Юный всадник на Южном Урале

                «Известно, что русский мальчик так и родится с лошадкой", - пишет Достоевский в романе "Братья Карамазовы".               

    Его окрестили Виталием, но все в школе и на конюшне зовут Витей и думают, что полное его имя – Виктор. Его назвали в честь деда, ныне покойного. Когда приехал крестный и узнал, что Витю считают Виктором, то сказал:
-    Очень хорошо. Виталий – значит: жизненный. Виктор – победитель. Вот ты и побеждай в жизни!

-     Легко сказать, - ответил Витя. - В этом году на соревнованиях земля была такая сырая, а моя лошадь некованая, нас с ней даже не выпустили. Правда, премию дали – сто восемьдесят рублей. Наверно, за то, что я проехал в парадном шествии на открытии с флагом сабантуя. Но разве это участие? Так просто, чепуха.
Правда, все равно было весело. Несмотря на грязь, люди веселились: радостно прыгали в мешках, перетягивали канат, лазили по шесту, хотя некоторые срывались и падали на грязную землю. «Ничего, – говорили они. – Грязь не сало, потер – и отстало».

    Наездники из конезавода заняли первые места. Хозяйства, за которые они выступали, получили по трактору, а сами наездники получили от этих хозяйств кто корову, кто лошадь – кому что нужно. Раньше такое наемничество было нелегальным и осуждалось, а теперь стало нормальным явлением и вполне законным. Покупают же футболистов!

                В седле

   Вите двенадцать лет. Просыпается он мгновенно и сразу вскакивает.
   Мать иногда вспоминает, как он родился и сразу поднял к потолку руки и ноги. Все удивлялись. Бабка потребовала от матери: пеленай туже! Что он в небо нацелился! Неужто не жилец? Мать туго пеленала, у нее руки сильные, крестьянские, но он быстро распутывал все пеленки и упорно тянул вверх руки и ноги. Отец сказал: работу ищет. И так было, пока начал сидеть и вскоре ходить.

Он быстро рос и прибавлял в весе. Рука у него с малолетства была тяжелая – мужицкая.

   Он не знает перехода ото сна к жизни. С чем засыпал, с тем и вскакивает и тут же бросается продолжать то, чем занимался вечером. В основном это подготовка к школе: нерешенная задача или повторить наизусть стихотворение. Учительница по литературе замкнулась на стихах. Она не просто заставляет учить их наизусть. Она велит их писать по памяти в классе. Она говорит, что так они приобретут врожденную грамотность. Так называется полная грамотность, когда пишешь и не думаешь о правилах и исключениях. А как не учить, если конезавод кормит школьников бесплатно завтраком и обедом? Если просишь добавки, дают, сколько хочешь. Но просит сестренка Лена, а Витя и положенного не съедает. Он худой и легкий. Он не ест мяса. Почему? Потому, что лошадь не ест мяса, и еще потому, что в школе подают в основном конину. Он не может есть лошадь. Но он никому, кроме крестного, этого не скажет никогда. Крестный – врач, знает, что хорошо, что плохо. А в школе уже знают Витины пристрастия и подают ему овощи.

   Крестный сказал, что Витя хорошо смотрится в седле. Его лошадь идет ровно, и Витя плавно подпрыгивает на ее спине. Со стороны кажется, что он не прилагает никаких усилий, что лошадь идет сама, как заводная, и не чувствует своего седока, так отточен ее бег. На самом деле он иногда еле сдерживается, чтобы не пустить в ход хлыстик. Он сжимает его в правой руке. Лучше не пользоваться им. Но для подстраховки Витя держит его при себе – такая небольшая палочка с шариком на конце. Ее прикосновение неприятно лошади. Витя разговаривает с лошадью, и она его понимает.

   Витя знает всех лошадей на конюшне. Знает их клички и родословные. У каждой свой характер. Вот утром открывают загон. Все бегут дружно. Они идут на луг. Но как по-разному они бегут! Две, обгоняя остальных, скачут вперед. Они всех опередили. Другие растянулись. Одна сзади всех. Почему? Печальная? Или болеет? Она так уныло плетется. Или она вкусила сладость быть последней, как говорит тренер?

   За табуном идет пастух, вернее, пастушок, подросток лет 15. Он мастерски играет кнутом. Он им не щелкает, чтобы не пугать коней, а только так подкидывает и опускает, и кнут змейкой резвится по дороге. Пастух без коня. На конях пастухи деревенского стада. А этот бежит за лошадью, которая вдруг устремилась к лесным посадкам – к узкой полосе деревьев, лесозащитной полосе. Лошадь издалека видит бегущего наперерез ей пастуха и замедляет бег, потом возвращается в табун.

                Жеребец

Вообще косяк пасет не пастух, а жеребец. Он охраняет и охраняет
 верно! Он не допускает к  кобылицам никого, кроме пастуха и доярок. Один жеребец был такой, что выстраивал кобылиц!  И кобылы вставали в ряд, как солдаты на смотру. Он каждую из них знал лично. Если чужой жеребец позарится на его кобылу – пощады не будет. А ведь полгода  - с ноября до мая – все восемь жеребцов стоят вместе в конюшне, и спора нет между ними, смирно стоят – нечего делить. А весной дружба врозь, каждый  за себя и свой косяк. Неделю он охраняет его, потом жеребца уводят на подпитку, приводят другого. На один косяк – четыре жеребца в месяц. Они пасут строго на своей территории. Стоит кобылке зайти на другую территорию – ее настигает жеребец, строгий нагоняй! И она послушно бредет назад. Тут принцип: своего не отдадим – и чужого не надо.

                По дороге

   Мимо проезжает легковой автомобиль. Он останавливается. Из него выглядывает молодой человек и вежливо говорит:
-  Здравствуй!
   В деревне все здороваются. Идет крестный по улице, и  все здороваются с ним, хотя некоторые впервые его видят. Он гость деревни. Все ему рады. Проезжий человек спрашивает пастушка:
-    Скажи, пожалуйста, как проехать к озеру?
Пастух старательно поясняет и показывает путь кнутовищем.
   Когда с крестным здороваются по-татарски «Исямесис» или по-башкирски «Хаумага», он отвечает по-татарски: «Мин бельмем», что значит: не понимаю. В ответ смеются:
-    Не понимаешь? А отвечаешь по-нашему.
По-русски понимают все.

                В школе

   Витя учится в шестом классе. В его классе двадцать два человека. В третьем классе Лены двенадцать человек. В первом – еще меньше. В их школу давно уже ходят не только конезаводские, но и из соседней деревни, и все равно число школьников уменьшается с каждым годом. Витя учится средне, он не любит читать и писать, но его тетради аккуратные, чистые. Когда он пишет, его веснушки становятся розовыми, и волосы на голове, очень коротко постриженные, начинают немного светиться. Как-то попался ему в руки испорченный пистолетик - игрушечная зажигалка в форме вальтера, и он ее разобрал, нашел дефект, устранил его и вставил спичку. Получился действующий пистолетик. Спичка зажигается от вспышки. А если еще настрогать спичек и вставить смесь вместо спички…Он только вздохнул. Нельзя стрелять. А было бы настоящее оружие.

                На конюшне

   После школы сразу на конюшню. С лошадью надо работать каждый день, зимой и летом. Его любимица Багира. Это нервная породистая кобылка. Ей всего полтора года. У нее на морде широкая продольная белая полоса. и на ногах белые чулки. Для поощрения у Вити всегда для нее морковка со своего огорода. Очень уж чуткая. Крестный, как только приехал, пошел с Леной посмотреть на лошадь. Они хотели ее погладить, но где там. Дело в том, что к лошади вообще нельзя подходить сзади. Она боится и может лягнуть. Тогда они протянули руки погладить Багиру по шее, но ей это не понравилось. Она испуганно покосилась на них огромным черным глазом и шарахнулась в сторону. Лошадь в принципе близорука. Зато она видит, хоть и близко, на триста шестьдесят градусов вокруг себя! Иначе говоря, обзор полный. Пока Витя успокаивал ее, гости вышли из конюшни и пошли на круг, где Витя обычно объезжает лошадь.

   Шел тренер, и крестный объяснил ему, что они ждут мальчика Витю.
-    Мальчика? – с недоумением спросил тренер.
-    Он на Багире ездит, – сказал крестный.
-    А, Иванов. Он сейчас будет,- сказал тренер.
Лена встала на нижнюю перекладину железных ворот и начала кататься на воротах. Раздался негромкий скрип. Появившейся Багире этого оказалось вполне достаточным для беспокойства. Когда Витя на лошади поравнялся с Катей, он сердитым шепотом сказал ей:
-    Слезь с ворот. Видишь, лошадь боится.

Громко говорить при лошади нельзя. В конюшне никто не говорит громко, не кричит, не ругается. Лошади этого не переносят, как и сквозняка. Вход в конюшню в середине барака.


   Нельзя допустить, чтобы лошадь начала скалиться, прижимать уши и мотать головой. Это признак того, что она недовольна и даже угрожает и может укусить или лягнуть. Главное у нее – копыта. Ими она как бы видит дорогу, даже в полной темноте она уверенно движется, ощущая копытами почву или асфальт. У нее прекрасное обоняние и слух. Говорят, она за сто километров чувствует землетрясение. Но у нас, слава Богу, землетрясений не бывает. Зато погоду по лошадям сразу можно определить. При затяжной непогоде, хмуром небе и мелком дождичке лошади стоят, понурив голову, тихо, спокойно, не бродят, не щиплют травку, они стоят как одна, как будто по линейке, словно кто-то их выстроил, и они так и замерли. Стоят так часами. Значит, непогода надолго. Это для лошади нормально. Плохо, если лошадь начнет раскачиваться из стороны в сторону или глотать воздух. Это проявление нервозности и может плохо кончиться. Ничто не должно беспокоить лошадь. Например, недавно кто-то бросил на круг пустые полиэтиленовые пакеты. Ветер их разнес и прибил к забору. Утром они шуршали под ветром, и лошадь пугалась. Витя дома спросил у мамы о пакетах: кто и зачем их бросил. Мама, когда пошла на работу, собрала их и выбросила. Мама работает дневальным на конюшне. И отец там же.

                Сестры

   Витя мечтает сделать из Лены наездницу, как Елена Петушкова. Он читал о ней в журнале, который принес от директора тренер, и видел ее фотографии на коне. Очень красиво. И лошадь красивая, и фрак, и шляпа – цилиндр, - сказал тренер, – очень красиво. «Но она не хочет»,- пожаловался Витя крестному. Лена любит поесть, а Витя боится, что она растолстеет и не залезет на лошадь, хотя для наездниц нет ограничений в весе. Но ведь лошади будет тяжело! Ведь при галопе лошадь отрывается от земли всеми четырьмя копытами!

   С Леной у Вити проблемы. Он еще зимой писал крестному (писать для Вити – большой труд), что она очень медлительна и ленится учиться. Он ее и заставляет, и дразнит, она кричит маме, что он ее обижает, и даже иногда плачет. Витя писал: «Мне ее жалко, но если ее не заставлять, она может остаться неграмотной. Если я ее не учу, она пишет мало и плохо. Если заставляю, она плачет и совсем не пишет. Но я все равно заставляю, приходится кричать, а это плохо, так как в конюшне нельзя даже громко разговаривать, а я могу привыкнуть кричать. После моего крика Лена плачет, но пишет. Как быть?» В конверт было вложено письмо от Лены. Оно было написано аккуратными буквами и почти без ошибок, только очень короткое.

   Мать Вити и Лены говорила крестному, что за Витю она спокойна: он всегда на конюшне, стало быть, при деле. А Лене бы хорошего жениха в будущем. У нее такой спокойный характер, она такая терпеливая. Чего еще надо женщине? Действительно, когда к ним приехала сестра отца с маленькой Танечкой, Лена сразу начала нянчиться с ней. Тане всего два года, но она быстро поняла ситуацию и одевание превращала в игру. Лена по полчаса надевала на нее колготки, потому что Таня мгновенно сбрасывала их, едва они достигали ее колен. Лена снова и снова натаскивала их, ни разу не проронив ни слова, ни вздоха неодобрения. Так же методично она ее кормила, играла с ней. Через несколько дней Танечка заявила матери:
-    У меня только два друга: я сама и Лена.

В отличие от кузенов Танечка много говорила. Она говорила много и разумно. Но так много, что отец назвал ее долгоговорящей. Танечка очень добрая. Она спрашивает крестного:

-    Ты куда? За кумысом? Что ты с ним будешь делать? Пить?
и протягивает ему игрушечный ковшичек: «Пей!» – говорит. Он благодарит ее за заботу.

   В процесс воспитания Танечки приходится вмешаться и Вите. Танечка увидела яркую коробочку с лекарством и сразу потребовала ее. Ей сказали: «Нельзя». Она сразу в рев. Она плакала нарочито громко, вызывающе, все это понимали, но как ее успокоить: Витя тихо сказал:
-    Выньте незаметно лекарство из коробочки и пустую отдайте ей.

Так и сделали. Но Танечка теперь потребовала двойное утешение за то, что не сразу отдали коробочку, и пришлось отдать ей еще и большую конфету. Танечка сразу успокоилась, а конфету протянула Лене. Самой ей конфета была не нужна. Это было лишь средство наказать взрослых за сопротивление ее воли. «Вот характер!» – сказала бабушка. Да!

Когда крестный знакомился с Танечкой, он сказал:
-    Я – дядя Коля. Запомнишь?
Танечка ответила:
-    Я – Таня. А ты – дядя Коля.
Она всегда так знакомится: себя ставит на первое место. Крестный заметил, что Танечка развита не по возрасту. Танечкина мать объяснила: это потому, что девочку окрестили в возрасте десяти дней. А надо было, видимо, в самый день рождения. При рождении у нее непонятно почему проявились признаки судорог, врачи предсказали эпилепсию. На десятый день мать с ребенком вышла из роддома, и в тот же день младенца окрестили. От судорог не осталось и следа.

-   Теперь причащаем ее регулярно. И сами с ней. Так и живем. И вообще наша дочка – это сплошное чудо. Я никак не могла забеременеть. Мои сестры и братья давно имели детей, а я никак. Тогда окрестился мой муж. У него родители разных национальностей, как почти у всех на Урале. Так он оставался некрещеным. А как окрестился, я понесла. А то свекровь уже как-то кому-то сказала: «Сноха потому и называется сноха, что всегда находится на сносях, то есть беременная». Но вот всё встало на свои места. За Танечкой последовал ее братик, такой спокойный, кушает и спит, кушает и спит. Проснется и молчит, пока сама увижу. Никак не побеспокоит. Копия Лены. Слава Богу!

                Какая вера лучше?

   В конезаводе много православных и мусульман. Все хорошие люди.
-  Мы все живем дружно, - говорит Витина мать. - На похороны ходим на все: они на наши, мы на их. На похоронах у них лучше, чем у нас, это все признают, потому что мусульмане не пьют. Тихо так сидят, вспоминают покойного, кушают понемногу, неторопливо. А у нас так не дождешься. До чего дошли: вот хоронили в городе нашего знакомого, шофер был, свалился в кювет. Так жаль, такой отзывчивый был. Всегда во всем первый помощник. Но слаб на рюмочку. Да какая там рюмочка. Рюмочка только к слову. Там счет шел на бутылки, наверно. Так вот сидят на похоронах его друзья и так напились, что один говорит: «А где Сашка?» - Это о покойном. «Где Сашка? Завязал что ли и больше не пьет?» Вдова печально говорит: «Завязал. Навсегда». «Не верю! А ты что в трауре сидишь, как на поминках!» Еле вывели его.

   Но что касается крещения, здесь наша вера лучше, и сейчас поясню: у мусульман девочку не крестят. Тогда моя племянница Танечка пропала бы. А в нашей церкви ее окрестили – и все в порядке. И бабушка ее мусульманка очень рада. Сама она веру не меняет, но нас регулярно всю семью в церковь отправляет: «Идите к Богу! Не прогневайте Его нерадением!» Боится за внучку.

   Крестный объяснил, что по православному тоже нельзя пить на похоронах, покойного нельзя поминать водкой, грех ставить стопочку водки на стол во время поминок, грех нести водку на кладбище. Наша вера не запрещает вино, но не поощряет пьянство.

   Бабушка сказала, что за последние долгие годы народ забыл свою веру. «Хоть бы скорее он вернулся к ней!»

                Чего здесь нет?

   Нет в конезаводе церкви. И никогда не было. Конезавод построен при Советской власти. Но теперь можно из города пригласить по телефону священника для освящения или другого торжества прямо домой. Когда люди едут в город, они заходят в церковь. Сейчас Витя ждет крестного, который обещал поехать с ним в монастырь и в какой-то скит. Это очень интересно – что такое скит? Когда, наконец, крестный получит отпуск?

