Моя боль, моя надежда
— Нет. Правда, капризничает чаще, чем обычно, — ответила я. — Думаю, это из-за переезда. Дочка все еще не акклиматизировалась…
— Ясно. Давайте подождем. Но, если ситуация не изменится, посоветовала бы вам обратиться к психологу.
— Конечно, — пробормотала, чувствуя, как внутри нарастает беспокойство.
Надюшка действительно вела себя немного странно, но я была уверена, что это пройдет. В садик она стала ходить не так давно, ей требовалось время, чтобы привыкнуть.
Когда мы возвращались домой на маршрутке, то и дело поглядывала на дочку и вспоминала мужчину, который изменил мою жизнь. Хотя Надя не была похожа на отца, я чувствовала, что время еще не залечило все раны.
— Надюшка, как там сегодня в садике? — спросила, поцеловав сидящую у меня на руках дочь, но она не ответила. — Ты играла с девочками?
— Нет…
— Почему? Они тебе не нравятся?
— Мне больше нравится играть одной, — неохотно ответила Надя, глядя в окно.
«Может, воспитательница права, и нужно действительно сходить к психологу? — подумала я. — Нина Павловна все-таки пожилая женщина, педагог со стажем, у нее такой опыт»...
В Киев мы с дочерью переехали два месяца назад. Нам повезло: без особых проблем сняли квартиру в спальном районе. Первое время я работала дома, потом нашла место в небольшой парикмахерской, а дочку устроила в садик.
— Дети часто подражают родителям, — объясняла психолог, к которой обратилась по поводу Нади несколько недель спустя. — Если вы любите уединение, то и ваша дочка может вести себя так же…
— Мне бы хотелось, чтобы у нее появились подружки, — сказала я. — Мои подруги остались там, откуда переехала, но мы часто звоним друг другу, — соврала, не моргнув глазом.
— Не нужно оправдываться, — женщина пристально посмотрела мне в глаза. — Просто чаще ходите на детскую площадку, стимулируйте девочку к играм с другими ребятишками. И со временем Надя наверняка откроется для отношений, — психолог ободряюще улыбнулась. — А папа помогает вам воспитывать дочь? — вдруг поинтересовалась она.
Мне стало не по себе, почувствовала такую слабость! Опять засосало внутри, словно там открылась какая-та воронка, в которую затягивало душу. Перед мысленным взором возникло лицо Жени…
…Я училась в одной школе с Евгением, но он был на пару лет старше, поэтому почти не пересекались. Его папа служил в милиции и погиб в ДТП в тот год, когда я перешла в шестой класс. Мы с мамой пошли на похороны. Помню, как стояла, онемев, среди других людей, и боялась взглянуть на Женю. А когда наконец подняла глаза, увидела, что он плачет...
Прошло время, я окончила школу и специальные курсы, стала работать в парикмахерской. С Евгением не общалась, разве что изредка могли встретиться на улице или в магазине.
Как-то утром шла на работу. Вдруг возле меня остановился автомобиль. Водитель опустил стекло, и я увидела Женю.
— Садись, подвезу, — подмигнул он.
Не раздумывая, открыла дверцу, села на переднее сидение.
— Мне в центр… — начала объяснять, но Женя перебил:
— Ты работаешь в парикмахерской напротив моего дома. Тебя зовут Тамара, мы учились в одной школе...
Я удивилась, что он так хорошо меня помнил. Ведь обычно старшеклассники не замечают малявок. Это было приятно. Еще во время учебы Женя мне нравился. Нет, влюблена не была, но считала парня очень симпатичным. А теперь он произвел даже большее впечатление. Темно-русые волосы, светло-зеленые глаза в обрамлении густых черных ресниц...
Когда подъехали, Евгений пожелал хорошего дня. Мы посмотрели друг на друга, и я почувствовала, что краснею. «Спасибо, взаимно!» — бросила смущенно и поспешила к парикмахерской. На пороге обернулась, чтобы помахать, но он уже уехал.
