На перепутье

На перепутье

В пустыню и  обратно

Илья очень осторожно повернул ключ в двери, тихо снял ботинки и поставил их в  сторонку, прислушался: тихо, еще все спят. Удача. В одних носках, не надевая тапочки, прошел на кухню и метнулся к столу. Вот она! На клеенке белела бумажка. Его записка: «Не волнуйтесь. Всё в порядке. Я уехал в пустыню молиться». Он взял ее, порвал на мелкие клочки, прошел в туалет и спустил в унитаз.

Облегченно вздохнул и пошел в свою комнату. Брат крепко спал. Илья быстро разделся и юркнул в постель. Только тут он осознал, что произошло и что могло произойти. Ему стало жутко и в то же время очень жаль себя: не удалось… Сорвалось… Он так мечтал о пустыне, он уже свыкся с мыслью – представлением, как он лежит в спасительно горячем песке и смотрит прямо в небо, обращаясь  прямо к Богу, без посредников, без свидетелей. О! Он бы вымолил…

Но тут же он отчетливо представил, только теперь понял, как в отчаянии заголосила бы мама, как в ужасном гневе кинулся искать его брат… До Средней Азии, куда Илья купил билет, ехать далеко и долго, мать с ума сошла бы, ожидая своих исчезнувших сыновей. Почему так трудно молиться? Почему люди не пускают к Богу? Илья любит молиться, но так, чтобы его не видели. Он мечтает стать невидимкой и ходить и стоять в церкви невидимым. Он тогда так бы кланялся в пол всем иконам, так бы молился! Но нельзя – и так все видят, когда он молится в церкви, и кто удивляется, кто восхищается. Одна бабушка спросила: почему ты так молишься, сынок?

Он ответил:
- Мой дед был священник.
Сам не знает, как  у него вырвались такие слова. Просто – чтобы отстали.
А за спиной уже шептали:
- Порченый.

Однажды он попросил батюшку благословить его на новый учебный год. Батюшка охотно согласился и велел подождать его, пока он сходит за крещенской водой. Потом он вышел из алтаря, прочитал над Ильей молитву и окропил его святой водой. Женщины у выхода ждали его и спросили:
- Батюшка тебя отчитывал?
Илья очень удивился: это что такое? И сказал:
- Не знаю.
- Не знаешь? - недоверчиво спросили они. - А что же он делал?

Илья был на такой высоте счастья, что не пожелал им объяснять и как на крыльях удалился. Как после этого не захочешь стать невидимым! А еще лучше – в пустыню. Не случайно все великие святые удалялись в пустыню.
Как бы он там молился! И вымолил бы и маме спокойствие - ну, и что, и без отца проживем,  и брату удачу – его ведь в армию берут! – не шутка…
Но тут его мысли возвращались в дом, в то место, где он сейчас, и он живо увидел то, что могло сейчас здесь быть: плач, крики матери: одного сына в армию, другой сам кинулся в бега… Выдержит ли ее сердце? Боже мой! Что он хотел наделать! Отец ушел, брата забирают, и он хотел сбежать. Сбежать от страха одиночества и ответственности за покинутую мать. Что же он за человек? Трус? Он же хочет быть святым! От ужаса за самого себя он беззвучно зарыдал. Он чувствовал, как его лицо исказила гримаса боли, он  страшно напрягся и весь затрясся от безудержного плача. Он с головой укрылся одеялом, чтобы не услышал брат. Он больно укусил себя за мякоть ладони около большого пальца, чтобы эта боль заглушила боль души. Слезы стали катиться потише, но брат проснулся. Он очень чуткий. Сейчас спросит, в чем дело. Илья сразу затих. Женя встал, постоял, послушал и вышел из комнаты.

Илья перестал плакать. Сердце его по-прежнему разрывалось на части от несовместимости всего, чего он желал. Надо вспомнить, как всё случилось.

        Началось с лотерейного билета.
Его дали вместо сдачи в булочной. Илья не хотел его брать – выброшенные деньги, мама не позволяет его брать, но кассирша так улыбалась и так естественно его подала, что у Ильи не хватило духа вернуть этот билет и потребовать свои тридцать копеек. Еще подумалось: как иудины тридцать сребреников прошу… И он отошел от кассы с чувством недовольства собой. Решил маме не говорить. Она же никогда не считала его сдачу. Билет, чтобы мама случайно не нашла, положил в кармашек рубашки и застегнул его. Просто так. Он нисколько не верил в выигрыш, но ведь не выбросил билет. Спрятал. Надеялся? Нет. Просто как положено. И надо же – билет выиграл! И об этом Илья узнал случайно. Но не случайно он опять умолчал – маме ни слова. Первое умолчание повлекло второе умолчание. Так началась ложь.
Получив деньги, он был сражен: так много денег у него в руках! Он увидел в этом Промысел Божий и решил: настал его час. Теперь он уедет в пустыню молиться. Оттуда он напишет письмо маме и всё объяснит: и лотерейный билет, и причину отъезда. Мама скажет об образовании – но монаху не нужно высшего образования, ему нужна только молитва. Только она защитит от ненужных и вредных поступков, вроде того, что совершил его отец, влюбившись в смазливую тетеньку. Только молитва сохранит человека от ненужных и опасных женских чар.

Илья горячо молился Богу, чтобы его побег удался. И Бог услышал.  Услышал не в пустыне, а в их маленьком городе. Бог послал ему ту цыганскую девочку. Илья заметил цыган еще в электричке. Они шумной толпой вышли и пошли туда, куда и он - на Казанский вокзал – его поезд отходил рано утром. На перроне девочка подошла к нему и взяла его руку.

Она сказала:
- У  тебя впереди много счастья. Очень  много. Если хочешь знать точнее – пойдем к моей маме. Ты очень  умный и хороший.

Она просто тащила его за руку – не вырываться же из рук девочки. Он шел, как теленок на веревочке.
Ее мать сидела неподвижно и смотрела прямо пред собой как слепая. Не глядя, она молча взяла Илью за другую руку (а девочка продолжала держать его руку) и певуче заговорила:
- Какой ты чистый парень! Откуда ты такой взялся. Прямо святой ребенок.
Илья дернулся: он хотел сказать, что он не ребенок. Она не дала. Она продолжала:
- Завидую твоим родителям. Они счастливые люди, но пока сами не понимают своего  счастья. Иди с миром. Иди домой.
Она выпустила его руку.

Он выдернул руку из руки девочки и помчался к поезду, думая: вот тебе и цыганка! Послала его домой, когда он спешит на поезд. Все они обманщики. Вот уже его вагон. Перед проводницей он полез в карман штанов. Но они были пусты. Ни билета, ни денег. Проводница долго ждала, потом отстранила и занялась другими пассажирами, а он уже мчался к цыганам. Но то место было  пусто.

Он не заплакал. Он не понял, что произошло. А где же пустыня? Где его молитва? Он медленно побрел к выходу – другого пути не было.
Машинально нашел свою электричку и поехал домой. Он даже не брал билета - он забыл об этом. Да у него и не было ни копейки.
Лежа под одеялом, он напряженно пытался думать последовательно. Говорят: всё от Бога. Значит, Богу не угодна его молитва? Но тут его ум подсказал ответ: Богу не угодна ложь. Да. Ложь. Сначала малодушие – не отказался от лотерейного билета, не выполнил мамин наказ, потом - маленькое умолчание о билете, потом другое такое же – о выигрыше, наконец, бегство. Он готовил катастрофу матери и брату. Он попытался засунуть в рот свой кулак, чтобы не разрыдаться. Почему он такой умный после всего, что случилось? Почему он не понял это раньше? Бог послал деньги для мамы! А не для обмана и бегства. Ужасно!

Но давай рассуждать, – сказал он сам  себе, чтобы успокоиться, - а что случилось? Никто ничего не знает. Маме надо будет рассказать, но позже. Рассказать с юмором и попросить прощения. И не надо всё сваливать на Бога. Тогда люди ни в чем не были бы виноваты. Тогда в их преступлениях виновен лишь Бог? Ерунда.

Он скрючился, как в сильном ознобе, его лицо уткнулось в колени. Всё будет хорошо – успокаивал он сам себя. Поступлю в православную гимназию. Говорят, у нас открылась такая. Говорят, там молятся перед каждым уроком. Можно будет отпустить волосы, забрать их сзади резинкой и так ходить – почти монах. А молиться можно и в пещере в деревне. Пещера хорошая, сухая. Можно весь день пробыть – и ничего, никто не испугается, что его долго нет. А вечером - домой к бабушке. Наконец, он согрелся и уснул.

Перед самым пробуждением ему приснилось, что он сбегает с пригорка, раскинув руки, словно летит, и в конце в самом деле взлетает. Он проснулся с улыбкой на лице. Женя сразу заметил и спросил:
- Чему радуешься?
- Я увидел во сне, как мы с мамой в Смоленск ездили…
- Да, помню, вы были тогда очень довольны. Ты, значит, еще помнишь… ведь прошло четыре года. Тебе тогда было десять лет
- Почему-то очень хорошо помню, так было хорошо…

Смоленск

Он помнит. Он всё хорошо помнит. То была счастливая поездка. Особенно то впечатление, когда он сбегал с холмов, раскинув руки – как в полете.

А как они попали в Смоленск? Почему именно в этот город? Он недавно это понял: туда их привела Сама Путеводительница, Смоленская икона Богородицы. Тогда он еще не молился. Не знал и не умел. А Она их привела.

Сначала на Илью плохо подействовало то путешествие. В вагоне было что-то неприятное. Да! На одно место (соседнее) оказалось два билета. Такой спор! Потом чья-то бабушка в одних толстых белых носках потеряла своих и бегала по вагонам – искала. Но потом… Потом всё утряслось. Потом всё было так хорошо!

За завтраком в этот воскресный день он спросил у матери:
- Ты помнишь, как ездили в Смоленск?

Женя сразу стал давать пояснения – еще бы! Он теперь в доме хозяин, старший брат. Он отвечает даже за сны младшего брата. Он сказал маме:
- Илюша видел сегодня во сне Смоленск.
Илья поправил:
- Не Смоленск, а как я с горы сбегал. Помнишь?
- Конечно. Я ведь тогда вела дневничок – так, краткие записи для памяти. Хочешь – прочитай.

Мамин дневник

«В дороге»

Вечером 15 августа мы с Илюшей сели в поезд до Смоленска. Сразу слышу всплеск разочарования:
- Как! Вагон не купейный!
Да, плацкартный. В вагоне почти темно, свет очень слабый. Какая-то старуха мечется, очень старая, худая, в толстых носках без обуви. Она отстала от своих и не знает, что делать, где их искать. А они ведь сейчас ее ищут. Вот переполох. Илья сострадает ей и в то же время страдает от того, что начало путешествия такое неспокойное - всё потому что нет купе. (Сыночек, у меня нет денег на купе. Хорошо, хоть так хватило – на пять дней в ближайший город. Но этого я не скажу, чтобы не беспокоить ребенка. Он не должен знать о моих проблемах. Для него всё должно быть хорошо). Я говорю: не было билетов.

А тут еще одно приключение, доказывающее мою правоту о билетах: в соседнем купе на два места оказалось по два билета. Шум! Скандал! Все правы, а ехать невозможно, хотя и ехать-то всего семь часов. Рано утром будем в Смоленске. Илья говорит мне:

- Было бы хорошо, если бы меня заранее предупредила, что едем в общем, а не в купейном. Как же ты не предупредила!

У моего сына прекрасное качество: он никогда не капризничает, ничего не требует, но время от времени говорит мне: «Хочу на тебя обидеться». Я сразу спохватываюсь, разбираемся, что не так, извиняюсь, если я что-то забыла и не сделала, обещаю всё исправить, и он знает, что всё наладится, и успокаивается. А сейчас он прямо высказывает свое неудовольствие – но не оттого, что плохо ехать, а что не подготовился, не настроился заранее. Конечно, на него всё это действует угнетающе.

Но вот поезд тронулся. Куда-то увели старушку. Проводница устроила всех пассажиров (уж не знаю, куда она всех развела). Всё утихло. Нам разнесли постели. Я застелила две полки, Илья забрался на верхнюю. Верх удовольствия! Оттуда его успокоенный голосок:

- Знаешь, мама, ничего, можно и в плацкартном ездить.

Значит, наладилось настроение. Слава Богу!

- Мама, не бойся, я не упаду.
- Конечно, не упадешь. Я сделаю сейчас бортик из матраса, вот и всё.
Он сразу уснул. Я уснула в два и проснулась в пять, да еще просыпалась каждые полчаса. Почему-то волновалась, вставала, трогала Илюшу за ногу – тут ли, не слез ли. А дальше всё было хорошо.

В Смоленске

Вышли из вокзала в шесть утра – к первому трамваю. Сели и проехали шесть пролетов. Вышли прямо у гостиницы. Нам сразу дали номер. Тут я поняла, что волновалась именно из-за того, как нас примут в гостинице. Когда администратор читала в моей декларации цель визита: туризм, она задержалась на этом пункте, долго читала это слово, посмотрела на меня, провела пальцем по этой строчке, прошептала: туризм. Мое сердце замерло. Но она продолжала читать ту же строчку. Значит, еще не привыкли к тому, что в стране внедряется система культурных путешествий. В Москве бронируют места в гостинице – и вот оно, пожалуйста. Мне могли  сказать: в Москве одно, а у нас другое, мест нет! Не сказали. Мне дали ключ от двухместного номера с холодной и горячей водой. Это в центральной гостинице города! И даже лифт есть! Только он не работал. Но нам подниматься невысоко - всего на второй этаж.
Вошли в номер – гора с плеч! Теперь больше нет проблем! Мы путешествуем.

Едва огляделась: две кровати, два стула, стол, умывальник в прихожей, - выглянула в окно: площадь перед нами, как сын заторопил:
- Пойдем скорее колесить по городу!

И мы пошли. Спустились по мраморной лестнице. Вышли на площадь. Илюша осмотрелся и сказал:
- Теперь верю, что мы в другом городе.

Я не хотела говорить ему заранее о поездке, так как не была убеждена, что сработает новая система путешествий. Я боялась, или мест в гостинице не окажется, или еще что-нибудь. И когда ехали на вокзал, Илья приговаривал, что не верится: неужели не в Подольск, например? Утром в вагоне проснулся и сказал, что зря ехали ночью – он спал и не видел дороги, как будто все еще в Подмосковье. В Москве уснул – а проснулся в Смоленске? Как-то не верится. Я успокоила: обратно поедем днем. И вот на улице старинного города он сразу ощутил его аромат и сказал:

- Теперь верю. Мы далеко. Мы в Смоленске.

Пошли пешком. Илья настоял: только пешком! Он сразу всё спланировал:

- Мама, ты основная армия и обоз - ты же несешь мешок с плюшками. А я штаб и разведка. Я иду на разведку и принимаю решение. Сейчас приказ по армии: замереть на месте.

Я замерла. С удовольствием, только бы посидеть, но об этом молчу. В армии должен быть порядок, приказы не обсуждаются.
Сын вернулся. Решено: обойти Успенский собор. Он действует. Вот чудо. Виден отовсюду. Изумительно! Огромные окна. Говорят, ориентирован на Днепр. Как его не сломали? Он даже не симметричен. Значит, очень древний.

Пошли вдоль крепостной стены кремля. Сын бегает. То взбежит на стену, то бегом вниз. Я сейчас найду удобное место и сяду. Вот и у цели.

«Тишина»

Сижу в тиши. Вокруг трава, вдали овраг, заросший лесом. До него Илья добегает, а дальше я не пускаю. Смотрю вокруг. Ни души. Это то, к чему я стремилась. Старина, природа, красиво всё: архитектура, безлюдье. Мы одни. Но нет чувства опасности. Наверно, потому что видно далеко. Всё открыто на многие версты. Смоленск не на семи, а на семидесяти холмах. Холмы идут, набегая друг на друга. И только очень далеко высокая труба с черным дымом. Куда же от нее денешься... Илюша на просторе – доволен! И я рада. Так хорошо на этом приволье – на оврагах и холмах».


Дома

Раздумья

Илья закрыл блокнот. Значит, в детстве он не был лгуном, он обо всем говорил маме, даже если становился чем-то недовольным. Сказать – и всё выяснится. Так просто. А смолчал – и чуть не вышло…да ведь еще он деньги потерял! Он же их выиграл – и тут же потерял. А почему? Потом что тайком, то есть воровски, втайне от мамы.

Чтобы избавиться  от этих страшных мыслей, он пошел к матери:
-  А когда мы поедем к бабушке?
-  Когда начнутся летние каникулы. Соскучился?

Илья промолчал. Он не хотел опять лгать. Он думал о пещере, а не о бабушке. Но мама поняла его молчание по-своему: как застенчивость и сказала:

- Хорошего чувства не надо стесняться. Бабушка ждет нас всю зиму.

Опять мамин дневник

«Но пора в новый путь! Обошли всю стену кремля. Памятники войн 1812 и 1941–1945 годов. В честь победы над Наполеоном в 1812 году созданы прекрасные памятники. Наше время подобным похвалиться не может.

Глинка

Наш великий композитор Михаил Иванович Глинка – гордость Смоленска. В центре города, в сквере, - памятник ему. Он родился в селе Новоспасском Ельнинского района. В музее увидели: его отец по внешности – француз, нос с легкой горбинкой. Огромные глаза у него и у жены. Гений родился в 1804 году. Он совершенно утратил следы французской породистости: небольшие глаза, русский нос, типично русское лицо. В зале - клавикорд – предок пианино, в четыре с половиной октавы. В 1819 году Глинка встретился с Пушкиным. Музыканту было пятнадцать, а поэту – двадцать, но он был уже известен. В 1828 году Глинка знакомится с Грибоедовым, автором бессмертной комедии в стихах «Горе от ума». Ее долго не разрешали ни печатать, ни ставить на сцене, но ее переписывали от руки и знали все. В русской культуре всё тесно соединено. Глинке посвящен отдельный зал.

