Хроники утраченного мира

 ОТ АВТОРА
Существует устойчивое мнение, что для осознания своей пользы человек, по крайней мере, должен: «построить дом, посадить дерево…»
Руководствуясь этими жизненными установками, я подошел к определенному возрасту. Оглянулся на пройденный путь. Осмотрел окружающую действительность и решил подвести предварительные итоги.
За спиной я увидел собственный дом. Заметил, что строение окружают деревья… Однако созерцание недвижимости не привнесло в мое сознание достаточной уверенности в том, что шел в нужном направлении.
Чего-то в жизни не хватало.
Весьма логично предположить, что для полноты проявления физических и духовных сил мне недоставало той недосказанности, которой заканчивается упомянутое выше выражение… Но тут я должен сразу оговориться, что умышленно упустил из сакраментального народного изречения слова: «воспитать сына», потому что воспринимал это утверждение буквально и относился к нему со смутным чувством недоверия. Ну а если бог не дал детей или не жаловал педагогический дар и оставил без учеников? Если, несмотря на страстное желание и невероятные усилия не удалось создать учения и поэтому не приходится рассчитывать на последователей?..
В тягостных раздумьях я достроил забор, в надежде уберечь свой дом от дурного взгляда. Посадил очередное дерево…
Продолжая размышлять о бренности бытия, я отложил в сторону лопату, взял шариковую ручку и решил написать книгу, в которой вознамерился поделиться своими душераздирающими мыслями с другими людьми.
Когда в невероятных муках, поминутно отвлекаясь на то, чтобы сбегать и поправить петлю на суку огромного ореха, который, кстати, посадил собственноручно еще в розовом детстве, я поставил в своей исповеди последнею точку, меня неожиданно посетило прозрение.
С возгласом: «Y-YES!» я бросился к злополучному дереву. С чувством исполненного долга сорвал с него назойливое орудие удушения и весело запрыгал на газоне, воплями оповещая соседей и случайных прохожих о своем гениальном открытии, способным кардинально изменить закон жизни.
Когда вокруг меня собралась внушительная толпа, я, с плохо скрываемым чувством превосходства перед собравшимися сообщил, что согласно моему твердому убеждению выражение: «воспитать сына» - неверно и его следует вычеркнуть из жизнеутверждающего афоризма, заменив словами: «написать книгу». Ведь именно книга – законная наследница поколений человечества; хранительница мудрости – истинного народного богатства, сеятель добра, просвещения. Слово, как средство выражения, является первоосновой всего созидающего начала на Земле…
И что бы в книге не было написано, её создание – труд достойный самого глубокого уважения и почтения.
Так что, дорогой читатель, читай,
и ты увидишь, что в жизни нет ничего невозможного,
и дерзай,
и будь уверен, что всегда найдутся люди, которые захотят прочитать твою книгу, хотя бы из любопытства,
и знай, что независимо от стечения обстоятельств и капризов судьбы, когда в конце жизненного пути ты будешь держать в руках собственную книгу, то поймешь, что прожил на этом свете не зря, и после тебя останется заметный, несмываемый след на Земле.

 
ГЛАВА I
О МУЖСКОМ ИСПОДНЕМ И ВОКРУГ НЕГО

Исподнее – это нечто такое, что надевается подо что-либо другое. Когда же оно не сокрыто этим другим и предлагается для публичного обозрения, то приобретает вид самостоятельной одежды и в силу этого видоизменения имеет неадекватное к себе отношение.
    Более того, при пристальном рассмотрении и изучении, оно становится причиной для самых различных умозаключений и даже поводом к возникновению творчества.

ПОИСК ПУТИ В РАЙСКУЮ ОБИТЕЛЬ

Виктор ненавидел кальсоны. Очевидно, нет более беспощадного способа обезобразить мужчину, как выставить его на всеобщее обозрение в одних кальсонах. Любой супермен, предстань он перед своими обожателями в солдатском исподнем: с обвисшей задницей, вытянутыми коленками и единственной желтой пуговицей на ширинке - навсегда потерял бы к себе уважение и утратил былое превосходство.
Этот бесчеловечный метод уничижения мужского достоинства в глазах одетых граждан являла собой Советская Армия образца 60-х годов, облачая госпитализированных солдат   Туркестанского военного округа в нижнее белье.
В этой, с позволения сказать, униформе больные перемещались по территории госпиталя, посещали врачей, библиотеку, столовую, клуб, а те, кто выздоравливали, проходили в таком виде трудотерапию перед выпиской из лечебного заведения.
В кальсонах, майке и кирзовых сапогах на босу ногу защитники Родины вышагивали в колонну по одному в людных местах, рыли канавы под коммуникации, чистили арыки, мели тротуары...

Сотни оболваненных голов в застиранных кальсонах на тесемках.

В Туркмении палило солнце.
Виктор Шапиро валялся на койке инфекционного барака гарнизонного госпиталя. Он отсыпался. Его доставили туда из воинской части, дислоцированной в 50-ти километрах от Ашхабада, с диагнозом: «брюшной тиф».

Предыстория столь серьезного заболевания Виктора была такова.
Из госпиталя вернулся его кореш - Толик Антипов. Месяц назад Антипова спешно увезли в Ашхабад, подозревая у него столбняк. Каким образом он подхватил эту болезнь - никто не знал, да и не придал этому факту никакого значения. Однако, когда после излечения Толик спешился у КПП, Виктор, дежуривший в тот день у полкового шлагбаума, обалдел. Перед его взором предстал отъевшийся, розовощекий, холеный поросенок. Его вальяжный, сытый вид никак не вязался с заезженными мордами его сослуживцев и вызывал раздражение. Но, тем не менее, после  выяснения отношений, воображение присутствующих при опросе рисовало госпиталь, как райскую обитель.

ПРИМЕРНЫЙ ВАРИАНТ
Больные в белых накрахмаленных одеждах вдыхали полной грудью ароматы восхитительного сада с буйным цветением экзотической растительности.
Щебетали райские птицы.
Наяды-целительницы в белых халатах порхали по светлым, просторным палатам и с серебряных ложечек скармливали солдатикам сгущенное молоко...
«Хватит, нет сил придаваться несбыточным мечтаниям… Стоп! А почему бы и нет?», - Виктор не на шутку задумался.
Но придумать болезнь, а тем более убедить врачей в том, что она протекает в нужном направлении и имеет четко выраженные симптомы, соответствующие её названию -  задача не из легких, особенно для человека, далекого от медицины.
Это обстоятельство Виктор сознавал в полной мере, оттого и тяготился своей беспомощностью в реализации задуманной аферы.
И, тем не менее, врожденный авантюризм преобладал над здравым смыслом и подталкивал к безрассудству.
Он упрямо твердил, что безвыходных ситуаций не бывает, что нельзя пасовать перед трудностями, а изо всех сил стремиться преодолевать их на пути к намеченной цели.

Такую целеустремленность, да в нужное русло…

Прошел день, а конкретных решений не было. Но сожаления этот факт у Виктора не вызывал. Он верил, что судьба непременно подкинет ему шанс. Лишь бы не упустить его и умело воспользоваться дарованной возможностью.
В задумчивости он машинально доплелся до ванной комнаты. Разделся. Встал под душ. Открыл кран. В голову и плечи тонкими струйками вонзилась холодная вода и, захватывая дух, жгучим потоком прокатилось по разгоряченному телу.
Виктор дождался, когда от холода появилась гусиная кожа, намочил простыню, добежал до кровати, натянул полотнище пологом на спинки и нырнул в постель.
Вся эта процедура требовалась для создания оптимального температурного режима, при котором можно было спокойно заснуть, потому что даже ночью столбик термометра в казарме не опускался ниже 30 градусов.
Вдыхая сырость, исходившую от мокрой пастельной принадлежности, Виктор еще долго не мог отделаться от навязчивой идеи своей госпитализации.
Членовредительство он отверг сразу. Виктор любил себя и наносить увечья телу - расценивал изуверством, считая, что человек может решиться на такой поступок только от безысходности. Из-за врожденного иммунитета он не мог подцепить «пиндинок».* От этой заразы страдал чуть ли не каждый пятый в части, а Виктор на втором году службы не имел ни одной язвы. Эта возможность оказаться в госпитале просчитывалась многими первой в ряду остальных вариантов. Хотя все знали – для того, чтобы попасть в заветное лечебное учреждение, необходимо было иметь на теле не менее семнадцати незаживающих ран - таков был  показатель окружных медиков. «Наверное, не хватало сыворотки», - с пониманием и искренним сочувствием относилась братва к тем, кто не дотягивал до норматива.
Виктор вдруг отчетливо вспомнил свои первые впечатления о пребывании в части.
Их было двадцать пять человек - весь призыв. Все из одного города. Все пьяные, лысые и оборванные.

Пять пятерок.
__________

*пиндинки - кожный лейшманиоз, иначе болезнь Боровского, характеризующаяся язвенным поражением кожи и слизистых оболочек. Человек заражается при укусах инфицированных москитов

По приезду в часть всех повели в баню. После помывки одежду сожгли. Выдали казенное обмундирование. Построили и отвели в казарму. А на утро очумелые ребятишки увидели старослужащего с обнаженным торсом. Его тело было покрыто вздутыми шрамами, напоминавшими разжиревших красных гусениц, толщиной с безымянный палец.
Так они узнали о «пиндинках». «Старик» тот рисовался перед салагами, наверное, в виду своей уникальности, демонстрировал еще не зажившие раны  величиной с  основание двухсотграммового стакана. Поверхность язвы была усыпана множеством мелких гнойников, будто крошечными вулканчиками, извергавшими лавиной гной, который нельзя было остановить. ничем, и он неудержимо пробивался даже сквозь прижигающую зеленую пленку изумрудной жидкости - «зеленку».

Как будто парни гнили заживо.

Полк располагался в предгорьях Копетдага, в двух километрах от небольшого городка – Геок-Тепе. Под таким же названием трудолюбивые геоктепинцы производили столовое вино для массового потребления.
Виноградники начинались сразу же за городской чертой и подступали вплотную к ограждению воинской части.
Кроме винограда на благодатной подгорной равнине, обильно политой водой, изъятой из недр мощными электронасосами, не менее трудолюбивые дехкане выращивали абрикосы, персики, айву. Значительные площади занимали бахчевые и овощные культуры.
Кстати сказать, созревание этих продуктов сельского хозяйства находилось под неусыпным вниманием военнослужащих срочной службы, которое заметно ослабевало лишь после уборки урожая.
Практически, жизнь и деятельность местного населения протекала в основном на узкой полосе сероземов, протянувшихся вдоль Копетдагского хребта. В этой зоне теснились города, включая столицу республики – Ашхабад и такие винообразующие поселения, как Безмеин и Геок-Тепе. Тут же находились климатические и бальнеологические курорты,

психиатрические лечебницы и лепрозории*.
На север от этой житницы на тысячи километров простирались суровые пески Каракумы.

Экзотика-с.

Утром Виктора разбудил спор, разгоревшийся между Лацисом и Шитовым. Спор заключался в том - кто кого перележит в кровати, то есть у кого крепче мочевой пузырь. Проигравший ставил три банки сгущенного молока.
Этот инцидент заинтересовал всех в казарме и на некоторое время отвлек Виктора от тяжелых размышлений.
Не участвующие в состязании имели возможность, не без чувства превосходства перед спорщиками, смачно испражниться, отзавтракать и с легким сердцем, вернувшись в казарму, дожидаться исхода схватки.
___________
* лепрозорий – лечебно-трудовое учреждение для больных проказой или лепрой – тяжелым хроническим инфекционным заболеванием, сопровождающимся поражением кожи, мышц, гортани, внутренних органов

Проиграл Шитов. К 12  часам, измотанный предпринятым не без интереса экспериментом, он пулей вылетел из казармы и, не добежав до сортира, прильнул к кирпичной кладке солдатского общежития.
Следом, с усилием придерживая мочевыделительный клапан, из казармы выбежал Лацис.
Когда последний победоносно возвращался назад, загораживая широким тазом поверженного сослуживца, кто-то
выразил сомнение, что Лацис сожрет без хлеба три банки сгущенки. На что Лацис, окрыленный победой, и к тому же оставшийся без завтрака, тут же учинил другой спор.
Приободренная новым зрелищем, толпа шумно направилась к чайхане. Впереди всех шел без особого энтузиазма Шитов - долговязый, прыщавый парень. За ним следовало человек двадцать однополчан в зеленых трусах. Вся ватага успешно миновала плац и столпилась у входа в чайхану.
Поскольку такое крупное формирование передвигалось по части не скрытно, оно тут же привлекло внимание дозорных из других рот.
К моменту торжественного вручения банок со сгущенкой победителю и перемещения того в укромное место (к артезианскому колодцу под ивой), количество любопытных военнослужащих достигло полусотни.
Пока Лацис на глазах у публики уплетал сгущенку, толпа роптала. Раздавались голоса о том, что в аналогичных ситуациях люди не выживали. Свинарь Федя поделился воспоминаниями о том, как с его соседом Спиридоном, лютым сладкоежкой, от полутора литров сгущенки случился заворот кишок...
Однако, что произошло далее со Спиридоном, никто не узнал, так как Лацис успешно справился с содержимым трех банок, остался жив и сразу стал неинтересен. Толпа разочарованно разошлась, а Виктор вновь погрузился в назойливые раздумья о своей необходимой госпитализации.

Проходя мимо медсанчасти, он заинтересовался происходившим вокруг данного учреждения странным оживлением. Стоял грузовик с кунгом, на котором красовался красный крест, а у его дверей переминалась очередь салаг. Виктор подошел к последнему бойцу и на всякий случай занял очередь. 
Из разговоров выяснилось, что в части эпидемия дизентерии. «Это шанс!», - промелькнуло в голове у Виктора. Он заинтересованно попросил у задних очередников  выделить и ему малость «жижки»... К его удивлению он натолкнулся на стену непонимания. Никто со своим «добром» расставаться не хотел. От отчаяния Виктор заметался от головы к хвосту очереди, пытаясь уговорить хоть кого-нибудь поделиться своим «счастьем». Предлагал даже за услугу три рубля, а это было почти все его месячное жалование... Тщетно! Никто из «счастливчиков» не проронил ни слова. Они стояли обречено, судорожно сжимая обеими руками коробочки из-под спичек, словно содержимое в них являлось источником и смыслом всей их жизни.
- Засранцы, говнюки, поносники, дерьмо... - эти слова, в ярости брошенные Виктором на смирных, изможденных поносом служивых, не возымели ответной реакции.

Собака лает, караван идет.

Однако, на крик из санчасти выскочил начальник - капитан медицинской службы Хмырев и, испуганно озираясь, завопил:
-Что случилось?
-Вместо того, чтобы этих мерзавцев посадить на «губу», - продолжал орать Виктор, - на одни сухари, Вы, товарищ капитан, проявляете гуманность, отправляя их в госпиталь... А где они подхватили эту гадость? Не в столовой же?.. В самоволке! Жрали немытые колхозные фрукты немытыми руками… с немытой харей.
Виктор в сердцах сплюнул и подался по направлению к роте. Тем временем, автоматически выпаленные им словосочетания: «немытые фрукты», «немытые руки», оставшиеся в памяти с детства, вдруг отчетливо всплыли в сознании и стали перекатываться в его мятежной голове, как будто в дуршлаге под свежей струйкой кипяченой воды.
«Вот дурак, кто же тебе мешает нажраться немытой зелени?» - неожиданно прозвучал внутренний голос Виктора. Он резко развернулся, вспомнив, что в палисаднике медсанчасти что-то произрастало из ягод. И точно, на небольшом деревце висели только что начавшие желтеть несколько пыльных ягод вишни. Не мешкая, Виктор оборвал все и принялся со значением жевать.
Закончив процедуру, он внимательно прислушался к организму, словно к автомату с газированной водой после того, как опустил туда последнею монету. Что-то там непременно должно было щелкнуть, отмерить и зашипеть...
Но никаких особых изменений внутри себя он не обнаружил. Лишь во рту ощущался терпкий привкус незрелых ягод. Шершавый язык нехотя ворочался, помогая перемалывать непотребный продукт, а по лицу прокатывались брезгливые гримасы.
Виктор достал зеркальце и посмотрел на высунутый язык.
«Желтый!» -  с надеждой прошипел он.
Пока желтизна не исчезла, Виктор принял решение идти в медсанчасть.
По ходу, вживаясь в роль, он обхватил ладонями живот, как сосуд с драгоценной жидкостью и, чтобы не расплескать ее, с негнущимся позвоночником перешагнул порог лазарета.
С мольбой в глазах он посмотрел на медсестру.
Младший медперсонал в таких забытых богом воинских частях формировался преимущественно из офицерских жен, так как им работать было негде. Но, тем не менее, на медсестре был надет белый халат, а  выражение лица  свидетельствовало об  испуге. Подойдя к Виктору, она в нерешительности предложила ему показать  язык. Медленно вывалив из полости рта названный орган, он закатил глаза и глухо простонал.
- Аа-х! - невольно вырвалось из стесненной халатом женской груди сестры милосердия.
Этого вздоха сострадания было достаточно, чтобы уже через четверть часа Виктор оказался на кровати медсанчасти.
Расположившись поудобней, он обдумывал на каких симптомах ему остановиться.
«Пожалуй, следует жаловаться на боли в животе. Это наиболее скрытые от глаз органы, их так просто не увидишь», - размышлял Виктор, заложив за голову руки и, уставившись в фанерный потолок комнаты для больных полковой  санчасти.  - «Животных болезней уйма. Чтобы поставить  диагноз,  необходимо провести многочисленные анализы и т.п., а это требует времени. К тому же анализы исследуют в лаборатории, а раз так, врач вынужден поставить предположительный диагноз для того, чтобы отправить для обследования в госпиталь. Таким образом, цель будет достигнута. А там видно будет».

Живот бе - свет и свет во тьме светит. Бог дал живот, даст и здоровье. День мой, век мой, а неделя - и весь живот! Животы, что голуби: где хотят, там и живут...

Определившись в своем решении и приободренный  убийственной логикой, Виктор огляделся.
В палате, где он находился, было две койки. Оказалось, что рядом с ним кто-то тихо лежал, а он настолько был занят собой, что не сразу заметил бедолагу. Небрежно поморщившись, глядя на хиляка, Виктор принялся обследовать другие помещения. Во второй, смежной комнате, стояли четыре кровати. Они были заправлены. У выхода  он заметил еще одну дверь. За ней, как он понял, находилась столовая. В маленькой, квадратов на шесть, комнатке стояли стол, покрытый клеенкой, четыре стула, в углу холодильник, на стене висела полочка с посудой.
Холодильник был пуст.
Виктор вышел на улицу.
Деревянный барак на «два хозяина», в котором размещался лазарет, находился в дальнем углу воинской части, обнесенной бетонным забором. Вдоль забора росли деревья тутовника. Эти насаждения раз в году, в мае, подвергались нападению со стороны местных жителей. Это было сродни нашествию саранчи. В одночасье  по всей республике и окрест  все шелковицы лишались листвы. Бороться с этим явлением было бесполезно. Листьями этого дерева вскармливали прожорливых личинок шелкопряда. Бизнес процветал и приносил огромные деньги, как тем, кто официально занимался этим делом, так и республике.
Вокруг санчасти был разбит, так называемый, скверик. Это были хилые деревца вяза, высаженные в шесть рядков. Под окнами росли яблони и вишни, зрелые плоды которых никто, наверное, не видел. Завершали ансамбль  «петушки", рассаженные вдоль бетонных дорожек. У  входа в барак стояла легкая беседка, в центре которой находилось специально оборудованное углубленное место. Обычно это был забетонированный диск от колеса грузового автомобиля, служивший коллективной  пепельницей. Такие типовые строения располагались у каждого  обитаемого помещения, будь то: казарма, столовая, штаб, гараж... Эти ямы наполнялись окурками в течение двух недель после получки, а в последующие две недели до зарплаты тщательно выскребались теми же, кто их наполнял, оставляя на дне незначительный пепел и засохшие плевки. Убирать долбаны в первой половине месяца было кощунством.

Солнце стояло в зените и нещадно обдавало жаром.
Санитарный грузовик исчез. «Засранцев» тоже корова языком слизала. Все живое вокруг затихло в полуденном мареве, забившись в норы и щели, в ожидании ночной прохлады.
Время шло к обеду, и Виктор поплелся в столовую. Вряд ли кто-то позаботился бы о его пайке до завтрашнего дня, а, кроме того, надо было известить в роте о своем местонахождении. Тем более, что старшина, с которым Виктор утром поцапался из-за бесконечных придирок и послал его подальше, к обеду непременно перед строем отвязался бы на нем. Наверняка полдня вынашивает месть.
 - Во-о-о! - вслух злорадно произнес Виктор, пытаясь покруче завернуть дулю.
Отобедав в одиночку до «саранчового нашествия» молодых, и предупредив начальника столовой, чтобы о нем не забыли и ужин, как полагается, притащили в санчасть, Виктор присел в тенечке дожидаться свою роту.
Полковой термометр, прикрепленный к отдельно стоящему столбу в тени деревьев, отмеривал  +46 градусов по Цельсию.

О БЕСШАБАШНОЙ МОЛОДОСТИ И СИЛЕ ЗЫБКОГО РОСТКА

Вернувшись в санчасть, Виктор разобрал постель и в предвкушении здорового сна аккуратно уложил себя на белые простыни.
Едва закрыв глаза, он куда-то провалился и увяз в белых ватных облаках.

СОН ВИКТОРА ШАПИРО
Над головой простиралось голубое небо, он жмурился от яркого свечения небосвода и медленно уплывал вдаль.
Мимо него пролетел командир роты Твердохлеб. Увидев возлежащего на облаках подчиненного, командир подрулил к нему и осторожно спросил.
- Слушай, командующий Забайкальским военным округом генерал армии Шапиро – не твой родственник?
- Мой дядя,- небрежно бросил Виктор.
- А ты можешь попросить его, чтобы нас отсюда забрали?- Стал клянчить  кэп.
- Посмотрю на твое поведение, - оставил ему шанс Виктор.
- А меня в Академию, - взмолился незаметно подлетевший зампотех роты старший лейтенант Загибайло.
- А у меня звание подошло, - оттесняя подчиненных, вклинился начальник штаба полка подполковник Петренко...
Раскатом пронеслось: «Бронекопытные, шагом марш!» - этим бравым возгласом известил о своем приближении старшина роты старшина сверхсрочной службы Голенчук. Вскоре показался он сам в чалме из белого вафельного полотенца.
- Все под зеленые знамена ислама! - воинствующе прорычал старшина и резко забрал влево.
Внизу по горячим пескам Каракумам, устремляясь, как это было видно сверху, в пыльную бесконечность, шли неровным строем салаги из учебной роты в противогазах. Передняя шеренга несла над собой кумачовый транспарант:


ВПЕРЕД  К  ПОБЕДЕ  КОММУНИЗМА!



а замыкающая:


РАВНЯЙТЕСЬ НА СЕРЖАНТА  АБДУЛЛАЕВА!
 

Самого сержанта видно не было.
Шумной стайкой пролетели «залетные» из штаба округа, чавкая спелым арбузом и, выплевывая черные семечки.
Вдали показался оазис. Финиковые пальмы окружали розовый дворец, раскинувшийся на берегу прохладного озера. По зеленым газонам разгуливали павлины. По тенистым аллеям  беспечно прохаживалась молодежь в кальсонах, плавно ступая босыми ногами  по  теплому мрамору...

- Наконец-то, - сказал кто-то рядом с выдохом, и залязгали крючки, стягивающие днище солдатской койки.
Виктор проснулся.
В соседней комнате по-хозяйски расквартировывались его приятели по роте: Вовка Спирин по кличке «Карандаш»- длинноногий, худощавый спортсмен-разрядник широкого профиля и Славка Яшин - тихий, но с хитрецой  - единственный сын учительницы литературы с города Подольска.
- А вы, мерзавцы, с каким диагнозом здесь? - в сердцах выпалил Виктор.
- Ты думаешь только один такой умник? - парировал Карандаш.
Все новоявленные больные расхохотались и в этой вспышке веселья невольно проявились переполнявшие их избыточные физические силы, чувство превосходства и духовная благодать.
- Это надо отметить, - в предвкушении исполнения заветного желания сказал Карандаш и двумя пальцами извлек из вещмешка резиновую грелку с домашним самогоном, что вызвало у присутствующих бурный прилив восторга.
Началось оживленное приготовление к попойке. Так как дело шло к ужину, Славка был откомандирован в столовую, Виктор побежал на полковые грядки за зеленью, а Карандаш остался сервировать стол.
Когда приятели, потирая ладони, наконец, уселись за стол, и в алюминиевых чашках задымилась ячневая каша с толстыми кусками сала из полкового свинарника, дверь за их спинами тихо отворилась и в проеме нарисовалась округлая фигура Генки Гилева.
- А я вас навестить пришел, - пожирая жадными глазами содержимое стола, произнес Генка.
- Передачку принес? - не оборачиваясь, осведомился Карандаш.
- А як же? - оживился Генка и выложил на стол зеленые яблоки.
Генка служил в почтальонах и по долгу службы был осведомлен о всех посылках, присылаемых в часть. Ни одна их дележка  не обходилась без его участия. Поэтому к появлению Генки больные отнеслись с пониманием.
Виктор сгреб кружки в кучу и при всеобщем молчании уверенными движениями равными частями «по-булькам»  разлил пойло. Он слыл непререкаемым авторитетом в делении продуктов питания на доли. В столовой он делил мясо из котла и разливал  «первое» на десятерых за столом, разрезал арбузы на равные части, но особенно требовал деления сахар, который подавался к столу в чашке кучкой, отмеренной на весах, и поровну всем его никогда не хватало. Кто-то из трех-четырех человек получал по четыре кусочка рафинада,  остальные по три. Виктор усвоил эти нюансы с первых дней службы и себя никогда не обижал. Со временем он поднаторел на этом деле и, так как делал все быстро, никто не мог уличить его в несправедливости. На первых порах сноровка Виктора при делении, даже благоприятно отражалась на насыщении желудков вечно голодных новобранцев, так как надо было успеть быстро проглотить «первое» и сравняться по количеству съеденного в чашках «второго» с сержантами, которые, утомленные долгой службой, к ее концу «первое» не ели. Но как только сжирали кашу - тут же орали: «Встать! Выходи строиться!» И если за каким-то столом не было четкой организации в делении кормежки - целое отделение оставалось голодным - тем самым ослабевала боевая мощь всего воинского подразделения.
Учитывая эти способности Виктора, приобретенные каждодневной тренировкой, владельцы посылок стали сами приглашать его поделить все как полагается и, тем самым, избежать какой-то несправедливости, либо искушения прихватить себе побольше.
Таким образом, владелец посылки, почтальон и специалист по дележке продуктов при одном приглашенном с легким сердцем употребили по первой и закусили. Лица собравшихся по случаю приятелей светились счастьем.
- Спорим, стакан самогонки с «верхом» одним глотком проглочу, - не выдержал Генка, глядя на противные морды «больных», цедивших теплое зелье.
Первым на удочку попался Карандаш. Зажевывая второй «стопарик», который окончательно осадил его нервный стресс и внес благорасположение к братьям по оружию, он согласился на спор за две бутылки «Ашхабадского».
Нашелся и стакан - двухсотпятидесятиграммовый.
Виктор безжалостно налил в стакан самогон «до краев» и взглянул оценивающе на Генку.
Тот собирался с духом. Как удав он устремил взгляд на стакан, медленно протянул к нему свою огромную лапу, обхватил толстенными пальцами его граненые бока... Сосуд на мгновение исчез. Затем перед глазами затихшей перед смертельным трюком публикой появилось донышко... В разинутую Генкину пасть прожурчала вся мутная жидкость и она (пасть) захлопнулась... Генка со смаком сделал затяжной глоток и выдохнул гремучий запах.
Это событие всерьез всколыхнуло, жаждущие  познания окружающего мира, молодые умы и навсегда отпечаталось в их сознании, как значительная веха в жизни, которая непременно до конца дней будет всплывать в памяти, будоража восприятие слушателей, придавая уважение и зависть к рассказчику, как свидетелю этого грандиозного зрелища.
Карандаш без сожаления засобирался за вином. Однако, оценив обстановку, Виктор, встревоженный внесенным Генкой дисбалансом в запасы спиртного, предложил в целях восстановления пропорции, докупить еще две бутылки. Сбросились, и Вовка исчез за бетонным забором.
Генка, на волне произведенного фурора, на порядок отделившего его от остальных собутыльников, разразился солдатскими анекдотами.

АНЕКДОТ 1
 «Про наше начальство. Ну, это, значит, идет совещание. Командир полка выступает с докладом. В горле у него пересохло и он обращается к начальнику штаба, в президиум, чтобы ему поднесли стакан с водой. Начальник штаба кивает за кулисы лейтенанту. Последний с перепугу хватает с подноса перевернутый вверх дном стакан и не может сообразить, как в него налить воду. Сует стакан начальнику штаба и шепчет:  «Товарищ подполковник, он же запаянный», а тот передает его дальше машинально полковнику и тоже ему про запаянный стакан толкует. Полковник берет поданный ему стакан, смотрит на донышко и говорит изумленно: «Действительно запаянный», потом переворачивает злополучный стакан и произносит растеряно: «Да еще и без дна...». 

АНЕКДОТ 2
«Про солдатскую находчивость. Приезжает, значит, генерал в часть с инспекторской проверкой и ночью в сопровождении командира части, дежурного и прочей свиты, заходит в конюшню и видит, что часовой спит. «Разбудить!» - вопит генерал. Командир с дежурным пытаются растолкать постового - тот продолжает спать. « Надеть на него хомут!» - орет разгневанный генерал. Надевают на бедного солдата хомут, а он хоть бы хны - продолжает храпеть. Наконец, бедолагу разбудили. Он соскакивает и таращится спросонок на генерала, а тот ему: «Ты что делаешь, мерзавец?»  «Хомут чиню, товарищ генерал»

АНЕКДОТ 3
«Про «сундуков»*.   Встречаются две жены макаронников
 Одна другой говорит: «А Вася мой - импотент»    Другая с досадой отвечает: « А мой, дурак, все в сержантах ходит»…

Громыхая бутылками, возвратился Карандаш.
Праздник продолжился.
Веселая компания под шумок расправилась со спиртным и перешла к десерту. На десерт подавали печенье «Привет» из Вовкиной посылки, две банки сгущенного молока и пачку сахара рафинад из полковой столовой в качестве  пайка, предназначенного для больных.
___________
*сундук, он же макаронник – военнослужащий сверхсрочной службы.


К концу чаепития Виктор, к своему удивлению, констатировал, что им выпито девять полноценных кружек чая, а это более трех с половиной литра, и он мог бы продолжить застолье, если бы к этому моменту не кончились сахар и сгущенка. Он задумался. Рекорда мира по потреблению чая за один присест, он не знал, но нутром чуял, что находится где-то поблизости и если бы ему тогда определили рубеж, за которым следовала запись в Книге Гиннеса - он бы его успешно преодолел. Тем не менее, сам факт был занесен в картотеку необычных явлений, хранившуюся в дальнем углу информационного банка его аналитического ума.
Стемнело. В комнатке, где гудели «братья во красном кресте», стало нестерпимо душно. Пот, в буквальном смысле, ручьями стекал по их довольным рожам и щипал глаза.

Все шумно вывалили на воздух.
С гор дул жаркий «афганец», но по их мокрым телам прокатилась прохлада. Хотелось жить и делать глупости. Неуемная энергия и бестолочь рвались наружу.
- Запевай! - бодро скомандовал Виктор и затянул сам:

                Вот кто-то с горочки спустился, -
                Наверно, милый мой идет.
                На нем защитна гимнастерка,
                Она меня с ума сведет…

Приятели дружно вступили, изо всех сил надрывая голосовые связки. И была в этих истошных воплях вся юношеская мощь неосознанной тоски по воле и дому.
Но так как ни один из них не знал до конца ни одной песни, звучали только первый куплет или припев, что приблизительно можно было назвать, как попурри на тему советских песен и русских романсов, а точнее - обрывки из песен русского застолья.
Как только весь песенный запас был исчерпан, ребятишек заклинило на:               
                «Соловей, соловей - пташечка,
                Ка-на-ре-е-еч-ка        жалобно поет.
                Эх!
                Светит месяц, светит ясный,
                Светит по-о-о-лная луна.
                Эх! 
                Соловей, соловей - пташечка...» и так далее…
Это позволяло им долго не задумываться над репертуаром и не вспоминать слова песен. Данное стихотворное произведение для пения лихо лилось и веселило приятелей своей бесшабашностью и бесконечностью.
Издаваемые хористами вопли долго витали над погруженной в сон частью и вокруг, пока, наконец, не долетели до тугого на ухо дежурного по части  лейтенанта Воробьева.
  Влекомый таинственным звучанием, он осторожно вышел из дежурки и как легавая собака, задрав голову, верхним чутьем старался уловить направление, откуда исходили звуки. Определив все же  источник  воздушного содрогания и преисполненный служебным долгом, он двинулся с места, ощупывая в темноте кобуру.
Воробьев предстал перед «братьями во хмелю» неожиданно словно движимый огромной жизненной силой росток, пробивший бетонное покрытие, вырос он из земной тверди на глазах обалдевших нарушителей покоя и дисциплины, проглотивших языки от созерцания этого таинства, всегда поражавшего человека своей необъяснимостью.

Последствия этого светопреставления нетрудно было предугадать. Наутро троих неудавшихся больных с невыясненным диагнозом позорно выперли из медсанчасти и безжалостно  бросили на растерзание командованию роты.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИСХОДНЫЕ ПОЗИЦИИ

Виктор сидел в ротной курилке опустошенный. Зачатый в тяжелых муках план операции по госпитализации, блестяще реализованный на начальном этапе боевых действий, из-за просчетов в оценке происшедших событий и недооценке последующих, неожиданно рухнул, не оставив никаких надежд на свое возобновление.
Тем не менее, в глубине души Виктор не жалел о случившемся. Не терзал себя за легкомысленность в подходе к серьезному мероприятию. Постепенно, повинуясь бурной энергии молодого организма, в нем неумолимо восстанавливались разрушенные клетки оптимизма.
Из-за  угла казармы появилась группа салаг. Они шагали в колонну по два, сосредоточенно уставившись под ноги, будто опасались нечаянно попасть в яму или наступить на пятки впереди идущих.
Увидев нелепость в рядах молодых воинов, Виктор не выдержал и заорал.
- Левой, левой, салаги!
Строй неожиданно оборвался и нарисовался командир взвода учебной роты лейтенант Сморчков. Лейтенант месяц назад прибыл в часть после окончания военного училища. Перед ним простиралось бесконечное поле  деятельности с сотней дорог, но лишь наезженные вели к цели - успеху в нелегкой офицерской карьере. Много барьеров следовало преодолеть на пути к должности и очередному званию. Но, похоже, молодой человек в новеньких лейтенантских погонах знал, как выбиться в люди: кого подставить, кого самому оттолкнуть с пути, перед кем выслужиться... Он был не высокого роста, с ногами, растущими от плеч, худ, прыщав. Не пил, не курил, девочек и друзей не имел.

В порочных связях, стало быть, замечен не был.

И как всякий маленький человек был завален комплексами. При такой наследственности, он мог рассчитывать только на усердие и безоговорочное чинопочитание, отчего всю свою немощь Сморчков вымещал на солдатах новобранцах.
Лейтенант скомандовал:
- Стой! - и подскочил к Виктору, раздувая ноздри. Виктор невозмутимо сидел, раскинув руки на перила беседки, и испытующе смотрел на Сморчкова снизу вверх.
- Вы кто такой? - завизжал лейтенант.
- Я рядовой Шапиро, - с достоинством ответил Виктор и добавил в том же духе. - Мой дядя - командующий Забайкальским военным округом. А Вы кто такой?
- Идите за мной. Я Вам покажу кто я такой.
Лейтенант резко повернулся и зашагал к учебной роте. Врожденное любопытство повлекло Виктора за ним. «Кто же ты такой?» - рассуждал про себя Виктор, - «Вонючий прыщ. Боже, до чего деградировала Красная армия, набирают всякую шелупонь. Полтора метра с фуражкой, а гонору?.. Ну будь там «пузцо сытенькое» - куда ни шло, а то ведь святые мощи, сморчком пришиб бы ...»
Войдя в казарму учебной роты, Виктор на некоторое время задержался в вестибюле. Полгода назад их призыв вышел из этих стен готовыми специалистами, и разбросало их потом по разным местам вдоль границы враждебного Ирана. С тех пор  Виктор в учебке не был и теперь вдруг ощутил томление по безвозвратно прошедшему времени.
Ему бросился в глаза кумачовый плакат над дверями во внутреннею  часть казармы.

   
             БЕРИТЕ  ПРИМЕР С СЕРЖАНТА АБДУЛЛАЕВА!

           Сержант Абдуллаев в свое время был их замкомвзвода. «Забрили» его с четвертого курса Ташкентского политехнического института. В глазах девятнадцатилетних парней Абдуллаев казался серьезным мужиком. Тщательно выбритый, выглаженный и подтянутый- он являл собой пример образцового служаки.
Абдуллаев учил новобранцев уму-разуму. Утром с часами в руках он поднимал взвод и отмерял на подъем и построение 40 секунд. Отстающих тренировал хладнокровно и долго. Виктор  однажды с удивлением заметил, что некоторые из тех, кто не мог уложиться в норматив, тихонько поднимались раньше, сопя одевались, и в обмундировании, в сапогах залазили под одеяло, жмурили глаза, с трепетом ожидая пугающего вопля: «Рота, подъем!»
Наконец, взвод строем бежал за пределы части опорожниться и сделать зарядку. Метров за пятьдесят до шлагбаума на КПП, Абдуллаев, обращаясь к бегущему в первой шеренге солдату по фамилии Кныш, командовал:
- Книш, от-крыть шлямбур!
Кныш прибавлял ходу и с пониманием открывал именно то, что требовал от него сержант...
На утреннем осмотре, скрестив на заднице руки, Абдуллаев обходил солдат и внимательно осматривал каждого с ног до головы, спереди и сзади. И тогда звучала его сакраментальная фраза: «За непочистение кабылков - два наряда вне очереди!»…
И вот, полгода назад просочились сведения о том, что Абдуллаев арестован за мужеложство.
Незадолго до этого события, он был поощрен десятидневным отпуском на родину, где успешно женился и вернулся в часть дослуживать каких-то два-три месяца.
Земляки Абдуллаева, что призывались с ним, не осуждали его, а скорее сожалели о случившемся, будто среди них гомиком был каждый второй. Для остальных же было противно даже представить подобное сношение.
Пассивного придурка также знали все. Он призывался годом позже Абдуллаева. Это был длинный, костлявый, невзрачный парень. Мысль о самом акте с мосластым голубым у многих вызывал отвращение и недоумение: неужели в части не нашлось педика с толстым задом...
И теперь, когда Абдуллаев отсиживал за решеткой отмеренный ему срок, злополучный плакат, по-прежнему призывавший брать пример с сержанта Абдуллаева, звучал как вызов.
Плакат-оборотень развеселил Виктора, философски оценившего эту шутку времени.
- Это не тебя кличут? - вдруг вернул Виктора на землю дневальный со штыком на ремне.
Виктор зашел в кабинет командира роты. Там, очевидно, проходило офицерское совещание. В торце длинного стола сидел командир учебной роты капитан Кривощеков, облысевший блондин лет  сорока, изъеденный злой женой за его неудавшуюся карьеру, ее загубленную в песках молодость и крушение романтических устремлений так и несостоявшегося спелеолога.
Все офицеры устремили злые взгляды на Виктора, будто он был причиной каких-то неведомых ему ротных неурядиц и семейных невзгод.
Кривощеков приподнялся и, глядя на Виктора исподлобья, недружелюбно спросил:
- Вы на кого работаете?
Виктор за свою службу неоднократно сталкивался с тупиковыми вопросами, исходившими  от его непосредственных командиров.  Эти вопросы возникали неожиданно, зачастую не поддавались элементарной логике и не соответствовали ситуации. Поэтому на них нельзя было ответить сразу, они требовали какого-то времени на осмысление.  В силу их очевидной алогичности, прежде всего, трудно   было понять, что от тебя хочет человек, который их задает. Затем пассивный участник  такого диалога какое-то время решал для себя ребус: либо он  дурак, что не улавливает какой-то скрытый смысл вопроса, либо задающий его - полный идиот, если говорит серьезно и вкладывает в него понятное ему одному значение. 
Со временем, познав своих командиров, Виктор на идиотские вопросы отвечал адекватно и с достоинством, что заставляло отдельных индивидуумов данного контингента подвергать сказанное им определенному анализу.
И вот, услышав от капитана  простой по форме вопрос, который, кстати, никого из присутствующих офицеров не удивил, он с чувством человека, обладающего значительной совокупностью высоких моральных качеств и умеющего к тому же уважать эти качества, ответил:
- На ЦРУ.
Это признание  Виктора вызвало в офицерской среде нездоровый ажиотаж. В запале высказывались различные соображения в отношении его дальнейшей участи:
а) передать его в КГБ, те мол, быстро из него весь дух вытрясут;
б) незамедлительно обыскать его личные вещи и матрац, с целью отыскания улик, свидетельствующих о причастности к иностранным спецслужбам;
в) созвать экстренное комсомольское собрание и пусть он посмотрит в глаза своим товарищам и расскажет им - до чего докатился...

В конце концов, все остановились на том, что нарушителя требуется немедленно арестовать и содержать до выяснения. Но последнее намерение было не в юрисдикции  данного собрания и поэтому командир роты принял решение сообщить об инциденте сотруднику спецотдела и доложить о происшествии начальнику штаба полка.
В сопровождении трех командиров взводов Виктора повели в штаб. Впереди  с достоинством вышагивал лейтенант Сморчков, а по бокам два других лейтенанта, серьезно взирающих на Виктора. Виктора же эта сцена забавляла и он, закинув руки за спину как арестант, гордо вздернув вверх голову, силился вжиться в образ несгибаемого красноармейца, захваченного в плен белогвардейской нечестью.
Проходя мимо своей роты, он заметил нескольких ребят в курилке и завопил:
- Наше дело правое, мы победим!
Обращаясь к толпе у квасной бочки, Виктор громко сообщил:
- Всех не перестреляют. На место одного убитого встанут двое других.
В рядах сослуживцев возникла паника.
У входа в здание штаба навстречу необычной компании попался начальник секретной части Сергей Шувалов, однополчанин Виктора. Сергей оторопело отпрянул в сторону, пропуская конвой, однако Виктор успел ясно различимым шепотом бросить:
- Серега, сожги все шифровки. Явки провалены.
В коридоре, попавшемуся на глаза комсоргу роты Петру Тернову, Виктор отдал последнее распоряжение:
- Петя, переходи на запасной вариант.
Петр, который только что вышел из кабинета замполита полка и находился еще под воздействием идейного вливания, сосредоточенно мотнул головой в ответ на слова Виктора и промычал:
- А-ага.
Начальник штаба подполковник Петренко встретил Виктора вопросом:
- Так, значит, на ЦРУ работаешь?
- Не надо задавать идиотских вопросов.
- На идиотские вопросы не следует давать идиотские ответы.
- Я задумывался над этой проблемой, товарищ подполковник, и пришел к другому умозаключению.
- А ты еще подумай. Пять суток гауптвахты. Свободен.
«Человек не понимает» - про себя отметил Виктор, а в слух без энтузиазма промямлил:
- Слушаюсь, товарищ подполковник, разрешите идти?
- Идите.
В казарме Виктора тут же окружили обеспокоенные сослуживцы с вопросом: «Что случилось?» Перехватили шифрограмму, - ответил серьезно Виктор и сокрушенно добавил. - Раскололи.
-Толком можешь сказать?.. Какаю телеграмму? - допытывался кто-то из ребят.
- Шифрограмму, которую я передал в Ленгли.
- Какое Ленгли? - не унимался тот же голос.
- Господи, ну я работал на Центральное разведывательное управления США. Понятно? Теперь не работаю. Раскрыли.
- Так бы тебя и отпустили, - вставил сообразительный Лацис.
- Меня предупредили, что часть оцеплена, дожидаются конвоя из Ашхабада. Бежать бессмысленно, - пояснил Виктор.
- Ну ладно, хватит заливать, - вмешался Карандаш, - нас в санчасть срочно вызывают.
Так и не внеся ясности во встревоженные умы  братьев по оружию, трое бывших больных отделились от кучки алчущих  разъяснений солдат шестой роты и направились судьбе навстречу.
Их озабоченно встретили капитан Хмырев и медсестра Катя. Каждому сунули подмышку градусники и пояснили, что лежавший с ними в палате солдат, сегодня госпитализирован с брюшным тифом, а они являются контактными.
«Сам господь на моей стороне», - подумал Виктор. Он сосредоточился.
Недели две назад ему попался на глаза журнал «Физкультура и спорт». В этом печатном издании его заинтересовали упражнения по  аутогенной тренировке. Как уверял журнал, после двух месяцев занятий человек может  мгновенно ввести себя в состояние готовности и с помощью  внушения повысить температуру тела на 1-2 градуса. Для штатского человека эта возможность человеческого организма может показаться несущественной, но для пытливого военнослужащего срочной службы - двух мнений быть не могло.
Полмесяца Виктор добросовестно следовал советам журнала и три раза в день тренировался по 10 минут. Он верил, что его труды рано или поздно увенчаются успехом, он даже догадывался в какой именно области. И вот, настал тот час, когда необходимо было доказать на что он способен. Виктор  плотнее прижал термометр, закрыл глаза и стал внушать:

ПРИБЛИЗИТЕЛЬНЫЙ ТЕКСТ ВНУШЕНИЯ
« Моя правая рука становится тяжелой и теплой... Как будто набита ватой, пропитанной теплой водой...»  Затем следовали такие же заклинания над левой рукой и поочередно над правой и левой ногой. «Мое пассивное внимание полностью сосредоточено на моем спокойном лице. Оно спокойно и неподвижно. Мышцы лица оцепенели...  Я совершенно спокоен... Прохлада в области лба... Температура моего тела повышается на один градус... Я совершенно расслаблен... Я уверен в себе... Я чувствую, как  повышается температура моего тела»...

Час пробил, градусники изъяты и подвергнуты тщательному осмотру. Обнародованные результаты являли собой объективную реальность:
Карандаш - 36,6;
Славка - 36,6;
Виктор - 37,4.
Виктор победоносно взглянул на приятелей и уверенный в себе повторил как заповедь эмоциональную схему аутотренинга:
«Должен - хочу-могу-есть». Сработало!

 В палате никого не было. Виктор готовился ко сну. День, хотя и был насыщен событиями, скончался и отошел на задворки памяти. Впереди ожидали новые вехи, и Виктор настраивался к достойной встрече. Действовать надо было наверняка. Он разложился на постели, разбросал руки и ноги, расслабился, внушая себе журнальные заготовки из области аутотренинга:«Освобождение от забот. Покой и удовлетворение. Мысли лениво уходят»...

Виктор заснул и спал без снов. Встал он рано и как только открыл глаза, со спокойной душой вдохновенно стал себя приготавливать к подъему и заряжаться энергией, предвидя решающие схватки за воплощение в жизнь задуманной аферы:

«Свежесть и бодрость. Я заряжен энергией. Я владею своим временем. Работа   над собой   приносит успех. Впереди плодотворный  день.
Воля собрана, как пружина. Приготовиться, ВНИМАНИЕ… ВСТАТЬ!

Виктор явно был доволен собой. Его распирало от собственной значимости и внутренней энергии. Он не удержался и совершил пробежку вдоль свинарника, с удовольствием сделал зарядку и облился прохладной водой со скважины.
Позавтракал он с аппетитом, после чего лег на кровать  дожидаться прихода медперсонала.
В девять часов в палате появилась медсестра Катя с градусником в руке.
- Ну, как дела, что болит? - справилась Катя.
Виктор закатил глаза и тихонько простонал. Катя склонилась над ним, подсовывая термометр. На Виктора пахнуло свежевымытым телом, глаза увязли в мягкой полоске стесненных грудей. Виктор едва удержался от желания уложить медсестру рядом с собой. Катя как будто  почувствовала надвигающуюся опасность, вдруг резко поднялась и, не оборачиваясь, скрылась.
Воображение Виктора еще некоторое время продолжало рисовать сексуальные картинки с сестрой Катей: он чувствовал  ее прерывистое дыхание, стоны, слышал лязганье кровати под ними, ощущал тепло ее тела…
С трудом Виктор отогнал от себя блудливого беса, чуть было не провалившего операцию, не спеша, достал градусник и стал мечтательно растирать его ртутный кончик о суконное одеяло... Вдруг послышались шаги и Виктор, не успев взглянуть на градусник, сунул его назад подмышку.
Зашла Катя, предупредительно оставив открытой дверь, взяла с серьезным видом протянутый прибор для измерения температуры тела и, поворачивая его на свет, замерла, соображая, что делать.
- Сколько? - испуганно протянул Виктор.
- 38 и 5 - машинально выпалила Катя и быстро скрылась, оставив градусник на тумбочке у входа.
Вскоре она появилась в сопровождении капитана Хмырева, который, в двух метрах не доходя до кровати больного, резко затормозил и растерянно спросил:
- Что-нибудь болит?
- Живот, - сложив руки на животе, проскрипел как можно жалостливей Виктор.
- Так, немедленно одевайтесь, - обращаясь к Виктору, распорядился Хмырев и дал указание медсестре. - Катя, скажите чтобы готовили машину. Повезете больного в госпиталь.
Эскулапы быстро ретировались, а Виктор, слегка охваченный волнением, стал одеваться. На выходе, однако, он предусмотрительно захватил термометр, удостоверился в его показании и засунул подмышку.
Когда они приехали в госпиталь, на удивление, Виктора не выгрузили, а заставили дожидаться врача в машине. Ждать пришлось не долго. Прибывший медработник залез в «воронок», присел к лежащему на носилках больному и первым делом протянул ему градусник, который Виктор просунул под майку, а прихваченный с собой поправил на нужном месте.   
- На что жалуетесь? - поинтересовался врач.
Придерживаясь выбранной легенде, Виктор  напирал на боли в животе.
Оголив поверхность болезненного объекта, врач  осторожно занялся исследованием внутренних органов Виктора  посредством ощупывания их руками через кожные покровы. При каждом прикосновении к животу, больной завывал, будто  через него пропускали мощный заряд  электрического тока. Стоны и вздохи звучали даже тогда и в тех местах, где согласно предварительному диагнозу боли ощущаться не должны.
«Каша с маслой не всегда сходятся» - говаривал в таких случаях полковник Бегахметов, но об этом позже.
И все же наиболее убедительным фактором в принятии  врачом окончательного решения явился застывший с утра на отметке 38 и 5 ртутный столбик термометра.