А через несколько дней о нем заговорили в городке…
— Ой, что это там такое? — воскликнула наша директорша, подходя витрине салона. — Кажется, задержали кого-то…
Шокированная, я оставила в кресле клиентку с мокрой головой и тоже приблизилась к окну. Двое милиционеров вели к машине… Женю! Он был в наручниках, лица почти не видно из-за низко опущенного капюшона крутки. Но, конечно же, я его узнала.
— А вы разве ничего не слышали? — удивилась одна из посетительниц. — За изнасилование взяли.
Директорша недоуменно посмотрела на женщину.
— Да, представьте себе! Изнасиловал какую-то девушку, — уверенно заявила дама. — Молодцы, быстро сработали!
Изнасилование… Страшное слово. Но такое далекое, прямо нереальное, чуждое для моего привычного мира. Я никогда не знала никого, кто прошел бы через это. И сейчас просто не верилось, что парень, которого когда-то видела плачущим на похоронах его отца и который недавно сам предложил подвезти меня до работы, мог совершить нечто подобное. Тут явно какая-то ошибка!
Дома по местному каналу услышала новости, на следующий день в городской газете увидела фото Жени... И хотя лицо было размыто, узнала его — по волосам, куртке, фигуре. Провела по снимку пальцем, прочла статью, перечитала еще раз… Там говорилось, что преступление совершили в субботу, в лесу за городом. Трудно было поверить…
— Смотри, это она пожаловалась в полицию, — шепнула мама, когда мы ждали автобус на остановке, и чуть заметно кивнула в сторону девушки, стоявшей неподалеку от нас.
Я узнала ее, барышня училась в нашей школе. Занималась плохо, уроки прогуливала, сама из многодетной семьи, родители — пьяницы… Сейчас Лиза была до неприличия ярко накрашена и одета в вызывающе короткую юбку.
— Ма, тебе не кажется, что все эти обвинения — ерунда какая-то? — прошептала я, отводя взгляд. — Она ведь могла и выдумать! Глянь, какая вульгарная, ужас!
— Ну, не знаю, — пробормотала мама. — Сказала то, что слышала. А как на самом деле… Пусть милиция разбирается.
Милиция и разобралась. О том, что Женю отпустили, я узнала, случайно встретив его несколько дней спустя на улице. Увидев парня, застыла, как вкопанная. Две девушки, заметив его, перешли на другую сторону. Весь город знал о случившемся. Вот уже несколько дней люди ни о чем больше не говорили… «Это несправедливо! — думала я. — Ведь вина не доказана! Неизвестно, что там было на самом деле. Тем более эта Лиза — тот еще подарочек».
«Дело закрыли за недостаточностью улик», — рассказывали одни клиентки. «В милиции еще работают старые знакомые его отца. Потому все и сошло с рук», — твердили другие.
— Да у этой девчонки наверняка у самой рыльце в пушку! Может, поссорились, и она решила таким способом отомстить? — задумалась вслух женщина, которая стриглась у меня в тот вторник.
Ответить я не успела — над дверью парикмахерской зазвонил колокольчик. Все повернули головы ко входу и… в зале повисла мертвая тишина. Мастера и посетители испуганно смотрели на человека, вошедшего в салон. Это был… Женя. Он-то и нарушил тишину, спросив:
— Можно постричься?
— Не буду его стричь, — прошептала моя напарница и исчезла в подсобке.
С трудом справившись с волнением, я предложила:
— Присаживайтесь, подождите. Сейчас закончу работу и займусь вами.
Когда Евгений сел в мое кресло, просто кожей почувствовала всеобщее неодобрение. Было очень неприятно, но одновременно испытывала удовлетворение от того, что не иду на поводу у сплетников и имею собственное мнение. «Никто не смеет осуждать человека, если его вина не доказана», — думала, дрожащими руками завязывая на Жениной шее накидку.
— Постричь и уложить? — спросила.
Наши глаза встретились в зеркале.
— Только постричь, — ответил он, — Тамара… с которой мы учились в одной школе, — добавил Женя тихо и как-то странно улыбнулся.