   А вообще крестного сначала многое удивило, чего нет в семье работников конезавода - некоторых вещей, к которым он привык в городе. Например, нет зонта. Ни одного. Как работать с зонтом в руке? Ведь работать на дворе приходится в любую погоду. Нет носовых платков. Дети и взрослые ходят до заморозков во дворе в резиновых высоких калошах на босу ногу, всегда на воздухе и почти не простужаются, живут, в общем, без насморка. Нет тапочек. Обувь снимают при входе со двора и ходят в носках или босиком. Пол деревянный, теплый.

                Где лучше?

   На бабушкину скамейку у ворот, на ярко зеленую гладкую лужайку опустился десант из Средней Азии. Пока бабушка выходила из дома, приехавшие на поезде женщины пошли вдоль деревни, на скамейке остался один узбек. Он раскрыл свою огромную сумку и вздрагивающим голосом начал рассказывать о том, что у него есть: мужские носки, трусы, тренировочные штаны. Он не выдержал и сказал, что он учитель.

-  Я окончил государственный педагогический институт. Я десять лет учил детей в школе. Я был уважаемым человеком. Ко мне стремились попасть на учебу, я был хороший специалист. Мои выпускники поступали в институты в больших городах. Кто все это развалил? И кто я теперь? Таскаю эту сумку, прячусь в поезде, соскакиваю на маленьких станциях и хожу по деревням. Больше не могу. Но жена не сможет носить такую тяжесть. Да и дома ей лучше с детьми.

   Бабушка как могла успокоила его: торговля – это работа, не грех, не зазорно, это же не воровство. Она сказала, что мы все скорбим по великой и огромной стране. Но надо смиряться.

-  Ничего, что вы сейчас нам пожаловались. Конь на четырех ногах, и то спотыкается. А вы идите-ка вон в тот двор. Там у них пасека, мед продают, деньги могут быть. Глядишь, и купят что-нибудь. И еще к нам приезжайте. А уж мы к вам теперь никогда не приедем.

   Женя, старший двоюродный брат Вити, спросил крестного:
-    Вот вы везде бывали, скажите, пожалуйста, где лучше.

Крестный сразу, не раздумывая, ответил:
-    Здесь. В конезаводе.
-    Почему? – в два голоса спросили братья.
-    Здесь хорошая земля, настоящий чернозем. Здесь чистая вода. Лошадь не будет пить нечистую воду. Помните, как долго нюхают лошади воду в реке, когда их ведут на водопой? А на пастбище кобылиц поят артезианской водой. Ее добывают из глубоких слоев земли. Здесь чистый воздух. Оглянитесь: видите ли где-нибудь заводскую трубу? Заводы – там, вон за тем горизонтом, за Чесноковской горой. Но это довольно далеко. Горы хоть и невысокие, защищают от вредных ветров.

   А знаете, как сказал Аксаков? Это известный русский писатель с татарской фамилией. Он родом-то из Уфы. Он написал:
         Приветствую тебя, страна благословенна!
         Страна обилия и всех земных богатств!

Как он догадался, что в земле Южного Урала есть все богатства!

                Две горы

    На Южном Урале, на берегу реки Юрюзань, стоят две горы: Янган-Тау и Кара-Тау. Тау – значит: гора. Янган - значит: горящая. Из нее выходят горячие целебные газы и пары. Они идут летом и зимой - всегда. Это не вулкан. Что это такое - еще изучают геологи и врачи, а жители строили здесь шалаши над щелями с парами и грели больные места. Сейчас, конечно, всё благоустроено.
    На Янган-Тау жизнь бьет ключом: у ее подножия течет мощная река, заключенная в огромную трубу, река целебной воды. Ее пьешь-пьешь, не можешь напиться, потом – великий аппетит, много ешь и снова пьешь-пьешь ее, а в результате сбрасываешь много килограммов, так как вода все прочищает. На вершине горы течет незаметный ручеек с водой, чрезвычайно полезной для глаз. На вершине Янган-Тау – санаторий. Больные принимают ванны горячего целебного воздуха, исходящего из горы. А какой воздух вокруг! Чудная гора! Замечательная гора! Ее открыл в 1770 году знаменитый исследователь - академик Петр Симон Паллас во время путешествия по Южному Уралу. Он увидел, как из трещин в горе выходят сухие горячие газы и водяные пары, и на склоне вырыл ямку, бросил туда сухую бересту и стал ждать. Через некоторое время береста загорелась. Значит, температура там была от 300 до 350 градусов тепла! Предполагается, что так происходит не менее тысячи лет.

     В том же 1770 году Иван Иванович Лепехин исследовал земли по реке Белой. В районе Ишимбая он изучил пещеры и нефтяные источники. Он описал начало рек Белой и Ай.

     Вообще-то уже древним грекам было известно, что у подножия высоких гор, то есть Урала, живут люди, у которых плоский нос и широкий подбородок, они не любят причесок и бреют голову с рождения. Так описывал знаменитый историк Геродот древних башкир.

     К концу ХУ века русские открыли и овладели не только всей Северной Европой, но и Уралом и землями на реках Иртыш и Обь - в Сибири.

     До Палласа точное описание Урала сделали русские воеводы, то есть полководцы, под началом князя Ушатого: князья Курбский и Гаврилов с воинами. Они пришли в Москву к Пасхе и доложили государю, что открыли весь Урал. Он тянется от моря до моря с севера на юг. Это было весной 1501 года. Вот с каких пор русские знают точно об этих местах. А в 1574 году на востоке Русского государства была основана крепость Уфа. С 1586 года она стала городом. Через 30 лет в ней жили 279 человек, а через 50 лет - уже полторы тысячи! В центре стоял кремль. От него расходились веером улицы Казанская, Сибирская - в направлении дорог, а также Московская, где жили москвичи, Усольская, где стояла солеварная.

В середине Х1Х века в Уфе было 15 000 жителей. В начале Х1Х века Уфа стала губернским городом и начала застраиваться по плану. Центром стали Соборная и Базарная площади. Через город прошла железная дорога, стало развиваться речное пароходство. В конце Х1Х века в Уфе жили около 50 000 человек.

   По поручению Петра 1 Иван Кириллович Кириллов начал составлять карты России. В 1734 году он во главе большого отряда прошел от Уфы по левому берегу реки Уфы до реки Урал и в 1735 году основал крепость Оренбург, в 1740 году переименованную в Орск. В 1744 году был основан современный Оренбург. На границе Уфимской губернии Кириллов поставил двадцать крепостей вдоль рек, лично выбирая место для каждой. По его инициативе была проложена сеть военных дорог общей длиной более 3 000 километров.

   Кара – значит: черная. Горы примерно одинаковой высоты, обе поросли густым лесом. Кара-Тау стоит напротив мрачная, безлюдная. Туда не ходит никто. На ту гору не ступала нога человека много-много лет. Говорят, кто входил в ее лес, тот не возвращался. И зачем идти туда, где мрачно? Ведь есть приятная и полезная, целебная гора с удивительными водами и парами. Там всегда жизнь и радость, которую приносит здоровье. Как хорошо стать такой горой среди человеков: нести им только приятное и полезное. И наше место в конезаводе хорошее: здесь смешивается воздух степной и горный. И для пастбищ много места. Когда-то здесь паслись неисчислимые стада овец. Их никто не считал.

   А река! Аксаков писал: «Всё хорошо в природе, но вода - красота всей природы. Вода жива, она бежит и волнуется ветром. Она движется и дает жизнь всему ее окружающему». На правом берегу Белой, недалеко от хутора Куалломат,  в 150 метрах от устья речки Шульган, впадающей в Белую, расположена знаменитая Капова пещера с рисунками, как предполагают, давностью в десяток тысяч лет. Пещера образовалась потому, что за тысячелетия очень медленно горный известняк растворяется в воде.

   В 1760 году русский географ П. И. Рычков посетил и описал эту пещеру, ее залы, гроты, озера, расположенные на разных уровнях. Их сегодня насчитывается четыре этажа.

   Рядом с конезаводом - селение Ст. Киишки. Так вот там, недалеко от пристани, находится могильник, в его раскопках нашли много интересных предметов: оружие, украшения, домашнюю утварь - всё это из третьего века до нашей эры! Вот когда здесь уже жили и трудились люди!

   На расстоянии 30 километров от Каповой пещеры находится Антониева пещера. В нее ведет отверстие в отвесной скале недалеко от поселка Кутаново. Рассказывают, что в пещере жил святой отшельник Антоний. Он входил в пещеру по воздуху. Он всегда ходил босиком, носил одну и ту же холщевую одежду и был очень добр. Его считали святым и одаривали чем могли, а он всё полученное раздавал нуждающимся.

          Как писал И. А. Гончаров…

    Такие же места, как здесь, хорошо описал великий наш писатель Гончаров в романе «Обломов». Эту книгу изучают в школе. Он писал о земле, расположенной недалеко отсюда - в Ульяновской области, которая раньше была Симбирской губернией, откуда родом сам Гончаров.

«Что за чудный край! Нет, правда, там моря, нет высоких гор, скал и пропастей, ни дремучих лесов – нет ничего грандиозного, дикого и угрюмого. Да и зачем оно, это дикое и грандиозное? Море, например? Бог с ним! Оно наводит только грусть на человека: глядя на него, хочется плакать. Сердце смущается робостью перед необозримой пеленой вод, и не на чем отдохнуть взгляду, измученному однообразием бесконечной картины».

   В шуме моря писатель слышит стон и жалобу. Он видит, как мал и слаб человек на фоне моря.

   «Горы и пропасти созданы тоже не для увеселения человека. Они грозны, страшны, как когти и зубы дикого зверя. И небо там, над скалами и пропастями, кажется таким далеким и недосягаемым, как будто оно отступилось от людей.

   Не таков наш мирный уголок. Небо здесь ближе жмется к земле, но не с тем, чтобы метать сильнее стрелы, а разве только чтоб обнять ее покрепче, с любовью: оно распростерлось так невысоко над головой, как родительская надежная кровля, чтобы уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод.

   Горы там как будто только модели тех страшных, где-то воздвигнутых гор, которые ужасают воображение. Это ряд отлогих холмов, с которых приятно кататься, резвясь, на спине или, сидя на них, смотреть в раздумье на заходящее солнце.

   Песчаные и отлогие берега светлой речки, подбирающийся с холма к воде мелкий кустарник, овраг с ручьем на дне и березовая роща – всё как будто нарочно прибрано одно к одному и мастерски нарисовано.

   Измученное волнениями или вовсе незнакомое с ними сердце так и просится спрятаться в этот забытый всеми уголок и жить никому неведомым счастьем. Всё сулит там покойную, долговременную жизнь и незаметную, сну подобную смерть.

   Правильно и невозмутимо совершается там годовой круг.
   По указанию календаря наступит в марте весна, побегут ручьи с холмов, оттает земля и задымится теплым паром, скинет крестьянин полушубок, выйдет в одной рубашке на воздух и, прикрыв глаза рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами, потом он потянет опрокинутую вверх дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую под навесом соху, готовясь к обычным трудам.

   Но лето, лето особенно упоительно в том краю. Там надо искать свежего, сухого воздуха, напоенного – не лимоном и не лавром, а просто запахом полыни, сосны и черемухи, там искать ясных дней, слегка жгучих, но не палящих лучей солнца и почти в течение трех месяцев безоблачного неба.

   Дождь ли пойдет – какой благотворный летний дождь! Хлынет бойко, обильно, весело запрыгает, точно крупные и жаркие слезы внезапно обрадованного человека, а только перестанет – солнце уже опять с ясной улыбкой любви осматривает и сушит поля и пригорки, и вся страна опять улыбается счастьем в ответ солнцу».

 -    Да, - сказал крестный. – Теперь жизнь переменилась сильно. Один мой знакомый как-то давно был послан в командировку в дальние селения Башкирии и там разговорился с одним чабаном. Тот ему сказал: «Я люблю всех русских людей, кроме одного. И ты знаешь его». Тот говорит: «Нет. Не знаю». «Знаешь. Все русские на него работают, а теперь и нас заставили работать на него одного». Тот совсем испугался: дед втянет его в антисоветчину! А дед продолжает: «Имя тому человеку – План. Его я и не люблю. До него я не знал, сколько у меня овец, но мне их хватало. Теперь знаю, сколько их, но их мне не хватает. Надо сдавать для плана!».

   Крестный сказал:

-    Сейчас стирается грань между разными населенными пунктами благодаря телевидению. И это не так хорошо, как может показаться. Еду к вам, думаю о новом месте, вхожу, а у вас на полную мощь орет телевизор, выкрикивая рекламу, которую я всегда отключаю. Ощущение, что я никуда не уехал, а только перешел в другую комнату. Одни и те же разговоры, одежда, питание. В городах одна и та же реклама. Как она надоела. За нею не видно архитектуры. Иногда мечтаю забыть грамоту. Это всё очень обедняет нашу жизнь. Раньше были разные национальные костюмы. Теперь джинсы у мальчиков и девочек, у молодых и стариков. Одинаковые майки, перстни, сумки, которые почему-то называются пакетами.

   Женя спросил:
-    Почему в Америке взрослые мужчины называют друг друга парнями? По-нашему парень – это не взрослый, не мужчина. У нас парни любят называть себя мужиками. Они хотят скорее стать полноценными взрослыми. Кажется, что в Америке недозрелые мужики. Это так или просто кажется?

Но крестный впервые ничего не мог сказать: «Я там не был и немного читал. Не знаю».
Подумав, сказал:
-    Давайте понаблюдаем за собой. Я заметил, что вы, ребята, при всей вашей, в общем, дисциплинированности не сразу откликаетесь, когда мать вас зовет. Так ведь? Три – четыре раза надо позвать, тогда можно сдвинуться с места. А мать ждет. Я вас не укоряю, сам таким же был, наверно, себя со стороны не видно. Я вас люблю, иначе бы и не беседовал, сами понимаете. Но давайте представим себе, что вот ты, Витя, вырос и стал мужиком (хотя мама и сейчас считает тебя мужичком), позвал своего сынишку, а он ни с места. Ты второй раз его окликнул. А он и ухом не ведет. С третьего раза он откликнется: «Чё?» Что ты станешь делать? Ты, наверно, скажешь ему: «Сейчас я достану тебя ремнем, тогда узнаешь, что такое «Чё», и сразу придешь ко мне и выполнишь всё, что я скажу. Так ведь?» Витя порозовел. Крестный сказал: «Я знаю, что ты не грубишь родителям. Но надо сразу откликаться на их обращение. Это называется послушание. Это высшая добродетель православного человека. Послушание ставится у нас выше поста и молитвы. Вот почему я заостряю эту проблему, а не потому, что вы плохие ребята или плохие мужички. Вот поедем в монастырь, там увидите, что такое послушание.

                Про свинью

   Едва он закончил свой воспитательный урок, вошла, почти вбежала Витина мать. Она заговорила быстро и сбивчиво, как никогда:

-    Дядя Коля, как хорошо, что ты здесь! Муж на работе. Витя, беги за ним. Пусть там договорится, скорее идет домой. Армяне едут! Они хотят заколоть нашу свинью. Это такая удача. Сами заколют, разделают, сами опалят, и не надо искать ветеринара, никакой справки не надо. Не надо везти тушу никуда. Я сейчас всё приготовлю. И обещают заплатить хорошую цену. Они строители, начальству дома строят здесь недалеко. Говорят, берут себе на питание, им на месяц хватит. Но так боюсь обмана. Что-то слишком хорошо всё получается. Кто их знает. Люди не наши, чужие. Говорят по-своему. Ничего ведь не понимаю. Мужики все сейчас на работе. Дядя Коля, как хорошо, что ты дома.

    Витя всё понял вмиг, уже обулся и помчался за отцом. Армяне уже показались. Они приехали на старой «Таврии». Они деловито прошли во двор, подошли к сараю. Вскоре они вытащили свинью во двор. Она отчаянно завизжала. Ее визг был недолгим. Армяне знают свое дело. Они умело тут же опалили и разделали. Но долго еще лаяла до хрипа собака. Лаяла и прыгала без устали, гремя железной цепью. Куры кряхтели. Корова мычала. Всё живое хочет жить. Всё живое чует смерть. Только что свинья была живой, и вот уже не свинья, а тушка лежит на железном столе. А вот уже семь частей тушки висят. Кровь стекает. Вид туши неприятен. Крестный опускает занавеску и поясняет:

-    Когда Ной спас всё живое в своем ковчеге, Бог отдал в его власть всю тварь. Есть мясо не грех. Это законно. Не правы те, которые требуют не использовать животных в пищу или для одежды. Но и мучить животных нельзя. Армяне молодцы. Они грамотно всё сделали.