Против факта не попрешь!

- Так, - вслух констатировал врач, натягивая на живот больного майку и, многозначительно взглянув на медсестру, решительно произнес:
-Будем госпитализировать.
Виктора повели по кафельному коридору, завели в ванную комнату, велели помыться, надеть кальсоны, а обмундирование сдать в прачечную.
Оставшись один, Виктор, наконец, вздохнул с облегчением. Он неторопливо стал раздеваться, размышляя о своем status guo, как вдруг что-то звякнуло...
 Он забыл, что за пазухой  у него лежал градусник и вот его «спаситель» упал на кафельный пол, разбился на мелкие кусочки, заблестел и разбежался в разные стороны проворными ртутными шариками. Виктору стало не по себе, словно рухнула его надежда и опора, и он оказался беззащитным перед чужим, непонятным ему миром, где его в любую минуту могли  без усилий раскусить и пригвоздить к позорному столбу.
Однако Виктор быстро взял себя в руки и приготовился стойко противостоять любым неожиданностям.
Напялив кальсоны, он дождался поводыря и тихо поковылял за ним в инфекционное отделение, располагавшееся за высоким забором.
Его поместили в бокс, где стояла одна кровать и тумбочка. Виктор лег и выжидающе уставился на дверь. Через минуту она действительно отворилась, и в палату вошел невысокого роста мужчина в белом халате. Это был начальник инфекционного отделения подполковник медицинской службы Яковлев. Он слыл человеком деликатным и знающим. Яковлев присел на кровать и, устало глядя на Виктора, просто спросил:
- Ну-с, молодой человек, как же Вы до такой жизни дошли?
- Сам удивляюсь, товарищ военврач.
- Да-а, - протянул Яковлев и полез в карман.
-Для начала измерим температурку,- ласково произнес подполковник.
«Боже праведный, снова температуру?», - взмолился про себя Виктор, и малость струхнул, но деваться было некуда. Он смиренно воткнул градусник и стал лихорадочно внушать себе болезнь с повышенной температурой.
Между тем, Яковлев разъяснял Виктору:
- Полежишь, молодец, пока в боксе. Сделаем анализы, а там видно будет.
Он прослушал Виктора, подавил на живот, полюбопытствовал какого цвета язык, приоткрыл поочередно веки и заглянул внутрь. По всей видимости, он не сделал никаких выводов, он вообще не спешил жить…
- Ну-с, что там у нас? - поинтересовался Яковлев, вырывая градусник из под плотно прижатой к туловищу руки Виктора.
- 37 и 6, - неторопливо произнес подполковник и добавил, - Будем колоть  пенициллин через каждые четыре часа, температуру нужно сбить, а завтра посмотрим.
Яковлев медленно встал, посмотрел оценивающе на Виктора, покачал головой, и шутливо проронил:
- А пока, милостивый сударь, готовьте задницу.

ВРЕМЯ КЕЙФА

Наутро следующего дня Виктор взмолился о прекращении инъекций в виду отсутствия у него высокой температуры. Медсестра, исправно выполнявшая всю ночь предписания врача, смилостивилась и, убедившись посредством злополучного градусника в правдивости предчувствия больного, со спокойной совестью доложила результаты начальнику отделения.
Уколы были отменены, взяты определенные вещества на анализы и наступило некоторое затишье в отношениях больного с медперсоналом на период «проращивания»... Как  Виктору  доходчиво объяснили, - анализы «посеяли»  и через 10 дней ожидают всходы.
« Ну, слава богу», - вздохнул Виктор и залег в спячку.
Двое суток он спал, пробуждаясь лишь ненадолго, чтобы принять пищу, выкинуть за окно разноцветные таблетки и сходить на горшок.
На третьи сутки он почувствовал, что отлежал все бока и лишился сна. Тупо уставившись в потолок, Виктор соображал над тем, как внести разнообразие в свое пребывание в этой одиночке.  Книг не давали - они являлись  или могли стать переносчиками инфекции, писем также писать не разрешали по тем же основаниям, выходить из бокса категорически запрещалось.
«В такой ситуации можно и волком взвыть», - размышлял Виктор.
На четвертые сутки он все же раздобыл три листка бумаги и ручку.
Ему не терпелось написать письмо Нинке. Непременно поведать ей  о каком-либо подвиге, ранении, словом, потрепать нервы.
С Нинкой Виктора заочно познакомил ее брат Серега Шувалов. Он был без ума от своей сестры и рассказывал взахлеб о ее прелестях. А однажды показал  фотографию. По снимку, с большой долей уверенности можно было судить, что изображенная на нем фигура была сложена пропорционально. Серега пояснил, что сестра  сфотографирована на пляже  озера Иссык-Куль в купальном костюме после присуждения ей титула «Мисс Иссык-Куль» среди студентов их курса, проходивших в г. Чолпон-Ате практику.

Ex  pede  Herculem.*

Между Виктором и Ниной завязалась бурная переписка, длившаяся почти шесть месяцев
А полгода назад Виктору удалось побывать дома, и он с замиранием сердца посетил Нинку.
Теперь Виктор в подробностях вспомнил их первую встречу.
 Он остановился перед небольшим двухэтажным домом, затерянным в глухом переулке, с двориком, обставленным  типовыми сараями.
Посмотрел еще раз на его номер, так знакомый по письмам. Осмотрелся, стыдясь своей нерешительности и, сгорбившись, быстро пробежал под окнами первого этажа, почему-то решив, что это были непременно её окна. Заскочил в подъезд и сразу же очутился у нужной двери. Немного выждал, перевел дух и надавил на кнопку звонка. За дверью было тихо. Виктор позвонил снова...
Тысячу раз он представлял ее себе и по рассказам брата, по любительским фотографиям и по письмам, которые довольно часто получал от нее. И чем больше он думал о Нинке, тем больше она ему нравилась, рисовалась неким идеалом. Виктор слепил определенное представление о ней и теперь боялся разочароваться.
Никто не отзывался и Виктор постучал в дверь
День выдался по-весеннему теплым. Хлопотливо бренчали капли на крыльце. Крыши домов густо парили на горячем мартовском солнце, как  закипевшие чайники, а замешанный снег во дворе громко чавкал под ногами редких прохожих.
Виктор стоял перед дверью и не знал, что ему делать. То ли уйти, то ли дожидаться ее у дома...
Вдруг стало тоскливо на душе и уже не дрожь ожидания встречи с дорогим человеком, а прозаический озноб колотил его в этом холодном, мрачном подъезде.
Он тупо смотрел в раскрытые ладони парадных дверей и уже не ждал ее внезапного появления, как прежде, когда искал в каждой красивой девчонке сходство со своей Нинкой. И уже не такой значительной представлялась ему сама эта встреча. «В жизни всегда оказывается все гораздо проще, чем ты напридумываешь», - глубокомысленно отметил про себя Виктор. Он вспомнил, как сегодня утром прилетел из армии. Целую вечность ехал от аэропорта на автобусе, как бежал от автобусной остановки, а у дверей, знакомых до подробностей, выбился из сил от волнения. Он представлял, как переступит порог и на плечи упадет мать вся заплаканная, родная... А когда  толкнул дверь, с унынием понял, что жестоко ошибся в своих представлениях - она оказалась закрытой, а ключ лежал на старом месте - за вислоухим квартирным номером…

Виктор собирался уходить, как за дверью послышался какой-то глухой стук, потом быстрое шлепанье о пол домашних туфель. Щелкнула дверная задвижка и она... вылетела из двери. Увидев незнакомого человека, успела зацепиться за косяк, так и стояла, застывшая, с разбросанными руками.

Остановись мгновение - ты прекрасно!



._________
*букв. - по ноге узнаем Геркулеса. (лат.)


Нинка опомнилась первой. Собрала руки и отпрыгнула назад, слегка отпружинив на своих стройных, обтянутых конькобежным трико, ногах. Она все еще стояла в недоумении, когда Виктор наделано безразлично переступил порог и тщательно прикрыл за собой дверь. Снимая перчатки, сказал, что от Сережки и голос его дрогнул.
Нина провела Виктора в комнату, квартира была коммунальная, усадила на диван, попросила подождать ее минутку и убежала в другую комнату посмотреть на себя со стороны.
Виктор смирно уселся на диван, бездумно осмотрелся, шмыгнул носом и стал заплетать в косички бахрому на скатерти.
Нинка жила с материю одна, отец ушел от них после того, как Серегу проводили в армию. Почему так случилось, Виктор не знал. Серега никогда не говорил об этом.
Жили они скромно. Кроме дивана, посередине комнаты стоял большой круглый стол, у стены этажерка и пианино.
Наконец,  Нинка выглянула из-за шторы смежной комнаты, увидела, что Виктор смотрит на нее, сконфузилась, метнулась к другой двери, с разбегу навалилась на нее и скрылась. Через мгновение она вернулась, протиснулась между пианино и столом и плюхнулась на стул напротив Виктора.
- Сейчас чай будем пить, - сказала она сияя.
«Боже мой, как я рисовался перед ней в письмах, - подумал с досадой Виктор, - Колоссальный парень. Интеллектуал...    Придурок».
- А я храню Ваши письма, - как будто прочитав мысли Виктора, сказала Нина.
- Да-а? - протянул Виктор.
Он вспомнил, что как-то написал ей письмо в стихах. Примитивная версификация. Сдул из «Работницы», кое-что переделал на армейский лад. Нина тогда приняла его плагиат за чистую монету и в ответном письме пожелала творческих успехов.
Все это было его прошлым, милым дурачеством. Еще в школе подобным образом он строчил девчонкам мадригалы.
Теперь нужно было сочинять что-то свое, старое он уже забыл.
- А я Вас представляла совсем другим, - вдруг сказала Нинка задумчиво. И было не понятно: то ли она сказала это с тенью разочарования, то ли наоборот...
- Я тоже, - отозвался Виктор.
Она почему-то показалась ему широкой в плечах, а вообще-то она была ничего. Пышные, шафранового цвета волосы, перехваченные выше лба черной лентой, овальные щеки, в ложбинке которых ютился маленький носик, губы красиво очерченные, бледно-алые. И голос у нее был очень приятный, женственный, с множеством сложных нюансов.
Нинка по-прежнему сидела на стуле, опершись руками о сидение, болтала беззаботно ногами и, кокетливо наклонив голову, поглядывала на Виктора сквозь свесившуюся  челку. Улыбалась.
Виктор тоже расплылся в улыбке. «Какая заразительная улыбка, искренняя, как у детей непосредственная и милая», - отметил он.
- Хотите, я Вам что-нибудь сыграю? - спросила Нинка и, не дожидаясь ответа, подставила стул к пианино, открыла крышку, оглянулась вся такая довольная, мотнула головой, вроде спрашивая этим - «Да?» и, как говорили в старину:  «ударила по клавишам».
Играла Шопена. Играла свободно и с чувством. Виктор встал и подошел к пианино.
Слушая музыку, Виктор, наверное, впервые почувствовал с какой убедительностью и потрясающей простотой звучал шопеновский ноктюрн, какой необыкновенной  силой перевоплощения обладала шопеновская искренность. Она переделывала его всего с такой быстротой, что он поразился своему перерождению. Эти магические звуки одним мгновением стерли в его сознании какие бы то ни было суждения, давая волю только чувствам.
Нина закончила играть, а Виктор все еще стоял молча, задавленный той силой величия, под напором которого  невольно вдруг осознаешь всю свою неполноценность.
Нинка, наверное, поняла его состояние, потому что стала играть что-то бравурное.
И какой тогда ничтожной и пустой показалась Виктору его жизнь: полная кривляний, ничтожных забот и мелких обид, маленьких радостей и унижений..
_________

Виктор сидел на больничной кровати, подогнув к груди колени и сосредоточенно соображал: какую бы героическую историю выдумать, какими красками окрасить военные баталии, участником которых ему довелось быть и какая нелепая случайность прервала его победоносное шествие по полям сражений, ненадолго бросив на госпитальную койку, где, отдышавшись, он вновь бросится в полную лишений и смертельной опасности воинскую действительность.
Отрешившись начисто от предыдущих мимолетных воспоминаний, Виктор всецело отдался охватившей его авантюре.
Его мятежный ум рисовал леденящие душу картинки боевых действий. Он спешил показать их своей девушке.

ПИСЬМО НА РОДИНУ

Здравствуй Ниночка! В первых строках своего письма спешу сообщить тебе, что жив. Правда, незначительное ранение ненадолго вырвало меня из дружной семьи шестой роты, и теперь я нахожусь в госпитале. Но, полагаю, ненадолго. Ранение действительно пустяковое. Пуля попала в бедро, задела тазобедренную кость и застряла в правой ягодице.
Приговор врачей был безапелляционным - ампутация. Однако я настоял на консилиуме с приглашением ведущих специалистов окружного госпиталя. К счастью, все обошлось, и ногу не отрезали, хотя нависла угроза трепанации черепа. Когда, будучи раненным в ногу, я упал навзничь, то в голову впился ржавый гвоздь. С этим строительным материалом меня привезли в госпиталь, и хирург долго не решался его извлечь, от чего возникла опухоль мозга. Короче, все в прошлом и я на пути к выздоровлению.
Прости, что пишу неразборчиво, потому как левой рукой непривычно, а правая в гипсе. Когда падал, то не успел «собраться» от этого проклятого ранения и случился открытый перелом кости.
Ну, впрочем, что это я все о себе, да о себе. Как ты там? Какая погода? Что нового в институте? Мне интересен каждый прожитый тобой день...
Ну, а если все же тебе любопытно, что произошло со мной, то изволь.
Это был обычный, наполненный военными буднями день, не предвещавший с утра осложнения боевой обстановки.
Рота мирно сдавала нормативы служебной подготовки на полосе препятствий. Светило ласковое туркменское солнце. Мальчишки, как бабочки порхали по полосе, взлетая над барьерами, припадая к земле, проскальзывали под  проволочными заграждениями, выделывая «па», изящно преодолевали «бревно»...  И вдруг  прозвучала команда о полной боевой готовности.
Перед строем командир роты довел до нас боевую задачу:
Из дисциплинарного батальона в Кизыл-Арвате сбежали старшина и коптер, прихватив солдатское денежное довольствие, ручной пулемет, два автомата Калашникова и боеприпасы. На окраине города беглецы ограбили магазин и захватили грузовик. Водителя застрелили. Двигаются в направлении нашей части.
Второму взводу, где имеет честь служить Ваш покорный слуга, было приказано занять позицию у въезда в  поселок и при приближении обозначенной автомашины по команде открыть огонь на поражение.
Не успели мы, по прибытии на  место, выбрать укромное местечко в логу, недалеко от дороги, как на горизонте появился грузовик. Командир взвода в бинокль различил государственный номерной знак автомобиля и скомандовал: «Приготовиться к атаке!»
Всех охватила дрожь. Убивать в мирное время людей приходится не часто.  Опыта не хватало.
Когда грузовик с преступниками приблизился к нам метров на сто, прозвучало: «ПЛИ!» Раздалась канонада из двадцати пяти автоматных очередей.
Изрешеченный автомобиль потерял управление, съехал в кювет и врезался в дерево. Дверца со скрежетом вылетела, и из кабины вывалился окровавленный труп в штатском.
Вдруг стало тихо, все замерли под впечатлением увиденного, и тут с кузова грузовика, взорвав тишину, прозвучали отрывистые очереди ручного пулемета. Буквально в метре от впереди стоящих солдат взметнулись вверх пыльные струйки.
Мы попадали в придорожную пыль и прижались к земле-матушке.
Второй преступник спрыгнул с кузова и, поливая нас с пулемета, пытался ворваться в поселок, где на улице находились гражданские люди, в том числе старики и дети.
Медлить было нельзя. Невозможно было допустить, что из-за нашей трусости погибнут невооруженные, беззащитные люди. Ведь мы их защитники...
Я ощутил вдруг леденящий прилив стыда, словно на меня вылили ушат холодной воды. Я рванулся, но тело не слушалось, оно как чугунная чушка припечаталось к горячей земле и не двигалось. Неимоверным усилием я все же отделился от земли и ошалело метнулся к крайнему дому.
Оказавшись в безопасном месте, рассудок мгновенно вернулся ко мне и я смог трезво оценить обстановку. Преступник бежал по улице, то и дело оборачивался в нашу сторону, готовый при малейшей опасности, открыть огонь.
Никто из наших ребят не тронулся с места. Не поднимая головы, они  лежали в канаве. Я кинулся через дворы наперерез преступнику, легко преодолевая барьеры из штакетника, как будто меня тащила на канате какая-то неимоверная сила, а я едва успевал переставлять ноги.
Неожиданно мы схлестнулись на перекрестке, куда я вылетел, ведомый чудовищным порывом солдатского долга.
В распоряжении каждого из нас оставалась сотая доля секунды, отделявшая жизнь от смерти. И в это скупое мгновение перед глазами успели пронестись цветные кадры всей моей жизни от рождения до того стоп кадра, который остановился в ожидании развязки ситуации...
Я понимаю, что в это трудно поверить, но клянусь, в этом микроскопическом сюжете нашлось место и для тебя.
Выстрелы прозвучали с обеих сторон... Я почувствовал, как что-то обожгло меня, кольнуло, хрустнуло, но в тот же миг я увидел обмякшее тело преступника и вываливающийся из его рук пулемет.
В сознание я пришел только в госпитале...

Виктор обуздал свое воображение и задумался.
Описанная в письме история ему явно нравилась, но это был очевидный перехлест. А вдруг Нинкино сердце переполнится жалостью к искалеченному, скромному герою и она, сгораемая состраданием и гордостью к человеку, ставшему теперь таким близким, рванется проведать его, ведь он так нуждается в чувстве локтя, в ласковом прикосновении к окровавленным ранам...
Виктор представил, что он действительно беспомощный валяется в грязном бараке, лишенный достойного его подвигу внимания, и ему стало жалко себя...
Его самолюбие не могло вынести такой участи...
Он пошарил под матрасом и вытащил оттуда аккуратно сложенную окружную газету «Боец Туркестана», которую ночью спер с листками бумаги и шариковой ручкой со стола дежурной медсестры.
Виктор был уверен, что газета натолкнет его на какие-то не столь душераздирающие мысли, либо подскажет более реальный сюжет. Он знал, что это СМИ было ориентировано на солдата и публиковало преимущественно заметки с мест.
Он с затаенной надеждой развернул газету и углубился в чтение.
Публикации его развеселили. Виктор почувствовал под собой твердую почву, ускользающую было от него, уверенность в себе и свою значимость.
Более всего тронула его душевные струны заметка рядового Егорова А.Н. с в/ч 89835, потому что А.Н. был коллегой - радиотелеграфистом. История, доверчиво рассказанная Егоровым на странице газеты, была знакома Виктору, как говорится, изнутри.
Без слез этот крик души Егорова читать было невозможно. И Виктор, смахивая со щек набегавшие слезы, не удержался от желания прочитать ее во второй раз с выражением и вслух:


КАК СИДОРОВ СТАЛ КЛАССНЫМ СПЕЦИАЛИСТОМ
Рядовой Сидоров осваивал специальность радиотелеграфиста. Работа на ключе давалась ему трудно. С ним занимались командир взвода лейтенант Филонов А.Г. и комсорг взвода ефрейтор Смирнов Л.Е.
Сидоров просиживал за ключом до отбоя. Тренировался в свободное от занятий время, но ничего не получалось.
И вот однажды, в солнечный день, Сидоров сидел за ключом и упорно продолжал выстукивать азбуку Морзе. Он отчаялся и думал, что сбил руку и никогда уже не сможет стать классным специалистом.
Сидоров посмотрел в окно и увидел на здании столовой ярко освещенный лозунг:


                С Л А В А    К П С С !


Сидорова словно озарило, и он стал выстукивать увиденные слова. С этого момента рядовой Сидоров стал классным специалистом.

Виктор с пониманием прочитал другую заметку:


СЛОВО КОМСОРГА

Рядовой Иванов был неравнодушен к спиртному. Иванова не пускали в увольнение, потому что не доверяли ему.
Комсорг роты сержант Миньков попросил командование отпустить Иванова в увольнение под его ответственность.
На инструктаже комсорг сказал Иванову, чтобы он не ходил в магазин и не покупал спиртные напитки. Иванов пообещал, но свое обещание не сдержал. Когда Иванов проходил по улице в городе и увидел магазин, то хотел зайти, однако рядом оказался комсорг. Сержант строго сказал: «Как не стыдно, ведь я за тебя поручился. Не ходи в магазин - это не по-комсомольски».
С этого дня рядовой Иванов больше не пил спиртное и стал отличником боевой и политической подготовки..

Ряд. Ефремов Б.Н., в/ч 83589

У Виктора родилась гениальная идея. Отложив газету в сторону, он принялся править свою рукопись. Во-первых, из скромности он исключил из повествования себя. Добавил энтузиазма в действия сослуживцев на полосе препятствий и их стремление стать отличниками в боевой и политической подготовке.
Концовку он украсил геройским поступком командира учебной роты лейтенанта Сморчкова.
Это выглядело так:
«...Медлить было нельзя. Лейтенант приподнял голову и его ослепила надпись на склоне оврага, выложенная из свежевыбеленных кирпичей, положенных на ребро:

               
       В П Е Р Е Д   К    П О Б Е Д Е     К О М М У Н И З М А!
 

С этими словами Сморчков вскочил и яростно бросился на преступника.
Услышав магический призыв командира, солдаты бесстрашно рванулись из укрытия и обезоружили преступника...
Лейтенанта Сморчкова с первых дней его службы в части отличала высокая идейность и целеустремленность. Беззаветная преданность лейтенанта идеям Партии и Правительства, неукоснительное следование нормам Морального Кодекса строителей коммунизма, снискали у подчиненных солдат уважение и гордость за своего командира.

Население поселка, в страхе наблюдавшее за происходившим, по достоинству оценило подвиг солдат, особенно тов. Сморчкова, и обратилось в компетентные органы с просьбой назвать один из переулков его именем».

Виктор был доволен. Он аккуратно свернул свой репортаж с места событий в солдатский треугольник, написал адрес редакции газеты и осторожно выглянул в коридор.
Было время ужина. Солдатики в кальсонах выползали из своих палат и тащились в столовую. С ними, в отличие от Виктора, было все в порядке. У них был четкий диагноз и определенная стадия выздоравливания. Размеренный шаг и спокойные лица - все выдавало в больных стабильность их состояния и правоту положения.
- Слышь, земеля, - окликнул Виктор одного из мимо проходивших больных, - будь ласков, опусти в ящик письмо. Срочный репортаж с поля битвы, а то мне запрещено выходить: прохожу курс реабилитации после Вьетнама.
Виктор не блефовал. Случай, описанный им в заметке, произошел на самом деле. Правда, участвовать в этих событиях Виктору не довелось. Он знал только, что одного из преступников, действительно, застрелили, а второй сразу же сдался. Лейтенанта Сморчкова там тоже не было - уж больно зелен, но Виктор был явно к нему не равнодушен. Вообще-то все эти детали были не существенны. Главное - это воспитание солдата в духе правильного понимания политики Партии и Правительства, и осознании им принципа неотвратимости наказания.
Виктор, наконец, понял в каком духе и на каких примерах надо воспитывать военнослужащих и реально ощутил свою роль в воспитательном процессе.
Он готов был на славных примерах своих сослуживцев поведать солдатской голытьбе, политически слабо подкованной, как нужно самоотверженно любить Родину, свято соблюдать Уставы,  быть по-настоящему преданным идеям Партии и Правительства.
Безграничные горизонты раскрылись перед алчущим приключений молодым человеком, оказавшимся волею судеб в горниле клокочущих солдатских страстей.
Виктора, буквально, распирало от желания изобразить своих товарищей по оружию в лучших традициях военного социалистического реализма.
Он почувствовал в себе небывалый прилив сил и энергии, что позволило ему по-новому оценить свои возможности, свое место в этой жизни, к которой  никак не мог приспособиться Ощутил себя взрослым, состоявшимся человеком и в этом еще непривычном качестве нечаянно оглянулся и увидел наивного мальчика.          
___________

Вот он лежит на кровати, маленькими глоточками пьет водку.
С этой бутылкой носился еще вчера, отыскивая друзей. И так продержал ее за спиной, не решаясь сказать им, что «забрили».
На утро действительно остригли. Все дружно купили в киоске «Союзпечать» газеты и сделали панамы.
Ушли по домам.
Теперь он лежит и вспоминает разговор с Сашкой. Будет очень сложно после армии. У него горит институт. Сумеет ли он после поступить в ВУЗ, да и, вообще, как сложится тогда жизнь?
Этого никто не знает.
Вечером идет к Ольге. Хмель еще не весь вышел. Чувствует себя бесшабашным и ему наплевать на все на свете. Хочется делать глупости. Ставить последние точки над «и» тут, дома, ведь завтра его здесь не будет.
И что станет с ним?... Враз отмахнуться от прежней жизни. Впереди все по-новому, все сначала.
Оленьку Виктор впервые увидел на школьном вечере. Она танцевала с Пилецким, короче «Пилей», его одноклассником, полнейшим идиотом и классным пижоном. Пиля тогда носил женскую шерстяную рубаху - это заметили девчонки, потому что пуговицы были на левой стороне ворота. Ну, конечно, ему такие мелочи были невдомек, но ребята поглядывали на него как на педераста. И никто бы не удивился, если бы увидел его однажды с накрашенными губами. Носил же он длинные ногти и подкрашивал их на мизинцах. У него была аккуратно подстриженная челка на лбу, которая,  в то время, считалась модной у девчонок.
Ну а Виктор стоял задумчивый у окна. К танцам он был равнодушен, но любил наблюдать за танцующими, особенно за девчонками. Удивительными становились их рожицы: или наделано равнодушными,  или трогательно встревоженными близостью партнера, или откровенно веселыми...
И он не пропускал ни одного вечера.
У Оленьки были огромные глаза, казалось, что кроме них на лице больше ничего нет. А ниже - складненькая фигурка и ножки в его вкусе.
После вечера ребята, как обычно, провожали девочек по домам. Оленька с Пилецким шли впереди. Тот размахивал руками, рассказывая о чем-то, а Оля семенила рядом с ним, опустив голову.
У Виктора был уговор с Веркой, Ольгиной сестрой, что он будет представлен родственнице официально и теперь только ждал когда смоется Пиля.
Минут через десять, после того как ушел Пилецкий, Верка  вывела Олю, буркнула, что это ее сестра и, скрипнув калиткой, убежала домой.
- Очень приятно, - промямлил Виктор, и они отправились гулять.
И хотя Оленька была человеком без паспорта, а Виктор имел его уже третий год, вел он себя с ней, как со взрослой.
Ему кто-то говорил, что солдатская форма старит, и он был с этим согласен. Сам себя он уже не раз представлял одетым в робу.
В мыслях Виктор был одним из тех, кто восседал на заборе кавполка, что находился около его дома, фраерски сдвинув на лоб пилотку, и вел переговоры с пустенькими девчонками на известные темы.
А тут, как джентльмен расхаживал по дачным переулкам и трепался о литературе, в то время как в школе по этому предмету безбожно хватал тройки.

Вот так.

Но он был взрослым.
И он был мальчик.
Они сидели на скамейке заднего двора, обсаженной золотым шаром и смородиной. Молчали.
Виктор видел только ее руки, нежные, мягкие, которые поминутно натягивали на колени коротенькую юбочку.
Он очень хотел погладить их.
Ну что в этом особенного.
И вот кладет свою руку на спинку скамейки, касается оголенного вырезом теплого тела и подбирается легонько к плечу, слегка придвигает ее к себе... Она не противится.
- Оля! - окликнули ее.
- Я сейчас, мама.
- Скорей прощайся, уже поздно.
Они запутались начисто. Все говорили намеками, но каждый ощущал в те минуты, как дороги они друг другу и слова были не нужны, да и боязно было признаться в своих чувствах впервые в жизни.
Они стояли, взявшись за руки, и Виктор не пускал ее. Свидание кончалось, а он так и не решился сказать ей самого главного. Больше такой возможности не представится. Завтра его увезут за тысячи километров. Возможно они уже никогда не встретятся...

Утром на станции всех новобранцев разбили по пятеркам и в каждой группе назначили старшего. В пятерке вместе с Виктором знакомый парень. Оказывается, они вместе учились в школе, в параллельных классах. Его зовут Толяном. Ростом Толик мал и остриженный кажется совсем мальчиком, с крошечным носиком и пухлыми губками. Их командир, напротив - долговязый «эстет» с изящными длинными пальцами, которые он складывает «шалашиком», когда что-нибудь доказывает. Говорит вяло, вставляя в свой разговор мудреные слова, произносит их вскользь и с иронией.
Толик сразу окрестил его «Карандашом».
Третьего зовут Юркой - высокий, скуластый, впалая грудь, по-обезьяньи длинные руки.
Так по группкам и топчутся новобранцы на перроне. За спинами рюкзаки, у кого-то даже мешок. Все невзрачные, лысые, оборванные... Поодаль родители, друзья, подруги.
Наконец выяснилось, что отправка задерживается. Все идут в военкомат ждать. Им отводят небольшую комнату, оборудованную деревянными нарами в два яруса. Занимают места. Кладут под головы рюкзаки. Кто-то достает карты. Играют в «дурака». Проигравший бежит в магазин. Его снабжают самым большим мешком. С кепкой он проходит по кругу, собирает по рублю.
После выпитого портвейна из ближайшего ларька в комнате становится весело.
Молча, не договариваясь, лезут в карманы. Заходят по второму кругу.
Рядом с Виктором лежит Петр, также из их пятерки. Петр - его ровесник, ему девятнадцать, но он уже год как женат. Работяга, кормилец семьи. И разговор их сложился серьезным: о политике, литературе...
Выпили еще и Петр рассказывает, как познакомился со своей женой. Достает фотографию. Она старше его на четыре года, и может поэтому он должен выглядеть старше.
Часа через два под нарами скапливается гора пустых бутылок. Очередную накатом пускают по полу, слышен звон стекла - это так бесшабашно и совершенно самостоятельно.
Приходит полковник. Смотрит на посоловевшие рожи новобранцев, заглядывает под нары и только удивляется. Уходя, останавливается у двери и властно, показывая на бутылки, приказывает:
- Что бы всю эту гадость убрали.
 За полковником закрывается дверь. Ребятишки торжествуют.
 
К концу этой вакханалии Виктор уже не держится на ногах. Идет на улицу. Его тошнит. Карандаш по-отечески заботливо тащит Виктора на нары выспаться, заставляет съесть яблоко и устраивает его в самом углу до утра.
На следующий день братва снова под хмелем. Они теперь могут себе позволить это.
Заботливые мамы ведут пьяненьких птенцов к поезду.
Виктора провожают Сашка и Оля. Мать с отцом держат его вещи.
Виктор с Оленькой договариваются писать письма. Его она будет ждать. Что это такое Оленька и сама до конца не знает, но верит своему обещанию. Через месяц ей  шестнадцать.
Виктор садится в вагон, отец сует ему в ладошку смятую трешку, на глазах его слезы. Виктор впервые видит отцовские слезы, замечает вдруг его жиденькие седые волосы, его худое морщинистое лицо и ему хочется выть от разбухшей внутри тоски.
В вагоне душно. Парни цедят водку, а у Виктора со вчерашней попойки давит грудь.
С ними едет всего один солдат, который сопровождает их в часть. Его зовут Колей.
На все расспросы: куда они едут, Коля только загадочно ухмыляется. Значит это секрет. Военная тайна. Все погружаются в эту тайну и плетут всякую чушь. Кто-то говорит со знанием дела, что их везут в Германию, и в карантине они будут на юге. А что такое «карантин» толком никто не знает.
А Коля отшучивается, не отказывается выпить и каждое утро открывает балетку, достает оттуда баночку с какой-то жидкостью и щетку. Чистит с усердием бляху. Ребята с интересом наблюдают за этой процедурой.
Потом Коля идет в тамбур чистить сапоги, а они все стоят рядом.
На четвертые сутки ночью их высаживают на какой-то маленькой станции с замысловатым названием Геок-Тепе. Опять разбивают на пятерки. Считают. Усаживают в грузовик и везут в часть...

С Оленькой Виктор увиделся спустя семь месяцев, когда по случаю оказался дома. Они встретились в торговом техникуме, куда Оля поступила в тот год. Каждый мямлил что-то несущественное в коридоре на переменке, а со звонком разошлись. С тех пор Ольга написала два письма, на которые Виктор не ответил, после чего их отношения прервались. Он решил оставить ее в покое, и не мешать ребенку строить свою судьбу, не обременять тягостным, более чем двухлетним, ожиданием. А недавно узнал, что Оля вышла замуж, наверное, от обиды. Впрочем, все это теперь  было смешно, это было детство, а он уже вырос из наивных штанишек.
Виктор немного взгрустнул по тихо уплывающему в даль плотику юношества со старым костлявым велосипедом на его неотесанных бревнах.
_________

Употребив принесенный в палату ужин из безвкусных паровых котлеток с ячневым гарниром и жиденького эрзац какао, Виктор немного приободрился. Его потянуло на волю. Он приоткрыл дверь и высунулся в коридор. Там никого не было, и он шаркающей походкой больного устремился к выходу из барака.
Снаружи его обдало раскаленным воздухом так, что на миг он почувствовал, будто очутился в духовом шкафу, который только что выключили после удачно приготовленной пищи.
Солнце уже не жгло. Потеряв к происходящему внизу всякий интерес, оно презренно отвернуло нос и покатило навстречу другим мирам, к новой, начинающей жизни, оставляя после себя раскаленные до предела предметы, которые через множество пор испускали жар, переводя  дух перед завтрашним зноем.
Природа медленно остывала.
У входа в барак, на спинке стоящей полукругом огромной скамейки, безмолвно сидели, вытянув шеи, как грифы перед падалью, лысые больные, уставив изможденные поносом взоры в экран телевизора, и поочередно затягивались «бычком» сигареты, пущенным по кругу.
Виктор присел с краю, внимательно оглядел несчастных. При этом он осуждающе отметил пристрастие больных к вредной привычке и неосознанное антисанитарное проявление.
Определив свое отношение к окружающим его собратьям, Виктор поинтересовался происходящим на голубом экране. По некоторому оживлению зрителей он понял, что самое интересное пропустил.
Но длительное отлучение от просмотра телевизионных программ, вынудило отдаться воле телемагнитизма.
На экране появились трое мужчин, одетых в национальные туркменские халаты с белыми бараньими шапками на головах.
Подогнув калачиком ноги, они уселись на ковер, неторопливо подсунули для удобства под бока подушки и стали настраивать музыкальные инструменты, принесенные с собой.
Сидевший посередине владел смычковым инструментом, а двое других - щипковыми типа домбры. Причем те, кто сидели по бокам, располагали грифы своих инструментов в противоположную от центра сторону, очевидно для того,   чтобы не мешать играть исполнителю в средней части и поэтому один из крайних артистов ударял по струнам левой, а другой правой рукой.
Наконец, трио закончило несколько затянувшиеся приготовления, каждый налил себе из чайника что-то в пиалу, дружно отхлебнули напиток, обтерли рты краями халатов и по команде центрового заиграли. Спустя некоторое время все дружно запели.
Мелодия песни то журчала, как ручеек, текущий с горных вершин Копетдага, то стремительно взбиралась по его крутым склонам, то замирала над долинами, будто беркут, высматривающий добычу, то вдруг захлебывалась, словно ахалтекинец с перерезанным горлом...
Виктора поразила виртуозность и раскованность исполнителей. Во время проигрыша перед очередным куплетом, правый артист, продолжая левой рукой шлепать по струнам, правой долил себе напиток и успел сделать несколько глотков, затем поставил пиалу и вовремя подладился к остальным, самозабвенно продолжавшим в этот промежуток времени выводить основную нить мелодии.
Виктор был в восторге. Он хотел поделиться увиденным с соседями по скамейке, но натолкнулся на их безучастные стеклянные взгляды, и ему от этого стало одиноко. Он встал и уныло поплелся в свою душную камеру-бокс.

_________

К концу десятого дня пребывания Виктора в инфекционном отделении, о чем свидетельствовали зарубки на дверном косяке, к нему явился Яковлев и сообщил, что анализы отрицательные. Присев на кровать, Яковлев внимательно помял живот Виктора и послушал внутренности через фонендоскоп.
- Будем продолжать обследование, - проинформировал о дальнейшем лечебном процессе военврач.
После отбора очередных анализов, Виктора повели в рентгенов кабинет, а оттуда в процедурный, где предложили проглотить шланг, называемый в простонародье зондом. Данная процедура оказалась мучительной и далась Виктору с третьей попытки после изнуряющих рвотных позывов.
Красные от слез глаза, изможденный вид и боли в пищеводе от проталкивания зонда - все это рассматривалось Виктором как своеобразная, причем мизерная, плата за предоставленный отдых на полном пансионе.
Однако его внутренний голос, лишенный какого бы-то ни было воображения и логики, безапелляционно отметил: «Столь тщательное обследование проводят в случае, когда человека  готовят к запуску в космос». Виктор посмеялся над  высокомерностью своего второго «Я», но спорить не стал.

Яблоко от яблони недалеко падает, или, как говорили древние римляне:  mala  gallina - malum ovum , что одно и тоже.

У входа в «отель» Виктор заметил как из темного чрева на заполненное солнцем крылечко щурясь и с трудом передвигая ноги, выполз больной из дизентерийных. Он имел удручающий вид, и Виктор невольно содрогнулся от жалости к этому человеку.
- Что случилось? - посочувствовал Виктор.
- У-укол, - произнес несчастный и упал на перила.
 - Что за укол? - забеспокоился уже о своей заднице Виктор.
- Не один, - задавленным голосом ответил бедолага и на последнем издыхании добавил. - Хлористый кальций... горячий.
Стало тихо. Формула произнесенного химического соединения, как нимб эллипсом зависла над обмякшим телом служивого.
«Да, эта плата значительно выше моей», - рассудил Виктор. Тогда он не догадывался, что цель, которую преследовал висевший перед ним собеседник, была гораздо существенней его - краткосрочный отпуск на родину.
Отпуск сроком на десять дней, без учета нахождения в пути, предоставлялся солдатам, обычно, в двух случаях: за особые отличия в боевой и служебной подготовке в виде награды и когда больной военнослужащий срочной службы проваляется в госпитале не меньше сорока дней. Как правило, с больничной койки выпихивали в течение месяца. Для того, чтобы дотянуть до желаемого всяким больным срока, приходилось идти на различного рода вредительства своему здоровью.
Только непосвященный в госпитальную кухню человек, тем более здоровый как физически, так и духовно, не задумываясь, может назвать ситуацию, когда сигарета беспрепятственно гуляет (передается по кругу от одного лица к другому) по слюнявым ртам заразно больных солдатиков,  необдуманной, провоцирующей заражение новой болезнью. Этот же человек может, если сильно подумает, назвать причины и условия этого явления, а также последствия, к которым оно может привести, причем, как на микро, так и на макро уровнях. Он может еще очень и очень о многом поведать по данному поводу, если вывернется наизнанку, только ему невдомек, что описанные выше деяния носят умышленный характер и являют собой скрытую надежду: заполучить инфекционный довесок к своей и без того тяжелой болезни. Именно этим и тешит себя такой «курильщик», втягивая с едким дымом «бычка» - мечты о возможном посещении родины.

 Надежда, как известно,  умирает последней.

ИЗГНАНИЕ ИЗ ЭДЕМА
 
Двадцатый день своего оздоровления Виктор встретил под веселящее позвякивание кастрюль в пищеблоке. Для него это было началом трудотерапии. Он влился в деловую когорту больных, чей оставшийся срок нахождения в госпитале был предопределен неделей. Однако, в отличие от своих  братьев по несчастью, на него не давил пресс обреченности. Он был свободен от самобичевания по случаю несостоявшейся поездки на родину.
Новый статус давал возможность свободно шататься по госпиталю, целый день просиживать в библиотеке, мести по утрам тротуары и даже носить в барак незатейливое варево с госпитальной кухни.
Это была свобода и Виктор упивался ею.
Поэтому появление Яковлева в палате встревожило Виктора. Он воспринял визит врача, как покушение на его обретенную свободу.
Александр Петрович уложил Виктора на кровать, проделал с его телом привычные действия и задумался.
- Ну что ж, если и на этот раз анализы будут отрицательными, тогда поставим Вам диагноз: «лихорадка Q», - после недолгого раздумья простодушно признался Яковлев.
Для Виктора диагноз показался загадочным и романтичным. Воображение вдруг подхватило и унесло его раздираемое лихорадкой тело во влажные экваториальные леса (гилея) Амазонской низменности. На мшистый берег рыжей реки Мадейры, где раскрашенные местные аборигены под звуки тамтама выделывали фантастические фигуры и дразнили его, изнывающего от жажды, охлажденной мадерой...
Во всяком случае, для Виктора, названный врачом диагноз, вселял какую-то полноценность и определенность в его пребывании здесь.
Его потянуло к людям. Рассказать им о своем заболевании, правда ограничиваясь лишь названием. Однако названием, как ему казалось, необычным. Он не хотел знать о болезни больше, чем её словесное обозначение, чтобы не разрушить ореол таинственности, так как был уверен, что за этим названием на самом деле крылось какое-нибудь ординарное ОРЗ, так же, как за привлекательным на слух словом «ИНФЛЮЭНЦА» - маскируется грубое, как кувалда понятие «ГРИПП».
Виктор вспомнил, что после обеда записался на прием к стоматологу и заспешил в поликлинику. Он вышел за бетонную ограду отделения и, преисполненный решимостью покончить с дуплом в зубе, двинулся навстречу бормашине.
Виктор не желал омрачать свое будущее отдельными заболеваниями внутренних органов, которые, как он прочитал в журнале «Здоровье», могут явиться результатом отсутствия коренных зубов. Ибо недостаточно пережеванная пища, как правило, ведет к гастриту, язве и тому подобному.
«Было бы глупо, - убеждал себя Виктор, - не использовать возможность починить отдельные погрешности в полости рта и тем самым избежать последующие неприятности со здоровьем, тем более, что делать все равно нечего, а такого случая может больше не представиться - дни, отпущенные для такого рода профилактических мероприятий, сочтены. Нужно максимально их использовать для своего здоровья. Оно еще пригодится. « В человеке все должно быть прекрасно...»
Поглощенный рассуждениями, Виктор чуть не столкнулся с Сашкой Гриневым из четвертой палаты, с которым познакомился и сдружился в первые дни трудотерапии.
- Ты откуда? - оторопело спросил Виктор, резко затормозив в полуметре от Сашки.
- От стоматолога иду, -ответил без особого энтузиазма в голосе Гринев.
- Ну и что?
- Да ничего, зуб пломбировал.
Приятели присели на скамейку, и Сашка поведал о том, как долго собирался к зубному врачу и, наконец, решился.
- Боязнь бормашины - результат нашего больного воображения, - поучал Сашка. - После обезболивающего укола ты ничего не чувствуешь. Только инстинктивно сжимаешь челюсти в ожидании боли. А ее не может быть. Я обычно расслабляюсь и думаю о чем-нибудь хорошем. А эта процедура со сверлением - не что иное, как жужжание назойливой мухи...
- Постой, а что это у тебя за нитки изо рта торчат? И язык... зеленкой что ли намазан? Не пойму, - внимательно разглядывая Сашку, спросил Виктор.
- Да-а, - замялся Сашка. - Ну-у... этот придурок, Саркесян, бормашиной мне кончик языка отрезал. Ну вот, зашили. Да, это ничего. А на прошлой неделе, говорят, он какому-то полковнику так же вот щеку располосовал.
Наступило тягостное молчание. Виктор тоскливо посмотрел  в  сторону своего родного отделения и заметил,  что «мосты были сожжены».
- Ну, ты иди, поправляйся, - в легком трансе произнес Виктор и вяло добавил, - а я тут погуляю.
С этими словами Виктор встал и с усилием переставляя негнущиеся ноги, обречено поплелся к Саркесяну, как кролик навстречу зловещему удаву.
Фельдшер Саркесян был немного старше Виктора. Носил звание сержанта и был весел, как будто несколькими минутами назад не он отрезал язык бедному Сашке Гриневу.
- Проходи, дорогой, - приветливо встретил Виктора Саркесян.
-  Садись, щас сделаем.
- Я не сомневаюсь, что Вы сделаете, но у меня просьба.
- Что такое?
- По возможности, ничего не отрезать без моего согласия.
- Ха-ха-ха, не волнуйся, а если что, то хирурги у нас виртуозы, что угодно пришьют.
К счастью для Виктора все обошлось без членовредительства и он, торжествуя, вышел на воздух с временной пломбой.
_________

Ночью в летнем кинотеатре Ашхабадского гарнизонного госпиталя давали «Кавказскую пленницу». Эта весть облетела всех страждущих из инфекционного барака с момента появления афиши на доске объявлений. Желание посмотреть кинокомедию читалось на лицах каждого из заразных. Мало того, что эти мальчики были лишены свободы передвижения и их содержали как зеков - они, к тому же, ощущали на себе бремя отверженных. А это состояние было невыносимо для молодых людей, чьи самолюбие и приверженность к общечеловеческим идеалам, еще не подвергались столь серьезным ударам судьбы. Для них это были испытание и искушение; воспитываемые с младенчества праведность и кипучая молодость, способная на безрассудство. Эти противоречивые чувства боролись в них и, чаще, естество побеждало. И только слабые духом, забитые, лишенные азарта пацаны, могли отказаться от соблазна потешить себя и переступить порог дозволенного и, прежде всего, в силу природного или внушаемого страха.
Когда же среди кинозрителей, той ночью, Виктор не досчитал трети из числа инфекционных, ему стало их жаль. Предположение о том, что побудительными мотивами для воинов остаться в бараке могли послужить их беззаветная преданность присяге и уставопослушание, рассудительную голову Виктора не посетило. Но досада за оставшихся в отделении трусишек тревожила. Он расценивал это обстоятельство не иначе, как низким боевым духом в Армии, неспособностью ее к массовым героическим поступкам, постепенной, но неуклонной деморализацией.
Однако, начавшийся фильм отогнал нелегкие размышления о боеспособности Советской Армии и Военно-морского флота. Виктор всецело отдался сюжетной линии фильма. Это были сладостные, наполненные непринужденностью и легкостью минуты, которых он давно не ощущал.
К концу фильма, в момент захватывающей погони за «комсомолкой, спортсменкой, студенткой...», кто-то из зрителей впереди встал и решительно двинулся к выходу.
«Это, наверняка, кто-то из наших, - мелькнуло в голове у Виктора, - припекло, стало быть. Донес бы хоть за ограду, благо, что кинотеатр без крыши».
Но Виктор ошибся. Вскоре, заглушая мелодию Зацепина, раздалось:
- Больные инфекционного отделения срочно на выход.
Зрители зашевелились. Тот же голос продолжал нагнетать обстановку:
- Кто немедленно не явится в отделение, будет строго наказан.
Несколько человек метнулись к выходу, остальные заразные заерзали на месте, не зная что делать.
- Это старшина нашего отделения Дыбенко. Я видел, как он зашел перед началом фильма, - разъяснил Сашка Гринев, сидевший рядом с Виктором.
- Да ладно, досмотрим фильм, потом пойдем. Теперь уже ничего не изменишь. Хоть сейчас, хоть потом - все равно выгонят, - резонно заметил Виктор.
Приятели остались на месте, однако настроение было испорчено.
Из зала Виктор с Сашкой вышли последними. Неспешно, молча доплелись до отделения, где у входа их дожидался Дыбенко.
- А вот и последние голубки прилетели, - злорадно произнес старшина.
- Попрошу без комментариев и идиотских метафор, - огрызнулся Виктор.
- Это кто идиот? - не понял Дыбенко.
- Вася Крючкин - брякнул Виктор и браво запел:

«Вдоль квартала, вдоль квартала взвод шагал...»

 На этом месте вопль Виктора подхватил Сашка и в исполнении дуэта строевая песня зазвучала убедительней:

«Вася Крючкин, Вася Крючкин запевал. А на встречу...»

- Вы у меня запоете завтра, - неслись в их спины угрозы обидевшегося Дыбенко.Наутро все, за исключением тяжело больных и сержанта Дыбенко, были изгнаны из госпиталя.
Бывшим больным выписали справки о пребывании в госпитале и диагнозе, а о факте злостного нарушения дисциплины пообещали проинформировать их командование по почте.
Виктор воспринял случившееся без тени сожаления. А когда надел выстиранное в прачечной белье и выглаженную робу, даже повеселел.
По пути к железнодорожному вокзалу, он заглянул в пивную и с чувством выпил пару кружек, что добавило ему хорошего настроения и бодрости духа.

Второй раз Виктор возвращался в родную часть, будучи изгнанным из мест, куда его определяла судьба в надежде на лучшую участь.

Ну, все по порядку.





































ГЛАВА II
УЧЕБНАЯ РОТА

Значение учебной роты в воинских частях «ОСНАЗ» очень велико.
Именно в этом подразделении формируется боеспособность этого вида военной разведки, определяются боеготовность Вооруженных сил и авторитет государства.


ВВЕДЕНИЕ

Судьба поместила Виктора в сообщество молодых людей,      которые на определенное время должны были стать ему братьями по оружию. Род этого оружия именовался связью.
                И в дождь, и в грязь
                должна работать связь!

  Ну, это уж, само собой разумеется.

Воинская часть, в которой оказался Виктор, была особенной. Её так и называли: «ОСНАЗ», то есть «особого назначения». Особенность заключалась в том, что направляли туда новобранцев только с законченным средним образованием, без криминального прошлого и обязательно комсомольцев.
Эти особенности предполагали наличие у будущих воинов необходимых знаний для овладения  сложной воинской специальностью и идейной убежденности для сохранения тайны того, чему их обучали, и чем они должны были заниматься при выполнении боевой задачи.
Путь этот, от посвящения в солдаты до рождения классного специалиста может показаться несведущему человеку не сложным, но на деле, он далеко не прост и таит в себе много подводных камней и течений.
Что касается «камней», как препятствий в освоении бойцом военной специальности, то они по своей природе и под воздействием окружающей среды могут быть:
а) преодолимыми в силу врожденных качеств или приобретенных навыков конкретного воина;
б) непреодолимыми, так как приспособить Природу к сиюминутным интересам индивидуума – дело бесперспективное;
Относительно «течений», то они также могут быть:
1) правильными, то есть протекающими в направлении, указанном Партией и Правительством;
2) подверженными тлетворному влиянию враждебной идеологии, отчего направленными в  сторону, противоположную от требуемой.
Каждый призывник, благополучно достигший расположения предписанной воинской части, должен пройти курс специальной подготовки. Поэтому, как только его помоют с дороги и оденут в казенное обмундирование, он оказывается в учебной роте, где в течение полугода должен научиться:
а) по команде: «подъем» становиться в строй одетым по форме за 40 секунд;
б) разбирать и, что особенно важно, собирать за определенное время автомат Калашникова;
в) стрелять из выше обозначенного оружия по мишени, хотя бы изредка попадая в нее с  50 метров;
г) с трех попыток назвать фамилии членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС;
д) преодолевать полосу препятствий и подтягиваться на турнике, по меньшей мере, три раза;
е) твердо держа в руке указку, безошибочно показать на карте границу СССР;
ж) приобрести военную специальность.
И, наконец, пройдя обучение, воин должен принять Присягу, после чего, плавно влиться в воинский коллектив боевого или хозяйственного формирования.
Основным критерием, по которому солдату подразделений «ОСНАЗ» определялся дальнейший путь службы, являлась его профпригодность, то есть способность на практике реализовать требования, вытекающие из вышеуказанного пункта «жо».
Так, если молодой воин за время нахождения в учебной роте не смог освоить специальность, скажем, радиотелеграфиста: не одолел азбуку Морзе или не сумел  овладеть навыками работы на радиоключе, то он продолжал служить на кухне, складах, в свинарнике и тому подобных объектах, обеспечивая тем самым выполнение воинского долга классными специалистами.
Следует, однако, заметить, что прохождение службы в хозроте не расценивалась военнослужащими боевых подразделений унизительным занятием, а напротив, по большей части, вызывало нездоровую зависть.