— Минутку, — пробормотала я и вышла в подсобку. К счастью, там никого не оказалось, напарница уже занималась другой клиенткой. Я выпила воды, глубоко подышала и взглянула на руки — они почти перестали дрожать. Вернулась в зал и принялась за работу. Чувствовала на себе прожигающие насквозь взгляды присутствующих. Всеобщее молчание напрягало еще больше. Тишину нарушало лишь чиканье ножниц. Хотелось вести себя свободно, дать людям понять, что все в порядке, но расслабиться не получалось. То и дело встречалась взглядом с Евгением в зеркале. Как уже говорила, этот парень был мне симпатичен, может, потому и не могла поверить в правдивость обвинений против него.
— Спасибо, Тамара. Мне очень нравится! — поблагодарил Женя, когда закончила, и у меня создалось впечатление, что он имеет в виду не только саму стрижку, но и то, как я к нему отнеслась. «Пожалуйста», — произнесла с улыбкой.
А в воскресенье мы с мамой встретили его в супермаркете.
— Это случайно не тот... — мама запнулась, подбирая слова, — которого недавно выпустили? — завершила она.
— Тот, — ответила я коротко и, не желая развивать тему, подошла к полке с выпечкой.
Прошло несколько недель. Был поздний вечер, я возвращалась домой после вечеринки в клубе. Автобус ушел прямо у меня из-под носа, следующий должен был подойти аж через час. Вдруг возле остановки затормозил автомобиль. Из него выглянул… Женя.
— Подвезти тебя? — спросил он с лукавой улыбкой.
В прошлый раз, не раздумывая, ответила согласием на его предложение, но сейчас… Несмотря на свое отношение к бездоказательным обвинениям и сплетням, засомневалась. Голова у меня слегка кружилась — мы с девчонками выпили по несколько коктейлей. Женщина на остановке с неприязнью глянула на парня в машине, потом выразительно посмотрела на меня и отвернулась, поджав губы.
— Ну... не знаю… — пробормотала я.
— Боишься, что ли? — усмехнулся Евгений. — Да ну, перестань! Когда у тебя следующий автобус?
Он был совершенно не страшный. Просто знакомый. Обычный парень. Предложил подвезти до дома без всякого злого умысла. «А и правда, чего тут бояться? — подумала я. — Ведь дело об изнасиловании закрыли, вину не доказали. Если бы действительно что-то было, Женя бы сейчас сидел».
— Почти через час, — ответила, все еще не совсем уверенная, что можно с ним ехать.
Но все-таки села в машину, успев заметить, как женщина на остановке неодобрительно покачала головой. До меня донеслось ее ворчание: «И о чем только эти девки думают»…
Минут пять ехали молча, я все время смотрела вперед. Потом взглянула на Женю, и... у меня похолодело внутри. Что-то в парне изменилось, но объяснить, что именно было трудно. Вроде и тот человек, и одновременно совсем другой, словно осталась оболочка, а суть изменилась. Знакомый незнакомец. На его лице не осталось и следа от обычной приветливо-лукавой улыбки.
Я почувствовала растущее беспокойство. А когда поняла, что мы движемся отнюдь не в сторону моего дома, оно начало перерастать в панику.
— Куда мы едем? — пролепетала испуганно.
— Увидишь… — глухо ответил Женя.
До меня окончательно дошло, что совершила ошибку. Не нужно было садиться в эту машину. Вот-вот окажемся на дороге, которая тянется вдоль леса! Того леса, где… Страх парализовал все мое существо… Господи, а ведь я не верила Лизе! От напряжения, так сжала кулаки, что ногти больно впились в кожу. Хмель окончательно выветрился из головы. Не хотелось ничего, кроме одного: сию же минуту оказаться дома, в безопасности. Теперь совершенно отчетливо понимала: может случится что-то страшное. Вокруг темнота, других машин нет... Помню, как посмотрела на свои ноги в туфлях на шпильках и подумала: «В такой обуви далеко не убежишь. Идиотка! Какая идиотка!»
Женя резко затормозил. Меня качнуло. С перепугу дернула ручку, и... дверь открылась! Он, слава Богу, не успел ее заблокировать! Пулей вылетела наружу и помчалась, куда глаза глядят.