    Тут вошла мать и сказала, что боится: вдруг они возьмут и унесут часть туши, не заплатив. Витя сразу взял тетрадь и ручку, вышел на улицу и записал номер их машины, а потом сел на доски во дворе около туши. Мать предалась новой тревоге: а вдруг заплатят фальшивыми деньгами. Как-то очень уж удачно все складывается. Так в жизни не бывает. Где светит удача, там жди подвоха. Она привыкла только к тяжелому труду и не верит в легкий успех.

Крестный советует взять у них мелкими деньгами. Она стесняется сказать об этом, но потом решается. Они, услышав о мелких купюрах, смеются: они поняли ее опасения и говорят:
-    Без обмана! Дадим ассигнациями по сто рублей.

Потом мясо долго взвешивают. Крестный умножает вес на цену. Армяне тоже умножают. Они решили эту задачу раньше крестного и спрашивают его: «Ну, как, Лобачевский?» Потом крестный объяснил Вите, что армяне, значит, образованные люди, знают великого русского математика. Итог сошелся. Деньги вручены. Мать отдает их Вите. Он знает, куда их положить, а она вымачивает и бросает на сковородку печень. Армяне сказали, что у них такой обычай: они сами закалывают свинью и не берут за это денег, но зато едят в доме хозяев свежую печень. Пока мать вымачивала свежую печень в молоке, чтобы не горчила, молоко потом выливала в ведро скотине, армяне достали бутылку и выпивают понемногу. Со вкусом едят печень. Они говорят по-своему, но вот один из них сказал по-русски:

-   На скотном дворе всегда тепло и сытно.

    Ощутив, что всё закончено, Витина мать спрашивает армян:
-    А вы какой веры?
Они отвечают со смехом:
-    Мы христиане.
-    Это кто? – удивляется она. – Мы вот православные, а вас как понять?
Они еще больше смеются – сытые, довольные:
-    Это почти то же самое.
-    Как это то же самое. Наверное, ваша вера только для армян, вот почему вы не говорите по-русски!
Они еще больше смеются и говорят:
-    Мы и по-русски умеем.
-    А  наша православная вера – для всех! Для всех наций.
Мать не хочет высказать свою мысль о том, что их язык, непонятный ей, навел ее на страхи. Да теперь уж все равно! Всё завершилось.

     Хозяевам после пережитого внезапного волнения есть не хочется. Кошки - все три – прыгают и урчат, пока мать готовит мясо. Она им говорит:
-    Все только требуют: дай! Работать надо. Идите и ловите мышей! Мы же не можем есть мышей, а вы можете. Идите и ловите.

Но все же она бросает им время от времени кусочки, и кошки кидаются за ними. И как интересно: одна кошка злобно урчала, мгновенно выхватывает кусочек и тут же удаляется. Две другие остались ни с чем. Мать кинула другой кусочек – та же история. Мать сказала двум другим кошкам:
-    С голоду помрете. Почему не учитесь жизни?
И кинула три кусочка в разные стороны. Три кошки кинулись в разные стороны, но первая, ловкая, схватив свой и утащив его к порогу, успела вырвать кусочек у ближайшей кошки. Дети рассмеялись. Бабушка сказала:
-    Эта кошка живет на дворе, а эти две – в доме, они стали слишком ручными, избалованными.
А крестный рассказал, что хотя кошки считаются не до конца прирученными, но они допускаются в церковь, потому что кошка спасла ковчег Ноя. Он взял всех животных, и мышь в том числе. Пока ковчег плавал в водах всемирного потопа, у мыши выросли зубы, и она решила их поточить. Это заметила кошка и спугнула мышь. Ведь мышь могла прогрызть деревянный ковчег, и он бы наполнился водой и затонул! И еще он сказал, что неизвестно, то ли дикая кошка от дикого нрава живет во дворе, то ли двор сделал ее такой. Это вечная проблема: личность и окружение. Кто от чего зависит.

   Но вот и семья, наконец, уселась за стол. Бабушка была очень рада. Она сказала:
-    Наконец-то! В кои-то веки все вместе за столом, хотя отец еще не вернулся. Но его можно долго ждать. Давайте есть и радоваться, что все вместе.

Она говорила, что раньше обедали все вместе, всей семьей. А теперь у каждого свое расписание, у каждого своя смена в школе и на работе, каждый ест, когда может. А как хорошо всем собраться за столом. Слава Богу за армян!

   Когда пришел отец, то был очень недоволен: такое важное событие – и без него. Он ругал армян:
-    Без хозяина! Сначала надо было спросить хозяина! Пусть бы решали свои проблемы в Спитаке и в Нагорном Карабахе! Нет! В мой дом без меня пришли решать свои проблемы!

Мать успокаивает его:
-    Как хорошо всё вышло. Хочешь, и тебе налью!
Она говорит так, переводя все в шутку: отец не пьет, даже пива. Но он не скоро успокоился – пока не наелся свежей печени.

   Утром мать повезет мясо в город его сестрам, сколько сможет поднять. Надо же угостить свежатиной. А там они сами приедут за мясом. Не всё же продали. И себе оставили. Мать долго еще в волнении от пережитого. Она так рада, что всё прошло так хорошо.

   На следующий день мать собралась в город. Она берет с собой Лену.
-    А я? – спрашивает Витя. Но мать от золовок поедет на базар, там она не справляется с двумя детьми. Девочка требует одного, мальчик тянет в другую сторону. Витя при этом хотел бы купить всё, что видит. Он настаивает:
-    У тебя ведь есть деньги!
-    Есть, конечно. Но они нужны на многое другое. Витя! Мы теперь не только за свет и газ платим, но и за воду. Это в деревне платить за воду! Да она у нас в колодце около дома. Но велели закрыть, закопать. Мы так и сделали. Теперь вода в трубе. Скоро будем платить за солнечный свет, потом за лунный, потом за каждый вдох и выдох - отдельно.

Но Витю не собьешь.
-    Всегда ты всё для Ленки. И так всегда ее зовешь: иди ко мне, я тебя полюблю. Только ее и балуешь. Ей вон сколько всего накупила. А мне ничего.
-    Да, - говорит ему в тон мать, печально, сострадательно. - Ты ходишь голый и разутый, всегда голодный.
-    Я?- изумляется Витя, но тут понял, что промахнулся в своей реакции: не понял, что мама шутит, и еще больше сердится. А она опять объясняет ему, что девочке требуется больше одежды и обуви. Такая природа. С этим ничего не поделаешь. И Витя отправляется к своим лошадям.

    После обеда начала собираться гроза. Витя вышел из конюшни и неспешно пошел домой, словно его возвращение могло приблизить возвращение матери с сестрой до дождя. Но их нет. Он в сарае занимается своими делами, то и дело поглядывая в открытую дверь на дорогу. Туча ползет со стороны города, с севера. Вот она закрывает почти все пространство. Вдали яркими ломаными линиями вспыхивают и гаснут молнии. Горизонт закрывают длинные косые серые линии до земли. Там, в городе, уже идет сильный дождь. Вдруг на шоссе останавливается машина, из нее выходят мама и Лена. Значит, доехали на попутной. Они поспешают к дому. За ними тянется, их почти настигает черная огромная туча. Молнии сверкают почти у них за спиной. Перед ними, подскакивая, несутся к дому куры. Они убегают с лужайки. Только все вбежали во двор, как упали тяжелые капли и разом хлынул ливень. Витя ждет, что мама побежит, как и Лена, в дом, но нет, она снимает белье с веревки на дворе. Он не вытерпел и кричит:
-    Брось белье!
Она говорит:
-    На базаре устала, как собака. Скорее бы сенокос! Вот праздник!
Но будет ли в этом году сенокос вообще? Льет и льет. А ты волновался за нас?

    Она улыбается. Он смущенно машет рукой и возвращается в сарай. У него столько дел.
   
                Дела

   Летом действительно много дел. То он собирал металлолом, то полол грядки в школьном саду, то будет продавать кумыс, сидя у обочины шоссе. Это будут делать мальчишки, когда наступит жара – в июле. Он собирает бутылки. Стеклянные принимает кумысный цех, а пластмассовые мать моет и сушит – для молока. Она ездит продавать его городским огородникам. Их участки не так далеко. Ездит на велосипеде. Да велосипед-то не ее. Она берет его у соседей. Свой давно сломался, и они никак не могут собраться купить новый. Может быть, теперь она купит себе велосипед. А сейчас надо чистить сарай. Не матери же это делать. Обычная мужская работа. Так говорит бабушка. И он с ней согласен. Под оставшуюся свинью надо побольше опилок подложить. Тогда пахнуть будет почти, как в конюшне.

   В конюшне под ногами большой слой опилок вперемешку с соломой. А запах! Его ни с чем не спутаешь. Витя считает, что он даже сладковатый. Крестный говорит, в девятнадцатом веке больным грудью – так называли тогда больных туберкулезом и бронхитом – рекомендовали не только кумыс, но и запах конюшни. Им устраивали ночлег под крышей конюшни. Крестный рассказал, что долго веселился, когда узнал, что норма денника для одной лошади – девять квадратных метров. Ровно столько было в его одиночке, когда он до медицинского института учился в МГУ и жил в зоне Б на Воробьевых горах. Днем больные после кумыса должны были много ходить, наверное, уподобляясь лошади. Это тоже рассказал крестный.

                Кумыс

   Он приезжает в конезавод именно из-за кумыса и живет в доме Витиных родителей. Он смеется:
-    Можно пить кумыс и в Москве, если ты депутат Государственной Думы. Там бутылка кумыса стоит ровно столько же, сколько здесь: тридцать рублей пол-литра. Может быть, ради этого мне стать депутатом?

   Витя с родителями живет на Южном Урале, а крестный – на Северном. Урал огромен и богат. Ему пятьсот миллионов лет, и в нем спрятаны все известные людям полезные ископаемые. Он тянется через всю Россию с севера на юг. Крестный шутит:

-    У нас так говорят: в нашем краю три месяца осень, три месяца зима, три месяца весна и три месяца ждем лета.
Он страдает хроническим бронхитом и аллергией, поэтому пьет в кумысном цехе кумыс по бутылке утром и вечером и ходит. Только ходить особенно негде: рядом с конезаводом проходит республиканская трасса, так по ней непрерывно идут машины. В хорошую погоду можно ходить по проселочной дороге в лес то в одну, то в другую сторону.

    Однажды они, гуляя, дошли до того места, где пасется табун кобылиц-маток. Крестный впервые увидел, как их доят. Совсем не так, как коров. Кобыла подпускает к себе жеребенка. Он начинает сосать, и ее молоко бежит свободно. В этот миг маточница отгоняет
жеребенка и подставляет свое ведерко. Оно висит у нее на руке. Кобыла дает не так много молока, как корова: у нее вымя малой вместимости, но оно скоро наполняется. Доить кобылу можно через два-три часа. Ее молоко потому и ценится и ежегодно растет в цене, что его мало. У маточницы самая большая зарплата в конезаводе. Она должна быть осторожной, внимательной и чистоплотной. Женщины очень дорожат этой работой.

     Крестный сказал, что у Пушкина написано о кумысе в поэме «Кавказский пленник». У Пушкина? – удивился Витя. Да! Кумыс вообще известен со времен скифов. Крестный прочитал на память:
Луною чуть озарена,
С улыбкой жалости отрадной,
Колена преклонив, она
К его устам кумыс прохладный
Подносит тихою рукой.

   Это черкешенка угощает пленного русского офицера и потом спасает его. Пушкин сам написал комментарий к слову «кумыс»: «Кумыс делается из кобыльего молока. Напиток этот в большом употреблении между всеми горскими и кочующими народами Азии. Он довольно приятного вкуса и почитается здоровым». Здоровым – значит: полезным для здоровья.

   Маточница, собрав молоко, рассказала о своем первом знакомстве с лошадью. Была она девушка, снарядили ее за чем-то в город и посадили на телегу, дали в руки повод. «Лошадь умная, опытная, знает дорогу и сама тебя привезет!» - сказали Наде. И она поехала. Едет, едет. Лошадка идет резво. Вот доехали до реки. Лошадь встала. Начала нюхать воду. Долго нюхала. Наконец начала пить. И пила, пила, пила. Надя сказала ей: «Не лопнешь?» Та и ухом не ведет. Надя стала ее понукать, дергать за повод. Ни в какую. Надя расстроилась. Что делать? Оглядывается по сторонам – кого на помощь звать. И как помогать? Она сама не знает. Вдруг показался мужчина. Он сам подошел к телеге и спросил:
-    Не идет?
Надя сказала жалобно:
-    Пьет уже скоро час. Обопьется.
Мужчина сказал:
-    Не пьет. Притворяется.
Он подошел и низким грубым голосом сказал:
-    Пошла. Хватит!

Лошадь сразу подняла голову и пошла вниз по берегу, к броду. Перешла речку и привезла куда надо. Надежда сказала:
-    Только мужика признает.

Утренний, а позже - вечерний удой осторожно везут в кумысный цех. Его нельзя по дороге взбалтывать. Там его приготовляют по всем правилам.

   Крестный привез с собой старую книгу «Башкирия в русской литературе» на случай ненастной погоды. И что же – она не замедлила себя ждать. Днем, несмотря на хмурое небо и холод, сновали еще ребятишки туда – сюда, а к вечеру устраивались на диване, слушали. Вот что писал о кумысе в девятнадцатом веке офицер и писатель М. В. Авдеев. «Всем более или менее известно, что кумыс есть напиток, приготовляемый из кобыльего молока, но многие полагают, что молоко и кумыс одно и то же: смею уверить, что между ними величайшая разница. Кобылье молоко сладковато, очень пресно и чрезвычайно приторно: пить его (по крайней мере, на мой вкус) крайне неприятно, между тем как кумыс есть один (всё-таки на мой вкус) из приятнейших напитков, а приготовляется он следующим, весьма простым способом…Чем более болтают кумыс, тем он лучше. Он имеет цвет молока, вкусом кисловат, и эта кислота зависит от степени его окисления: старый кислее, кроме того, как говорится, он ядрен. Цельный домашний кумыс имеет игру, как шампанское: взболтанный перед тем, как наливать (что делается всегда, чтоб взмешать отстой), он шипит, пенится и даже рвет пробку».

Тут крестный остановился и сказал, что поэтому нельзя перевозить кумыс в самолете: он вырвется из бутылок и все зальет пеной, ничего не останется. Читает дальше: « Кумыс имеет то особенное свойство, что он чрезвычайно легко пьется и притом, употребляемый в огромном даже количестве, нисколько не обременителен. В жаркие летние дни мы его пили стаканов по двадцати. Башкирцы же не знают ему меры, в праздники байрама они разъезжают друг к другу в гости и, целые дни сидя и попивая кумыс, доходят до такого состояния, что не могут сжать в кулак отекшие и раздувшиеся пальцы руки. Кумыс чрезвычайно питателен и, употребленный натощак или в большом количестве, производит особенное, ему свойственное опьянение: на вас нападает лень необъятная, не хочется сдвинуться с места, тяжело протянуть руку, вы находитесь в какой-то неге и истоме, и вас тихо клонит ко сну.

   Понятно, что кумыс, при большой питательности и вместе с тем легкости, с которою он пьется, и без обременения может быть употребляем в огромном количестве, должен развивать силы, значительно укреплять весь организм и благотворно воздействовать на него. В этом, я полагаю, все достоинство и вся особенность кумыса. Во всяком случае, благотворное действие кумыса не подлежит сомнению, и крайне жалко, что у нас так мало обращено внимания на это лечение, которое составляет исключительно особенность России. Конечно, в Оренбургской губернии вы будете жить в самом неудобном помещении без всяких средств к удовлетворению самых необходимых потребностей жизни.
Спросите зажиточного башкирца, как нужно лечиться его национальным напитком. Он скажет:
-  Пей, бачка (батюшка), больше кумыс да ашай (ешь) больше баранину.
Так лечатся все, лечащиеся кумысом. Так лечились и мы».

-   И мы лечимся так же, - сказал крестный. - Жаль, что сейчас кумыс так дорог, что местные жители не могут его покупать. И сам я всю зиму экономлю, чтобы приехать к вам и пить этот целебный напиток, ведь кобылье молоко почти идентично материнскому, потому его неприятно пить взрослому человеку. А кумыс пьется легко.