С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ СЛУЖБА
 
Военная служба начинается с раннего утра. Ни свет, ни заря в безмятежный сон новобранца врывается надрывный вопль дневального: «Рота, подъем!». С этой незатейливой фразы возникает беспорядочная беготня молодых воинов от своих кроватей в коридор на построение и обратно в постель; терпеливое надевание и снятие одежды, преодоление неловких телодвижений в попытках быстро намотать портянки...
Наверное, в первый день пребывания в армии у солдат созрело и окрепло крылатое выражение: «невзгоды и лишения воинской службы», которое затем печатными буквами было зафиксировано в воинском уставе с требованием безропотно их преодолевать.
С этого момента молодые воины жили в постоянном ожидании наступления неведомых военных будней, пугающих своей неодолимостью.
Свои первые дни в учебке Виктор провел без надрыва. Сказались его тренированность, реакция, координация движений, приобретенные им в течение пяти лет непрерывных  занятий боксом.
В силу своих индивидуальных качеств и трезвого мышления, он быстро приобрел среди однополчан авторитет и определенную независимость.
Учебная рота сильно напоминала обычное учебное заведение с аудиториями, кабинетом директора (командира роты), завуча (замполита), учительской (кабинетом, где ютились командиры взводов). Отличие составляли лишь спальное помещение с кроватями в два яруса, каптерка, оружейка и ленинская комната с различными стендами, столами, за которыми доблестные воины строчили письма на родину и читали газету «Туркестанский воин», а также телевизором в углу, который разрешалось смотреть с 20-00 до 23-00.
Шла вторая неделя пребывания Виктора в армии и молодые воины, смирившись со своей участью, деловито вживались в заведенный до них ритм солдатских буден.
Надо заметить, что на процессе адаптации новобранцев к повседневной армейской жизни серьезно сказалась их допризывная подготовка.
Каждый советский старшеклассник знал что такое «огневой рубеж» и умел нажимать на спусковой крючок малокалиберной винтовки, ходил в строю и владел информацией о том, что солдат кормят, преимущественно, кашей.
Но главное, молодой человек, достигший призывного возраста, четко сознавал, что если он здоров и не подпадает под установленные законом ограничения, его неотвратимо ожидают ряды военнослужащих.
И если он, то есть допризывник, не душевнобольной, ему не следует забивать голову никакими мыслями, кроме одной – добросовестного выполнения гражданского долга, допуская при этом возможность, тешить себя думами о почетном служении государству.
Приблизительно с такими размышлениями Виктор Шапиро заглянул в ленинскую комнату. Он внимательно осмотрел своих сослуживцев и не нашел ничего необычного в их поведении.
Человек десять сидело у телевизора в ожидании фильма, который обычно начинался в половине одиннадцатого после получасовой программы новостей. Через полчаса после начала кинофильма страждущих просмотра с воплями, издаваемыми младшими командирами, «выпинывали» в коридор на вечернюю поверку и отправляли спать. После чего уставшие младшие «военачальники» брели досматривать за всех прерванный сеанс.
До отбоя было еще больше часа, и Виктор изнывал от безделья.
Подойдя к Шитову, сосредоточенно подшивавшему подворотничок, Виктор похлопал его по плечу и по-отечески заметил:
     -Старайся, старайся, сынок, может и в командиры выйдешь. Кстати, ты портянки накрахмалил?
     -Не понял, – обескуражено отозвался Шитов.
     -Глядите-ка на него, - обратился Виктор к публике, - он первый раз замужем. Не знает, что завтра, к приезду генерала, будут сличать портянки с подворотничком. Кто еще этого не знает? Или «губы» не нюхал?
Телезрители устремили взоры в сторону оратора и на некоторое время задумались.
    -Ты чо, серьезно? – отозвался недоверчивый Генка Гилев.
    -Я сам слышал, как кэп предупреждал об этом Абдуллаева, - невозмутимо заметил Карандаш, ненадолго оторвавшись от чтения окружной газеты.
    -А вы что всполошились? Смотрите в свой ящик, сегодня комедию  будут показывать, – продолжал нагнетать обстановку Виктор.
Рокот обреченности прокатился по комнате.
    -Ты чо, заливаешь?-  осторожно проронил Антипов.
    -Я умываю руки. А ты, Толян, не вводи порядочных людей в заблуждение. Лучше пойди и посмотри, какого цвета мои портянки.
    -Ну и где ты их хранишь?
    -На спинке кровати сушатся.
Толик, на всякий случай, метнулся к двери. Вдогонку ему Виктор успел бросить:
     -Только грязными пальцами не лапай.
Отдав последние распоряжения, Виктор подошел к Юрке Малееву, который страдал над чистым листом бумаги. Юрка настолько был погружен в раздумья, что не воспринимал посторонние звуки.
     - В чем проблема? – заботливо поинтересовался у него Виктор.
     -Что? – встрепенулся писатель.
     - Я спрашиваю, над чем трудитесь?
     - Да-а-а, вот пишу письмо своей девушке.
     - Вижу, не слепой, - участливо протянул Виктор. - Только, Юра, избегай употреблять в любовных письмах всякого рода «измы», будь проще и барышни к тебе потянутся.
Вернулся Толик и с радостью сообщил встревоженной братве,  что с портянками вышел розыгрыш. При этом, он что-то пробурчал в адрес Виктора. Но виновник этой шутки не услышал облегченного вздоха толпы. Виктор с увлечение объяснял Малееву особенности эпистолярного жанра.
К концу наставления Юрка стал ныть, что не может написать ничего умного, и попросил Виктора помочь ему в этой беде.
Деловито испросив, как зовут Юркину зазнобу, Виктор погрузился в написание письма.
«Здравствуй дорогая, любимая Люся!»
     -Быка надо брать за рога, - поучал Виктор незадачливого влюбленного. - Нечего рассусоливать. Следует  с первой строки нацеливать её на нужный тебе лад. После этих слов она уже размякла и ждет пояснений. Ты слышишь, как гулко бьется её сердце?
Юрка хлопал глазами и с нетерпением ждал от Виктора, как дальше развернется его любовное повествование.
«Ты не представляешь, как я соскучился по тебе…»
-Ты сам-то представляешь?
- Ага, - глотнув слюну, отозвался задумчиво Юрка.
- Далее следует пояснить, как ты скучаешь. «Не находишь  себе места», «лазаешь по потолку», «бьешься головой об стену» - все это литературные штампы. Их следует избегать, чтобы тебя не заподозрили в неискренности чувств. Нужно задеть её душевные струны, понял?
     -Ага.
     -Ага, по-казахски – дядя, - огрызнулся было Виктор, но продолжил:
« Каждую свободную минуту ты возникаешь перед моим взором. Я вижу…»
-   Какого цвета глаза?
    -Э-э-э, кажется… темные.
    -Тоже мне, горе влюбленный. Приметы близких людей нужно знать назубок. Мало ли что. Итак.
«…влажные, подернутые поволокой глаза,  чувствую твое прерывистое дыхание, как слепой котенок тукаюсь в твое теплое тело, жаркими губами ловлю ускользающую грудь…»
-Ну, как? – оценивающе взглянув на Юрку, осведомился Виктор.
Юрка прочел последнюю строку и обмер
     -Ты чо?
     -Хорошо, - отозвался понятливый Виктор. - Грудь поменяем на «ласковые руки». Так, «котенка с жаркими губами»  уберем.
«…неловко ловлю твои нежные руки, прижимаю их к своим щекам, не переставая шептать: «люблю, люблю, люблю».
Виктор искоса посмотрел на вытянутое лицо влюбленного.
     -Тебе не угодишь. Ладно, изобразим твою «скуку» проще.
«Я вспоминаю тебя каждую свободную минуту. Ты снишься мне во сне. Как бы я хотел тебя обнять, крепко прижать к груди, провести по твоим…»
- Какого цвета волосы хоть помнишь?
- Светлые, - расплылся в мечтательной улыбке Юрка.
«…льняным волосам…»
- Впиться жаркими губами в твои ланиты, - встрял Карандаш, повисший над Виктором.
Оказалось, что за спинами увлеченного любителя эпистолярного жанра и смутившегося вниманием влюбленного собралось, чуть ли не полвзвода.
- Как обезвоженный путник прильнуть к твоим влажным губам и без устали вбирать в себя их прохладную влагу, - внес предложение Славка Яшин.
- Брысь, умники,- встрепенулся Виктор,- обойдемся без подсказчиков. Да, Юр?
Юрка молчал, не зная как реагировать на коллективное письмо. Что-то внутри намекало ему на интимность этого мероприятия. Он встал и тихо пошел к двери.
- Ты куда? –  промычал Антипов, разочарованный несостоявшейся хохмой.
Ответа не последовало.
- Надо его успокоить, - сказал серьезно Виктор и отправился вслед за Малеевым.
 

УЩЕ РАЗ О ТЕОРИИ ДВИЖЕНИЯ ЭЛЕКТРИЧЕСКОГО ТОКА

Учитывая исключительность учебной роты в воспитании молодых воинов и приобретении ими за короткий срок необходимых знаний для освоения сложной боевой техники, на командирах этого подразделения лежал непосильный груз ответственности, под тяжестью которого они как будто припечатывались к земле и казались приземистыми. Отягощенные этой повседневной ношей, офицеры учебной роты постоянно изнемогали и серьезно потели, а, следовательно, теряли в весе.
Особое неудобство создавали постоянно спадающие галифе, которые не держались на истощенных телах военных начальников в силу упрощенной геометрии нижней части туловища. Из-за этой особенности фигуры, им приходилось поминутно подтягивать на себе данные штаны, отчего, со временем, у них выработались характерные и устойчивые для такого действия телодвижения. В результате длительного срока службы и преемственности поколений, у рассматриваемой категории военнослужащих выработался целый ряд приемов, позволяющих удачно справляться с отдельными недостатками своего телосложения и в выгодном свете представляться перед подчиненными. Для наглядности и более глубокого проникновения в суть данной проблемы, их можно проиллюстрировать на следующей таблице:

ОСНОВНЫЕ ВНЕШНИЕ ПРИЕМЫ, ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ
КОМАНДИРАМИ УЧЕБНОЙ РОТЫ, ДЛЯ ПРИДАНИЯ
СВОЕЙ ЗНАЧИМОСТИ  ПЕРЕД ПОДЧИНЕННЫМИ

          Действия Предполагаемый
 эффект
1. При появлении в учебной аудитории громко хлопнуть
дверью.

2. После приветствия взобраться на возвышение (кафедру, табуретку и т.п.)

3. Стоя, расставить шире ноги.


4. Приподнять подбородок и наклонить набок голову. Смотреть поверх голов слушателей.


5. Согнуть обе руки в локтях,      левую загнуть за спину, а правую поместить впереди под ремнем гимнастерки. Одновременным, резким движением обеих рук подтянуть галифе. Чтобы заметили.



Возвыситься над сидящими.


Повысить устойчивость тела и изобразить значимость.

Для создания образа глубокомысленного человека и командира.


Обратить внимание на наличие элегантной форменной одежды, а также на умение четко, слаженно и изящно выполнить упражнение по поддержанию форменных брюк на нужном месте.
Таким изможденным полутораметровым военным специалистом предстал перед салагами учебной роты зампотех этого подразделения старший лейтенант Загибайло.
Продемонстрировав перед курсантами перечисленный в вышеуказанной таблице набор приемов, старлей многозначительно изрек
     -Будем изучать радиоприемник.
Он взял со стола указку и подошел к доске, на которой висел плакат с надписью:
   
      ПРИНЦИПИАЛЬНАЯ СХЕМА РАДИОПРИЕМНИКА Р-150

Под надписью на плакате были нарисованы прямоугольники и линии со стрелками, соединяющими эти геометрические фигуры.
- Это принципиальная схема радиоприемника Р-150, - прочитал заместитель командира роты по технике, водя по буквам указкой.
После прочтения заголовка, он многозначительно посмотрел на солдат и спросил.
- Понятно?
Ответа не последовало.
- Ток, - продолжал лекцию Загибайло,- движется от этой херовины, до этой, - он провел указкой по стрелке от одного квадрата до другого. Снова взглянул на солдат и добавил.
- Ясно?
Аудитория молчала.
Малеев, сидевший за первым столом, впереди Виктора, зарисовал в тетрадке два квадрата и соединил их ломаной линией.
- Далее, - увлекал за собой внимание слушателей Загибайло, - ток идет от этой херовины до этой, а затем до этой. Таким образом, он проходит все блоки и возвращается к началу, потом снова проходит эту схему.
Старший лейтенант оторвался от плаката, устало взглянул на тупые лица новобранцев, и ему почему-то стало тошно от всей этой муры, которую он нес уже третий год, вбивая в безмозглые головы солдат примитивные истины. Он подтянул еще раз проклятые галифе и тут заметил спящего за столом Лациса. Бедняга безмятежно дрых, уложив на руки довольную розовощекую морду. Ему снилась родная деревня, мать, хлопотавшая у плиты. В предвкушении сытного обеда, он расплылся в довольной улыбке, как вдруг раздался чудовищной силы удар. Лацис вскочил. Перед глазами у него плыли радужные круги, затем мутно появилась физиономия Загибайло. Он тупо смотрел на старлея, так неожиданно ворвавшегося в его сытую жизнь, и не мог понять, что нужно этому человеку с указкой в руке.
«Повтори!» - донеслось до сознания незадачливого курсанта. С задних рядов послышались подсказки: «Ток от херовины идет к херовине». Лацис не мог ничего сообразить. Он еще плохо понимал по-русски и это ключевое слово слышал впервые, поэтому бессмысленно повторял его, выпучив на Загибайло глаза…
Фундаментальные знания, можно сказать без преувеличения, вби-ва-лись в бестолковые головы молодых воинов учебной роты.





О ПОЛЬЗЕ СТРОЕВОЙ ПОДГОТОВКИ В ВОСПИТАТЕЛЬНОМ        ПРОЦЕССЕ

Обучение шло сразу в нескольких направлениях и в течение всего дня.
Немалое место в учебном процессе занимала строевая подготовка.
Проведение этого курса было доверено немолодому, уже облысевшему ефрейтору Гоше Брыкину. Он был мал, тщедушен, неказист. До призыва Гоша работал бухгалтером в одном из домоуправлений «хлебного города». Жил с больной матерью и долгое время имел отсрочку. На 25 году  остался один и так оказался в армии.
Как специалист, он был некудышний. По натуре злой, недоверчивый. Ничего не умел, но при этом был о себе высокого мнения. Слыл «шестеркой», его много били, но выбить дурь не смогли и тогда кто-то из непосредственных командиров предложил запихать его в учебку. Но, даже отправив Гошу в учебную роту на должность замкомвзвода, ни у кого не поднялась рука присвоить ему звание младшего сержанта. Кинув ему на погоны по одной лычке, боевые командиры с облегчением вздохнули, а учебная рота приобрела в лице старшего солдата Гоши Брыкина советского образца «Держиморду».
Так, на последнем году службы ефрейтор Гоша Брыкин обрел любимое дело и  значимость.
Особую радость и удовлетворение доставлял ефрейтору процесс отдания ему чести молодыми воинами.
Все свободное время Гоша ошивался на подступах к казарме учебной роты. Завидев салагу (группу салаг), он направлялся навстречу своей жертве.
При подходе к командиру или старшему по званию, воины должны были переходить на строевой шаг и отдавать честь. Ефрейтор в этот ответственный момент медленно прикладывал к голове руку, как бы отвечая на отдание ему чести, а сам внимательно вглядывался в движения несчастных: насколько высоко поднимали они ноги, до предела ли тянули при этом носок, достаточно ли перпендикулярно туловищу держали локоть, выпрямляли позвоночник, выгибали шею, а также изображали на лице подобострастие.
Разумеется, все эти тонкости, применительно к строевой выправке воина, вырабатываются непосильным трудом и в течение  длительного времени, поэтому мимо Брыкина пройти с первого раза не удавалось никому.
И если какому-нибудь курсанту не удалось прошмыгнуть или проползти в казарму незамеченным в то время, когда ефрейтор стоял на часах, то ему была обеспечена получасовая внеурочная строевая подготовка. После таких занятий у молодых воинов неизбежно зарождались различные идеи по скрытому проходу в казарму, причем непосредственно к кровати, вплоть до прокладки туннеля к желаемому месту. Ибо, если Брыкину не удавалось поизмываться над солдатами под открытым небом, он шел в казарму и устраивал строевую подготовку в коридоре.

Учеба по теоретическому освоению строевого устава проходила в беседке.
Припекал июнь. В казарме столбик термометра отмерял в среднем 35 градусов. Окна днем закрывали, чтобы хоть как-то сохранить в общественной спальне ночную прохладу. В аудиториях же окна были закрыты круглые сутки, так как к концу рабочего дня офицеры запирали двери и поэтому эти помещения не проветривали. Температура там нередко превышала сорок градусов, а, кроме того, стояла невероятная духота.
Таким образом, проведение занятий в легкой постройке без стен, можно было расценить, как заботу командиров о своих подчиненных.   
И хотя в тени беседки, было более 40 градусов по Цельсию, иногда в неё проникал легкий ветерок, окатывая мокрые тела военнослужащих приятной свежестью.
Брыкин прохаживался между столами и монотонно читал положения Устава.
За спинами курсантов располагался бассейн, куда их водили окунуться перед обедом. В остальное время там барахтались военнослужащие других рот, у которых было больше свободного времени.
Возня в водоеме отвлекала внимание курсантов, особенно тех, кто сидел на задних рядах. После каждого бурного всплеска воды, они непременно оборачивались с целью узреть того, кто так изящно погрузился в благодатную влагу и с завистью рассматривали мокрые тела воинов.
В один из таких моментов громких бултыханий в бассейне, Брыкин оторвал взгляд от устава и взглянул в даль. Деревья, отделявшие беседку от водоема, помешали ему стоя разглядеть то, что там происходило, но зато он мог отчетливо наблюдать нездоровый интерес, который проявляли воины, сидевшие на заднем ряду. Эти нарушители порядка  всем корпусом развернулись в сторону бассейна, повисли на перилах беседки и бессовестным образом любовались водными баталиями.
При виде этой сцены у ефрейтора глаза замутились, кровь с бешенной силой ударила в виски, неистово забилась в раздувшихся сосудах.
- Встать! – заорал Брыкин
Все соскочили.
- Сесть! – с надрывом завопил ефрейтор.
Эти две команды следовали одна за другой до тех пор, пока из набухшего нутра младшего командира не вышел весь пар.
Как только Гоша испустил последнюю струю разогретого воздуха, он успокоился и поднял с заднего ряда, попарно сидящих за учебными столами Шитова с Лацисом и Антипова с Кнышем. Поставил их в проходе в колонну по одному и скомандовал:
- Лечь!
Нарушители дисциплины повались на живот в ожидании дальнейших действий.
Последовала не совсем уставная команда:
- По-пластунски ко мне!
Воины неуклюже в тесноте поползли к ногам командира. Остальные слушатели с любопытством наклонились над ползущими однополчанами.
- Встать! – снова заорал Брыкин, как бы входя в положение наблюдавших, с целью предоставления им большего удобства для  просмотра воспитательного процесса.
Однако при этой команде вместе со всеми соскочили и наказанные воины.
Тогда ефрейтор вывел провинившихся курсантов на открытый участок местности перед беседкой и скомандовал им:
- В колонну по два становись!
Бедняги выстроились. Остальные слушатели оставались стоять в беседке за своими столами.

В это время года военнослужащих южных гарнизонов одевали щадяще, учитывая жару. Вместо сапог разрешалось носить кирзовые ботинки. Дозволялось надевать на тело рубаху с короткими рукавами, а на голову панаму. Более того, на обед и на смену солдатам разрешали ходить в майках. Но даже эта, не совсем уставная форма одежды, не спасала от жары. Особенно после приема пищи, когда солдатики выползали из душной столовой мокрыми с ног до головы и тут же принимались выжимать нательное белье, которое на глазах высыхала и твердела.
Удивительно, но температуру воздуха на солнце никто не измерял. Позднее Виктор подробно изучил эту проблему. Оказывается, бытовые градусники рассчитывались на температуру воздуха не более 50 градусов. Но если в тени было за сорок, то можно было лишь гадать, насколько накалялись атмосфера и предметы на солнце. Одно без сомнения - почва, особенно песок, разогревались до состояния раскаленной плиты.

Брыкин скомандовал:
- Лежать!
Доблестная четверка военнослужащих плюхнулась на полыхающую земную твердь. Когда пыль рассеялась, ефрейтор поведал окружающим и нарушителям о дальнейшей программе действий.
-По-пластунски вперед марш!
До конца занятий оставалось еще более получаса. Виктор непрерывно посматривал на часы. Время тянулось медленно. Никто не сомневался, что ползать ребята будут до конца занятий.
- Быстрей! Быстрей! - подгонял Брыкин обезумевших от жары и пыли провинившихся курсантов. А когда они достигали конца поляны, кричал: «Кругом!» – ребята разворачивались и пылили в обратном направлении.
На четвертом отрезке дистанции, за пять минут до окончания занятий, Виктор не выдержал и обратился к Брыкину.
-Товарищ ефрейтор, звонок!
Гоша посмотрел на свои часы и хотел было напуститься на Виктора за досрочное прерывание занятий, но столкнулся  с его тяжелым, жестким взглядом. Выражение лиц других слушателей были столь же недружелюбными.
В голове ефрейтора появилось неприятное предчувствие.
 «Побьют!», - твердо заверил его внутренний голос.
-Становись, - быстро скомандовал Брыкин. - Шитов, Лацис, Антипов, Кныш – ко мне!
Ребята поднялись. Грязные, мокрые, ободранные, едва  переводя дыхание, они предстали перед ненавистным ефрейтором.

На следующий день их новым командиром стал сержант Абдуллаев.

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА

Политзанятия с новобранцами вел заместитель командира роты по политической части старший лейтенант Петров.
Как и все офицеры учебной роты, он был невысок, но в отличие от других офицеров роты, имел высшее военное образование.
Это обстоятельство налагало на него двойную ответственность за воспитание молодых воинов.
Во-первых, тому обязывала должность, а во-вторых, образованность. Именно последний из его отличительных признаков позволял ему строить учебный процесс, опираясь исключительно на знания, полученные в военно-политическом училище. Он, например, четко усвоил с чего начинается Родина. С этим глубоким по смыслу и значимым по политическому содержанию вопросом, Петров обратился к аудитории.          
Курсанты, прослушав вопрос, погрузились в тяжелые раздумья.
Первым поднял руку Виктор.
- Пожалуйста, - пригласил к началу дискуссии Петров.
- Рядовой Шапиро. Я думаю, товарищ старший лейтенант, что Родина начинается с любви, преданности, и беззаветного служения ей.
Виктор думал, что своим ответом сразит замполита наповал и завоюет в его глазах авторитет, в тени которого сможет жить без напряжения.
- Не правильно, - отразил выступление выскочки Петров.
Виктора как будто подкосило. Он упал на стул, соображая – не ослышался ли он?
- Кто еще хочет высказаться, - заводился Петров.
Все молчали.
- Разрешите, - не унимался Виктор.
- Та-а –к.
- Рядовой Шапиро. Я уверен, что Родина начинается с Армии, товарищ старший лейтенант. С её защитников, ибо если  Родину некому будет защищать и охранять, то её можно лишиться.
- Нет, - парировал замполит, увлеченный дискуссией.
 - Товарищ старший лейтенант, - обратился Виктор с места, заинтригованный игрой, - попрошу наводящий вопрос.
- Хорошо… Что такое леса, поля, реки, города?
 Родная земля, - предположил Виктор.
 А что её окружает?
 Недруги, - очнулся Карандаш.
 А соцлагерь? – парировал Петров
 Дружественный лагерь, - отозвался Славка Яшин.
 А в целом, что окружает? – продолжал Петров
- Заграница, - уверенно ответил Виктор.
- Уже теплее, - подводил слушателей к развязке замполит. - А что разделяет СССР от заграницы.
Так, в живой дискуссии прошло полчаса. Виктор с Карандашом поочередно перечисляли всё, что может разделять  страну Советов от других государств. Были названы: культура, язык, история, овраги, обычаи, законы, армии…
Выбившись из сил, противоположная по отношению к замполиту дискуссионная сторона, сдалась. Петров, потирая самодовольно руки, многозначительно молвил.
- Гра-ни-ца! Родина начинается с границы и сейчас рядовой, - Петров указал на Лациса, сидевшего за первым столом. - Встаньте, рядовой.
Лацис встал, не понимая, что от него хотят.
- Назовитесь.
Лацис лупал глазами.
- Фамилия, - резко спросил замполит.
- Лацис.
- Рядовой Лацис покажет на карте границу СССР.
Лацис оглянулся, ища поддержки у сослуживцев.
- Он не понимает по-русски, - заступился за бедного Лациса Виктор.
- Ничего, показать границу можно и, не зная языка, - не унимался Петров.
Лацис обречено поплелся к доске, на которой висела политическая карта мира. Взял со стола указку и стал внимательно изучать надписи.
- Розовая, - не выдержал Виктор.
- Без подсказок, – предупредил замполит.
- Он дальтоник, - отозвался Карандаш, видя, как Лацис шарит указкой по Западной Европе.
- Вы где родились? – спросил у Лациса Петров.
- В Луоке
- Это в какой республике?
- Литве.
- Так, значит в Литовской Советской Социалистической республике, - уточнил замполит. - Покажите на карте место, где Вы родились.
Лацис углубился в изучение карты. Петров не выдержал и обвел ему на карте Литву.
- А СССР начинается отсюда, - замполит взял за руку Лациса с  указкой и показал на центр Северного полюса, - а теперь, огибая остров Белый, ведите к Мурманской области, а дальше к Прибалтийским республикам вниз.
В районе Финского залива Петров оставил Лациса бултыхаться в Балтийском море.
- Смелее, смелее, - подбадривал нерешительного курсанта Петров,- ведите к границе с Польшей.
Лацис нерешительно повел указку к Варшаве, но при этом упустил из виду Прибалтийские республики.               
- Он свою Родину за границей оставил, - встрял наблюдательный Виктор.
- Разговорчики, - пресек  неуставное поведение Петров и заставил Лациса снова пройтись пограничным дозором от Мурманской области.
Лацис и тут, ненароком, отрезал половину Литвы.
- А теперь он свою деревню отнес к капстранам, - заметил Карандаш.
- Прекратить разговоры, - рассердился Петров, понимая, что Лацис в ближайшие несколько дней не сумеет обвести на карте  страну Советов.

Так, в битве за каждую пядь Отчизны закончилась первая половина политзанятий.

Второй час политподготовки проводил замполит полка майор Суховей. Это был человек еще более образованный, чем Петров. За его плечами висел груз знаний, полученный в Высшей партийной школе при ЦК КП Туркменской ССР.
Суховей поделился со слушателями конфиденциальной информацией. Сведения были достоверными и полученными из проверенных источников. Касались они творчества молодых советских поэтов. Как выяснилось позже, секретные данные были заимствованы замполитом из журнала «Сельская молодежь».
- Опрос молодежи в сельской местности, - вещал Суховей, - свидетельствует о том, что никто из них не знает, так называемых, знаменитых поэтов: Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, Ахмадулину и других, а знают общепризнанных: Пушкина, Лермонтова, Некрасова.
Майор на минуту умолк с тем, чтобы у слушателей улеглась доведенная до них информация.
- Так на селе молодежь журналов не читает. От восхода до заката вкалывают, а свет в 10 часов вечера гасят, там, где он есть, - высказал свое мнение Виктор.
Реплика Виктора задела майора за живое.
- Встать! – заорал он, - это антисоветская пропаганда. За такие неприкрытые, враждебно настроенные взгляды раньше расстреливали, а мы с такими цацкаемся. Каленым железом нужно выжигать эту нечисть.
Виктор такого ожесточенного напора не ожидал и даже испугался, хотя не мог понять, в чем его обвиняют и за какую, допущенную им, провинность, его могли бы даже расстрелять.
- Во-первых, Вы, - продолжал Суховей, тыча в Виктора указательным пальцем, - наша сельская молодежь – авангард советского молодежного движения.
Во-вторых, план «ГОЭЛРО» был разработан в 1920 году и выполнен к 1931. С этого времени наше Советское государство построило полностью и окончательно социализм, а через 16 лет, как постановил XX съезд нашей партии, к Вашему сведению, советские люди будут жить при коммунизме. А всякие измышления о керосиновой лампе на селе – это буржуазные, враждебные выпады.
И хотя Виктор был не согласен с доводами доморощенного марксиста, спорить с ним не стал.
Майор нервно ходил между рядами и что-то бормотал под нос, возмущался, негодовал, но до слушателей доносились лишь нечленораздельная речь и многозначительное мычание.
Минут через пять беспрерывного хождения, замполит вдруг остановился, резко повернулся к солдатам и  озвучил свои возмущения.
- А что читает современная городская молодежь? – городская молодежь ему явно не нравилась. - Эрих Марию Ремарк. Кто такой или такая этот писатель? О чем его или её романы? Одно пьянство. Вот чему учат такие горе писатели. Например, «Три товарища». Этот роман нужно было назвать не три товарища, а три пьяницы.   
Тут Виктор не выдержал и нагло встрял в рассуждения майора. Ремарк был его любимым писателем, и терпеть выпады в его адрес со стороны какого-то распоясавшегося выродка со значком ВПШ, он посчитал выше человеческих сил.
- Я, товарищ майор, читал «Три товарища» в 9 классе, но кроме большой мужской дружбы и светлой, чистой любви, ничего другого в этом романе не помню. Вы мне, можно сказать, открыли глаза.
Суховей побагровел.
- Вон отсюда! – взвыл замполит.
Первый фундаментальный вывод от общения с командирами, который Виктор сделал по пути из аудитории, звучал так:
Знания, рассудительность, инициатива, убеждения – в Армии не в почете и даже крайне опасны для человека, обладающего этими  качествами.

ПРИКОСНОВЕНИЕ К АЗБУКЕ ЗАМОРСКОГО ИЗОБРЕТАТЕЛЯ

Наиболее мучительными для молодых бойцов были занятия по овладению азбукой Морзе.
Изнывая от жары, ребята напяливали на голову наушники и пытались отличить на слух точку от тире.
- Тире в три раза длиннее точки, - внушал Абдуллаев, давил на ключ и в ушах курсантов пронзительно пищали два тире, а затем три короткие точки.
Помогая усвоить материал, сержант вторил движениям на ключе:
- «Дай. Дай» – протяжно… и быстро по слогам: «за-ку-рить». Два  тире и три точки – цифра семь. Повторяем.
- «Дай, дай  за-ку-рить», - вопили курсанты. От этих настойчивых просьб, отдельным воинам хотелось зашвырнуть подальше наушники и с упоением затянуться сногсшибательной сигаретой «Спорт».
- Цифра пять - пять точек: «петя, петя, пе-ту-шок», - выводил Абдуллаев и снова курсанты заливались:
- «Петя, петя, пе-ту-шок».
- Цифра три – три точки и два тире: быстро –« и-ди-ты» и протяжно: «к чё-рту».
Из аудитории неслась разная похабщина, веселившая молодых людей...

Со временем, когда обучаемые усвоили азы этой азбуки заморского изобретателя, Абдуллаев медленно включал трансмиттер* и аппарат четко отстукивал по дырочкам в перфоленте заготовленный текст.
Курсанты должны были записывать текст группами по пять знаков и по десять групп в строке. Но для того, чтобы успеть записать звучащие знаки, необходимо было два-три держать в уме, иначе говоря, начинать писать первый знак после того, как прозвучит третий по счету и так писать с опозданием, держа в памяти предыдущие две – три цифры или буквы.
С увеличением скорости на трансмиттере в головах будущих радиотелеграфистов творилась вакханалия звуков. Глаза выкатывались из орбит. Наушники не уживались с головой и куда-то бесконечно съезжали. Стержни карандашей беспрерывно ломались, не выдерживая чрезмерного давления на бумагу, в попытке изобразить подобие букв или цифр.
Абдуллаев, закинув за спину руки, важно вышагивал от двери к окну, наслаждаясь четким механическим звучанием аппарата.
Занятия по чистописанию сменялись упражнениями на ключе. Этот процесс был особенно важным, так как от работы на ключе зависела дальнейшая служба, классность и, соответственно, надбавка к зарплате.
Так, к окладу рядового в три рубля шестьдесят копеек в месяц, приплюсовывалось два рубля пятьдесят копеек за второй класс и еще столько же за первый.
А на восемь рублей шестьдесят копеек можно было запастись сигаретами на четыре месяца вперед. Если же выкуривать в день по одной пачке «Спорта» или «Архара», то на оставшиеся деньги можно было в течение месяца (до следующей получки) выпить в полковой чайхане 68 стаканов кофе или 56 стаканов какао, причем, в последнем случае оставались еще средства для приобретения двух булочек.
То есть, классному специалисту можно было разгуляться, а если помечтать и представить, что специалист первого класса по должности старшина, то его зарплата уже равнялась двадцати пяти рублям, а это была умопомрачительная сумма.
Однако выполнить норматив второго, а тем более первого класса, удавалось далеко не всем, если учесть, что каждый пятый из числа обучаемых так и не смог за период учебы освоить начальный курс.

ФИЗИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА НА АРМЕЙСКИЙ ЛАД

Немаловажное значение в подготовке будущих воинов занимала физическая культура.
Для физически развитых младших командиров особенно излюбленным средством выдавливания из новобранцев пота и последних сил являлся марш-бросок с полной выкладкой.
На деле это выглядело так. Курсанты поднимались по тревоге. Им сообщалась форма одежды. Они натягивали на себя гимнастерки с длинным рукавом, застегивали все пуговицы, тщательно наматывали портянки, чтобы не натереть ноги. Хватали свои тяжелые автоматы, подсумки с тремя снаряженными магазинами, в каждом из которых помещалось по тридцать патронов, противогазы, вещмешки со всеми необходимыми вещами и выстраивались на расплавленном от жары асфальте, готовые к экзекуции.
Сержант в ботиночках или кедах, в форменной рубахе с отложным воротничком и короткими рукавами, налегке, командовал: «Бегом марш» и бедняги, гулко приминая дорожное покрытие, лязгая автоматами, трогались с места. Пробежав первый километр, кто-то падал от бессилия, его подбирали и тащили вслед бряцающему подразделению, так как зачет производился по последнему воину, переступившему заветную черту.


_______
• Трансмиттер - передающее телеграфное устройство, в котором кодовые комбинации знаков текста, представленные в виде отверстий на перфорированной ленте, автоматически преобразуются в серии импульсов электрического тока, посылаемых в линию связи
.Заканчивалось все тем, что по возвращению с такой увеселительной прогулки, курсанты
снимали с себя одежды, слегка выжимали их и вешали сушиться на перила беседки, а приняв душ, с невероятным изумлением могли наблюдать, что их обмундирование не гнулось и могло самостоятельно стоять на поверхности земли, как фанерное.
По цвету вещей самые догадливые могли предположить, что их закостенелость произошла от изобилия соли, которая выделилась из воинских тел при пробежке.

Следующими обязательными элементами физической подготовки молодых солдат являлись подтягивание на турнике и выполнение гимнастического этюда, заключающегося в забрасывании ног на перекладину турника и переворачивании с последующим выгибом.
Последнее упражнение многим не удавалось выполнить на протяжении всей службы.
Абдуллаев делал все перечисленные приемы с завидной легкостью и требовал от каждого кувыркаться по-командирски. Те, кто не справлялся с этой простой задачей, продолжали виснуть на снаряде в свободное от службы время.

Однако наиболее изысканным видом физических упражнений было преодоление полосы препятствий.
Буквально, это понятие, пожалуй, не в полной мере отражает дух рассматриваемого действа. Академическое толкование данного словосочетания,  выглядит расплывчато. Наиболее верно и по-армейски сердито этот вид военной подготовки следовало бы назвать полигоном по преодолению преград. То есть местом, где бойцов испытывают на прочность.
Ознакомившись ближе с элементами преград, рекомендуемых для  преодоления, можно было заключить, что автором этого проекта был танкист с гимнастическим уклоном.
Основная цель данного мероприятия заключалась в том, чтобы воин пробежал от пункта «А» до пункта «В» за определенное время. А чтобы эта пробежка не доставляло бойцу удовольствия, ему по дороге постоянно «вставляли палки в колеса». Таким образом, испытуемый, преодолевая обозначенный ему отрезок пути, должен был продвигаться, как танк - напролом. И там, где стенку можно было бы обойти, его заставляли лезть на неё или просачиваться через отверстия.
Непременно следовало пробежать по бревну и не упасть. Для устрашения бревно прокладывали над ямой, заполненной водой.
Иными словами, полигон, именуемый в армии «полосой препятствий», представлял место, где были сооружены преграды, отдельные из которых напоминали гимнастические снаряды.
От воина требовалось, не выбирая пути, не считаясь с обстоятельствами, действуя напрямик, силой, невзирая на преграды, достичь необходимого пункта на местности, и при этом уложиться в установленный норматив времени.
Задача, в принципе, не сложная, но ее выполнение требовало от молодого воина значительных затрат физических сил и сопутствовало приобретению на теле неминуемых ссадин, а то и легких  повреждений.

Таким образом, в освоении теоретического курса молодого бойца, наряду со спортивными и физкультурными мероприятиями, весело и беззаботно проходили солдатские будни воинов учебного подразделения.
Для Виктора они неожиданно прервались, как недочитанная книга на самом интересном месте, потому что судьбе, во искупление своей злой шутки, было угодно резко изменить течение его воинской службы и бросить в объятья спортивной роты. 

ГЛАВА III    
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА   

Всякому возвращению человека к прежнему месту пребывания всегда предшествует акт убытия из оного.               
События, причины и следствия, проистекшие с данным индивидуумом в период его отсутствия, которые в итоге привели его к появлению в обозначенном месте - представляют собой цепь закономерностей, предначертанных судьбой.

ПРЕДЫСТОРИЯ

Каждый, кто состоит в армейских рядах, обязан знать где он служит. Иначе говоря, новобранец, прибывший в воинское подразделение, должен быть ознакомлен с его историей: в каком году и при каких обстоятельствах была образована воинская часть, имеющая свое знамя; что и кого за прошедшее время она увековечила в своих анналах
Тем же, кому доверялось ознакомление молодых воинов с историей части, должны были заботиться о ее живучести в умах и сердцах воинского коллектива, прилагать усилия в воспитании у солдат чувства гордости за родное подразделение, изыскивать и фиксировать примеры доблести и отваги, образцового исполнения воинского долга среди предыдущих и нынешних членов солдатской общины.
На этом стояло, стоит и стоять будет армейская история.
Какое огромное поле деятельности предлагает история для творчества. Какую огромную силу таит она в себе для целей политико-воспитательной и служебно-боевой подготовки военнослужащих: расширения у них кругозора, формирования таких качеств, как гордость за Родину и ненависть к врагу, освоение воинской профессии и уважительное отношение к командирам, беспрекословное исполнение уставов и дисциплинированность...
Поистине, важность и значение истории в Армии трудно переоценить.

Полк, в котором служил Виктор, тоже имел свою историю и свое знамя. Что касается знамени, то его хоть раз, но видели    все военнослужащие, потому что каждый принимал воинскую присягу и целовал при этом край бордового бархатного полотнища.
А еще многие знали, что если знамя полка исчезнет при каких-либо обстоятельствах, то полк должен быть расформирован и в его истории будет поставлена последняя точка. Поэтому у знамени полка выставляется часовой и этот пост является почетным и доверяется лучшим солдатам, так как символ части надобно хорошо стеречь.
Мысль о том, что на место утраченного знамени можно поставить другое (из  имеющихся  на складе или купить новое в сельпо), была бы расценена кощунственной и доверчивые головы солдат не посещала.
Словом, о знамени у военнослужащих полка представления имелись и довольно значительные.
Что же касается самой истории полка, то ее слабые отголоски доносились с далекой Румынии, где после Великой отечественной войны наше государство образовало форпост на границе с недругами, чтобы слышать и знать их коварные замыслы.
Затем полк был передислоцирован на южные рубежи нашей необъятной Родины с тем, чтобы прощупывать военные мускулы американских сателлитов.
А дальше история части утопала в зыбучих песках Каракумах и таила молчание относительно подвигов своих героев. Впрочем, это объяснялось тем, что бойцы эти находились на невидимом фронте и сильно себя засекречивали.
Как бы там ни было, солдаты заброшенной богом воинской части, лишенные корней, очень часто недоумевали - каким образом и за какие грехи они оказались в этом заклятом месте, среди командиров, страдающих частичной амнезией касательно прошлого их воинского подразделения, и в растерянных глазах молодых бойцов читалась утрата чего-то важного, без чего последующая жизнь проглядывалась смутно.

Без прошлого нет будущего.

Хмурые командиры, обреченные полагаться только на свой опыт, находились в постоянном напряжении мысли, озадаченные бесконечным решением проблем в сфере боевой и политико-воспитательной подготовки вверенного им контингента военнослужащих.
Все это обстоятельство налагало, в целом, на полк печать угрюмости и обездоленности, давило на психику солдат, отчего у них возникало соответственное отношение к жизни.
И когда среди этой всеобщей подавленности прозвучала весть об откомандировании Виктора прямо из учебки в Ташкент, в спортроту, среди его сослуживцев возник шок, медленно перешедший в смешанное чувство недоумения, восторга и зависти.
К сожалению, чистый лист истории полка не мог поведать о том, кто из его доблестных солдат и офицеров прославил его на спортивной ниве, поэтому Виктор чувствовал на себе  ответственность первопроходца. Обращаясь к уязвленной части военнослужащих, которых буквально скосило это далеко не ординарное известие, он призвал их крепиться, обязался помнить всех, посвящать им свои победы и гордо носить номер родной части.
В задних рядах послышались едва сдерживаемые всхлипывания и  причитания типа: «везет же дуракам».
Никто тогда, включая Виктора, не допускал мысли, что оттуда кто-нибудь возвращается.

Без сомнения, Виктор догадывался, что инициатива о его переводе в спортроту исходила от Славки Савченко. Виктор и Славка жили в одном доме и шкодили в одном дворе. Это его Виктор уговорил пойти в секцию бокса, где сам занимался уже больше года. Славка был на год старше и когда настало время идти в Армию, его, как обещающего спортсмена, оставили в городе в спортивной роте.
Для Виктора было необычно слышать, как Славкина мать будила его по утрам словами: «Вставай, пора идти в Армию». Такая служба казалась беззаботной, а статус бойца, в тоже время, делал молодого человека достаточно самостоятельным по отношению к родителям и другому штатскому окружению.
На некоторое время Славка исчезал из поля зрения. Уезжал на соревнования или сборы, затем возвращался, жил дома и каждый день ходил  в СКА на тренировки, будто на работу или на учебу, в то время как это был процесс прохождения воинской службы, потому что он ходил в Армию в солдатской робе.
Виктор иногда заглядывал к Славке в воинскую часть поболтать о жизни, а однажды помогал ему ночью заливать каток на стадионе, когда тот, таким образом, отрабатывал наряд вне очереди за какую-то провинность.
Однако судьба Виктора сложилась неожиданным образом. Сам он себя не готовил к Армии и не помышлял о ней. Не прельщала его и Славкина лафа за казенный счет. Он   оканчивал школу и, как все благоразумные юноши в этот период жизни, собирался поступать в институт. Он еще не задумывался о будущей профессии, но был уверен в необходимости получения высшего образования.
И не столько престиж владел его самолюбием, сколько боязнь приобретения дополнительного комплекса  неполноценности, осознания своей ущербности по отношению к людям образованным, тем более, если таковыми окажутся его друзья или приятели, или те, кого доселе он считал бездарями или круглыми  идиотами. И сбудется тогда его надменная прибаутка:
«А не податься ли нам в слесаря, сглаживать напильником плоскостя».
Виктор продолжал ходить на стадион, тренировался, но карьера боксера также не входила в его планы. И хотя соревнований было не так уж много, тем не менее благодаря им, за последние три года он побывал во многих городах. Само перемещение по стране, толчея на перронах и в аэропортах, проживание в гостиницах, церемонии открытия соревнований и чествования победителей, волнения перед выходом на ринг - все это делало его жизнь полноценной и это  состояние  его вполне удовлетворяло.
Но жизнь, как железнодорожный состав. Одни, кто купил билет на скорый пассажирский поезд, всецело доверяются его мерному движению, живут своей жизнью под стук колес и убеждены, что их  непременно доставят  к месту назначения кротчайшим путем. Для таких людей судьба уготовила ласковое скольжение по жизни, преимущественно без резких поворотов и длительных стоянок. Другие же, не сумев приобрести такой билет, однако, имея твердые намерения двигаться к намеченной цели, оказываются в товарняке, который подолгу простаивает на разъездах, как правило, далеко от главных путей. И хотя такие люди тоже представляют, что  их везут в нужном  направлении, пусть не так быстро и без комфорта, тем не менее, именно они могут оказаться в ситуации, когда какой-нибудь хулиган под покровом ночи переставит стрелку, и состав неожиданно окажется в другом месте, а то и вовсе сойдет с рельс, бросив  незадачливых пассажиров на произвол судьбы...

Да, тут прослеживается некая закономерность.

Человек, доведенный до отчаяния, побитый уготовленной участью, переполненный жизненными коллизиями, непременно идет к людям. Сеет «доброе, разумное» или пытается посредством символов (букв и слов) излить душу, освободить ее от гнета пережитого. Так он обретает душевное спокойствие и тешит себя мыслью о добродетели, потому что на своем примере думает уберечь нынешнее и последующие поколения от непродуманных поступков, превратностей судьбы и, в конечном итоге, приходит к умозаключению, что Человек - творец своей судьбы.
К сожалению, этот постулат приобретает истинное звучание только тогда, когда Homo sapiens на своем опыте  убеждается в его действенности и глубоком смысле.
И если зреть в корень, нетрудно убедиться в том, что Виктор оказался в N-ской части не случайно. Эту участь он уготовил себе сам, помимо своей воли.

Один из январских дней 1965 года, казалось бы, не предвещал для Виктора кардинальных перемен  в его жизни. Однако именно тогда зародилось и обрело действенность предопределение, которое в итоге выдернуло его из привычной жизненной обстановки, унесло за тысячи километров от постоянного места жительства и безжалостно швырнуло в армейскую среду обитания.
Разумеется, Виктор в тот день не предполагал, что, резко изменив курс привычной жизни, его незаметно станет относить течением в неизвестном направлении.
В тот день проходила товарищеская встреча по боксу с одноклубниками из Новосибирска. Виктор готовился к бою, сосредоточенно разминался, как вдруг в зал вошел его тренер и сказал:
- Виктор, ты на ринг выйдешь с Мишей Муратовым.
С Мишкой Виктор занимался в одной секции и не раз боксировал в спаррингах, хотя и был тяжелее на одну весовую категорию. Но это были тренировки…  Выступать же с ним на соревнованиях Виктору показалось не солидно.
- А почему с Мишкой? - с досадой выпалил он.
- В твоем весе у них никого нет.
Виктору вдруг показалось, что его всерьез не воспринимают, а используют, как затычку, чтобы заполнить образовавшийся пробел.
- Я отказываюсь участвовать в этом спектакле, - заносчиво заявил он и неожиданно для себя выпалил: - И вообще бросаю бокс. Надоело.
- Дело твое, - не сдерживая раздражения, ответил тренер, резко повернулся и добавил. - Я никого насильно не держу.
В груди у Виктора что-то оборвалось и мучительно заныло. Он почувствовал себя вдруг опустошенным, ненужным, как будто его все это время терпели, а как только появилась возможность - с облегчением избавились, выбросили без сострадания на помойку, как ненужный хлам.
Обида и несправедливость всецело овладели Виктором. Оказывается, все эти годы он потратил впустую. Никто о нем больше не вспомнит, словно реально не существовал в этом мире. Так ничего и не сумел добиться, суетился все это время и бесследно сгинул с поля зрения без тени сожаления...
Постепенно чувство несправедливости перерастало  в злобу, заполняло опустошенные части его души и являло в воображении картинки мести. Подспудно зрела безрассудная решимость, которая одобряла его поступок, вселяя в его сознание правоту, принципиальность и силу духа.
Виктор вернулся в тот день домой как будто с чувством исполненного долга, уже не сомневаясь, что принятое им решение - единственно правильное и в полной мере согласуется с его убеждениями и принципами.
И только спустя полгода, после окончания школы, когда  он с друзьями возвращался с рыбалки в попутном военном грузовике, его неожиданно посетила мысль, что он не случайно оказался в этой машине, которая непременно привезет его в воинскую часть и что-то изменить в этом движении уже нельзя. Это рок застал его врасплох, грубо перебросил через борт и помчал к предначертанной цели. И тогда он вспомнил и пожалел о принятом решении покинуть навсегда спорт.
И что поразительно, предчувствие Виктора  не обмануло. Спустя неделю после злополучной поездки в военном грузовике, ему пришла повестка в военкомат.
Судьба железной клешней ухватила его жизнь и неудержимо тащила в направлении, ведомом только ей одной. Угадать, а тем более предотвратить, как оказалось, поступательное движение Судьбы человеку неподвластно.
Был июнь, а призыв в Армию проводился  по приказу Министра Обороны  лишь раз в году - осенью. Виктор не достиг призывного возраста. Казалось бы, по чисто житейской, не апеллируя к закону, логике, он не мог оказаться в это время в армии, однако если провидению было угодно так поступить - то оно ни перед чем не остановится.

Согласование судьбы со свободой человека уму недоступно.