В Смоленске и исторический музей, и музей изобразительного искусства, и музей скульптуры Коненкова…Прекрасно.
Мы в историческом музее. Илюша впереди. Поговорил со смотрительницей, узнал, где монумент Петру 1, спросил, где можно увидеть древние иконы. Они в музее в Талашкино. У нее узнал о туалете. Сначала он с гордостью передал мне всю информацию, потом все осмотрел и направился в туалет. Третий этаж был закрыт. Но вот появилась служащая и открыла его. Илюша сразу побежал туда смотреть.

В музее есть зал знаменитых земляков: Пржевальский, Козлов – путешественники-землепроходцы и открыватели. Пржевальский совершил пять походов по Центральной Азии. Во время последнего, пятого, похода он умер. Там сейчас город, который назвали в честь первооткрывателя: Пржевальск.

Какие имена: все знаменитые! Авиаконструктор Лавочкин. Первый космонавт Гагарин. Маршал Тухачевский. Скульптор Коненков. О каждом можно думать и говорить очень много.

После музея сели отдохнуть у кинотеатра «Октябрь». Сидела, конечно, только я. Неужели я уже старая, что так устаю? Мне тридцать четыре, вроде бы не так много.

Илья пошел вокруг кинотеатра и обнаружил тир. Прибежал за деньгами. Я дала ему десять копеек. Вместе пошли в тир. Из четырех возможных он попал два раза. Кто-то сказал: «Ай, мальчик в очках добре стреляет!» Вижу по сыну, как важно для ребенка ободрение!

Наконец дошли до столовой. Беру обед из трех блюд. Илюша всегда ест мало и с трудом, а тут спрашивает, почему мало взяла. Удивляюсь. Это съешь! Он съел и в самом деле попросил еще плюшку.
Ох, эти плюшки! Мама напекла их два противня и подала нам в дорогу. Я удивилась: зачем? У меня есть деньги, в большом городе есть столовые... Но мама не отступала. Эти плюшки сложили в мешочки и уложили в сумку. Они составили основной мой багаж. Выходя из гостиницы, я взяла несколько штук для очистки совести перед мамой – не везти их назад. Она их еще напечет для Жени – она с ним осталась на время нашего отъезда. И вот плюшки уже понадобились.

Пообедав, сын говорит:

- Пойдем дальше. Усталость как рукой сняло.

Он любит книжные выражения. Это лучше, чем междометия: того, короче говоря, значит и прочее.

Надо идти. Остановились у газированной воды. Лучше бы мы прошли мимо.
Ничему не учусь я в жизни. Вот так же однажды, несколько лет назад мы с мужем шли мимо газированной воды и остановились. Я никогда не пью ее, а муж не может пройти мимо. Стоим, пьем. Тут откуда ни возьмись старик Слободчиков. Взял себе тоже стакан. Потягивает водичку и вдруг говорит моему мужу, подмигивая и указывая на меня глазами:
- Пора тебе ее бросать и заводить новую.
Я смотрю на него как ужаленная и не могу ничего сказать. Первое движение было - выплеснуть в его красную физиономию воду из моего стакана. Но я хорошо воспитана, так нельзя, он же старик. Все же я отвечаю:
- А что же вы свою жену не бросаете?
- Да ее кто возьмет! Она древняя старуха, - отвечает он игриво и опять подмигивает мужу. Тот молчит. Что – тоже очень воспитан? Не пойму. Поняла, когда стала вдовой по разводу. Старик свел его со своей племянницей и в своей квартире сделал место их встреч. До сих пор жалею, что не плеснула ему водички. Его уже нет, а я все жалею. Тоже нехорошо с моей стороны.

Мне бы эту газированную воду за версту обходить. А я на том же месте споткнулась: Илюшу, когда он пил газировку, в кисть руки укусила оса. Ну, надо же! Я - в ближайшую поликлинику. Там сказали: ничего особенного, само пройдет. Ребенку больно до слез, рука припухла. Конечно, прошло, но он так томился... но все же не хныкал, не жаловался. Что бы ей меня укусить...

В гостинице я вымыла ноги сыночку и уложила в постель. Он уснул в полседьмого. Я пишу и сидя засыпаю.

16 августа

Сегодня – храмы.
С утра опять в Свято-Успенский собор. Как и вчера, начинаем день с него. Вчера обошли вокруг, сегодня даже вошли внутрь. Сначала, правда, попали в Благовещенский собор, там шла служба. Церковь прекрасная. Очень светлая. На потолке – Спаситель на кресте и Спаситель Благословляющий. Живопись на стенах яркая, светлая. Увидели святую великую княгиню Ольгу, которая сама окрестилась и веру привезла на Русь. Потом увидели икону Александра Невского. Он покровитель моего отца. Я его очень почитаю.
Оттуда – в Успенский собор. Но внутри были иностранцы, и нас не пустили. Пожилая женщина стояла рядом с нами. Она тоже хотела войти в собор и теперь громко чертыхалась, что не пускают – своих нельзя... своим нельзя, а чужим...- пожалуйста... Мужчина, очень толстый, тоже негодовал по этому поводу: только за доллары в храм, а вы с рублями постойте! А я вслух удивилась: то ли стоим у входа в церковь, то ли у входа в ад, где так ругаются и негодуют? Женщина удивленно оглянулась. Замолчала. И вот мимо нас прошли иностранцы, и нас пропустили.

Привратница рассказала о храме. Он рассчитан на пять, а то и на все семь тысяч человек. Служба ежедневная.
10 августа - престольный праздник: празднуется Смоленская икона Божией Матери. Это византийская икона по происхождению. Ею византийская императрица благословила свою дочь, ехавшую в Киев замуж. Она стала матерью Владимира Мономаха. Его мать благословила этой иконой, умирая.

Иконостас в пять рядов, высота 37 метров. Весь деревянный, без единого гвоздя.

Петр 1 очень дивился великолепию, прислал пять тысяч железных узорчатых плит на пол.

Наполеон при виде собора был потрясен. Он трижды перекрестился. Поставил караул, и храм не разграбили. Икона охраняет собор. В эту войну (в Великую Отечественную) город был разрушен на 93 процента. В храм упала одна бомба, но не взорвалась. Храм нисколько не пострадал.

Однажды икону на руках несли из Смоленска в Москву пешком. Одигитрия – указывающая путь.

Плащанице 400 лет. Это вышитая икона положения Христа во гроб. Сорок видов швов применено! Под стеклом выглядит как рисунок –швов совсем не видно. Она была в Успенском соборе Кремля в Москве. Французы увезли ее оттуда с собой, но партизаны перехватили, освободили святыню. Смоляне упросили оставить ее у них. Так и осталась. В этом великая милость Божия к горожанам-страдальцам. Ведь  все войны - через Смоленск, он – первая жертва.
Владимир Мономах когда-то построил здесь свой «град» - на высоком узком холме. Сейчас это соборная гора: с соборной лестницей, храмами Свято-Успенским, Благовещенским и Троицким монастырем. Там же памятник Кутузову. Фельдмаршал делает мягкое поступательное движение: нога выдвинута вперед, а рука  выражает намерение указать направление движения.
Над горой – двухэтажный домик на пять окон. Окна и, главное, нарисованные наличники так просто и остроумно выполнены, что Илья их срисовал.

У входа в Успенский собор Илья вдруг немного заразился нетерпимостью той грубой женщины и начал необычно для него громко разговаривать в церкви. В Благовещенском соборе он подчеркнуто не хотел смешиваться с верующими, рассматривал иконы как живописец и громко задавал мне вопросы. Вот и дурной пример, который заразителен. Я объяснила ему, что так нельзя. Десять веков наши предки верили в Бога и ходили в церковь, умирали за нее. Что осталось с тех пор? Только церкви.

Мы должны уважать чувства верующих, не мешать молящимся своим разговором. Если они перестанут ходить в храм, его закроют, и он постепенно разрушится. И что будем смотреть?
На стене Успенского собора справа от входа - доска с текстом обращения смолян к царю, что погибнут, но не сдадутся, будут стоять до конца за русскую землю и православную веру. Илюша вслух громко прочитал весь текст и оглянулся с торжествующим видом. Вокруг стояло несколько человек, и все одобрительно на него смотрели. Кто-то сказал:

- Молодец мальчик, правильные слова прочитал.
Сказал так, словно Илья их и написал. Он очень доволен. Как хорошо поддержать ребенка.

Илюша говорит, повернувшись ко мне:
- Я где-то прочитал или – (с усилием, чтобы быть правдивым,  добавляет он) - услышал: красота спасет мир. Эта красота?

Он указал на храм.
- Конечно. Какая же еще?
Хотя с красотой, конечно, проблема. Но это позже. Подрастет – поймет».

-   А что тут понимать? – подумал Илья, закрывая мамин блокнот.

В деревне

Он любил бабушку и любил деревню. Бабушку – за вкусные пирожки и тихие рассказы о прошлом.  Слушаешь – словно в теплую реку входишь. Деревню – за ее неизменяемость. Вечность – вот что тут сразу чувствуешь. Всё на том же месте: дом, двор, даже  корова с поросенком и метла, и восход и закат тоже. И душа на месте.

И в этот приезд бабушка вечером, когда корова уже на ночь была устроена, как с детства говорил Илюша, то есть после вечерней дойки, бабушка принималась что-нибудь рассказывать. На этот раз она начала издалека и спросила, помнит ли Илюша, как жил его прадед? Он помнит, но все равно пусть она еще расскажет.

Прадед

Прадед был чудной. У него здесь, в деревне, был  дом и огород, и в Москве был  дом, да еще двухэтажный. Он был, видимо, очень крепкий мужичок, и в шестьдесят лет женился второй раз, когда и сам, казалось бы,  и его жена состарились, а он женился и народил еще четверых детей. Первая семья занимала второй этаж, там было восемь детей, а новая семья поселилась на первом. И пошла за старика не какая-то там…а красавица. Вот что удивительно.

- Вот что красота делает с людьми! – вздыхала бабушка.
- Но как красавица пошла за старого человека?
- Так и пошла… бедная, наверно, была, я точно не знаю. Я была из
первой семьи. Мы наверху жили и нижних старались не касаться.  А как подрастали – отец нас, девочек, сюда, в деревню, отсылал. И хорошо сделал – мы тут голода не знали, без коровы не жили. Вот что красота делает с людьми.

- Это та красота, которая мир спасет?
- Кто тебе сказал эту глупость? Человека спасает душа. Тебя спасет
твой ум – так батюшка сказал. Он сказал, у тебя ум светлый, он укажет тебе на проступки, ты  в них покаешься и спасешься. А потом и другим будешь помогать советом – я тебе это говорю. Только не зазнайся. А деду некому было подсказать. Он сам всё решил. И как распределил: из нас, верхних, то есть из наших мужчин, он сделал официантов. Дескать, всегда будете при наличных деньгах – при чаевых - и всегда сыты. А нижних послал в типографию. Тогда издатели очень хорошо жили. Вот он решил к ним присоседиться. И все мальчики с нижнего жилья (так тогда этажи называли) получили разные специальности в типографии: кто художником, кто наборщиком, кто верстальщиком. Вместе они могли  содержать целую типографию – так их отец задумал. И ссор между нами не было. Не положено. Все должны отцу подчиняться.

И все потомки так и шли по этой линии, кому куда положено. А девочек выдавал замуж в деревню. 

Тут она рассказал то, чего Илья еще не знал.
-  Знаешь, когда я всё это рассказала твоему брату Жене, он на ус намотал и что учудил – потихоньку устроился в ресторан, дневным официантом. Вечером нельзя - года не вышли, а днем ничего, он рослый, как и ты. Его взяли, потому что кто-то там помнил, из какого он рода. У него завелись деньги. А как узнали? Из школы сообщили, что он перестал ходить, и тут он вдруг  принес шторы на окна и матери предлагает: повесь. Та с удивлением спрашивает: где деньги взял. А он: не украл, конечно. Начался розыск. Он еще оправдывается: мы же верхние! Отец ему всыпал за хорошую память о предках. Женя в школу вернулся. Но что в нем хорошо – хозяин, не ты. Он не витает в облаках.

- Бабушка, а нет ли у нас фотографии той красавицы дедушкиной?
- Вот еще. Нет, конечно. Очень надо. У меня есть старая
фотография всей той семьи. Я достану сейчас. Там сразу видно, кто с какого жилья: официанты все круглые, толстые, а типографские - худые, лица тонкие, и объяснять не надо.

Наутро Илья решил идти к пещере и обследовать ее. Пещера оказалась в том же состоянии, можно уединиться для молитвы. Вернувшись, он начал собирать необходимое для молитвы: молитвослов, маленькую иконочку, свечку, спички. Но  тут бабушка сказала, что в соседнем селе – совсем недалеко – разместился на лето лагерь православной школы. Что?! Он же недавно думал о православной гимназии. И вот она уже здесь? Где точнее?

Он сразу пошел в то село. Он взял удочки, будто бы для рыбалки ищет хорошее место, и пошел вдоль реки. Он шел не так и долго, но как-то притомился. Наверно, подумал он, от напряжения. Батюшка учит всегда искать причину своего состояния. Илья сел под кустом, достал бутылку молока и отпил. Хорошо, что бабушка навязала молока, а ведь не хотел брать. Как бабушка все угадывает… Тогда в Смоленск плюшек им навязала на целый отряд. А ведь пригодились. Он сморился и слегка задремал. Проснулся от размеренно звучащего мужского голоса. Прислушался – кто-то читал книгу.

Чтение

-  Сейчас я прочитаю о Наташе Ростовой: «Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки, но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо».

 «Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающеюся, чуть определенною грудью, сдерживая дыхание, блестящими испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. «Неужели так никто не подойдет ко мне… Они должны же знать, как мне хочется танцевать, как я отлично танцую и как им весело будет танцевать со мною». Князь Андрей предложил ей тур вальса. «То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливою, благодарною, детскою улыбкой».

«Князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастью». «Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастья, когда человек делается вполне добр и хорош и не верит в возможность зла, несчастия и горя». Ей казалось, что «все бывшие на бале люди были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга, никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы».

Учитель (наверно, это он читает книгу) другим голосом сказал:

-  Болконский думает о Наташе как «об особенно поэтической, переполненной жизни девушке». Незаметно для себя он заражается от нее жаждой жизни и решает, «пока жив, надо жить и быть счастливым». Он полюбил ее за душевную открытость и в то же время разочаровался в Сперанском, с которым занимался важными государственными делами, увидев близко его «зеркальные, не пропускающие к себе глаза».

Наташа предстает в разные моменты своей жизни совершенно по-разному. Впервые после бала ее видит Пьер на домашнем вечере ее сестры, вышедшей за Берга, и удивляется: «Наташа была молчалива  и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели б она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида. «Что с ней?» – подумал Пьер». Тут вошел князь Андрей, и Наташа преобразилась. «Князь Андрей с бережливо-нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что-то. Она, подняв голову, разрумянившись и, видимо, стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого-то внутреннего, прежде потушенного огня опять горел в ней. Она вся преобразилась, из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале».

Однако не внешняя красота удерживает Болконского около нее. После того, как он сделал ей предложение, она зарыдала, улыбнувшись сквозь слезы. «Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что-то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею». Это новое чувство «не было так светло и поэтично, как прежде, было серьезнее и сильнее».

Пережив в отсутствие жениха увлечение Анатолем Курагиным, спровоцированное красавицей Элен, Наташа прошла через трудный путь искреннего раскаяния. Она встретилась с князем Андреем в условиях, самых далеких от тех, в которых они познакомились. Раненый Болконский лежал среди других раненых в деревенском доме, когда Наташа ночью тайком от всех, разместившихся в том же доме, пришла к нему в ночной рубашке, кофте и ночном чепчике. Ее глаза, «налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно-любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны».

Позже он признается ей, что никто, кроме нее, не дает ему мягкой тишины и «того света». Надо ли говорить, что прекрасные внешние формы не способны на такое. Еще значительнее в этом отношении впечатление Пьера от Наташи после смерти Болконского. Лицо ее было «бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом». Но оно не оттолкнуло Пьера. «Что-то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз». Он думает: «Но нет, это не может быть? Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того».

Толстой поясняет: «Пьер… не узнал ее потому, что происшедшая в ней…перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемою: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел. Потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь не было и тени улыбки, были одни глаза, внимательные, добрые и печально-вопросительные».

Наташа рассказала Пьеру о последних днях раненого Болконского, о своих переживаниях и вышла из комнаты. «Пьер посмотрел на дверь, в которую она вышла, не понимал, отчего он вдруг остался один во всем мире». Это вдруг возникшее чувство сиротливости было признаком его душевной слитности с Наташей, хотя она и лишилась прежнего внешнего обаяния.

Во время семейной жизни Пьер «видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал все хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно другое. Но на жене его отражалось только то, что было истинно хорошо, все не совсем хорошее было откинуто. И отражение это происходило не путем логической мысли, а другим – таинственным, непосредственным путем».

Другая героиня романа княжна Марья Болконская некрасива и неуклюжа. Ее внутренняя, душевная работа проступает в виде лучистого взгляда, который и делает ее неотразимой. «Некрасивая графиня Марья всегда хорошела, когда плакала. Она никогда не плакала от боли или досады, но всегда от грусти и жалости. И когда она плакала, лучистые глаза ее приобретали неотразимую прелесть».

Николай Ростов со своей женой «сходился все ближе и ближе, с каждым днем открывая в ней новые душевные сокровища». Его восхищало ее «неустанное, вечное душевное напряжение, имеющее целью только нравственное добро детей». Он гордился тем «возвышенным, нравственным миром, в котором всегда жила его жена». «И тем более радовался тому, что она с своей душою не только принадлежала ему, но составляла часть его самого».

«Душа графини Марьи всегда стремилась к бесконечному, вечному и совершенному и потому никогда не могла быть покойна». Во время молитвы «на лице ее выступило строгое выражение затаенного страдания души, тяготящейся телом».

Так то читал, то от себя говорил спокойный мужской голос.

-  В «Войне и мире» внешняя красивость и душевность (духовность) разделены между героинями. Лев Толстой не восхищается, подобно Пушкину, красивой женщиной. Статичная красота Элен сопровождается бездушием и несет ей преждевременную смерть. В обществе были уверены, что она умерла не от ангины, а оттого, что хотела выйти замуж сразу за двоих и притом при живом муже. «Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей». Кроме того, напомним, Элен перешла из православия в католическую веру с целью объявить недействительным её брак с Пьером, чтобы сделать возможным новое бракосочетание. Более того, «в интимных кружках рассказывали подробности о том, как» Элен, «мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот… Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь».