Сзади доносились проклятия. Каблуки проваливались во влажную землю — казалось, кто-то специально хватает меня за ноги, чтобы не могла быстро двигаться. Господи, он вот-вот догонит, и тогда…
Мы находились где-то за городом, я понятия не имела, куда бежать, поэтому рванула вглубь леса, надеясь спрятаться там. Через какое-то время обернулась, удивленная тем, что не слышу преследования. Сквозь стволы деревьев проступал силуэт Жениной машины. А сам он вынимал что-то из багажника. Потом обернулся и зажег мощный фонарь. Я снова бросилась наутек, стараясь не попадать в освещенное пространство. Несколько раз падала, поднималась и снова бежала. Хорошо еще, что пошла на вечеринку в брюках, а то бы зацепилась где-то юбкой — и конец! Иногда казалось, что сзади никого нет, но, увы, Евгений постоянно был где-то неподалеку, о чем говорил луч фонаря. Не выдержав, сбросила туфли. И в этот момент свет вдруг погас. Я почувствовала, что ловушка захлопнулась. Раньше могла хотя бы ориентироваться, где преследователь, а теперь даже этого не знала.
В кронах деревьев зашумел ветер, пошел дождь. Я достала мобильник, чтобы набрать номер милиции, но здесь, в гуще леса, сигнала не было. С мобилкой в руке стала спускаться в неглубокий ров, надеясь укрыться там. Меня трясло, не могла унять дрожь. сквозь шум дождя слышала свое срывающееся дыхание. Наконец устроилась в ложбинке, прижав к себе телефон и туфли, затаилась…
Но не успела отдышаться, как опять вспыхнул свет, прорвав темноту ночи и больно резанув по глазам. Оказалось, что Евгений стоит прямо надо мной, на краю овражка. Ослепив меня лучом, парень зловеще прохрипел: «Попалась!»
А дальше вообще начался кошмар. Все происходило очень быстро. Я кричала, пыталась отбиваться, но он ловко меня обездвижил. Ясно было, что хорошо подготовлен и делает такое не первый раз. Быстро перемотал мне запястья скотчем. Когда тащил за собой, я дергала ногами, пытаясь вырваться, и кричала во все горло. Почему-то казалось, что пока мы еще не в машине, есть шанс на спасение.
«Зря орешь», — бросил парень и, подтащив меня к дверце автомобиля, резко подхватил и швырнул на сидение. «Нет! Пожалуйста, нет!» — умоляла я. Умелым движением насильник расстегнул молнию на моих джинсах и придавил меня своим телом. Его руки проникли мне под одежду. В тот момент мелькнула мысль, что скоро, наверное, умру…
…Когда он наконец закончил и затих, я всхлипнула, по щекам потекли слезы. От былой симпатии не осталось и следа. Этого мерзавца я никогда не знала. Тот, что плакал на похоронах отца, подвозил, приходил в парикмахерскую, был совсем другим... Наконец я осталась в машине одна. Долго не могла прийти в себя, лежала неподвижно, с трудом дыша. Не чувствовала ничего, ни о чем не думала... Сколько его не было, не знаю — плохо соображала от страха и боли, которой постепенно наполнилось все тело. Когда этот мужчина снова навис надо мной, от него несло табаком.
«Конечно, ты сразу побежишь в милицию, — послышался в темноте какой-то металлический, как у робота, голос. — И скажешь, что я тебя изнасиловал». Я стала усиленно крутить головой и лопотать сквозь слезы, что никуда не пойду, лишь бы только мне позволили уйти. «Не ври, именно это ты и сделала бы! — он схватил меня за горло и сжал так, что чуть не задохнулась. — Если бы я позволил». А затем снова навалился и изнасиловал.
После медленно застегнул брюки и достал из кармана нож. Сердце у меня оборвалось. Проведя лезвием возле самого моего лица, Женя зло усмехнулся и... разрезал скотч, которым были перемотаны мои руки. Я с трудом перевела дыхание, а он пересел за руль и заблокировал двери. Когда завел двигатель, я дрожащими пальцами застегнула змейку на джинсах. Не могла поверить, что это уже конец. На руке, которой подтягивала собачку на зиппере, увидела кровь. Машинально попыталась стереть ее другой рукой... До меня начало доходить, что надо как можно скорее отсюда выбраться, позвонить в милицию, рассказать кому-то о случившемся…
Ехали в полном молчании. Я пыталась понять, куда мы направляемся. Панически боялась, что вот-вот опять остановимся, и мой мучитель закончит начатое.