   Кумыс обладает самыми целебными свойствами весной, когда лошадь питается самой первой, самой сочной и богатой витаминами травой. Надо ждать, пока сойдет полая вода, просохнут луга и земля в лесу, и тогда выезжать на кумыс. Крестный приехал именно потому в конце мая, чтобы застать самый первый после зимы кумыс, но не повезло с погодой. Вдруг зарядили дожди. Стало скучно. Дождь лил днем и вечером и ночью. Все небо затянулось сплошной серой пеленой, поля стали болотом. Витя обеспокоился: овес может не вырасти. Чем тогда кормить лошадей?

                Конезавод

     Чтобы скоротать время, крестный повел Витю с Женей в музей коневодства при правлении конезавода. Там они сразу увидели портрет их покойного деда. Когда-то он был признанным мастером возделывания кумыса, был не раз награжден в Москве на Выставке достижений народного хозяйства. Кумыс здесь делают с тех самых пор, как организован конезавод. А было это до войны. Витя уточнил:
-    До Чеченской? Нет? А до какой?
Женя сказал:
-    До Афгана.
А крестный сказал:
-    Нет, еще раньше, до Великой Отечественной, до моего рождения, до 1941.
Мальчики даже ахнули. Так давно!

-    А до 1917 года в России было Государственное Конезаводство. Им руководил главноуправляющий князь Н. Б. Щербатов. Самое интересное, что конезавод был создан не для кумыса. Он был создан как военное подразделение. Кони служили кавалерией, вместо мотоциклов, скажем так. Ведь конь везде пройдет, даже там, где не пройдет мотоцикл. А когда не было мотоциклов и автомашин, в девятнадцатом веке и раньше, даже в начале двадцатого века только лошадь и была средством передвижения и основной тягловой силой, не считая быка. Лошадь служила в хозяйстве. Огромную роль в армии играла кавалерия. Это как сейчас моторизованные части. Поэтому конезавод не назывался конезаводом. Он был засекречен и носил имя завод номер такой-то. В конюшне с породистыми лошадями изначально была установлена прямая телефонная связь с Москвой. Она и сейчас действует. Хороший конь дорого стоит.

    В музее они прочитали: «Местная порода сформировалась в течение веков в животноводческом хозяйстве башкир. Башкирская порода отличается высокой молочностью кобыл. Башкирская лошадь используется также при пастьбе скота, разъездах и нетяжелых работах.

     Промеры жеребца: высота в холке 143, длина туловища 144, обхват груди 180, обхват пясти 20 сантиметров. Промеры кобыл: 142 – 145 – 178 – 18,4». Мальчики хмыкнули: промеры, как у красавиц.
-   Нет, - сказал крестный. - Это красавиц промеряют, как лошадей. Он читал дальше: «Всего башкирских лошадей около 50 тысяч, из них каждая третья – чистопородная!»
    От завода промышленного конезавод отличается всем и, прежде всего, своим живым характером и чистотой производства, если можно так выразиться. Из-за того, что он был засекречен, до самого недавнего времени в конезаводе не было автобусной остановки. Автобусные маршруты были проложены за два километра до въезда с одной стороны  и за два километра до выезда из конезавода - с другой стороны. Эти два километра жители шли пешком. Крестный тоже в прошлые годы ходил. Только местные жители идут без оглядки, обычно согнутые под тяжестью ноши, если не получили лошадь для поездки в город. А крестный ходил налегке и то и дело останавливался и любовался окрестностью. Со всех сторон, куда ни повернись, видна только даль. Беспредельная. До самых синеватых вдали отрогов Уральских гор. Впечатление незабываемое. Какая у нас огромная страна! Какой простор! Какой размах!

-    Это чтобы было, где на конях скакать! – сказал Витя. Он оглянулся и увидел на горизонте ленту поезда. Он видел это много раз, конечно, но только сейчас любовался этой движущейся по самой кромке между полем и небом бесконечной цепью цистерн. Это везут нефть. Она нужна для машин. А для коней нужен овес, а также рожь и пшеница. Всё это вместе составляет фураж. Всё это посеяно на бескрайних полях вокруг конезавода. Да еще немного моркови и яблок – витамины.

     Уже выходя из музея, крестный обратил внимание на какие-то строки под стеклом, укрепленным около двери. То была цитата из А.И. Куприна. Он писал о том, что самая высокая и крепкая любовь человека – к лошади. Он уверяет, что женская привязанность может охладеть, любые человеческие связи могут ослабнуть, но не перестанет любовь между всадником и конем. Можно отвыкнуть от табака и алкоголя, избавиться от привычки к азартным играм, но любовь к лошади останется до конца, до гроба, а может быть, и после него. Так он писал в начале двадцатого века, века потрясений и ослабления всех связей и привязанностей. Хорошо, что нашлось существо, вселившее в писателя и мыслителя надежду на верность. Хорошо, что таким существом оказалась лошадь.

     У дома на заборе висел почтовый ящик. Крестный сказал, что он любит читать местные газеты. Осталось только достать газету. Надо пойти в дом за ключиком. Но Витя не пошел в дом. Он снял ящик с гвоздя и перевернул его. Газета выпала на траву. Осталось поднять ее и вернуть ящик в прежнее положение.
-    Ну, что же, - сказал крестный, - это тоже выход.

Бабушка из окна видела эту сцену и потом выговорила крестному, почему он не запретит Вите так обращаться с почтовым ящиком. Крестный сказал, что запрещать надо только то, что угрожает жизни. Иначе дети перестанут слушаться.

                Баран

     Очень поздно, уже совсем темно отец притащил на спине барана, запер его в сарае и наказал завтра не выгонять его в стадо.
-   Совсем глупый баран! Правду говорят, глупый баран. Не помнит места, где его кормят. Куры помнят, гуси помнят, с водопоя идут домой. Этот не помнит. Опять сегодня убежал. Еле нашел его – уже за свалкой, вот куда его занесло. Да еще не дается. Еле взвалил его на плечи. Надо его резать. Он все равно убежит, и в следующий раз его не найду.

                Дождь

   Бабушка сказала:
-    Опять льет. Отверзлось небо. В городе должны молиться. Должны крепко молиться.
Мать собралась куда-то. Витя спросил:
-    Ты куда?
-    В город.
Витя сказал:
-    Молиться?
Но она заговорила о рассаде. Однако, вернувшись, рассказала, что заезжала в монастырь, подала записки и поставила свечи. Там очень много народа. Сказали, что служба идет четвертый час. Служили особенный молебен Илье пророку о прекращении дождя и иконе Богоматери «Спорительница хлебов». Иначе всё зальет, и урожая не будет. В тот день дождь заметно ослабел, но еще лил. Бабушка сказала: «Плохо молились». На другой день дождь прекратился. Но небо еще хмурилось. На следующий день небо прояснилось, открылось голубое небо, такое яркое! Посредине неба сияло солнце, такое радостное, словно только что родилось. Витя сказал ему:
-    Давно бы так! Лошади не виноваты, не надо их голодом морить.
А бабушка сказала:
-    Если бы не ненастье, вы бы совсем о молитве забыли. Только непогода гонит вас в храм Божий.

Крестный сказал, что вот подсохнут дороги, и он с Витей и Женей поедет на богомолье. Мальчики замерли от восторга.

   Вечером приехал из города отец и рассказал, как слышал разговор между молодым татарином и его дедом. Молодой рассказал ему, что был в русской церкви на молебне о прекращении дождя, а дед был недоволен. Молодой говорит:
-    Сначала я пошел в мечеть, но она была закрыта. А церковь открыта. Я и пошел. Тебе что важнее: здание или солнце на небе?
 Отец смеялся:
-   Все мы одинаковые, по поговорке: я русский, нос плоский, глаз узкий, - хотя у него самого нос был не плоский, и он в самом деле был русский, а его жена чувашка. Ну и что?

                Крестики

    Витю крестили маленьким, он не запомнил своего крестного. Когда тот приехал года через три, Витя побежал к нему и закричал:
-    Я вас не помню! Я вас не помню!

Крестный поднял его на руки и сказал:
-    Я знаю.
 Когда он приехал потом еще года через три, мать Вити в тот же день затопила баню. Витя пошел вместе с крестным, и тот спросил:
-    Где твой крестик?
Витя успокоил его:
-    У нас все крестики на месте.
После бани Витя показал, что мамин крестик – золотой, самый дорогой - лежит в специальной коробочке вместе с цепочкой. Папин крестик серебряный, самый большой, очень красивый, лежит в другой коробочке. А детские крестики лежат в пакетике.
-    Вот. Все на месте.

-    Совсем не на месте, - расстроился крестный. - Крестики нужно носить на груди. Они для этого и даются. Это не украшение.
Крестный рассказал, как его племянница сняла с себя крестик на время купания в душе и так без крестика и уснула. Во сне некто повел ее куда-то, откуда неслись звуки мучений. Он сказал, что ведет ее туда же из-за того, что на ней нет крестика. Девочка увидела свой крестик на стеклянной полочке в ванной и подумала: «Сейчас я его достану и надену». Но не могла его достать.

Пробудившись, она побежала за крестиком и больше его не снимала.
    Крестный поехал в город и привез родителям два простых крестика, и все в семье надели крестики и больше их не снимали.

    Лена рассказала, как издохла любимая Люсина кошка, и Люся, подруга Лены, решила похоронить ее, как она сказала, по-человечески. Она завернула ее в тряпку, и девочки пошли за село, Люся выкопала ямку и положила кошку, присыпала ее землей и поставила небольшой крест, сделанный ею из двух палочек.

     На следующий день девочки пришли туда. Крестик валялся на земле. Люся его восстановила. На третий день всё повторилось. Люся уже возмутилась: кому не лень забираться в такой пустырь и выдергивать крестик! Она пожаловалась на это в классе, а Нюра сказала, что над кошкой нельзя ставить крест. Это грех. Она сказала, что это Бог убирает его. Ей не поверили. Нюра слабо учится. Что она может знать! Но Люся задумалась.
-    Она спросила у моей бабушки, - сказала Лена, - и бабушка сказала, что животных нельзя хоронить по-человечески, то есть на кладбище и с крестом. У них нет бессмертной души. Их душа исчезает вместе со смертью тела. Один батюшка сказал, что она растворяется в воздухе. А человеческая душа? – спросила Лена.

-    Она идет к Богу, - ответил крестный. -  Если эта душа, пока жила в теле, делала людям добро, то ей хорошо у Бога. Если же нет, она страдает от того, что только после смерти увидела свои дела в подлинном свете, то есть увидела, что к плохим делам ее влекла злая сила. Так горько душе! Она скорбит и является во сне своим родственникам и знакомым. Так она дает знак, чтобы они молились о ней.

    Витя выслушал и ничего не сказал, а вечером все же рассказал, как они всей семьей и с двоюродными, восемь человек, ходили в другую деревню. Она давно собирались сходить туда в гости, но бабушка не пускала, говорила, что там «водит». Никто не понимал, что это такое, но отец в тот раз настоял, велел бабушке забыть старые бабьи сказки, и они пошли. Идти довольно далеко. Пока шли, стемнело. В том месте, о котором предупреждала бабушка, мама велела всем взяться за руки. Все крепко взялись за руки, немного стихли. До того шумели: пели, шутили, братья немного подшучивали над сестрами. А тут стихли. Но не боялись. Они были уверены, что это бабушкины сказки. С ними отец и мать, дядя и тетя. И вдруг каждый ощутил себя в поле ржи. Вокруг густые заросли ее. Рядом никого. Руки разжаты. Как это произошло, никто не мог понять. Никаких ощущений не было. То были вместе и держались за руки – а то каждый остался один, и не на дороге, а в густом поле. Позже все уверяли, что никто не испугался. Но мать и отец сказали, что они очень испугались – за детей. Мать закричала во весь голос:
-    Лена! Витя! Женя!

Они откликнулись, но их голос донесся издалека. Тогда отец своим мощным голосом как закричит:
-    Стойте на месте! Мы идем к вам!

И пока взрослые шли к ним, дети подавали голос и между собой как-то соединились. Дети были разбросаны недалеко друг от друга. Пока все встретились, начало светать. Они увидели, что находятся близко к железной дороге. Они вышли на нее и пошли по шпалам. Все уверяли друг друга, что не испугались, но шли теперь молча. Да и ночь прошла ведь на ногах. Устали. После железнодорожного переезда взрослым стало понятно, где они, и продолжили путь уже сознательно – домой, в конезавод.

    Выслушав этот рассказ о странном происшествии, крестный сказал:
-   Это всё потому, что на вас ни на ком не было крестиков. Вот и подверглись вы какой-то злой шутке. Крестик снимать с себя нельзя. В любом сложном случае надо себя перекрестить и дорогу перед собой. Перед путешествием надо прочитать специальную молитву о путешествующих. Она есть в молитвослове. Перед тем, как ехать к вам, я заказываю в церкви специальный молебен. Надо быть грамотными верующими.

    Крестный всегда привозит с собой иконочки. Ими уже почти заполнилась полочка в красном углу. Он привозит Вите подарки. В это лето он подарил ему жилет со множеством карманов.

                Лошади

    Ведь теперь Витя большой. У него не одна Багира. На ней он берет препятствия. Крестный очень удивился, увидев, что они такие высокие. На Сопернике он тоже берет препятствия. Это четырехлетний рысак, спокойный жеребец и сам берет препятствия, очень охотно прыгает. Есть еще Ураган, невысокий жеребец, трехлеток, башкирской породы – спокойный и выносливый. Он очень хорошо бежит. Но лошади этой породы не могут брать препятствия. Каждому свое.

    Главное для лошади – регулярность. Если каждый день проходишь с ней пять кругов – так уж каждый день проходи. Если сегодня вдруг шесть, завтра четыре – она станет капризной или вообще перестанет слушаться. Этого нельзя допустить. Витя сам чистит своих лошадей, выносит навоз. Это не грязная работа, а уход. Его надо делать самому всегда. Лошадь всё ощущает. Она не выносит запах табака или алкоголя. Она ценит заботу о себе.

    Вечером крестный признался, что перед этой поездкой он много читал о лошадях, раз уж его крестник работает в конюшне, и рассказал, что самой резвой считается английская скаковая, за ней – американский рысак. Бега рысаков – замечательное зрелище. Недолог век спортивной лошади: в семь лет она начинает выступать, а в восемнадцать заканчивает. Прямо, как наш российский школьник. На Западе-то учатся двенадцать лет. Потом? Потом она становится производителем, дает потомство. Наши кони пользуются очень большим спросом заграницей. Они прекрасны и, как вы догадываетесь, не так дороги.

   В конном спорте есть три вида соревнований: высшая школа верховой езды, так называемая выездка, затем конкур – это преодоление препятствий, да троеборье, в которое входят манежная езда, конкур и полевые испытания на пересеченной местности.

   А как в России сложились чистокровные породы? Они пошли от арабской лошади. После очередной победы в очередной русско-турецкой войне граф Алексей Орлов-Чесменский получил в подарок от турецких вельмож более тридцати лошадей. Их бережно доставили в Россию по морю. Но одну – знаменитую Сметанку – чистокровного арабского жеребца граф сам привел в поводу из Аравии через Венгрию и Польшу! Лошадь сопровождал военный конвой и охранная грамота турецкого султана. Лошадь стоила целого табуна! Но и табун не мог бы ее заменить. Граф знал толк в лошадях. Он основал конный завод в Воронежской губернии – Хреновской. Эту землю ему подарила императрица Екатерина 11 за победу в Чесменском сражении. Дело было в восемнадцатом веке.

   Бабушка сказала:
-   Вот вы интересно всё про лошадей говорите. И я могу кое-что добавить. В старину жителей Брянска считали странными. Они странствовали очень странно. Куда бы ни ехали, приезжали на гумно. Потому что, сев в возок, они сразу спокойно засыпали и не правили лошадью. Она же привозила их всегда на гумно. Брянскую лошадь называли Брянской козой.

   А в Галиче жители лошадь на баню тащили, чтобы она ела траву, которая на крыше выросла.
   А каковы старорусцы? Лошадь съели, да в Новгород написали, чтобы еще прислали. Зачем съели? Голодны были. Как лошадь к ним попала? Знать, новгородцы посла на лошади зачем-то прислали.