Тем не менее, Виктор не сдавался и предпринял отчаянный  шаг для того, чтобы избежать срочной службы в Вооруженных силах.
«Если уж мне предначертано служить в Армии, так только не солдатом» - решил для себя Виктор и двинулся в высшее военно-морское училище.
Но не тут-то было. От Судьбы не уйдешь.
Самонадеянная попытка Виктора свернуть с предначертанной дороги и пробиться к цели окружным путем, тут же была безжалостно пресечена.
Насколько коварная, непредсказуемая и упрямая эта самая Судьба.
Здоровый, тренированный молодой человек не смог пройти медицинскую комиссию. Невероятно, но терапевт обнаружил у него повышенное кровяное давление. Сердобольный врач не сразу поставил точку, а попросил прийти на следующий день. Успокаивал Виктора, советовал воздержаться от алкоголя и принятия других продуктов, способных повышать давление крови. Но, несмотря на неукоснительное следование советам врача, показания тонометра и на второй и третий день были неизменными - 160 на 90.
Через три дня Виктор проходил медицинскую комиссию уже в военкомате, где артериальное давление крови оказалось в   норме - 120 на 80. Как всегда.
Судьба торжествовала и ехидно хихикала над Витькиными вывертами, а затем, как бы для осознания аксиомы непротивления Судьбе, терпеливо выждав полгода, сжалилась над ним и предоставила шанс.
               
  КРЕПОСТЬ

Сборы были недолги. Виктор собрал свои шмотки в казенный вещмешок и отправился на железнодорожную станцию, имея на руках предписание - прибыть в Ташкент для дальнейшего прохождения службы в спортивной роте.
На дворе резвился чёкнутый Декабрь.
Этот безумец перепутал свое предназначение и пытался убедить окружающий мир в наступлении весны.
Обезумевшие яблони, поверившие в чудачества Декабря, дружно зацвели в канун Нового года, а чумные пчелы зажужжали над их кронами.
Все перепуталось в череде времен года. В природе возник легкий переполох.
А тем временем, Виктор бодро шагал по теплому асфальту и радовался алогизму восточной зимы, воспринимая происходящие вокруг природные явления, как гимн его возрождению вопреки всем незыблемым доселе канонам мироздания.

Ташкент оказал Виктору теплый прием. У выхода с вокзала к его ногам был брошен яркий ковер из анютиных глазок, что повергло спортсмена-разрядника в бурный восторг и прибавило ему жизненных сил.
Город был одет в праздничный наряд. Повсюду дымились костры, над которыми чернели пузатые казаны с притихшим набухающим рисом. Свершался праздничный плов. Его запах  стелился по улицам и площадям узбекской столицы, зазывая прохожих отведать восточного яства и, разомлев от чудодейственного кушанья, раствориться в праздничной ауре.
Виктор под воздействием теплого воздуха, манящих запахов и веселящего уличного одеяния не удержался и присел за столик рядом с чугунной посудой, разместившейся посреди площади у театра Алишера Навои. Его распирало от благодушия и предвкушения сытости.
Улыбчивый человек в белом фартуке с тюбетейкой на голове поднес Виктору тарелку дымящегося плова.
- Кушай на здоровье, солдатик, - были его слова.
Ароматы костра и аппетитного блюда, улыбающиеся вокруг лица и зазывная игра дутар, располагали к хорошему усвоению пищи.
Отобедав, Виктор отвалился на спинку пластмассового  стула и огляделся. Из надписей на красных транспарантах он  почерпнул информацию о причине торжественного убранства города, уличного приготовления блюд национальной кухни.
Ташкент ожидал высоких гостей. Намечалась встреча президента Пакистана с премьер-министром Индии при посредничестве советской стороны. Предполагалось помирить двух руководителей, а в их лице народы этих стран и прекратить между ними войну.
Переговоры должны были состояться завтра, но уже сегодня, по настроению ташкентцев, можно было с полной уверенностью судить, что пройдут они успешно, а значит, многолетней войне будет положен конец.
Виктор вдруг ощутил свою причастность к предстоящей миротворческой миссии и историческому событию, которое разворачивалось на его глазах.
С этими мыслями Виктор встал из-за стола и с гордым видом двинулся к месту назначения.
Он остановился у зеленых железных ворот с красной звездой посредине. Цвет железного полотна и изображенная на нем символика безошибочно указывали на вход в воинское подразделение. Все и всё, находившееся внутри, было обнесено трехметровым кирпичным забором.
«Очевидно историческое наследие», - подумал Виктор.
После революции из-за скудности бюджета воинские части обносились дощатыми, а  в послевоенное время бетонными заборами, что, кстати, свидетельствовало об экономическом росте государства и его заботе о Вооруженных силах. Что же касается каменных заборов или стен, то они возводились порабощенными народами с целью сохранения их правителей, как от завоевателей, так и от простого народа, который селился возле господских стен. Освободившиеся после революции крепости были переданы или Красной  армии, или историческим музеям с целью экономии средств и сохранения народного достояния, а, кроме того, за высокими стенами было удобно сокрыть военные тайны.
Таким, после беглого осмотра, предстало перед взором Виктора его новое жилище, которое он окрестил «Крепостью».
На КПП Виктор представился дежурному по части. Дежурный офицер был в звании майора, а это для сведущего, наблюдательного человека означало, что за крепостными стенами располагалось крупное воинское формирование.
Очутившись за воротами КПП, Виктор мог убедиться, что его предположения оказались верными, и он мысленно погладил себя по головке, поощряя свою наблюдательность и способность к логическому мышлению.
Виктор шел по катальпавой  аллее  со свежевыбеленными бордюрами к пятиэтажным зданиям из красного кирпича, построенным без архитектурных излишеств. По всей видимости, это были учебные классы и казармы военной гимназии. Виктор различил год постройки на фронтоне одного из зданий, - «1880».
Войдя внутрь ближайшего строения, Виктор ощутил резкий  запах. Он принюхался. Это был букет из кислых щей, гуталина и оружейного масла. Такой устойчивый набор объяснялся тем, что на цокольном этаже располагались столовая, оружейные комнаты и прочие подсобные помещения.
Просторные, высотой в два этажа палаты с колоннами, являли собой дореволюционную стабильность, размах в органичном соединении с аскетической сдержанностью и строгостью.
Виктор довольно быстро отыскал Славку Савченко. Вместе они отправились расквартировываться.
- Ты учти, старик, выдернуть тебя с «точки» было не просто, - гнусавил Славка.
- Я тебя понял, - попытался пресечь Славкины разглагольствования Виктор.
- Начальник СКА – хороший мужик, – продолжал Славка. - Я ему только намекнул, он сразу отреагировал. У нас сейчас сборы. Готовимся к первенству Вооруженных Сил. Вообще ребята классные подобрались. Считай половина сборной Казахстана и половина сборной Узбекистана. Ну, ты их знаешь.
- А сколько сборы продлятся?
- Месяц, а потом  после окружных соревнований месячные сборы в Каунасе перед «Вооруженкой».
- А питание по талонам? - вспомнив о вкусной и здоровой пище со слюной на губах, поинтересовался Виктор.
- На «Округе»  общепит, а на «Вооруженке» талоны по три рубля как на «Союзе». Ну, ладно, отдыхай. Подъем в семь часов, завтрак, а тренировка на центральном стадионе с 10 часов.
Отзавтракав, приятели отправились на стадион.
Практически все, кто служил в спортроте, тренировались в гражданских спортивных  заведениях. В перерывах между воинскими состязаниями выступали за цвета различных  обществ или за ту или иную республику, где имелись вакантные места. Местные спортсмены жили дома, а прикомандированные на сборы из воинских частей других городов или республик, обитали в «Крепости». На тренировки все ходили в форменной одежде и в этой связи им выдавались  маршрутные листы для передвижения по городу, чтобы не задерживал воинский патруль.
Как только Виктор оказался в спортзале, первым делом поспешил к весам.
- Сколько? - поинтересовался Славка.
- 75 кило, - угрюмо ответил Виктор.
- Ну, ты, брат, разжирел на каше. Ну ничего, выступишь во втором среднем, а там втянешься и скинешь.
Виктору за всю его спортивную карьеру приходилось только набирать вес. Случалось, что перед взвешиванием у него не хватало пару-тройку килограммов. Тогда приходилось отходить в сторону, выпивать несколько бутылок ацидофильного молока и разбухать на глазах изнуренных сгонкой веса партнеров и противников.
Только теперь Виктор, вспоминая советы тренера побольше есть каши, понял, что этой пищей злоупотреблять нельзя. До призыва в Армию он весил 68 килограммов, а выступал в «71», потому что в этой весовой категории в команде никого не было, тогда как в «67,5 кг.» конкурировали сразу три отличных парня. Учитывая, что рост Виктора позволял наращивать вес - выбор пал на него. Это обстоятельство, впрочем, устраивало Виктора пока он был подростком, а сейчас, глядя на дядей за 80 кило, которые сгоняли вес до 75 и сознавать при этом их соперниками, казалось Виктору несправедливым. Но выбора не было.

После тренировки Славка повел Виктора на базар. Во-первых, это была ознакомительная прогулка по достопримечательным местам древнего города, а во-вторых, сей вояж имел практическое значение, о чем Славка пообещал проинформировать Виктора на месте.

ОЗНОКОМИТЕЛЬНЫЙ ВОЯЖ ВОЕННЫХ МЫСЛИТЕЛЕЙ ПО ТАШКЕНТУ

У входа на Алай базар Славка наставлял:
- Перед началом осмотра закупаем целлофановые мешочки.
Друзья со значением купили за 5 копеек по шуршащему пакету у преграждавших путь торговцев целлофаном.
- Следуй за мной, - скомандовал Славка и решительно двинулся к лавкам с фруктами.
Подойдя к старику, заваленному грецкими орехами и гранатами, Славка стал клянчить у торговца.
- Папаша, дай гранат.
Старик пропустил Славкины слова мимо ушей, взирая вдаль поверх своего товара.
- Папаша, дай гранат, говорю, - настаивал Славка.
Старик нехотя посмотрел на защитника Родины и сосредоточенно стал копаться в куче гранат. Наконец отыскал помятый небольшой фрукт и протянул его Славке.
- Ну, ты даешь, скряга, - обиделся Славка и взял из кучи самый крупный гранат.
- Надеюсь, ты понял? Следующий черед твой, - на ходу поучал Славка.
Отойдя на достаточное расстояние, с тем, чтобы не были слышны причитания пострадавшего старика, грабители остановились у аналогичного товара.
- Здравствуйте, - обратился Виктор к продавцу.
- Здравствуй, - ответил хозяин товара.
- Как Ваше здоровье?
- Ничего.
- Короче, Склифосовский, - толкнул в бок Виктора Славка.
- Вам не жалко будет, - продолжал затянувшуюся беседу Виктор, - подарить нам один гранат?
Собеседник Виктора по ту сторону «баррикад» бросил на него растерянный взгляд и медленно нагнулся под прилавок, очевидно с целью отыскания подходящего продукта. Тем временем Славка ловким движением припечатал свой мешочек к прилавку и сгреб в него орехи.
Продавец, наконец, приподнялся, протягивая Виктору скукоженный гранат.
- Я же не попрошайка, мужик, - на этот раз обиделся Виктор и взял гранат, лежащий на верху кучи, твердо взглянув при этом в глаза обидчику.
Продавец выдержал взгляд, но промолчал.
Пройдя ряд, собиратели фруктов наполнили свои мешочки, и Славка сообщил, что финишная лента за углом.
За углом оказалось кафе «Ласточка», куда они вошли, держа перед собой лопающиеся от содержимого целлофановые вместилища.
- Эллочка! - обратился Славка к официантке
- Привет, мальчики.
- Держи  презент и принеси нам по лагмону и какао с пирожными.
- Теперь ты понял, брат? - обращаясь к Виктору, продолжал Славка. - Вот так приходиться зарабатывать на хлеб насущный.
Виктор кивнул в знак согласия. Он смотрел на расплывшуюся, самодовольную Славкину физиономию и радовался жизни. Его пьянил дух свободы, и восхищала та легкость, с которой они сумели приобрести право на солидный, вкусный обед. При этом складывалось ощущение совершенного ими правового дела, торжества справедливости, так как приобретенный товар не был объектом грабежа или кражи, а расценивался, как акт экспроприации у спекулянтов излишек производства.
При таком состоянии души и в предвкушении сытости, человека обычно тянет к рассуждениям.
- Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?- начал философствовать Виктор. - Ведь насколько точна солдатская поговорка: «Солдат спит - служба идет». Какой глубокий смысл в этой фразе. Вот мы сейчас сидим... И не плохо сидим, а служба идет. И если кто-то в этот момент проклинает эту самую службу, то мы наслаждаемся ею... Суть этой дилеммы состоит в том, как человек отражает в своем сознании окружающую действительность. Можно постоянно терзаться мыслью  о бесцельно проводимом времени, а можно в аналогичной ситуации находить для себя радости и жить полноценной жизнью. В первом варианте военнослужащий срочной службы занимается самоедством. Растрачивает попусту жизненные силы. Утрачивает способность к выживанию. Подвергает себя самоуничтожению. В то время как доблестный воин другого порядка, трезво оценивающий происходящее вокруг, умело приспосабливается к действительности и, тем самым, сберегает себя для будущих свершений после увольнения в запас. Именно там ему придется бороться за место под солнцем, а в Армии - «солдат спит - служба идет». Это и есть формула выживания применительно к армейским условиям.
Эллочка принесла заказанные Славкой блюда и друзья, отодвинув на край стола недомусоленные разглагольствования, с аппетитом набросились на лапшу.          
Приступив к десерту, Славка, однако, продолжил разговор на обозначенную тему.
- Я, например, для себя тоже определил формулу жизни. Она не нова и достаточно потрепана, но как только ты осознаешь ее действенность, когда следуешь ее правилам и вновь и вновь убеждаешься в ее правоте и незыблемости - она приобретает новое звучание, будто это ты открыл философский камень, хотя, не замечая того, тысячу раз об него спотыкался. Удивительное всегда рядом и необычайно в своей простоте и доступности.
- Ты меня заинтриговал, - не выдержал Виктор.
- Довольно банальная мысль, - продолжал Славка, увлеченный беседой. - «Что ни делается - все к лучшему». Все согласны с этой жизненной установкой, кроме, пожалуй, тех, на кого свалилась беда, и они не способны под тяжестью пережитого или переживаемого события оценить его как уже свершившийся факт, за которым последует лучшее время. Что этот результат является на самом деле причиной и следствием нового события, окрашенного в светлые тона.
Всякий раз, когда мне приходится говорить на эту тему, я вспоминаю, как однажды муж моей тетки опоздал на самолет. Должен был лететь в Москву. Там решалась его дальнейшая карьера. Можешь себе представить, сколько было стенаний у мужика по возвращении домой. Все рушилось. Конец света... Словом, кошмар. В тот момент для него ничего более трагичного в жизни быть не могло.
Представляешь его реакцию, если бы тогда кто-нибудь сказал ему, что это опоздание для него обернется к лучшему...
И когда бедняга узнал, что самолет, на который он опоздал, разбился, он обмер. Куда только делась его трагедия. Он будто вновь родился, причем в рубашке, а первые его слова были: «Как хорошо, что я опоздал».
- Ну, это крайний случай, - вступил Виктор, оседлав любимый конек. - Человек, как утверждают психологи, переживает три фазы поведения после пережитого ими горя или, скажем, перенесенного стрессового состояния. Это, собственно, сами переживания, которые могут выражаться либо действием, либо бездействием, когда человек бурно выплескивает свои эмоции наружу, (например, бьёт посуду, колет дрова, ревёт и тому подобное), или вынашивает их в себе. Затем наступает состояние апатии и, наконец, возрождения.
Зная эту «кухню», каждый из нас в подобной ситуации может ускорить  этот процесс. То есть быстрее пройти эти фазы. Иными словами, не разжигать страсти, а быстрее забыть их побудитель. Тому несколько способов. Один из них - следовать твоей формуле. И здесь ты прав, необходимо глубоко верить в действенность этого метода. По сути - это аутотренинг.

Дальнейшие свои познания в области аутотренинга Виктору раскрыть не дали, так как кафе  закрывалось на обеденный перерыв и «филозофы» вынуждены были прервать умные речи и выйти на воздух.
Их переполняли чувства собственной значимости, с которыми, оказавшись на улице, они пересекли базар, заинтересовавшись, однако, мясным рядом.
- Неплохо было бы в следующий раз пройтись по мясу, - размышлял вслух Славка и, переключившись на мясную тему, поведал Виктору о возникшей у него идеи. - Ты знаешь, в Ташкенте существует неплохой обычай. В выходные дни многие семьи проводят свой досуг в парке культуры и отдыха.
- Да, занятие необычное, - заметил Виктор.
- Ты сначала дослушай, - урезонил друга Славка и продолжал развивать свой план. - Они в парке не на качелях качаются, а готовят плов. Для этого в парке оборудованы специальные места, где размещаются казан и другая посуда. Столик устанавливается на специальном помосте на открытом воздухе. Отдыхающие приносят с собой продукты, разумеется, и выпивку. Готовят для себя плов. Едят и пьют из казенной посуды. То есть, отдыхают. И самое главное - не моют после себя казан и тарелки. Стоит это удовольствие копейки. Так вот, я и подумал устроить в субботу той. Есть тут у нас местный, готовит плов изумительно. Нам необходимо добыть продукты, а они перед тобой. Со способами их добывания ты ознакомлен. И мы, как все достопочтенные граждане Ташкента, проведем незабываемый уик-энд. Как тебе моя идея?
- Всегда готов! - отозвался по-пионерски Виктор.
Определив для себя задачи на ближайшую перспективу, ребята неспешно двинулись по направлению к Крепости.
Они шли по кривым улочкам центральной части города, мимо выразительных зданий с колоннами, где размещались различного рода высшие учебные заведения. У этих храмов науки суетились, жаждущие знаний или дипломов, их сверстники. Однако зависти у Виктора они не вызывали. В тот миг они казались ему далекими от реальной жизни сосунками, в большинстве своем движимые стадными интересами.
Братья по оружию свернули на улицу Либкнехта, которая незаметно перетекла в улицу Клары Цеткин и далее неожиданно стала называться проспектом Карла Маркса.
- У меня такое ощущение, - поделился своими наблюдениями Виктор, - что мы находимся в самом центре исторической местности, где зародилась идея мировой революции. Базар располагается на улице Энгельса, и все то время, что мы идем от базара, я обратил внимание, улицы и ВУЗы носят имена идейных вдохновителей пролетариата. Как будто они здесь жили, творили, призывали в поход на буржуазию. А может быть «призрак коммунизма»  первоначально появился именно здесь, а затем переметнулся в Европу?
- А ты разве не знал? Именно за этими стенами, - подхватил разговор Славка,  указывая на глиняные заборы, мимо которых шли военные мыслители, - в этих землянках зрела мысль пролетариата о своем освобождении. Затем по шелковому пути на горбах верблюдов она была завезена в Германию, где некоторое время бродила, как неприкаянная, пока ее не приютили Маркс и Энгельс. Обогрев и придав ей соответствующий облик, великие учителя отправили  ее восвояси. Таким образом, она вернулась к своим праотцам в виде формулы социалистического бытия, по пути доработанная В.И. Лениным применительно к местным условиям… А эти саманные строения - отнюдь не образ жизни победившего пролетариата, а память о героическом прошлом. Здесь, как в Шушенском, бережно сохраняется быт того времени, напоминая последующему поколению о той пропасти, которую преодолели их предки за короткий исторический промежуток времени, шагнув из феодализма в социализм, минуя капиталистическую фазу развития.
- Я смотрю, ты политически здорово подкован, - прервал Славкину речь Виктор, искренне удивляясь его красноречию.
- Самообразование, мой друг, великая вещь. В отличии от студентов, приобретающих общественные знания по принципу априори, я пытаюсь получить эти же знания, действуя на основе апостериори.
- Ну, ты и загнул. Расшифруй.
- Ты знаешь, я неожиданно для себя понял, что ни черта не смыслю в закономерностях общественного развития. Мы живем в обществе, которое развивается в соответствии с определенными, присущими данной совокупности людей общественными и экономическими законами, складывающимися на определенной ступени исторического развития. Какова суть этих законов? В чем конкретно выражаются преимущества социализма перед капитализмом? Почему неизбежно построение коммунизма? Партия определила, что наше поколение будет жить при коммунизме уже через 15 лет? А что должно произойти за это время с нами, с нашим государством? Какова наша роль и наше место в этом историческом процессе?
- Ну, и ты нашел ответы на эти вопросы?
- Ни фига. Я понял лишь одно: чем больше ты узнаешь, тем больше понимаешь, как мало ты знаешь. Это ощущение буквально убивает. Сначала я взялся за «Капитал» Маркса. Однако осилить этот труд оказалось выше моих возможностей. Попытался разобраться в «Философских тетрадях» Ленина. Прочитал их, казалось бы, осмыслил, но чувствую, что не с того места начинаю. Взялся за изучение истории рабочего движения. Скучное, я тебе скажу, занятие. Подумал - надо что-то популярное. Нашел в библиотеке книжонку, в которой на пятистах страницах давался перечень художественной литературы в помощь изучающим историю КПСС. И хотя я понимал, что для того, чтобы прочитать все эти книги понадобится не одна жизнь - все же решился. Прочитал  трилогию «Прометей» Галины Серебряковой  о К. Марксе и Ф. Энгельсе, затем еще несколько книг Горького, Бедного и других, но вскоре иссяк. Взялся за учебники по истории КПСС, политэкономии, научному коммунизму...
- Ну и? - заинтересовался Виктор.
- Что «ну и»?.. Сказать тебе, что все по полочкам разложу - не могу. Что удивительно, между делом прочитал пару книг Жан Жак Руссо и Канта. Было интересно. Находились какие-то общие мысли, с чем-то я пытался спорить на бумаге. И даже политэкономия капитализма, признаюсь, оказалась более понятна, чем политэкономия социализма, не говоря уже о научном коммунизме.
- И какой же ты сделал вывод? - допытывался Виктор.
- По всей вероятности в познании этих вещей необходима системность. Надо копать глубже. И надо начинать с истории политических учений. С момента зарождения государства. Одним словом, я для себя уже решил. После армии двину в университет на философский факультет.
- Да-а-а, - протянул Виктор, где-то завидуя Славке в его целеустремленности, серьезности намерений и определенности в будущей жизни.
Наконец, обремененные тяжелыми разговорами, друзья добрались до Крепости и скрылись за ее монументальными стенами.
На следующий день Ташкент погрузился в траур. С улиц исчезли красные транспаранты и казаны с пловом, оставив после себя кучки потухших углей. На центральной площади были приспущены флаги трех государств и вывешен портрет премьер-министра Индии в черной рамке.
В лицах людей читались не столько скорбь по поводу кончины главы индийского государства, сколько недоумение, неверие в свершившееся, которые обычно возникают при известии о скоропостижной смерти знакомого человека, буквально еще несколько часов назад выглядевшего здоровым и улыбчивым.
Все, кто был в то время в Ташкенте, искренне сочувствовали индийскому народу, как по поводу кончины их лидера, так и по поводу несостоявшихся переговоров, расценивая последнее как упущенную возможность прекращения кровопролития, сожалея и винясь, что все это произошло именно в Советском Союзе, в стране, где доминирующими принципами внешней политики, по глубокому убеждению ее граждан, всегда являлись миролюбие, добрососедство и гуманизм.
Но несмотря ни на что - жизнь продолжалась и Виктор со Славкой шли по притихшему Ташкенту на Центральный стадион в пропахший потом спортзал с грузными кожаными грушами, зеркальной торцевой стенкой и возвышающимся на помосте рингом.
Этот зал был их местом службы, их работой, где они вкалывали до седьмого пота.

 ДУШАМБЕ

Прошло всего четыре дня беззаботного пребывания Виктора в Ташкенте, как команда засобиралась на первенство Туркестанского военного округа в Душанбе.
Перед отъездом в столицу Таджикистана всех собрали в актовом зале СКА, где с напутственным словом выступил полковник Смирнов. Он обрисовал картину предстоящего турнира, высказался о неизбежности появления новых имен, которые пополнят славную когорту бойцов Туркестанского военного округа, выразил уверенность, что команда образца 1966 года непременно войдет в историю округа сокрушительными победами на первенстве Вооруженных сил и далее на соревнованиях Союза. В заключении Смирнов пожелал собравшимся побед и потребовал примерного поведения.
Для Виктора такая быстрая смена «декораций» не вселяла оптимизма. Прошел год с того памятного дня, когда он бросил бокс, неожиданно обидевшись на всех и вся, и четыре дня - это был смехотворный промежуток временидля того, чтобы привести себя в спортивную форму перед ответственными соревнованиями. Тем не менее, Виктор не стал рвать на себе гимнастерку от отчаяния, а смиренно собрал вещички и отчалил со всей братвой в Душанбе, не ставя перед собой никаких задач.
В самолете Славка проинформировал Виктора об особенностях и значимости предстоящих состязаний.
- Между прочим, соревнования на первенство округа по своему статусу приравнены к первенству Республики, - делился своими познаниями Славка. -  Действуют  одинаковые правила. То есть, если в твоей весовой категории выступят четыре мастера спорта, и ты выйдешь в финал, то тебе присвоят звание мастер спорта. Понял, чем пахнет?
- Мне это не грозит, - попытался остудить Славкин пыл Виктор. - Я выступаю за молодежь, а там мастеров нет.
- Ну да, тебя же только на следующий год допустят к соревнованиям взрослых.
- Вот именно, а пока я, папаша, еще подросток, так что думай о себе.
Приятели замолчали, погрузившись в собственные мысли.
Славка представлял как он, порешив двух мастеров спорта, в предстоящем финальном поединке выходит на ринг. В противоположном от него углу приплясывает  мастер спорта международного класса, искоса поглядывая на него и явно  побаиваясь, так как на его глазах Славка отправил в нокаут  один за другим двух мастеров и одного кандидата. «И вот настал мой черед» - прочитал Славка в глазах своего противника. Звучит гонг и Славка набрасывается на «международника», осыпает шквалом ударов. Безликий противник падает на колени. Славка бычится в белом углу, дожидаясь отсчета рефери. Нокдаун. Поединок возобновляется. Славка входит в ближний бой и апперкотом укладывает соперника на брезентовый пол. При слове «десять» Славка подпрыгивает, вскидывая обе руки в победном кличе.
И вот он на верхней ступеньке пьедестала почета. К нему подходит полковник Смирнов, одевает на его шею золотою медаль чемпиона, бережно достает из кармана кителя коричневую коробочку, открывает ее, а в ней сверкающий, новенький значок мастера спорта СССР...

Виктора одолевали другие мысли. Он вспомнил первенство республики среди юношей в г. Текели. Там он стал чемпионом Казахстана и ему вручили наручные часы.
Но радости от победы он тогда не испытал. И сейчас, вспоминая единственный бой, который он провел на этих соревнованиях, пытался проанализировать свое поведение на ринге.
Ему попался соперник, по всем статьям уступающий ему в технике. Новичок, абсолютный нуль, а он машинально передвигался по рингу в густом тумане, не видя противника, выбрасывая во мглу руки, натыкаясь на невидимые препятствия какого-то движущегося, но неразличимого тела.
После первого раунда он нашел свой угол, сел на табурет и на него обрушилась неистовая брань тренера. Тот едва сдерживал себя, чтобы самому не избить Виктора.
- Ты что, охерел что ли? Идиот, болван... его убивать надо... - орал во всю глотку секундирующий Виктора тренер.   
Второй раунд еще больше усугубил положение. Виктор помнил только, что дважды бой останавливали, делая предупреждение сопернику за нетехничное ведение боя, а затем  его дисквалифицировали и Виктора объявили победителем.
Перед следующим поединком Виктор пришел в зал, где проходили соревнования, за два часа до их начала и сосредоточенно пытался пройти расстояние от раздевалки до ринга, воображая как это предстоит ему проделать через несколько часов. Ощупывая канаты, пролез на ринг и медленно начал вращаться на носках, как будто натирал канифолью подошвы боксерок, затем медленно двинулся к середине ринга. Сделал движение приветствия и встал в стойку. Перемещаясь по рингу, он пытался представить своего противника, увидеть его глаза и обрести ощущение контакта с партнером. Чтобы укрепить достигнутый настрой, Виктор повторил эту же процедуру трижды…
Он вышел на улицу немного успокоиться и увидел тренера. Тот шел по направлению к залу со своим коллегой и что-то доказывал, размахивая руками. Виктору стало жаль, что его наставник - твердолобый мужик, не способный понять его состояние на ринге, успокоить, направить, поддержать, сбросить пелену с его глаз, наконец, объяснить - в чем дело, пройти с ним рядом весь путь, который он проделал только что. Стыд и боль за себя душили Виктора, не давая возможности спокойно разобраться в своих растрепанных чувствах.
И вот объявили выход Виктора на ринг.
Сердце словно подпрыгнуло, заметалось в груди, он чувствовал, как оно отчаянно билось, будто рвалось наружу. Он вспомнил дощатый пол спортзала, по которому двигался к рингу, не видя никого вокруг. Войдя на помост, пытался воссоздать свои ощущения, тот настрой, который перед этим вбивал в сознание, представлял и проигрывал в действиях предстоящий бой.
Он не сразу понял, что поединок не состоится и судья-информатор объявил его чемпионом. Того, с кем Виктору предстояло встретиться в финале, дисквалифицировали за то, что в предыдущем бою он послал противника в нокдаун в первом раунде, что было расценено, как нарушение правил, установленных в то время на соревнованиях среди юношей.
И вот он взбирается на пьедестал почета, принимает приз, а его не покидает мысль, что чемпион он липовый.
«Откуда это во мне?» - думал Виктор в самолете. С того момента, о котором он неожиданно вспомнил, прошло почти два года... И теперь он двигался навстречу подобному испытанию. Каким оно будет? Сможет ли он справиться с собой. Зревшая за время службы уверенность в себе, вдруг дала трещину. Возникшее сомнение больно обожгло утвердившееся было самолюбие. Стыдно было признаться в своей неуверенности Славке. Виктор сжался, усиленно пытаясь отогнать от себя неприятные воспоминания.
Славка заметил, что с Виктором что-то неладно и  толкнул его в бок.
- Тебя что - укачало? Тебе плохо? - допытывался Славка.
Виктор глубоко вздохнул, открыл глаза и с досадой буркнул:
- Отстань.

В Душанбе ярко светило солнце. День был теплым. В здании аэровокзала стояла неестественная тишина. Неслышно было рокота двигателей, даже объявлений диктора. Будто на какое-то время все заснули. Никто не шевелился, а те немногие пассажиры, что находились в зале ожидания, дремали в креслах. Прибывшие граждане тоже, молча, прошли через  зал к выходу. Только оказавшись на привокзальной площади, они стали переговариваться негромко, словно боясь разбудить заснувший аэропорт.
Вскоре подкатил военный автобус. Ребята дружно разместились в нем и двинулись в часть. Виктор молча смотрел в окно на безликие дома, безобразные заборы, потресканный с выбоинами асфальт и думал, как наши города похожи друг на друга. И только по жителям в национальных одеждах можно судить, что ты находишься в Средней Азии. В России, наверное, вряд ли поймешь, где очутился: в Воронеже, Тамбове или Курске.
Неожиданно воображение перекинуло Виктора с российских областных центров на школьный двор. Вот он стоит на асфальтовой дорожке у белой черты, от которой по отмашке учителя физкультуры должен стартовать на дистанцию 60 метров.
Виктор отчетливо вспомнил, как в тот момент учащенно билось от волнения сердце. Казалось бы, ординарная ситуация, но это было то же состояние, что и в последующем перед выходом на ринг.
Следом за этим эпизодом в памяти возникла следующая картинка. Заводской клуб. Выступление школьной художественной самодеятельности. Объявляют его выход на сцену. И в одно мгновение неведомые силы выдергивают у него ноги, вставляя вместо них негнущиеся ходули, вырывают внутренности, освобождая место для беснующегося сердца, впрыскивают в язык новокаин, отчего он тут же деревенеет, натягивают на голову серый капроновый чулок и выпихивают на авансцену, решительно задернув сзади занавес...
- Боже, какой ужас, - невольно произнес вслух Виктор, представив себя в таком виде.

Автобус остановился у ворот воинской части. Все засобирались к выходу, а Виктор сидел в оцепенении от представленной сцены.
- Ну, тебя долго ждать? - послышался Славкин голос.
Виктор медленно приподнялся с сидения и пробормотал:
- Так  можно свихнуться, - и уже, приближаясь к Славке, уверенным голосом произнес, - К черту самобичевание. Вперед к победе коммунизма! Да здравствует  нерушимая дружба советских народов! Советский народ и партия едины! Слава КПСС!
- Что это тебя разнесло? - удивился Славка.
- Ты знаешь, дружище, эти лозунги позволяют мне отрешиться от действительности, оградить себя от вмешательства извне прочными отпугивающими щитами. И при этом они, я имею ввиду лозунги, не порождают никакого воображения. Просто бодрят и все. Вот ты сам представь, какие ассоциации могут возникнуть при произношении слов: « Вперед к победе коммунизма»?
- Вопрос, конечно, интересный, - задумчиво произнес Славка.
- Савченко, - послышался командный голос старшего лейтенанта Фоменко, сопровождавшего команду в поездке. - Вы можете побыстрее?
- Товарищ старший лейтенант, - обратился Славка к старлею.  - Вы извините, но мы тут обсуждаем серьезную тему. Вот скажите, какие ассоциации возникают у Вас, когда  слышите призыв: « Вперед к победе коммунизма»?
- Вы мне голову не морочьте, Савченко. Вперед за постелью. А что касается светлого будущего, то Вы имеете шанс значительно приблизить его, во всяком случае, для себя, став чемпионом Вооруженных сил.
- Намек понял, - ответил Славка с сожалением, ввиду несостоявшейся дискуссии.

Утром следующего дня часть, куда прибыли спортсмены-разрядники, оживилась самостоятельно бегающими военнослужащими. Это были преимущественно специалисты кожаной перчатки, имевшие избыточный вес. Они умышленно доводили себя, с утра пораньше, различными упражнениями до изнеможения в надежде, что тем самым смогут сбросить перед взвешиванием пару килограммов, оставленных ими на последний момент, так как постоянно держать вес в определенной норме было мучительно для молодого, вечно голодного солдатского организма.
Данная совокупность снующих с деловым видом людей не давала возможности для сна, и Виктор открыл глаза. Некоторое время он тупо наблюдал за разрозненным передвижением тел, затем фрагментарно выхватывал из общего движения отдельные необычные явления. Так, его заинтересовал субъект, обернувшийся с головой матрасом. Этот куль в полосочку нелепо метался по коридору, бесконечно задевая коллег, так как был стеснен в движении, однако никто из потерпевших на него не обижался и даже старались не замечать его. Каждый был погружен в свои килограммы.
Виктор протиснулся в сортир и с изумлением обнаружил, что там образовалась очередь. Данное заведение скорее напоминало процедурный кабинет, потому как в нем сгонщики не отправляли естественные надобности, а проходили процесс очищения, то есть выдавливания из внутренностей последних крох не переработанной за ночь скудной пищи и застоявшейся жидкости. Всё до последней капли надлежало вытрясти из себя, прежде чем встать на весы.
На самом же деле, как показывает практика, последняя капля находится не внутри спортсмена, сгоняющего вес, а снаружи, от пояса и ниже. Чаще всего таковой являлись трусы, которые боксер сбрасывает, как только выясняется, что его вес выходит за пределы установленной категории. Причем данный процесс избавления от нижнего белья существенно отличается от подобного действия в обычных условиях.
Во-первых, это, наверное, единственный случай, когда трусы определяют на вес. Во-вторых, у спортсмена, снимающего их, в рассматриваемом варианте, все мысли сосредоточены не на внешних факторах, а на материале, из которого сооружено данное белье, так как видится оно ему изготовленной из очень тяжелого сырья…
На улице Виктор обнаружил Славку, изображающего бой с тенью. На нем был надет весь гардероб, припасенный на зимний период времени: шерстенные носки, шапочка и перчатки, хотя термометр показывал с утра около 20 градусов тепла.
- Клизму приняли? - поинтересовался Виктор.
- Кстати о клизме, - отозвался Славка и продолжил рассуждения, перейдя на бег трусцой. - Издревле народ, независимо от вероисповедания, приучали к постам. Делалось это с заботой о человеке, дабы он регулярно очищался от шлаков, накопленных в организме в результате неумеренного употребления жратвы и алкоголя. Само же стремление к обжорству трактовалось религией греховной. С отделением у нас церкви от государства и объявлением главенствующей идеологией - атеизм, советский народ безбоязненно принялся поглощать все без разбору, не заботясь о завтрашнем дне, поставив тем самым под угрозу исчезновение целых  наций и народностей. И только аналогичные  боксу виды спорта, одним из которых мы с Вами, коллега, занимаемся, ставя, правда, иные задачи, подспудно позволяют вернуть нас, неразумных, к истокам здорового образа жизни.
Виктор приблизился к Славке вплотную, подстроился к его ритму бега на месте и, труся рядом, вступил в разговор.
- Кстати, я слышал, что Шакиров, по окончании своей боксерской карьеры, вдарился в науку. Знаю, что тема его кандидатской диссертации звучит так: « Влияние бани на сгонку веса». Причем просочилась информация об отдельных приемах и рекомендованной им методике данного процесса. Оказывается, наилучшие результаты достигаются сгонщиком в том случае, если, сидя на верхней полке парилки, он  использует мыльницу для систематического соскабливания с поверхности тела пота и выходящего через поры шлака.
- Это ценное замечание, - отозвался, продолжая бег, Славка. - Надо  взять на вооружение.
Соревнования проходили во Дворце Культуры железнодорожников. Ринг установили на сцене. В зрительном зале расположились сами участники, несколько офицеров с местного гарнизона, да специалисты с соседних республик и душанбинские тренеры. Интерес последних объяснялся желанием заполучить на какие-нибудь  ответственные соревнования готовенького, толкового парнишу и, в случае успеха, отрапортовать о своих тренерских достижениях, либо таким образом поддержать престиж своей республики.
В весовой категории Виктора, вместе с ним, было всего три человека и по жребию, в первый день он не выступал. Это обстоятельство давало ему возможность успокоиться, просмотреть и проанализировать бой со своим будущим соперником, оставаясь для него в тени.
Довольный таким раскладом, Виктор вызвался секундировать Славке. Они вместе сосредоточенно разминались, а когда объявили Славкин выход, Виктор по-отцовски похлопал его по плечу и повел на сцену, хотя внутри у него что-то дрогнуло и тронулось с места.
 Но это было уже не безрассудное волнение, а глубокое переживание за близкого человека, когда каждый мускул был напряжен, а глаза пытались уловить малейшую опасность, которая подстерегала или грозила твоему питомцу. Именно глубокое чувство ответственности овладело Виктором. Он вспомнил, как пять лет назад  привел Славку в спортивный зал и рекомендовал его тренеру. И теперь, будто бы наступила пора держать ответ за своего протеже.
Они, не торопясь, шли через зрительный зал к сцене. Виктор видел перед собой упрямый Славкин затылок, его сбитый торс и упругую походку. Весь его вид вселял уверенность и стабильность. Виктор успокоился и даже почувствовал какую-то легкость. Уверенность Славки передалась и ему, да так, что он не удержался и, проходя мимо бокового судьи, как бы между прочим, самодовольно произнес, потирая руки:
- Ну, сейчас пойдут клочки по закоулочкам.
В противоположном от друзей углу ринга прыгал Славкин противник. Его движения не были столь уверенными, да и взгляд показался Виктору блуждающим.
- Я Вас умоляю, Вячеслав, - напутствовал Виктор, - не убивайте противника в первом раунде - это скучно. Доставьте нам удовольствие лицезреть Вас хотя бы полтора раунда.
Славка улыбнулся в ответ и направился к центру ринга. Прозвучал гонг. Славка без разведки стал теснить противника к канатам, гонять по углам, нанося удары преимущественно в ближнем бою, пока в одной из таких атак не послал его в нокдаун. Бой был предрешен. После отсчета рефери Славка ринулся на соперника, ожесточенно покрывая его ударами, после чего бой был прекращен в виду явного преимущества Славки. Виктор проводил его до раздевалки, а сам вернулся в зал.
Наблюдая за боями, он пришел к твердому убеждению, что побеждал тот, кто был лучше натаскан. Он не видел на ринге мысли, импровизации. Каждый действовал по заложенной программе настолько, насколько ему вбили ее в голову. Даже обманные движения были заучены и не имели цели ввести в заблуждение противника открыться для нанесения фиксированного удара. Все, кого видел Виктор на ринге, показались ему удивительно однообразными, как, впрочем, они выглядели и в жизни.

Очевидно, такой вывод был закономерным.

Виктор не стал делиться своими соображениями со Славкой, чтобы не показаться высокомерным, но подумал, что для него, занимающегося боксом шесть лет, было бы стыдно и безрассудно испытывать душевные катаклизмы перед боем с такого рода противниками. Наконец, надо и себе цену знать.
С этими мыслями Виктор вернулся в часть, отужинал на всю катушку, с удовольствием просмотрел фильм: «В джазе только девушки», который давали в гарнизонном клубе и лишь к отбою вернулся в казарму. Славка уже спал. Виктор тихо улегся и чуть ли не впервые за истекший год почувствовал умиротворение. Внутри у него все было аккуратно и надежно уложено по полочкам, и этот душевный порядок освобождал его от всяких мыслей и забот. Он заснул сном праведника.
Свой второй бой Славка выиграл по очкам и вышел в финал. Это обстоятельство только усилило уверенность Виктора. Он уже не сомневался в своих способностях и оценивал шансы на победу как один к ста.
Перед выходом в зал к Виктору подошел Славка, который успел помыться после боя и предстал перед ним в качестве секунданта.
- Готов к победе коммунизма? - в приподнятом тоне поинтересовался Славка и, не дожидаясь ответа, призвал к движению вперед.
Они вышли в зал. Заканчивался третий раунд пары, за которой был черед Виктора.
Наблюдая через зал за боем, Виктор представил залитый светом ринг посередине огромного спортивного сооружения, заполненного до отказа орущей публикой, как на встречах тяжеловесов за звание чемпиона мира среди профи где-нибудь в Лас-Вегасе... Запущен тотализатор. Он пробирается к рингу через ревущую толпу фанатов. На нем черный атласный халат с вышитыми на спине желтым мулине именем и фамилией. В лучах юпитеров извивается дым сигар. Гремят фанфары...   
Прозвучал гонг, возвративший Виктора из чужеземного окружения. Бой окончен. Рефери на ринге собирает листки у боковых судей. Приглашает боксеров в центр ринга. Берет их за руки и ждет объявления судьи-информатора...
Славка командует.
- Вперед. На танки!
Он первым  заскакивает на помост, раздвигает перед Виктором канаты, приглашая его вступить на ринг. Виктор с достоинством поднимается по ступеням и ныряет в образовавшийся проем.  Мельком бросает взгляд на противоположный угол и этого достаточно, чтобы оценить  ситуацию. Спортивный опыт и природная наблюдательность позволяли ему по нескольким движениям тела и иным, казалось бы, незначительным, внешним проявлениям безошибочно определить уровень подготовки и манеру поведения на ринге любого из его сверстников, занимающихся боксом, а также сказать, есть ли у того или иного подростка или юноши предпосылки для занятия этим видом спорта.
Мгновенно проанализировав положение дел на ринге,  мозговая машина Виктора выдала ему следующие посылки о противнике:
- недостаточная координация движений;
- неустойчивая психика.
Из чего подсознание сформулировало умозаключение:
- недостаточная тренированность;
- неудовлетворительная техника;
- отсутствие заранее разработанной тактики ведения боя;
- слабая психологическая подготовка;
- неспособность, в силу перечисленного, принимать решения на ринге, изменять по ходу рисунок боя. 
Вывод был прост. Будет махать руками, как получится. Если способен реагировать на обстановку, то после первых ощутимых ударов по голове - полностью будет деморализован. Если упрям и держит удары, то будет переть, получать, снова переть, пока не ляжет или не выгонят с ринга.
Таким образом, не следует мудрить, а точнее и сильнее бить сразу, расчетливо и жестко.
- Я думаю, тебе не следует суетиться, - в унисон мыслям Виктора напутствовал  Славка, - а сразу после команды мгновенно пару раз съездить по морде, а там сразу станет ясно, что делать дальше. Только осторожно, но настойчиво, без всяких рассусоливаний. Все будет отлично.
Это был четкий расчет применительно к конкретному субъекту, а не абстрактные рассуждения об абстрактной непредсказуемости противника, недопустимости его недооценки и прочей муры, которую ему приходилось выслушивать перед боем от его тренера.
И это был план действий, продуманная тактика ведения боя, начиная с первого движения, когда мышцы напряжены и способны мгновенно раскрутиться по команде, как пружина у заводной игрушки при малейшем нажатии на спускное устройство.
И вот гонг. Рефери произносит отрывисто: «Бокс!». Дает отмашку и мгновенно Виктор сокращает дистанцию, переносит вес тела на правую ногу, готовя мощный удар «правой прямой» в туловище. Его противник инстинктивно опускает локти, и Виктор наносит  сильный  боковой удар справа в голову. Он видит, как после удара тело парня обмякло, руки опустились, глаза помутнели, но он продолжал стоять. Рефери закричал         «Стоп!», показал Виктору на белый угол и открыл счет. При цифре восемь, судья внимательно заглянул в лицо потерпевшему и, немного замешкавшись, все же скомандовал:   « Бокс!».
Виктор не стал набрасываться на противника, чтобы добить его. Он был доволен собой, прежде всего тем, что преодолел психологический барьер. Он четко контролировал ситуацию. Противник ему не угрожал, и он решил поиграть, насладиться своим преимуществом. Виктор легко передвигался по рингу, держа соперника на дистанции. Наносил ему поочередно прямые удары левой и правой руками. Однако тот ушел в глухую защиту и не проявлял активности. Виктору пришлось войти в ближний бой с тем, чтобы пробить его защиту ударами сбоку и снизу и это ему удалось. Он увлекся, а противник, спасаясь от ударов, обхватил его руки, стал безнадежно виснуть, сковывая движения. И тут Виктор почувствовал сильный удар головой, с трудом оттолкнул грузное тело, решив больше не лезть напролом. Однако бой был неожиданно остановлен и судья повел Виктора в угол, приглашая жестом врача. Женщина-врач поднялась на помост и, стоя за канатами, внимательно разглядывала бровь Виктора. Промокнула поврежденное место перекисью водорода, снова осмотрела его и покачала головой.
Бой был прекращен и соперника Виктора объявили победителем. Виктор пожал всем руки и, спускаясь  с ринга, с досады круто выматерился.
Славка заботливо подвел его к врачу. Сердобольная женщина в белом халате обработала рану и сочувственно пролепетала.
- Да Вы не расстраиваетесь, рана не глубокая, через неделю заживет.
Славка тоже пытался подбодрить Виктора, и тот постепенно пришел в себя, и был, в общем-то, доволен, что ему удалось действовать на ринге осознанно, а выбранная им тактика свидетельствовала о способности мыслить перед боем и во время схватки.

По всем статьям это была его победа.

ЧИРЧИК

По возвращению в Ташкент были окончательно сформированы команды округа для участия в соревнованиях, проходивших на первенстве Вооруженных сил. Первые номера составляли сборную округа, остальные были распределены по родам войск и им требовалось еще пройти отбор на соревнованиях конкретного рода войск, которые они представляли.
Виктора определили в воздушно-десантные войска и отправили в город Чирчик, где располагалась дивизия ВДВ. Именно от этого подразделения и за его счет предстояло откомандировать созданную команду на первенство ВДВ.
Получив соответствующие документы, Виктор простился со Славкой и отбыл на автобусе к месту дислокации «голубых».
Чирчик располагался километрах в шестидесяти от Ташкента в долине одноименной реки. К тому времени там проживало около 130 тысяч жителей. В основном это были работники  химкомбината и военные. Кроме упомянутой дивизии в Чирчике находилось военное училище десантников и несколько других воинских частей.
Однако, познакомиться с достопримечательностями Чирчика Виктору, в полной мере, не удалось. Буквально, на следующий день команда была готова к отправке в Каунас.
Передислокация военной группировки, численностью в пехотное отделение, проводилась спешно, так что маскировочные мероприятия пришлось проводить в пути следования.

Как известно, армейский быт и правила поведения военнослужащих регулируются уставами. Их четыре. На все случаи жизни. В них закреплен опыт существования армий всех стран с момента зарождения первого государства на земле. То есть с того времени, когда появился первый правитель, и возникла необходимость обозначить территорию владения. Для того, чтобы тирана боялись, а  стало быть, уважали, его надобно было окружить людьми, способными защитить не только его самого от недоброжелателей, но и земли, которые находились под его контролем.
Как только появилась организованная общность людей с охранными обязанностями, возникла нужда определить их статус, круг полномочий и порядок функционирования.
За тысячи лет сложился достаточно полный и подробный перечень требований, вплоть до того: на какое количество военнослужащих рассчитано одно очко в сортире и один сосок рукомойника, а также, сколько кубометров воздуха необходимо солдату для дыхания во сне. С учетом  данных норм и требований проектируются туалеты в воинских частях, рассчитывается количество кроватей в казарме и так далее.
Весь этот порядок установлен для того, чтобы солдат не задумывался о своей жизни, не терял времени на пустяки, а мог  выполнять любую поставленную перед ним задачу, будучи уверенным, что его житейские мелочи заранее продуманы и материально обеспечены.

        Ordnung ist Ordnung!*

Не удивительно, что именно Устав требует, чтобы каждый, кто носит военную форму, имел в определенном месте иголку и нитки трех цветов конкретной длины.

________
Ordnung ist Ordnung!* - Порядок есть порядок! (нем.)
Имея при себе нитки с иголкой, можно в любое время привести в порядок одежду и выглядеть, как того требуют обстоятельства и Устав.
Команда, о которой идет речь в настоящем повествовании, состояла из представителей различных родов войск, кроме воздушно-десантных, в то время как именно эти войска они должны были представлять.
Для того, чтобы придать единообразие в воинских рядах спортивного формирования, им вместе с командировочными удостоверениями и проездными требованиями выдали по две пары голубых погон  и эмблемы ВДВ.
Самолет с командой боксеров-десантников взлетел с аэродрома города Ташкента и взял курс на Москву.
Группа служивых расположилась во втором салоне реактивного самолета ТУ-104 .
Как только голос стюардессы известил о том, что можно снять привязные ремни, ребята, как один, достали иголки с нитками и голубые погоны с явным намерением пришить их на кители и шинели вместо имеющихся.
Раздевшись по пояс, отряд военнослужащих на период занятия рукоделием представил на суд общественности свое нижнее белье. Кстати, по цвету солдатского белья можно с достаточной долей истины судить о боеготовности Армии.
Опять же, Устав требует от советского воина производить смену нижнего белья, равно как и постельных принадлежностей, раз в десять дней. Это оптимальный срок, так как в случае смены белья в более поздние сроки – велика вероятность расселения в складках одежды (постельных принадлежностях) вшей и других паразитов. Предполагалось, что за десять дней белье, если им не чистить сапоги, по цвету должно было выгодно отличаться от половой тряпки и при необходимости предъявления оной взору окружающих людей, не должна их отпугивать.
Судя по реакции пассажиров авиалайнера, а вернее по её отсутствию, бельё наших героев соответствовало общепринятым нормам, что вселяло уверенность в могуществе и незыблемости Советского государства и его Вооруженных сил.