 «Красота спасет мир!» – эти слова традиционно приписывают Ф.М. Достоевскому.

Трактует эту мысль  каждый по-своему. Между тем понятие красоты меняется со временем, как и восприятие ее. Сегодня мы увидели одно из таких проявлений.
На сегодня чтение закончено. Идем на полдник.

Раздался шум, началось движение многих людей, которые до этого сидели очень тихо, как будто их нет никого. Илья боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя. Ведь он не нарочно тут сидел, он не собирался их подслушивать. Когда всё стихло, он выбрался из кустов, размялся и тихо побрел домой. Что же это за школа? Неужели православная? Почему тогда они такие книги читают? Они должны читать жития святых, а не о красавицах рассуждать. Интересно, какую книгу они читали?

Бабушка удивилась всему: ты уснул? Это на тебя так свежий воздух действует. Ты не читал «Войну и мир»? Впрочем, она сама ее читала в 9 классе: вы еще не проходили! Наташа Ростова была любимой героиней Льва Толстого.

- Толстого? Так имение его героев было недалеко от Смоленска,
мама рассказывала, что его он описал в «Войне и мире»! Его герои были не только красавицы, но и военные.

Но бабушка не уверена насчет православной гимназии – что-то не похоже. Зачем им Льва Толстого читать – ведь он же отлучен от церкви. Или это с ним случилось из-за других произведений? А что гадать – надо к ним сходить и познакомиться.

Но для Ильи это было большой проблемой. Он боялся им не понравиться, хотя хвостик на затылке уже отрос, уже держится на резинке. Он решил сначала помолиться  в пещере.

В пещере

Утром он съел завтрак, кашу с молоком, и пошел удить, как он сказал, а сам с удочкой в руках пошел в пещеру. Там он поставил удочку в сторонку и встал на колени на восток – на летний восход солнца. Он устроил иконочку, свечку, прочитал все молитвы, какие знал наизусть, потом уселся и стал читать по молитвеннику. Потом закрыл книгу и начал творить Богородичные молитвы. Они всегда приносят успокоение. Иногда он даже начинает улыбаться, когда заканчивает 150 молитв. А что удивительного – ведь это молитвы о радости. На этот раз он не дочитал до 150 раз, как задремал и уснул так крепко, что проспал и вечер, и ночь. Утром рано его разбудила бабушка.

- Вот ты где! Хорошо, что мне пришло на ум тебя здесь поискать, а
то уж думала звонить матери – потерялся парень. Что с нею стало бы! Подумать страшно. Что ты за человек! Мало, что отец вас бросил, так и ты туда же, своевольный…

Илья смущенно оглядывался: искал книгу  – он спал, положив голову на Молитвослов. Бабушка увидела книгу и всё поняла:
- А, ты молиться в пещеру забрался? Дома тебе плохо молится? Сегодня же пойдем в гимназию. Пусть тебя берут и учат, где, как и когда молиться.

И она без раздумий повела его к православным учителям.

В гимназию

Там их встретили с улыбкой, вышел даже батюшка. Да, это была летняя школа православной гимназии. Бабушку усадили и спросили Илью, что это у него за прическа. Бабушка всё объяснила:

- Он намерен идти в монахи, поэтому много молится и отращивает косичку. А сегодня ночевал в пещере, как отшельники когда-то, всю ночь молился. Вот, пожалуйста, вы люди не только образованные, но и священные, пожалуйста, поясните, как молятся, когда и где.

Священник продолжал улыбаться.
- Я не знаю, что сказать, - ответил он. – Я человек грешный, в
пещере не жил, постригаюсь, видишь - у меня короткая стрижка. Так легче жить, волосы быстро сохнут, что особенно удобно зимой, и не в волосах мудрость, а в характере. Монах должен быть кротким, послушным. Слышал такое слово: послушание? Это главная заповедь для монаха. А чем питаться решил? Монах не монах – а кушать надо. Или ты решил: ты молишься, а кормят тебя пусть другие. Ты молишься за весь мир, и пусть этот мир тебя и содержит? Так ведь надо, чтобы мир это понял и сам к тебе пришел с таким предложением: ты, батюшка, больше не работай, только молись, а мы тебя прокормим. А до этого надо дожить, значит, надо на жизнь зарабатывать. Нужно иметь профессию. А где ее взять? Надо учиться.

В нашей гимназии преподаются все основные дисциплины: математика, русский язык и прочие плюс специальные: хор, Закон Божий и другие. Так что нагрузка побольше, чем  в обычной школе.

Он обратился к бабушке:

-   Пусть Илья походит к нам на уроки чтения, например, но при условии.

Тут повернулся к Илье:
- Условие: если ты пострижешься. Сейчас у тебя вид, извини, неопрятный, так и хочется тебе косыночку подать. А тогда будешь нормальный мальчик, какой ты и есть. Кстати, вот и сам поймешь, есть в тебе послушание или нет.

На обратном пути бабушка сказала:

- Я тебя сама постригу. Не бойся, не хуже парикмахерской. Давно научилась. Не только овечек стригу. Не сомневайся.
На следующий день Илья попросил бабушку:
- Пойдем вместе. Вроде ты меня привела на исправление, а я послушался. Мне очень хочется дослушать, что они сегодня будут читать.
Урок чтения по Льву Толстому
Бабушка не отказалась, и они вместе пришли к батюшке. На этот раз бабушка отвела его в сторонку и тихо сказала:
- Батюшка, вы уж, пожалуйста, присмотритесь к Илье, у них в
семье горе, отец ушел к молоденькой, его брата в армию берут, а сам Илюша очень церковь любит. Ему три годика было, когда мы с ним шли около храма, он остановился, руку от меня отнял и так важно сказал:
- Я буду в церкви!
Я говорю: а ты знаешь ли, что такое церковь. Она же тогда была закрыта. А он так важно отвечает:
- Узнаю.
Ему было десять лет, его мать вывезла в Смоленск на экскурсию. Там были действующие церкви. Оттуда Илюша приехал верующим человеком. И не знаем, как это случилось. Он только и говорил: «Какие церковные хоромы! Почти до небес! Какие просторы! И церкви, как великаны, стоят посреди них! Бабушка, я там летал!» Или  всё повторял о церкви Архангела Михаила – «Чудо! На разных уровнях – разные плоскости. Его хочется учить наизусть, как стихотворение, чтобы представлять себе постоянно. С каждой новой точки зрения он открывается по-новому. Всё дело – в чередовании плоскостей, углов, спадов и подъемов. Он устремлен вверх и вперед. А вокруг – во все стороны – город в зелени: леса, рощи. Крыши белеют где-то очень далеко». Так повторял, что я до сих пор помню. С таким восторгом!
Не оттолкните его, пожалуйста, в школе он учится нормально, почти без троек, может и лучше учиться, но пренебрегает. Он считает, что молитва важнее всего. Молитвы переписывает – таким красивым почерком, а тетради его – ужас, пишет каракулями, кое-как, то с этой стороны тетрадь у него начинается, то с другой. Это, говорит, неважно. Учитель, де, неверующий, и такое прочитает.
А мать повез в лавру, там послал ее в церковь ради свеч и записок, а сам стоит с фотоаппаратом у входа. Дескать, если кто-то из знакомых матери встретится, она сошлется на сына: это он ее посылает, он коллекционирует старые храмы и прочее. Это чтобы матери не было навета на работе. У нее важная работа. Люди всякие бывают… А уж в Москве все храмы обошли – нашли все закрытые, все значки с рисунками церквей скупили… Это ведь не зря, батюшка. А сейчас Илюша без отца остался. Поддержите, пожалуйста. Правда, они без отца уже четыре года, но мать скрывала, о командировке говорила, а теперь призналась, как не признаться, когда старшего в армию берут, требуют сведения об отце.
Урок опять был на берегу реки. Так хорошо смотрелось в даль, на заливной берег. Если бы все уроки учить вот так – на свежем воздухе и так интересно.
Учитель говорил, то и дело читая из книги:
-  В романе «Анна Каренина» Толстой по-новому подошел к проблеме женской красоты, он исследует ситуацию избытка душевной энергии у женщины весьма добродетельной. Вронский встречается с Анной случайно. Он вежливо приветствует ее, но «почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее – не потому, что она была очень красива, не по тому  изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо него, было что-то особенно ласковое и нежное». «Вронский успел заметить сдержанную оживленность, которая играла в ее лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изгибавшею ее румяные губы. Как будто избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке. Она потушила умышленно свет в глазах, но он светился против ее воли в чуть заметной улыбке».
Этот избыток энергии увлек и покорил молодого офицера. На его лице, «всегда столь твердом и независимом», появилось выражение «потерянности и покорности, похожее на выражение умной собаки, когда она виновата».

На балу Анна «была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении, но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести». Кити, девушка, потерявшая из-за Анны Вронского, невольно любуется ею и любуется больше, чем ранее, но признается себе: «Да, что-то чуждое, бесовское и прелестное есть в ней». Здесь слово «прелестное» употреблено  в значении «колдовское», означающее сверхъестественную злую силу, которой невозможно сопротивляться.
Анна не соблазняла Вронского. Она противится его следованию за ней. Она давно замужем. У нее восьмилетний сын. Она приехала в Москву, чтобы примирить своего брата с женой и не допустить развода. Ей это вполне удалось. И словно в наказание за это рушится ее собственная семья, а потом гибнет она сама, сломав жизнь Вронскому. И не красота ее была причиной, а незащищенность их обоих от духовных испытаний.

В этом романе две влюбленные пары: Вронский – Анна и Левин – Кити. А как по-разному они воспринимают все окружающее в состоянии влюбленности! Анна по возвращении из поездки вдруг обнаруживает у мужа хрящи ушей, подпиравших круглую шляпу, и думает: «отчего у него стали такие уши?» «Какое-то неприятное чувство щемило ей сердце, когда она встретила его упорный и усталый взгляд, как будто она ожидала увидеть его другим». И что важно: при встрече с мужем ее поразило чувство недовольства собой. Значит, нравственный критерий был жив в ее душе и свидетельствовал об отклонении от нормы. «И сын, так же как муж, произвел в Анне чувство, похожее на разочарование. Она воображала его лучше, чем он был в действительности. Она была должна опуститься до действительности, чтобы наслаждаться им таким, каким он был».

 Позже она увидела графиню Лидию Ивановну, которую любила, но «нынче она как будто в первый раз увидела ее со всеми ее недостатками». В привычных домашних условиях Анна забыла о чувстве беспричинного стыда, испытанного ею в дороге, - пишет Толстой. Значит, это чувство было. Под влиянием новых встреч с Вронским оно исчезло. Разговаривая с мужем, она сама удивляется своей способности ко лжи. «Она чувствовала себя одетою в непроницаемую броню лжи». Духовно чуткая, она сама заметила, что «какая-то невидимая сила помогала ей и поддерживала ее». Влюбленность Анны привела ее к разочарованию в самых близких ей людях и к отчуждению от них.

«Лицо ее блестело ярким блеском, но блеск этот был невеселый – он напоминал страшный блеск пожара среди темной ночи». Это еще в процессе сближения с Вронским. Когда же оно осуществилось, Анна почувствовала себя «столь преступною и виноватою, что ей оставалось только унижаться и просить прощения, а в жизни теперь, коме него, у нее никого не было, так что она и к нему обращала свою мольбу о прощении. Он же чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни. Это тело, лишенное им жизни, была их любовь, первый период их любви. Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшною ценою стыда. Стыд перед духовною наготою своей давил ее и сообщался ему».

«Лицо ее было все так же красиво, но тем более было оно жалко». Все «ниже она опускала свою когда-то гордую, веселую, теперь же постыдную голову, и она вся сгибалась и падала с дивана…»

«Анна Каренина» - первый роман Льва Толстого о современности («Война и мир» - историческая эпопея). До Толстого – Пушкин, Лермонтов, Тургенев - описали характер мужчины-борца. Анна – первая женщина-борец. Она разрушает жизнь близких ей людей, начиная с осиротевшего сына, которому отец внушает мысль о смерти матери, и вдруг ребенок встречается с ней. Она уже не может любить дочку от Вронского: страсть уничтожает чувство, даже такое, как материнство, и к Сереже ее гонит чувство вины перед ним и раздражения против его отца, который запретил ей видеться с сыном. Это протестные настроения. Желая добра мальчику, она бы не нарушила его иллюзии о ее смерти, а после свидания с матерью он потерял покой, потерял и доверие к отцу, который остался единственной его опорой в жизни. Женщина пала. Открылась дверь разрушения семьи. Список борцов продолжила женщина. Следующая героиня Толстого в следующем его – и последнем – романе о современности – проститутка Катюша Маслова. После изысканной красавицы из высшего света, убившей себя, – крестьянка, ставшая проституткой и невольно убившая «гостя», то есть клиента. Катюша обольстительна, знает это и этим гордится. Ей кажется, что все мужчины вожделеют при виде ее. Она стала прямой убийцей. Она отравила, хотя и непреднамеренно, купца, который был очень навязчив с ней в гостиничном номере, всыпав ему порошок, принесенный служащими гостиницы, желавшими его отравить и ограбить. Все они пошли на каторгу.
 
Возвращаясь к роману «Анна Каренина», вспомним, что совсем иные, чем Анна, чувства у влюбленного Константина Лёвина накануне свадьбы с Кити Щербацкой. Все люди, которых он видит, кажутся ему хорошими, добрыми и славными, и все между ними хорошо и мило, и все любили его. Он не спал ночь перед тем, как придет в дом родителей Кити для того, чтобы сделать предложение, сидел в гостиничном номере и купался в морозном воздухе из раскрытых форточек. Он попробовал пить кофе и съесть калач, но «рот решительно не знал, что делать с калачом», и Левин его выплюнул.

«Всю эту ночь и утро Левин жил совершенно бессознательно и чувствовал себя совершенно изъятым из условий материальной жизни. Он не ел целый день, не спал две ночи, повел несколько часов раздетый на морозе и чувствовал себя не только свежим и здоровым как никогда, но он двигался без усилия мышц и чувствовал, что все может сделать. Он был уверен, что полетел бы вверх или сдвинул угол дома, если б это понадобилось».

На улице он увидел детей, идущих в школу, и голубей. И все это было так хорошо, что он засмеялся и от радости заплакал.

Любовь ко всем и единение со всеми, ощущение всеобщего счастья являются отличительной чертой подлинно, то есть безгрешно влюбленного – такова позиция Льва Толстого.

Главная черта Кити – ее правдивые глаза. Это постоянная черта ее портрета. Это и привлекало к ней. «Детскость выражения ее лица в соединении с тонкой красотой стана составляли ее особенную прелесть, но, что всегда, как неожиданность, поражало в ней, это было выражение ее глаз, кротких, спокойных и правдивых». И не только влюбленный Левин, но и Вронский выносил от Щербацких  «всегда приятное чувство чистоты и свежести». Он сознавался: «Я сам себя чувствую лучше, чище». «Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь».

Вечером Илья сказал бабушке:
-   А я лучше делаюсь возле тебя. Ты  добрая. Не говори маме о пещере, хорошо? Я больше не буду.
- Подлиза, - засмеялась бабушка – я и так не скажу, чтобы ее не
огорчать, хватит с нее этих огорчений. А с кем это ты меня сравнил?

И Илья рассказал ей о том, что слышал. Бабушка ахнула!
-   Разве дело только в красоте! А как было с вашими соседями!  Ты-то не знаешь, ты еще мал был, а я-то помню, как погиб Алик.

Соседи

-  Он был прекрасный человек! Добрый, мягкий, собой очень приятный, высокий, красивый и женился, только что окончив институт, на красивой девушке. Они были очень милая пара. Было просто приятно на них смотреть. Но вот в молодую жену вселилась ревность – и к кому – к его матери. «Ты любишь больше мать, чем меня!» - твердит и твердит. Он же опять к матери: что делать? Она говорит: переезжайте на дачу, может, там у нее пройдет. Они переехали. Но там всё продолжалось. Алик к матери был привязан, хотя была еще младшая сестренка у него, не единственный ребенок, но Алик признавался: он должен каждый день если не видеть мать, то хоть услышать ее голос. Что ж в этом плохого! Это редкость даже. Этому надо радоваться: человек способен на крепкое чувство. Наверно, и жену, и детей станет так любить. Но его жена думала иначе.

     Жили они-жили на даче, но вот она забеременела, перестала ездить на работу, а дома одной скучно. Она пригласила к себе подружку, некрасивую девушку. Та с радостью приехала, поселилась, вместе обедали и ужинали. Обедали-то одни, а ужинали с Аликом. Ему эта подружка и белье гладила, и постель начала стелить. А кончилось тем, что когда жену увезли рожать, подружка сказала, что тоже беременна, и на ней теперь тоже надо жениться. Алик и взвыл! Он и в мыслях не держал ничего подобного. Он и не любил ее, она просто была рядом. Совсем некрасивая, неуклюжая, нисколько непривлекательная, но вот рядом, руку тянуть не надо. И всё. У нее уже готовится ребенок от Алика.

Он привез из роддома жену с сыном, а подружка не уходит от них. Суетится, всё по дому делает. Алик сначала был доволен, пока понял: она ждет, когда живот станет заметен. Так и есть. Его сыночку исполнилось три месяца, это событие отметили в узком семейном кругу: вчетвером. А подружка в конце вечера и говорит: скоро наш семейный круг расширится, вы примите еще одного сыночка, врач сказал: на подходе мальчик. Тогда нас станет пятеро. И дальше начнем состязаться, кто родит больше. Как жена поняла, как заорала! Выгнала из дома мужа и подружку, а сама в истерике звонит – кому? Свекрови! Ребеночка бросила на даче, бегом к телефону неизвестно куда – дома-то не было телефона - и кричит в трубку страшные угрозы. Мать перепугалась, быстро на электричку – ночью – приехала. Как узнала, в чем дела, завопила:
- Разве я тебе ту подружку подослала?
- А если бы Алик так вас не любил, я бы ее не пригласила! Вы во
всем виноваты! Прочь!

