Московские каникулы

Московские каникулы

Первый раз я побывал в Москве, когда учился во втором классе.
На зимних каникулах, которые совпали с родительским отпуском, мы всей семьёй отправились в столицу, где и встретили новый 1982-й год.
Отпуск у папы был очередным. Мама находилась в отпуске по уходу за ребёнком. Ребёнком, нуждающимся в уходе, была моя сестра Наташа, появившаяся на свет за десять месяцев до нашего путешествия.
В Москве, точнее в Подмосковье, у нас были два родных адреса. В Мытищах жил дедушка Лёня – мамин дядя. В Новом Городке близ станции Кубинка жил мой дядя Витя – мамин брат.
Дорогой читатель! Понимаю, чтобы ты не утратил живого интереса к моему повествованию, в этом абзаце я должен тебя увлечь какими-нибудь активными глаголами или хотя бы слегка напугать. Но я сам был тогда напуган двумя вещами. Во-первых, я боялся потеряться в многолицей столице. Помню, как, ещё будучи дошкольником, я потерял маму в старооскольском гастрономе. Сделав «круг почёта» по магазину, я с разбега уткнулся в светлый мамин плащ. А в плаще оказалась совсем не мама. Неизвестная тётенька в «мамином плаще» и сама испугалась, когда я атаковал её на бреющем полёте. И неизвестно, кого бы из нас пришлось успокаивать дольше, если бы мама не отыскала меня в рыбном отделе, оставив свою очередь за хлебом.
Это произошло в центре города, но городом-то был мой родной Старый Оскол, исхоженный вдоль и поперёк. А тут нехоженая многомиллионная Москва! В ней столько «маминых плащей».
Второй страх, влиявший на моё самочувствие в Москве первое время, был связан со столичным метро. Нет, меня пугали не сами поезда. К грохочущим по рельсам вагонам я привык сызмальства. Жили-то мы в Осколе на улице Южной неподалёку от железнодорожного полотна. И к бабушке в деревню ездили на поезде каждую неделю.
В метро я впервые столкнулся с эскалатором. Встать на эту штуку было не так боязно, как с неё сойти. Казалось, что не успей я вовремя шагнуть прочь с движущейся дорожки, она утащит меня под пол. Поэтому с эскалатора я отчаянно выпрыгивал, чем потешал окружающих.
Наша культурная программа не отличалась разнообразием и сводилась к утомительному марафону по магазинам. Лишь на углу Красной площади мы замерли, решая: занимать ли очередь в Мавзолей… Однако мумия вождя не столь притягивала нас, как неведомые торговые закоулки ГУМа. А ещё надо было успеть в ЦУМ и другие места скопления различных дефицитов. Поход по магазинам заменял моим родителям посещение выставок. Покупок мы сделали немного, так как свободных капиталов в нашей семье отродясь не водилось. Кажется, что и в Москву мы в целях экономии ехали не в плацкарте, а в общем вагоне.
И всё-таки одно культурно-развлекательное мероприятие из той зимней поездки мне запомнилось. В Новом Городке я попал в Дом офицеров на ёлку, но оказался чужим на этом празднике жизни. Ёлку-то устроили для детей военнослужащих и подарки для них приготовили. К тому же кто-то прочёл стишок про «не ветер, бушующий над бором», которым я намеревался порадовать Дедушку Мороза. Меня это порядком расстроило, хотя я и старался не показывать вида. Что, вероятно, не удалось. Дед Мороз подозвал грустного мальчика к микрофону и заставил-таки его поделиться с собравшимися ребятами своей версией произошедшего «над бором». Тем временем тётя Вера (супруга моего дяди) утрясла «подарочный» вопрос за моей спиной.
Дядю Витю я называл папой, потому что он был моим крёстным. В храм папа Витя не ходил, так как состоял в партии. И в таинстве Крещения никакого участия не принимал, так же как и крёстная мама Люся. В церковь на крестины меня свозили бабушка Поля и бабушка Таня – мама крёстной.
Папа Витя окончил Харьковское лётное училище и дослужился до звания капитана. В конце декабря 1981 года крёстный получил ордер на жильё и новый год встречал уже в новой однокомнатной квартире. Мы поучаствовали в переезде, а потом в новогоднюю ночь справляли новоселье. Помню, когда взрослые ушли на улицу дышать свежим воздухом, мы с двоюродным братом Сашкой сидели в душной комнате на кровати и лупились в телевизор. На черно-белом грустный клоун звонил по огромному телефону какому-то Асисяю.
Как мы всемером разместились на двух кроватях в крошечной квартирке, до сих пор не пойму. В Мытищах дедушка Лёня и бабушка Аня так же жили в однокомнатных апартаментах. Однако их квартира мне показалась более просторной. Там я спал на полу и это мне очень понравилось.
Бездетные хозяева всегда радушно принимали родню. С бабой Аней мы ходили в местный «Детский мир», где накупили редких для провинции водных переводок с мультяшными утятами. Я ими потом всю мебель у бабушки Поли в деревне украсил: шифоньер, тумбочку, столы и рукомойник.
В Мытищах нас до отвала угощали цитрусовыми. У меня даже прыщики высыпали по телу. Однако то, что родители приняли за аллергическую реакцию на мандарины, оказалось типичной ветрянкой. Перенёс я её удивительно легко и к концу зимних каникул был совершенно здоров, с новыми силами продолжив учёбу. Правда, начинать третью четверть мне пришлось в сельской школе. Родители решили догулять папин отпуск в селе Коновалово у бабы Поли. И я об этом ничуть не жалею. Мои коноваловские сверстники (все шесть учеников) чуть приотстали от школьной программы и топтались на тех темах, которые я уже усвоил. Поэтому за две недели в деревне я выбился в отличники. Лишь по пению учительница мне влепила четвёрку, снизив бал за джазовые завывания. (Я к уроку выучил песню из радиосказки «Почему заяц спит с открытыми глазами», авторы которой экспериментировали в области жанров. А одноклассники мои придерживались традиций русского народного творчества и магистральной линии, проложенной советскими композиторами, почившими на лаврах).
Надо сказать, что в городской школе мне пришлось догонять своих товарищей. И какие-то темы я так и перепрыгнул, что потом не раз сказывалось на успеваемости. В городе я учился на четвёрки. И лишь по пению мне ставили «отлично». Но Москва тут ни при чём. Дело в том, что я тогда редко учился дома, стараясь все задания выполнять в школе на переменах. (Это место я прошу не показывать моим детям). Дома у меня была куча других занятий. Вот и пропущенные темы мне было некогда навёрстывать.
Той зимой я увидел Москву магазинную. А Москву театральную, книжную и церковную я узнал гораздо позже, когда получил возможность путешествовать самостоятельно.

Священник Владимир Русин.
Из автобиографических записок «Дитё перестройки».