Мелочь, но приятно.

Москва встретила новоявленных десантников, обласканных ташкентским солнцем, тридцатиградусным морозом.
Данное обстоятельство свидетельствовало о широких просторах Советской Родины и точности бытового определения  понятия «комфортного тепла», когда требовалось подчеркнуть полярность температурных характеристик.
В здании аэровокзала, потирая тронутые морозом уши, Виктор обнаружил, что отдельные воины из команды, нагружены больше, чем того требовала солдатская целесообразность.
Как оказалось, двое из ребят прихватили с собой из Ташкента по две огромных дыни.
Наличие фруктов ни у кого не вызывало особых кривотолков, но как только они, «не отходя от кассы», были реализованы, среди сослуживцев возникли разноречивые суждения.
И все же, одно бесспорно: подобным образом можно было заработать деньги, причем не очень напрягаясь и при этом сделать людям добро. А если иметь ввиду многоходовую операцию, о которой Виктору поведали предприниматели, учитывая, что на вырученные от продажи дынь деньги, можно купить дешёвые шерстенные изделия на каунасской толкучке, которые потом по двойной цене продать в Ташкенте, то станет очевидно, что подобная акция – есть результат продуманного, взвешенного поведения. Ведь эти люди заранее изучили спрос на товары с юга и предложения с севера.
Они располагали точными сведениями о том, что в Каунасе есть трикотажная фабрика, а из ворованной на данном предприятии шерсти местные жители вяжут (изготавливают на станках) различные изделия, пользующиеся спросом. Однако, при условии незначительных затрат и повышенного спроса, цена продукта оказывается гораздо ниже, чем в торговых точках Прибалтики, а с учетом транспортных расходов, не шла ни в какое сравнение с ценой на юге страны.
Подобные расчеты и образ жизни, невольно вселяли уважение и зависть к этим людям, умеющим жить: при минимальных затратах извлекать максимальную выгоду. И как бы  простой не казалась подобная комбинация, на практике она требовала от человека, занятого подобным ремеслом, природного чутья, напористости, решительности, изобретательности, находчивости, смелости, целеустремленности…
Все эти и другие человеческие качества, применительно к описанной выше деятельности, к сожалению, государством не поощрялись, более того, осуждались, а само занятие, подразумевая скупку товаров с целью их последующей перепродажи, преследовались в административном и уголовном порядке.
С одним из деловых людей Виктор успел познакомиться в Чирчике ближе, чем с другими членами команды.
По пути следования от автовокзала к месту дислокации дивизии ВДВ, он наткнулся на краеведческий музей и, не раздумывая, зашел туда. Виктор любил посещать подобные заведения. Ему нравился дух и тишина, царившие в залах. Он ценил труд людей, которые по крохам собирали сведения, факты  из истории края, пусть даже небольшого городка, что еще ценнее, создавали экспонаты, старались как можно полнее и разностороннее отобразить ту совокупность явлений, которая присуща местности, где они жили и трудились.
 
Виктор не ожидал увидеть в музее этого военно-индустриального городка, образованного в годы предвоенной пятилетки, богатую коллекцию экспонатов фауны Ташкентской области.
Разглядывая стенды с членистоногими, он узнал, что фаланги, называемые иначе сольпугами, относятся к неядовитым паукообразным животным. Этих пауков внушительных размеров можно было  наблюдать в его родной части. Большинство из них всю зиму проводили в приемниках, за которыми сидел Виктор и его сослуживцы. От ламп накаливания, включенных круглые сутки внутри поддерживалась комфортная для насекомых температура. По весне они толпой выползали из своего жилища и расползались вокруг. На рассвете они неподвижно зависали на электрических столбах, будто ослепленные первыми лучами солнца. А быть может они забирались повыше, чтобы успеть принять солнечные ванны, до тех пор, пока их не сгонят пугливые люди.
Лохматый  щетинистый покров сольпуг, их огромные хелицеры с раскрытыми клешнями в сочетании с крупными размерами и молниеносными движениями придавали им устрашающий вид и не вызывали у людей особого желания побаловаться с этой живой игрушкой: погладить, приласкать… Но, как оказалось, внешний вид обманчив и большинство видов фаланг вообще неспособно прокусить кожу человека.
Почерпнутые, таким образом, знания о животном, относящемуся к типу членистоногих, подтипу хелицеровых, классу паукообразных, отряду сольпуг, Виктор теперь мог употребить при заключении разного рода пари, и со значением подкладывать эту «страшилку» во всевозможные места обитания военнослужащих, особенно в используемые ими вещи и другие предметы.
Представив испуганные лица, лихорадочные движения тел и душераздирающие вопли сослуживцев при виде у себя под одеялом или за пазухой фалангу, Виктор расплылся в злорадной улыбке.
Виктор также обратил внимание на значительную по своему разнообразию коллекцию бабочек.
Из всех насекомых бабочки, несомненно, пользуются наибольшей известностью. Вряд ли найдется на свете человек, который  не восхищался бы ими так же, как восхищаются красивыми цветами. Недаром в Древнем Риме верили в то, что бабочки произошли от цветов, оторвавшихся от растений.
Разглядывая чешуекрылых, Виктор, к своему удивлению, обнаружил, что не одинок в этом занятии. В одном зале с ним находился такой же солдат. Воином тем был рядовой Петр Синицын, житель Ашхабада, служивший в спортроте Ашхабадского военного гарнизона. Он также как и Виктор по пути наткнулся на музей и теперь с интересом разглядывал бабочек, которых вот уже десять лет исправно коллекционировал.
Встреча двух самостоятельно пришедших в краеведческий музей военнослужащих и, как выяснилось, занимающихся одним и тем же видом спорта, более того, выступающих за одну команду, неизбежно вызвала их интерес друг к другу, обнаружив при этом массу общих черт.
Второго военного человека с дынями звали Владимиром Кудряшовым. Он жил в Ташкенте и дослуживал последний год. Это был красавец-мужчина в весе 67 с половиной килограммов (без одежды), двадцати двух лет от роду, мастер спорта СССР. Высокое звание мастера он получил год назад, участвуя в международных соревнованиях за команду Литвы.
С Кудряшовым Виктора познакомил Петр в аэропорту Ташкента перед отбытием в Москву.
Так образовался костяк команды.

КАУНАС

Дальнейший путь спортивного коллектива из столицы Родины лежал в Вильнюс, а затем электричкой в Каунас.
В Вильнюсе с аэровокзала ребятишки под предводительством Кудряшова отправились осматривать столицу Литовской ССР.
Виктору раньше не приходилось бывать в Прибалтике и теперь, расхаживая по старой части города со зданиями 17-18 веков, он наслаждался стариной, невольно завидовал местным жителям, которые имели возможность в минуты раздумий вот также пройтись по каменной мостовой мимо этих древних зданий, вобравших в себя мудрость двадцати поколений людей; окунуться в мир витающих отголосков прошлого; проникнуться духом, связующим оборванные и нарождающиеся жизни; насладиться  мигом блаженства от способности испытывать, осознавать и нести в себе этот божественный дар.
Команда осмотрела церковь Онос постройки 16 века, костел Пятро Ир Повило, не менее древний; возведенные в 18 веке кафедральный собор и ратушу; полюбовалась остатками Верхнего замка, оставшегося с 14 века.
Неспешно, группа военнослужащих, в процессе ознакомления с красотами Вильнюса, вышла к каменной набережной реки Нярис. Взору молодых людей предстал левый берег реки, являющий собой приметы нового, преимущественно  советского времени. Эта картина с безликими пятиэтажными панельными  домами, поделенными на микрорайоны, общежитиями и типовой гостиницей приземляла заезжих советских граждан, пресекая у них развитие мыслей о красотах и преимуществах заграницы.
И, тем не менее, Прибалтийские республики все же казались иноземными. Во-первых, наряду с древними постройками западного типа, в них находилось много людей, родившихся в капиталистическом окружении и, соответственно, вобравших в себя его образ жизни и психологию. Во-вторых, сельское хозяйство и промышленное производство еще не успели развалиться, отчего эти государственные образования выгодно отличались от других аналогичных общественно-политических структур, составляющих дружную семью Советов. Их преимущества объяснялись еще и тем, что под неусыпным вниманием и при дружеской поддержке Москвы, за 25 лет нахождения в составе СССР, они бархатно перетекли из недоразвитой фазы капиталистического развития в социалистическую фазу, причем построенную окончательно и бесповоротно. А уже через восемнадцать  лет с момента посещения Литвы группой военнослужащих Туркестанского военного округа во главе с рядовым Владимиром Кудряшовым, рассматриваемые республики могли с полной уверенностью рассчитывать на упоительную, раскрепощенную, полноценную и беспечную жизнь при коммунизме.
Однако, надо заметить, что далеко не все коренные жители Прибалтики разделяли восторженные перспективы своего общественно-политического развития и всячески противились переменам.
Военное формирование, мирно передвигающееся по Вильнюсу в целях ознакомления с городом, могло на личных примерах засвидетельствовать далеко недружелюбное отношение к ним местного населения. Это выражалось в нежелании этих людей отвечать на вопросы ориентировочного, пищевого или бытового характера, произнесенные на русском языке. А, кроме того, нередко звучали высказывания, подчеркивающие отсталость русского и иже с ним народов по отношению к исконной нации.
Впрочем, эти неудобства дружный коллектив военных спортсменов серьезно  не воспринимал, а политически подкованные его члены с уверенностью отнесли данные проявления к пережиткам капитализма в сознании коренных жителей, которые, как только страна вступит в фазу коммунизма, исчезнут сами собой.
И все же, постоянно проживающим в республике гражданам, незачем было скрежетать зубами по поводу, якобы, оккупации Советами, так как по сравнению с другими республиками, особенно нищенской Россией, на прилавках их магазинов имелось значительное разнообразие пищевых продуктов и промтоваров, даже общепит заливался взбитыми сливками.
Но Виктора больше привлекала старина и умиляли рыбаки, которые могли приехать на рыбалку городским транспортом. Все остальное казалось ему мелочным наслоением на общечеловеческие ценности.
Хотя и было неприятно.
Он вспомнил, в этой связи, разговор со знакомой литовкой до армии. Прогуливаясь по парку, они болтали о многих вещах, но ему запомнилось высказывание о том, что ее родители могли воспринять в качестве будущего мужа кого угодно, пусть даже казаха, только не русского.
Теперь Виктор мог воочию видеть, но не в состоянии был понять причины такой неприязни.
На железнодорожном вокзале в знак увековечивания памяти о пребывании в Вильнюсе, Виктор приобрел в киоске за 10 рублей несессер, правда, чешского производства, но красивый, в кожаном футляре с застежкой молния, множеством блестящих емкостей для сокрытия и упорядочения бритвенных принадлежностей. Данный набор, по его мнению, должен был приобщить его к развитой цивилизации.

Поезд тронулся, медленно оставляя позади вокзальные пристройки, пакгаузы, пробираясь по узким проходам между гаражами, прилегающими вплотную к железной дороге и, наконец, вырвался за город, набрал скорость и, грузно покачиваясь на стыках рельс, покатил по благодатной литовской земле.
Мерный стук колес, мелькавшие за окном перелески в розовом закате уходящего солнца, настраивали на лирический лад. На ум пришли стихи Ярослава Смелякова, которые Виктор читал на поэтических вечерах в школе. Затем он вспомнил «Ностальгию по настоящему» Андрея Вознесенского и «Идут белые снеги» Евгения Евтушенко…
Скоро стемнело и Виктор, очнувшись от лирического отступления, огляделся. Рядом сидели Петька и Кудряшов, а напротив литовец средних лет. По его шляпе и галстуку можно было сделать вывод, что он принадлежит к славной когорте советских чиновников.
- Вы в Каунас едите? – пытался разговорить служащего Виктор.
- Да, - следовал короткий ответ.
- Мне не приходилось бывать в Каунасе, но я слышал, что это древний город, известный еще с 11 века. Сам я живу в Алма-Ате. Наш город молодой, ему всего сто лет, но зато он считается самым зеленым, а в переводе на русский язык дословно означает: «отец яблок». Вы бывали в Алма-Ате?
- Где это? В Ташкенте? – заинтересовался было литовец.
- Ага, - оживился Кудряшов,- как выйдешь с Алай базара, так налево, вот и Алма-Ата начинается. Мы там весело живем.
- Дыни круглый год хаваем,- вставил язвительный Виктор и приятели расхохотались.
Их собеседник не понял причину оживления в рядах военнослужащих, да и не желал ничего понимать. Его географические познания ограничивались всего двумя городами на востоке от Литвы: Москвой и Ленинградом. Вся остальная территория, простиравшаяся от этих городов и именуемая СССР, была ему непонятной, пугающей своими необъятными просторами, свирепыми стужами и населяющими ее дикарями.
Впрочем, нельзя никого винить за то, что он не желает знать больше того предела, который для себя обозначил.
Впоследствии Виктор убедился, что вопрос о местоположении столицы Казахстана ставил в тупик не только жителей Прибалтики, но и граждан, проживающих в Москве, Ленинграде, Свердловске и в далекой Российской глубинке на разъезде Рузаевка в Мордовии.

В Каунас туркестанская команда десантников прибыла ночью, и благодаря Кудряшову, который уже бывал в этом городе, ребята без проблем добрались до нужной им воинской части.
Наутро, продрав глаза, Виктор оделся, наскоро умылся и выполз из казармы оглядеться.
Он заинтересовался скоплением солдат в ржавых шинелях и их нестроевым перемещением на плацу. Внешнее проявление непорядка заставило Виктора подойти ближе и разобраться с этим проявлением «на месте».
На плацу воины, сосредоточенно сопя, укладывали парашюты. Виктор пронаблюдал за медленными, размеренными движениями десантников и понял: парашют укладывает тот, кто будет с ним прыгать.
Какой правильный ход. Хочешь быть живым – будь им. Не хочешь – сложи себе могилку и камнем вниз. Винить некого. Да и доверять постороннему человеку свою жизнь не пристало.
Как славненько и логично все укладывается в сложившийся миропорядок.
«Господи, хоть здесь все четко и ясно», - заключил Виктор, облегченно вздохнул и двинулся восвояси.

Возможно, он ошибался.

После завтрака в казарме появился Кудряшов. Он сообщил, что соревнования начнутся завтра в спортзале СКА. Взвешивание с 9 часов в санчасти.
На акклиматизацию времени не было. Правда, слово это военным спортсменам было неведомо.
К вечеру в расположение части стали подтягиваться участники соревнований из группировок войск в Германии, Венгрии, Польши, а также из Москвы и Прибалтики. Последние состояли только из коренных жителей. Они резко выделялись в дружной семье военных и держались особняком. Очевидно потому, что исторически эти народы были ближе друг к другу. У них много было общего, а, кроме того, они находились у себя на Родине или в гостях у добрых соседей, чего нельзя было сказать о русских и белорусах, которые хотя географически значились соседями с прибалтийскими республиками, однако добрыми не назывались, если не наоборот. И еще, судя по тому, что каждый из прибалтов имел гражданскую одежду и свободно  перемещался в ней по территории части, никто из них солдатского пороха не нюхал и «тяготы солдатской жизни» стойко не переносил. Все это вместе взятое делало их надменными, смотрящими сквозь добродушные лица иноязычных представителей страны Советов.

Так, в разговорах, наблюдениях, обустройстве, вперемежку с бодрящим звоном алюминиевой посуды в столовой, которую между делом пришлось посетить три раза – кончился день.
Хлопотная ватага спортсменов-разрядников, среди которых, правда, находился мастер спорта В.Кудряшов, к полуночи угомонилась и засопела на двухъярусных кроватях на все лады, разрезая иногда сонный гомон отдельными вскриками, громким всхрапыванием и однотонными высказываниями во сне отдельных болтунов.
Были также замечены непоседливые представители спортивного авангарда Воздушно-десантных войск, которые в потёмках шарились между кроватями, пробиваясь в кальсонах к свету.

Над частью светила полная луна.

Процедура взвешивания боксеров в канун соревнований – явление одинаковое по состоянию и ходу развития у различных спортивных обществ и народов.
Говоря понятным языком, этот процесс можно определить так:
«Взвешивание – оно и в Африке взвешивание».
Поэтому к данному событию следует отнестись без напряга и больше не тратить на него времени и слов.
Соревнования проходили в спортзале СКА и являли собой обыденное рядовое мероприятие среди военнослужащих, проводимое с целью поддержания  хорошей формы спортсменов одного из самых многочисленных, организованных и богатых спортивных обществ страны.
В принципе их можно было рассматривать как дружескую встречу одноклубников, только с гонгом и судьями.
Никаких сенсаций не произошло.
Костяк туркестанской команды с честью справился с поставленной задачей и все трое наших героев выиграли первенство.
Венцом этих событий явилось зачисление  на сборы. На практике это означало многое.
Во-первых, членов сборной команды прикрепляли к офицерской столовой. Чтобы понять различие между офицерской и солдатской столовыми, следует представить  изысканный обед в пятизвездочном отеле, например, в Монако и сравнить его с набором блюд в рабочей столовой на стройплощадке детского сада поселка Урюпино Читинской области. Участникам спортивных сборов выдавали на месяц талоны, на которые они ежедневно на завтрак, обед и ужин могли потратить три рубля. Это было достойное человека довольствие, если учесть, что на солдатскую еду государством выделялось 45 копеек в день
 Во-вторых, тренировки должны были проходить в центре города. Расписание было насыщенное. В тренировочный процесс были включены также плавание, бег по пересеченной местности в лесу, футбол, баскетбол… Были также предусмотрены культурные мероприятия по воскресеньям.
В казарме стало свободней. Прибалты незаметно исчезли. Наступила полноценная спокойная жизнь.
Огромной неожиданностью оказалась весть о том, что тренировать сборную ВДВ, то есть готовить спортсменов-десантников к первенству Вооруженных сил СССР будет легендарный Альгирдас Шоцикас. Это имя было известно каждому боксеру, хотя бы однажды поинтересовавшемуся развитием этого вида спорта в стране.
Пик славы Шоцикаса пришелся на пятидесятые годы. В период с 1950 по 1956 годы он становился шестикратным чемпионом СССР в тяжелом весе. А в 1953 и 1955 годах дважды выходил победителем на первенстве Европы. В 1955 году ему было присвоено высокое звание заслуженного мастера спорта. К 30 годам он перешел на тренерскую работу и уже к 1964 году создал великолепную сборную команду Литвы. Среди его воспитанников были несколько чемпионов страны и Европы. А Рычардас Тамулис становился трехкратным чемпионом Европы.
К тому времени, когда Шоцикас согласился готовить команду ВДВ, ему было 37 лет. Мужчина в полном расцвете сил, энергичный, знающий себе цену и безумно любивший бокс, которому отдавался без остатка.
С первых же тренировок, воины-спортсмены почувствовали, что имеют дело с совершенно иной методикой, темпом и уровнем упражнений. Казалось, тренер специально задался целью выдавить из них последние соки, чрезмерно нагружая мышцы, приученные с детства к более мягким напряжениям. Но это были обычные тренировки с естественным в период сборов увеличением частоты и интенсивности физических нагрузок.
И хотя ребята не были готовы к таким занятиям, они старались из последних сил. Их переполняло чувство гордости потому, что представилась возможность приобщиться к большому спорту под руководством великого Шоцикаса.
Время летело быстро. Свой первый выходной Виктор решил посвятить выходу в город. Ему хотелось одному побродить по старинным улочкам, послушать орган в костеле, перекусить в кафе, размышляя о бренном, зайти в музей.
Готовясь к вылазке заранее, Виктор упросил Кудряшова раздобыть для него гражданскую одежду.
И вот, Вовка ранним воскресным утром привел в казарму местного парня. Его звали Йонас. Он был одного с Виктором телосложения и его одежда, даже кепочка, оказались Виктору впору.
Как только с Йонасом был оговорен механизм и время возврата одежды, Виктор уложил во внутренний карман пиджака военный билет, 25 рублей ассигнациями и направился к проходной.
На КПП его никто не остановил.
За воротами воинской части стояло пасмурное зимнее утро. Ночью выпал снег, он аккуратно уложился на ветках деревьев, проводах, накрыл толстым слоем крыши домов, весело поскрипывал под ногами.
Про себя Виктор отметил, что снег был «чист и светел, как младенец и мелодичен, как фагот». Неожиданно возникшие сравнения Виктору понравились и придали ему чувства значимости и уверенности в себе, и даже «мелодичность фагота» не смущало его. Он был свободен, дышал полной грудью. Его ничто не тревожило. Он почувствовал необычайную легкость, будто только что скинул с плеч тяжелый груз. Земное тяготение обмякло вдруг, лишившись объекта, которого напряженно тянуло к земле, и какое-то время переводило дух, наблюдая искоса за порхающим молодым человеком.
Виктор перешел улицу, слился с гражданским населением. Внимательно всматриваясь в прохожих, он убедился, что не привлекает внимания, расслабился.
Все же было неловко находиться в чужой одежде, особенно после долгого ношения военной формы.
Виктор подошел к троллейбусной остановке, отстоял в очереди  и покатил навстречу незнакомому городу.
Какое-то время он мерно покачивался в тесном салоне, наполненном теплыми парами, исходившими от пассажиров. Матовый свет, проникающий внутрь троллейбуса через замороженные стекла, не отбрасывал теней, от чего лица казались плоскими и безликими. Во всей этой общности граждан напрочь отсутствовал дух коллективизма. Данная реальность представлялась замкнутым пространством, наполненным подопытными существами, вяло шевелящимися в покорном ожидании своего естественного финала.
Встрепенувшись от мрачных наблюдений и возникших в этой связи фантазий, Виктор узрел освободившееся подле него сидение. Не мешкая, он занял место у окна, растопил лед на стекле жарким дыханием и окунулся в окружающий мир.
Мимо проплывали одноэтажные домики. Виктора поразило, что они были раскрашены в разные яркие цвета: красные, розовые, желтые, голубые. На фоне белого чистого снега краски эти были особенно впечатляющими. Любуясь ими, он почувствовал как бы свою причастность к этому светлому празднику, гармонии разума и природы.
Троллейбус остановился в сосновом лесу на краю города.

Конечная.

Виктор ступил на притоптанный снег, огляделся, глубоко вздохнул наполненный хвоей воздух, и почувствовал, будто окунулся в нереальный мир, неожиданно возникший среди суетного города. Его умиляла возможность отдельных местных жителей сесть в трамвай и через две-три остановки сойти на берегу реки, забросить удочки и жить ожиданием клева. Или сесть в троллейбус  и через какое-то время оказаться в лесу с мольбертом, либо с корзиной для сбора даров природы.
Виктору все это казалось неестественным, наверное, потому, что там, где он родился и вырос, таких природных условий не было. Тем не менее, он был доволен и горд, что ему довелось повидать эти удивительные места. Возникшие ощущения дополняли, упорядочивали его знания о родном крае, именуемом величественно, безгранично и однозначно - СССР.
Троллейбус засобирался в очередную ходку по маршруту, и Виктор буквально запрыгнул на ходу в нетерпеливое транспортное средство. Оно катило его в обратном направлении. Прильнув к смотровой окружности, отвоеванной у мороза, он жадно вбирал в себя увиденное, сопоставлял его с тем, что было знакомо ему с детских лет.
На одной из остановок он увидел выбегающую из костела молодую пару. Юноша в костюме с белым цветком в лацкане пиджака, девушка в длинном свадебном платье и букетом цветов. Они держали друг друга за руки и бежали куда-то через дорогу.
Виктор выпрыгнул из троллейбуса, желая пронаблюдать конечный пункт, к которому стремились молодожены. «Судя по прикиду»,- логично рассуждал Виктор,- «он должен быть недалече».
Как оказалось, через дорогу от костела располагался  ЗАГС. Обвенчавшись, новоявленные супруги спешили в законном порядке зарегистрировать свой брак.
Такая регистрация брачного союза показалась Виктору двусмысленной и противоестественной. По его рассудительному мнению в деле добровольного соединения двух особей с целью ведения совместного хозяйства, достаточно благословения всевышнего. Главное, что бы этот союз возник и существовал в родстве и согласии душ людей, пожелавших жить вместе, как в радости, так и в горе, о чем они поклялись перед Богом.
С этими глубокими мыслями Виктор переступил порог храма и оказался во власти могучей и величавой музыки Иоганна Себастьяна Баха.
Звуки органа заполняли все пространство, проникали внутрь. Виктор чувствовал, будто что-то невесомое отделялось от тела и увлекало за собой вверх, к куполу, далее просачивалось сквозь конструкции свода, устремлялось в бесконечность, оставляя  после себя едва ощутимые, ноющие вибрации внутренних органов.
Звучание музыки неожиданно оборвалось. Виктор стоял опустошенный, один посреди огромного зала и казалось, что  вокруг слышно только его прерывистое дыхание, все окружающие его предметы:  колонны, витражи, иконы и все строение в целом движутся в такт его вдохов и выдохов, как единое целое огромного организма.
Виктор пришел в себя на улице. В ушах еще звучали его гулкие шаги. Какое-то время он стоял спиной к костелу, соображая, что же с ним произошло. Затем в смутном состоянии перешел улицу, вышел на какую-то аллею, в конце которой высилось здание со шпилем. Поначалу он принял его за часовню, но, подойдя ближе, понял, что это отдельно стоящая башня, на которой установили колокола, только не понятно для чего. И вдруг, колокола эти зазвучали. Виктор услышал знакомую мелодию... Да, то был полонез Огинского. Создавалось впечатление, будто это произведение написано композитором специально для торжественного, размеренного исполнения на колоколах.
Виктор стоял зачарованный неожиданным явлением, все отчетливее сознавая, что находится в другом мире, где-то очень далеко, среди посторонних людей, в неестественной для него среде обитания и даже в чужой одежде.
Он почувствовал себя одиноким, никому не нужным, затерянным во вселенной маленьким человечком.
 Через какое-то время после того, как отзвучали колокола, массивная резная дверь башни со скрипом отворилась и явила миру маэстро – сгорбленного сухого старика. Немногочисленные слушатели встретили его появление аплодисментами и приветствиями на литовском языке. Старик смущенно поклонился, закрыл дверь на ключ  и зашагал прочь. Любители Огинского потихоньку разошлись, а Виктор отправился на поиски кафе, где намеревался в тепле, за чашечкой кофе обдумать собственное состояние и свое отношение к увиденному.
Он пересек парк. По пути следования обратил внимание на щит у небольшого здания. На нем крупно было написано:

              Telefonas
              Telegrafas
          Videotelefonas







Последнее слово в данном ряду вызвало у Виктора недоуменнее и еще раз усилило в нем ощущение чужеродности в окружающей действительности и, в то же время, явило тревожное предчувствие неизбежного болезненного отторжения от некоего огромного организма.
Он шагал по улице и пытался прочесть попадающиеся надписи на плакатах, вывесках, щитах, табличках с названиями улиц, учреждений… Только сейчас он обратил внимание, что русский язык в этой республике был иностранным, а отношение к русскоговорящим людям прочувствовал еще раз на себе, когда зашел в гастроном с целью ознакомления с ассортиментом продуктов питания, предлагаемым местному населению.
Виктор лишний раз убедился, что даже нестоличные  горожане питались гораздо лучше и качественней, чем жители главных городов Центральной Азии. Так как народ, а не отдельные граждане из числа номенклатурных, имели возможность купить без всякой очереди колбасу, причем выбрать какую именно из восьми сортов, представленных на витрине.
Только один этот факт со всей очевидностью свидетельствовал о том, что Москва заигрывала с Прибалтикой, не давая повода для голодных бунтов, которые неизбежно переросли бы в антисоветские выступления.
Внимательно осмотрев витрины магазина, полюбопытствовав при этом ценами, Виктор остановился у прилавка с напитками и попросил стакан апельсинового сока. Глядевшая на него со стороны продавщица в белом накрахмаленном халате, выражала на лице готовность к услуге, но как только заслышала русскую речь, резко изменилась в лице, изобразив при этом вид надменного человека, к тому же страдающего отсутствием слуха и голоса.
Виктор дважды повторил свою просьбу, но произнесенные им просьбы неизменно возвращались к нему не востребованными.
Помедлив немного, внимательно осматривая спину служительницы торговой точки, Виктор направился к ближайшему пункту общественного питания, так как близился обед, а общение с «приветливой» продавщицей из магазина «Нярис», вызвало в нем зверский аппетит.
Ни о каком кафе с чашечкой кофе Виктор уже не мечтал.
Он  стоял в привычной очереди, а когда подошел к кассиру, молча три раза ткнул пальцем в меню на литовском языке и отоварился продуктами из трех блюд.
Вернулся Виктор в часть в подавленном состоянии, с авиабилетом до города Ташкента. Кудряшову сказал, что звонил домой, мать тяжело больна, и он немедленно едет домой.
Так, под напором нахлынувших чувств, Виктор покинул расположение воинской части. Бог весть как добирался товарниками из Ташкента в Алма-Ату, где определил себе отдых в кругу родных и близких людей.
Когда же, спустя  десять дней, которые отвел себе для восстановления душевных сил, он предстал перед начальством спортивной роты в Крепости, ничего, кроме грубого выдворения на прежнее место службы, не ожидал, хотя отчетливо понимал, что такой исход следовало квалифицировать легким испугом.



















ГЛАВА  IV
РОДНОЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ

Родное – это что-то близкое, ставшее таковым по рождению, по духу или по предопределению.
Подразделение (имеется ввиду воинское) – это боевая единица, состоящая преимущественно из военнослужащих срочной службы.
Родное подразделение – это чувства, возникающие у представителей вышеуказанного контингента воинов, оказавшихся, помимо их воли, в одном месте, в тесном кругу однополчан, занятых  одним делом, объединенных одной судьбой.
 Всё это вместе взятое, неизбежно приводит к рождению в сознании этих людей какого-то нового, значительного и сближающего начала.

ВСТРЕЧА

Спустя два месяца с момента фантастического убытия Виктора в Ташкент, он неожиданно для всех вернулся в родную часть.
Многих из ребят, с кем призывался и проходил службу в учебке, он не досчитался. По окончании учебы в полку осталось человек десять, остальных распределили по «точкам».
Карандаша произвели в сержанты и оставили в  учебной роте замкомвзвода. Гилев оказался в хозроте на должности почтальона. В шестую роту, где службу несли радиотелеграфисты, отправили Антипова, Яшина, Тернова, Малеева,  Лациса и Яковлева. Туда же определили и Виктора.
 Он появился в казарме после обеда и сведения о ребятах получил  от Гришки Яковлева, который в тот день дневалил. Остальные либо спали после смены, либо несли службу.
Виктор решил навестить Андрея Кожухова. От Гришки он узнал, что Андрею выделили отдельный кунг,* где он оборудовал мастерскую по ремонту радиоаппаратуры и пропадал там все время от подъема до отбоя.
Виктор симпатизировал этому нескладному на вид парню. Андрей с детства увлекался радио, ходил в различные кружки юных техников во Дворце пионеров.
В учебке Андрей проявил незаурядные знания по устройству и работе радиоприборов. Он казался не от мира сего. Был застенчив, характером  мягкий, к службе совершенно не приспособленный.
Но так как Андрей был усидчивым, смирным, знающим, пытливым малым, его пристроили к домашним делам офицеров и сундуков. Он ремонтировал не только приемники и телевизоры, но и другую бытовую технику в офицерском городке. После окончания учебного курса, его произвели в официальные ремонтники.
Но было у Андрея еще одно слабое место или увлеченность… Словом, Андрей с сильно выраженным чувством относился к животным. В столовой он вылавливал в своей миске куски сала, или, если попадалось что-нибудь мясное, собирал со столов объедки и кормил в части всех бездомных кошек и собак, прятавшихся в трубах, подвалах, гараже, и выползавших из своих тайных жилищ при появлении Андрея.
Виктор видел, что Андрей недоедал и делился своим обедом с четвероногими друзьями, поэтому, как раздающий за столом, безоговорочно подливал ему дополнительную порцию, заставлял его есть самому и вылавливал для животных из супа кости.

_________
кунг - будка, как правило, устанавливаемая на раму грузового автомобиля, оборудованная какими-либо приборами, аппаратами, радиостанцией.

Заботу Андрея живность ценила, особенно дворняги, которые лизали подобострастно ему руки, уши, заглядывали в глаза, сопровождали  по части, а когда он заходил в казарму, вся ватага укладывалась где-нибудь поблизости в тенечке и бдительно наблюдала за входом.
Мастерская Андрея располагалась на самом краю части. От казармы шестой роты туда вела тропа через пустырь. Уже на подходе к кунгу Виктора встретила дружная свора собак. Они заняли позицию на редуте, опоясав плотным полукольцом будку Андрея, стоявшую на возвышении, и огласили окрестность своим многоголосьем. Теперь это был и их дом, а за  спинами находились хозяин стаи и подрастающее поколение, которые нуждались в защите.
На лай вышел Андрей. Он потеснил собак, и ребята обнялись под пристальными, недоверчивыми взглядами меньших братьев.
- Что-то случилось, Витя? – обеспокоено спросил Андрей.
- Да ничего не случилось, - заверил Виктор, оглядывая помещение, - по твоим паукам соскучился.
Оба натуралиста склонились над банками, в которых находились по парам сальпуги, скорпионы, каракурты, тарантулы. В квадратном аквариуме, скрученные в тугой узел, мирно лежали змеи.
-Ты что, опыты проводишь? – глядя на всю эту живность, спросил Виктор.
- Это все приговоренные к казни. То, что успел вырвать из кровожадных рук  наших сослуживцев.
- Слушай, тебе нужно выступить с курсом лекций о жизни пресмыкающихся и паукообразных. Кому-то же надо прививать у молодого поколения любовь к животным.
- Да ты что, какой из меня лектор, - испугался Андрей.
- Жаль. Кому же этим заняться, если не тебе? Недооцениваешь ты себя и свои возможности.
Виктор поделился с Андреем сведениями, почерпнутыми в Чирчикском краеведческом музее, и приятели отправились на ужин.

Своим появлением в столовой Виктор привлек к себе пристальное внимание тех, кто не знал его и вызвал бурный восторг  собратьев по учебной роте. Такой повышенный интерес объяснялся просто. Он резко выделялся среди всех тем, что на его шинели и кителе красовались голубые погоны, а в петлицах блестели парашютики, в то время как вся остальная братия носила черные невзрачные погоны и эмблемы с крошечной звездочкой и неказистыми зигзагами, изображавшими электрические разряды.

В казарме Виктора окружили буквально все военнослужащие шестой роты. Всем хотелось прикоснуться к погонам небесного цвета, как к предмету, отображавшему потусторонний, космический мир, рассмотреть стропы на эмблемах-парашютиках. И всё это вызывало у братьев по оружию уважение и внутренний трепет  от приобщения к неизвестному.
Последними потянулись к «пришельцу» «старики». Это были преимущественно узбеки, причем на вид  лет эдак под тридцать, а то и более. Взрослые, степенные мужчины. У некоторых из них блестели на голове представительные лысины.
В конце осмотра доспехов Виктора, к нему подошел один из «пожилых» и представился:
- Рашид.
- Виктор.
Воины  со значением пожали друг другу руки.
- Слушай, дай шинель в кино сходить? – Рашид скинул с плеч свою шинель и протянул Виктору.
Обмен форменными одеждами прошел под восторженный рокот сослуживцев.
Рашид накинул на плечи Витькин прикид и в сопровождении однополчан важно зашагал к кинотеатру, надменно взирая по сторонам.
 «По улицам Слона водили
Как будто, напоказ
Известно, что Слоны в диковину у нас -
Так за Слоном толпы зевак ходили»…
Тем временем, Виктор вкратце осветил свой победоносный путь в спортроте. Обращаясь к Антипову, он рванул на себе китель и с пафосом закончил выступление любимым изречением:
-Толик, плюнь на грудь – не могу жить без моря!..  Ну, куда я без вас? Затужил, мочи нет, бросил все к черту, и вот, я здесь, в родной части, в кругу друзей.  Как говорили древние римляне: «fata viam invenient».*
- Ладно, - подытожил Толик, - пошли в кино.

ПОСВЯЩЕНИЕ В ПРОФЕССИЮ

Советский человек был существом изобретательным. Как говорили в старину: «Голь на выдумки хитра».
С детства население страны Советов приучали выдумывать что-нибудь для жизни, чего нельзя было купить. Умельцы со всех концов необъятной страны делились своими вымученными предметами. Средства массовой информации увлекали за собой граждан лозунгом: «Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас!». В журналах велись рубрики типа: «Умелые руки», «маленькие хитрости».  Миллионными тиражами издавались книги: «Сделай сам», «Хозяйке на заметку», «300 полезных советов» и многое другое в том же духе.
На предприятиях всячески поощряли стремления пролетариев и трудового крестьянства к изобретательству и рационализаторству.
Советский народ гордился своими умельцами, их широтой интересов и универсальностью познаний.
Советский солдат, как неотъемлемая часть советского народа, не был исключением в массовом движении по совершенствованию и обустройству своей и окружающей жизни.
Невзирая на узкие рамки дозволенности, передовые солдаты проявляли чудеса  находчивости в страстном желании рационализировать свой непосильный труд.
С одним из устройств, рожденным в радиотелеграфистских кругах умелыми и находчивыми радиотелеграфистами, Виктор ознакомился, как только переступил порог радиобюро.
     Радиобюро представляло собой комнату в расположении штаба полка. За запертой дверью этого помещения несли службу радисты (дверь закрывали на ключ по той причине, что враг рыскал повсюду, практически не дремал и держал ухо востро).
Многие, очевидно, знают или догадываются, что связь должна работать круглосуточно, невзирая на погодные и иные условия, а также  располагают сведениями о том, что основным орудием радиста является ключ. Исходя из этого предположения, остается лишь добавить одну деталь: орудие это, учитывая его конструкцию, для удобства работы крепилось к столу намертво. Именно его стационарность и не устраивала отдельных, особенно непоседливых радистов,  потому, что, по их мнению,  привязывало к мебели, в то время как их свободолюбивый нрав требовал передвижений и совершения других действий в определенной дистанции от рабочего места.
С целью обеспечения свободы передвижения радиотелеграфиста, размещения его в наиболее удобных местах для отправления возникающих нужд, а равно, комфортного расположения  тела без отрыва от орудия производства, была изобретена  «дрыжка».
________
* - от судьбы не уйдешь. (лат.)

«Дрыжка» – это существительное от прилагательного «дрыгать», то есть делать резкие, отрывистые движения.
Устройство это представляло собой два контакта, между которыми находилась металлическая  пластина. Передвигая пластину, специалист производил замыкание слабого электрического тока и тем самым издавал сигналы необходимой продолжительности или точки и тире на языке Морзе.
По размеру «дрыжка»  была со спичечный коробок и подсоединялась к источнику питания так же, как и ключ, проводами. Однако в отличие от последнего, с «дрыжкой» можно было ходить, лежать, сидеть и даже стоять на голове и при этом ловко вибрировать пластиной между указательным и большим пальцами, то бишь работать.
Дистанция перемещения специалиста напрямую зависела от длины провода.
Когда Виктор в сопровождении Антипова зашел в радиобюро, то в комнате из пяти человек, составляющих смену, находился только один – Шитов и то на шухере, как практикант.
От пяти рабочих мест тянулись провода к окну и скрывались за решеткой.
Виктор выглянул из окна.
На улице стоял теплый февральский денек. В палисаднике бело-розовым цветом покрылись молодые деревца абрикосов,  Проклюнулась тонкая, светло-зеленая травка. Налились бордовым цветом почки на ветках вишни и груши, готовые вот-вот лопнуть, покрыв сад бушующей кипенью. Нарождалась весна и звала все живое в свои ласковые объятья. Как бы, откликнувшись на зов природы, под окном на нежном бархатном газоне разместилась вся дружная смена радистов. «Старики» полулежали на одеялах, приспособив под тела  подушки и ели из большой тарелки плов. На коленях у каждого лежала «дрыжка».
Пять приемников были настроены на частоты корреспондентов, а другие пять на частоты передающего центра. И когда кто-то  с точки начинал издавать свои позывные, все затихали, а тот, кто был на связи с ним, брал «дрыжку» и вступал в переговоры.
Для Виктора эта сцена была вершиной радиообмена, а носители «дрыжек» казались радистами-виртуозами.
Во-первых, потому, что они на слух могли улавливать и понимать весь набор из точек и тире, а также свободно поддерживать разговор между собой посредством кодов, некоторые  из которых  составляли целые предложения. Соединяя обусловленные сочетания из двух – трёх букв, можно было составить целый рассказ. Таким образом, владея международными кодами, не представляло сложности вести беседу с человеком любой национальности и на любые темы.

И это впечатляло.

Во-вторых, слушая весь этот каскад монотонных, писклявых звуков, ребята либо бурно  веселились, либо реагировали иным образом. Одним словом, воспринимали их адекватно, и это обстоятельство создавало, с одной стороны, впечатление непосредственного живого разговора, а с другой, ставило практиканта в неловкое положение. Состояние молодого воина было сравнимо с ощущениями выпускника ИНЯЗа, присутствующего при разговоре иностранцев на языке, которому его обучили, но не дали понятия о диалектах и сленге,  а главное, не научили думать на этом языке. В итоге, до него долетают какие-то знакомые слова, а соединить их воедино, понять, о чем речь, он не может, не говоря уже о том, чтобы поддержать разговор.
Виктор не привык оказываться на последних ролях и тут же углубился в изучение кодов и правил международного обмена, о которых в учебной роте давали лишь общие представления. Объяснялось это тем, что существовала программа, утвержденная сверху и набитые на перфоленте тексты, а учителя,  как офицеры, так и сержанты, практических навыков радиообмена не имели.
В боевой роте учиться приходилось заново и каждый это делал, как мог или хотел.
Для Виктора, овладеть специальностью - было делом чести.
Со временем он понял:
- первое: «Не так страшен чёрт, как его малюют»;
- второе: «Не боги горшки обжигают».
Он также вскоре сообразил, что служба – не мед. И при всей кажущейся относительной свободе, в смысле: передвижения по части вне строя, занятия спортивными играми, просиживания у бассейна или принятия ванн в артезианской скважине, на деле оказалось вымученным времяпрепровождением. То есть, эти прелести службы в боевом подразделении, которым так завидовали они, будучи курсантами учебной роты, могли позволить себе только физически развитые, здоровые, выносливые военнослужащие.
Проблема состояла в том, что смена длилась шесть часов и столько же отводилось на всё остальное, а дальше снова смена.

Шесть по шесть.

В восемь часов утра, сменившиеся после ночного дежурства солдатики, полусонные брели в столовую. После принятия пищи перед наиболее жизнеспособными воинами стояла дилемма: или идти спать после бессонной ночи, или отдаться утехам, а именно: посидеть в чайхане за стаканом какао и поговорить с таким же физически выносливым сослуживцем о смысле жизни; позагорать у скважины и переброситься в картишки; поиграть в баскетбол, волейбол, либо в ручной мяч. Кроме того, можно было посвятить время интеллектуальным занятиям, как-то: посетить библиотеку, поиграть в шахматы, почитать книгу. Наконец, заняться бытом: постираться, побриться, погладиться, почиститься.  А еще нужно было найти время для того, чтобы написать письма родителям, друзьям, девушкам.
На все эти забавы и  повседневные занятия отводилось не более четырех часов, а далее – обед и смена, которая заканчивалась в двадцать часов. После ужина оставалось лишь время посмотреть телевизор или сходить в кино. После двух часов сна, в половине второго ночи ребят будили на смену. Они как сомнамбулы плелись в столовую, гремели посудой на кухне,  грели чай; с ломтем хлеба и кусочком сахара, припасенными с ужина, вприкуску хлебали мутную горячую водицу и шли на развод. С полузакрытыми глазами созерцали начальников, а когда за ними захлопывалась дверь, валились на свои рабочие места и настойчиво пытались досмотреть прерванные сновидения.

В восемь часов утра цикл повторялся.

ПРОГУЛКИ ПО ОКРЕСТНОСТЯМ

Виктор, как человек жизнедеятельный, не мог позволить себе бездарно отдаться во власть казарменной постели, когда вокруг части простирались неизведанные просторы.
Он собрал энтузиастов-краеведов и двинул сомкнутые ряды на  изучение окружавшего воинскую часть пространства.
Двигаясь на запад, группа солдатских исследователей через пять километров пути наткнулась на птицефабрику, умело замаскированную в густых кустарниках.
Невооруженным взглядом можно было заметить, как наседки перелетали через забор фабрики и беспечно бродили за её пределами в лесной гуще. 
По команде подразделение рассредоточилось и тщательно прочесало территорию, прилегающую к  сельхозобъекту.
Через полчаса обследования довольные ребятишки собрались в обусловленном месте. Каждый собрал по два десятка яиц.
Лица собирателей светились счастьем. Антипов, разогретый легкой добычей, предпринял попытку поймать курицу. Но та так яростно закудахтала и забила крыльями, что Виктору пришлось решительным образом пресечь хищнические поползновения в рядах сплоченной компании.
Созерцание такого огромного количества продуктов питания, невольно породило в умах пытливой молодежи разного рода догадки и подозрения.
Отдельные члены экспедиции высказали предположения, что яйца могли пролежать на земле несколько дней и протухнуть.
Рассудительные представители Вооруженных сил стали гадать, каким образом можно отличить качественный продукт от пропащего.
Пытались крутить яйца. На тридцать седьмом проверяемом таким образом объекте Славка вспомнил, что таким способом определяют вареное яйцо или сырое. Виктор развил мысль:
- В сыром яйце его внутренность подвижно и, ударяясь о стенки скорлупы, сдерживает равномерное вращение.
- Тогда как, - продолжил ход рассуждений Славка, - вареное яйцо имеет не такую подвижную внутренность, особенно если сварено вкрутую. При вращении такое яйцо крутится дольше сырого.
- Логично, - подтвердил Виктор.
Молодые воины снова погрузились в раздумья.
- Я думаю, - вывел из задумчивости товарищей Виктор, - тухлые яйца должны пахнуть противно. Со временем в яйце, если оно содержалось в ненадлежащих условиях, происходят сложные химические реакции разложения. При этом выделяется газ. Если мне не изменяет память, то это сероводород.
Антипов аккуратно продырявил пару яиц. Все по очереди их понюхали и пришли к выводу, что пахнут они сносно, но проверять все яйца таким образом остереглись во избежание порчи продукта, а стало быть непригодности его для длительного хранения.
И тогда Виктор изрек еще одну гипотезу.
- Как я уже отметил, при разложении, твердые части яйца превращаются в газообразное состояние. Значит, если опустить яйца в воду, то те из них, которые будут наполнены сероводородом, окажутся на поверхности, а яйца, не подвергнутые разложению, так как наполнены тяжелыми составляющими, должны утонуть.
- А как быть с законом сохранения массы? - встрял грамотный Семен Шаповалов.
- Теория, мой друг, мертва, а древо жизни вечно зеленеет, - ответил Виктор и скомандовал. - Вперед, к источнику!
Бойцы устремились к ближайшей скважине. Определить её местоположение было не трудно. Все они располагались вдоль линии электропередач через каждые сто метров. Вода извлекалась из недр посредством электромоторов и поступала в бетонное корыто, а далее текла вниз по бетонным желобам. Не трудно догадаться, что предназначалась она для полива сельхозкультур.
Ребята подошли к водоему и покидали туда все яйца. Когда они увидели, что данные продукты птицеводства успешно пошли ко дну, радость охватила  военных исследователей.
Таким образом, был разгадан один из удивительных ребусов природы, и на глазах любознательных воинов состоялась импровизированная демонстрация торжества разума. И лишь один Семен пребывал в задумчивости, для него Ломоносов по-прежнему оставался авторитетом.
Процедура псевдонаучной экспертизы доброкачественности исследуемого продукта была,  по мнению подавляющего большинства экспертов, успешно завершена, и дружная компания двинулась в сторону части.
По дороге члены экспедиции горячо обсуждали способы приготовления яичных блюд и приемлемое для их поедания время.
Они шли вдоль арыка, и Виктор внимательно вглядывался  в проворно бегущую воду, благодаря которой в этой выжженной солнцем пустыне, буйно зрела жизнь. От  цепкого взгляда «юного натуралиста» не ускользнул подводный мир сего оросительного канала.
Стенки и дно арыка удивительным образом поросли водорослями и затянулись тиной. Между подвижными нитями подводных растений промелькнуло несколько рыбок. По внешнему виду они напоминали форель или голого османа. Виктор не стал пока делиться своими наблюдениями с товарищами, но для себя отметил, что в этом крае с голоду не помрешь.
У арыка, движущийся целенаправленно контингент военнослужащих,  обнаружил нескольких черепах, а выйдя к небольшой мелководной речушке, с величайшим восторгом и недоумением смог наблюдать бегущих  вверх по воде двух огромных морских крабов. Животные эти двигались боком, были окрашены в ярко оранжевый цвет и производили впечатление инопланетных существ.
«Здесь не только не помрешь с голоду, - размышлял Виктор, - а напротив, если проявить небольшую сноровку и умение, то  можно питаться одними деликатесами».

























ГЛАВА V
МУЧИТЕЛЬНОЕ БРЕМЯ ТВОРЧЕСТВА

Ощутив однажды тягу к творчеству, человек уже не в силах противостоять стихийно возникшему желанию самостоятельно создать что-то новое, неповторимое.
Порыв созидания постепенно  затягивает его в колею, из которой он уже не в состоянии выбраться. И тогда такой человек безропотно набрасывает на себя лямку и тянет тяжелое бремя творчества, испытывая при этом невероятные муки. И чем меньше наделен он созидательным даром, тем мучительнее его страдания и обильнее усыпан терниями  творческий путь.

ТВОРЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

С детства Виктор усвоил от старшего брата азы рисования по клеточкам. Этим приемом он довольно часто пользовался в школе, будучи редактором стенной газеты.
Со временем, в старших классах, Виктор старался развить художественное дарование, уезжал в горы, на речку и пытался изобразить пейзажи. Но вскоре это увлечение прошло, и он почувствовал себя серой мышкой. Чтобы как-то вырваться из стремительно засасывающей серой массы, Виктор, как за соломинку, ухватился за перо, окунул его в чернильницу и вымучил на бумаге несколько стихотворных строк. С одним из таких ранних произведений он вышел на сцену и обрушил на головы одноклассников поэтические вирши.
                … А воробушек лихой и лирический
                Прыгнул в лужу, океан Атлантический.
                И пошел, пошел плясать, сердце радуя.
                Отряхнул одно крыло – вот вам радуга.
                Прямо к солнцу полетел по касательной.
                Он добьется своего, обязательно...