И мать уехала, едва рассвело. А что делать? Сын стал жить опять у родителей, к жене боится и показаться. А душа болит - там малыш. Мать – к той подружке, как-то решить, развязать этот узел. Та ни в какую: пусть женится на ней и признает своего сына. Она не хочет терять своего счастья. У нее другой возможности не будет.

Алик мучился, страдал… И вот в одно воскресенье он решил рано утром ехать к жене. Надо встретиться и поговорить о ребенке, он-то не должен страдать. Только он к двери, тут телефонный звонок - жена.  Плачет, заливается, к ней подружка приехала с адвокатом, делят дачу. Та подружка родила, и жить ей негде. Адвокат сказал, что пока она поживет на даче, сделают анализ крови ребенка и Алика, а потом разделят дачу для двоих детей. А дача-то не Алика, а его отца. Но и детей жалко. Алик не сказал этого матери, испугался. Мало того, что ее лишили внуков, отняли покой, так еще и дачу теперь. И кто он сам  после этого… Он взял машину отца, поехал (по доверенности ездил), при выезде из города в одном месте разогнался и врезался на очень большой скорости в бетонный забор. Умер мгновенно. Только это мать и утешало, что он не мучился. А сначала она кричала, как кричала, Боже мой!

Она кричала одно слово: «Помогите!» Мы пришли в ужас, кто кричит, где кричит. Выбежали на площадку, услышали, откуда звук идет, а она кричит не своим голосом.
И так она не видела никогда ни одного своего внука от сына. Вот какая жуткая история. И без всякой красоты. А нам с детства внушали, попросту, по-деревенски: не оставайся ни с кем наедине, не доводи до греха. Коротко и ясно.

- Да, - сказал Илья, - страшное дело. Просто ужас какой-то.
Чтобы отвлечься, спросил:
- Бабушка, а у тебя есть что-нибудь почитать? А то в православной гимназии, по-моему, уроки литературы.

Лермонтов

Он нашел полку с книгами, выбрал самую тоненькую, чтобы быстрее прочитать. Оказалось – стихотворения Лермонтова. Он совсем не хотел стихов. Но открыл и сразу наткнулся на стихотворение «Тамара».

Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон, коварна и зла.

Опять о красоте. Да что такое. Все – о красоте. И в чем ее загадка?

И слышался голос Тамары:
Он весь был желанье и страсть,
В нем были всесильные чары,
Была непонятная власть.

Он прочитал вслух эти строчки. Бабушка сказала: перекрестись –
и всё пройдет. «Непонятная» власть – это злое очарование. От этого даже молитва есть. Я слышала, как священник молебен служил об избавлении от злого очарования. Есть святые, которые от этого избавляют. А стихи какие красивые… почитай-ка еще что-нибудь вслух, я давно не слышала стихов.

- Пожалуйста… «К портрету»:

В глазах, как на небе, светло.
В душе ее темно, как в море.

         То истиной дышит в ней все,
         То все в ней притворно и ложно,
         Понять невозможно ее,
         Зато не любить невозможно.

- Ты посмотри, он всё про одно…Видно, досталось ему от кого-то. Вот и спроси в новой школе.

Злое очарование

-   А я, знаешь, что вспомнила… у нас на работе, когда я у вас жила,
я одно время там работала, была одна сотрудница наша, очень одинокая, и посватался к ней один вдовец, да не простой, а с двумя детьми-близнецами. Их мать умерла родами. Наша женщина согласилась: сразу двое детей – это хорошо: готовые дети, совсем маленькие, ее сразу станут звать мамой, отец их уж не бросит. Она с радостью пошла. Зарегистрировались, как положено. Она начала расцветать  на глазах. Все за нее рады. И вдруг приходит чернее черного. Глаза ввалились, страшно смотреть. Что такое? Муж ушел. Исчез неизвестно куда. Оставил записку: «Я ушел. Не ждите. Не ищите». И всё.  Уж позже через его приятеля узнали, что этот муж опять встретился со своей бывшей, давней любовью. Она не манила, она только спросила, жива ли его жена. Он сказал: нет. О детях забыл. Что за любовь! Она осталась беременная и с двумя чужими детьми. Это что за страсть такая. Это же наваждение. За вещами он не забыл – забежал, схватил и записку бросил на стол. Всё. Она эту записку хранит как завещание. Ведь он обращается и к детям тоже: не ждите! Не ищите! Детям покажет, когда вырастут, а теперь одна троих поднимает. Я эту историю рассказала одной дачнице в нашем селе, она сказала такое слово: зависимость. Так ведь говорят о наркотической зависимости, об алкогольной, а здесь… Вот подлинно злое очарование. Как от него спастись?

Только молитвой – подумал Илья, но промолчал.
А бабушка осторожно спросила:
- На тебя девочки еще не заглядываются?
Илья пожал плечами: да что ты… Вообще-то одна всё время пристает, то одно придумает, то другое… Когда весной проходили «Ромео и Джульетту», все вертелась-вертелась (она впереди сидит) да и спрашивает:
- А не ровесниками ли нам приходятся Ромео и Джульетта?
- Что ты ей ответил?
- Ничего… еще отвечать буду.
- Ты мальчик рослый, тебе не дашь твои четырнадцать лет…ты в
деда твоего пошел, и Женя тоже, вымахал. Его куда берут?
- Да он хвалится, что в десант. Когда силу мерили, он прибор
сломал, из него что-то выскочило и улетело.
- Спаси Бог. Нашел, чему радоваться, с парашютом прыгать. Одно
озорство на уме. О матери не думает, какого ей. У отца теперь новая забава – красоточка молодая, а матери вас тянуть еще долго. Женя из армии приедет – что надеть? То мало, то не модно стало. А матери одна забота. Жди, пока он зарабатывать начнет. А ты и вовсе от заработка будешь, видать, в сторонке.

Чтобы сменить тему, Илья сказал:
- Пойдем завтра вместе на урок чтения! А что – за кустами посидишь.

Она рассмеялась: хороша бабка – за кустами подслушивает, что там про любовь читают!

Достоевский

Бабушка не пошла, а Илью проводила до околицы. Он побежал, потом обернулся и помахал ей рукой, и дальше побежал. Ему понравилась такая школа.

На этот раз учитель спросил у него, не хочет ли он о чем-нибудь спросить. Илья задал вопрос о Лермонтове: что за женщин он описал. Учитель ответил:
- Лермонтов первым из русских поэтов заметил возможный контраст между прекрасной внешностью и злой душой. Такова героиня его стихотворения «Тамара». Она обладает большой силой притяжения. Ночное свидание с ней поэт описывает как свадьбу и как тризну больших похорон одновременно, поскольку ее гость за свидание платил жизнью. Значит, у человека не было высокой цели в жизни, если он так легко жертвует ею.

Парадоксальным представляется то, что невозможно сопротивляться злому началу, воплощенному в красивое тело. Это ли не прямой вызов просветителям, которые всё сводят к тому, чтобы только «глаза раскрыть» заблудшему, и он, дескать, исправится и отстанет от порока. Нет, это не просто. Твой вопрос очень кстати – сегодня у нас урок по Достоевскому. Кое-что я расскажу, что-то прочитаю, и ты, Илья, может быть, услышишь ответ на своё недоумение.

 Портрет Достоевского

В Смоленске, в музее скульптуры Коненкова, Илья с матерью  видели скульптурный портрет Достоевского. Музей прекрасно оформлен: кроме общего света, есть особое освещение для каждой скульптуры. Окна закрыты темно-красными шелковыми шторами. О портрете Достоевского мама еще сказала, что он - самое удачное произведение Коненкова. Гипс. В память врезалось узкое лицо, взгляд – в себя, глаза находятся в тени лба. Лицо в глубоких морщинах  или даже складках кожи – в отпечатках жизни. Главное – лоб, высокий, над бровями шишковатый, увеличенный за счет залысины. Лицо в напряженной, углубленной работе мысли. И как бы тень усмешки застыла на лице. Борода - несколькими сосульками, неухоженная, сказала мама. Руки вытянуты, сжаты в кулаки, и правая кисть лежит поверх левой. В этом тоже выражается напряженность. Запомнилось, что он почему-то в халате на голом теле.

«Братья Карамазовы»

Учитель рассказывал:
-  Инфернальная, то есть бесовская, красавица описана Достоевским в романе «Братья Карамазовы». Это Грушенька. Первая реакция Алеши Карамазова при виде ее: «Вот она, эта ужасная женщина – «зверь», как полчаса назад вырвалось про нее у брата Ивана». Но при ближайшем рассмотрении она оказалась самым обыкновенным и простым существом: «добрая, милая женщина, положим, красивая, но так похожая на всех других красивых, но «обыкновенных» женщин! Правда, хороша она очень, очень даже, - русская красота, так многими до страсти любимая».
У нее полная шея и широкие плечи, очень белое лицо, очертание его «было как бы слишком широко, а нижняя челюсть выходила даже капельку вперед ». «Но чудеснейшие, обильнейшие темно-русые волосы, темные соболиные брови и прелестные серо-голубые глаза с длинными ресницами заставили бы непременно самого равнодушного и рассеянного человека, даже где-нибудь в толпе, на гулянье, в давке, вдруг остановиться перед этим лицом (как не вспомнить здесь пушкинские строки о красавице: «вдруг остановишься невольно…») и надолго запомнить его». «Знатоки русской женской красоты могли бы безошибочно предсказать, глядя на Грушеньку, что эта свежая, еще юношеская красота (ей 22 года) к тридцати годам потеряет гармонию, расплывется, самое лицо обрюзгнет…побагровеет, может быть, - одним словом, красота на мгновение, красота летучая, которая так часто встречается именно у русской женщины».

«Алешу поразило всего более в этом лице его детское, простодушное выражение. Она глядела, как дитя, радовалась чему-то, как дитя…Взгляд ее веселил душу».

Так выглядела женщина, из-за которой схватились в смертельном поединке отец и сын Карамазовы. Сама же она предлагала привести ей – и даже 25 рублей за это обещала - младшего из Карамазовых, Алешу, монастырского послушника, с которого она обещала «ряску стащить» и «съесть», то есть растлить. Однажды она-таки уселась ему на колени. Но защищенный духовной силой, Алеша как никогда был в то время далек от воздействия ее чар. «С тобою Христос», – сказал ему старец, посылая в мир, и заповедал: «Сохрани Его, и Он сохранит тебя».

С его неверующими братьями было совсем иное. Ракитин поясняет Алеше смысл одержимости Грушенькой: «Тут.. тут, брат, нечто, чего ты теперь не поймешь. Тут влюбится человек  в какую-нибудь красоту, в тело женское, или даже только в часть одну тела женского (это сладострастник может понять), то и отдаст за нее собственных детей, продаст отца  и мать, Россию и отечество, буди честен, пойдет и украдет, буди кроток – зарежет, буди верен – изменит». Из этого объяснения понятно, что речь идет не о впечатлении от красоты, а о демоническом воздействии.

Один из героев романа Ракитин словно предвосхищает довод эстетический: «Певец женских ножек, Пушкин, ножки в стихах воспевал, другие не воспевают, а смотреть на ножки без судорог не могут». Здесь прямо указано на связь искусства и нравственности: что поэт предлагает, то читатель потребляет.
И еще один довод приводит Ракитин: против роли сознания в подобной ситуации. «Тут, брат, презрение не помогает, хотя бы он и презирал Грушеньку. И презирает, да оторваться не может. Сам подлость свою сознает, и сам в подлость лезет».
Влюбленный Дмитрий признается в этом: «Люблю…одну «подлую», в которую влюбился, да с тем и пропал. Но влюбиться не значит любить. Влюбиться можно и ненавидя».

Его брат Иван влюблен в Катерину Ивановну, у которой прекрасны  большие черные горящие глаза «и особенно идут к ее бледному, даже несколько бледно-желтому продолговатому лицу, но в этих глазах, равно как и в очертаниях прелестных губ, было нечто такое, во что, конечно, можно было влюбиться ужасно, но что, может быть, нельзя  было долго любить».

Что же мыслится под такой влюбленностью, как не одержимость? А это ничего общего с любовью не имеет, хотя и общий корень у этих слов. Любовь созидает – прежде всего семью. Влюбленность такая разрушает – прежде всего, душу такого влюбленного. И он сам это понимает: «Не думай, - говорит Дмитрий брату Алеше, - что я всего только хам в офицерском чине, который пьет коньяк и развратничает». Он читает стихи: «Насекомым – сладострастье» и признается: «Я, брат, это самое насекомое и есть, и это обо мне специально и сказано». Катерина Ивановна как бы подтверждает этот диагноз, выразившись теми же словами: «Это страсть, а не любовь».

И все же Дмитрий обвиняет красоту: «Красота – это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая… Перенести я притом не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит…» Это душевное смятение явилось трагедией Дмитрия, который пошел к Грушеньке бить ее из-за векселя, выданного ей на Дмитрия его отцом.  Знал, что она внешностью «не поражает», так как видел ее прежде мельком, знал, что она «деньгу наживает, на злые проценты дает, пройдоха, шельма, без жалости». «Пошел я бить ее, да у ней и остался».

Возникшую зависимость от Грушеньки Дмитрий может охарактеризовать лишь как стихийное бедствие: «Грянула гроза, ударила чума, заразился и заражен доселе, и знаю, что уж все кончено, что ничего другого и никогда не будет». Он готов не только жениться на ней, но стать ее дворником, у ее приятелей грязные калоши очищать, на посылках бегать, хотя при этом называет ее кошкой и ждет, не придет ли она на свиданье с его отцом, обещавшим ей за это три тысячи рублей. Дмитрий готов убить отца, чтобы не допустить свидания его с Грушенькой, так как он не сможет жениться на женщине, ставшей любовницей его отца. Так странно смешались все его понятия о нравственности: убить отца можно, но нельзя жениться на его любовнице, о которой он заявляет, что ее «на эшафот надо», «придушить ее мало».

«Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красота». И сам ужасается: «В содоме ли красота?» И утверждает: «Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей».

Дмитрий делает вывод не относительно себя, а сразу о всей природе человеческой: «Широк человек, слишком даже широк. Я бы сузил». В этом рецепте от безнравственности заключено то же богоборчество, что в теории его брата Ивана, по которой нет добродетели, если нет бессмертия, поскольку звучит обвинение Бога в излишней свободе, данной человеку. Иван отрицает бытие Бога. А Дмитрий выступает советником Бога, рекомендуя ограничить духовную свободу человека, дарованную ему Богом для того, чтобы человек свободно принял нравственность, сознательно отказавшись от иного жизненного пути.

     «Ум с сердцем не в ладу». Это мы слышали от Чацкого в комедии Грибоедова «Горе от ума». Та же проблема в словах Пушкина: «Ум ищет божества, а сердце не находит». На этот извечный для русской литературы и для просвещенных русских людей вопрос Достоевский дал прямой ответ: «Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Дьявол – борец, по определению Достоевского. Значит, все борцы – мужчины и женщины – его соратники, за что бы они ни боролись: за свободу крестьян или равноправие женщин.
     Вы скажете – что: все красивые женщины так страшны? Достоевский дал ответ и на этот вопрос. Он создал портрет целомудренной красавицы в романе «Преступление и наказание».

Дунечка

Это Дунечка, сестра Раскольникова. «Авдотья Романовна была замечательно хороша собою – высокая, удивительно стройная, сильная, самоуверенная, что высказывалось во всяком жесте ее и что, впрочем, нисколько не отнимало у ее движений мягкости и грациозности. Ее даже можно было назвать красавицей. Волосы у нее были темно-русые, немного светлей, чем у брата, глаза почти черные, сверкающие, гордые и в то же время иногда, минутами, необыкновенно добрые. Она была бледна, но не болезненно бледна, лицо ее сияло свежестью и здоровьем. Рот у ней был немного мал, нижняя же губка, свежая и алая, чуть-чуть выдавалась вперед, вместе с подбородком, - единственная неправильность в этом прекрасном лице, но придававшая ему особенную характерность и, между прочим, как будто надменность. Выражение лица ее всегда было более серьезное, чем веселое, вдумчивое, зато как же шла улыбка к этому лицу, как же шел к ней смех, веселый, молодой, беззаветный!»
Влюбленный в нее Свидригайлов дает ей проникновенную характеристику. «Жаль, что судьба не дала ей родиться во втором или третьем столетии нашей эры …Она, без сомнения, была бы одна из тех, которые претерпели мученичество, и уж, конечно, улыбалась, когда бы ей жгли грудь раскаленными щипцами. Она бы пошла на это нарочно сама, а в четвертом и пятом веках ушла бы в Египетскую пустыню и жила бы там тридцать лет, питаясь кореньями, восторгами  и видениями. Сама она того только и жаждет, и требует, чтобы за кого-нибудь какую-нибудь муку поскорее принять». Он заявляет: «Авдотья Романовна целомудренна ужасно, неслыханно и невиданно. Она целомудренна, может быть, до болезни, несмотря на весь свой широкий ум».

    Но не отсюда пошла та знаменитая мысль, приписываемая Достоевскому, о красоте, которая может спасти мир. О силе красоты читаем в его романе «Идиот». Здесь описана женщина необыкновенной красоты с темно-русыми волосами и темными, глубокими глазами, с задумчивым лбом и выражением худого лица страстным и как бы высокомерным. Князь Мышкин называет Настасью Филипповну раскрасавицей, хотя знакомится с ней по портрету. Ее лицо поразило его красотой и еще чем-то. «Как будто необъятная гордость  и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное, эти два контраста возбуждали как будто даже какое-то сострадание при взгляде на эти черты. Эта ослепляющая красота была даже невыносима, красота бледного лица, чуть не впалых щек и горевших глаз, странная красота!» Князь даже поцеловал портрет. «В этом лице страдания много», - сказал он.
Более может удивить мнение девушки: «Этакая сила! – вскричала Аделаида, жадно всматриваясь в портрет. – Такая красота – сила, с этакою красотою можно мир перевернуть!»