   Лучше всего лошади живется в Москве: там ждать надо всегда час, москвичи говорят: сей час. И вообще в Москве хорошо. Москва стоит на болоте, ржи в ней не молотят, а больше деревенского едят. В Москве недорода хлеба не бывает. В Москву и отправился один наш земляк. Он, видно, наслушался всех этих разговоров и открыл там постоялый двор с извозчиками. По-современному говоря, таксопарк, только из лошадей. Хорошо у него дело пошло. Знать, усердно Богу молился. В Москве много храмов, где святые угодники такие, которые покровительствуют лошадям. Это Флор и Лавр. Им храм у Зацепы. Не знаю, где это, я в Москве не бывала, но помню рассказы. Еще есть храм святого Власия на Остоженке – это где раньше стога сена стояли для лошадей. Есть Филиппов храм. А Филипп – значит: любитель лошадей. Наверно, и еще есть. Но и так много. Да, забыла про святого Георгия Победоносца. Мы всегда на него - 6 апреля - в первый раз скотину выгоняли на пастбище и провожали ветками, освященными в храме на Вербное воскресенье, чтобы зверь не заел. Этот день был праздник, как сегодня сказали бы: день пастуха. Его одаривали деньгами и сытной яичницей. Стадо провожали всем селом.

    Тут вступил крестный:
-    А кто такой ковбой? В переводе это означает: коровий мальчик, то есть молодой пастух на коне, охраняющий коров. Но ковбои не пасли скот. Они его перегоняли из Техаса, с юга страны, на север, на скотобойню в Чикаго. Говорят, в Техасе есть музей девушек-ковбоев! А то еще были кентавры. Это нереальные, мифические существа, рожденные воображением древних греков: мужчина, сросшийся с конем. Наверно, этот образ родился из их недолгого, случайного наблюдения над каким-нибудь монгольским племенем, воины которого не сходили с коня по целым суткам и казались единым существом с конем. А может, они видели казаков? – пошутил он. Крестный сказал, что его дед был казаком. Он спасся в бою тем, что в самый разгар под блеск нависшей над ним сабли нырнул под брюхо лошади. Его не убили потому, что казак, хоть красный, хоть белый, не может порубить или застрелить лошадь.

-    Мой дед спасся, а потом еще и стрелял из-под лошади. Казак был с лошадью единым целым. Яков Свердлов расказачил их в 1918 году, то есть отнял само звание, земли и льготы. А попросту говоря, уничтожил. Но и сам после недолго прожил, меньше года и умер в 1919 году от чахотки, не прожив и 34 лет. Интересно, что у него был родной брат. Так у того совсем иная судьба: того усыновил и окрестил Горький, знаменитый тогда писатель, и послал заграницу учиться. Тот там и остался, служил во Франции у де Голля, прошел вторую мировую войну, дослужился до генеральского чина, лишился руки и жил почти девяносто лет. Вот какие разные судьбы. Словно специально для сравнения веры и безверия.

Тут крестный обратился к бабушке с извинением:
-    Продолжайте, пожалуйста!
И она продолжала:
-   Так вот наш земляк (мои родители тогда не здесь жили) прижился в Москве, освоился. Как говорится, нас сперва за порог пусти, потом за печку, а уж на лавочке за столом мы сами окажемся. Наш земляк за Остоженкой дом построил – и не простой, а о шести этажах. Дом сдал в наем. Денежки потекли. А под чердаком у него поселился молодой художник Корин, устроил там свою мастерскую. Сверху видно всё хорошо, и он все рисовал, наверное. Долго ли коротко ли, а получил он такой заказ: сделать в метро на станции «Новослободская» роспись столпов. Он и расписал. Так расписал, что москвичи, говорят, ездили любоваться той станцией и прозвали ее между собой: Ботанический сад. Вот так. Знай наших! Может, внуки когда-нибудь съездят туда и увидят. Так пусть знают: тот художник жил в доме нашего земляка.

А невесту ему привезла из наших краев сама великая княгиня святая Елизавета Фёдоровна. Она приезжала в деревню Березовку, за нынешним городом Нефтекамском, и увезла с собой в Москву на воспитание несколько девочек-сирот. Среди них оказалась и та, что потом вышла замуж за Корина. Вот какими связями вся Россия связана.

   Да у нас в конезаводе каждое лето московские студенты из сельскохозяйственной академии практику проходят.

                Башкиры

-    А вы знаете, - сказал крестный, - что и сегодня можно увидеть изображение знаменитой лошади Сметанки - в Москве. Там устроен единственный в мире музей коневодства. Он расположен в Московской сельскохозяйственной академии имени Климента Аркадьевича Тимирязева. Чувствуете по звучанию? Его фамилия выдает тюркские корни. Тимир – Тимур. А мы с вами где находимся? В Башкирии. На Южном Урале исконно жили башкиры, отважные наездники и воины. Русские люди потом освоили эти благодатные земли, построили здесь заводы. А сейчас здесь живут люди всех национальностей, без разбора – русские, башкиры, татары, чуваши, мордва, мари, украинцы и кто хочет. А что толку разбираться в национальности? Живите дружно, и все будет хорошо. Тем более, что давно все перемешались в браках, у кого мать русская, отец татарин, у кого мать чувашка, отец мордвин. Так уж полюбили! А говорят все по-русски. Главное, что все друг друга понимают.
И мальчики согласились: какая разница, лишь бы не дрались.

   Замечательное стихотворение о Башкирии написал народный башкирский поэт Мустай Карим.
Взгляни на глобус:
Вот он – шар земной,
На нем Башкирия
С березовый листок величиной.
Всего лишь навсего
Не больше
Обыкновенного листка,
Береза же - великая Россия –
Так зелена, так высока!
   Настоящий поэт всегда мудрец. Мустай Карим так сказал:
-    Не русский я, но россиянин. Вот как глубоко определил.

               Стихи о лошади

   Витя сразу заскучал, как только дело дошло до стихов. Опять стихотворения! «Я всю зиму их учу!» Но крестный одобрил задания учительницы. Это прекрасно! Какая мудрая учительница! О конях много сложено песен и написано стихотворений.

-    Мое самое любимое, - сказал он, – это у Пушкина из «Медного всадника»:
               Куда ты скачешь, гордый конь?
               И где опустишь ты копыта?

Я всегда думаю, что это о России в любую эпоху. Сейчас кажется, что это именно о нашем времени. Пушкин писал о Петре 1, а думал о себе и своих друзьях-революционерах. После нас будут думать, что это о них. Такое свойство гения – угадывать основной нерв нации.

 Это Витю заинтересовало. Стихи о конях?

              Что ты ржешь, мой конь ретивый.
              Что ты шею опустил,
              Не потряхиваешь гривой,
              Не грызешь своих удил?
              Али я тебя не холю?
              Али ешь овса не вволю?
              Али сбруя не красна?
              Аль поводья не шелковы,
              Не серебряны подковы,
              Не злачены стремена?

Отвечает конь печальный:
Оттого я присмирел,
Что я слышу топот дальный,
Трубный звук и пенье стрел,
Оттого я ржу, что в поле
Уж не долго мне гулять,
Проживать в красе и в холе,
Светлой сбруей щеголять,
Что уж скоро враг суровый
Сбрую всю мою возьмет
И серебряны подковы
С легких ног моих сдерет,
Оттого мой дух и ноет,
Что наместо чепрака
Кожей он твоей накроет
Мне вспотевшие бока.

   Мы знаем: конь опускает шею к непогоде. Именно она смиряет его нрав. Пушкин описывает это как предчувствие конем гибели его всадника, хозяина. Наверное, поэт писал о себе в этом стихотворении «Конь», себя ощущал накануне гибели, хотя и писал это стихотворение в 1834 году, почти за три года до смерти, и только чуткий конь мог бы это ощутить и выразить.

   «Прощай, мой товарищ, мой верный слуга»,- так говорит о своем коне могучий князь Олег в «Песне о вещем Олеге». Вещий – значит: мудрый. И вот такой человек на первое место среди всех качеств коня поставил его верность: назвал его товарищем.

Может быть, еще сильнее выразился о верности коня Лермонтов:
                Конь же лихой не имеет цены:
                Он и от вихря в степи не отстанет,
                Он не изменит, он не обманет.
Так он писал в повести «Бэла». В ней рассказывается, как подросток из-за коня продал свою сестру. Глаза того коня все сравнивают с глазами красавицы Бэлы.

А Лев Толстой написал о лошади целую повесть «Холстомер». И в других произведениях о не забывал о лошади. Она играла огромную роль в России. Да и везде. А лучшее стихотворение – у Николая Заболоцкого. Оно называется:

                Лицо коня.

Животные не спят. Они во тьме ночной
Стоят над миром каменной стеной.

Рогами гладкими шумит в соломе
Покатая коровы голова.
Раздвинув скулы вековые,
Ее притиснул каменистый лоб,
И вот косноязычные глаза
С трудом вращаются по кругу.

Лицо коня прекрасней и умней.
Он слышит говор листьев и камней.
Внимательный! Он знает крик звериный
И в ветхой роще рокот соловьиный.

И зная всё, кому расскажет он
Свои чудесные виденья?
Ночь глубока. На темный небосклон
Восходят звезд соединенья.

И конь стоит, как рыцарь на часах,
Играет ветер в легких волосах,
Глаза горят, как два огромных мира,
И грива стелется, как царская порфира.

И если б человек увидел
Лицо волшебное коня,
Он вырвал бы язык бессильный свой
И отдал бы коню. Поистине достоин
Иметь язык волшебный конь!

Мы услыхали бы слова.
Слова большие, словно яблоки. Густые,
Как мед или крутое молоко.
Слова, которые вонзаются, как пламя,
И, в душу залетев, как в хижину огонь,
Убогое убранство освещают.
Слова, которые не умирают
И о которых песни мы поем.

Но вот конюшня опустела,
Деревья тоже разошлись,
Скупое утро горы спеленало,
Поля открыло для работ,
И лошадь в клетке из оглобель,
Повозку крытую влача,
Глядит покорными глазами
В таинственный и неподвижный мир.

      Башкирская лошадка характерна выносливостью и терпением. Она не отличается внешними данными: невысока, немного мохната. Но преданный друг и русскому, и башкиру. Может быть, такую лошадку видел Некрасов. Ее медленно  в гору вел под уздцы мальчик, которому нет еще и семи лет, дошкольник. А он называет себя мужиком. Он говорит:

                Семья-то большая, да два человека
                Всего мужиков в ней: отец мой да я.

Он не тратит времени на разговоры с прохожим.
                «Ну, мертвая!» крикнул малюточка басом,
                Рванул под уздцы и быстрей зашагал.

                Еще о башкирах

   Вот что писал о башкирах более ста лет назад русский путешественник: «Башкиры по образу своей жизни принадлежат к полукочевым народам, то есть они в зимнее время живут оседло в деревянных хижинах, а летом в войлочных юртах (кошах), переносимых с места на место. В первом случае их жилища именуются деревнями, из коих каждая имеет от пяти до ста домов, а в последнем случае именуются аулами, или кочевьями, равняющимися по числу юрт с зимними жилищами.

Дома их довольно непрочны и весьма тесны, редко бывают покрыты драницами или лубьями, а большей частью вовсе без крыш. Каждая хижина имеет три – четыре небольших окна, в которые вместо стекол вставляются рамы, обтянутые пузырями, бумагой, тряпицею. Внутри хижины сделаны из набросанных кое-как досок широкие нары (лавки), которые у бедных бывают покрыты войлоком, а у достаточных коврами. Сии лавки заменяют собой и столы, и стулья, и кровати, словом, всю мебель. Со входа в хижину на правой стороне сделан из прутьев, крепко обмазанных глиною, род камина, который по-башкирски называется чувал. В сем камине день и ночь горят дрова, что доставляет свет и тепло для хижины. Подле чувала вмазан большой чугунный котел, служащий и для мытья посуды, и для варенья пищи. Зимняя жизнь башкирцев совершенно единообразна и весьма неприятна, в это время они много терпят от холода, голода и других физических причин».

Крестный прервал чтение и сказал, что среди этих прочих причин был бич башкир: трахома. Русские врачи пришли в этот край в начале двадцатого века и вылечили целый народ. Давно уже нет трахомы в Башкирии и Татарии и во всей России.   

    Он читает дальше: «Наступает прелестная весна – наступают удовольствия башкирцев: они оставляют свои зимовища и выходят на кочевье.
    В продолжение весны, лета и до глубокой осени башкирцы ведут жизнь приятную, веселую и мало заботятся о будущем. Они часто переносят свои аулы с места на место как для разнообразия местоположений, так и наипаче для перемены паствы, нужной многому числу их скота.

    Видеть башкирский аул в летнее время – значит видеть одну из прелестнейших картин в натуре. Представьте себе высокие горы, покрытые густым лесом, зеленые и цветущие долины, шумящие ручьи или целые реки и обширные озера…прибавьте к тому разбросанные в разных местах юрты, из которых выходит тонкий дым и расстилается по вершинам гор, многочисленные стада коз, овец, коров и табуны лошадей, их рев, ржанье и топот - и в воображении вашем составится картина, возбуждающая приятное мечтание о давних мирных временах и беззаботном хозяйстве патриархального века», - так писал П. Е. Размахнин в первой половине Х1Х века.

-    Это как в сказке, – сказал Женя.
-    Или как у Шевченко,- сказал Витя. Он вспомнил, как учил его стихотворение:

Она на барском поле жала
И тихо побрела к снопам
Не отдохнуть, хоть и устала,
А покормить ребенка там.
В тени лежал и плакал он.
Она его распеленала,
Кормила, нянчила, ласкала
И незаметно впала в сон.

    Бабушка слушала его, слушала и сказала:
-    Что за райскую жизнь ты описываешь?
-    Не райскую, а несчастную жизнь крепостной крестьянки,- ответил Витя.
-    Несчастную? – удивилась бабушка. - У нее дитё с ней на поле, на чистом воздухе, она его кормит грудью, когда хочет, и у нее молоко не пропадает, он в тени, не на открытом солнце, один, не в шумной группе да в пыльной комнате. Она ребеночка пеленает, ласкает, да и сама засыпает, и никто ее не гонит, не толкает сапогом, не грозит сгноить… Да что вспоминать. Я твою мать с утра спозаранку чуть не за ноги волокла в ясли. Дома сидеть с ребенком не положено. Стране нужны трудовые руки. Молоко-то у меня быстро кончилось. Да что вспоминать.

   Тогда Витя сам начал вдумываться в стихотворения. Вот у Лермонтова: «Изба, покрытая соломой». Почему соломой? Сейчас у всех крыша покрыта шифером, рубероидом. А уж таких лачуг, о которых сейчас читали, смешно и думать. «С резными ставнями окно». Ни у кого нет резных ставен. Почему? Наверно, ведь красиво. А вот юрта есть.

-    Эх, - сказал он крестному, - не зашли сегодня. Но когда завтра пойдете за кумысом, попросите начальницу кумысного цеха показать вам музей. Она вам откроет комнату. Там в музее стоит юрта. Настоящая. Красивая. Внутри ковры. Начальникам показывают. Но жить в такой сегодня никто бы не согласился.

-    Да,- сказал крестный. – Сегодня вместо того чувала у вас АГВ, прекрасное средство для тепла. Сейчас в такой внезапный среди лета холод горожане очень зябнут в своих квартирах, а здесь рай - так тепло. Да и русская баня – чудо.

                Чудо

   О настоящем чуде рассказывает бабушка.
-   Вы вот по вечерам книжки читаете. Это хорошо, но от старых людей тоже можно кое-что полезное услышать. Про озеро Волчок слышали? Нет? Это в Черниковске, на Моторном, в северной части города, от нас очень далеко. О нем говорят, что там стояла церковь, и не простая, а соборная. На Пасху собралось в ней очень много народа. Все причастились, как положено на Пасху, и церковь ушла в землю. Ушла со всеми людьми – со священниками, и певчими, и народом, с куполами и колоколами. Как о том узнали? А дома их не дождались. Пришли за ними в церковь – а там озеро. Но слышали люди колокольный звон и пение из глубины. Ученые объявили – это еще при царе было, накануне первой мировой войны – что это карстовое явление, нередкое в наших местах. Порода-де мягкая, на Южном Урале это бывает. Люди заподозрили, что к беде. С тех пор в озере не купаются и не рыбачат. А кто купался, тот утонул. Таких случаев много. И вы туда никогда не ездите. Обойдите его стороной. На Пасху в советское время туда народ собирался на всю ночь, и слышали пение и звон колоколов. Люди молились. Это было им утешение. Больше молиться негде было. А теперь храмы открылись, монастырь построили. Молитесь, пожалуйста. Говорят, перед концом света та церковь восстанет, как ни в чем не бывало.

                Рыбалка

   Летом хороша рыбалка. Витя просыпается до рассвета, хотя светает сейчас рано. Он и спал плохо, боясь проспать, да еще петух спутал всё на свете и кричит десять раз подряд с разными интервалами. Только думаешь, что он закончил кричать, а он опять как заорет! Собака Граф лаяла бестолково. Кто ночью полезет в сарай в такую тьму! Сразу же вспомнил бабушкин рассказ, как ее бабушка, когда была молодая, вышла по малой нужде во двор очень темной осенней ночью, вышла в свой собственный двор и как-то забоялась: такая темнота. Она и говорит вслух:
-    И как это, говорят, воры в темные ночи крадут. Тут своей руки не видно.