Тогда, на школьном поэтическом вечере он получил первый приз, как автор. После удачного дебюта молодой поэт попытался сочинить еще что-то в этом  духе, но ничего не лезло в голову. В порыве внезапно нахлынувшего творческого кризиса, он сжег все рукописи и завязал с поэзией навсегда.
Оставался последний шанс заявить о себе - проявить актерские способности. С репертуаром чтеца, а именно на этом поприще  Виктор собирался покорить актерский Олимп, проблем не было. Старший и средний братья в свое время успешно читали со сцены рассказы Чехова и монологи Щукаря. Виктор пошел по проторенной дорожке.
Он чувствовал  прилив творческих сил и страстное желание продолжить робкие актерские шаги. Зрели планы создания школьного театра и мечты о первых режиссерских постановках.
Но судьба грубо и безапелляционно пресекла поползновения юного дарования и небрежно кинула бултыхаться в армейскую пучину.
Однако творческий человек всегда найдет пути реализации своего созидательного потенциала, как бы ни выстраивался ход жизненных обстоятельств.




ПОЛКОВОЙ ЖИВОПИСЕЦ

С пробуждением Природы от зимней спячки, в человеке, в какой-то момент, неожиданно оживает и беспокойно пульсирует его творческое начало. И Виктор, с приходом своей первой армейской весны, почувствовал творческое томление. Его тянуло на воздух. Он задыхался в тесных стенах радиобюро.
Так Виктор оказался на полковом плацу, движимый корыстной целью – увековечить своё имя живописными полотнами.
Маслом ему еще не приходилось писать и трепетное прикосновение к малярным краскам вызвало в нем одновременно волнение от ощущения близости с неизвестным и нетерпение, подталкиваемое дерзким авантюризмом.
Виктору предстояло написать 16 картин на тему строевого устава.
Жестяные щиты, на которых были изображены фигуры солдат в определенных позах, располагались по периметру плаца и имели целью наглядно показать обучающимся солдатам как следует отдавать честь, тянуть ногу при строевом шаге, выполнять различные приемы с оружием.
С годами краска на щитах облупилась и отскочила, обнажив ржавую неизбежность металла. То, что еще сохранялось, помогли отковырять военнослужащие на утренних построениях или в перерывах между оттачиванием строевых приемов.
Одним словом, необходимо было привести в порядок наглядные пособия к приезду генерала.
Виктор сразу отверг мысль о копировании прежних фигур, а предложил написать их заново.
Начальство сначала испугалось предложению неизвестного живописца, но, видя его решительный напор, все же согласилось, имея в запасе достаточно времени для замены художника, если тот не справится с заданием.
Свои тайные замыслы Виктор изложил лишь перед отдельной кучкой сослуживцев.
- Я думаю, было бы исторически целесообразно запечатлеть на полотнах лица наших современников, - начал свою речь Виктор перед собравшимися однополчанами. - Ибо безликие воины, изображенные на страницах строевого устава и плакатах, вывешенных на стенах учебной роты, не смогут убедить новобранцев в реальности изображенных приемов и воодушевить на их выполнение. Другое дело, когда реальные герои нашего времени, к тому же отличники боевой и служебной подготовки, предстанут перед салагами, как живые экспонаты, во всей красе: белозубыми, счастливыми, порхающими, словно бабочки…
Виктор на секунду осекся. Перед ним вдруг всплыла картина хождения по плацу группы новобранцев, отловленных в бескрайних степях Каракалпакии и призванных в подразделение ОСНАЗ в качестве водителей боевых машин. Зрелище это со стороны напоминало хождение дехкан по базару, но в отличие от обыденной жизни, «военные дехкане» не могли понять, что им нужно на «полковом рынке» и что хочет от них какой-то человек, который постоянно выкрикивает непонятные слова и дрыгает ногами.
Они не понимали команд, произносимых на русском языке, и, вообще, до них с трудом доходило, почему оказались в этом непонятном  обществе.
Автомобилей, которые за ними закрепили, бедняги боялись и шарахались в сторону, когда их запихивали в кабину.
Словом, этим молодым людям можно было лишь искренне посочувствовать.
Виктор тяжело вздохнул и продолжал.
- Не будем ориентироваться на исключения из правил. Будем верить, что на плац выйдут молодые люди, желающие овладеть строевыми приемами и при виде знакомых лиц на обочине, возрадуются, с ликованием приобщатся к доблестным традициям нашей любимой части, которую всегда отличали  высокая выправка солдат и их неувядающее стремление решительно двигаться к вершинам строевого мастерства.
Собравшиеся с трудом понимали, что от них требуется. Первым попросил разъяснений нетерпеливый Лацис.
- Что нужно делать?
     - Дорогие друзья, - продолжал Виктор, - я буду  безмерно счастлив запечатлеть ваши одухотворенные лица на щитах, установленных на плацу. Мне поручили обновить стенды. Вы видели, что краска на них облупилась. Так вот я решил написать эти фигуры заново. Но не просто  изобразить абстрактных солдат, а вас, чтобы все узнавали и радовались знакомым лицам. Вы представляете, какой восторг я подарю всему полку. Пойдет молва по городам и весям. К нам в полк потянутся паломники с других гарнизонов и округов. Ваши лица начнут мелькать на страницах периодической печати. Генерал сочтет за честь пожать каждому из вас руку и похлопать дружески по плечу. О вас будут слагать легенды...

     Виктора уносило все дальше и дальше и возможно через некоторое время его пришлось бы возвращать на землю с далеких галактик, если бы вдохновенную речь полкового живописца не прервал снова Лацис.
 Когда? – неожиданно спросил Лацис.
 Что когда? – не понял Виктор.
 Ну, это, рисовать будешь?
- Во-первых, дорогой Лацис, художники не рисуют, а пишут.
 А что касается времени, то я думаю, откладывать не будем и начнем сейчас.
 Ну, ведь темно, - продолжал диалог Лацис.
- Такие монументальные полотна, мой друг, сразу не пишут. Мы начнем с эскизов. Толик, - обратился Виктор к Антипову, - не в службу, а в дружбу, сгоняй в радиобюро и притащи оттуда настольную лампу, карандаши, резинку и листов двадцать чистой бумаги.
Антипов молча удалился, а Виктор  деловито ставил перед собой каждого из ребят, внимательно вглядывался в их лица, нацеливал на них кончик карандаша, поворачивая его то по вертикали, то по горизонтали, как бы промеряя пропорции частей тела, которые предстояло изобразить на бумаге.
С приходом Антипова, Виктор принялся оборудовать изостудию.
Первым делом он поставил на стол словарь русского языка С.И. Ожегова, прикрепил к нему большую скрепку, а под нее воткнул чистый лист бумаги. Усадил перед бумагой Лациса с фуражкой на голове и велел Антипову светить на него лампой с таким расчетом, чтобы тень от  головы отражалась на листе.
Определив с помощью линейки необходимые размеры головы, Виктор, двигая натурщиком, втискивал его тень в обозначенные параметры. Далее оставалось тщательно обвести изображение и подписать чьё оно. Так Виктор пропустил через лампу всех своих сослуживцев и определил им время для позирования на плацу.
Через два дня Виктор принимал каждого из своих героев перед именными стендами, доводя их лики, уже перенесенные на щит, до логического конца. Эта процедура вызвала живой интерес среди военнослужащих. На каждый сеанс собиралось не менее двух дюжин любителей живописи, которые толпились за спиной Виктора, молча сопели, боясь обидеть художника своей предвзятой точкой зрения.
Виктор спокойно сносил присутствие зевак, покуда доделывал профили, но как только дошла очередь до изображения братьев по оружию в анфас, резко воспротивился присутствию при работе посторонних людей.
- Уважаемые любители монументальной живописи, - обратился он к публике, - я благодарен вам за проявленный интерес к моему скромному творчеству. Но если вы наберетесь терпения и подождете окончания работы, то ваши впечатления будут более яркими.
Воины нехотя стали расходиться и до уха Виктора донеслись неодобрительные отзывы о его художестве.
Как всякого творческого человека, критика больно кольнуло его самолюбие. Он попытался дописать выразительное лицо Лациса в анфас, но образ явно не давался.
Виктор прекратил попытки создания художественного отражения действительности, плюнул в отчаянии, но кисти ломать не стал. Погруженный в свои нелегкие мысли, он прошел несколько кругов по плацу и остановился в задумчивости у одиноко сидевшего перед своим стендом Лацисом.
- Мы, дорогой Лацис, пойдем другим путем, как сказал Владимир Ильич после казни его брата Александра, - произнес Виктор.
- Каким? – поинтересовался любопытный Лацис.
- Окружным. Огородами, огородами и к Котовскому.
- А кто это?
 Но Виктор не стал вдаваться в исторические подробности, собрал художественные принадлежности и отправился в казарму. Там он отыскал Семена, у которого был фотоаппарат «Фед-2» и скомандовал, чтобы тот заправил новую пленку. Пока не стемнело, он быстро собрал натурщиков у задней стенке и стал их снимать в профиль и анфас.
- Ты что, нас в штрафбат готовишь? – сострил Толик Антипов.
Виктор не стал вступать в полемику с сослуживцами из-за отсутствия времени.
- Рожу давай, рожу, - завопил Яшин, когда перед камерой предстал угрюмый Юрка Малеев.
 Действительно, - подхватил Виктор, - ты же у нас с автоматом будешь, а при оружии нужно показать свое отношение к врагу. Ты вооружен современным оружием, ты победитель и ничего не боишься.  От одного твоего вида враг должен трепетать. Злость вырази. Ну, представь, что к Люське ухажер повадился. Ты его застал у неё в кровати.
- Ну! Дай ему в морду! – подбадривал Славка.
В лице Малеева произошли изменения. Он постепенно вживался в роль.
- Ты знаешь его, - голосом гипнотизера нагнетал обстановку Виктор. - Он тебе неприятен. Ты его ненавидишь. Ты готов его убить. У тебя есть оружие.

- Не тяни, убей его! – вмешался Антипов
- Смерть негодяям, - подначивал Славка.
Внутри Малеева бушевали страсти и это не ускользнуло от зоркого глаза фотографа.
Сцена эта развеселила ребят, и они начали выделываться перед объективом, но с этим материалом было работать проще и через полчаса съемки были успешно завершены. Виктор застегнул футляр фотоаппарата и двинулся в кунг к Кожухову, у которого были все фотографические принадлежности.
На следующий день Виктор тщательно разлиновал фотографии героев плаца и приступил к воплощению образов на стендах. Правда, сначала он замазал прежние наброски и тем же клеточным методом с плакатов, изобразил солдат безголовыми, а затем пытался приладить  к туловищам головы однополчан.
Однако, при внимательном взгляде на живописные полотна, нельзя было избавиться от мысли, что головы жили отдельной от тел жизнью. Про себя Виктор философски заметил:

«нельзя запрячь в одну упряжку коня и трепетную лань».

Для него главным было запечатлеть лица своих друзей и приятелей. И он реализовал эту задачу. Их лица были узнаваемы, а все, что находилось ниже, было не существенно.

О "НАРЯДЕ" И ЕГО ПОЛЬЗЕ

Многие непосвященные думают, что в армии наряд – это наказание. В общем-то, такое убеждение недалеко от истины. Но следует иметь ввиду, что любая работа, поручаемая военнослужащему – есть повинность, потому, что в армии трудовая деятельность чаще всего не приносит радости, а является обучением, муштрой, издевательством и лишь иногда жизненной необходимостью. И когда провинившемуся воину в качестве меры воздействия против совершенного им проступка определяют наряд вне очереди, рассчитывать на осознание им вины не приходится, потому, что среди общего наказания выявить особенное очень сложно. В итоге, наряд вне очереди – это лишь мера запугивания, реализовать которую, имея намерение подвергнуть военнослужащего какой-то тяжелой, трудной, неприятной работой - задача сложная, а порой и не разрешимая.
Не исключена ситуация, когда чистить картошку в качестве отбывания наряда вне очереди, может оказаться даже выгодно, если в то же самое время сослуживцы выполняют жизненно необходимую, очередную работу по очистке гальюна. Во всяком случае, не так дурно пахнет. Так что, иной раз удобнее было бы выспаться всласть в прохладной камере гауптвахты, чем нести почетный караул в полном обмундировании в шестидесятиградусную жару и спать четыре часа в сутки.
Однако советские солдаты N-ской части «ОСНАЗ» образца 60-х годов XX столетия в подавляющей своей массе были народом начисто лишенным собственной выгоды. Воспитанные на лучших примерах военного социалистического реализма, они воспринимали окружающую действительность в соответствии с требованиями уставов и идейными установками начальников, сверяя свои поступки с общими принципами строителей коммунизма.
Иными словами, в какой бы ситуации не оказался солдат, он не должен терять самообладание, а всякую работу выполнять с готовностью и радостью. Достигнуть этого состояния ему помогают коллектив и дух коллективизма, контролируемые чуткими, заботливыми командирами.
И когда взвод, в котором находился Виктор, в сгущающихся сумерках под песню двинулся в столовую чистить картошку, никто не думал в тот момент, что это неприятная повинность, потому что рядом каждый ощущал локоть собрата, а дух коллективизма поддерживала разухабистая песня, которая не только помогала двигаться в нужном направлении, но и вселяла в молодые души воинов азарт, неистребимое желание достигнуть в жизни большего, чем им отмеряла судьба.

И неслась над полусонной частью под четкий грохот подкованных сапог полная задора и беспечности песня.
В пещере каменной нашли бутылку водки.
И хобот мамонта валялся рядом с ней.
Следом, с левой ноги звучало надрывное:
Ма – ло!
Затем решительно и одухотворенно звучали следующие строки народной песни:
В пещере каменной нашли цистерну водки
И мамонт жаренный валялся рядом с ней
Ма – ло!
В пещере каменной нашли источник водки.
И стадо мамонтов паслося рядом с ним.
Мало!

Говоря о наряде, уместно заметить; что, пожалуй, самый утомительный – несение караульной службы. Особенно тяжело стоять в карауле в лютую жару или в пробираемую до костей зимнюю стужу, когда приходится торчать на посту в движении или неподвижно в полном обмундировании нескончаемо длинных два часа. Потом столько же времени сидеть за столом в караульном помещении и глазеть друг на друга, так сказать – бодрствовать на всякий случай.  Затем валиться на голый топчан в одежде для того, чтобы вздремнуть пару часов и снова идти на пост.

Но пытливый солдат даже в карауле способен с пользой для себя использовать служебное время.
Для Виктора удобнее всего было нести караульную службу в проходной гаража, где всю ночь он оставался наедине с собой, и мог предаваться чтению книг.
Почему-то лишь в армии он почувствовал острую потребность в чтении книг, особенно произведений классиков, которых в школе не читал из вредности. Но уже в учебной роте, при дефиците времени, Виктор прочел Льва Толстого, Алексея Толстого, Достоевского, Горького, Чехова, Тургенева… Причем читал с удовольствием и даже был зол на учителей, не сумевших привить любовь к книге, и своей занудностью и обязательностью отбивавших у учеников всякое желание читать. В какой–то момент он почувствовал себя обкраденным, а время, проведенное без книги, ощутил потраченным попусту и безвозвратно утерянным.
И теперь Виктор  настойчиво пытался  как-то восполнить упущенную возможность. Он поделил всю художественную литературу, которую брал в библиотеке,  на «стационарную», (толстые книги в твердом переплете, их он читал в казарме или наряде) и «сапожную» (тонкие книги, или брошюры в мягком переплете, они помещались в голенище сапога, их он читал в перерывах между занятиями, при построениях, то есть в короткие промежутки между каким-нибудь делом).
В боевой роте Виктор увлекся западными авторами, начиная с Шекспира и, кончая современными писателями, чьи произведения печатались в журнале «Иностранная литература»... В этот период времени толстые журналы прочно обосновались у него в сапоге.
По примеру Славки Савченко, он потянулся  к Жан-Жаку Руссо. Его заинтересовала «Исповедь».
Было удивительно, с какой беспощадной откровенностью знаменитый мыслитель поведал миру о себе:
«Мне трудно не только выражать мысли,-  выворачивал наизнанку свою ущербность великий писатель и философ, - мне трудно даже воспринимать их и поэтому часто слыл за дурака».
И это писал всемирно известный человек, произведения которого ещё при жизни распространились по всему свету – от Франции до России, от Германии до Северной Америки.
Но эти безжалостные по отношению к себе слова великого человека вселяли в Виктора веру в свою будущность, хотя он понимал, что на такое признание мог решиться только человек  состоявшийся.
Все свои мысли Виктор излагал на бумаге, не зная кому могли бы быть интересны его рассуждения и сами эти занятия.  Но его буквально распирало от необходимости поделиться с кем-нибудь собственными соображениями. И тогда он предпринял попытку собрать вокруг себя единомышленников.






ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРУЖОК

Издавна люди объединялись. Множили свои силы для расширения среды обитания, защиты отвоеванной территории, добычи средств к существованию. Сообща отстаивали общие интересы. В этих целях они образовывали различные объединения и организации военного, религиозного, политического, социального, экономического и иного характера. Отдельные энтузиасты искали сообщников в своих увлечениях и создавали клубы, кружки, товарищества по интересам, где в окружении единомышленников всецело отдавались любимому делу, могли найти поддержку или совет.
Другими словами, если бы люди не объединялись для тех или иных нужд, они бы не выжили.
Миллионы и миллионы людей рыщут по всему свету в поисках себе подобных для того, чтобы не остаться  одинокими со своими мыслями и потребностями.
Не удивительно, что и в Советской Армии, где общественные и личные интересы военнослужащих строго регламентировались уставами, приказами командиров, партийными установками и не допускалось даже мысли о создании самостоятельных подразделений невоенного назначения, все же имели место объединения, действующие по воле отдельных воинов и исключительно для отправления собственных нужд.
Уж такова созидательная и сокрушительная сила людей, народов и отдельных граждан в стремлении соединиться для удовлетворения своих или общих интересов.
В силу этой неизбежности у Виктора появилась идея образовать литературный кружок, имеющего целью собрать под своим крылом образованных, пытливых воинов срочной службы, искавших доселе таких же братьев по оружию для обретения душевного комфорта и реализации интеллектуального потенциала.
 
На первое заседание «могучей кучки» собралось пять человек. Кроме Виктора в кружок вошли: Славка Яшин, Карандаш и парень с его взвода учебной роты Илья Сахаров из Воронежа, окончивший школу с золотой медалью. Пятым участников тайного общества стал Семен Шаповалов. Семен был сверстником  Виктора, но призывался на полгода позже. Он появился в шестой роте три месяца назад  и очень часто Виктор замечал его с книгой.
Решили, что каждый из членов кружка приступит к написанию собственных произведений, которые затем они обсудят на очередном заседании. Славка предложил прочесть «Святой колодец» Валентина Катаева, только что опубликованный в журнале «Новый мир», и поделиться  мнением  о прочитанном.
Ближайшая перспектива была ясна и парни нетерпеливо разошлись творить. Однако вскоре стало ясно, что дело это нешуточное.
Всю ночную смену Виктор просидел перед чистым листом бумаги, но так ничего  и не смог выдавить из себя. Да и о чем писать?  Вокруг всё казалось обыденным, неинтересным, а лица сослуживцев казались невыразительными.
Из детских воспоминаний на ум пришла лишь одна сцена с ромашками. Ему было пять лет. Жили они в Сибири. Поселок, в котором у них был небольшой домик и хозяйство, именовали потешно – «Козулькой». Населенный пункт был, наверное, большим, потому что через дорогу от  дома располагались сразу две школы. Одна начальная, другая средняя. В одну ходил его средний брат, а в другую сестра. Через поселок проходила Транссибирская железнодорожная магистраль и узловая станция называлась также заковыристо – «Козулькой». На станции находился буфет, куда Виктор с бабушкой иногда заглядывали, и покупали кубики концентрированного какао, которое  казалось невероятным лакомством, так как конфет в продаже не было.
И вот как-то с восходом солнца он вышел в поле, которое начиналось сразу за задним двором, и увидел, что оно сплошь покрыто цветущими ромашками. Буйство цветов настолько поразило его тогда, что он долго стоял зачарованный этой картиной и неотрывно смотрел в даль, где белое полотно поля сливалось с голубым утренним небом.
Обдумывая эту сцену, Виктор вспомнил, что позже, когда семья вернулась в Алма-Ату, нечто подобное он испытал в ботаническом саду, куда бегал на зарядку. Пробежку он совершал вместе со Славкой Савченко. У них там, в небольшом сосновом бору, был зарыт автомобильный болон, по нему они ударяли кувалдой и так  качали мышцы. На дворе стояло  чудное бабье лето. Пробегая по саду, Виктор неожиданно остановился, восхищенный открывшимся перед ним пейзажем. Он не мог объяснить, какие колдовские чары заворожили его, и что именно приковало его внимание, но только неожиданно защемило в груди. Виктор стоял как вкопанный и смотрел на открывшуюся перед ним картину. Он воспринимал её как законченное художественное произведение, сотворенное божественной природой. Это было само Совершенство, и любой мазок на этом полотне был бы не только лишним, но и выглядел бы чудовищным диссонансом. От нахлынувших чувств, у него покатились слезы. Некие внутренние рецепторы его души уловили в природе законченную композицию и побудили откликнуться на неосознанное явление бурным проявлением детского восторга.
Все эти впечатления Виктор не мог толком объяснить, не говоря уже о том, чтобы на их основе создать сюжет и развить его до величины рассказа.

После завтрака Виктор отправился на прогулку по части. Данное хождение на открытом воздухе он предпринял в целях литературных упражнений. Каждому попадавшемуся на пути предмету он пытался подыскать сравнение, найти выразительную метафору.
Возвратившись в казарму после утомительного «хождения по мукам», он отвел Славку в укромное место и принялся читать ему свои перлы творчества.
 «Горы… Какие там горы. Схватили наше солдатское одеяло, вымазали в сладостях и бросили так. Вот они и топорщатся множеством складок и почти всегда такие же синие. Только рассветы над ними взаправдашние и облака пузатые, как дирижабли или узорчатые и хрупкие, как съедобный хворост.
- Ну, что я могу сказать, - уклончиво отозвался Славка. - В этом что-то есть… Во всяком случае, чувствуется твое отношение к увиденному, особенно к дирижаблям.
- У меня такое ощущение, что ты смеешься надо мной.
- Ну что ты, как ты мог подумать. И потом, я не литератор и не могу дать профессиональную оценку твоему творчеству. Так что ты твори. Несомненно, в тебе есть какая-то искорка таланта. Надеюсь, что из неё разгорится пламя. Я верю в тебя.
- Ну, ладно. Напоследок еще одна зарисовка: 
«Я встречу её на улице. Будет весенний день, пестрая акварель улиц».
- Это здорово. Вот в таком духе и  пиши, - напутствовал Славка. - Самое, конечно, сложное – найти свой стиль, узнаваемый подчерк. Но по началу не удастся обойтись без подражания Великим. Этот этап нужно пройти. И, вообще, надо помнить, как сказал Гёте: «Нет ни одного предмета, который был бы непоэтичен, как скоро поэт сумеет им как следует воспользоваться".
- Ему легко рассуждать. Он - Гёте. А как быть нам, смертным?
- Учиться, учиться и еще раз учиться.
- Я где-то это уже слышал.

Через две недели Виктор признался Семену:
- Я не могу писать. Все, что меня окружает – всё не так, не по-моему, плохо. А ведь так не может быть. Просто я не вижу, наверное, хорошее, либо его мало, либо оно не может существовать без дерьма?
Семен задумался.
- Вот, послушай, - Виктор прочитал Семену свои последние заметки:

 «Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ВРАГОМ
Я закрываю дверь, как обложку толстенной повести без начала и конца.
Повесть нудную и нескончаемо длинную.
Стараюсь не думать о ней и поспешно удаляюсь, оповещая об этом окружающих людей звонким цоканьем своих сапог.
Я не хочу знать продолжения, но у меня нет права не читать её.
Я обязан это делать. Меня обязывает долг. Не совсем ясным я представляю себе его. Этот долг – не совесть и даже не разум, а какая–то необходимость. Я не ищу в нём ни справедливости, ни корысти. Я тяну лямку безысходности.
Я замечаю, как люди, окружающие меня, превращаются в приспособленцев, жаждущих для себя выгоды. Они часто делают это неосознанно, обрастая постепенно мелочными заботами и нуждами.
Я не понимаю, как можно сознательно обманывать себя и других пустыми заученными словами, не пытаясь осмыслить их, потому что это догма, а она не подлежит толкованию.
Мне жалко этих людей, избравшими путь лжи, ненависти, нетерпимости к инакомыслии. Но еще обиднее за тех, кто следует этим путем не по убеждению, а по долгу службы, не в силах изменить что-либо.
Меня мутит от всей этой тупой, упрямой болтовни и бестолковой игры в солдатики.
Я ищу обыкновенной человечности во всем. Трезвости в суждения и поступках.
В этом я считаю – ум и сознательность.
Иду по плацу в дребезжании прыгающей под ногами щебенки мимо мажорных плакатиков о воинской доблести, уставший от мысли о своей никчемной жизни, лишенной цели, смысла, духовных интересов, и, вместе с тем, страстно убежденный в существовании справедливости, торжестве здравого смысла.
В целом я уважаю всех без исключения людей в надежде на их прозрение и проявления в них скрытых, не вымышленных, не внушаемых, а своих настоящих, поистине человеческих, простых и доступных пониманию и уважению качеств, и если бы люди имели возможность безбоязненно являть эти  особенности и свойства своей души – не было бы тогда дутой идеологии и барахтающегося в безысходности долга.
Я иду по плацу, а в мою спину ударяются собачьи выкрики:  «Ко мне!», «К  ноге!».
Медленно двигаюсь мимо костлявых столбов  виноградной аллеи, как сквозь чудовищный скелет, вдоль рёбер которого протянуты пепельно-синие жилы шпалеры.
В голове у меня болезненно вертится одна и та же фраза нашего замполита: «Солдат – это не человек, это, прежде всего солдат». Я готов убить его за эти слова.
Спотыкаясь, вхожу по ступенькам в тусклые сени казармы, где спину гнет кумачовое полотнище, изъеденное белыми буквами: « Берите пример с сержанта Абдуллаева». Через два дня его посадят в тюрьму, как сексуального извращенца.
В коридоре встречаю нашего кэпа.
- Товарищ капитан, я хочу вступить в партию.
В ответ слышу презрительно брошенные слова: «Таким как ты – нет места в партии».
Готовлюсь ко сну. Расстёгиваю на ходу ремень и густо матерюсь вслух
Меня приводят в сизую от дыма комнату, где за длинным столом, накрытым бархатной скатертью, плавают негодующие лица командиров.
Захлёбываясь в собственной слюне, капитан задает вопрос:
- Ты на кого работаешь?
- Не понял.
- Ты работаешь на руку империализма. Ты враг!».

-Тебя послушаешь, так не захочется жить, - ответил озадаченный Семен.
- Я сам понимаю, что такое никто не опубликует.
- Заклеймят врагом, это точно, если не посадят.
- Ну а что делать?
- Думаю тебе не надо глубоко копать. Возьми какое-нибудь конкретное событие, например, учение, соревнование, увлечение и опиши. Или  изобрази на бумаге свидание со своей подругой детства, ну, чтобы не касаться непосильной пока темы.
После долгих исканий, на одном из очередных заседаний кружка, он предложил собранию свой первый законченный рассказ. Это было небольшое повествование о признании в любви молодого парня к юной девочке. Рассказ изобиловал подробностями их отношений и выглядел целомудренным.
Члены кружка одобрили произведение молодого автора, и он снова исчез из поля зрения.
К тому времени, когда Виктор появился со своим новым рассказом, кружок лишился двух своих членов. Карандаш попал в аварию и чуть не остался без ноги. Его комиссовали. Илью, протеже Карандаша, по окончании учебки отправили на точку.
Тем не менее, двое оставшихся соратников по тайному обществу были готовы прослушать новое творение своего председателя.
Прихватив с собой подушки и одеяла, приятели укрылись в бурьяне в дальнем углу части, чтобы никто им не мешал, и Виктор приступил к чтению…
РАССКАЗ ВИКТОРА ШАПИРО
Шурик
«На улице холодно. Зима. Моросит дождь. Слякоть.
В казарме темно и неуютно. Она скорее напоминает пустой провинциальный вокзал, такой же неуютный, а в зимние пасмурные дни мрачный и холодный.
Запотевшие окна кажутся матовыми, сквозь которые едва заметны  контуры  соседнего здания.
Ёжусь под тонким байковым одеялом, под страшным, гнетущим прессом серости.
Противно, монотонно бьет по башке маятник часов, хотя они далеко в коридоре.
Кто-то громко шелестит страницами журнала и снова тихо.
Скрипнула кровать... Тихо. Малейшие звуки крошат ребра. Внутрь. С мучительным скрежетом проносятся по всему телу и мгновенно обрываются, скованные тишиной.
- Остановите, - ору, - часы. Остановите часы, гады!
Слова, как испуганные птицы, вырываются у меня из глотки, шарахаются вдоль стен, со всего размаху ударяются об оконное стекло, то гудит камертоном…
И странно, никто даже не сказал: «Что орёшь. Дурак что ли?»
- Юра, дай сигарету.
- Возьми в гимнастерке, в правом кармане.
- Что читаешь?
- Письмо из дома.
- Ну и что пишут.
- Да так…
Под плотным карнизом век глаза цвета хаки. Маленький вогнутый лоб, на который ровным бобриком нависают волосы цвета пожухлой травы.
С ним мы всю ночь мастерили гроб. Веселенькое занятие, если учесть, что никто из нас не имел понятия как его делать.
Сгрохали. Юрке раз пять пришлось лазить в ящик на примерку...
Ночь. Свет керосиновой лампы. Верстак, заваленный стружкой. И наше детище –  болезненно-белый гроб посередине этого мрачного деревянного барака.
- Гробовых дел мастер Безынчук первый!
- Я!
- Гробовых дел мастер Безынчук второй!
- Я!
- От лица службы объявляю благодарность!
Какая чушь в голову лезет.
А потом я заснул, и мне приснилась нижняя губа Шурика, увеличенная в несколько раз. Она маячила у меня перед самым носом, в фокусе моего зрения, а все остальные предметы, на заднем плане, расплывались, делались нерезкими, и на их фоне проступала ОНА: отвисшая, пухлая, запеченная в сухарях и такая же конопатая, как сам Шурик. Губа крепилась белой, натянутой, как тетива, ниткой к уголкам рта, чтобы, наверное, не вывалилась наружу совсем. Когда он начинал говорить, губы расходились по швам, чем больше он  разевал рот, тем нитки становились все тоньше и тоньше, но не обрывались… Я ждал, что они оборвутся, но нитки эти были на пакость тягучие, словно патока.
Вообще–то Шурик – безобидная букашка, сундук  и наш командир взвода. И меня, на самом деле, просто выворачивает наизнанку при виде его пакостной, вонючей губы. Вид у него из-за этой губы тупой-тупой, а глаз почти совсем нет, какая-то бесцветная жижа вместо глаз, ресницы же редкие и белые, как у свиней.
Каждый день в 9-10 Шурик выстукивает на двери в радиобюро цифру три, что на нашем радиожаргоне означает грубое ругательство, потом как-то сразу оказывается посредине комнаты, начинает обходить нас по кругу и молча с каждым здороваться за руку. Наконец, опять оказывается в центре помещения - плоский, с гипертрофированной грудью, которая скорее напоминает горб,  с невероятно вогнутыми во внутрь коленками и чмокает губами, как будто  вдёргивает треклятые нитки у себя во рту. Сначала они рвутся, потом  становятся тягучими, покуда он выговаривает дотошным тенором свои четыре слова.
«Ну, как связь?» - молвит первые три. Кто-нибудь отвечает, что все в порядке, толку от него так и так никакого, а он в это время уже топает к свободному приемнику, тычет в него пальцем и, вроде бы подбирая нужное слово,  произносит своё последнее: «Музыка?», и скрывается до следующего утра. А его вечно кто-то ищет: «Где этот блондин?» - спрашивают или выражают недовольство: «Опять эта огненная гиена сопротивление напаял, как попало», долго потом бубнят себе под нос нецензурщину…
Ведь ночью мы с Юркой сколачивали гроб ему, то есть не совсем ему, а его бывшей жене.
А на следующий день, утром, озябшими руками я писал на надгробной пирамиде:
«Здесь лежит
моя любимая жена
Мария Федоровна Тупица
15.XII 43г. –……………

В тот же день приехали родные Шурика. Они сидели вокруг умершей, которую уже успели помыть, одеть и уложить в гроб. Он оказался очень высоким, Юрка отъелся на ячневой каше, а Мария Федоровна была худенькой женщиной  и, чтобы  увидеть её (гроб стоял на столе), приходилось заглядывать туда сверху. Она утопала в нашем огромном ящике, в который можно было уместить, по крайней мере, троих как она.
Я едва мог ладить со своими не гнувшимися пальцами в холодном коридоре, где то и дело хлопала парадная дверь и вошедшие, прежде чем пройти в комнаты, толпились у меня за спиной, судачили, вздыхали, женщины сморкались в платочки и постоянно бормотали:
«Только вчера стояла с ней в очереди, ведь надо же так?» - сокрушенно.
«Говорят всё из-за врачей. Привезли-то её в больницу ещё живую, а у них кислороду не оказалось, вы представляете какая халатность», - с гневом.« Да за такие вещи нужно судить!» – с дрожью в голосе.        «Господи, да всё это из-за него. Ведь она почти целую неделю была нездорова, а этот тюлень не мог вызвать врача», -последние слова были произнесены в адрес Шурика.
«Чего уж теперь виновных искать», - безысходно.
«Жалко, а ведь еще молодая… Сколько ей? Двадцать три?», - действительно жалко.
«Скажите- ка  на милость, надо же такому случиться?
- Судьба, бабушка, фатализм.
- Чо, милай?
- Каша, говорю, пригорает.

А я никак не мог сладить со своими озябшими руками, да и сам замерз, как цуцик и, вдобавок ко всему, затекли ноги. Ползаю на карачках возле этой пирамиды с жестяной звездочкой наверху, ещё ей надо грани намалевать...
Я не мог смотреть на свои грязные руки, красные с синими узловатыми венами, во мне они вызывали физическое отвращение.
Я проклинал все на свете: и эту смерть и службу, и что, как нищий у врат святой обители, ползаю на коленях по этому грязному цементному полу, и фальшивые разговоры у себя за спиной…
Вышел на улицу. Закурил. Гнусная погода. Зима, не зима. То снег, то дождь. Противно смотреть. Боже мой, сколько же я зим на коньках не стоял?
Вернулся в дом. В комнате было холодно и все сидели в пальто. Горели тонкие прутики восковых свечей на гробу. Женщины всхлипывали, мужчины стояли молча, тупо рассматривали в руках свои фуражки. Я зашел на кухню. На печке, давно не беленой, с облупившимися углами и расколотой чугунной плитой, варилась рисовая каша.
Я открыл дверцу печи и сунул в её разинутую пасть закоченевшие руки. Тонкие щепки на саксаульных поленьях вспыхивали, как спичечные головки, обугливались...
Я подумал, как это страшно потерять близкого тебе человека. Вспомнил, что отцу было уже за шестьдесят, что у него язва желудка и туберкулез, а он совершенно не бережет себя. Подрабатывает где-то, чтобы скопить мне на костюм. Я представил, как  буду фраериться перед девчонками  в костюме, купленном  на деньги, сбереженные больным отцом, а он будет вот так лежать…
Нет, мне не хотелось об этом думать, не хотелось видеть заплаканные  лица…
Я быстро встал, чтобы идти  дописывать последние слова умершей, которой, впрочем, до фени были эти слова. Их скоро смоет дождь или, наконец, сгниет, как и её кости, эта пирамида с моей надписью, и какой-нибудь хозяин стопит её остатки в своей прожорливой печке. 
Я собирался идти дописывать оставшуюся дату смерти и тут только заметил, что не один на кухне. У самой двери, на табурете сидел отец покойницы в потертой «москвичке» и грязных кирзовых сапогах. На его коленях лежала старенькая шапка с кожаным верхом, на которой громоздились большие натруженные руки с желтыми покатыми ногтями. Жидкие темные волосы были тщательно причесаны на пробор. Он сидел неподвижно и смотрел в окно. В его ясных голубых глазах читалась глубокая скорбь, отцовская любовь и человеческая скромность.
Нет, мне не было жалко этого человека, я понимал его, насколько мог понять своим еще не успевшим пережить  настоящего горя, нутром.
Я думал об отце.
Я ушел дописывать дату смерти. И вовсе мне не хотелось думать о ней. А  у меня за спиной продолжали болтать кто и как, и при каких обстоятельствах умирал, и не было конца этим дотошным воспоминаниям.
Наконец я дописал дату и мужчины приготовились выносить гроб с телом. За спиной у меня уже никого не было, все  толпились у открытого заднего борта грузовика. Дно кузова подмели, постелили дешевые половики. Пирамиду мою уволокли, а мне кто-то сунул стакан вина. Я отвернулся, выпил вино, выдохнул его вонючий запах, понюхал кулак
Загромыхал оркестр и похоронная процессия из нескольких женщин и жалкой кучки офицеров с непокрытыми головами, заковыляла вслед урчащему и стреляющему грузовику.
Я хотел было уйти, но меня остановили и стали втолковывать, что как-то нехорошо, всё же твой командир.
В общем, меня усадили в санитарную машину, наверное,  чтобы не простудился.
Я сидел в санитарном «бобике» и думал об отце. Решил написать домой письмо и просить отца, чтобы он больше не скитался в заработках, а лечился, и те деньги, которые скопил для меня, пусть потратит на санатории. Что старый костюм  мне еще впору, да, в конце концов, я не без рук и сам себе заработаю. Для меня важен не костюм, а его здоровье.
Незаметно, погруженный в свои мысли, я заснул.
Разбудил меня шофер санитарной машины, в которой я сидел. Он сказал, что уже начали, но я не мог сообразить, что же все-таки начали. Потом увидел в окошко кладбищенские кресты, стальные оградки и, наконец, толпу около огромной ямы. Понял, что заснул. Вышел из машины и направился к могиле, хотя очень не хотелось этого делать. Гроб уже опустили и комья земли гулко громыхали о крышку.
Я увидел Шурика. Он стоял у края ямы с непокрытой головой. Ветер отчаянно трепал его рыжую паклю.

На следующий день мы узнали, что у Шурика уже появилась новая супруга, младшая сестра его «любимой жены», девочка лет семнадцати с худенькими розовыми ножками, скуластым лицом и голубыми тоскливыми глазками.
Мне почему-то взбрело в голову, что она сектантка, а её отец был, непременно, главой секты – добрый, ясновидящий божий человек, обязательно с голубыми глазами, прилизанным чубом, одетый в серую косоворотку. Может быть и Шурик тоже был «братом», как они называют друг друга.
Новая жена Шурика одной рукой толкала перед собой ржавую детскую коляску, которая жалобно визжала трущимися деталями. В ней, завернутый в стеганое одеяло,  лежал Шурикин отпрыск. В другой руке она держала сетку с пустыми бутылками, наверное, от вчерашних поминок. О, как было жалко и стыдно смотреть на неё, на эту юную сектантку в Шурикином пиджаке и пуховой шалью на голове.
«Мадонна с ребенком»... Жалкий вид. Рабская покорность.

Через год  у Валечки, так звали новую жену Шурика, умер её ребенок, который уже успел появиться на свет божий от Шурика.
И снова мы мастерили гроб и уже освоили эту смежную специальность, потому что, буквально, через полгода после вторых похорон, у Шурика умер сын от его первого брака.
Нам пришлось раскапывать могилу его первой жены, которую мы полтора года назад хоронили и поверх материнского гроба, класть   сыновний.
Пирамида за это время уже подгнила и нам пришлось делать новые ножки, правда мы их покрыли гудроном, но все равно они долго не продержатся.
Шурик не появлялся в радиобюро целую неделю. Кто-то видел его в поселке в грязном пиджаке на голое тело, с ржавой коляской, в которую были накиданы пустые бутылки.
А еще через неделю на пороге радиобюро снова, как ни в чем ни бывало, возник наш Шурик. Произнес свои заученные четыре слова, потыкал в свободный приемник, полистал аппаратный журнал и, когда собрался  уходить, я спросил его: не думает ли он бросить службу и уехать  с этих мест, где ему пришлось пережить столько горя.
Шурик остановился, обернулся и тихо ответил: «Служить хорошо» и ушел.
Мы слушали на свободном приемнике музыку и больше не думали о Шурике и не видели его до следующего утра».




























ГЛАВА VI
ПЕРЕДОВОЙ ОТРЯД В ДЕЙСТВИИ


Если кто-то думает, что комсомол – не самостоятельная организация, неспособная по своему усмотрению определять сферу деятельности и направлять в обозначенное русло усилия не только отдельных граждан, но и целые передовые отряды молодежи, тот глубоко ошибается.
Комсомол – это сила, которую нельзя недооценивать, а тем более не считаться с ней.
Ведь сила – она везде сила и ей противостоять бессмысленно. Ибо это могущество, влияние, власть. А если она приумножена сильными, деятельными молодыми людьми – это общественная сила, а сильное общество нужно уважать.
 
ПРОВЕРКА НА ПРОЧНОСТЬ

Нет, наверное, необходимости повторять, что в секретные, интеллектуальные войска, какими являлись подразделения «ОСНАЗ», направлялись только комсомольцы.
Командование, политработники и общественные вожаки не имели дела с идейно-отсталыми слоями молодежи, а сразу располагали передовыми отрядами молодых граждан.
На Виктора молодые и старослужащие воины возлагали большие надежды, когда  наперекор воли командования роты, избрали его своим комсоргом, и уже тем самым продемонстрировали свою силу.
 
Вверяя новому секретарю комсомольской организации свои судьбы, военнослужащие срочной службы шестой роты знали, что он не пойдет на сделку со своей совестью, не предаст их интересы, не променяет их доверие и помыслы на собственную выгоду. И это обстоятельство заставляло Виктора почувствовать в себе прилив новых сил, подпитываемых пробудившейся  общественной силой.
Вскоре Виктор подвергся первому серьезному испытанию.
Отдельные представители передового отряда, включая членов его политического руководства, стали канючить о необходимости организованного выезда в поселок с целью проведения культурного досуга, подразумевая под оным танцы.
Виктор собрал бюро и предложил вносить деловые предложения по существу поставленного вопроса. Когда он убедился, что по существу ничего нет, велел принести отрывной календарь. Перелистав его, он тяжело вздохнул и молвил.
- Я не вижу, уважаемые, в связи с чем и по какому поводу готовить массовое мероприятие.
В ответ он прочитал на лицах культурно не организованных молодых людей страстное желание выбраться за бетонный забор части и тоску в связи с невозможностью воплотить в жизнь свои тайные чаяния.
Виктор снова углубился в чтение календаря.
- Разве что… в связи с запуском… третьего спутника земли?
В душах комсомольцев зародилась слабая надежда.
- Ладно, - согласился комсорг, - будем организовывать культурно-массовое мероприятие, посвященное твердой поступи наших ученых, инженеров и рабочих, которые, вдохновленные идеями Партии и Правительства, успешно осваивают космос.
Виктор на секунду задумался и с воодушевлением продолжил.
- Ведь именно запуск третьего спутника земли предопределил исторический полет в космос первого человека и, тем самым,  доказал всему миру преимущества социалистической системы перед капитализмом.
Виктор вдруг отчетливо понял, что против такой аргументации никто не устоит, а стало быть, комсомол – серьезная организация, если ей умело управлять, вовремя и по делу используя клише коммунистической идеологии.
Виктор оформил протокол заседания бюро, утвердил на собрании, разработанный им план культурно-массовой работы на квартал, и инициативная группа приступила к подготовке встречи знаменательного события, то бишь 9-ой годовщины с момента запуска третьего искусственного спутника земли.
 Оставалось найти в поселке соответствующее место. Решили торжественное мероприятие провести в средней школе, на которое пригласить всех желающих, включая старшеклассниц.
Виктор составил текст объявления:

ОБЪЯВЛЕНИЕ
Уважаемые товарищи!
Подразделение N-ской части приглашает всех принять участие в мероприятиях по случаю успешного запуска третьего искусственного спутника земли, предварившего полет первого человека в космос.
Будем рады видеть вас на концерте, посвященном этому славному событию, организованному силами талантливой военной молодежи.
Вход свободный.
Место встречи: школа. .Время встречи: 9 августа 1967 года в 14-00.
Играет военный вокально-инструментальный ансамбль.
После концерта танцы!
Народ и армия едины!

Славка Яшин, которого по настоянию Виктора выбрали в состав комсомольского бюро, предложил закончить объявление словами: «Тот, кто не с нами, - тот против нас!», но Виктор рассудительно отклонил это воинствующее воззвание.
- Я думаю, еще не время для конфронтации, тем более, что мы не знаем позицию, которую займет  предполагаемая сторона. Не исключено, что мы, в лице политотдела, найдем своего союзника.  Я верю в это, друзья.
С последними словами он обратился ко всем членам политического руководства комсомольской организации шестой роты и, услышав в ответ возгласы одобрения, двинулся в политотдел полка.
Капитан Качев, ведающий в политотделе вопросами физической культуры и спорта, а также культурно-массовой работой, встретил Виктора радушно. Он пролистал, представленный комсомольской организацией шестой роты пакет документов, внимательно посмотрел на Виктора и серьезно произнес.
- Отметить запуск третьего спутника земли – дело святое.
После чего он сгреб бумаги и удалился.
Через двадцать минут Качев вернулся, отдал бумаги Виктору и сказал.
- Ну что, любители космоса, дерзайте. Со школой я договорюсь. Придадим вам ансамбль с учебной роты. Готовьте свои номера. До встречи.
Виктор торжествовал.
Во-первых, он сумел найти выход, казалось бы из безвыходного положения, чем укрепил авторитет в глазах сослуживцев и проявил на деле качества вожака.
Во-вторых, освободил себя и еще многих ребят от всяких обязанностей по службе на целых полторы недели.
В-третьих, нашел занятие по душе.
ПОДГОТОВИТЕЛЬНАЯ РАБОТА

Не откладывая подготовительную работу в долгий ящик, Виктор приступил к написанию плакатов, наглядных материалов по тематике предстоящего вечера, предназначенных для оформления зала. В этих целях он заполучил десять листов ватмана, шесть пузырьков туши разных цветов, кисти и плакатные перья.
На шести листах он намеревался нарисовать звездное небо с различными планетами; бороздящими просторы вселенной космическими кораблями и изобразить братьев по разуму. Оставшиеся четыре предназначались для плаката, который намеревался вывесить над сценой.
Для воплощения своих замыслов, Виктор пригласил двух подмастерьев: Славку Яшина и Семёна Шаповалова.
Генке Гелендяеву, из старослужащих, поручил собрать ребят, отобранных для участия в художественной самодеятельности и подготовить с ними репертуар предстоящего концерта. Для себя он определил роль ведущего и номер художественного чтения.
Работа спорилась. Смешивая в различных пропорциях туш, артельщики, прямо таки, творили чудеса художества.
На первом плакате, на фоне багряного заката, в клубах выхлопных газов был изображен пятиступенчатый ракетоноситель, который и должен был доставить на околоземную орбиту легендарный третий искусственный спутник земли.
Второе полотно посвящалось, непосредственно, самому спутнику. В нижней части листа помещался сегмент земли с изображением границ страны Советов, союзных республик и сопредельных государств. Отчизна было выделена розовым цветом и обозначена буквами СССР. По предложению Славки, кроме Москвы и столиц союзных республик, на территории Союза поместили поселок городского типа Геок-Тепе, где художники писали эту картину, имея цель приобщить геоктепинцев  к грандиозному событию.
Чтобы не перепутали третий спутник с другими, Виктор написал на его борту, ниже СССР, цифру три.
От спутника под № 3 шли радиосигналы в виде остроконечных зигзагов, которые, кроме Центра управления полетами, доходили и до затерянного на краю географии  пгт  Геок-Тепе, откуда доблестные радиотелеграфисты из шестой роты, используя антенну с радиостанции Гелендяева, могли четко улавливать его живой голос.
Станцию, под командованием Гелендяева, изобразили условно как палочку, на которой висела буква «Г».
Веточка от палочки, служила антенной, посредством которой доблестные воины принимала на коротких волнах сигналы, исходившие от спутника земли.
Третье полотно, завершающее составляющую часть триптиха, повествовало о славном пути советской космонавтики, первой проложившей путь человека в космос. В космическом пространстве вокруг земли двигались первые три спутника земли, как бы в перспективе. Самым крупным был спутник под № 3. Следом за ними по околоземной орбите летел корабль с собаками, а за ними  космический аппарат с человеческим лицом в иллюминаторе. Далее следовали безымянные летательные аппараты.
Триптих, который предполагалось разместить на противоположной стене оформляемого зала, должен был нести информацию о последующих шагах передовой советской космонавтики. Поэтому, первое полотно в этом ряду, изображало освоение Луны. В окружении лунных вулканов стоял советский космический корабль, а рядом с ним двое парней в скафандрах с изображением символики страны Советов. Космонавты  аккуратно укрепляли на лунной поверхности государственный флаг.
Застолбив освоение Луны за советскими космонавтами, живописцы продолжили летопись славных побед советских ученых, инженеров и рабочих в деле освоения дальних уголков галактики.
Следующая картина должна была увести доверчивых геоктепинцев в неизведанную глубь космоса и приоткрыть завесу, скрывающую таинственное небесное пространство с двумя огнедышащими светилами. В орбите этих ярких звезд плавились близлежащие к ним космические тела. Другие, подальше, взрывались, испуская  «гриб», подобный ядерному.
По замыслу творцов, это полотно показывало космическую кухню, где рождаются новые планеты и символизировало бесконечность бытия.
Завершающее произведение живописи в туше предсказывало как бы конечный этап занимательного экскурса в недалекое будущее.
На фоне пылающих зарниц и, извергающих снопы света трех небесных светил, изображенных в виде  двух букв «С» по бокам небосвода (имея ввиду начальные буквы имен живописцев) и буквы «В» в центре (подразумевая имя руководителя проекта), навстречу друг другу бежали советские космонавты и инопланетяне. Впереди каждой из колонн рассекали иноземную атмосферу выдвиженцы с высоко поднятыми над головами флагами. Братанием и всеобщим ликованием должен был завершиться данный этап освоения галактики. Бегущая советская делегация, кроме всего прочего, несла над головами несколько транспарантов, на одном из которых был изображен искусственный спутник земли под №3, а на другом «Слава КПСС», остальные надписи  и изображения были неразборчивы, но надо полагать, рассказывали о победном шествии советской космонавтики.