Однако князь Мышкин скоро понял, что Настасья Филипповна – «помешанная», сумасшедшая, то есть не в красоте заключается ее привлекательность, а в ее неистовстве, в одержимости, порожденной сознанием своей невинно погубленной души, мыслью, что она самое порочное существо на свете.
   
Мы знаем, что мир перевернуть можно, но надо ли…

Девочки и мальчики
 
    Дома Илья не застал бабушку. Она ушла к соседям – что-то там, значит, понадобилось. Ему стало скучно, и он вспомнил о мамином дневничке, который почему-то взял с собой. При мысли о Смоленске  у него всегда теплело на душе. Он сел на лавочку у ворот и открыл мамины записи.

Мамин дневник

«В Смоленске»
Илюша стремглав мчится со склона. Кричу: осторожнее: там корова! Подошли поближе - оказалось, это лошадь. Спутанная и привязанная к крепостной стене, стоит себе спокойно и жует.

Илья пошел в атаку на крепость. Бегом! Штурм! Что значит – мальчик. Разве девочке пришло бы в голову штурмовать этот холм? Вспоминаю, как мой отец удивлялся, насколько разной была реакция у меня и моего брата на появление лошади. Мне было четыре года, я увидела – и испугалась. Убежала в подъезд, кричала: уберите ее. А брату был год. Его держала нянька на руках, так он чуть не вырвался у нее и басом закричал на лошадь: Но-о! Тпру! Откуда он знал эти слова? Он ни разу не видел лошадь и не слышал, как к ней обращаются, он вообще почти еще не разговаривал, а тут сразу такие сложные звуки: тпру!

     И еще был случай. Я помнЮ. мама всё упрашивала отца, чтобы он взял меня с братом на реку и научил плавать. Папа удивлялся и почему-то не хотел. Он говорил: ничего в этом особенного нет, что тут учить. Мама возражала: надо научить. Ты же прекрасно плаваешь, значит, тебя учили. Ты же Волгу переплывал в самом широком месте!
- Да, - сказал отец, - я ее переплыл, а на берег не смог выбраться –
там стена. Надо плыть обратно. Я чуть не струхнул. А что делать – поплыл. Из сил выбился. Доплыл. Вышел на берег, оглядываюсь на тот берег – и ведь не видно ограждения с этого берега – так далеко.

    И вот, наконец, мы на реке. Быстро сбрасываем одежонку, отец берет меня под мышки, заходит со мной в реку и бросает в воду. Я сразу ко дну. Успеваю крикнуть: «Ай!» Удивляюсь, почему он хочет меня утопить. Мама на берегу как закричала:
- Ты ее утопишь! Что ты делаешь!
Отец меня подхватил и вынес на берег. Так же взял под мышку брата и понес его в реку. Мама уже в панике. Кричит: не надо, это не учение, ты что - издеваешься над детьми! Но отец спокойно вошел с братом глубоко и бросил его в воду. Братец - ему было всего-то лет пять или шесть, не больше, в школу не ходил – братик поплыл. И с тех пор плавает. Когда отец вышел на берег, мама, вся белая от страха, спросила:
- А как тебя учили?

Отец объяснил:
- Так же. Отец мой взял меня с братом и бросил нас в воду. И мы
поплыли. И все. Я же тебе столько раз говорил, что тут нечему учить.

     Потом он, заинтересованный моей странной, на его взгляд, реакцией, узнал, что так плавать учат только мальчиков, а девочек не так. Девочку заносят в воду и кладут на свою руку, показывают движения руками и ногами. Она учится, и только потом ее отпускают одну самостоятельно проделать это. Девочка и мальчик – разные люди. Я так и не научилась плавать».

В деревне

    Илья задумался. Какая проблема - девочка и мальчик. Почему у них такая разная реакция? Скорее бы бабушка пришла.

    Когда она пришла, то села рядом с внуком и ничего не говорила.
- Что-нибудь у соседей стряслось? – спросил он.
- Дед умер. Завтра на погост понесут. Сейчас готовили
поминальный обед: постные пироги, кисель, блины, ну, а копальщикам, конечно, мясное блюдо – за работу. В деревне только свои и выручают, тут не Москва, звонить некуда. Сами выкопают яму, сами и зароют. Батюшка пропоет: от земли взят,  в землю и идешь. Хорошо, теперь можно священнику панихиду служить на могиле, а то нельзя было. Ни на кладбище, ни  в дом для молебна и освящения жилища, ни в рясе по городу – ничего и никуда. Чего только не пережили. Но слава Богу! Миновало. А у тебя какие новые проблемы?

-    Да я думаю: мальчик и девочка, мужчина и женщина – люди
разные и одинаковые? Не пойму.
- Конечно, разные. Женщина рожает. Мужчина не может. Но и
женщина одна, сама по себе, не может родить. Здесь крепкая связь. Это для того, чтобы жили дружно, раз не могут обойтись друг без друга. Отчего это так? Ева создана от  частички тела Адама, о ребре не написано, это люди додумали, а написано: от существа, что ли, Адама, так батюшка пояснял. А знаешь, я подозреваю, что до преступления против первых людей, которым змей предложил запретный плод, змеи могли ползать вертикально – по деревьям, а после этого преступления Бог запретил им это, и ныне  змеи только по земле ползают. Вот. Сама додумалась. Нравится?

- Похоже на правду. Значит, женщина тянется к мужчине, словно
бы на родину? Туда, откуда произошла.
- Как и все люди возвращаются на свою родину - в  землю, ведь
Адам создан из праха земного. На земле погостили – и на погост. А что значит слово «погост»? - После гостей. Значит, домой. А ты когда домой к маме собираешься? Надо заранее сказать ей о том желании, нужно время, чтобы договориться и к новой школе подготовиться.
- Да, каникулы заканчиваются. Так не хочется от новой школы
отрываться.

Дома

Мать приняла в штыки решение Ильи идти в православную гимназию. Выдумал! Отказала наотрез. А то и правда в монахи пойдет. Но сама крепко задумалась. В воскресенье ушла в садик, села на лавочку и закрыла глаза. И почему-то перед глазами поплыли сцены на одну и ту же тему: ее призывали окрестить сыночка.

В роддоме только и говорили, что о крещении: кто  в какой церкви, кто поедет в Москву, кто в деревню…она не принимала участия… Отец спросил, когда крестины. Она с удивлением на него посмотрела: о чем речь? Она юрист, законы знает, она не хочет держать кукиш в кармане.  Отец не настаивал. Соседка зашла:
-   Ах, какой мальчик! Как окрестили?
-    Никак.
-    Как понять?
-    Мы не были в церкви.
-    А как назвали? Ильей? О! Пророк последнего времени.

     Всё знают. Тысячу лет всё соблюдали – и куда пришли… Храмы разрушены, опоганены.

Сидит она как-то возле  коляски с крохотным Ильей – подсел незнакомый. Она тут же хотела уйти, но чуть замешкалась, а он уже с вопросом:
- Как имя?
И опять:
- Последний пророк.

Она сразу встала и пошла с коляской прочь. Что за наваждение. Покоя не дают. Со старшим так не было. Позже она с Ильей едет в троллейбусе, напротив сел мужчина, не старый, сразу кивнул на Илью и спросил:

- Старший? Первенец? Нет? А то первенца надо Богу посвящать.
Потом перегнулся к ней и доверительно заговорил:
-  Отдай сына в семинарию. Сыты будете – во! Икру будете кушать.
Она тогда уже была прокурором. 

Да, она приветствовала его увлечение старинной архитектурой, не считала деньги на открытки, а главное – на значки. Их собралось несколько сот. Потом мать сказала, указывая на папки со значками: вот твое зимнее пальто! Да ладно. В Москве не холодно, в метро всегда тепло. Есть о чем говорить…

Да, значки собирали, архитектурные памятники – это же сплошь храмы. В поход по воскресениям ходили – искали в Москве брошенные храмы. Читали о них. Надо же, чтобы у мальчиков было какое-то увлечение – а это самое полезное. И тогда значки даже взрослые мужчины собирали, это было так распространено, больше, чем марки.
В Смоленске…

Да. Именно там… Что-то произошло, но так незаметно… Надо вспомнить… Помнится, вечером первого дня так устали, что не слышали ничего, казалось: так тихо! А на второй вечер расслышали: с улицы доносится прохлада и вместе с ней звоночки трамвая, хруст такси, гул моторов, какие-то мелкие вспышки, говор прохожих. Оказывается, здесь не тихо. Но тут же проваливаемся в сон.

На следующий день с утра пошли в исторический музей. Пробыли там часа два. Ясно, что в восьмом веке здесь уже жили славяне: кривичи, они селились в верховьях Днепра, Двины и Волги. Откуда они взялись? Ископаемые неандертальцы тоже здесь есть. Куда они делись? Никто не знает. Зато известно, что сквер Глинки в центре Смоленска был в свое время выпасом и назывался Блонь, а нынешняя улица Ленина была Блонской.

Подошла группа экскурсантов. Экскурсовод говорила:
- Киевская Русь 1Х – Х1 веков – время расцвета Смоленска. Самые
древние и прекрасные храмы относятся к тому времени. Богатство нес и путь из варяг в греки.

Да, теперь Илюша будет конкретно знать, где проходили крупнейшие исторические события. Путь из варяг в греки по Днепру со всей его тихой прелестью лежал перед нами между древних-древних соборов.

-    Побывал город и в плену: то у поляков, то у литвы. Наполеон и
фашисты входили в город, но ушли с позором. Город столько раз взрывали, жгли враги, и сами тоже жгли – при отступлении, чтобы врагу не достался. Постепенно город терял торговое и промышленное значение, но всегда остается как военная крепость. Поэтому так крепки эти стены ХУ – ХУ1 веков.

    В памяти живо встала стена кремлевской крепости - монументальная, но не величественная. Она крепкая и неторопливая. Около нее стоять спокойно. Она защищает. От нее веет уютом.

Экскурсовод говорит:

-   Вознесенская церковь построена по чертежам Петра 1 в память амнистии стрельцов в 1694 – 1696 годах. В 1692 году Петр приезжал в Смоленск в связи со стрелецким бунтом. Петр простил их по просьбе монахинь Вознесенского монастыря – в память того, что в этой обители воспитывалась его мать Нарышкина Наталья Кирилловна в ХУ11 веке. Построен же монастырь в 1515 году Василием 111 после освобождения Смоленска от Литвы.

     В 1812 году именно под Смоленском две части русской армии, между которыми двигалась армия Наполеона, соединились и дали большое сражение. После него наша армия отступает, граждане города Смоленска сами сжигают свой город. Они отходят к Москве вместе с армией, кок потом вслед за армией москвичи уйдут из Москвы. По этой же дороге армия Наполеона будет отступать.  Девять башен взорвал Наполеон во время отступления.

    Илюша тихо сказал тогда:
-  Вот я понял, что значит, когда говорят: по старой Смоленской дороге. Это всё здесь было!
   
На улице, после музея, она рассказала сыну, что Лев Толстой описал в романе «Война и мир» имение Болконских – оно находилось в 60 верстах от Смоленска и в трех верстах от Московской дороги. В тяжелых условиях шло отступление: стояла жара, скотина ревела от голода, армия шла, погружаясь в жаркую пыль, которая не успевала остыть за ночь. Люди обвязывали рот и нос платком и искали колодцы. Воду выпивали до грязи. Война двигалась на Москву. Она остановилась на один день под Бородином.

    Жестокое было Бородинское сражение. А в ХХ веке поэт скажет: здесь каждый день – Бородино. Это он о Великой Отечественной 1941-1945 годов.
    
    
    Илья тогда повел наш отряд искать храмы, видные в просвет улиц. Начали опять со Свято-Успенского собора. Встали около него и увидели сразу две церкви в разных сторонах. Пошли к одной – на Студенческой улице – и нашли старую улицу, которая идет по склону холма. Она вымощена крупным булыжником. Эта улица не понравилась Петру 1, и он велел проложить дорогу прямо через Троицкий монастырь, так прямо, что колокольня оказалась отделена от монастыря. Дорога идет по стене монастыря. Вот нетерпение гения.
 
    Вверх по булыжной мостовой пришли к храму ХУ111 века. Перед ним лужайка с яркой зеленой травой. Илюша с таким удовольствием прыгал на ней! Потом всю обежал много раз.
 
    Восхищение прекрасной архитектурой, удовольствие  от свободы и природы соединились и, видимо, дали такой эффект восторга и приятия всего: и веры, и истории… Одно Талашкино чего стоит…

Талашкино
 
     Как сейчас помнится, 104 автобус повез в Талашкино.
Женщины едут в село. У них в сетках буханки черного хлеба и плохо завернутые (потому их видно) ученические формы. За этим они приезжали в Смоленск. Из деревни в город за хлебом, за черным. Почему не белый? Или не было, и денег не хватило.
Остановка на улице Смирнова. Ехали 25 минут. Память у меня настоящая, прокурорская. Далее до совхоза идти пешком полтора километра. Говорили – идти всего полчаса. Идем. Затем от совхоза еще минут тридцать-сорок через лес и поляну. Идем. По дороге Илюша моим плащом ловит больших черных бабочек.
   
     Пейзаж прекрасный. Обогнули какой-то водоем, вышли на шоссе. Кругом деревья. Вдали разноцветные поля: темно-зеленые и свето-зеленые, серебристые луга с фиолетовыми и сиреневыми цветами. Дошли до Теремка. Кариатиды – крокодильчики. В середине дома вырезан медведь.  Вверху дома  - солнышко. Всё ярко, нарядно. Внутри тоже интересно: произведения ремесел, очень искусные.
На горе храм! Чудо! Фленовская церковь. Рерих рисовал над порталом: Спас Нерукотворный. Какие глаза! Долго стояли – оторваться невозможно.

    Храм стоял в лесах – шла реставрация. Илья оглядел-обежал церковь. Она никогда не служила. Трещина была в стене, и ее в 1902 году не приняли. А потом в 1904 японская война, потом в 1914 Первая мировая. Революция за ней... и всё.
Илюша бегал, подпрыгивал, ловил бабочек, сбегал вниз, широко раскинув руки – как в полете, приговаривая, что церковь – чудо, что впереди лес, где много бабочек!.. Как хорошо, что мы приехали сюда!
В Теремке после нас появились два ответственных товарища. У них солидно поставленные голоса, без тени торопливости или неуверенности, но и без высокомерия. Как вошли, то, не увидев служащих, громко спросили:
- Кто нам расскажет здесь?
В ответ молчание. Тогда один из них сказал:
- Сами грамотные. Прочитаем, что здесь написано. «Взрослые - десять копеек, учащиеся - пять копеек». Мы взрослые, значит, давай целковый.

  И начали осматривать. Они выражали восторг:
- Ну, и княгиня была Тенишева!
- Оставила после себя след – не зря жила.
- Да, другие проживали то, что до них наработали, а эта поступила иначе, есть чем помянуть. Старалась народу привить ремесло, сохранить народные традиции.
- Вот то-то и оно! Ну, эти кресла сейчас не смотрятся, сбыта не найдут. А красиво.

     Они вышли из музея и, уверенные, что их никто не слышит, заговорили:
- Были у бабы деньги, вот и дурила.
- С жиру, да.
- Были бы у нас сегодня деньги, мы бы показали...
Но увидели нас с Андрюшей и, видимо, испугавшись, что их могли услышать, беспокойно заговорили в один голос:
- А плащом бабочек не ловят, их ловят сачком.

    Назад мы шли той же дорогой. И не собираются к Теремку проложить дорогу. Да она есть, только бы автобус пустить, вернее, немного продолжить его маршрут. Такие сокровища! Люди едут в такси. Это пять рублей. Мы ехали по двадцать копеек. И пешком два часа. Конечно, природа всё искупает.
 
     Пришли к автобусу, а в нем все свои. Некоторые из тех, кто ехали сюда. Теперь они возвращались. Но автобус прошел мимо нас. Мы растерянно смотрим ему вслед, а шофер высунулся в окно и помахал  рукой, указывая, чтобы стояли, где стоим. Мы там и стояли. На обратном пути он нас забрал. Мы уселись. Люди входили и разговаривали с кондуктором: не на пенсии ли она, во сколько утром встает на работу, а она у них спрашивала, где брали малину и так далее. Очень хороший автобус.

   Потом Илюша сказал, как приятно быть среди искренних людей.
Почему-то всплыл такой маленький эпизод из той же жизни: она сидит на скамейке у крепостной стены, Илюша играет в листики и ягодки. Сбивает, катит, ведет счет. Вдруг попросился смотреть телевизор в гостинице. Мать не разрешила: телевизор утомляет глаза и рассеивает внимание – один вред. То ли дело на свежем воздухе – когда еще так придется. Тогда он спокойно сказал:
- А мне и здесь хорошо.

     И опять играл, потом кормил воробышков крошками от плюшек. Одним словом, золотой ребенок. Может быть, и сейчас в нем не простая строптивость…

   Вообще-то Илюша крещеный. И Женя тоже. Их по очереди окрестила бабушка. Сначала ей о Жене снились какие-то сны, потом об Илюше, и она тайно, не сказав дочери ни слова, отвела их в храм и как-то там договорилась, крестили без метрик. Значит, попался святой батюшка, рискнул принять мальчиков без документов, а может, и многих тогда так крестили, мы же не знаем.

  Подумав  так, подумав, она почему-то пришла к выводу, что надо ехать в Почаев. Можно бы и в Троице Сергиеву лавру, ближе, но там много народа, можно встретить знакомых, а в Почаеве точно никого из своих. Как старцы решат, так она и поступит. Должны же там быть старцы. А то что-то слишком много навязчивых мнений – не промахнуться бы ей.

В Почаеве

Как вошла в ограду монастыря – встала как вкопанная. На нее смотрел Спаситель с высоты прекрасного храма.
Но действующая церковь оказалась рядом, налево, и чуть  ли не под землей. Огромный храм – она сначала растерялась… по стенам и углам сидят, видимо, странствующие семьи на одеялах, вдоль стен – лестницы, у их подножия - женщины с детьми, старики с котомками…Подошла, спросила, где исповедь. А мы куда стоим – сказали ей. И она заняла очередь у одной из лестниц. Она вела к помосту, на котором сидит священник, принимающий исповедь.