— Тебе никто не поверит, — вдруг совершенно спокойно сказал Женя. — Сама во всем виновата. Спровоцировала меня. И в милиции не станут слушать. Кроме того, ты была пьяная.
Мы въехали в город, за два перекрестка от моего дома он затормозил и велел мне выйти. Выбравшись из машины, я чуть не попала под автобус, который как раз отъезжал от остановки. Водитель посигналил и, глядя на меня сквозь стекло, покрутил пальцем у виска. Опустив голову и запахивая на ходу курточку, я поплелась вдоль улицы. Меня шатало, голова была мутная. Хотелось как можно скорее оказаться дома.
Когда вошла в квартиру, мама, слава Богу, уже спала. Иначе пришлось бы объяснять ей, где была, и отвечать на массу других вопросов. А сил не совсем не осталось. Тогда я еще думала, что утром позвоню в милицию, его должны наказать!
Все так болело, что казалось, у меня серьезные травмы, однако, когда стала перед зеркалом в ванной, увидела всего несколько ссадин. Женя быстро перемотал мне руки и ни разу не ударил, поэтому синяков не было. Умелец, что скажешь... Ну а ссадины… мало ли… Их можно объяснить чем угодно, для этого не обязательно насиловать. Сейчас-то понимаю, что следовало сразу, по горячим следам, идти к гинекологу, сдавать анализ, писать заявление. А тогда была в таком состоянии… Решила: раз нет следов от побоев, то как я смогу кого-то убедить? Действительно, сама, добровольно села в машину, перед этим провела вечер со знакомыми в клубе, выпила несколько коктейлей… «Почему не взяла такси? — задавала себе вопрос. — С какой стати поверила этой сволочи?!» Кляла себя, не могла простить. Хотелось поскорее смыть с кожи ненавистный запах… Залезла в ванную, открыла душ, съехав спиной по кафельной стене, спрятала голову в колени и беззвучно заплакала… Оказавшись в кровати, свернулась в клубочек и натянула одеяло на голову. Усталость навалилась с такой силой, что я не заметила уснула. А утром проснулась с жаром и невыносимой сухостью во рту.
— Сейчас дам лекарство и вызову врача, — сказала мама, положив мне руку на лоб.
— Не надо врача, так пройдет, — пробормотала я. — Отосплюсь, просто устала.
К счастью, в тот день была не моя смена.
А ведь в тот момент я могла сказать маме! Но… промолчала. Убеждала себя, что расскажу, когда оклемаюсь. Увы, так и не получилось. Мать ушла на работу, а когда вернулась, стала, как обычно, жаловаться на строгую начальницу и бесконечные проблемы. Она поверила, что я просто заболела... Каким чудом пережила тот день, не знаю…
Чем больше времени проходило, тем сильнее становилась внутренняя уверенность, что виноват не Женя, а я сама. Его вина почему-то перестала быть для меня очевидной. «Провоцировала парня еще тогда, когда стригла, — упрекала себя. — Фактически, поощряла. Не надо было соглашаться обслуживать, сажать в свое кресло, ловить взгляды в зеркале, прикасаться к волосам»... А еще появилось ощущение, будто что-то в моей жизни закончилось раз и навсегда. Девушка, которой являлась до сих пор, безвозвратно исчезла, а я стала кем-то другим. И этот кто-то мне совсем не нравился.
Не в состоянии была говорить о том, что случилось, появился какой-то ступор. Да и вообще ни о чем не хотелось говорить, никого не желала видеть и слышать. Обеспокоенная мама позвонила моей директорше и сообщила, что ее дочь серьезно заболела и не сможет ходить на работу, пока не выздоровеет. Но я уже тогда знала, что никогда не вернусь в салон. Слишком уж он близко от Жениного дома (хорошо еще, что сами мы жили на другом конце города). Я не могла бы находиться там, зная, что в любой момент может войти тот, кто меня изнасиловал.
