительный «перевалочный пункт» или канал «отхода», без которого, в тот момент, им трудно было обойтись, избегая репрессий Советской власти. Мать не только помогала своим детям и внукам, но и старалась устроить их как можно лучше. Позже, как сообщает Дмитрий Игоревич Десимон, в голодное время в 1932 г. Алла Константиновна отправила внучку Екатерину на 2,5 года к Конокотиным (к своей падчерице Анне, см. выше. – С.Д.) в Москву.
   
Широкие родственные связи, помощь друг другу, помогали Десимонам выживать. Только, со слов Ирины Константиновны: «Братья отца, как только навалилась «лихая година» Александр и Андрей устранились…»[47]. Андрей Александрович был женат на своей кузине Антонине Викторовне Де-Симон, спасая её и 6 летнего сына Александр с семьёй из Сочи перебрался в Гагры. Другой брат, Александр Александрович Де-Симон, только женился и все его мысли были заняты беременной женой (Софьей Ксаверьевной Журайтис-Хумлинской).
   
Мне рассказывали, в Абхазии Алла Константиновна пользовалась абсолютным авторитетом и уважением среди местного населения. А что значит для горца и его домочадцев «докторша», принявшая, у его рожающей жены, ребёнка? Это не просто уважаемый человек, это, можно сказать, родственник, «приёмная мать». Таких благодарных «родственников» у Аллы Константиновны было полгорода. Местному населению и начальству, жены которых нуждались в её помощи, было всё равно, кем она была до революции, кого она лечила в гражданскую войну, и что она думает о Советской власти…
   
Алла Константиновна, пережив многих из своего поколения, тихо умерла последний раз вздохнув и выдохнув Черноморский воздух в 1937 году (по другим воспоминаниям в 1947 г.).