Первые ее слова:

- Батюшка, вы меня только сразу не прогоняйте. Я член партии. Но
у меня дети, мальчики…
Не успела она сказать дальше, как он прервал ее :
- Партбилет в кармане, Бог – в душе. Больше этого никому не говори. На исповеди достаточно одного признания. Дети верующие?

- В том-то все и дело. Старший сейчас идет в армию, а младший
хочет в монахи.
- О! Это дело! Это по-нашему, это круто, - засмеялся батюшка. –
Ты его так настроила?
- Да что вы! Я прокурор.
- Откуда ты?
- Можно сказать, из Москвы.
- Понятно, из предместья, значит. Но это все равно, что  Москва.
Оттуда к нам редко гости. Значит, сама крещеная, но неверующая?
- Да.
- Неверующая, а ко мне пришла, - опять ласково засмеялся он. –
Стой здесь, заблудшая овечка, я сейчас мигом.

И  он спустился по лестнице и ушел. Но скоро пришел. Он протянул ей толстую книгу:
- Грамотная, прочитаешь, поймешь.
Она начала читать. То был перечень грехов. Она читала, он ждал.
Потом спросил:
- Всё понятно?
- Да, кроме одного.
-   Что?
- Почему уныние – смертный грех?
- О! Об этом Пушкин писал своему знакомому, примерно так:
болезнь разрушает тело, а уныние ослабляет душу и уничтожает тело. Иначе говоря, уныние – отказ от жизни. А самоубийство – непрощаемый грех.

Еще он сказал ей:
- Ты исследуешь грехи человека перед людьми, а всякий грех
возникает как грех человека перед самим собой. Откуда все преступления? От того, что человек начинает желать ненужного, хотя ему самому так не кажется. Ходит ко мне один парень и всё жалуется: тружусь-тружусь, а ни дома своего, ни машины, ни дачи. А разве это необходимо для спасения души? А вдруг он на машине разобьётся? Может, потому Бог и не дает ее. И так во всем. Когда будешь доискиваться до причины преступления, смотри в корень: с чего началось. Начинается не с социальной причины, а с душевной. И Бог тебе в помощь. Бодрись ради сыновей. Один из них хозяин, другой мыслитель – их надо поддержать. И ты можешь – добрые плоды с худого дерева  не бывают. Справишься.

- Да ведь, батюшка, с Ильей не просто, он сейчас меж двух огней:
и в церковь всей душой, его там признали: то пыль вытирает, то налои переоблачает, но он и от своих ребят не хочет отстать. Они уж поняли, с кем имеют дело, некоторые стали звать святошей, так он, чтобы доказать, что он свой, однажды предложил им взять портфель учительницы да набить его камнями. Может, и еще на какие шалости подбивал, не знаю, но дети не глупцы, очень удивились тогда и не послушались его и даже мне потихоньку рассказали, почуяли что-то неладное.

А то при мне в чужом саду сорвал яблоко и съел. Я говорю: нельзя, это кража. А он отвечает: «Я помолюсь за хозяина сада, и он спасется. Неужели нельзя за это яблоко съесть?»

Священник опять засмеялся. Сказал:
-  Передай ему: наша молитва - это только просьба, это не действие. Услышана ли будет наша молитва - не известно. В твоем сыне говорит его гордость за веру.
-  Не только за веру, батюшка, но и за себя! Во время  службы я наблюдаю за ним в храме. Народ стоит – по два и три часа, а Великим постом и четыре, а он порхает между ними – то записки несет, то еще что-то. Как ангел – шепчут люди, а он слышит. А ведь легче ходить, чем стоять. Как бы совсем не возгордился мальчик. Ребенок еще.

- Так и отдай его в православную школу, будет среди своих. И всё будет правильно понимать.

Батюшка дал ей совет: взыскать с беглого мужа все алименты, что положено. Деньги нужны детям, а мужу – наказание. Объяснил: когда муж явится, чтобы просить об отзыве ее заявления (он, как и все, обязательно будет просить: забери его обратно, больше получишь!), сыновья увидят, как он жалок, и ненависть у них из души выйдет. Он сказал, что она мудро поступила, когда не сказала сразу о его уходе, а только через четыре года, когда дети привыкли к его отсутствию. Но теперь нельзя допустить, чтобы ненависть жила в них. Ей самой велел утром причаститься, а ночевать прямо в храме, среди женщин. Ей нельзя идти  в гостиницу – там спросят паспорт и сообщат на работу. Так она и сделала. Уснуть не смогла. Слишком сильные были впечатления. Она медленно обошла весь храм, пытаясь молиться, но не знала ни одной молитвы, кроме «Отче наш». Ее заставил выучить Илюша в Талашкино, под Смоленском, перед прекрасной недействующей церковью, где на них сверху строго смотрел Спас Нерукотворный. А его научила бабушка. Вот так – из уст в уста.

Да Илюша и не заставлял, он предложил, сказал:
- Смотри, Бог нас смотрит, а мы не знаем, как к Нему обратиться.
Она не могла ничего возразить. Ребенок так хорошо себя вел, что ему нельзя было ни в чем отказать. Тогда опять подумала, что сын лучше ее.

Танк

Первый раз эта мысль пришла, когда она ему купила танк. Ему было три года, он так просил танк, чтобы был как настоящий. А такого всё не попадалось. И вдруг, она, измученная поисками в толчее бесконечного «Детского мира» на Лубянке, увидела: он. То, что надо. Она посмотрела на  ценник, и сердце ее дрогнуло: пять рублей! Но руки сами вынули кошелек, а ноги пошли к кассе. Пять рублей! Ну, ладно бы рубль, и то для игрушки много. Пять рублей! Но Илюша так просил. Она бережно положила его в сумку. Она так осторожно его везла. Танк был большой, настоящий - гусеницы двигались, башня крутилась, еще что-то открывалось, и, кажется, он даже стрелял.

Дома она молча, не снимая пальто, сразу вынула танк. Илья воскликнул:
- Вот это да! Женя! Танк! Настоящий!

Он тоже с первого взгляда понял, что танк – что надо. Он вмиг собрался и побежал во двор. Там была большая песочница (собак тогда еще не было), в ней всегда копошились дети. Вернулся он через час. С пустыми руками. Она открыла ему дверь и не поверила глазам:
- А где танк?
- Он у Миши  с первого этажа.
- Почему? – почему-то кричала она.
- Мама, не волнуйся, танку у Миши будет хорошо. Я не мог не
отдать ему танк. Миша чуть не заплакал. Понимаешь? Чуть не заплакал.

Илюша прошел в ванную  мыть руки, а она не могла пошевелиться. «Чуть не заплакал». Да хоть бы зарыдал, хоть головой бился… такой танк! Пять рублей…Столько ожидания. К тому моменту, когда Илюша вышел из ванной, она поняла, что сын лучше ее.

Танк вернулся. Через два дня поздно вечером в дверь постучали. Она открыла. Там стояла сердитая женщина, она просунула танк в дверь и сказала:
-  Перебаламутили своим танком весь подъезд.

Потом на уроке  в первом классе. Учительница призывала родителей посещать ее уроки. Она пошла. На уроке арифметики учительница говорит:
- Кто решил – поднимите руку.
Илюша решил, а руку не поднимает. По дороге домой она его спрашивает:
- Почему ты руку не поднял? Ты ведь уже решил, я видела.
И что он ответил! Он сказал:
- Нельзя. Тогда мог бы обидеться мой сосед по парте, он еще не
решил.

А мышь... она свалилась прямо в руки из вентялиции. Какой ужас! Стоишь – моешь посуду, а на тебя сверху прыгает мышь. Сколько крика было...Илюша сразу прибежал и сказал матери:
- Не надо кричать! Ты испугаешь мышь!

Он взял мышку, посадил в большую стеклянную банку, бросил туда кусочек сыра и пошел с ней гулять – ей нужен свежий воздух.. «У меня теперь своя мышка!» Мать стояла остолбенелая. Мышку пожалел. А ее... Через день мышка сдохла. Как он жалел: не вынесла ухода. Сейчас смешно вспомнить.

Праздник

Вспомнилось, как после уроков Илюша спешит в храм на праздник: Николай Чудотворец! В четыре часа - акафист, в пять - всенощная, приходит поздно – сосредоточенно-взволнованный, молится и молча ложится спать, ни свет ни заря убегает – на раннюю службу, там уж и поздняя, да еще молебен, да крестный ход – уроки пропустил, да ладно, не до того. Вечером говорит:
- Как хорошо сутки жить таким событием! Совсем в другом мире!
Иду из храма, слышу слова людей и удивляюсь: как можно еще о чем-то говорить, когда такой праздник, такое событие!
И так серьезно, сосредоточенно говорит, что невозможно запретить.
Как быть? Как он жить будет?

В Почаеве, в пещере

Рано утром в храме всё пришло в движение: сверху спускали на лентах Почаевскую икону Богородицы. Народ подался к алтарю. Шли быстро, все успели приложиться. Потом рядом стоящая женщина пошла куда-то, и она пошла за ней, не зная почему. Пришли к отверстию в стене. Женщина нырнула, сняв обувь, и она за ней, скинув ботинки (думала: горы, надела тяжелые ботинки) и протянув руки вперед. Оказалась в пещере. Женщина там уже стояла и сказала:
- Это пещера святого Иова Почаевского. Здесь ему явилась
Пресвятая Троица.

Женщина еще что-то говорила, а она уже лежала лицом на земле, ничего не видя и не слыша. Где-то далеко мелькнула мысль: молиться надо, но тут же другая мысль: Он Сам всё знает. И она лежала без мыслей, без всяких движений души. Потом нехотя поднялась, не хотелось вставать, разогнулась и нырнула обратно.
После причастия сразу, как велел вчера батюшка, на автобус – во Львов.

Во Львове

Старинный город, настоящий средневековый. Сюда на экскурсии возить! Высокие дома, узкие улочки -  борьба  за жизненное пространство. Аптека. Сколько ж ей лет! Сколько-то сот. И действует. Вход покупателя приветствуется звоном мелодичного колокольчика. В белом халате и колпачке выходит приветливая женщина. Она сразу понимает: перед ней не больная, а экскурсантка. Улыбаясь, она опять скрывается за дверцей, а вокруг -  прилавки, витрины и старинные темно-коричневые шкафы с древними надписями. В такой аптеке не может быть поддельных лекарств, в такой аптеке не нагрубят и не скажут ничего ненужного. Самый вид - солидный, многовековой – успокаивает: здесь окажут помощь.
До поезда есть время, и она бредет куда глаза глядят. Вспомнилось, как в Смоленске Илюша везде шел первым, впереди  – как разведка. В одном музее служащая предложила ему написать отзыв. Он согласился и написал в книге отзывов: «Интересно здесь всё, особенно деревянные скульптуры и кресла». Подписался: ученик 5 класса. Очень был доволен и смущен. Он только перешел в пятый класс. Но так уже хотелось считаться пятиклассником. Хорошо бы здесь побывать с мальчишками. Они уже взрослые.

Впереди гора. Карабкается без размышлений. Потом узнает, что есть отлогая дорога для нормальных людей. Но тогда она была вне нормы. Она была в состоянии полета. Идя по Львову, ей казалось, что нога, приподнятая для шага, опускается далеко – летит…улицу удается пройти в несколько таких шагов… и вот - на высоте горы. Вид чудный. Оглядывается, смотрит вниз – оттуда вскарабкалась? Глазам не верится. Как легко дышится. Тут стало понятно, почему говорят, что в Почаеве сильна Богородица…Много благодати.

В поезде она забралась на верхнюю полку, сумку закинула еще выше и упала в сон. Все беды растаяли, горе исчезло, была тишина. Никогда в жизни она не спала почти целые сутки. Она спала до самой Москвы. Пробудилась при громком голосе проводницы:
- Через час Москва.

Как? Это казалось неестественным: только что в Почаеве, во Львове… Спасительная мысль: надо с мальчишками туда съездить. И тут окончательно проснулась.

Последний день в Смоленске

Запомнился пятый день, последний. 19 августа.
С утра поехали на вокзал, чтобы взять билеты вперед. Кассирша сказала: приходите  завтра, не будет проблем. Хорошо!  Позавтракали последними плюшками и яблоками. Пошли к Успенскому собору, как домой. Народу! Огромная очередь за свечами. В Благовещенском крестили. К Успенскому приехал владыка на черной Волге, шофер молодой, в черном одеянии до пят со стоячим круглым воротничком. Народ и священники ждали владыку.

Колокол звонил двадцать минут. Звонил редко, медленно, басом и – мелко, высоким звоном вперемежку.
Было Преображение - яблочный Спас. Вот почему столько народа. Яблоки святят. Их не ели до этого дня. Грех. Одна женщина даже сказала, что мясо едят, не соблюдают Успенский пост, а яблоки не едят, боятся греха: от него, из-за яблочка, Ева согрешила, съела его, хотя Господь запретил, и Адама накормила, и они лишились рая. Теперь все люди страдают от этого. Так оказалось, что они с сыном с утра, впервые в этом году поев яблоки, разговелись. Да только ведь не постились. А батюшка вскоре пояснил, что неизвестно, какой плод съела Ева. В Библии не указано точно, что яблоко. А воздержание от яблок до Преображения – благочестивая, но чисто русская, местная традиция. Все равно у нас раньше этого яблоки и не созревают.

Еле добрались до столовой - жарко. Оттуда к стене и вдоль нее в обратном, чем в первый день, направлении. Опять любовались склонами, оврагами, подъемами - всё зелено, неровно и мягко. Солнце то в облаках, то просияет и прояснит всё вокруг, и сразу жарко, то опять спрячется, и опять всё ровно, без границ.

Нашли  еще две церкви! Спустились с холма в овраг. Илюша бежал вниз вприпрыжку, размахивая руками, кричал, что летит, что скачет сам собой... Оттуда – к Днепру. Спустились к воде. Идем по берегу. Вдруг – вода, идти нельзя, разулись и пошли по воде. Потом вышли, обулись и опять поднялись на холм.

И столетия назад  здесь жили люди. В этих оврагах, на склонах селились, трудились. При нападении врага уходили за стену, отсиживались и снова рубили избы. Лес и сейчас стоит вокруг нетронутый.

Поужинали в блинной. На запах сладкого прилетела оса. Мать стала отгонять ее ложкой, сумкой, газетой, чтобы снова не укусила ребенка. За соседним столиком мужчины сидели и смеялись, показывая на нее. Илья сидел невозмутимо, как будто не его она кусала.

Потом в гостинице все-таки немного смотрели телевизор. Ну, как пройти мимо того, что смотрят все? Вся гостиница словно вымерла. Все живут только тем, что происходит на экране. Телевизор один на всю гостиницу, стоит в холле второго этажа, недалеко от нашего номера, так что все равно будет слышно. Илья смотрит просящим взглядом, ничего не говоря, так сильна тишина вокруг. И я киваю головой, разрешаю. Мы встали позади всех - сидеть уж негде. И досмотрели серию до конца. Сама увлеклась, хотя не знаю начала. Шел фильм «Семнадцать мгновений весны».

Шестой день. Идем к вокзалу утром рано, в начале восьмого. Она  сказала сыну:
- Приготовься. Мы можем очень долго ждать билетов. Зато поедем днем, ты увидишь весь путь до Москвы.

Подошли к кассе на вокзале, встали в очередь,  мать подала деньги, говорит:
- На ближайший поезд до Москвы.
Знает, что кассир скажет: поезд через два часа, билеты за час. Так написано в расписании, но она проверяет судьбу. И что же –  в ответ:
- Поезд в семь сорок.
Это же через пять минут! Ахает, хватает билеты и сдачу  И как раз поезд подошел. Схватывает за руку Илюшу, входят в вагон. Сели. Поехали. Надо же – так быстро!

На Белорусском вокзале в Москве Илюша сказал, что на всех вокзалах пахнет одинаково – что в Москве, что в Смоленске. И добавил:
- Всё хорошо! Жаль только, что нас никто не встречает.
Мать думает: нас теперь никто не будет встречать, однако говорит другое:
- Ты же знаешь, папа в очень длительной командировке. Мы
вливаемся маленькими атомами в наш огромный город. Но эти атомы немного изменились, да?
- В чем?
- А как ты сам думаешь?
- Мы узнали новый город. Мы увидели историю. Мы встречались
с разными людьми. Разве это меняет нас?
- Да. Это называется - опыт. Теперь более опытные люди
вернулись домой.

Так она сказала сыну тогда. Ах, вот почему ей вспомнилось то возвращение! Теперь она еще более опытная вернулась домой – духовно опытная.

В гимназии

Илья не спал всю ночь от волнения перед первым днем занятий в православной гимназии. То он боялся, что ему откажут, то – что ему там  не понравится, очень боялся обмануться в ожиданиях: не слишком ли там много обычных уроков. Но вот уже можно вставать, будто после сна, умываться, собираться.
А встретили хорошо – просто. Уроки как уроки, классы маленькие: занятия в бывшем детсадике. И учеников мало, получаются персональные занятия. Тут уж не прогуляешь, не пропустишь урок, нельзя не выполнить задание – всё на виду. А вот и урок литературы.
На уроке литературы появился прежний, летний учитель, который в деревне читал из Толстого и Достоевского. Он предложил продолжить тему. Он дал задание: найти произведения о красоте и распределил, кому из учеников у кого искать. Потом каждый расскажет, кто что нашел, прочитает свое сообщение.
-   Что же такое красота? – сразу спросил Илюша.
-   На этот вопрос, кажется, нигде не найдем прямого ответа.
-   А Пушкин? – спросила какая-то девочка.

Красота по Пушкину

-   Давайте откроем его стихотворение «Красавица». Он так описал ее: «Всё в ней гармония». Не более. И нет уточнения насчет души. Есть добавление: «Всё выше мира и страстей». Это должно означать отсутствие страсти, душевный покой. И еще есть реакция Пушкина: 
    Куда бы ты ни поспешал,
Хоть на любовное свиданье,
Какое б в сердце ни питал
Ты сокровенное мечтанье, -

Но, встретясь с ней, смущенный, ты
Вдруг остановишься невольно,
Благоговея богомольно
Перед святыней красоты.