Через полторы недели отослала начальнице заявление на увольнение. Она позвонила, удивленная, пыталась убедить поменять решение, но напрасно. Получив расчет, я не торопилась устраиваться в другое место. Маме сказала, что пока буду принимать клиенток дома. Родительница удивилась, несколько дней выспрашивала, с чего вдруг, а потом оставила меня в покое. Только ворчала периодически: «Господи, что с ребенком творится! И ведь не слушает никого». Или подходила, заглядывала в глаза и спрашивала: «Тома, ты ничего не хочешь мне рассказать?» Но всякий раз натыкалась на один и тот же ответ: «Нет. Все нормально».
А однажды, заглянув в календарь, я вдруг сообразила, что время для очередных месячных давно прошло. Сердце бешено колотилось, когда считала дни. «Разве такое возможно?» — испуганно спрашивала себя. Знала людей, которые годами мечтали завести ребенка, но у них ничего не получалось. А я, выходит, забеременела сразу?! Не может быть! Купила тест в аптеке. «Только не это!» — подумала в отчаянии, когда увидела вторую полоску. Стало так страшно — не передать. Не представляла, что делать. В тот момент впервые осознала, какую ошибку совершила, не сообщив в милицию об изнасиловании. Но было уже поздно…
О том, чтобы поставить в известность Женю, даже мысли не возникало. В качестве отца не рассматривала его ни секунды. Теперь он был для меня насильником и больше никем. А через несколько дней непостижимым для себя образом успокоилась и поняла: самое важное сейчас — будущий ребенок. Думать нужно только о нем. Вот уж кто ни в чем не виноват! Ни минуты не испытывала к малышу отвращения, просто знала: он мой, и больше ничей.
— Кто отец? — ошеломленно спросила мама, когда я сообщила о беременности.
Понимала, что подвела ее и подведу еще больше, когда начну выдумывать, однако была уверена: ложь будет для мамули легче правды.
— Да так, случайный парень… — ответила, опустив голову. — Даже не помню, как его звали.
— Ты переспала с первым встречным?! — родительница округлила глаза, явно не поверив. Мне даже показалось по выражению лица мктери, будто она что-то вспомнила. — Ты точно все рассказала? — уточнила мама.
И тогда, на один короткий миг, я почувствовала, что сама не справлюсь, что нужно прямо сейчас во всем признаться… Но опять не смогла себя заставить. Страх оказался сильнее.
А в мае родилась моя доченька. Когда ее положили мне на грудь, я поняла, что люблю эту малышку больше всего на свете. С того момента, Надюша стала для меня самым важным существом. Остальное не имело значения.
Мама помогала во всем, брала дополнительную работу, чтобы мы могли пристойно существовать. А когда я перестала кормить Наденьку, то снова стала принимать клиенток на дому. Честно говоря, быть матерью-одиночкой оказалось совсем нелегко, а жизнь в маленьком городе то и дело напоминала мне о том страшном дне. И в какой-то момент я поняла: чтобы все забыть, надо сменить обстановку. Невозможно находиться в постоянном страхе, что могу встретить Женю прямо на улице. Да, я старалась не ездить в центр, не бывать нигде, кроме ближайшего продуктового магазина и детской площадки. Да, понимала, что этот человек тоже избегает меня — не в его интересах попадаться мне на глаза. Но все равно до тошноты боялась случайной встречи.
Когда Надюше исполнилось четыре года, решила, что переедем в столицу. Очень хотелось начать все с чистого листа.
— Мамуль, ну мы же не на край света отправляемся, — убеждала родительницу. — Ты будешь проведывать нас. И работу я уже ищу (дала объявления), и садик знакомая подсказала, и квартиру снимем недорогую на окраине. Ты же знаешь, парикмахер без денег не останется, волосы-то у людей отрастают постоянно, и красивыми все хотят быть. Не волнуйся!
— Но разве вам плохо со мной? — спрашивала она, чуть не плача, а у меня разрывалось сердце.