Ей из тьмы кромешной мужской голос ответил:
-    Нужда, милая, заставляет.
Она как взвизгнет! Бросилась в дом, кричит своим мужикам:
-    Вставайте! У нас воры!

Те вмиг проснулись, засветили и во двор. Но где там! Жеребца как не было.

Вспомнилось стихотворение Пушкина:

Дети спят. Хозяйка дремлет.
На полатях муж лежит.
Витя всегда в этом месте думает: значит, хозяйка не спит, а только дремлет. А муж и вообще не спит? Бабушка говорит, что в их семье отец обязательно среди ночи вставал и шел в сарай проведать скотину. Боялся и воров, и лисы, и волка. И вообще для порядка нельзя скотину оставлять одну на целую долгую зимнюю ночь без внимания. Пока Витя это вспоминал, мысли начали путаться, и он уснул. Но тут послышались чьи-то шаги. Он поднял голову. Понял: это кошка. Две половицы в полу прогнулись. Когда кошка наступает на них, кажется, что человек идет. Спал я или нет? – думает Витя. Наверно, дремал.
   Опять погрузился в сон. Тут отчаянно замяукала кошка. Другая. Нет, не встану. Какое дело у кошки в доме? Она продолжает, да так отчаянно. Хоть бы кто-нибудь встал и пустил ее в дом. Нет. Все спят. Он один, значит, дремлет. Кошка уже визжит. Витя встал и открыл дверь. Кошка спокойно переступила через порог и медленно пошла в угол, как ни в чем не бывало. Это бабушкина кошка. Она редко приходит. Чаще приходит соседский кот. Злой. Как его ни корми, уходит всегда с подозрительным выражением. Часто всех царапает до крови. Добра не помнит.

    Витя вышел на двор. Спать уже некогда. До озера идти час.
    Вернулся с озера с легким ведерком. На вопрос крестного ответил:
-   Только для кошки.
И добавил:
-    Рыбалка не только для добычи, но скорее для отдыха.
Крестный согласился.

                Сказка

     Витя предупредил всех с вечера: он рано ляжет спать, утром очень рано вставать. Завтра лошадей и наездников повезут на соревнования в другой район. Ехать далеко. А у Вити еще дело есть до отъезда. Надо встать часов в пять. Он лег в десять вечера. Это очень рано. Мать ушла на вечернее – до полуночи - дежурство на конюшню. Отец пришел, загнав все домашнее стадо в сарай, и ужинал. После ужина он вошел в общую и единственную их комнату, где хотел уснуть Витя, и включил свет. Витя натянул простыню на голову. Отец включил телевизор. Тогда крестный подошел и тихо сказал Вите:

-    Хочешь, расскажу тебе сказку?

Витя приподнял голову с подушки и хмуро улыбнулся. Крестный сказал:
-    Я буду говорить, а ты закрой глаза и засыпай.
Витя лег, закрыл глаза. Крестный начал сказку.

  -   Жили-были сестрица Аленушка, как наша Леночка, и братец Иванушка, как наш Витя. Только Аленушка была старше и присматривала за братцем. Шли они долго-долго и утомились. Главное, пить хочется. Братец Иванушка хотел напиться из какого-то ручейка, но сестрица Аленушка не разрешает:

-   Не пей, братец, - говорит. - А то ягненочком станешь.
Братец послушался. Идут дальше. У Иванушки пересохло в горле. Он хочет напиться из какой-то речушки, но сестрица говорит:
-   Не пей, братец, а то теленочком станешь.

Дальше идут. Иванушка еле плетется, и потому из третьей лужи решил напиться. Улегся, чтобы пить было удобнее. А сестрица говорит:
-   Не пей, братец, потерпи еще немного. Скоро до хорошей воды дойдем. Не пей, а то утеночком станешь.

Не послушал на этот раз Иванушка свою сестрицу и припал к воде и напился из той лужи. Поднялся и говорит:
-   Не стал я утенком!

Но через полчаса как закричит:
-    Живот болит!
Как побежал в лес! Такой понос у него открылся. И не может больше идти. У него живот болит, и льется из него, как из последнего утенка.

   Пока крестный рассказывал, пришла Лена и села в ногах у брата слушать. Отец выключил телевизор и стал слушать. Как услышал про понос, сказал, что у них в дальнем озере тоже нельзя купаться. При купании невольно вода попадает в рот, а там недалеко могильник домашней скотины. Его весной размывает, и вода попадает в озеро. Да оно уже и не озеро, а так, болото стало.

 Крестный сказал Вите:

-   Ты спи. А я дальше потихоньку буду рассказывать. - И говорит:
-    Тут из леса вышел отряд туристов. Они увидели Иванушку и поняли его беду. Они дали ему напиться из термоса настоя дубовой коры. Через час Иванушке стало легче, и он уже мог идти дальше. Он пообещал сестрице слушаться ее до самого дома. Но он был еще мал. Он скоро опять захотел пить. Напрасно сестрица говорила:
-   Не пей, Иванушка, козленочком станешь.
Он ответил:
-   Прежде была лужа, а теперь широкое озеро.

И напился. И ничего с ним сначала не случилось, только стала болеть голова. Он стал плохо учиться. Потом пошел работать подмастерьем к одному человеку, а когда совсем вырос, женился. И родился у него не ребеночек, а козленочек. Вода в том озере была радиоактивная.

-     Какой ужас! - сказал отец. - Витька, никогда не пей нигде, кроме конезавода. У нас вода для лошадей самая проверенная.
-   Я знаю, - сказал Витя, не отрывая голову от подушки. – Но вы другую сказку расскажите. Это какая-то детская.

-   Ты слушайся! - вскипел отец, - Я покажу тебе: детская! Крестный дело говорит: не пей и не ешь, где попало. И ты, сестрица, тоже. А то в сказке ты больно умная, а на деле только и смотришь, что бы съесть, будто тебя дома не кормят. Слава Богу, всегда в холодильнике молоко, творог, сметана. Но им чего-то другого подавай! Вечно мать мучат! Дай чего–нибудь такого... Люди в городе рады бы такой сметаны поесть, да у них нет. У матери покупают сметану и благодарят.

-    А ты бы свой старый мотоцикл продал, да ей бы велосипед купил, –подал голос Витя.

То был старый спор. Мать очень не любила его и всегда пресекала. Она говорила:
-    Витя! Не смей! Не дерзи. Это отец заработал. Когда сам заработаешь, тогда и будешь распоряжаться.
Отец сказал:
-    Сначала тебе к первому сентября ранец надо купить. В прошлом году купили – его на один день хватило, весь по швам лопнул. Обманщики. Весь год с пакетом ходил. А ты о велосипеде. Не всё сразу.

   Чтобы всех примирить, крестный начал другую сказку.

                Сказка о братьях
     Жили-были два брата: Петр и Павел. Было им по двадцать лет, и они пахали свое поле. Вернее, поле их отца. День был жаркий, они уморились и потому сбежали вниз к речке и искупались. Да там и уснули ненадолго. Проснулись одновременно и друг другу говорят:
-    Какой странный сон я видел!

Какой? Оказалось, одинаковый. Но одинаковых снов не бывает, это всем известно. Значит, сон пророческий. Снилось им одно и то же: некий старец сказал им:

-    Иди сейчас к реке, переплыви ее, поднимись в гору, войди в берлогу к медведице и убей ее, возьми меч под ее головой и ступай в город на верху горы. Там тебя сделают правителем.

     Петр сказал:
-    Какая чепуха! Как можно этому верить! Речка рядом, но она широкая и бурная, в ней есть холодные течения, они очень опасные. Кто может победить медведицу? Не медведя даже, а матку-медведицу? Никто. И кто это нас, крестьян, сделает правителями?

   Павел же сказал:
-   Я пойду и проверю, так ли это.

Напрасно Петр его убеждал поберечь себя, пожалеть отца и мать. Павел уже шел к реке. Он снял с себя одежду и свернул ее, держа над головой, поплыл, гребя одной рукой, и скоро напал на течение. Оно само вынесло его к другому берегу. Там он без отдыха оделся и пошел в гору. Она оказалась очень крутой. Он еле взобрался почти на самый верх, как увидел нору. Там лежала и умирала от старости медведица. Он с опаской вошел в берлогу, увидел конец меча и вытянул его, пронзил медведицу и вышел из пещеры. Он поднялся в гору. А там, на краю горы, стояло множество народа. Эта медведица была людоедкой. Ей готовили очередную человеческую жертву: дочь правителя -  и всем городом ее провожали. Когда увидели Павла, идущего по той тропе, по которой никто никогда не возвращался, то поняли, что он избавил город от страшного зверя.

     Под клики ликования его повели в город. Правитель сам усадил его на трон и признал правителем города.
    
Но как править? Задумался Павел. Помолился Богу и понял: людям мешают страсти. Бедным мешает Лень и Зависть. Богатым мешает Жадность и Злость. Как этого избежать? Павел приказал всем переселиться: богатые поселились в небольшом районе города на севере – у них есть средства для отопления. Бедные заняли основную часть города на юге: там подольше держится тепло. Такая справедливость всем понравилась, но никто не понял, что теперь почти исключена Зависть. Жадность Павел обуздал Честолюбием: он объявил, что выдаст медаль тому, кто пожертвует на нужды города определенную сумму. А кто больше – тому две медали и так далее. Суммы тотчас начали поступать. Богачи обзавелись медалями, а бедные получили больницы и школы. Все были довольны. Но Павел объявил, что бесплатную медицинскую помощь и бесплатное обучение получит тот, кто отработает на город. И никто этого не оспорил. Все явились на работу, и Злость исчезла: богачи видели тяжелый труд под палящим солнцем. В результате этого труда они же, богатые, теперь ездили по гладким дорогам. По ним же шла вооруженная армия. Она защищает их богатство. В армию вошли молодые бедняки после соревнования между собой.

   Так прошло двадцать лет. Город окреп. Он процветал. Главное – он жил в мире. А когда люди живут в мире, у них скапливается богатство. Слух о них прошел далеко. И вот явился некий полководец с огромной армией. Он решил завоевать такой богатый город. Павел задумался: неужели пропадут плоды такого длительного труда? Он один без оружия вышел к врагу. Он объявил ему, что уходит. Как пришел ни с чем, так и уходит ни с чем, только бы город оставался мирным и неразрешенным. Враг удивился и согласился. Павел ушел пешком по гладкой дороге. Город остался цел.

А Павел шел весь день и к вечеру постучался в крайний дом ближайшей деревни. Хозяин согласился за питание дать ему работу. Так странствовал Павел десять лет. Много ремесел он изучил. Много народов повидал и перенял их языки и познал их обычаи.

Однажды местность, по которой он шел, показалась ему знакомой и волнующей. То была его родная деревня. Он вошел в нее, подумав, что его никто не узнает. Издалека он увидел брата. Как он зарос волосами, длинной бородой и усами! Лицо его было грубо и сильно загорело. Павел подошел к нему и поклонился. Но едва он произнес первые слова приветствия, как Петр воскликнул:
-     Брат! Нашелся!
-     Ты узнал меня?
-     Ты – точная моя копия! – сказал Петр.

     В доме Павел увидел себя в зеркале, которого он давно не видел, и понял, что брат прав.

     Петр повел брата к отцу и матери, которые жили в маленьком доме в саду. Они были старыми и уже не могли работать. Они плохо выносили детский шум и потому жили обособленно. Их кормил Петр с детьми. Их у него было десять. Долго Павел рассказывал о своих приключениях... Петр с глубоким вздохом сказал:

-    Ну, и чего ты добился? Ни с чем вернулся домой. Даже семью не смог завести, чтобы остаться справедливым ко всем в том городе. И детей у тебя нет. Прав был я, что не пошел тогда. Вот мои дети и наши родители. Я все тридцать лет пахал наше поле. Теперь ты это понял?

Но Павел молчал. Он не мог расстаться с той жизнью, которую прожил.

    Крестный спросил Витю:
-    Кто из них прав?
Витя не ответил. Крестный подумал, что мальчик спит, и встал, выключил свет и вышел из комнаты. Но тут сразу после полуночи вернулась с дежурства мать и опять включила свет. Витя снова натянул на голову простыню.

-   А, ты не спишь! Так кто же прав? – спросил крестный.
Витя не отвечал. Потом сказал:
-   Не знаю.
-   А ты какой путь выбрал бы?
 Витя не ответил. За него ответила Лена:
-   Он выбрал бы оба.
И Витя не возразил. Но вот все уснули. А в пять утра Витя тихо встал и выскользнул из комнаты.

   Свой ответ он дал на следующий день после соревнований. Его конь хорошо прошел. Витя был доволен и говорил с подъемом:
-    Правы оба брата. Петр родил детей, а Павел их воспитает. Он будет учителем для своих племянников. Он столько видел, столько знает. Вот и решение задачи!

     Тут крестный признался, что он, в сущности, пересказал сказку Льва Толстого, который считал, что у нее нет решения. Но Витя прав: надо посмотреть на проблему шире. Не с точки зрения Петра или Павла, а с точки зрения их родителей и детей Петра. Ведь его дети обречены на бедность. У них то же поле, которое кормило деда с бабкой и двух их сыновей. Теперь надо прокормиться еще десяти детям с их семьями! Это невозможно. Где выход? Заняться чем-то иным, чем пахота. Павел научит племянников ремеслам, наукам, каждому - по способностям. Так будет решена проблема рода! Один брат родил, другой воспитал и обучил – и род живет и развивается! Только так решается проблема родителей двух братьев и их собственная. А проблема одной личности всегда неразрешима, так как человек смертен. Бессмертен род и от него - народ. Что главное в жизни отдельно взятого человека? Крестный опять прочитал своего любимого, видимо, Заболоцкого.

                Стихотворение Заболоцкого о душе

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.

А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай до темна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.

Она рабыня и царица.
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь.

                О святости

 -   Да, святость достигается большими усилиями, – заговорила бабушка. - У нас нет сил на молитвенные подвиги, так отец Моисей, архимандрит Уфимский, наставлял: «Молись, пока не уснешь». Я так и делала. Когда дети были маленькие, а работы очень много, и молиться некогда, ложусь спать и молюсь. Лягу – и молюсь. И вот ведь: как уж устану, лежу и все-таки не усну, пока не прочитаю про себя все молитвы, какие знаю. Отец Моисей был великий подвижник. О нем в последний год много писали в газетах. Разные случаи чудесной помощи от него описаны. Он был сильный молитвенник и при жизни уже был прозорливым и целителем. Сейчас он прославлен как святой. Его мощи покоятся в Уфе, в кафедральном соборе преподобного Сергия Радонежского. Раньше ездили на Демское кладбище молиться на его могиле, а теперь легче – в собор. А на каком месте собор стоит! Слияние рек Белой и Уфимки, простор, как море. И главное, это никогда не изменится, так как берега заливные. Там нельзя строить, и навсегда сохранится эта Божья красота.

    Года три назад копали в Старой Уфе и выкопали гробы. А в них мужчины в шинелях. Лежат, как вчера погребенные. Из Москвы, из патриархии приезжали владыки. Установили: нетленные белогвардейцы. Убиты в 1918 году. Значит, за правое дело жизнь положили. Но имена неизвестны. Их отпели  и погребли. Так что есть святые в нашей земле, есть кому за нас молиться. А разрушается святость злобой.

                Как били лошадь

    Как надо трудиться душе? Никого не обижать и самому ни на кого не обижаться. Это достигается молитвой и терпением. Если не можешь сам помочь кому-то, хотя бы в душе посочувствуй.

Крестный начал читать отрывок из романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание».

    «Страшный сон приснился Раскольникову. Приснилось ему его детство, еще в их городке. Он лет семи и гуляет в праздничный день, под вечер, со своим отцом за городом. Время серенькое, день удушливый…  В нескольких шагах от последнего городского огорода стоит кабак, большой кабак, всегда производивший на него неприятнейшее впечатление и даже страх, когда он проходил мимо него, гуляя с отцом. Там всегда была такая толпа, так орали, хохотали, ругались, так безобразно и сипло пели и так часто дрались…

Возле кабака дорога, проселок, всегда пыльная, и пыль на ней всегда такая черная. Она огибает вправо городское кладбище. Среди кладбища каменная церковь с зеленым куполом, в которую он раза два в год ходил с отцом и матерью к обедне, когда служились панихиды по его бабушке. Он любил эту церковь и старинные в ней образа, большею частью без окладов, и старого священника с дрожащей головой. Подле бабушкиной могилы была и маленькая могилка его меньшого брата, умершего шести месяцев и которого он не знал и не мог помнить, но ему сказали, что у него был маленький брат, и он каждый раз, как посещал кладбище, религиозно и почтительно крестился над могилкой, кланялся ей и целовал ее.