   Богомольно или богохульно? Для поэта не было вопроса, а для нас он очевиден, так как сильно отдает язычеством – язычеством  античного искусства. Характер сравнений: «богомольно», «святыня», «благоговея» в отношении к женщине странно звучит в устах православного человека. И, наконец: «невольно», то есть помимо собственного желания. В этом есть признание сверхъестественного воздействия красоты, то есть ее обожествление. Это всё дань ХУ111 веку, в самом кончике которого родился наш великий поэт, веку материализма и  воскрешения античности с ее культом тела.

А помните, в стихотворении К*** (Керн) о красавице сказано так: «гений чистой красоты», «милые черты», «голос нежный», «небесные черты». Слова самые общие. Но эффект воздействия красоты: «душе настало пробужденье». А следствие:
                И сердце бьётся в упоенье.
                И для него воскресли вновь
                И божество, и вдохновенье,
                И жизнь, и слезы, и любовь, -
самый высокий душевный подъем. Интересно, однако, сопоставить эти стихи с прозаической характеристикой, которую получила Анна Керн от поэта. Он назвал ее вавилонской блудницей и еще таким словом, которое при целомудренной советской власти не разрешалось к печати. Где же истина? Ангел она или демон? В поэтическом воплощении она предстает ангелом. Надо ли докапываться до исторической истины? Главное – увидеть, какое значение имеет облагораживающая призма поэтического восприятия. А ты сразу скажешь: а как же быть в жизни? С чем считаться? Я отвечу: когда хочешь съесть конфету, снимаешь  обертку-фантик, так ведь? Так, по-моему, красота – это и есть фантик. Надо смотреть сквозь него – в душу.

Что же касается красоты с точки зрения Пушкина, то, по-моему, для него она самодостаточна и заключается в прекрасной внешности.
Проявление красоты, возможно, в его время и не надо было описывать: её критерии заложены в античной эстетике, столь модной в ХУ111 веке, предполагавшей необходимым условием для красоты правильные черты лица в состоянии полного покоя. Любое движение души нарушало бы спокойствие черт и лишало лицо гармонии. Это было известно пушкинским читателям, как и языческий характер той эстетики, как и девиз: «В здоровом теле – здоровый дух», что противоречит христианскому мировоззрению. Мы знаем многих святых, не вполне здоровых физически, даже наш любимый святой Серафим Саровский был изувечен напавшими на него крестьянами, искавшими деньги в его келье, ходил потом сильно согнутым, но дух его не пострадал, а может быть, и окреп.

Требованием античной эстетики объясняется состояние покоя, характерное для пушкинской красавицы: «она покоится» «В красе торжественной своей». Для этого состояния покоя есть еще определение: «стыдливо» («Она покоится стыдливо»), то есть с явным, но скромным сознанием своего превосходства. Такое отношение к своей красоте не искажает черт лица проявлением гордыни или пренебрежения.

А тебе, Илья, даю задание: найди у Чехова рассказ на эту тему.

Красота  по Чехову

Найти было не трудно. У Чехова рассказ так и называется: «Красавицы». Трудно его понять.

- Да, сказал учитель на уроке. - Из всех русских писателей,
пожалуй, только у Чехова  есть такой рассказ: «Красавицы». Название – как у Пушкина, но содержание совсем иное. Ни обожествления. Ни покоя.

Учитель предложил Илье сначала просто пересказать прочитанное. Хорошо.  Илюша начал:
- Герой рассказа вспоминает, как он, будучи гимназистом, во время путешествия с дедом остановился на постоялом дворе армянина. Был очень жаркий день. Мальчик устал. Да я прочитаю: «Мною овладевала ненависть к степи, к солнцу, к мухам». Вот как…

И вдруг он увидел дочь армянина, девушку лет шестнадцати в простом ситцевом платье и в белом платочке. Она была тонкая в талии и босая, у нее были маленькие голые пятки. «Я взглянул в лицо девушки, подававшей мне стакан, и вдруг почувствовал, что точно ветер пробежал по моей душе и сдунул с нее все впечатления дня с их скукой и пылью. Я увидел обворожительные черты прекраснейшего из лиц, какие когда - либо встречались мне наяву и чудились во сне. Передо мною стояла красавица, и я понял это с первого взгляда, как понимаю молнию. Я готов клясться, что Маша была настоящая красавица, но доказать этого не умею».

И не только подросток понял это. Его восьмидесятилетний дед, «человек крутой и равнодушный к женщинам и красотам природы, целую минуту ласково смотрел на Машу» и похвалил ее: «Хорошая барышня».

Учитель спросил:
- Чехов нарисовал ее портрет?
- Чехов, похоже, хотел это сделать: «Красоту армяночки художник назвал бы классической и строгой. Это была именно та красота, созерцание которой, Бог весть откуда, вселяет в вас уверенность, что вы видите черты правильные, что волосы, глаза, нос, рот, шея, грудь и все движения молодого тела слились вместе в один цельный, гармонический аккорд, в котором природа не ошиблась ни на одну малейшую черту, вам кажется почему-то, что у идеально красивой женщины должен быть именно такой нос, как у Маши, прямой и с небольшой горбинкой, такие большие темные глаза, такие же длинные ресницы, такой же томный взгляд, что ее черные кудрявые волосы и брови так же идут к нежному, белому цвету лба и щек, как зеленый камыш к тихой речке…» Но можно ли это назвать портретом? Это общие слова. Вот прямо о красоте.

«Ощущал я красоту как-то странно. Не желания, не восторг и не наслаждение возбуждала во мне Маша, а тяжелую, хотя и приятную, грусть. Эта грусть была неопределенная, смутная, как сон. Почему-то мне было жаль и себя, и дедушки, и армянина, и самой армяночки, и было во мне такое чувство, как будто мы все четверо потеряли что-то важное и нужное для жизни, чего уж больше никогда не найдем».

 «Дедушка тоже сгрустнул. Он уже не говорил о толоке и об овцах, а молчал и задумчиво поглядывал на Машу». Какая грусть овладела им?

Девушка находилась в постоянном движении: она работала. То она сбегает по ступеням и бежит к кухне, то бежит через двор к гумну, то за ворота и обратно и всегда с серьезным, озабоченным лицом. «И чем чаще она со своей красотой мелькала у меня перед глазами, тем сильнее  становилась моя грусть».

Герой рассказа, он же повествователь, старается проанализировать себя: «Была ли это зависть к ее красоте, или я жалел, что эта девочка не моя и никогда не будет моею и что я для нее чужой, или смутно чувствовал я, что ее редкая красота случайна, не нужна и, как все на земле, не долговечна, или, может быть, моя грусть была тем особенным чувством, которое возбуждается в человеке созерцанием настоящей красоты, Бог  знает!»

Всё время наблюдения за Машей гимназист сидел на горячих ступенях. Солнце пекло ему голову, и грудь, и спину, но он не замечал этого.

- Вот видите, - сказал учитель, - не восторг, не душевный подъем вызвала в нем красота  девушки, а противоположное чувство: грусть, ощущение утраты, дисгармоничные переживания. Чувство это было сильным: он не воспринимал больше жары и духоты. И он считает,  будто такие переживания могут всегда быть вызваны красотой.

Но все же здесь описана классическая женская красота. А дальше рассказчик вспоминает впечатление от другой встречи.

Илья продолжил.
-  Будучи уже студентом, он увидел на железнодорожной станции девушку лет семнадцати – восемнадцати. «Прежде чем я успел дать себе отчет в том, что вижу, мною вдруг овладело чувство, какое я испытал когда-то в армянской деревне».

Он воспринимает ее как замечательную красавицу, но действительно прекрасными были только ее волнистые белокурые волосы, «все же остальное было или неправильно, или очень обыкновенно». Девушка находилась в постоянном движении: то оглядывалась на присутствующих, то поправляла волосы, то говорила, смеялась, изображала на лице ужас или удивление. Не было мгновенья, «когда бы ее тело и лицо находились в покое. Весь секрет  и волшебство ее красоты  заключались именно в этих в мелких, бесконечно изящных движениях, в улыбке, в игре лица, в быстрых взглядах на нас, в сочетании тонкой грации этих движений с молодость, свежестью души, звучавшею в смехе и в голосе, и с тою слабостью, которую мы так любим в детях, в птицах, в молодых оленях, в молодых деревьях».

Студенту показалось, что дождь или порыв ветра навсегда развеют эту красоту. И опять грусть и жалость охватывают наблюдателей этой «хорошенькой и глупенькой  девочки».

«Умиление и глубочайшую грусть» выражало даже лицо кондуктора, испитое, обрюзглое, неприятно сытое, утомленное, когда он смотрел в ту сторону, где стояла красавица.
- Обратим внимание, - сказал учитель, - красавица-блондинка названа глупенькой, а ее красота легковесной и, главное, рожденной постоянной сменой движений. Полное отсутствие покоя. Нет гармонии черт лица. Зато названа молодость и свежесть души  в сочетании со слабостью юного существа. А какой странный перечень существ: дети, птицы и – олени, словно жители России  ежедневно общаются с оленями.  Что Чехов хотел этим сказать?
Но главное: почему разные явления навеяли одинаковые ощущения?

А самое интересное: была красавица в жизни Чехова - Лика Мизинова. На нее на улице оглядывались. Она была страстно влюблена в него. А он не знал, что делать с ее ослепительной красотой. Так и пропала ее красота, не принесла счастья ни ей, ни другим. Осталось горькое недоумение…

А в Англии…
Вспомним-ка И. Гончарова, описавшего в книге «Фрегат «Паллада» отношение к женской красоте в Англии в середине Х1Х века. Он пишет об англичанках: «Они прекрасны, стройны, с удивительным цветом лица, несмотря на то, что едят много мяса и пьют крепкие вина. Едва ли в другом народе разлито столько красоты в массе, как в Англии. Не судите о красоте англичан и англичанок по этим рыжим господам и госпожам, которые дезертируют из Англии под именем шкиперов, машинистов, учителей и гувернанток, особенно гувернанток: это оборыши, красивой женщине незачем бежать из Англии: красота – капитал. Ей очень практически сделают верную оценку и найдут надлежащее приспособление. Женщина же урод не имеет никакой цены, если только за ней нет какого-нибудь особенного таланта, который нужен и в Англии».

- Ныне во всем мире красота ценится очень высоко. Она стала товаром. Фотомодели, манекенщицы, теле- и киноартисты демонстрируют не столько лицо, сколько фигуру, тело, самую бездуховную часть человеческой натуры. Красота стала приманкой, способом разжигания страстей, возбуждения низменных инстинктов. В этом случае под красотой понимается только пластическое совершенство, только внешние формы.

 Так что ж такое красота?

Поэт ХХ века Н.Заболоцкий писал в стихотворении «Некрасивая девочка» о  красоте:

Младенческая грация души
Уже сквозит в любом ее движенье.

Он противопоставил некрасивую внешность девочки ее душевной открытости - отзывчивости и поставил вопрос

                Что есть красота,
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

- Обратите внимание, - сказал учитель. - Поэт противопоставил
красоту внешнюю – внутренней. «Или» – вот его решение вопроса. Или внешняя – или внутренняя. Или сосуд – или то, что в сосуде.

Дома

Мама спросила:
-  Как в православной гимназии?
-   Помнишь теплоход на Днепре? Вот так же: хорошо. Душевно-тепло.

На теплоходе по Днепру (из дневника)

Успели тогда  на теплоход, очень удачно приехали – к отплытию. Он отходит в одиннадцать и в четыре. Час идет туда, на юг, по течению, и полтора часа обратно, против течения. Сидели на палубе. Хороши берега у Днепра! Заросшие травой, кустарником, деревьями. Чудо. А река не широкая. Это же верховье. Здесь Гоголь не написал бы свои строки: «Чуден Днепр при тихой погоде» - что редкая птица долетит до середины Днепра... У Смоленска Днепр не широкий и не глубокий.

Берега изумительно красивы. Вода в Днепре чистая, прозрачная, тихая. Рыбаки стоят в высоченных сапогах. Помню, на обратном пути мальчишки вымазали лицо грязью и грудь, и руки, на голову повесили траву, по реке подходили к пароходу и кричали:
- Мы пираты! Тетенька (мне) мы пираты!
Я говорю:
- Давайте нападайте смелее!

Капитан остановил пароход, бросил веревку, двое мальчиков сполоснулись и залезли на корабль. Остальные не захотели и принялись нырять.
Днепр здесь мужчины переходят пешком – и всё по пояс. Большие суда не ходят, только маленькие, как наша «ракета». Илюша очень доволен встречей с мальчиками, а я - с таким капитаном. Надо же – остановил пароход ради детей. А потом и сам слез и пошел по воде. Думаю: куда это он? А он шел-шел, и всё ему мелко. Наконец остановился и стал погружаться в воду, насколько мог, окунулся несколько раз и не спеша вернулся на корабль.


Когда возвращались, с реки так хорошо видны храмы, особенно Успенский, а когда за поворотом он не виден, то встает храм Архангела Михаила, потом Иоанна Златоуста. Даже Вознесенская  церковь видна, хотя она далеко от берега.

Дома

- Мама, знаешь, я вспомнил этот момент нашего путешествия,
когда читал Лермонтова - «Морская царевна» – смешно, правда? Он пишет: «Рука боевая сильна…» и те мальчишки, в тине. Что общего? Не знаю, но мне приятно сблизить эти места. Словно мальчишки ныряли вслед за тем воином, но русалку не нашли. Он вытащил ее последнюю, больше их не осталось. Смешно, но почему-то хорошо.

- Мама, знаешь, я всё о красоте…А, может быть, главное – не во
внешности или движениях девушки, а в восприятии, в переживании мужчины? Из разных примеров видно, что оно вызывается и чертами лица, и характером движений, и проявлением скрытой энергии…

- А знаешь, Илюша, в этом есть, как говорится, рациональное
зерно. В области преступления…впрочем, извини…это я сама додумаю.

Опять Пушкин

Мать тоже увлеклась темой красавиц. Она вспомнила смоленский музей изобразительных искусств. Запомнился Рокотов. Портрет неизвестной дамы в светло-сером платье 1771. Глубоко психологический портрет. Над ним – портрет красивой Нарышкиной. Справа – Анна Петровна, дочь Петра, с явно татарским лицом. (Откуда эти генетические следы? Сегодня вычислили, что девятнадцать процентов русских князей были татарского происхождения: после покорения Казани в 1555 году татары добровольно приняли крещение). Рядом -  Елизавета Петровна, полная, румяная, дородная. В голубой ленте – орден святого Андрея Первозванного, высший орден в России. Эта лента больше, чем лицо, привлекает внимание. Елизавета считалась необыкновенно красивой, а по портрету не скажешь…
А рокотовская неизвестная - худая, некрасивая, а неотразима. Странные глаза: правый в два раза крупнее левого. Левый узкий глаз смотрит прямо на тебя. Отражено, кажется, не одно чувство, а выражена сложность натуры – прямо ХХ век: сложность взгляда и характера. Так что и тогда ценили не только красоту.

Надо съездить в Москву и показать мальчикам «Неизвестную» Крамского. Красавица потрясающая, но больше красоты в ней привлекает скрытое страдание, мужество, с каким она его переносит. Если это действительно дочь Пушкина, то она, совсем еще молодая, пережила самоубийство мужа из-за подозрений в краже денег компании, которую в действительности обокрал его компаньон,
уехавший в Америку. Мария Александровна Гартунг так и осталась одинокой до конца дней своих, а настали они в 1919 году. Дожила до революции, которую призывал ее отец, но вряд ли она ей обрадовалась. Вот уж когда совершенно стало не до красавиц.

Мать открыла «Евгения Онегина».
-  Сравним, - сказала она, -  пушкинских героинь: Татьяну Ларину в романе в стихах «Евгений Онегин» и Машу Миронову в повести «Капитанская дочка». В «Евгении Онегине» нет портрета Татьяны, но Пушкин не раз называет ее милой, сказал о ней: «Я так люблю Татьяну милую мою!» И даже назвал ее своим идеалом: «Татьяны милый Идеал». «Идеал» с заглавной буквы, то есть не личность имеется в виду, а явление: верность в браке.
В «Капитанской дочке» Маша (читаю): «Девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши, которые у ней так и горели». Не случайно Гринев пишет, что с первого взгляда она ему не очень понравилась. Однако Машу любят все, от родителей до злодея Швабрина и императрицы. Но ни Татьяна, ни Маша Миронова не отличались красотой. Их притягательность состояла в душевной чистоте и высокой нравственности. Вот описание Татьяны в свете:
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Все тихо, просто было в ней,
Она казалось верный снимок
Du comme il faut…

Более того, Пушкин указывает, что ее нельзя было признать красавицей:

Никто б не мог ее прекрасной
Назвать, но с головы до ног
Никто бы в ней найти не мог
Того, что модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовется vulgar.

Беспечной прелестью мила,
Она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы,
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.

Ослепительно мраморная, то есть гармоничная и неподвижная, красота Нины сопоставлена с «прелестью», то есть привлекательностью (именно как «привлекательность» толкуется слово «прелесть» в «Словаре языка Пушкина») Татьяны, о которой сказано самое общее и неопределенное: не вульгарна и комильфо, то есть в соответствии с правилами светского приличия. Это, в сущности, отрицательные определения: какой Татьяна не была. Чтобы представить себе Татьяну в тот момент, надо вспомнить всю ее историю: любовь к Онегину и признание ему в этом. То самое признание, о котором поэт, как бы желая предупредить ее, воскликнул: «Погибнешь, милая!». Затем горечь полученного отказа и попытка понять своего избранника, читая книги в его библиотеке после того, как он уехал, убив Ленского на дуэли. Надо вспомнить пробудившуюся в ней тогда тревогу: «уж не пародия ли он» на модного литературного героя. Необходимо вспомнить и ее привязанность к природе и простой сельской жизни, ее искреннюю естественность и нелюбовь к позе, чтобы понять источник ее внутренней силы, обеспечивающий ее внешнюю «беспечность», то есть полный покой.