Ведь если бы не мама, даже не знаю, как бы справилась со всем одна. Хотя правды я ей так и не сказала...
...В новой квартире дочка постоянно ныла: «Мне тут не нравится!» Она любила наш старый двор и деток, с которым там играла. К тому же рассталась с любимой бабушкой и привычной обстановкой. Конечно, Наде было нелегко, дети ведь такие привязчивые!
— Я хочу назад! — требовала дочка со слезами на глазах. — К бабуле, к Мише и к Ане! И к своему большому медведю!
— Ну, медведя мы сюда перевезем, не переживай! Или бабушку попросим его захватить, когда приедет в гости.
— Ура! А когда бабушка приедет? — радовалась Надюшка.
Мама приехала и уехала, она не могла гостить долго. После ее отъезда даже медведь не помог — снова началось нытье.
— Ничего, солнышко! Просто надо привыкнуть, — уговаривала дочку. — Пройдет время, и тебе тут понравится.
Прошло еще несколько месяцев. И однажды мама позвонила и спросила: «Помнишь того парня, которого обвинили в изнасиловании, но оправдали? Его опять взяли, представляешь?! На этот раз уже, наверное, не отвертится». У меня земля ушла из-под ног. Хорошо, что мамуля не видела моего лица. «Алло, алло! Тома, ты где?» — занервничала родительница из-за затянувшегося молчания. Я хотела ответить, но не могла — горло свело спазмом. Нажала отбой и отправила сообщение, мол, ко мне пришла клиентка, не могу разговаривать и позвоню, когда освобожусь. Но так и не перезвонила. Мама набирала меня еще несколько раз. Я не отвечала.
В тот вечер долго сидела у кроватки и смотрела на спящую Надюшу. Пыталась представить себе, как звоню в полицию и рассказываю то, что так долго скрывала. Ясно, что через столько лет, ничего не докажешь, но раз полиция собирает улики против Жени… Наверняка они бы выслушали меня. Вот только что потом? Кто-нибудь из нашего городка мог бы сопоставить все и сообразить, что я забеременела вскоре после изнасилования. А дальше?.. Людей хлебом не корми, дай посплетничать, перемыть косточки знакомым… Я гладила дочку по голове и с беспокойством думала о ее будущем. О клейме отца-насильника, которое могло бы остаться с ней на всю жизнь. Как Надя будет чувствовать себя, зная правду? А если ей когда-нибудь захочется с ним познакомиться? Нет, нельзя допустить, чтобы моя кровиночка, мой самый дорогой на свете человечек страдал! Я должна защищать ее!
Вернувшись на кухню, потянулась дрожащей рукой к мобилке. Хотелось позвонить маме, объяснить, почему не отвечаю на звонки. Когда в трубке послышался родной голос, меня вдруг прорвало — вся боль, которую носила в себе столько лет, выплеснулась наружу…
— Ма, когда ты сказала, что... в общем, про изнасилование, я поняла, что не могу больше молчать… — я вернулась к тем далеким событиям, а мамуля дала мне возможность излить душу. Когда закончила, то услышала, как она всхлипывает.
— Я знала, я чувствовала… — прошептала мать дрожащим голосом. — Доченька, солнышко, через что тебе пришлось пройти, бедная моя! Прости меня!
Я тоже плакала и просила, чтобы мама никому, даже случайно, не выдала страшной тайны. В тот день наконец почувствовала, что действительно могу начать с чистого листа…
...Судьба больно ударила меня, наказав за наивность и заставив расплатиться за чужой грех. Но она же подарила мне ребенка, а значит, дала надежду. Может, именно поэтому я интуитивно назвала дочь Надей. Надюша для меня — смысл жизни! А с остальным как-нибудь справлюсь. Боль и радость всегда рядом. Надо быть сильной и мудрой, чтобы пережить трудности и не попадаться в капкан к подлецам. А силу и мудрость дают нам любовь и вера. Я люблю свою дочь и верю, что она никогда не узнает, кто ее отец, и будет счастлива.
Опубликовано в журнале «Моя судьба» № 3, 2019 год
Свидетельство о публикации №219021002095