Разумеется, что такая  грандиозная работа потребовала больших усилий от их творцов и значительного времени. Поэтому на изготовление плаката не оставалось сил, отчего он, как бы, явился последним творческим издыханием, лишенным всяческих изысков, простым и по-советски лаконичным:



СЛАВА СОВЕТСКОЙ КОСМОНАВТИКИ!


КОНЦЕРТ

В обусловленное время к штабу полка подкатили два автобуса. Первый заняли участники художественной самодеятельности и оформители зала, а другой праздные военные зрители и любители танцев.
На удивление, посмотреть концерт пришло много зрителей. Входящая в спортивный зал  школы сельская молодежь настороженно осматривалась по сторонам, а затем кучками собиралась у картин, тихо вглядываясь в космическую фантасмагорию.
Словом, вернисаж удался, и молодые люди под впечатлением леденящих душу живописных полотен, приготовились к восприятию не менее  впечатляющей военной самодеятельности.     Концерт открыл Виктор. Он живо вышел на сцену и обратился к залу.
- Дорогие друзья! Построить спутник – «это не ешака купить». И когда мы сегодня празднуем запуск третьего искусственного спутника земли, давайте вспомним с чего все начиналось. Еще каких-то шестьдесят пять лет назад никто и не помышлял о том, что человек взлетит в воздух и какое-то время там будет находиться. «Уж скорее над землей  будут летать коровы, чем человек взмоет в небо», - говорили в народе. И что же? – Виктор простер руки в зал. Ответа не последовало и он продолжал. - В 1903 году, когда в Лондоне большевики объявили о рождении нашей любимой партии, в далекой Америке оторвался от земли первый самолет, напоминавший скорее деревянную этажерку, чем летательный аппарат. За рассматриваемый период времени авиация прошла славный путь от предмета домашней обстановки до реактивных лайнеров и сверхзвуковых истребителей. Молодая авиация приняла участие в двух мировых войнах и явила собой грозное орудие,  устремляясь все дальше и выше, все выше и дальше. В тяжелую годину, вслед за появлением  смертоносных реактивных снарядов легендарной «Катюши», в сибирских застенках Королев и его соратники строили свои первые ракеты, мечтали о завоевании космоса. Прошло менее двух десятилетий, и мы с вами стали свидетелями грандиозного парада достижений в области освоения космического пространства. Особое место в этом ряду принадлежит третьему искусственному спутнику земли. Его запуск продемонстрировал всему миру мощь советского государства и открыл дорогу космическому кораблю, впервые пилотируемому человеком. Открывая концерт, посвященный этому знаменательному событию, еще раз разрешите поздравить вас с годовщиной и пожелать приятного просмотра художественной части нашего культурного мероприятия.
Виктор захлопал, приглашая зрителей овациями поприветствовать военных артистов.

Занавес открылся и, под нескончаемые аплодисменты зала, на сцену медленно стала выползать колонна военнослужащих. Сначала появилась голова колонны. Она двигалась по наиболее длинному пути - по диагонали сцены, с целью отображения всего тела. Первым шагал долговязый Кныш, высоко держа над головой лист фанеры с изображением спутника земли под №3. На лицах всех участников  шествия торжествовала улыбка. Гулко топая и ослепительно улыбаясь, колонна проследовала к противоположному углу сцены и остановилась, затихнув не сразу. Когда же воцарилась тишина, в первых рядах манифестантов раздался звонкий голос Семена Шаповалова. Над залом пронеслось:
«Та-та-ти-ти, ти-ти-ти, ти-та, ти-ти-та-та-ти-ти»
Последняя группа сигналов прозвучала в виде вопроса, что в переводе с языка Морзе означало: «QSA?» или на международном языке кодов означало: « Как меня слышите?».
В ответ  на этот вопрос, как бы источаемый спутником, в хвосте сценической группы слабым голосом пропищал Толик Антипов:
«Та-та-ти-ти, ти-ти-ти, ти-та, ти-ти-ти-ти-ти», или  « QSA  5», то есть с земли, как бы, отвечали спутнику, что слышат его отлично.
После короткого радиообмена, неуправляемая колонна, лишенная привычных воплей сержанта, тронулась с места без команды. В результате, задние ряды, не оповещенные о начале всеобщего движения, судорожно уцепились за внезапно отделяющихся передних участников шествия.  Колонна безобразно вытянулась, обнажив в предполагаемых изначально стройных рядах, отвратительные пробелы. Радовало только одно, что, не смотря на некоторую несогласованность в перемещении воинского коллектива, на лицах его членов светилась несмываемая улыбка.
По замыслу постановщика этого номера, двигающаяся колонна воинов должна была изображать образ ликующего народа. Поэтому  его представители  светились радостью. А чтобы  ликование было видно зрителю, их лица были обращены в зал. В то же время, народ не видел куда шел. И когда Кныш, зацепившись фанерой за кусок свисающей материи, не удержался и упал, то за ним, что вполне естественно, последовала вся «голова» колонны с лучезарными улыбками.
Но что совершенно непостижимо, инстинктивно остановившийся «хвост» колонны продолжал источать восторг, как будто ничего сверхъестественного не произошло и так было задумано по сценарию.
Подводя итог сценическому образу, находчивый ведущий, омерзительно улыбаясь, выглянул из-за занавеса и беспомощно простер в зал руки.
- Но не всегда путь освоения космоса был усыпан лаврами. Случались отдельные промахи, досадные просчеты и даже трагические события. О чем с достаточной убедительностью продемонстрировала всем нам группа танцовщиков в постановке талантливого военного балетмейстера Геннадия Гелендяева. Поприветствуем, товарищи, способных воинов.
В зале раздались аплодисменты.
- Я счастлив, - продолжал вести концерт Виктор, - представить трио танцоров. Они исполнят зажигательный танец «Яблочко»
На сцену без энтузиазма вышли долговязый Шитов, следом, значительно округлившийся за последние два года на казенных харчах, Лацис и полутораметровый, жилистый Антипов.
Группа танцоров остановилась в центре сцены, развернулась к залу лицом, поклонилась, затем все разом обернулись в сторону кулис, где стоял баянист. Как только зазвучали первые аккорды народного танца, Антипов вдруг сорвал с себя панаму и с удалым выкриком: «Эх!» бросил её на пол. Шитов с Лацисом в недоумении посмотрели на Толика.
Виктор нутром почувствовал, что такое несанкционированное вступление, ничего хорошего не сулит. Он вопросительно взглянул на стоявшего рядом «балетмейстера». Генка сглотнул накатившую горькую слюну и замер в ожидании чего-то непоправимого.
Тем временем, Антипов гордо вскинул голову, воздел томные глаза в потолок и мелкими шажками двинулся по кругу. Спохватившись, Лацис и Шитов поочередно присоединились к нему на втором заходе, изо всех сил стараясь войти в образ мерно  плывущих по водной глади лебедей. Лацис, проплыв полкруга с бесстрастным лицом, вдруг судорожно обхватил локоть правой руки и манерно прижал вытянутый указательный палец к щеке. Его взор, устремленный в поднебесье, также был исполнен истомой. Шитов, глядя на уплывающих «птиц», выхватил из кармана носовой платок и, помахивая им над головой, с блуждающей улыбкой засеменил вослед удаляющимся «пернатым». 
По всему было видно, что такой грациозный проход в танце тоже не предусматривался.
На третьем круге Антипов неожиданно оторвался от группы и стал отчебучивать элементы пляски вприсядку. Шитов с Лацисом переглянулись и неистово захлопали в ладоши.  Окончив выделывать кренделя, Толик залихватски подпрыгнул и жестом показал Шитову продолжить танец. Сергей присел, оперся сзади себя на руки и, перебирая согнутыми ногами, старательно проделал два круга, после чего галантно пригласил к сольному выступлению Лациса. Лацис артистически простер руки в стороны и крупными шагами запрыгал по сцене, пытаясь двигаться по кругу.
Не дожидаясь окончания изящного порхания компаньона, вошедший в раж Антипов, неожиданно  прокатился «колесом» через всю сцену, переворачиваясь через голову на вытянутых руках.
Лацис, не желая отставать, решил повторить кульбит товарища, но переоценил свои возможности и с размаху рухнул на пол, очумело взирая в зал.
 Приплясывая, ребята приблизились к Лацису, пытаясь загородить его и незаметно подать руку. Ухватившись за своих спасителей, Лацис, предпринял отчаянную попытку встать, но массивный зад перевесил и он грохнулся на пятую точку, увлекая за собой гулко топающих партнеров. Все трое шумно повалились, на удивление, не озвучивая своего отношения к случившемуся. Занавес задернули, а баянист, очевидно, не видя, что происходит на сцене, с упоением продолжал играть.
В сопровождении зажигательной мелодии на сцене появился Виктор. Он расплылся в доброжелательной улыбке, оглядывая зал и, придумывая на ходу, что же сморозить.
- Наш выдающийся балетмейстер творит чудеса, - смог выдавить из себя Виктор. -  На ваших глазах только что скупым языком танца, - продолжал он нести околесицу, -  наши бойцы продемонстрировали сцену взаимопонимания и взаимовыручки, которые так необходимы при коллективном освоении космоса, когда при подборе экипажа, следует учитывать психологическую совместимость его членов. Еще раз воздадим должное нашей умелой и изобретательной молодежи.
Виктор захлопал. Последовали отдельные хлопки в зале.
 - Ну а теперь, - продолжал вести концерт Виктор, уже готовый ко всему, что бы не произошло на сцене, - акробатический этюд.
Из-за кулис вприпрыжку выскочили двое салаг в снаряжении гимнастов. Один из них был покрепче, а другой потоньше. Тот, что помельче, лихо вспрыгнул на колени своего партнера, затем так же легко оказался у него на плечах. Как только нижний член акробатического дуэта  выпрямил колени, оба потянули вверх руки. И если верхний член выгибался и тянулся всем  своим тщедушным телом за вытянутой рукой, то член снизу, так же тянувший руку вверх, при этом трясся всем туловищем. В результате, весь акробатический объект колыхался, невольно призывая зрителей приобщиться к данному процессу и судорожно сопереживать за конец мероприятия.
Так, в течение пяти  долгих минут зал находился в чудовищных муках. Дуэт буквально держал зрителей в оцепенении. И когда, наконец, верхний малый спрыгнул на пол с позеленевшего от  напряжения партнера, зал с облегчением вздохнул и разразился аплодисментами.
Виктор поспешил снять напряжение публики.
- Дорогие друзья, вы только что были свидетелями неиссякаемого стремления молодежи ввысь. Ободренные великими победами, наши воины, как и вся советская молодежь, особенно его передовой отряд, полны желания отправиться в неизведанные края. Они тянутся к знаниям, овладев которыми,  смогут дотянуться до желанного объекта.
Пожелаем им доброго пути.
Заряженные неведомой доселе игрой, зрители охотно захлопали.
- А теперь мы готовы порадовать вас пирамидой.
Занавес раздвинулся и перед изумленной публикой предстала живая пирамида, составленная из салаг учебной роты.
Ребятишки, по чей-то доброй воле или по недосмотру командиров, были обуты вместо сапог в спортивные тапочки и, тем самым, нижние ряды избежали возможных травм, которые могли бы нанести им подковы форменной обуви. Несмотря на трясучесть молодых воинов, стоявших на сцене, в целом, пирамида выглядела внушительно. Венчал её тот же мелкий салаженок, выступавший в акробатическом этюде. В руке он держал злополучную фанеру с изображением искусственного спутника земли под № 3.Под аплодисменты занавес закрыли, а пока пирамида саморазбиралась и готовился следующий номер, Виктор решил выступить сам. Перед началом художественного чтения, он произнес небольшое вступление.
 - Два события, происшедшие, практически, в одно время, являют собой поистине грандиозные свершения, доступные по своему масштабу и общечеловеческой значимости только советским людям. Космос и Целина. Эти события находятся в тесном единении. Это обстоятельство позволяет мне совершенно осознанно, наряду с празднованием  успешного запуска третьего искусственно спутника земли, вспомнить о героических целинниках. Все наши успехи – суть советский народ, твердой поступью идущий к своей цели под мудрым руководством Партии и Правительства. Я прочту отрывок из замечательного произведения нашего великого современного классика мировой литературы Михаила Шолохова, «Поднятая целина».
Виктор поведал сельчанам историю о том, как дед Щукарь купил у проезжих цыган кобылку. В целом зал воспринял художественное чтение Виктора хорошо. На лицах некоторых зрителей сияли улыбки, кто-то откровенно хохотал. Но как только он дошел до места, когда кум деда Щукаря - Игнатий Порфирич раскрыл тайну похудания его лошадки (…«Какая лошадка от старости превзойдет в тощесть, ей перед продажей встромляют в задний проход продырявленную камышинку и дуют по очереди всем кагалом до тех пор, покеда бока ей разнесет и станет она видом круглая и пузатая. А потом, как надуют ее наподобие бычиного пузыря, - зараз же камышинку выдернут и на место ее встромляют обмазанную смолой тряпку, либо кусок початки, чтоб дух не выходил. Вот и ты такую надутую купил. Затычка-то, должно, дорогой выпала, и начала кобылка твоя худеть… Ты вернись, поищи затычку-то… Мы заново в момент надуем…»), то заметил в облике отдельных граждан, очевидно работников местной конюшни, признаки задумчивости.
По окончании номера, он низко поклонился и скромно призвал ликующую публику усмирить свой пыл. После чего объявил заключительный номер концертной программы.
- Выступает ансамбль песни и пляски шестой роты. В исполнении передового коллектива прозвучит строевая песня.
Занавес открылся и группа из двадцати одного человека предстала перед залом. Первая шеренга из десяти человек стояла на полу, а вторая, также из десяти участников ансамбля возвышалась позади на стульях. Впереди, вполоборота красовался солист ансамбля Петр Тернов, после провала приободренный усилиями Семена Шаповалова, предусмотрительно припасшего, на крайний случай, две бутылки «Ашхабадского».
Виктор подошел вплотную к хору и, обернувшись к Тернову, предложил ему начать партию.
После первого куплета под взмах руководящих дланей хормейстера, грянул припев.
               
«И в дождь и в грязь
        должна работать связь…»

Строевая песня звучала стройно и громко. Её все участники ансамбля исполняли по несколько раз в день: по пути в столовую, на плацу, во время разводов, поэтому осложнений при  исполнении не предвиделось, если бы, не войдя в раж, первая шеренга не стала топать на месте и размахивать руками. Следом за ней стала изображать ходьбу на месте вторая шеренга, которая до этого смирно стояла на мягких стульях из кабинета директора школы.
Первым рухнул Лацис, за ним последовали тяжеловесы: Гелендяев и Гилев.
Упавшие, незаметно отползали вглубь сцены, остальные продолжали неистово вопить под энергичные взмахи рук Виктора и ужасающие гримасы на его лице.
Последний куплет все пели вместе с Петром, пытаясь заглушить возню в задней шеренге.
После окончания песни, Виктор развернулся к публике, щелкнул каблуками сапог и поклонился.
Послышались невыразительные аплодисменты.
- А теперь танцы, - с облегчением выпалил Виктор.
«Краснознаменный ансамбль песни и пляски» уступил место ВИА учебной роты.
Невысокий паренек, только что стоявший на вершине пирамиды, оказался на сцене в сапогах и приятным баритоном запел. Пел он весь вечер, имел невероятный успех и, тем самым, сгладил неудавшееся выступление художественной самодеятельности, как будто она представляла собой юмористическую блистательную феерию.




ВОЕННЫЕ КОРРЕСПОНДЕНЦИИ

После концерта Виктора загнали на смену, и он всецело отдался творчеству. Литературное отображение действительности не приносило ему удовлетворения, да и давалось с огромным трудом. Другое дело, сочинение заметок на тему доблестного несения службы братьев по оружию. К тому же, небольшая заметка в газету приносила автору  гонорар в размере до 5 рублей, что соответствовало четырем бутылкам вина типа портвейн под названием «Ашхабадское» или трем бутылкам марочного вина «Безмеин».
Первый репортаж Виктора о задержании опасного вооруженного преступника, отосланный им в газету из госпиталя не опубликовали. Причину отказа редакция не пояснила, однако предложила стать внештатным корреспондентом и прислала методические рекомендации по написанию материалов для печати. Но Виктор и без подсказок знал что и как писать.
Первую серию заметок он сочинил по случаю только что прошедшего концерта, пока события были еще свежи в памяти и не терпелось поделиться наблюдениями и мыслями с широкой общественностью.

ИНИЦИАТИВА КОМСОМОЛЬЦЕВ

В прошедшее воскресенье, 9 августа, по инициативе комсомольцев шестой роты в/ч 62135 в средней школе поселка городского типа Геок-Тепе, состоялся концерт художественной самодеятельности, посвященный успехам советской космонавтики.
Огромный вклад в подготовку танцевальных номеров внес командир радиостанции старший сержант Геннадий Гелендяев. В его постановке геоктепинцы впервые увидели, наполненный глубоким смыслом выход колонны  военнослужащих, изображающих массовое ликование народа по случаю успешного запуска третьего искусственного спутника земли.
Большой находкой постановщика явилось изображение посредством языка танца момента установления связи между Центром управления полетами и спутником.  Короткий радиообмен между ними  блестяще продемонстрировали скупым языком Морзе сержант Семен Шаповалов и ефрейтор Анатолий Антипов. Отличники боевой и служебной подготовки и на сцене оказались на высоте.
Идущий впереди шествия рядовой Дмитрий Кныш, эффектно падая со сцены, что по замыслу Гелендяева должно было символизировать отдельные недоработки в огромном  и неизведанном деле – освоении  космоса, сумел достигнуть небывалой высоты сценического перевоплощения.
Никто из участников манифестации не получил увечий, включая рядового Кныша.
Зрители по достоинству оценили выступление даровитых воинов и неоднократно вызывали их на бис. Долго  не отпускали со сцены и самодеятельного балетмейстера  старшего сержанта Геннадия Гелендяева, по праву ставшего героем этого вечера.
Комсорг шестой роты
В/ч 62135 
В. Шапиро

ОГРОМНЫЙ УСПЕХ

Прошедшим воскресным днем 9 августа на сцене средней школы пгт. Геок-Тепе с большим успехом прошел концерт, организованный  комсомольцами в/ч 62135. Под лозунгами «Народ и армия едины!» и «Слава советской космонавтики» самодеятельные военные артисты продемонстрировали сельчанам высокий уровень художественного мастерства.
Отличник боевой и служебной подготовки, специалист первого класса старший сержант Геннадий Гелендяев очень тонко и умело продемонстрировал как из простого народного танца «Яблочко» можно создать целый мини спектакль.
Классные специалисты рядовые Шитов и Лацис, а также отличник боевой и служебной подготовки ефрейтор Антипов,  используя скупой язык танца, сумели красочно и блестяще исполнить на сцене сложные для восприятия элементы взаимоотношений космонавтов в длительном полете. Особенно ярко и убедительно выглядели моменты взаимопонимания и взаимовыручки.
Это не первый успех талантливого самодеятельного балетмейстера  Геннадия Гелендяева.
Рядовой в/ч 62135
В. Шапиро
 В том же духе были написаны заметки об акробатическом этюде в исполнении молодых воинов учебной роты; о грандиозной пирамиде, составленной из трепетных тел тех же молодых воинов учебной роты и строевой песне, которой успешно закончился концерт.
Не забыл Виктор и о себе, сочинив несколько проникновенных строк о предприимчивом, красноречивом ведущем концерта, великолепном мастере художественного чтения, талантливом художнике, любимом вожаке, проявившем на посту комсорга роты небывалые организаторские способности.




   





















 ГЛАВА VII
ПУТЬ ДОМОЙ

Жизнь человека  начинена множеством событий, каждое их которых имеет свое начало и конец. Нужно лишь уметь обозначить протекание конкретного явления во времени: четко зафиксировать момент старта и рассмотреть финишную ленту, символизирующую окончание действа.
Ничего не бывает вечного, так же, как не бывает бесконечной службы в армии.
Военнослужащие срочной службы четко знают, когда их определили в часть и когда они должны убыть восвояси. Уже за год до окончания службы, они начинают обратный отсчет дням. При этом, воины также заметно меняются, как лососевые породы рыб, двигающиеся к истокам реки на нерест.
С момента обретения статуса «старик», у старослужащих солдат преображается осанка. Они делаются неспешными, осмотрительными, рачительными.
Данная  категория воинов больше задумывается о доме. Материально и морально готовят себя к гражданской жизни. В этот период времени они бережливее относятся к обмундированию и обуви. Наиболее хозяйственные и самостоятельные из них, закупают большие дорожные чемоданы, куда складывают новые казенные и купленные вещи, а срок ношения старых шмоток умышленно продлевают. Приобретают фотоальбомы, расклеивают солдатские и привезенные из дома фотографии. Делают под ними надписи, пишут  адреса сослуживцев.
За год внимательной жизни и усиленного влечения к собирательству, в чемоданах рассматриваемых военнослужащих скапливается огромное количество барахла, которое они  частенько перебирают и лелеют.

НОВОЕ УВЛЕЧЕНИЕ

Для Виктора время имело иной смысл. По его глубокому убеждению, оно не должно было растрачиваться попусту. Из каждой единицы отсчета следовало извлечь интерес для себя, если не сиюминутный, то четко маячивший впереди. Его деятельная натура не терпела простоев, он всегда находился в поиске. В силу этой особенности его характера, он не мог подолгу и без оглядки следовать одной определенной стезёй.
Как только ему наскучило штамповать заметки в газету, он тут же бросил это занятие, хоть и прибыльное,  и обратил себя на поиски новых увлечений.
В это напряженное  для Виктора время, Гелендяев пригласил его поучаствовать в инспектировании и профилактике новой военной радиопередающей техники. Виктору это предложение показалось интересным, и он с готовностью последовал за Генкой в автопарк. Там, в несколько рядов стояли новенькие автомашины с кунгами, где размещались радиостанции. Внешне, они ничем не отличались от тех, которые использовались ими в повседневной работе.
Генка по-деловому сорвал пломбу и печать, достал связку ключей и открыл кунг на первой автомашине. Внутри пахнуло свежей краской и тонким ароматом смазки, создаваемых  вкупе ощущение девственности этой техники.
Все передвижные радиостанции того времени отличались друг от друга мощностью и, соответственно, размерами, так как передатчики были ламповыми. Чем большим числом ватт обладал радиопередатчик, тем солиднее были лампы и, соответственно, требовалось больше места для их размещения. Кроме самого передатчика, занимавшего половину всего помещения, сбоку находилось рабочее место для ведения радиообмена, то есть небольшой столик, на котором прикреплялся приемник, радио ключ и привинченное к полу кресло.
К удивлению Виктора, в новенькой восьмисотваттной станции, вместо ключа стояла машинописная клавиатура, но только предназначенная не для печати, так как не было привычных механизмов с оттиском букв, цифр, знаков препинания и прочих атрибутов, а, по всей видимости, для передачи текста непосредственно в эфир.
Обследование диковинки привело к тому, что был обнаружен небольшой ламповый блок, к которому тянулись кабели от клавиатуры. Не было никакого сомнения, что обнаруженный прибор должен был служить неким преобразователем радиосигналов. То есть, если давить на клавиши клавиатуры, то в эфир будут идти сигналы в виде морзянки.
Виктора вдруг обуяло зло на своих командиров. 
- Ну, ведь никто не обмолвился словом, что есть такие устройства.
 Да – а, - согласился Генка.
 А случись, не дай бог, военные действия, и эти станции выйдут на боевые позиции? Кто будет работать на этих машинках, ключей-то нет?    
- Да-а, - промычал снова Генка.
- А с другой стороны, - продолжал возмущаться Виктор, - какого черта мы мучаемся  на этих допотопных ключах, когда под боком лежит без дела новая техника, которую нужно осваивать и применять, потому, что это, возможно, будущее  радиообмена.
- Ты прав, - заключил Генка.
- Так вот, возьму-ка я эту технику и направлю в нужное русло. Научусь сам, воспитаю учеников. Всё будет от неё какая-то польза, чем ржаветь тут без дела.
- Слушай, давай пройдемся еще, может быть что-нибудь другое обнаружим, - предложил Генка.
Приятели вскрыли и осмотрели еще несколько станций, везде вместо ключей стояли машинки.
На десятой автомашине Виктор не выдержал.
- Марки станций одни и те же, год выпуска по формуляру один, поэтому нет смысла искать неизвестно что. ГОСТ одинаковый. Что время терять.
Эти доводы убедили Генку. Они отыскали среди бумаг описание радио машинки. Виктор сгреб все, перелез через забор и пошел в штаб.
Никто его не остановил, не поинтересовался, что и откуда несет. Более того, когда он обустроился со своим новшеством на рабочем месте в радиобюро, ни начальник связи полка, ни командир роты, ни Шурик, заходившие к ним в бюро по несколько раз в неделю, никто не обратил внимания на сверкающую никелем клавиатуру на столе и висевший на видном месте ящик с ламповым блоком.
С одной стороны, Виктора устраивала невнимательность начальников, а с другой, ему было неприятно и больно сознавать, что офицеры жили своей отдельной жизнью, что им все было до фени, и они безучастные к окружающему их остальному миру обреченно тянули лямку.
Виктор, со свойственной ему увлеченностью, принялся осваивать клавиатуру. Через Шурика  заполучил руководство по обучению машинописи десятью пальцами. Строго руководствуясь рекомендациям, он по двенадцать часов в сутки упорно работал на машинке, не выходя в эфир. Виктор не терпел любительского отношения к делу и старался во всем добиваться профессионализма.
Через месяц упорного труда, Виктор мог, не глядя на клавиши, передавать текст с механической точностью и со скоростью, превышающей норматив мастера спорта.
К тому времени Виктор был одним из лучших специалистов, имел высший класс радиотелеграфиста. Но в работе на ключе для каждого радиста был определенный предел, когда выше головы не прыгнешь. Овладеть радио ключом мог почти каждый, в той или иной степени, а вот стать виртуозом - только очень одаренный человек. Поэтому в каждом призыве выделялся, как правило,  только один-два из обучаемых, кто владел этим инструментом значительно лучше остальных.
Это относилось и к работе на, так называемой, «дрыжке», поскольку она была таким же инструментом.
Только самым лучшим доверяли связь со штабом округа, потому что солдаты, которые несли службу в вышестоящей организации, считали и себя выше сверстников в подчиненных подразделениях. Поэтому радисты из штаба военного округа вели себя в эфире заносчиво, требуя к себе уважительного отношения. Они сидели на приеме телеграмм с мест и не терпели, когда кто-то из передающих радистов ошибался. При первой же ошибке, в адрес виновного моментально  неслись унизительные три буквы: «QEM», что означало: «Сменить радиста - работать не может».
Особенно невыносимо было слышать эти слова старослужащим, самым лучшим в полку специалистам, если при этом на другом конце за ключом сидел салага, едва научившийся что-то смыслить в этом деле. Но возражать было бессмысленно и, сжав челюсти, наши парни терпели эти издевательства.
Виктор наблюдал эти сцены когда на связи с Ташкентом сидел Рашид, виртуозно владевший «дрыжкой», затем маленький парнишка с последующего призыва, сменивший Рашида, Вася Цеханович и, наконец, Толик Антипов. Все эти ребята на протяжении всей смены упорно тренировались на ключе, чтобы не потерять форму и не подвергать как себя, так и полк оскорбительным выпадам со стороны  радистов округа.
Передать телеграмму из трех тысяч букв и ни разу не ошибиться – задача далеко не простая, не говоря уже о том, что буквы, состоящие от одного до четырех знаков, нужно было посылать в эфир безупречно. За две-три ошибки можно было получить грозное предупреждение на имя командира полка, за подписью серьезных начальников, о наведении порядка во вверенной части. Бог весть что мог наболтать салаженок из округа.
Освоив новую технику, Виктор  поднялся над всеми, передающими на ключе радистами, на несколько порядков выше. Можно было смело сказать, что никто в мире не мог достигнуть такой техники, разумеется, при передаче на ключе, которой обладал Виктор на своей машинке. Цифры, состоящие из пяти знаков, он передавал с такой скоростью, что едва нашлись бы специалисты с лету записать их.
То есть, он мог работать на предельной или, вернее сказать, на запредельной скорости и при этом точность произношения регулировалась не им, а прибором. Его задачей было успевать нажимать на клавиши.
Разумеется, как только Виктор поверил в свои силы, он отодвинул от ключа Антипова, поставил на его место свою машинку и принялся передавать буквенную телеграмму в округ.
Вокруг него столпились все ребята со смены в ожидании оплеух, которые Виктор раздаст всем, кто попробует вякнуть ему наперекор.
Возмездие свершилось уже при передаче первой строки.
Виктор не стал устанавливать на машинке большую скорость, но работал на предельной для хорошего радиста.
На пятой группе вышестоящий корреспондент запикал с просьбой начать заново. Виктор не стал спорить, выждал время и спокойно продолжал передачу.
Ребята за его спиной забеспокоились, удивляясь выдержке Виктора.
На этот раз, бедолага, на другом конце, сбился на седьмой группе.
Вполне понятно и справедливо, надо было поставить недотепу на место. Текст состоял из трехсот групп, а он со второго раза не мог осилить десяти.
Наконец, в адрес штаба округа понеслись заветные и, наверное, единственные на памяти собравшихся воинов шестой роты, три буквы: «QEM» – «Сменить радиста – работать не может». Этот жест прозвучал не как месть, а как справедливое требование. Однако для всех ребят  эти три буквы, брошенные в адрес штаба округа, были восприняты как возмездие за все издевательства, которые чинили вышестоящие коллеги на протяжении многих лет..
Это послание на «Олимп» было встречено визгом и топаньем всех присутствующих. Антипов  не выдержал, позвонил в роту и позвал всех желающих быть свидетелем избиения ненавистных представителей  штаба округа.
Через пять минут радиобюро было заполнено до отказа. Все стояли в ожидании беспрецедентной войны в эфире.
После получения «пощечины», в Ташкенте установилась неестественная тишина. Затем в эфире раздалась залихватская трель. На том конце приглашали к передаче. На прием телеграммы сел кто-то другой, постарше.
Виктор продолжал передачу, не добавляя скорости. Прыткий паренек сдался на пятой строке, то есть на 62 группе, второй сбой произошел через семь групп.
Тут же, четко прозвучал пинок Виктора в зад, переоценившему себя малому.
Снова возникла пауза, во время которой, радость свершения возмездия вновь охватила всех присутствующих.
Надо полагать, что в передающем центре штаба округа была аналогичная обстановка. Кто-то из самых-самых сидел на связи с Москвой, а те вели себя тоже, как пупы земли. Не исключено, что в Министерстве Обороны на связи с округами находились сверхсрочники, то есть профессионалы, а с ними  тягаться было бесполезно.
Словом, через пару минут на связь вышел приличный радист, который молча принял более двухсот групп, но и он не избежал сбоя. Причем, понимая, что имеет дело с профессионалом самого высокого класса, попросил повторить последние десять групп извинившись, и, употребив слово «пожалуйста»
Это была победа. Все ребята ликовали. Подначивали добавить скорость, но Виктор не поддался на провокации и спокойно довел свое дело до конца.
Тот, кто принял телеграмму, поблагодарил Виктора и спросил как зовут, сколько времени служит и прочее. Перебросившись несколькими фразами, стороны разошлись с миром.
Пришлось провести еще пару сеансов дрессировки, пока в штабе округа, наконец, поняли с кем имеют дело и стали с уважением и почтением относиться к радистам полка.

Виктор нашел себе очередную забаву и, когда становилось скучно, как правило, ночью, он и сам был не прочь поиздеваться над коллегами на точке.
Для радистов существовало правило иметь на столе наготове не менее двух, причем подточенных с обои концов   карандашей, чтобы увеличить вероятность длительной и бесперебойной записи.
Так было в полку, а  в отдельном батальоне или роте, расположенных  на приличном расстоянии  от головного подразделения, все обстояло иначе. Там на связи находился один воин. Он же следил за работой радиопередатчика и с кунга вел радиообмен со штабом полка. Как правило, заступив на дежурство, такой солдат, не обремененный ответственностью за четкое и беспрерывное обеспечение связи, ночью спокойно дрых. Когда же его будили позывные, настойчиво звучавшие в радиоприемнике, он подолгу очухивался, зажигал свет, искал карандаш, блокнот и, в редком случае, мог записать небольшую телеграмму с первого раза.
Каждого, кто выходил в эфир, узнавали по подчерку. Это удивительно, но скрыть от опытного радиста свою передачу на ключе было невозможно. По каким признакам происходило опознание, наверное, никто не сказал бы, но, тем не менее,  ошибались редко. Поэтому, как только в эфире завязывалась беседа, стороны моментально узнавали друг друга, если не в лицо, то по имени, точно.
Виктор со своей машинкой свалился всем на голову неожиданно. Никто не мог понять, откуда он взялся. Из старослужащих так никто не работал, а о салагах  речи и не могло быть.
Часа в четыре ночи Виктор мог неожиданно выйти в эфир, с сообщением. Выждав, положенные несколько секунд, с тем, чтобы его корреспондент взял карандаш и приготовился к приему, он просил сосредоточиться, звучали предупреждающие: «внимание, внимание, внимание». Затем пауза и  с невероятной скоростью проносились цифры, которые  не только невозможно было записать, их нельзя было распознать на слух.
Через какое-то время тот, кому предназначалась телеграмма, выходил на связь и просил повторить сообщение.
Виктор снова готовил его  к приему. Раздавалось трехкратное «внимание», затем через паузу, чуть медленнее, мелькали все те же цифры.
И снова бедняга на точке, не зная, кто с ним на связи, просил повторить. Виктор осыпал его градом кодов, из которых тот не мог  понять половины и, совершенно обезумевший, пытался выяснить с кем он имеет дело.
В ответ Виктор отвечал сухим позывным и снова призывал, уже окончательно проснувшегося собеседника, к приему текста. После чего он очень медленно и четко передавал телеграмму.
Невероятная возня в эфире произошла, когда Виктор, также ночью, передал циркулярную телеграмму, адресованную всем, кто находился на связи с полком.
Обычно, в таких случаях, с объявлением: «Всем, всем, всем»,  просыпались один - два  воина, остальные продолжали спать.  Так было и в ту ночь. Виктор расправился с проснувшимися, а потом  вынудил пробудиться остальных. Последние, в лучшем случае, слышали только выяснение отношений со своими коллегами, но не знали, что телеграмма касалась и их, так  как самое интересное, то есть начало передачи, они проспали. Тогда Виктор попросил их ответить на три сообщения, якобы переданные  ранее. После непродолжительного обмена мнениями, он  с третьей попытки дал им возможность записать основной текст, а пропущенные телеграммы обещал повторить утром вместе с приказом о наказании командира части.
В 8 часов утра в штабе полка заступила новая смена, которая о ночном кошмаре ничего не слышала и радиста, передающего с бешенной скоростью, никто, якобы, не знал.
Среди радиотелеграфистов и их младших командиров воинских частей «ОСНАЗ», дислоцированных на приграничных территориях Таджикистана и Туркмении, возник легкий переполох. Все понимали, что в полку, на самом деле, не могло быть  человека, который бы в такой степени владел передачей. Умственно продвинутые люди, конечно, могли предположить что, такой радист вообще не мог существовать в природе, потому что с такой скоростью передавать на ключе было физически невозможно, но таких уникумов в выше обозначенных воинских формированиях, не нашлось, а тем, кто рассуждал на эту тему, чтобы быть продвинутыми,  мешало шаблонное мышление.
Можно было выдвинуть  совершенно невероятную версию, что на полковой частоте с ними работал враг из сопредельного государства, который подсунул какую-то зашифрованную информацию, но до таких пределов общественная мысль озадаченных воинов не доходила.
Не долго думая, все, как будто сговорившись, отодвинули свои нелегкие думы на шесть часов, с тем, чтобы после обеда, на сытый желудок, попросить ребят из штаба полка, которые работали прошедшей ночью, пролить свет на загадочные явления.
Как только Виктор и его команда заступила на очередное дежурство, тут же в эфире зазвучали позывные всех корреспондентов.
Начались беседы на обозначенную тему. Естественно, что в радиобюро штаба полка никто ничего не слышал и не видел.
Виктор, работавший на ключе, и все остальные члены команды уверяли своих собеседников, что всё, о чем они толкуют – бред, и предлагали меньше  спать на дежурстве, чтобы не снились подобные кошмары.
В разгар этих переговоров, Виктор включил свою машинку и на другой, общей для всех частоте, вышел на связь с позывными полка. Прозвучали жесткие требования  прекратить несанкционированный радиообмен. В противном случае, последуют серьезные меры, вплоть до лишения свободы.
Наступила  гнетущая тишина.
Так, в ежовых  рукавицах, Виктор продержал сослуживцев целую неделю.

Говоря о почерке радистов, следует упомянуть ещё об одной существенной детали. Самые выдающиеся из этой категории военных специалистов в момент передачи кода, означающего  переход к делу после взаимных реверансов сторон радиообмена, звучащих как: «тире, три точки, тире», между тире втискивали не три, а серию точек. Чем длиннее была трель, тем круче был специалист. На произношение этого сленга были способны очень немногие, но те, кто выделывал такие кренделя, пользовались  большим авторитетом в своем кругу.
На стыке 1967–68 годов обострились отношения СССР с Китаем. Нередко происходили конфликты на границе этих государств. В этой связи, в Казахстане было решено создать воинскую часть подобно той, о которой идет речь в этом повествовании. Группу военнослужащих из полка отправили в Казахскую ССР. Вместе с этим воинским формированием выехал Генка Гелендяев, который на месте дислокации будущей части должен был обеспечивать связь с полком.
Первый свой выход в эфир Генка успешно осуществил как раз в смену Виктора.
Как только Виктор услышал позывные нового корреспондента, с трелью «дрыжки» Гелендяева, он тут же отреагировал. Ответив на позывной, Виктор надавил на клавишу с символом «тире», затем резко перевернул клавиатуру на бок. В этот момент в машинке что-то замыкало, и в эфир неслись сплошным потоком точки. Виктор медленно добавил скорость звучания этих знаков, выждал какое-то время с тем, чтобы Генка обалдел окончательно, вернул клавиатуру в горизонтальное положение и надавил на тире.
Обоюдное молчание сторон длилось долго. Генка, хоть и присутствовал при хищении государственного имущества, даже способствовал оному, никогда машинки в действии не слышал, да и за два прошедших месяца  об этом случае, наверное, забыл.
«Не туда попал» – была первая мысль Гелендяева. Однако, разум постепенно возвращался к нему, и он вспомнил, что ему ответили на той частоте, которая значилась в аппаратном журнале и с позывными полка.
«Что за чертовщина, - продолжал размышлять Генка, - Никто из ребят, оставшихся в родном подразделении, так работать на ключе или на «дрыжке» не мог. Тут что-то не то», - заключил он и снова осторожно вылез в эфир.
«Как ваше имя?», - поинтересовался Генка на международном языке радиолюбителей.
Виктор закидал его небрежно кодами и в конце протянул: «Я – Шап». И тут только Генка понял, что его приятель общался с ним  при помощи краденого прибора с клавиатурой.




О ПОЛЬЗЕ ВЕЩЕЙ И ВЫТЕКАЮЩИХ (ОТ ПОЛЬЗОВАНИЯ ИМИ) ПОСЛЕДСТВИЯХ   

Удивительно, но иногда вещь, случайно оказавшаяся в руках человека, может изменить его судьбу, либо существенно повлиять на ход жизни. Причем рассматриваемый субъект, приютивший находку, может поначалу и не предвидеть последующих событий. И лишь через какое-то время любовного пользования ею, в состоянии поиметь от этого приобретения очевидную пользу.
Применительно к нашему герою, его вещь – машинка, появившаяся в руках благодаря случаю, при умелом использовании, настойчивом трудолюбии и благородном порыве позволило ему: поднять престиж полка в глазах коллег округа; значительно повысить авторитет среди сослуживцев; возвыситься до уровня Учителя.
Но самое главное, его вещь, кроме морального удовлетворения, принесла ему и овеществленные результаты в виде отпуска на Родину за успешные действия на учениях.

Кстати об учениях.
Если в народе говорят, что ремонт в квартире или переезд из одного места жительства в другое – маленькое стихийное бедствие, то воинское учение – это большое стихийное бедствие.
Причем теоретически, всё выглядит очень просто. На самом деле, чего проще: сесть в автомобиль с действующей, еще тепленькой, радиостанцией; выехать километров за пятьдесят от постоянного места дислокации; выкопать капонир, поставить туда автомашину, развернуть телескопическую антенну, подключить радиостанцию к передвижному источнику питания, настроить передатчик на нужную частоту и установить связь с корреспондентами,  которые в это время тоже где-то прячутся от невидимого врага.
Но стихия начинается с момента объявления тревоги. Захлестывает она  военнослужащих, когда они пытаются сдвинуть с места, стоящую на кирпичах автомашину с радиостанцией. Как только это им удастся,  радиостанция начинает жить своей собственной жизнью, не подчиняясь воле  хозяев. Вернуть ее в прежнее состояние без посторонней помощи не удавалось никому.
Иными словами, для того, чтобы на новом месте восстановить связь, а именно: объединить, соединить всех участников учения и добиться слаженных действий в эфире, требуется дирижер, то есть опытный специалист, который и заставит их согласованно извлекать нужные звуки, адресованные определенным слушателям.

_________

С наступлением учений часть опустела. Стало безлюдно и пугающе тихо, как на развалинах селения, заброшенного в безжизненной пустыне.
Виктор шагал по расплавленному плацу мимо знакомых лих, укоризненно взирающих на него с металлических щитов. Он вдруг почувствовал себя неуютно среди несуразных солдатских фигурок с большими головами. Ему даже показалось, что все эти «кунсткамеровские» ребята как бы напряглись, готовые вот-вот ступить на землю и молча двинуться на него со всех сторон, словно зомби с бледными каменными лицами.
«Неужели мозги начинают плавится?» - испуганно подумал Виктор.
Он встряхнул головой, будто после глубокого обморока и заспешил к чайхане, стараясь не оборачиваться. Заскочив в помещение, Виктор метнулся к окну, выходящему в сторону плаца.
- Маразмы какие-то, - в сердцах выпалил он.
За прилавком скучал чайханщик Шухрат.
Переминаясь с ноги на ногу, Виктор вспоминал, зачем пришел в торговую точку. Не найдя ответа на этот мучительный вопрос, он купил две пачки сигарет «Шипка», спички и отправился восвояси. Только на этот раз идти через плац не решился. Пробираясь к штабу окольным путем, Виктор так и не мог обосновать свой странный поступок с покупкой сигарет.
Ведь он не курил.
Виктор закрыл за собой дверь радиобюро, выложил перед собой сигареты и тупо уставился на памятник павшим воинам, изображенным на пачке…
Закурил.
Все ребята с роты выехали с радиостанциями в пустыню. В бюро он оставался один на весь период учений. И именно от него, в значительной степени, зависел исход данного мероприятия.
___________

Колонна военных автомобилей медленно катила по шоссе  вглубь бесконечного нагромождения песка. Он был повсюду: скрипел на зубах военнослужащих, обреченно двигающихся на воинскую экзекуцию, именуемую учением; тонким слоем покрывал поверхности оборудования в кунге; нехотя елозил по поверхности дорожного полотна, потревоженный натиском тяжелых машин.
Наветренные склоны наезжали на дорогу то справа, то слева, готовые стереть с лица земли все, что намерено было стоять долго вопреки воли природы.
Гудрон на открытых участках асфальта буквально скворчал под раскаленными лучами полуденного солнца.
Воздух вокруг извивался в диком истерическом танце.
- Эх, сейчас бы холодненькой водички из холодильника, - мечтательно промычал Толик, отхлебывая из фляжки теплую кипяченую воду.
- Есть идея напоить нашего друга «прохладной, с гор водопадной», - откликнулся Шаповалов. Он достал из тумбочки пустую бутылку из под лимонада. Тщательно обмотал её концами из фланелевых тряпочек. Вылил в бутылку содержимое своей фляжки. Внимательно взглянул на затихшую команду.
- И что дальше? – не выдержал Толик.
- А дальше, - назидательно произнес Семен, - сплошная физика и никакого мошенничества.
Он взял у Антипова фляжку и аккуратно, стараясь не пролить живительной влаги, напитал материал на бутылке. После чего вывесил ее снаружи кунга, приладив к открытой дверце форточки.
Бутылка раскачивалась из стороны в сторону на горячем ветерке, а ребята поочередно выглядывали полюбоваться таинством перерождения жидкости, заключенной в емкость, выделывающей на ходу автомобиля таинственный шаманский танец.
Через пару минут Семен решительно прервал бутылочную пляску и, убедившись, что тряпки стали подсыхать, отцепил  бутылку от форточки и представил для обозрения алчущей публике.
Оценивающе осмотрев подчиненных, Семен сделал несколько глотков.
- Зубы ломит, - известил о результате эксперимента командир.
- Ну-ка дай, - с подозрением откликнулся Толик.
Когда бутылка обошла всех бойцов, в кунге воцарилась относительная тишина. Лишь ровный гул автомобиля и мерное покачивание сидящих тел выдавали на этой военной единице присутствие жизни. Каждый из военнослужащих данной самодвижущейся в пространстве радиостанции пытался понять, каким образом теплая вода на горячем солнце чуть ли мгновенно превратилась не то что в прохладную, а холодную жидкость.

Для ребят тогда событие это означало восьмое чудо света, причем самое чудотворное, потому что о семи других они имели смутное представление.

Через два часа пути колонна замедлила ход. Головные автомобили свернули с основной дороги и, грузно покачиваясь, устремились в барханы. Находиться в кунге стало не просто. Приходилось срочно укреплять подвижные вещи, искать вокруг себя выступающие детали оборудования и использовать их в качестве поручней, за которые следовала цепляться обеими руками. Правда, ехать так пришлось недолго. Через полчаса колонна встала. Захлопали дверцы автомобилей. Начальство рассредоточивалось с целью отыскания подходящего места для размещения передвижной воинской части.
В дверь кунга залихватски постучал Шурик.
- Выходи строиться, - скомандовал взводный.
Ребята нехотя спрыгнули на песок, оглядываясь вокруг, в надежде отыскать тенек. Однако солнце стояло в зените и палило нещадно.
Минут через пять появился ротный и увел Шурика. Не успели командиры скрыться за барханом, как дружный расчет оказался под автомобилем. Быстро орудуя саперными лопатками, бойцы приготовили себе место для перекура.
- И что мы ждем? – робко поинтересовался Вася из «молодых».
- Когда нам самый большой бархан отыщут, - отозвался Толик.
- Почему большой? – не унимался любознательный малый.
- Чтобы вместе с этой колымагой захоронить,- Толик ткнул в поддон кузова, - а она у нас самая высокая. Пояснить почему?
Вася затих.
В проеме между колес нарисовалась нижняя часть Шурика с его Х-образными ногами в пыльных хромовых сапогах.
Около минуты рассматриваемая доля командирского тела стояла неподвижно. Затем стопы понесли этот составной элемент организма к кабине, где он по частям исчез из поля зрения. Шурик забрался на ступеньку в желании отыскать в переднем отсеке автомобиля своих подчиненных.
Спрыгнув на землю, видимая половина туловища командира взвода задумчивой походкой проследовала к входной двери кунга. Какое-то время крутилась вокруг оси, потом снова исчезла с глаз. Шурик залез в будку.
Из-за бархана донеслись вопли командира роты ориентировочного характера.
- Тупица, ё…, ты где провалился?
Ответа не последовало. Шурик упорно отыскивал исчезнувший расчет внутри кунга.
На вершине бархана показался Твердохлеб.
– Ты чё там потерял? – продолжал орать командир роты.
- Куда-то все подевались, не пойму, - отозвался Шурик, выглядывая с кунга.
- Да ты разуй глаза, мудак. Вон они сидят херувимы… Чо расселись – по машинам.
__________

Пока сослуживцы, заливаясь потом, рыли капонир для укрытия своей боевой техники, Виктор неспешно вскипятил чайник на электроплитке. Заварил в кружке чай. Любовно разложил на столике возле себя кусочки рафинада.
По его расчетам полковые радиостанции должны были выйти на связь не раньше чем через три-четыре часа.
Отхлебнув несколько глотков зеленого напитка, «спрятанный в кустах» воин готовился исполнить предначертанную роль в учебном спектакле…
В расчетное время радиобюро огласилось множеством пискливых звуков. Со всех сторон из радиоприемников неслись истошные вопли участников представления о своем появлении на сцене боевых действий и нетерпимом желании быть услышанными.
Для Виктора, спокойно слушавшего данную возню в эфире, было все предельно ясно. По подчерку он узнавал всех, кто в этот момент выстукивал позывные, нервно повторяя букву «Жо», приглашая желаемого собеседника к настройке приемника. Он даже представлял их сидящими в наушниках в душных, пропахших потом и портянками кунгах, где гудели огромные лампы накаливания передатчика, источающих неимоверное тепло, похлещи раскаленной печи, притом, что за бортом температура воздуха достигала чуть ли не пятидесяти с лишним градусов, а за спинами стояли назойливые командиры.
Действия Виктора сводились к корректировке связи и поддержании боеготовности участников учения, а также отыскании заблудших в дебрях эфира доблестных радиотелеграфистов боевых подразделений родного полка. В случае, когда поиски затягивались, его задачей было достоверно исполнить их роль. Образно говоря, он наподобие пастушьей собаки  сгонял всех овец в кучу и следил, чтобы ни одна голова не отбилась от отары.
__________

На радиостанции Семена Шаповалова наступил перекур. Наблюдатель за учениями из штаба округа вместе с командиром роты и Шуриком после успешного установления связи покинули кунг, и ребята расслабились.
Через открытые форточки повалил дым от сигарет.
- Чо-то жрать охота, - поделился своими думами Толик.
- А правда, что на горячем песке в пустыне можно яичницу поджарить? – вкрадчиво поинтересовался у старослужащих Вася.
- А ты сними штаны, присядь и попробуй, - откликнулся Антипов.
Всех охватил жуткий смех с выразительным гиганьем и слезами на глазах, будто ничего более смешного они в жизни не слышали и не представляли.
Когда истерика стала затихать, Семен обстоятельно стал объяснять Василию:
- Можно Вася. Турки же варят кофе на раскаленном песке…
Ребята снова повалились со смеху.
- И запивают… студеной… водой, - давясь от хохота, продолжил реплику командира Толик.