И вот снится ему: они идут с отцом по дороге к кладбищу и проходят мимо кабака, он держит отца за руку и со страхом оглядывается на кабак. Особенное обстоятельство привлекает его внимание: на этот раз тут как будто гулянье, толпа разодетых мещанок, баб, их мужей, разного сброду. Все пьяны, все поют песни, а подле кабачного крыльца стоит телега, но странная телега. Это одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей и перевозят в них товар и винные бочки. Он всегда любил смотреть на этих огромных ломовых коней, долгогривых, с толстыми ногами, идущих спокойно, мерным шагом и везущих за собой какую-нибудь целую гору, нисколько не надсаживаясь, как будто им с возами даже легче, чем без возов.

Но теперь, странное дело, в большую такую телегу запряжена была маленькая, тощая, саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые – он часто это видел – надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка. Но вот вдруг становится шумно: из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку.

-    Садись, все садись! – кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом, - всех довезу, садись!
Но тотчас же раздается смех и восклицанья:
-    Эта кляча да повезет!
-    Да ты, Миколка, в уме, что ли: этаку кобыленку в таку телегу запряг!
-    А ведь савраске-то беспременно лет двадцать уж будет, братцы!
-    Садись, всех довезу! – опять кричит Микола, прыгая
 первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во весь рост. – Гнедой даве с Матвеем ушел, - кричит он с телеги, - а кобыленка эта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест. Говорю садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! - И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.


-    Да садись, чего – хохочут в толпе. –Слышь, вскачь пойдет!
-    Она вскачь-то уж десять лет, поди, не прыгала.
-     Запрягает!
-     Не жалей ее, братцы, бери кнут!
   Все лезут в Миколкину телегу с хохотом и остротами. Налезло человек шесть, и еще можно посадить. Берут с собой одну бабу, толстую и румяную. Она в кумачах, в кичке с бисером, щелкает орешки и посмеивается. Кругом в толпе тоже смеются, да и впрямь, как не смеяться: этака лядащая кобыленка да таку тягость вскачь везти будет! Два парня в телеге тотчас же берут по кнуту, чтобы помогать Миколке. Раздается: «ну!», клячонка дергает из всей силы, но не только вскачь, а даже и шагом-то чуть-чуть может справиться, только семенит ногами, кряхтит и приседает от ударов трех кнутов, сыплющихся на нее, как горох. Смех в телеге и толпе удваивается, но Миколка сердится и в ярости сечет учащенными ударами кобыленку, точно и впрямь полагает, что она вскачь пойдет.

-    Пусти и меня, братцы! – кричит один разлакомившийся парень из толпы.
-     Садись! Все садись! – кричит Миколка, - всех повезет. Засеку! – И хлещет, хлещет,  и уже не знает, чем и бить от остервенения.
-     Папочка, папочка, - кричит он отцу, - папочка, что они делают? Папочка, бедную лошадку бьют!
-    Пойдем, пойдем, - говорит отец, - пьяные, шалят, дураки, пойдем, не смотри! – и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к лошадке. Но уж бедной лошадке плохо. Она задыхается, останавливается, опять дергает, чуть не падает.
-    Секи до смерти! – кричит Миколка.-Засеку!
-    Да что, на тебе креста, что ли, нет! –кричит один старик из толпы.
-     Видано ль, чтоб така лошаденка таку поклажу везла, - прибавляет другой.
-     Заморишь! – кричит третий.
-      Не трожь! Мое добро! Что хочу, то и делаю. Садись еще! Все садись! Хочу, чтобы всенепременно вскачь пошла!..»

   Витя встал и вышел. Его отец, вошедший со двора, замер и так и остался стоять, слушая.
   «Вдруг хохот раздается залпом и покрывает всё: кобыленка не вынесла учащенных ударов и начала лягаться. Даже старик не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака лядащая кобыленка, а еще лягается!
     Два парня из толпы достают еще по кнуту и бегут к лошаденке сечь ее с боков. Каждый бежит со своей стороны.
-     По морде ее, по глазам хлещи, по глазам! – кричит Миколка.
-     Песню, братцы! – кричит кто-то с телеги, и все в телеге  подхватывают. Раздается разгульная песня, брякает бубен, в припевах свист. Бабенка щелкает орешки и посмеивается.
…  Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу, он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба берет за руку и хочет увести, но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но опять начала лягаться».

-     Убьют ее, - сказал отец Вити. – Слушать невозможно, Витя убежал. Но дочитай все же.

 «Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаха ложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти, но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, оглобля вздымается и падает…Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить.
-    Живуча! – кричат кругом.
-    Сейчас беспременно падет, братцы, тут ей и конец! –
кричит из толпы один любитель.
- Топором ее, чего! Покончить с ней разом! - кричит третий».

Отец Вити говорит:
-   Я и сам уже не могу. Чем он ее убил все же?
Крестный отвечает:
-   Ломом.

 «Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает.
-     Доконал! – кричат в толпе.
-     А зачем вскачь не шла!
-     Мое добро! – кричит Миколка с ломом в руках и с налитыми кровью глазами. Он стоит, будто жалея, что уж некого больше бить.
-    Ну и впрямь, знать, креста на тебе нет! – кричат из толпы уже многие голоса.
Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее в глаза, в губы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с кулачонками на Миколку. В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его, наконец, и выносит из толпы.
-    Пойдем! пойдем! – говорит он ему, - домой пойдем!
-    Папочка! За что они…бедную лошадку…убили! -
всхлипывает он, но дыханье ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненной груди.
-     Пьяные, шалят, не наше дело, пойдем! – говорит отец. Он обхватывает отца руками, но грудь ему теснит, теснит. Он хочет перевести дыхание, вскрикнуть и просыпается».

-    Какое тяжелое чтение!» – говорит отец Вити.
-    И еще называют это шалостью,- сказал Женя: - Шалят, - говорит отец того мальчика.
Крестный пояснил, что словом «шалят» называли и разбой тоже, а не только детские проделки.

Бабушка отозвалась неожиданно:

-     А ведь говорят: не конь везет – а Бог несет. Вот так и
революцию, наверное, сделали. Завели сами себя на жестокость. Мне моя крестная рассказывала, а ей верный человек говорил, что на Рождество в 1918 году в главном соборе в Петрограде не было почти ни одного человека. А на улице веселились: катались, гуляли, ели-пили. Даже простому человеку обидно: я стол накрыл, вошел в затраты, а ко мне на мой праздник никто не пришел, хотя я никому не должен. Также и перед войной в 1941 году. Мало того, что храмы поломали и священников поубивали, так и в оставшиеся храмы народ не очень ходил. 22 июня, в день начала войны, была очень хорошая погода, и народ решил отдыхать. А к вечеру церковь, утром пустая, была так битком набита, что народ не помещался даже во дворе.

     А уж сколько жестокостей в нашей жизни было! Мой брат двоюродный вернулся с войны калекой: ни рук, ни ног. Он не хотел к жене ехать. Она нашла его в госпитале. Она привезла его домой, а работала на фабрике, где соль варили. Соль была в страшном дефиците. Ее научили: ты соль вынеси с фабрики, а на базаре продашь, еду купишь. Она и насыпала стакан соли в лифчик. А в проходной ее уж ждали. Обыскали и – десять лет. Мужа – назад в госпиталь, дочку – в приют. Мы потом искали их, но никого так и не нашли. Их перевозили с места на место, и адреса пропали.

                Вожди

   Витин отец сказал, что народ подучили начальники. «Они ответят когда-нибудь?» Бабушка рассказала, что когда-то они с мужем ездили в очень дальний монастырь (тогда ближних не было) и сами слышали там такой рассказ. Одному монаху приснились Ленин и Крупская, его жена по имени Надежда. Приснились так: монах сидит на садовой скамейке и вдруг вслух сказал: «Бога нет». Сказал и вскочил от ужаса: как его уста могли произнести такое?! Оглянулся – а рядом с ним сидит Ленин. Он сидел маленький, щупленький, скрюченный, лицо низко опущенное, искореженное. Монах с возмущением что-то ему сказал и тут же увидел напротив сидящую Крупскую. Он сказал ей: «А ты-то что! Ты была сотворена как звездочка, на тебя была надежда, а чем ты стала!» Она не отвечала. Так что эти люди даже там, где Бог воочию виден, не хотят верить Ему. Этот сон я пересказала в нашем монастыре недавно и услышала очень интересное. Батюшка монах говорил, что цари православные на том свете ходатайствуют за Россию. Он за них молится поименно. И вдруг однажды он увидел Петра 1, даже не просто увидел, а явственно ощутил: Петр 1 сошел с памятника ему в Москве, где-то на реке там стоит, и прошел мимо батюшки, задев его плащом. Батюшка говорит, что только подумал: куда он пошел? А кто-то объяснил: «Петр идет на Чернобыль».

Крестный сказал:
-    В самом деле: Петр – герой Полтавы, на Украине. Там же, значит, и теперь помогает.

                Табынская икона Божией Матери

Бабушка сказала:
-   Самое святое место у нас на Южном Урале – это пещера явления Табынской иконы Божией Матери. Ехать далеко, в Красноусольск, в Стерлитамакском районе, но когда-нибудь надо съездить. Ездят же люди! Икона была чудотворная. Сколько чудес от нее народ получил! Особенно в холерные года. Рассказывали, что в Оренбурге в середине Х1Х века половина населения вымерла или даже больше. Выехали кто мог – из начальства. Остальные помирали, и трупы валялись неприбранные – некому было хоронить, а уж об отпевании и речи не было. Умирали все подряд. И только тогда догадались поехать в Уфимскую губернию за Табынской иконой. Привезли, крестным ходом обошли – и сразу снизилась смертность, а вскоре и вовсе прекратилась. С тех пор ежегодные были крестные ходы. От засухи, от проливных дождей спасала. А уж сколько исцелений сотворила! Даже камешек от той пещеры спасал. Его клали в стакан с водой и воду пили – и исцелялись. Икона была признана хранительницей всего Урала и Зауралья. Ее возили по всему нашему обширному краю. Тысячи верст за год проедет.

    Тут Витя сказал тихо:
-   Это я знаю. Мы стихотворение учили. Учительница сказала, что Некрасов в поэме «Мороз, Красный Нос» описал именно Табынскую икону – как ее возили из села в село.

Бабушка обрадовалась и потребовала, чтобы он прочитал это стихотворение.
-   Да это не совсем стихотворение, это отрывок из поэмы, - сказал Витя.
-   Ну и читай этот отрывок!

Витя помедлил, но встал, как положено при чтении стихов, руки по швам, и прочитал:
 -   Николай Алексеевич Некрасов. Отрывок из поэмы «Мороз, Красный Нос».

Двинулась с миром икона святая,
Сестры запели, ее провожая,
   Все приложилися к ней.

Много владычице было почету:
Старый и малый бросали работу,
   Из деревень шли за ней.

К ней выносили больных и убогих…
Знаю, Владычице, знаю: у многих
   Ты осушила слезу…

-   Как хорошо сказано! - воскликнула бабушка! – Я и не помню, когда ты учил это стихотворение. Да! Все ее встречали, но не во всякий двор она входила. К одному помещику не пошла. Лошадь встала – и все. На руках пробовали вынести – нельзя поднять. Так и миновали богатый двор. Потом оказалось: тот помещик стал сектантом, отошел от правой веры.

    Еще был случай: везли икону по мосту, и лошадь встала. Понукали ее - понукали – не идет. А что на мосту? Нет ничего. Но кто-то догадался. Он спустился вниз, под мост, на место, над которым стояла икона. И там ничего. Тогда он начал копать – и выкопал тельце ребенка. Незаконнорожденного младенца кто-то похоронил. Тельце отнесли в ближайший храм и отпели. Только тогда лошадь сама двинулась в путь. Так через год странствий по городам и селам и самым маленьким поселениям икона возвращалась в Усольск. Ее встречали, выходя навстречу далеко за село. Это изобразил один художник – К.А. Савицкий - на своей картине, которую так и назвал: «Встреча иконы». Картина очень известная, находится в Москве в Третьяковской галерее.

    Икона являлась два раза. Первый раз – при царе Иване Грозном. Тогда она явилась монаху дьякону. Потом исчезла и лет через сто опять явилась и опять на том же самом месте - в пещере под горой на берегу реки Усолки. На этот раз ее первыми увидели язычники и начали ее рубить. На иконе остались следы топора. Но нападавшие ослепли. Один из них догадался, что это наказание от иконы, сам раскаялся и своих товарищей повел к иконе с плачем и слезами. Все прозрели. Но тот первый еще и окрестился и стал жить как юродивый: на воле. Ходил круглый год босиком, зимой спал в сугробе и всем всегда рассказывал, как силен русский Бог и как он это познал. А его бывшие товарищи каждый год привозили богатые дары от трудов рук своих в монастырь. Он прожил 130 лет. Его, ставшего несомненно святым, знала бабушка нашего схиархимандрита.

    Что же касается того, что сейчас икона в безвестности, то, возможно, и в третий раз явится. Надо ждать.

    В самой пещере явления иконы истекает пресная вода, а не соленая, как в реке, но истекает только в день явления иконы, в девятую пятницу по Пасхе. А сейчас, как паломники рассказывают, вода идет только тогда, когда поют акафист. Как перерыв в пении - вода иссякает. Это ведь все для укрепления нас в вере.

    Изображение Божией Матери на иконе особенное: очень выразительные глаза, крупные, почти как ромб, и так и смотрят в душу. Подлинника сейчас нет, его в 1918 году вывезли на восток и оттуда в Америку. Везли на том поезде, на котором увозили мощи святой великой княгини Елизаветы Фёдоровны и других мучеников. Но сейчас и списки мироточат.

В Красноусольске есть святые целебные источники.
    Перед войной над той пещерой стоял огромный – во все небо – крест из облаков. Долго-долго стоял. Все видели. Потом медленно разошелся. А в Уфе в то же время по небу шли огромные огненные столбы. С запада на восток прошел сначала один столб. Он прошел – проплыл по всему небу и скрылся на востоке. Кто был на улице – все замерли. Кто-то сказал:
-    Быть войне.
Потом прошел второй так же. Когда прошел второй столб, кто-то спросил:
-   Это что - вторая война?
Ему ответили:
-   Это второй год войны.
-   Разве может быть война два года?
Тут поплыл третий столб. Какая-то женщина заголосила и убежала. Потом поплыл четвертый. Все небо огнем полыхало! Люди окаменели от ужасных предчувствий. Они стояли и долго еще ждали новых столбов, но больше не было.
-    И этого хватит! – сказал кто-то так горестно.
А вот выжили ведь все четыре года.

   После победы в 1945 году народ был так измучен, да и есть было нечего, в 1946 году была повсеместная засуха. В народе шел слух, что дело идет к концу света. Рассказывали, что старичок ходит по земле и показывает верным людям, что будет вскоре. Один такой видевший явление рассказал, что старичок ввел его в дом. Там в первой комнате он увидел много трупов и крови, а во второй еще больше, так много, что почти до потолка набито мертвыми телами. Но старичок сказал:
-    То были первая и вторая мировые войны. Сейчас увидишь главное.
В третьей комнате не было трупов. И людей не было. Там было много всяких вещей, красивых и удивительных. Старичок сказал:
-    Не прикасайся ни к чему. Все эти вещи потому и лежат, что их нельзя брать. Они несут в себе смерть.
То был итог третьей мировой войны. Картина была непонятная, тогда еще не имели никакого понятия о радиации, и оттого еще более было страшно. Первый признак конца света, сказал старичок, - нехватка воды. Люди бросят все серебро и золото за каплю воды, но никто не станет меняться. Они побегут в дальние земли и увидят россыпи серебра и кинутся туда в надежде найти воду. А когда узнают, что это - серебро, то махнут рукой. Оно не нужно. Нужна вода. И только в России ее много. Так милостив к нам Господь. Так рассказывал старичок, подготавливая людей к страшному будущему. И все думали, что вот-вот начнется последняя война. Так все были напуганы и истерзаны бедой и голодом, что когда в 1950 году началась война в Корее, война, о которой никто и не помнит сейчас, а я помню, потому что все решили: вот оно – начало конца. Уверены были, что началась третья последняя мировая.