Это молодая, но уже перестрадавшая женщина, счастливая тем, что удалось сохранить достоинство, и более не претендующая ни на что. Эта удовлетворенность своим поведением (тем, что из послушания матери вышла замуж) и своим положением верной жены делает Татьяну привлекательной и впечатляющей.

Но вот толпа заколебалась,
По зале шепот пробежал…
К хозяйке дама приближалась,
За нею важный генерал...
К ней дамы подвигались ближе,
Старушки улыбались ей,
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей,
Девицы проходили тише
Пред ней по зале…

В гимназии

Когда Илья рассказал об этом в классе, учитель подхватил:
-  Да-да. Таким образом, Пушкин уравнивает нравственную привлекательность и красивую внешность. Условно говоря, не «или», а «и» – «и», но в разных людях. Так проявилось духовное двоемирие, или двоеверие великого поэта. Как лирик он тонко переживает эффект эстетического воздействия красоты – в стихотворении «Красавица». Как автор эпического произведения, несущего в своем сюжете концепцию действительности, он воспевает не внешнюю привлекательность, а высокий строй души, который обеспечивает гармонию семьи и общества, а в критические моменты истории – устойчивость государства.

И Пушкин и Чехов остро чувствовали женскую красоту, но у них разные критерии красоты и разное переживание ее. Для Пушкина – античные мерки и проявление душевной высоты. Для Чехова в этом отношении нет определения. Он сам не знает, что именно кажется ему несомненной красотой: и, черты лица и постоянная смена выражения лица и жестов привлекают одинаково.

Красота рождает душевный подъем у Пушкина и тоску – у Чехова. Для Пушкина красота самодостаточна. Чехов не видит смысла в красоте и не ценит ее явного влияния на душевное состояние созерцателя. У Пушкина пробуждается жажда творчества. У Чехова – разочарование в действительности, ощущение утраты. Он скорбит о преходящем характере женской, точнее - девичьей красоты и о ее ненужности, непригодности, более того – ее избыточности. Красота юной девушки мешает жить телеграфисту, да и других, пожалуй, только беспокоит. Сказалась ли в этом эпоха? Практицизм, всеобщая трудовая занятость в конце Х1Х века?

Может быть, в ощущениях героя Чехова сказался характер переходной эпохи, когда уже исчезли условия жизни, при которых красота в дворянском обществе была предметом бескорыстного любования и восхищения, была украшением залов, и не возникли еще условия, при которых красота станет товаром?

А Гоголь…

Интересно мнение Н. Гоголя. Герой его поэмы «Мертвые души» Чичиков встретил на дороге экипаж, в котором ехала с матерью шестнадцатилетняя дочка губернатора, «с золотистыми волосами, весьма ловко и мило приглаженными на небольшой головке. Хорошенький овал лица ее круглился, как свеженькое яичко, и, подобно ему, белел какою-то прозрачною белизною, когда свежее, только что снесенное, оно держится против света в смуглых руках испытующей его ключницы и пропускает сквозь себя лучи сияющего солнца».

Чичикова привлекла душевная чистота. Это подчеркнуто сравнением со свеженьким яичком. Но эффект тот же, что у Пушкина: полное забвение героем себя. Гоголь пишет, что если бы на месте Чичикова оказался кто-то другой, «долго бы стоял он бесчувственно на одном месте, вперивши бессмысленно очи в даль, позабыв и дорогу, и все ожидающие впереди выговоры и распеканья за промедленье, позабыв и себя, и службу, и мир, и все, что ни есть в мире».

Во втором томе «Мертвых душ» описана Уленька, дочь генерала-вдовца, и это важно. Гоголь считал, что женское влияние плохо действует на девушек. «Это было что-то живое, как сама жизнь». Так начинается ее характеристика. «Она была миловидней, чем красавица, лучше, чем умна, стройней, воздушней классической женщины». «При ней как-то смущался недобрый человек, а добрый, даже самый застенчивый, мог разговориться с нею». Она появляется, «чтобы осветить комнату. Казалось, как бы вместе с нею влетел солнечный луч в комнату, озаривши вдруг потолок, карниз и темные углы ее. Она была блистающего роста. Это было обольщение, происходило это от необыкновенной стройности и гармонического соотношенья между собой всех частей ее тела, от головы до пальчиков».

Надо ли говорить, что основа привлекательности Уленьки была в ее душе.

Валя

О губернаторской дочке вспомнил Илья, когда Женя пришел с Валей, невысокой беленькой девушкой с ясными глазами. Женя представил ее и сказал, что Валя будет его ждать, а потом станет его женой. Пока же она будет учиться в институте, а он потом ее станет догонять. Она согласна. При этих словах он посмотрел на Валю, и она тихо склонила голову. И такая покорность была в этом ее движении, что стало ясно: это преданность до конца и дальше, как говорят у них во дворе. Ну, что же – Женя сам верный, ответственный человек. Он – как  первый русский предприниматель Андрей Штольц из любимого маминого романа «Обломов», который читали зимой по вечерам.

Настоящий мужчина

На следующем уроке учитель сказал:
-  Чуть ли не единственный из русских писателей И. Гончаров отмечает привлекательность душевно чистого мужчины. Вот как описывает он Андрея Штольца. «Он сохранил силу души, крепость тела, зато он был целомудренно-горд, от него веяло какой-то свежестью и силой, перед которой смущались и  незастенчивые женщины».

«Страсти, страсти всё оправдывают, - говорили вокруг него, - а вы в своем эгоизме бережете только себя, посмотрим, для кого.

-Для кого-нибудь да берегу, - говорил он задумчиво, как будто глядя вдаль, и продолжал не верить в поэзию страстей, не восхищался их бурными и разрушительными следами, а все хотел видеть идеал бытия и стремлений человека в строгом понимании и отправлении жизни».

Что же касается девушек, то оригинальнее всех оказался И.С. Тургенев.

Жертвенность 

Для Гоголя привлекательность девушки заключалась в ее способности быть светоносной, для Гончарова – быть источником покоя, а для И. Тургенева критерием была способность к самопожертвованию. Он создал тип русской девушки, который так и назван был «тургеневским». Первая «тургеневская» девушка – это Наталья Ласунская, «великого стремления» которой последовать за своим избранником он, Рудин, не оценил, не понял, не принял и испугался ее признания, что «она сама умеет жертвовать собою».

Лев Толстой сделал интересное наблюдение: «Может быть, таких, как он писал, и не было, но когда он написал их, они появились».
Еще значительнее признание революционера Кропоткина: «Если русская женщина сыграла такую великую роль во всевозможных формах жизни во время последнего пятидесятилетия нашего освободительного движения, то нет сомнения, что весьма многим мы обязаны Тургеневу».

Достоевский сказал, имея в виду пушкинскую Татьяну, что «такой красоты положительный тип русской женщины» повторился только в образе Лизы Калитиной в романе Тургенева «Дворянское гнездо». Вот ее собственное признание: «Счастье ко мне не шло, даже когда у меня были надежды на счастье, сердце у меня все щемило. Я все знаю, и свои грехи, и чужие, и как папенька богатство свое нажил, я знаю все. Все это отмолить, отмолить надо». Лиза уходит в монастырь.

Героиня романа «Накануне», Елена Стахова, «с детства жаждала деятельности, деятельного добра, нищие, голодные, больные ее занимали, тревожили, мучили». Она не могла остаться в стороне от  страдания Инсарова, тяжело переживавшего турецкий гнет его родины, и целиком разделила его заботы и жизнь.

В рассказе «Аглая» И. Бунин создал портрет девушки, сочетавшей в себе редкостную красоту и высокую одухотворенность. Он описал внешность юной крестьянки, в которой слились внешняя красота и духовная высота: ребенком она была «отменно тонка, высока и сильна. Она была нежна, бела, синеглаза. А на пятнадцатом году стала совсем как девушка, и народ дивился ее миловидности: золотисто-белый цвет ее продолговатого лица чуть играл тонким румянцем, брови у нее были густые, светло-русые, глаза синие, легкая, ладная, - разве что не в меру высокая, тонкая и долгорукая, - тихо  и хорошо поднимала она длинные свои ресницы». «Избранным сосудом» Божьим назвал ее старец-отшельник и благословил на послушание в обитель. При постриге нареченная Анной девушка вскоре приняла схиму. По исходе тридцать третьего месяца пребывания в монастыре преставилась. В молитве сгорела, как свеча, за краткий срок, как о том говорили в народе.

Жестокость

И. Бунин заметил в жизни другую крайность. Есть у него рассказ с названием «Красавица» длиной в одну страницу. «Чиновник казенной палаты, вдовец, пожилой, женился на молоденькой, на красавице, дочери воинского начальника. Он был молчалив и скромен, а она знала себе цену. Она была невелика, отлично и крепко сложена, всегда хорошо одета, очень внимательна и хозяйственна по дому, взгляд имела зоркий». Ее муж и первым браком был женат на красавице, «и все только руками разводили: за что и почему шли за него такие?» «И вот вторая красавица спокойно возненавидела его семилетнего мальчика от первой, сделала вид, что совершенно его не замечает». Отец тоже притворился, что у него нет сына. Мальчик и спать стал на полу, сам себе постилал и убирал постельку и уносил ее в коридор, в мамин сундук. «Мальчик, в своем круглом одиночестве на всем свете, зажил совершенно самостоятельной, совершенно обособленной от всего дома жизнью».
Бунин не описал лица красавицы. Ее «спокойная ненависть» к ребенку, видимо, должна ясно представить читателю  характер этой самоуверенной, самовлюбленной женщины, красота которой, в ее глазах, была и основанием, и оправданием ее действий.

Учитель сказал:
- Нравственное значение русской классической литературы в том, что она, по сути, является изображением отрицательного опыта. О положительном опыте до ХХ века читали в житиях святых. Но эта суть литературы не была явной. Проявления страстей, знакомых молодому читателю, делали литературу близкой, ее героев – своими. Необходима была литературная критика, проясняющая нравственную сторону изображаемых событий. Но критика часто усиливала переживание страстей, а не сосредоточивала внимание на борьбе с ними. Только творения святых отцов проливают истинный свет на те или иные нравственные проблемы, только они вскрывают подлинный смысл сердечных переживаний. Но можно ли поверять писаниями святых отцов художественные тексты? Ответ один: можно и должно.

Болезнь указана

Литература светская отражает жизнь общества, как она есть в данное время. Это можно сравнить с диагнозом врача. Не случайно Лермонтов в предисловии к роману «Герой нашего времени» так и писал: «Болезнь указана». Духовная литература содержит в себе рецепты излечения.

Не сама ли художественная литература взывает о помощи, когда вопиет: «Кто виноват?» и «Что делать?»! Эти выражения потому взяты в кавычки, что являются названиями художественных текстов. Первое принадлежит Герцену, так называется его повесть, второе – название романа Чернышевского. Оба революционеры. Оба не знали ответов на свои вопросы.

Художественный образ – обобщение. Да. Но что обобщается? Наиболее характерные или, напротив, редкие, но особенные, выделяющиеся явления общественной жизни? Эти-то явления, как и душевное состояние личности, а не художественные образы необходимо поверять святоотеческими творениями. На то дает основание и сама художественная литература. Вспомним примеры из творчества Л. Толстого. Графиня Наташа Ростова (в «Войне и мире») после пережитого ею страшного искушения, когда она побывала на грани жизни и смерти, исцеляется говением, и не простым посещением храма, а истовым, по-простонародному, руководимая няней.

«Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи: она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью заставала ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и со смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни.

В церкви всегда было мало народа, Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой Божией Матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик Божией Матери, освещенный и свечами, горевшими перед ней, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство со своими оттенками присоединялось к ее молитве, когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать всё есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться Богу, который  эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своей мерзостью, просила Бога простить ее за всё, за всё, и помиловать.

Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастья.

В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.

Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготеющейся жизнью, которая предстояла ей».

Героиня его романа «Анна Каренина» княжна Кити Щербацкая исцеляется от душевной невзгоды после того, как познакомилась с Варенькой, воспитанницей мадам Шталь. Кити «открылось то, что, кроме жизни инстинктивной, которой до сих пор отдавалась Кити, была жизнь духовная…Стоило только позабыть себя и любить других, и будешь спокойна, счастлива и прекрасна. И такою хотела быть Кити. Поняв теперь ясно, что было самое важное, Кити не удовольствовалась тем, чтобы восхищаться этим, но тотчас же всею душою отдалась этой новой, открывшейся ей жизни…Кити уже составила себе план будущей жизни. Она будет, где бы ни жила, отыскивать несчастных, помогать им, сколько можно, раздавать Евангелие, читать Евангелие больным, преступникам, умирающим». Вскоре ее мать заметила, что в Кити «совершается какой-то серьезный душевный поворот».

Проповедь

Даже батюшка, духовник гимназии, включился в обсуждение этой темы.
-  В «Симфонии, книге для проповедников Слова Божия», нет понятия «красота». Нет такого слова в перечне тем этой книги. А воздействие красоты есть. Традиционно она рассматривается как средство влияния на мужчину. Его итог определяется как похоть, блудная страсть. Вспомним барыню в пьесе А. Н. Островского «Гроза», которая кричит Катерине, что красота ведет в омут.
Есть и другая реакция на красоту женщины. Ее несли на носилках рабы, когда с этой процессией поравнялись старец и его ученики. За женщиной следовала толпа поклонников. Старец вынужден был остановиться, чтобы пропустить процессию. При этом он внимательно смотрел на красавицу с ее тщательно ухоженными руками и ногами, и на его глазах выступили слезы.

Ученики спросили:
- Ты плачешь о ее душе?
Он ответил:
- Я плачу о себе. Разве я так забочусь о своей душе, как она о
своем теле?
На тему блудной страсти написано много. В сущности, Лев Толстой стоит на святоотеческой позиции, описывая красавицу Элен как лишенную духовности и бездушную и противопоставляя ей одухотворенную некрасивую княжну Марью. Характерно, что писатель постоянно живописует руки, плечи и спину Элен, хотя, наверное, у такой женщины должно быть красивое лицо.

В романе «Анна Каренина» Толстой меняет свою позицию: Вронский увлечен не красотой Анны, а избытком энергии, проявляющейся в ней без ее воли. Новизна постановки проблемы в том, впервые отмечено влияние души как средоточия скрытой силы притяжения. В отношении Анны сказано, что это сила бесовская. Можно услышать возражение: это же мнение Кити, у которой отняли Вронского! Но вот что ощущает сама Анна в вагоне поезда, когда она возвращается из Москвы в Петербург после того, как примирила брата с его женой. Неожиданно для самой себя она ощутила приступ стыда. Чувство стыда усиливалось при воспоминании о Вронском. Но она не захотела самой себе признаться в том, «чего желала ее душа, но чего она боялась рассудком». Следствием этого явилось такое смятенное состояние души, что она перестала осознавать реальность. «Она чувствовала, что глаза ее раскрываются больше и больше, что пальцы на руках и ногах нервно движутся, что в груди что-то давит дыханье и что все образы и звуки в этом колеблющемся полумраке с необычайною яркостью поражают ее. На нее беспрестанно находили минуты сомнения, вперед ли едет вагон, или назад, Аннушка подле нее или чужая? «Что там, на ручке, шуба это или зверь? И что сама я тут? Я сама или другая?» Ей страшно было отдаваться этому забытью».

На грань сумасшествия ставит женщину надвигающаяся страсть. Она же приведет ее под колеса поезда. Так какая же сила ею управляла?
И Достоевский считал, что не красота влечет к себе мужчину, а нечто иное, таинственное. Но он не определил природу этой таинственности.
Бунин описал идеальное сочетание прекрасной внешности и высокой души, но в рамках монастырской жизни.
Ни для кого не секрет, что красота имеет огромное значение в жизни каждой женщины. Правильно ее понимать и оценивать можно только с православной точки зрения. Она - в житиях святых жен. – Так он завершил свою проповедь.

В Смоленске. Дневничок

«У храма Петра и Павла мы встретились с шофером и его напарником. Они совершали дальний рейс и захотели хоть что-то узнать о Смоленске. Шофер спросил меня:
- Вы местная? Мы из Москвы.
Я улыбнулась: мы, можно сказать, тоже. Он спросил:
- Вы надолго?
Я еще шире улыбнулась: на пять дней.
- А мы на пять минут.
Старший спросил о городе, а его напарник, совсем молодой, заинтересовался церковью, которая еле виднелась вдалеке. Я очень кратко рассказала им, что сами узнали. Старший сказал: времени нет. Младший – с очень приятным лицом - настаивал: погоди. Он спросил дорогу к церкви. Илюша показал. Да храм и так виден. Когда я сказала, что Смоленск брали поляки и литва, и французы, младший сказал:
- Мы, если вы согласны будете, не пустим никого. Да и выгнали
уже. Мы теперь здесь.
Он так серьезно, так искренне это сказал, будто всё это касалось лично нас, и он взялся нас защищать. Хороший человек.

Илюше очень понравилось стремление парня попасть в церковь. Он сказал:
- Другой бы шофер мимо проехал, и все, и не посмотрел бы. А этот заинтересовался, расспросил. Это хорошо.
Потом добавил:
- Смоленск – что? С виду так себе городок, а если всмотреться в историю, в храмы – то о-го-го!
А мимо нас лошади понеслись. На них кто верхом, кто в телеге. Коровы пасутся. Петухи кричат. А кругом все равно тишина. Покой. А зелень! Приволье. Благодать».

Оглавление

В пустыню и обратно
Смоленск
Мамин дневник
В Смоленске
Тишина
Раздумья
Опять дневник
Глинка
В деревне
Прадед
Чтение: Наташа Ростова
В пещере
В гимназии
Урок чтения по Льву Толстому
Соседи
Лермонтов
Злое очарование
 Достоевский
Портрет Достоевского
«Братья Карамазовы»
Дунечка
В Смоленске
В деревне
Дома
Талашкино
В Почаеве
Танк
В пещере
Во Львове
Последний день в Смоленске
В гимназии
Красота по Пушкину
Красота по Чехову
А в Англии…
На теплоходе по Днепру
Опять Пушкин
А Гоголь…
Настоящий мужчина…
Жертвенность
Жестокость
Болезнь указана
Проповедь
В Смоленске