Снаружи раздалась команда:
«ХИМИЧЕСКАЯ ТРЕВОГА!»
Никто из команды Шаповалова и не повел ухом. Воины увлеченно делились рецептами блюд, которые можно приготовить на огнедышащем песочке.
Краем глаза Семен заметил, как мимо пробежал начальник химической службы полка майор Христенко.
- Надеть противогазы! – только и успел выкрикнуть Семен, как дверь кунга распахнулась, и раздался крик «химика».
- Почему не задраены форточки?
И тут ему на глаза попался растерянный любитель глазуньи, который, в отличии от бывалых воинов, не успел нацепить на голову противогаз.
- Надеть противогаз! – заорал на бедного Васю майор.
Трясущимися руками Вася напялил противогаз и, как куль вывалился из кунга.
- Встать! За мной! – не унимался разгневанный  Христенко.
Он повел тяжело дышавшего бойца на вершину ближайшего бархана, очевидно с назидательной целью, чтобы его было видно со всех остальных машин. Заставил стоять по стойке «смирно», а сам ушел по свои делам.
Ребята, сами сидевшие в закрытом кунге, в буквальном смысле, словно в раскаленной духовке, с ужасом смотрели на одиноко стоящего на солнцепеке Василия, представляя, какие муки он испытывает.
- У него не то, что яйца, мозги так зажарятся, - сочувственно протянул Толик.
Было не до смеха. Позже, с содроганием рассказывая  Виктору об этом случае, и Толик и Семен удивлялись стойкости молодого воина, который простоял задыхаясь в раскаленном на солнце противогазе около часа и не лишился чувств.

Учения продолжались по возвращении воинов в родные подразделения. Они проводились на рабочих местах, только в отличие от повседневной деятельности, представляли собой значительное увеличение потока информации, которую требовалось обработать и передать по инстанции. То есть, сочинялась легенда, приближенная по накалу страстей к боевой обстановке. Объявлялась тревога и сыпались сведения о стремительно разворачивающихся событиях военного характера.
Для Виктора с его машинкой, такие учения не представляли никакой сложности, тем более, что арифметические  действия, необходимые для шифровки и дешифровки секретных данных, он производил в уме, а не записывал в блокноте, как это делали другие. Таким образом, он вдвое больше обрабатывал и передавал материалов.
В конечном итоге, полк получил высокую оценку. Немалую лепту в успешное завершение учений внесли радиотелеграфисты, причем главную скрипку в этом слаженном оркестре сыграл именно Виктор. И с подачи Тернова его поощрили краткосрочным отпуском на Родину.
__________

Так, за четыре месяца до увольнения в запас, он во второй раз за службу ехал домой на побывку, но эйфории он не испытывал. Кроме родителей его никто не ждал. Друзья были заняты своими заботами – работа, учеба, семья. Целыми днями он слонялся без дела.
В один из таких бесцветных вечеров, он решил проведать Веронику, которая жила неподалеку. В школе у них были близкие отношения, если таковыми считать несколько поцелуев у калитки. В кармане у него лежали ключи от бабкиной квартиры.
Вероника сказала ему, что будет ночевать у подруги, а утром рано они уедут  в пригород. Она училась в медицинском училище на третьем  курсе.
Виктор, как бы между прочим, предложил ей переночевать с ним и потряс ключами, не предполагая, что она  может согласиться и даже растерялся её утвердительному ответу.
Они сидели у краешка стола напротив друг друга и пили из пиалок изумрудно-зеленый шартрез.
Вероника очень много курила и рассказывала что-то смешное. Она показалась Виктору веселой, забавной девчонкой. Он слушал её, и всё время улыбался, ему было очень хорошо с ней в тот вечер.
Он гладил её руки, волосы и она с замиранием сердца принимала его неловкие ласки.
Когда  легли в постель, Вероника, смеясь, призналась, что всё время думала, как  вдвоем уместятся на этой узкой кровати.
По радио исполняли «Лунную сонату» Бетховена и она сказала, что навек запомнит эту ночь и эту сонату.
Опьяненные близостью тел, они признавались друг другу в самом сокровенном. По-детски наивно шептались о том, о чем бы постеснялись сказать в другой обстановке.
Заснули под утро. А когда Виктор проснулся, Вероника уже оделась и курила, задумчиво глядя в окно.
Было туманное беззвучное утро. Они прощались на стоянке такси. Молча глядели друг на друга, не зная как себя вести. На её бледном лице читалась горячая невысказанная просьба. Она была переполнена неистраченной за ночь лаской, изнывала от страстного томления неудовлетворенной плоти, едва сдерживала себя от неодолимого желания броситься ему на шею и в неистовом порыве излить возникшие в чуткой душе трепетные переживания.
Ему не верилось, что они расстаются, что так быстро пролетела ночь, оставив невыраженными до конца чувства.  Продолжал отчетливо слышать её: «не надо, не надо, нельзя…». Всё еще ощущал её упругое, сильное тело, жаркое прикосновение девичьей груди... Ему хотелось поднять её на руки, прижать к себе, унести из этого вязкого серого утра и больше никогда не расставаться...

Она уехала, и Виктор больше её не видел. Мираж исчез. Он редко вспоминал ту ночь, хотя впервые испытал близость обнаженного девичьего тела. Его сердце не ёкало, когда  он слышал «Лунную сонату». Ему было даже жаль, что эта хрупкая, наивная встреча не оставила в его душе заметного следа. 
_____________

Отпуск незаметно подошел к концу и Виктор без сожаления покинул Родину. Через каких-то три с лишним месяца он вернется домой навсегда.       
Виктор ехал в часть, ставшей за три года его настоящим домом. Там его ждали новые друзья, с которыми бок о бок он делил невзгоды, свои победы. Сообща, они умели из незатейливых эпизодов жизни извлекать для себя интерес.    
Главное, они жили одной жизнью, решали общие для всех проблемы и это их объединяло, сплачивало. Единение душ позволяло выстоять в любой ситуации, научило их не драматизировать события, а смотреть на вещи спокойно, с присущим им чувством юмора.  Они были лишены армейских догм, свободны в своих суждениях и поступках. Для них не существовало авторитетов, потому что они знали себе цену.
К данным человеческим ценностям Виктор относился с большим уважением. Близость с этими людьми приносила ему душевный комфорт и позволяла без напряжения противостоять тем служебным обстоятельствам, которые для одних казались невыносимыми, а для других трагическими.
В эти последние дни Виктор ощущал себя необыкновенно свободным.
Во-первых, рядом были свои, проверенные ребята.
Во-вторых, он не был обременен воинскими обязанностями и не испытывал тоски по Родине.
Для него всякая работа расценивалась временной и не тяготила его. Он жил полной жизнью, тем более, что сложившиеся условия, позволяли остаток службы провести на курорте.
Курортом Виктор называл свое пребывание на позиции.

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ВСЕОБЩЕМ ДВИЖЕНИИ И НЕИЗБЕЖНОСТИ ПЕРЕХОДА КОЛИЧЕСТВЕННЫХ ИЗМЕНЕНИЙ В КАЧЕСТВЕННЫЕ

В природе все находится в движении. Как ни странно, данное утверждение относится и к армии. За три года, проведенных в армейской среде, Виктор, не задумываясь (даже в случае неожиданного отлучения ото сна) мог назвать три особо значимые перемены, происшедшие в его родном подразделении.
Это были поистине эпохальные события, которые, при всем желании, обойти вниманием или забыть нельзя, поскольку они свидетельствовали не только об экономическом росте советского государства, но и отцовской, трогательной заботе Партии и Правительства относительно её защитников.
Нетрудно представить, как отреагировал бы молодой, вечно голодный человек, лишенный чутких, внимательных материнских рук, на ощутимую добавку к повседневной пище… Правильно, только выражением бурного восторга!
Именно таким образом Виктор и его друзья восприняли весть об увеличении порции сливочного масла с десяти до двадцати граммов на завтрак, и появлением в солдатском рационе третьего блюда на обед в виде стакана компота из сухофруктов.
И, наконец, третье, самое существенное изменение, случившееся на третьем году службы наших героев, коснулось течения боевого дежурства.
Взамен изнуряющей «двухсменки» пришло время спасительной третьей смены. И хотя, с одной стороны, это течение количественно возросло, одновременно оно качественно улучшилось, что со всей очевидностью продемонстрировало на практике сущность самого движения, незыблемость фундаментального противоречия и неизбежность перехода количественных изменений в качественные.

С введением третьей смены, которая, кстати, не потребовала увеличения поголовья военных специалистов низшего звена, исчезло понятие: «трудовая повинность». После ночной смены, длившейся с 20-00 до 08-00 часов, солдатам, занятым на дежурстве, полагался отдых продолжительностью 48 часов. Затем они заступали в дневную смену с 08-00 до 20-00 часов, по окончании которой имели возможность набираться сил целые сутки перед следующей вахтой.
При таком распорядке у бойцов появилось свободное время для качественного отдыха, а также (при желании и потребности) для умственного, духовного и физического развития.

Из чего можно сделать следующий вывод:

Введение третьей смены в  течение  боевого дежурства позволило существенно поднять боевой дух солдат воинских формирований «ОСНАЗ» и добиться высоких показателей в их служебной и политико-воспитательной подготовке, а стало быть, еще более упрочить «железный занавес» страны Советов во избежание посягательств различных недругов извне.

От малого явления до глобальных последствий – один шаг!

В свете вышеизложенного, представляется с каким настроением и подъемом наши герои обживали новое место службы, именуемое «позицией», хотя до «дембеля» им оставалось служить чуть больше трех месяцев.
Данное воинское поселение, располагалось в полутора километрах от части.
На территории в 30 соток стоял небольшой домик и размещались два автомобиля с радиостанциями. Весь этот, населенный солдатами пункт, был обнесен бетонным забором и имел, тем самым, статус отдельного подразделения. Командовал им старший сержант Семен Шаповалов.
Семен сумел вытащить на «позицию» Славку Яшина и Толика Антипова. Виктор в этой дружной компании являлся связующим звеном.
Первой задачей поселенцев было освоение заброшенного хозяйства. Ребята побелили имеющиеся комнаты: столовую и общую спальню. Разбили у входа клумбу, посадили вокруг домика персики и абрикосы, проложили дорожки. Все  детали и формы обустраиваемой территории обложили кирпичом, который натаскали со строящегося рядом какого-то сооружения. Похищенный стройматериал побелили, так что опознать его стало затруднительно.
Выполнив на «позиции» программу минимум, друзья огляделись. Огромный массив земли вдоль дальнего забора оставался не обработанным и создавал вид запущенной территории.
- Что нам делать с этой землей? – призвал к размышлению Семен.
- Можно посадить помидоры, рассада в полку еще осталась, - предложил Толик.
- Прежде чем посадить – эту территорию нужно вскопать, - резонно заметил Виктор. – Мы на этой земле костьми ляжем. Её же надо ломом долбить. И вообще, вы что, намереваетесь еще помидоры засолить перед отъездом на родину?
- Постой, - воскликнул Славка, - там, в углу, я плуг видел.
- Вот мы тебя в него и запряжем, - откликнулся Семен.
Ребята рассмеялись.
- А, впрочем, зря смеётесь, - неожиданно отреагировал Виктор. – на стройке трактор стоит. Ночью пригоним его сюда и вспашем.

С наступлением сумерек, Семен с Виктором отправились на разведку. Они обошли, на всякий случай, всю стройку и убедились, что до сих пор охрана отсутствует. В радиусе полутора километров никаких жилых построек не наблюдалось. Дорога к стройке подходила только со стороны части, а дальше уходила на птицефабрику. Ночью туда и в обратном направлении никто не ездил.
Похитители государственного имущества подошли к одиноко стоящему колесному трактору. Виктор сходу, как заправский тракторист намотал на шкив пускача веревку и дернул. С третьего раза движок затрещал. Друзья переглянулись, довольные удавшемуся манёвру. Ловким движением Виктор запустил дизель. Очутившись в кабине, ребята, не включая фар, направили технику в расположение «позиции». У открытых ворот их поджидал Славка.
 Только бригада приготовилась к вспашке, как из кунга выбежал Толик и отчаянно замахал руками.
- Дежурный! Дежурный! - орал Толик.
Виктор взобрался на кабину трактора и убедился, что на самом деле, со стороны части  к ним движется автомашина. Он соскочил на землю, заглушил двигатель. Все мигом разбежались по своим местам.
- Надо было трактор отогнать подальше, - только и успел поделиться своими мыслями Семен, как к воротам уже подъехал газик с дежурным по части.
Славка не спеша, пошел открывать ворота, а Виктор спокойно возразил Семену.
- Не суетись, спрятанная вещь, когда ее заметят, может только вызвать подозрение. А наша вещь  большая, её не спрячешь. Пусть лучше стоит на видном месте.
Лейтенант Воробьев вылез из кабины, прошел мимо стоящих воинов, заглянул в кунг, где сидел Толик в наушниках. Возвращаясь к автомашине, он вдруг заметил трактор с плугом и спросил у Семена.
- Пахать будут?
- Да, - безразлично ответил Семен и махнул рукой.
Воробьев уехал, а ребята принялись за работу.

Для окончательного оборудования «позиции» в часть пригнали штрафников из дисциплинарного батальона, расположенного в соседнем Кызыл-Арвате.
Дисбатом называли воинское подразделение для военнослужащих, совершивших преступления, срок наказания за которые определялся двумя-тремя годами лишения свободы. Судили таких воинов военные трибуналы, однако вынесенные   решения, не являлись судимостью и, соответственно, не имели последствий, в отличие от гражданских лиц, осужденных за те же преступления по приговорам гражданских судов.
После отбытия наказания в дисциплинарном подразделении, воины возвращались в часть дослуживать оставшийся срок действительной службы. Но и тут их могли освободить от этой  повинности, по усмотрению отдельных военных руководителей.
Как правило, командиры частей и непосредственные начальники всячески старались не  выносить сор из избы, не доводить правонарушителей до трибунала, а перевоспитывать собственными силами, так как за совершенные подчиненными преступления можно было поплатиться звездой или должностью.
В свою очередь, военные подразделения, о которых идет речь, создавались также с целью сокрытия, но уже от широких масс, истинного состояния дисциплины и порядка в армии. Фактически же эти воинские формирования ничем не отличались от исправительно- трудовых колоний, находившихся в ведении органов внутренних дел.
На «позиции» военные «зеки» возводили площадку под стоянку автомобилей с радиостанциями, укрепляли поваленные или покосившееся бетонные плиты забора, варили ворота, оборудовали сортир. То есть производили самые трудоемкие и требующие определенной квалификации строительные работы.
Охраняли их солдаты с автоматами, которые устраивались в тенечке и бдительно следили за штрафниками, поминутно выкрикивая команды, ограничивающие свободу их действий.
Виктор с интересом наблюдал за жизнью колонистов, затем не выдержал и подошел к конвоиру полюбопытствовать о его службе. Парень оказался немногословным и поддерживать разговор не хотел. Тут к нему направился один из охраняемых солдат без ремня с просьбой дать спички прикурить сигарету.
- Стоять! – скомандовал конвоир и бросил ему коробку спичек. Пока тот прикуривал, Виктор спросил.
- За что сидишь, земеля?
- С контингентом разговаривать запрещено, - отрезал конвоир.
- Я же через тебя спрашиваю. Надо же знать, за какие дела можно оказаться за решеткой.
- Не положено, - снова завелся конвоир, а затем вдруг соскочил с места, передернул затвор автомата и направил его на Виктора. - Не подходить!
 Виктор не стал спорить с психом и только собрался уходить, как к нему подошел сержант из дисбата.
- В чем дело? – поинтересовался он.
- Вы тут раскомандовались, как у себя в зоне, - выразил недовольство Виктор.
- Порядок есть порядок, - возразил сержант. - Чего возмущаться? У каждого своя служба и свои обязанности. Это же не просто солдаты, а преступники и находятся под стражей. Давай отойдем в сторону.
Сержант с Виктором отошли к домику и сели в тени на скамейку.
- Какие проблемы? – спросил сержант.
- Да никаких проблем, просто поинтересовался, за что люди сидят.
- Да, по многим статьям. В основном, за кражи, хулиганство, а этот, - сержант кивнул в сторону солдата, который просил закурить, - за мошенничество.
- Какое мошенничество может совершить солдат и в отношении кого? – удивился Виктор.
- Тут случай особенный. И смех, и грех, как говорят. Он и его напарники – танкисты. Вот и решили толкнуть свой танк по дешевке.
- Не понял, – заинтересовался Виктор.
- После учений, - продолжал детективную историю сержант, - колонна танков возвращалась в часть. Остановилась на привал. А этих субчиков послали в кишлак за водой. Короче, остановились они у одного домика. Вышел хозяин - старый туркмен, они подали канистру и попросили воды. Пока её наполняли, хозяин обхаживал машину, охал, стонал от восторга. Командир танка пошутил: « Что, старик,  нравится? В этой машине 400 лошадей. Купишь – сразу богатым скотоводом станешь. Продам недорого». А хозяин воспринял шутку всерьез и спрашивает: « За сколько продашь?». Ну, танкист ему, не задумываясь ляпнул, что за 4 штуки отдаст. Это цена одного верблюда. Старик согласился. Шутники посоветовались и ему в ответ: мол, открывай сарай, заводи стадо. Зашли в дом, обтяпали сделку, выпили, чтобы танк долго служил новому хозяину, загнали машину под навес, закрыли ворота и, якобы, ушли.
- А на чёрта старику танк? – спросил Виктор.
- У того старика была бахча, которую нужно было вспахивать, а, кроме того, они предложили использовать танк для прокладки арыков, да мало ли в хозяйстве дел, требующих тягловой силы. Словом, ударили по рукам и разошлись, как в море корабли. Старик тут же отправился по родственникам, да соседям хвастаться приобретением, а когда вернулся домой, танка не оказалось. Домочадцы с ужасом поведали, что когда он ушел, «зверь» этот вдруг взревел, разнес сарай, чуть не свалил дом и через виноградник двинулся прямо в пустыню. Оказывается,  предприимчивые торгаши, когда уходили, оставили в танке водителя. Как только танкисты скрылись из глаз, минут через десять-пятнадцать, водитель завел танк, догнал своих партнеров, и все довольные рванули в часть. Потерпевший, бедолага, целый месяц обивал пороги части, пока не дошли слухи до военного прокурора гарнизона. Вот такие дела.

После убытия штрафников нужно было позаботиться о безопасности и культурном проведении досуга.
С этой целью Семен с Толиком занялись установлением связи с КПП, а Виктор отправился к Кожухову.
У полкового ремонтника Виктор выбрал самого справного и злого пса, которого окрестил за низкий рост и осанистую наружность Наполеоном, забрал  рабочий телевизор, в уверенности, что Андрей при желании соберет ещё три таких же.
Оставалось поставить с чувством последнею красочную точку в обустройстве их нового, ставшего уже родным, подразделения.

Для людей, имеющих поверхностное представление об армии, следует пояснить, что цвет в Вооруженных силах  всегда имел важное значение.
В окружающей человека действительности между белым и черным уместилось огромное количество цветов и оттенков. Цветное телевидение, например, смешивая три основных цвета: красный, зеленый и синий различной интенсивности позволяет увидеть мир красочным во всех деталях.
Советская же армия легко обходилась двумя цветами: зеленым и красным, избегая полутонов и оттенков.
Во всех помещениях двери и панели покрывались непременно зеленым цветом. Зелеными выглядели самодвижущиеся аппараты, прицепные агрегаты, орудия, другая военная техника и снаряжение. Зелеными были солдаты и офицеры.
Красный цвет подчеркивал на зеленом фоне отдельные детали, как-то: звезды, звездочки, просветы на погонах, лампасы на штанах генералов, шлагбаумы, нарукавные повязки дежурных и посредников, знамена, флаги, флажки, плакаты, транспаранты, элементы оформления стендов, щитов, заборов.
Даже деревья в части подбирались  с учетом привычного сочетания цветов. Или, однозначно, зеленые, как: туя, дикий виноград, катальпа и прочие, или зеленые с красным, как гранат, который цвел красными граммофонами. Из цветов преобладали красные тюльпаны, красные розы и канны красного цвета.
Поэтому у поселенцев на «позиции» не возникало двух мнений, когда они, после посадки овощей, принялись за покраску ворот.
Две красные звезды на створках, венчали окончание обустройства «позиции».
Все этапы работы Виктор подробно запечатлел на фотопленку для того, чтобы оборудовать стенд и вывесить его в ленинской комнате, как отчет о ратном труде «позиционеров», совершенном ими по личной инициативе и во благо процветания родной части.
Каждый персонаж будущего стенда был сфотографирован крупным планом, чтобы героев знали в лицо.
По замыслу разработчика стенда, серия снимков должна  была отражать элементы территории и помещений до и после приложения недюжинных усилий участниками фоторепортажа. Они же, в целях увековечивания  обликов самоотверженных воинов, должны были предстать перед публикой в образе  созидателей, всецело поглощенными своим благородным делом. Их лица при выполнении определенных действий, должны были светиться радостью, а движения выражать благородный порыв.
Виктор всецело погрузился в творческий процесс.
По окончании фотосъемок настала пора лицезреть плоды творения, созданные в результате двухнедельной напряженной работы.
Как только спала жара, он сознательно зачерпнул из колодца холодной воды, развел в ней проявитель, заправил пленку в бачек и все члены команды собрались в кунге в ожидании священнодействия. Виктор вертел барабан с пленкой и многозначительно взирал на окружение, как иллюзионист, совершающий отвлекающие движения перед показом своего фокуса.
Минуло отведенных для проявления негатива 8 минут, и зрители замерли в ожидании. Виктор в целях экономии  вставил в бутылку воронку и стал сливать проявитель из бочка.
Но, какой ужас!
Из бочка текла бурая жидкость, что могло означать только одно – эмульсия на пленке потекла. За 8 минут  температура проявителя в бочке успела сравняться с температурой в кунге, которая даже ночью не опускалась ниже сорока градусов.
Фокус не удался, рухнули планы, но сам факт остался в памяти молодых людей, как значительное событие в их жизни.

Для Виктора таким же удивительным фактом был случай, происшедший с ним во время  дежурства на кухне.
В обязанности такого дежурного входило обеспечение едой членов поселения. В этих целях дежурный три раза в день ходил в столовую полка за съестным на завтрак, обед и ужин для  всего коллектива, включая собаку.
Таким образом, он проделывал путь, в общей сложности, равный девяти километрам, кроме того, подметал пол и мыл посуду.
В один из апрельских дней Виктор, по обыкновению, отбыл в полк за завтраком в семь часов утра. В столовой он наложил в бочонки кашу, отдельно в хлеборезке взял хлеб, сахар, и с особой тщательностью насыпал в кружку кусочки льда, поверх которых любовно положил 4 порции масла по 20 граммов каждой. 
Каково же было его удивление, когда, придя на «позицию», он открыл упакованную кружку и обнаружил, что вместо льда в ней оказалась вода, а на поверхности колыхались круги растаявшего масла.


Эта последняя для Виктора и его друзей весна была необычайно жаркой. Прибывшие в часть новобранцы первого весеннего призыва, были из Белоруссии. Белокожие юнцы уже на утреннем разводе в 8 часов падали в обморок от солнечных ударов. Днем в кунге  столбик термометра заполнялся ртутью полностью, поднявшись за пределы отметки в 50 градусов. Но жизнь для бывалых воинов не казалась катастрофической. Они не унывали, не изнывали от жары и по-прежнему  были бодры и полны жизненных сил.

БИТВА НАРОДОВ С ЭПИЛОГОМ

Военнослужащие, как самая многочисленная и организованная часть населения, во все времена использовались в массовых мероприятиях для пользы государства и отдельных её организаций.
Помимо участия в ликвидации катастроф природного или техногенного характера, воинов часто привлекали в качестве статистов. Трудно себе представить, кем еще можно было в кротчайший срок заполнить, скажем, «поля сражений»  при «Бородино» или на «Курской дуге» и добиться от участников массовки слаженных действий…
Одним словом, без участия солдат в массовых сценах, великие режиссеры не смогли бы создавать эпические кинополотна, а современники лишились бы возможности в полной мере представить масштабность исторически значимых событий, происходивших  на земле.
Поэтому командование полка с пониманием отнеслось к просьбе кинематографистов «Туркменфильма» о выделении бойцов для съемок битвы туркменского народа с полчищами захватчиков Бухарского эмира.
В рядах доблестных воинов, защищавших законные интересы коренного населения перед натиском ненавистного врага из соседнего эмирата, оказались все военнослужащие шестой роты, свободные от смены.
В восемь часов утра киногерои уселись в автобус и покатили на съемочную площадку, разместившуюся у подножья гор.
По пути следования остановились у сельской школы. Шустрый помощник режиссера забежал в помещение барачного типа и вскоре оттуда, прикрывая лица ладонями, гурьбой вывалили школьницы старших классов.
По замыслу авторов фильма они должны были изображать женскую часть населения, порабощенную ненасытными поработителями.
Костюмерам незачем было заботиться о нарядах женской массовки, а девочкам терять время на переодевание – они плавно перетекли из двадцатого столетия в восемнадцатый век в своей повседневной одежде (ниже колен балахонах,  штанах и тюбетейках). То есть в том виде, в котором утром, ничего не подозревая, пришли на занятия в школу.

Насколько велики и незыблемы традиции туркменского народа, неподвластные  зыбким, а порой, тлетворным веяниям моды.

Еще издалека можно было заметить на возвышении крепостные стены, минареты, глинобитные строения, воздвигнутые из фанерных щитов, подпираемых сзади для устойчивости брусьями.
К фанерной застройке беспрерывно подвозили сельчан, выловленных в близлежащих кишлаках. Кое-кого забирали с поля прямо с кетменем.  По дороге то и дело попадались наездники на лошадях, двигающиеся в сторону предстоящей «битвы». Туда же чинно направлялись колонны одногорбых верблюдов.
Военнослужащих выгрузили у городища. Подвели к куче шмоток, валявшихся на земле, и предложили выбрать одежду и обувь по размеру.
Ребята облачились в стеганные распашные халаты – доны. Водрузили на головы черные бараньи папахи – тельпеки и обули башмаки с острыми загнутыми носиками.
В этом виде доблестных воинов Советской Армии трудно было отличить от местных жителей, и они удачно слились с общей массой жертв завоевателей.

Ближе к обеду на съемочной площадке скопилась приличная толпа народа и верховой живности.
Повсюду через рупоры слышались команды помощников режиссера, сгонявших отдельных граждан в коллективы, а затем сортировавших их по половым признакам и сценическим задумкам.
Мирные жители, не посвященные в замыслы художников, и не знакомые со сценарием, находились в полной растерянности. Они лихорадочно отыскивали в толпе знакомые лица и совместно образовывали сплоченные ряды, в надежде сообща противостоять нависшей над ними неизвестности.
Киноработникам приходилось буквально вырывать из цепких рук односельчан необходимых им людей для заполнения мизансцен.
Над съемочной площадкой стоял нескончаемый рокот обеспокоенных людей, плач детей, ржание лошадей и повизгивание девушек от прикосновения к ним незнакомых мужчин.

Группа военнослужащих в национальных туркменских костюмах, державшаяся особняком, тоже разбилась поротно.
- Кто знает, о чем фильм? – обратился к сослуживцам Толик Антипов.
 - О Махтумкули, - ответил со знанием дела Семен Шаповалов.
- Это кто? Полководец что ли? – поинтересовался Толик, осведомленный о предстоящей битве народов.
- Темнота, - откликнулся Виктор. – Это – великий туркменский поэт, живший в восемнадцатом веке.
- А причем тут военные баталии? – не унимался Толик.
- Очевидно, создатели фильма хотят продемонстрировать в каких непростых условиях приходилось творить национальному поэту, - внес предположение Славка Яшин.
- Кстати, - продолжил ликбез Виктор, - Махтумкули, по прозванию Фраги, имел возможность не видеть на родине её нескончаемые беды, горе и кровь, а жить в роскоши при дворе шаха Ирана. Но он, как истинный патриот, разделил горестную судьбу своего народа…
Но тут, пламенную речь «просветителя» прервал капитан Качев.
- В шеренгу по три, становись! – скомандовал капитан, залихватски запахивая края дона.
Контингент «туркменских защитников» дружно выстроился в ожидании дальнейших указаний.
- Слушай мою команду. – распорядился Качев. – Всем скрыться за крепостными воротами. На ле-во! Бегом марш!
Бойцы запылили к видневшемуся вдалеке главному входу в крепость.
Как только последний боец скрылся за фанерной стеной, створы ворот, изготовленных из тех же фанерных щитов, закрыли.
Кто-то из киношников тут же принялся втолковывать Качеву план дальнейших действий.

Вскоре воинов вооружили палками, деревянными копьями и предупредили, чтобы не вздумали дубасить ими «бухарских» наездников, а лишь размахивали орудиями перед собой, не калеча «завоевателей» и животных.
Пока «защитники» отрабатывали приемы рукопашного боя и  опробовали свои орудия, за крепостные стены стали сгонять гражданское население. Большую часть из них готовили к выходу из города в качестве плененного населения. В этих целях, мужчин отводили в сторону, на плечи клали палки и привязывали к ним уложенные поверх руки, обращая, таким образом, бедных дехкан в порабощенную группу, которую в заключение фантасмагории под ударами бичей   поведут по полю брани.
Следом за ними предполагалось вывести предназначенных для продажи молодых женщин. Эту категорию пленников предстояло изображать школьницам. Но они и без того находились в образе обреченных рабынь. Девушки сбивались в стайки, стараясь держаться подальше от назойливых работников киностудии. Испуганно жались друг к другу, озираясь по сторонам, не представляя, для каких целей  оказались среди этой шумной, непонятной и непредсказуемой толпы, каждой клеткой тела ощущая свою незащищенность.
Впрочем, постановщиков фильма меньше всего интересовало психологическое состояние участников массовки. Их даже устраивало такое положение дел, потому что чем меньше осведомлена толпа о предстоящих событиях, тем естественней она выглядит в момент съемки.
Особенно это обстоятельство касалось» пленников».  Все они, напуганные непонятностью совершаемых над ними действий, выглядели и так адекватно, а оказавшись в окружении бесцеремонных всадников, издающих агрессивные вопли на зарубежном диалекте, корча при этом страшные гримасы, беспрерывно размахивая и щелкая бичами, - предстали бы в кадре в полном соответствии с изображаемыми персонажами.
Третью часть граждан, состоящую из стариков и малолетних детей, готовили к выходу из пылающего селения, зажженного врагом. Для этой сцены, рабочие стаскивали в кучи хворост, обрезки от строительства декораций и всевозможный мусор.
Пожилые люди с хныкающей детворой, узлами и мелкой домашней живностью прятались в тени щитов с изображенными на них убогими жилищами, и после поджогов должны были выйти на то же злосчастное поле, унося с  собой то немногое достояние, которое еще принадлежало туркменам.

Несколько раз конница чужеземных  недругов приближалась к поселению, но всякий раз возвращалась на исходные позиции.
После того, как пыль, поднятая «несметными полчищами», оседала, набег возобновлялся.
Эту сцену снимали с разных точек и только после пятого дубля решились выпустить на «поле битвы» отчаянных «защитников». Им было велено переместиться на левый фланг подальше от кинокамеры. На передний план выдвинулись с деревянными саблями специально подготовленные спортсмены и каскадеры.
С воплями: «Смерть оккупантам!», «Долой Бухарского эмира!» и «Да здравствует коммунизм!», воины кинулись навстречу надвигавшемуся врагу.
По ходу, «туркменские бойцы» рассредоточились и, размахивая деревянными орудиями, вклинились во «вражеские» конные ряды. Вслед на  подмогу им откуда-то появились местные жители на верблюдах, тоже махая кетменями и выкрикивая воинствующие лозунги на туркменском языке.
Поднялась невероятная пыль. Не было никакой возможности различить ни людей, ни животных. Пешие «защитники» оказались зажатыми с двух сторон обезумившими лошадьми и верблюдами. Среди «пехотинцев» возникла неописуемая паника. Никто не предполагал, что эта, на первый взгляд, невинная сцена превратится в ужасную бойню.
Над головами несчастных «защитников» то и дело нависали копыта вздыбленных лошадей. Они шарахались в сторону, натыкались на животных и друг на друга. Повсюду слышались крики о помощи и ругань, направленная, как в сторону «завоевателей», так и всадников, прятавшихся за горбами верблюдов. Наконец, с истошными воплями «туркменские бойцы» ринулись перпендикулярно вражеским рядам, лихо орудуя перед собой палками, в надежде пробиться к краю «неприятельской конницы».
К счастью, «полчища угнетателей» оказались не столь многочисленными и вскоре воинам удалось вырваться с «поля битвы».
Оказавшись на свободе, они не верили, что остались живы, растерянно осматривали сослуживцев, отыскивая в нестройных рядах представителей родного подразделения. И тут, послышались сначала робкие, а затем отчаянные выкрики имен приятелей, которые еще оставались на «поле битвы». Когда же кто-то из воинов выплывал из пыльной завесы, ближайшие к нему братья по оружию подхватывали безвольное тело и отволакивали на безопасное от «военных действий» расстояние.
К великому удивлению, никто из военнослужащих физически серьезно не пострадал, хотя каждый находился в состоянии сильнейшего психического шока.
После этой изуверской сцены контингент представителей Советской Армии в одностороннем порядке отказался от дальнейшего вмешательства в разгоревшийся конфликт «туркменского народа» с «иноземными грабителями».
Едва справляясь с дыханием, грязные, взмокшие, в ссадинах, изрядно помятые бывшие «защитники»  гурьбой двинулись к своим шмоткам, оставленным у стен доживающего последние часы городища.
Со стороны они могли наблюдать, как из задымленного города выводили порабощенных мужчин и женщин. Передвигаясь скученными группами, «плененные» граждане в полном отчаянии взирали на грозных «погонщиков», с визгом и беспомощными криками увёртываясь от свистящих над головами плетей,  искренне не понимая - кто эти люди, почему  так злобно ведут себя, и почему бездействует участковый инспектор милиции.
По окончании прогона пленных, из крепостных стен, местами охваченным огнем, на фоне горящего синем пламенем минарета, потянулись представители третьей группы массовки. Оставшись без крова, они, якобы,  покидали землю, где прошла их жизнь, где надеялись вырастить и воспитать своих детей.
Жуткая трагедия прокатилась на глазах измученных молодых воинов по предгорью Копетдага, не оставив никого равнодушными перед неизбывными и непрекращающимися народными бедствиями.

После этих, наполненных трагизмом эпизодов, наверное, никто из участников массовки, включая военнослужащих в/ч 62135, не мог себе представить, что на экране последуют кадры, проникнутые шуткой и весельем. Этой радостью создатели фильма как бы убеждали зрителя, что, на самом деле, народ туркменский не сломлен и не теряет вкуса к песне и стиху, к состязанию ашугов и спортивным играм.       
К сожалению, военнослужащих не пригласили для участия в съемках заключительных сцен эпопеи, а то бы они узнали чем  она заканчивается.
Но, пожалуй, не трудно догадаться, что после бухарских поработителей на многострадальную туркменскую землю хлынули завоеватели Хивинского хана, а следом продолжили отбирать у туркменов последнее добро полчища Иранского шаха.
И вот, в это невеселое время в Туркмению случайно забрела группа русских ученых, которые заводили торговые связи со скотоводами и охотниками. Именно они, по замыслу авторов фильма, как бы предвосхитили последующие события, когда Туркмения, освободившись от чужеземного ига, зажила жизнью, о которой мечтал для своего народа прозорливый поэт, имея ввиду советский период, поднявший долю туркмена на небывалую высоту.

ГРИШКА

В живой природе встречаются сильные существа с высокой степенью выживания и нежные создания, которые не в состоянии выжить без посторонней помощи.
Человек, как высшее существо, к тому же обладающее разумом, может воспользоваться своими качествами характера для придания жизненным силам новых оборотов, или, напротив, помочь крыше съехать.
Не «пробуксовывает» на своем жизненном пути только Homo sapiens, наделенный от природы твердыми жизненными установками. Он может без усилий приспособиться к окружающему миру и подчинить его своей воле или складывающимся обстоятельствам. Такой человек, в каких бы условиях не находился, не теряет самообладания, а воспринимает жизненные перипетии как естественный ход событий, к которым следует пристроиться и идти дальше в одну ногу. Как только поступательные движения  будут отрегулированы, можно оглядеться с целью извлечения выгоды.
Выгоду, в данной ситуации, следует толковать не как эгоистические устремления индивидуума, направленные на удовлетворение собственных материальных интересов, а как способность увидеть, рассмотреть и употребить с пользой те возможности, которые предоставляет окружающая действительность и жизненная обстановка.
Именно таким был Григорий Яковлев. Он не только обладал определенной совокупностью общечеловеческих устойчивых принципов, но и мог реализовать эти индивидуальные особенности без страха и упрека.
Официально Гришку выперли из шестой роты в виду  профессиональной непригодности. На самом деле, он сам предопределил свой уход, так как освободилось место в чайхане.
Стать классным радиотелеграфистом в его планы не входило. Перспектива бессонных ночей, изматывающих нарядов у него не вызывало энтузиазма. Гришкины алчущие взоры были устремлены в сторону злачных мест: хлеборезки, чайханы, свинофермы.
И как только наметилась вакансия в чайхане, он тут же «отбился от рук». Стал невероятно никудышным радистом, терпеть которого в роте было невозможно.
Надо сказать, что претендентов на должность чайханщика оказалось немало. В их числе был и Виктор. Место было доходное. Выгоду можно было видеть невооруженным взглядом. Так, например, стакан какао стоил 12 копеек. Приготавливался этот напиток на глазах у покупателя. Из банки какао со сгущенным молоком, по цене 65 копеек, чайханщик клал в стакан две чайные ложки и заливал этот концентрированный продукт горячей водой. С одной банки  выходило 20 стаканов. Чистый доход составлял 1рубль 75 копеек. За день выпивалось не менее 200 стаканов и расходовалось 10 банок. Прибыль чайханщика в месяц, только на продаже этого товара составлял более 50 рублей.
Продовольственные магазины находились в отдалении от части, поэтому в чайхане был представлен весь ассортимент продуктов питания, разумеется, кроме спиртных напитков.
Иными словами, не проявляя излишней алчности, боец прилавка мог иметь в месяц, при самых скромных подсчетах, до 200 рублей. Сумма эта была огромная, если учесть, что месячная зарплата командира взвода,- лейтенанта, составляла чистыми 135 рублей.

Из группы кандидатов на должность чайханщика Виктор выбыл одним из первых под предлогом нехватки классных специалистов. Тогда Виктор пожурил себя за излишнюю прыть в освоении профессии и проявленную недальновидность. Однако свой провал близко к сердцу не принял. Участие в конкурсе он воспринял как игру, а исходя из этого посыла рассудил, что во всяком занятии, предпринятом для развлечения и заполнения досуга - проигравших быть не должно.
Учитывая Гришкину  целеустремленность и созданные  предпосылки, не было ничего удивительного в том, что именно он  занял  место за  прилавком.
Но по натуре Григорий не был сквалыгой. Определяя для себя наиболее предпочтительные варианты протекания службы, он не преследовал цели занятия командирских должностей, не стремился к материальной выгоде, а искал возможность обрести свободу, максимально возможную для военнослужащего срочной службы.
Участие в конкурсе явилось для Гришки первым серьезным испытанием. Его победа не была случайной, а представляла собой продуманные, целенаправленные действия, которые в итоге привели к закономерному успеху. Григорий почувствовал уверенность в своих силах. В нем зародилась убежденность в торжестве разума. Зрела мысль о безграничных возможностях и способностях человека, особенно, если он имеет конкретную цель и точно выверенный путь к её достижению.
Подобные умственные волнения требовали непременного ответа на извечные вопросы: «Что делать?», «Куда идти?», «Во что верить?»…

Григорий вырос в рабочем поселке на окраине города. Его основным учителем в жизни была улица. Крепкий, неунывающий паренек жил интересами окружения. Его кругозор был ограничен улицей и дворами, где он с друзьями хозяйничал, да территорией завода, на котором работали его родители и их друзья.
Армия для него была очередным жизненным этапом, после которого его дальнейший путь был предопределен заводской проходной и шумными цехами предприятия среднего машиностроения.
Но Армия внесла в его упорядоченный склад мышления продукты брожения, заставила не просто плыть по течению, а наблюдать за тем, что находится на берегах, интересоваться состоянием и содержанием стремительного водного потока.
Для осмысления протекающих процессов требовались знания. Сведения о закономерностях развития природы, общества, человека можно было почерпнуть только в книгах. Постижение действительности предполагало необходимость правильного толкования, а, стало быть, общения с грамотными людьми, готовыми поделиться своими знаниями; способными либо объяснить суть протекающих объективных процессов, либо проявить участие в отыскании истины по существу возникшей проблематики.

Из незнания является знание.

Вот таким сложным и окольным путем Григорий пришел к Виктору и его друзьям. Вычитанные в книгах непонятные слова, Григорий выписывал в отдельный блокнот и приносил их Виктору с просьбой разъяснить их значение, спрашивал какие книги читать, а потом делился их содержанием.
Нахождение за прилавком прибавило Григорию значимости. Он оказался нужным окружающим его людям, стал уважаемым человеком. Более того, без него уже не могли обойтись. Сослуживцы потянулись к нему косяками.  Количество приятелей множилось. И всех Гришка щедро угощал за счет заведения. Отчего многие, из чисто приятельских отношений, не спешили покидать своего кормильца, засиживаясь в чайхане вплоть до отбоя.
Завсегдатаем вечеринок был и Генка Гилев. Именно благодаря нему, солдатские посиделки наполнились новым, ярким содержанием.
Как-то, насытившись дармовым какао, Генка обратил внимание на две бочки, стоявшие в подсобке.
- Шо це за тара? – заинтересованно спросил он у Гришки.
- Квас сегодня привезли, завтра торговать буду.
- Дай попробовать.
Приятели открутили пробку и наполнили содержимым кувшин. Генка отпил бархатный напиток и в его глазах заблестели хищные искорки.
- Слухай, шо я тебе скажу, - зашипел вдруг Генка. - Это ж ежели… - он нетерпеливо глотнул слюну. - Дрожжи есть?
- Ну.
- Если туда пару пачек кинуть, ты знаешь, яка бражка будет?
- Да ты что, начальство-то знает, что я получил квас. А куда дел, спросят?
- Ну, ты хотя бы четвертинку оставь.
- Ладно.
Распродажа первой бочки кваса проходила под неусыпным вниманием Генки. Когда в бочке оставалось чуть меньше четверти кваса, он бросился на неё, как на вражескую амбразуру, решительно преградив неторопливое течение торговли.
Не удовлетворившись количеством кваса, Генка долил в бочку ведро воды, положил дрожжи и сахар, после чего любовно закрутил пробку. Предстояло дождаться, когда содержимое бочки забродит и образуется достаточный процент алкоголя.
На дегустацию напитка собралось не меньше дюжины бойцов. Генка где-то раздобыл шланг. Бочку установили на табурет, и виночерпий тонкой струйкой наполнил стакан пенящейся жидкостью. Он первым попробовал бражку, после чего каждый употребил по стакану. Завязался оживленный обмен мнениями. Однако, после второго стакана, Генка пресек дальнейшее распитие произведенного продукта.
- Нет, еще не готова! – изрек многозначительно главный дегустатор.
- Да ты что? – хором откликнулась братва.
     - Не, не, не, - решительно запротестовал Генка, закрывая туловищем бочку. - Ещё нету того букету!
Допивали первую партию браги уже ограниченным контингентом военнослужащих.   
Хмельное зелье, изготовленное на основе кваса, оставшегося в следующей по счету бочке, оказалось для  бражников роковым..В разгар веселья в дверь постучал дежурный по части лейтенант Сморчков.
Так бесславно закончил свою карьеру Гришка. Но ему повезло. Как раз в это время освободилось место свинаря. Прежний хозяин свинарника, Федя Круглов, поступил на офицерские курсы. После непродолжительных колебаний, командование первой роты отправило Гришку дослуживать к свиньям.

ЭКСКУРСИЯ НА СВИНОФЕРМУ

Но все когда-нибудь кончается. Кончились и насыщенные созиданием и событиями  деньки, которые Виктор и его друзья  провели на «позиции». Она была оборудована на период создания самостоятельного подразделения в Казахстане. И как только часть была окончательно сформирована, автомобили с радиостанциями снялись с «позиции» и отбыли в расположение нового воинского подразделения. С их отъездом обжитое с любовью место службы «оппозиционеров» опустело и в скором времени приобрело прежнее состояние. Через три дня Виктор заглянул  туда полюбопытствовать, как подрастают, высаженные с большими усилиями, зеленые насаждения и был буквально сражен, когда не обнаружил на ветках саженцев ни одного листика, а от помидор остались лишь голые побеги.
Вот, поистине, жизнь в Туркмении буйствовала там, где была вода, а без неё, с наступлением жары, растительный мир на глазах превращался в выжженную пустыню…

Оказавшись не у дел, бывшие поселенцы слонялись по части, не зная чем себя занять, и, когда Гришка Яковлев пригласил их посетить его новое жилище и отведать куырдак, ребята с радостью согласились.
Прихватив с собой три бутылки  «Ашхабадского», друзья отправились в свинарник.
Данный военный объект располагался в дальнем углу части с таким расчетом, чтобы исходящие от него благоухающие ароматы не доносились до казарм и жилых домов офицерского городка.
При подходе к данной воинской единице, гостей встретил дружный лай поглотителей потрохов. На крыльце небольшой землянки показался Гришка. Он расшугал псов и широким жестом открыл калитку, приглашая гостей проследовать на территорию своего заведения.
Гришка отслужил в должности свинаря уже два месяца и со знанием дела ознакомил делегацию с хозяйством. Посетители осмотрели места для содержания животных, ознакомились с производственными показателями, заглянули в родильное отделение, полюбопытствовали содержимым холодильников и складских помещений. На кухне они убедились, что среди кастрюль с  булькающим комбикормом имеет место быть сковородка со скворчащим куырдаком. Данное обстоятельство заметно повысило у  членов делегации интерес к подсобному хозяйству.
- Хлопот хватает, - делился своими проблемами Гришка, - считай пятьдесят голов скота. А ведь их два раза в день нужно накормить. Отходов со столовой не хватает. Варю и добавляю комбикорм, иногда картошку… И случать приходится, и следить за опоросом, новорожденным поросятам клыки выдергивать…
- Ну тебе же кто-то помогает? – спросил Семен.
- Пару человек дают.  Хлев же надо кому-то чистить. Кастрюлю вон одному не сдвинуть с места…
- Так ты здесь живешь? – поинтересовался Толик.
- А ты как думал? Животных же не оставишь без присмотра. Круглые сутки верчусь.
- Короче, - встрял Виктор, - веди к столу.
Компания завалилась в комнатку заведующего свинофермой. У стены стояла заправленная койка, а у маленького окошка стол. Под самым потолком висела полка с книгами. В углу размещалась тумбочка, накрытая клеенкой и на полу фляга с водой. Стенка у кровати была сплошь заклеена цветными вырезками из журналов. На этом живописном панно разместились полуголые девушки, мускулистые парни, новые марки автомобилей и мотоциклов, иллюстрации картин известных художников.
Стол выдвинули на середину, и Славка торжественно выставил  три бутылки портвейна.
- У меня есть встречное предложение, - оживился вдруг Гришка и полез в тумбочку, откуда достал чашки, кружки, ложки и пять двухсотграммовых  пузырьков с тройным одеколоном. - Недавно прочел повесть Виля Липатова, - продолжал вступительную часть Гришка. - Так вот, герой этой повести – печник, очень хороший мастер, ходил по деревням и клал печки, а за работу с ним  рассчитывались исключительно тройным одеколоном.
- Ну, и ты решил на нас опробовать этот изысканный напиток? – предположил Виктор.
- Ну да, все нужно в жизни попробовать.
-Хорошо, что не тормозную жидкость предлагаешь, - съехидничал Семен.
Ребята расхохотались, вспомнив о том, как месяц назад каждый из солдат части давал письменную расписку не употреблять именно тормозную жидкость. Так командование части хотело обезопасить себя.
- Ладно, - согласился с предложением хозяина Виктор, - тащи субпродукты.
Пока Гришка бегал за сковородкой, друзья распечатали пузырьки и перелили одеколон в кружки. Когда на столе зашипела  сковорода с крупными кусками свиных внутренностей вперемежку с колёсиками лука, ребята дружно подняли кружки и втянули внутрь исходящий из посуды запах.
- А ничего пахнет, - поделился своими впечатлениями Толик.
- Ну, со свиданьицем! – произнес тост Виктор. - Чтобы твоя ферма процветала и источала такой же аромат, как этот  целебный напиток.
Все выпили продукт парфюмерии, выдохнули и насладились его благоуханием.
- А ничего пошел, - снова высказал свое мнение Толик.
Поедая куырдак, Виктор поинтересовался:
- Я вот уже без малого три года питаюсь продуктами из полкового свинарника и только сейчас у меня созрела мысль: а ведь за это время никто из нас не видел в мисках свиной печени, не говоря уже о мясе, даже по праздникам. В лучшем случае куски сала, которые не всегда удается разжевать.
- В самом деле, Гриша, колись! – подначивал Толик.
- Я на прошлой неделе вообще чуть коньки не откинул, - встрепенулся Славка, - жевал, жевал кусок сала, будто резину, так и не разжевал. Проглотил злополучный кусок, а он застрял в горле, не вдохнуть, не выдохнуть! Вся жизнь промелькнула перед глазами, ей богу! Побежал в умывальник, задыхаюсь, все, думаю, погибну позорной смертью с куском сала в глотке. Хлебнул холодной воды, оно, наверное, сжалось и проскочило внутрь. Как будто заново родился... Вспоминать без дрожи не могу.
- Что я могу сказать, - оправдывался Гришка, - все мясо идет в офицерскую столовую, а куда потом девается, я не знаю. Себе иногда печень или сердце перепадает…
- Ты не прикидывайся «казанской сиротой», - наседал Толик.
- Вы что, ребята. При каждой разделке старшина роты присутствует, он и банкует…
- Что ты к нему пристал, - заступился за Гришку Виктор, - тебя кормят деликатесом, а ты выделываешься. Выкинем сейчас из-за стола и иди, проводи расследование.
- Ребята, не портите аппетит, - взмолился Семен.
Виктор налил вина, поднял кружку и произнес:
- Ну, за солдатскую дружбу!
Через две недели после памятного посещения свинарника, дружная солдатская семья стояла на плацу и слушала приказ Министра обороны об увольнении старослужащих воинов и призыве новобранцев.
Жизнь продолжалась.

С Туркменией Виктор прощался навсегда. Но расставание  с ней не вызывало у него никаких чувств. Рядом были его друзья, с которыми он ехал домой, в один город. Им исполнилось по 22 года. Будущее не беспокоило их своей неопределенностью. И лишь подспудно они чувствовали, что наступил отсчет нового этапа жизни.