   Народ искал заступничества Божией Матери, люди ходили в Красноусольск, и кто-то увидел: Божия Матерь явилась на вершине горы, где раньше был храм, и сказала:
-    Молитесь здесь.
А там росла большая береза. На нее люди повесили иконы и начали молиться. Издалека шли, из Оренбургской области и дальше. Люди пробирались осторожно, чтобы власть не заметила, но народ угадывал их и старался помочь. «Сами идти не можем – так хоть вам поможем! Примите, что можем подать!» На улицу выносили кто хлеб, кто кусок пирога, кто успевал вынести самовар, а кто усердно просил: «Выпей мою кружку воды!»  Значит, больше нечего было предложить. Но Бог всё принимает. Так и шли паломники. А на горе их уже ожидали. В стороне, в засаде, стоял черный «воронок» – милицейская машина. Они хватали первых паломников и бросали в машину. Пока увезут, остальные подходили и молились – за себя и за тех, схваченных. Потом власть спилила березу. Но все же три маленьких пенька остались. Теперь шли к ним. Тогда на землю милиционеры положили тонкие стволы. Их не видно в темноте. Люди спотыкались, падали, тут их хватали и увозили. Потом на подступах к горе всё пространство обтянули двумя рядами колючей проволоки. Она сохранилась до наших дней. А люди шли и шли.

    После войны жизнь налаживалась очень медленно. А для стариков она так и не наладилась. Помню, в 1962 году к нам постучалась женщина, командированная, попросила поесть хоть чего-нибудь. Говорит, не ела второй день. Деньги есть, но столовой нет. Помню, мама вынесла ей меда и орехов. А она так жалобно говорит:
-   А хлебца кусочка и супа какого-нибудь нет у вас?

Мама хотела ее изысканно угостить, а щи были, конечно. И мама не взяла денег. Гость – от Бога. А та женщина, когда поела, рассказала, что до нас она зашла к сестрам-старушкам, и те сразу сказали ей, что их еду она есть не станет. Но все же она настояла, и они ей вынесли чугунок с чем-то непонятным, черным и кислым даже по запаху. То была трава. Они ее растирали и варили затируху. Хлеба у них не было. У них была пенсия семь рублей. Голодавшая второй день не смогла есть ту затируху.

   Моя мама видела во сне Табынскую Божию Матерь. Как? Мама стояла около своего дома, вдруг видит: по большой дороге, через канаву от линии дворов, идет женщина. Высокая, одета как крестьянка, не по-современному: юбка длинная, но видно: идет босая, кофта широкая поверх юбки и платок поверх спины и завязан под подбородком. Кто-то говорит моей маме: «Твоя мать». Она к тому времени уже умерла. Мама как метнется через канаву и кинулась за той женщиной, еле успела сбоку взглянуть – нет, не ее мать. А голос сзади опять говорит: «Твоя мать». Утром, проснувшись, она поняла: пятница! Девятая пятница после Пасхи! Это день чествования Табынской иконы.

    Крестный сказал:
-  Как у Тютчева, который написал, что всю Россию
                Удрученный ношей крестной,
                Всю тебя, земля родная,
                В рабском виде Царь Небесный
                Исходил, благословляя.
И добавил:
-   Значит, Царица Небесная каждый год приходит на свой крестьянский Табынский праздник.
Все замолчали. Потом он сказал:
-   Дороги просохли, надо и нам в путь собираться.

                Певец

Тут к ним пришла бабушкина кума. Она сказала:
-    Много вас – тем лучше. Все идите слушать нашего певца. Другого такого не услышите нигде.
Бабушка сказала:
-   Знаю! Знаю! Скорее пойдемте!

Все быстро вышли и отправились со двора. Весело идти мимо бабушкиных цветов. Каких только нет! Высокие, с огромными цветами, низенькие, усыпавшие всю землю, яркие и скромные. Так радуется глаз! А за калиткой зеленый луг со стелющейся травой. Дальше маленькие озерца, в них плавают утки и гуси. Ребятишки стерегут их с длинными хворостинами в руках – вечная картина. Так было, наверное, всегда. Но вот и пришли.

    В избе уже сидел народ. Молодежь скромно теснилась, постарше сидели на табуретах и стульях. Вошла кума, и праздник начался. Певец сидел у окна. В руках у него была длинная тонкая трубочка – курай. Его делает сам певец из тростника. Но он его не поднял. Он только выпрямился и очевидно напрягся. Все сразу смолкли. Он
слегка закинул голову, чуть выставив вперед шею, и откуда-то явились странные звуки: так щелкает соловей, но здесь мягче соловья, теплее, Не сразу поймешь, что это песня. Мелодия нащупывается этим горлом, мелодия рождается на глазах у всех из трелей и курлыканья, из гортанных вздохов и выдохов. И вот она ожила, полилась, окрепла и засверкала, как ручей на солнце, когда видны все его струйки и каждая из них по-своему отражает небо и лучи. Невозможно описать то чарующее впечатление и по сложности и по необычности его. Слушатели были так поглощены невиданным зрелищем, так увлечены этим процессом рождения мелодии, что напрягались вместе с певцом. Когда он смолк и опустил голову, все молчали. Никто не хотел первым нарушить тишину, которая, казалось, принеслась из дремучего леса – так было тихо. Певец сам сказал: «На курае я …потом». Только тут все перевели дыхание.

                На богомолье

    Наконец, они собрались в скит на его престольный праздник Вознесения. Мать не без сомнения смотрела на Витю с Женей. «Не заскучаете? Не запроситесь домой? Дядя Коля с вами двоими тогда не справится». Но мальчики так весело смотрели. Они сели на автобус, успели на самый ранний рейс, и поехали далеко-далеко, как они считали.

    Это на самом деле было далеко, на границе Благовещенского и Бирского районов. Но далеко еще не столько по расстоянию, оно составляло более ста километров всего, сколько потому, что они ехали в скит, с которым нет регулярного сообщения. Сначала они приехали в город на центральный автовокзал, потом – в монастырь. Оттуда два автобуса уходили в скит.

     Ехали долго, более трех часов. Женщины пели молитвы. Потом одна монахиня рассказала кратко историю скита. Раньше то был женский Георгиевский монастырь «Святые Кустики». Название произошло от группы деревьев: трех берез и двух ив, стоявших на возвышении. Почитание этого места началось еще до отмены крепостного права, то есть до 1861 года. На этом месте среди невысоких деревьев были замечены разные видения: то икона Божией Матери Иверская, то старец в блестящих одеждах с крестом в руке. Люди потянулись сюда и начали получать исцеления и помощь в разных бедствиях. После молебнов, совершенных на этом месте, вокруг прекращались засуха и дождь.

В 1901 году епископ Уфимский и Мензелинский Антоний (Храповицкий) специальным указом разрешил основать здесь женскую общину. Среди многочисленного языческого населения она была призвана выполнять миссионерскую деятельность. Место будущей общины освятил архимандрит Андроник (Никольский). Он был тогда благочинным монастырей. Осваивать новое место прибыли монахини Бирского Свято-Троицкого монастыря, расположенного в 50 километрах отсюда. Отец Андроник входил во все нужды новой обители.

    В развитии монастыря принял горячее участие император Николай 11, ныне святой страстотерпец. Он пожаловал обители 38 десятин пахотной земли (десятина – немного больше гектара). Святой праведный Иоанн Кронштадтский прислал сто рублей на устройство монастыря. Одежду святого Серафима Саровского получил монастырь через иеромонаха Вениамина (Некрасова), уроженца Уфимской губернии, насельника Ярославского Пермского монастыря. Этот батюшка способствовал также тому, что по благословению будущего патриарха Тихона в 1908 году монастырь получил великую святыню: икону с Частицей Древа Животворящего Креста и частицей трости, которой биен был Господь, и 28 частицами мощей святых угодников. При решении вопроса о передаче этой святыни присутствовал епископ Андроник. Он сказал о Кустиках:

-   Там место, прославленное благодатию Божиею.

    Последняя игумения монастыря монахиня Христина была из рода Романовых. Ее в 1927 году застрелили большевики через окно. Владыку Андрея в 1937 году приговорили к высшей мере, то есть к смерти. Архиепископа Андроника в 1918 году закопали в землю живым. В том же году расстреляли всю Царскую Семью.

    К 1928 году здесь были выстроены три церкви и часовня на месте
Святых Кустиков. Но в том году монастырь закрыли.

После беседы все опять начали петь молитвы, а на заднем сидении, где пристроились мальчики с крестным, зашла своя беседа. Женщина рассказывала о своей племяннице Оле. Она увидела во сне свою крестную монахиню Ольгу, покойную, и говорит ей:
-     Смотри, крестная, какие красивые здесь цветы! И какие разные! И до чего же крупные и яркие!
А покойная Ольга взяла ее за руку и сказала:
-     Скоро я покажу тебе гораздо лучшие цветы.

Оля проснулась в хорошем настроении, с удовольствием рассказала матери этот сон. А та свой сон от этого потеряла. И не зря. Не прошло двух недель, Оля слегла. Лежит еле живая и говорит матери:
-    «Скорую» не вызывай. Я хочу к матушке Ольге.

«Скорая» приехала, установила какую-то страшную болезнь. И Оли не стало.
   Другая женщина сказала:
-    Умерла наша монахиня, из нашего прихода, и приснилась, говорит: «Мне только в одном месте ставили капельницу». Значит, мытарства прошла легко, да и то определяет их как лечение.
Еще одна откликнулась: «Моя двоюродная сестра скончалась и во сне мне говорит, что находится в поликлинике. Я ей говорю: «Там же больно!» Она отвечает: «Лечение всегда болезненное».

    Женщины разговорились и пришли к выводу, что на мытарствах душу излечивают от тех вредных привычек, которые душа приобрела на земле, в теле. Хочется курить – а тела нет и сигарет нет. Душа страдает. И так во всем. Кому водки, кому денег не хватает. Это всё пристрастия души.

-    А мой брат умер в пьяном виде, во сне явился так: без рук, без ног, лежит, его собаки лижут. Мы всей родней кинулись молиться, каждую пятницу вечером и в субботу утром, в ближний монастырь ездили, в дальние деньги перечисляли на помин его души. Потом уж – не скоро – увидели его: он солдат, идет в строю. А он и был военный, хотя не рядовой.

    Одна рассказала, как однажды поленилась писать записки на церковную службу. Сказала про себя: я их пишу каждое воскресенье! И не написала. Потом видит во сне: женская рука в прекрасном рукаве с очень красивым манжетом держит записки веером и говорит ей:
-   Найди свою записку.
А ее нет – нечего искать. С тех пор она пишет записки всегда.

    Дорога шла сначала хорошая, потом началась грунтовая, подкидывало и бросало из стороны в сторону. Потом всё в гору и в гору. Казалось, вот-вот машина встанет. «Тогда пойдем пешком»,- бодро решили мальчики. Но машина не встала. Она взобралась на самый верх зеленой горы. Когда вышли из нее и оглянулись – дух замер. Вокруг были такие же горы, они казались близко, но лес на тех горах казался игрушечным – так далеко они были. Возникало ощущение полета – так далеко было видно вокруг. Воздух был так чист и прозрачен, так наполнял всё существо, что хотелось раскинуть руки и взлететь. Это казалось вполне возможным. Женя даже развел руки в стороны, как бы обнимая пространство. Но тут крестный повернул их лицом к церкви. То был маленький сверкающий храм. Он был деревянный – это видно было по тем частям, которые еще не спрятались под сверкающей обшивкой. Его крест горел и плавился в ослепительно голубом небе. Все перекрестились на храм и пошли к нему. Он оказался полон. Приехавшие слушали службу на траве у дверей. На это время ими овладело привычное ощущение церковной службы. Это было домашнее состояние души. Верующий человек в церкви всегда дома. Все привычно молились и осеняли себя крестным знамением в нужные моменты и кланялись – кто головой, кто всем корпусом, а кто и земным поклоном.

Но вот и причастие. Запивать выходили наружу – внутри не было места. А потом все высыпали – и шли и шли из маленького храма. Сколько же человек там поместилось? Когда вышли все, тогда вошли мальчики. У самого входа они подали записки и купили свечи. Прошли внутрь. Внутри был горячий воздух. Но они не спеша осенили себя крестным знамением и приложились к иконам, поставили свечи, где было можно, или положили их на подсвечник.

Женя сказал:
-    Здесь больше пятидесяти человек не встанет. Сто уже не поместится.
Продававший свечи и принимавший записки сказал:
-    Это тайна, но поместилось более трехсот человек. А как они стояли - они сами не знают.

 Потом была трапеза. Монастырь угощал, но паломники привезли с собой продукты и отдали их монахине. Кушанья в монастыре всегда вкусные. Непонятно почему. Самые простые кушанья, а такие вкусные и сытные, потом долго не хочется есть, хотя в монастыре никогда не подают мяса. Монахи не едят мяса. Женя это уже знает, а Витя первый раз в монастыре. Его родители не знают выходных и праздников. Они всегда при лошадях. От них нельзя взять отпуск. И дома корова и другая живность. Бабушка одна не справится. Как хорошо, что приехал крестный.

   Во время обеда вошел сам архиепископ. Он сказал:
-   Ангела за трапезой!

Ему ответили дружно:
-    Невидимо предстоит!

Владыка осенил всех крестным знамением – благословил.
     Когда вышли из трапезной, опять перекрестились на храм и огляделись с тем же чувством восхищения. Крестный сказал:
-    И ни одной заводской трубы на горизонте. Какая благодать. Дети, вы должны ощутить, что мы с вами в таком месте, которое не изменилось за сотни и тысячи лет. Всегда стояли эти горы. Всегда на них рос этот лес. Только молитва зазвучала сравнительно недавно. Ровно сто лет назад. Но до того что-то таинственное происходило здесь. Люди видели сияние, движение фигур в белом. Так постепенно они и пришли сюда молиться. Монастырь возник не сразу. Первые подвижницы жили под открытым небом.

     Они спустились к святому источнику. Мальчики набрали воду в легкие пластмассовые бутылки и умылись. Как хорошо!

     Скиту исполнилось ровно сто лет. Вот почему сюда приехало много народа. При советской власти здесь был пионерский лагерь. Где же они брали воду? Святой источник иссяк сразу после закрытия скита в тридцатые годы, а после освящения скита несколько лет назад вновь обнаружился. Сейчас благодетели возвели храм на самой вершине горы. От старого остался недалеко отсюда фундамент – ниже по горе. Сейчас строят ограду вокруг всего скита. Построено десять деревянных келий – крошечных домиков. Сейчас все уедут, и наступит здесь полная тишина. Даже коровы нет. Даже птиц не видно. Только пчелы слегка жужжат, но только на пасеке. Она - в самом конце скитского поселочка.

Тишина. Перед отъездом все собрались у автобусов и замерли. Они услышали эту тишину. Молча повернулись к храму, перекрестились на него в последний раз и увидели: над храмом засияла радуга. Все затаили дыхание от радости. Через несколько минут батюшка сказал:
-    Мир народу Божьему! Так говорит Господь.

Все согласились: ведь дождя не было. Явное чудо.

     Не хотелось уезжать. Но транспорт сюда не ходит, надо спешить. Все молча, тихо заходили в автобус и уезжали более благоговейно, чем приехали.

     На обратном пути никто ничего не рассказывал, все пели молитвы, особенно Богородичные. Мальчики пели тоже.
     В городе пересели на рейсовый автобус. Витя сказал, что молитва поется у него в голове. И Женя кивнул. Крестный сказал, что тишина всегда от Бога. В молитвах Бог назван Начальником тишины. Современный человек убегает от Бога в шум. Современные люди не терпят тишины. Они боятся остаться наедине со своей совестью. Даже в транспорте человек сует себе в ухо проводок и оглушает себя музыкой. Но разве то музыка? Набор грохота и шума. Музыка же мелодична. А сейчас от мелодии отвыкли. Каждый день обязательно надо побыть в тишине, хотя бы недолго.

     Мама встретила их на лужайке перед домом. Уже прошел табун. Мама подоила корову и направлялась на вечернее дежурство на конюшню. Она дежурит до полуночи, потом заступают мужчины. Мальчики подбежали к ней радостно.
-   Как съездили? Довольны? – спросила она с улыбкой.
-   Очень хорошо! - в один голос сказали они. - Как хорошо, что мы поехали! Как всё хорошо! Слава Богу!

Оглавление
Виталий – Виктор
В седле
В школе
На конюшне
Сестры
Какая вера лучше
Чего здесь нет
Где лучше?
Две горы
Как писал Гончаров
Про свинью
Дела
Кумыс
Конезавод
Баран
Дождь
Крестики
«Водит»
Лошади
Башкиры