Отпуск 3

        И всё - таки день этот настал! Весёлый,  в ожидании радостном, Ермаков и ещё восемь моряков, с чемоданами, под завистливые взгляды сослуживцев, 10–го июня сошли с корабля, убыли в отпуск, как пишется в официальных документах. На катере, в сопровождении мичмана Павлюка, добрались до города, а затем и до аэропорта. Купили билеты до Хабаровска, до самолёта четыре часа. Мичман Павлюк, посчитав свою задачу выполненной, убыл в расположение части, отпускники остались одни, без присмотра. И откуда он взялся, вернее, как ему в голову пришло, появился с двумя бутылками портвейна старший матрос Журавель, тихий, вечно с румяными щеками, вроде как от постоянного смущения, на корабле, и такой прыткий здесь, в аэропорту. Отпуск решил отметить. Выпили по чашке. Иван разомлел: жара, да и полтора года в рот спиртное не брал. Пристроился в углу на кресле деревянном, задремал. Слышит, подошёл кто – то: «Вот, смотри, ещё один, спит». Присел перед Ермаковым на корточки старшина 2 –ой статьи, видел он сквозь прикрытые веки, но глаза не открыл. «Да нет. Смотрите, как спит сладко, товарищ капитан 3 –его ранга, даже слюнка течёт». «Ну и пусть спит», -  ушёл патруль, Ермаков понял, что патруль это был по повязке  на руке у старшины 2 – ой статьи.


 Переждав некоторое время, Иван мигом в туалет помчался. Два пальца в рот, умылся, освежился, в порядок себя привёл, хотя и так был в порядке, вышел. И опять нарвался на патруль: «Ваши документы!» Проверили: «Опять в.ч. 20575. Твоих сослуживцев  сейчас взяли, семерых, пьяные. У вас в части мода что ли вино пить здесь, недавно дембеля, теперь вы? А ты почему, как огурчик?» - Не пью, товарищ капитан 3 –его ранга! – Ну и молодец! Зато спишь крепко! Уходя, старшина 2-ой статьи подмигнул Ермакову. Иван кивнул, в знак благодарности, поняв, что спас его старшина, не разбудив, поверив, что спал он полчаса назад. Мурашки по коже, волосы чуть не дыбом на голове: «Господи! Из за чашки какой - то гадости мог не попасть домой. Неужели урок дембелей не впрок?»
Аэропорт Хабаровска поразил Ермакова многолюдностью, огромным табло с расписаньем и направлением полётов. На табло значились почти все города  Союза. Ближайший к Оренбургу был Куйбышев, рейс 3840.



И вот такси подъехало к дому. У ворот возился в траве мальчик. «Серёжа! Здравствуй! Ты что же? Дядю не узнаёшь? - подхватил на руки племянника, обнял, поцеловал – Где бабушка?» « Она у соседей, счас позову». – Серёжа убежал. Через несколько минут появилась мама. Сердце Ермакова дрогнуло; если полтора года назад на вокзале его провожала женщина, то сейчас на встречу бежала бабушка: фигура матери стала приземистой, она, как бы просела в пояснице,  байковый халат в такую жару, шерстяные носки в глубоких калошах дополняли, даже  усиливали сходство с бабушкой. «А отец-то в больнице, нога лева отыматся у него»- после объятий и поцелуев, всхлипывая, сообщила мама.



Дальше была встреча. Собрались родные, друзья, которые были дома в то время.  Иван сидел за столом, что-то говорил, отвечая на вопросы, а мысли его были уже в Гребенях: там Оля, она дома, на каникулах, туда надо скорее, а уйти из-за стола неудобно, маму и родных обидеть не хотелось. Налили  стопку до краёв, выпей моряк за нас всех, мы тебя так ждали. Ну Ермаков и выпил. Жара июньская, бессонные часы в дороге, неумение закусить крепко, всё это повлияло на состояние,  и голова его  затуманилась слегка.


Часа через три с братом двоюродным Петром, на его «Ковровце» подъезжали к Гребеням.  Иван попросил брата остановиться  в начале деревни, ему хотелось пройтись по родным улицам, земляков увидеть, поздороваться. Всё это - улицы, земляки, снилось на корабле, и вот теперь всё это на яву. Ермаков был в форме, только голландку сменил на белую из-за жары, а бескозырку забыл дома – так спешил на Родину, Олю спешил обнять. Всё на местах на его Родине: дома, деревья, клуб, школа. Вон и тётя Лена бежит, мама друга его, плачет: «Ванюшка!! Да откудова же ты взялся? Радость-то какая!!!» От её «Ванюшка» сердце удар сильный делает, волна по телу проходит – она его так с детства зовёт. Обнимает, целует она Ивана и, почему-то, крестит троекратно. «Ну беги, беги! Тут она, тут, потом загляни к нам». Ермаков для приличия попридуривался: «Кто она? Да ладно, тётя Лена, я так просто, гуляю по улицам».- ну и прочую лабуду нёс тогда  Иван.


И вот стоит Иван у Олиной калитки, надо только повернуть кольцо, она и откроется.  Они не виделись полтора года. Открыл калитку, идёт, поднялся Ермаков по ступенькам крыльца. Девушка моет полы, Оля или Надя, её сестра? Девушка поднимается, в руках тряпка, поворачивается – Оля!!!! Иван обнял её, торопливо поцеловались (дома же родители), молчит. Куда все слова делись? Онемело всё внутри, то ли от радости, то ли от испуга, что поцелуй их родители увидели.


«Не переживай, встретим морячка – тихоокеанца как положено!» - так папа Оли ей сказал тогда. Встретили. И стол собрали и поговорили. А вот что было дальше – не помнит Иван, хоть убей. Домой они с Петром ехали на том же мотоцикле, быстро ехали. Пётр ногой зацепился за проволоку на дороге и улетели  оба далеко, упали в дорожную пыль, видимо и головкой нетрезвой ударился Ермаков,  и… не помнит ничего, сколь не напрягает память свою.


На другой день поехал Иван в больницу к отцу. Форму от пыли вчерашней отчистил, нагладил, бескозырку не забыл теперь. Больница находилась в старинном доме дореволюционной постройки, в центре города. Поразила Ермакова широкая мраморная лестница с роскошными перилами, тоже мраморными, в вестибюле больницы. В окошечке справочном сказали, что проходить к отцу не нужно, он сам сейчас придёт.  Показался батя наверху лестницы. Батюшки святы! Бежит! Ногу  левую рукой придерживает,  она отстаёт чуть-чуть, а он через две ступеньки скачет. Иван к нему бросился, поймал в самом конце лестницы, обнялись. Ничего ещё батя – крепкий. «А мне сестра говорит, там морячок тебя ждёт,» - я и побежал. «Вот те и «отыматся» нога», мелькнуло у Ивана  тогда мыслишка, а ещё и досада на себя была за то, что форму надел. А с другой стороны, отец тоже в 1941 году форму флотскую носил – призван был в береговую артиллерию Тихоокеанского флота в город Владивосток. Вот и хотелось Ермакову приятное ему сделать, а о том, что нога «отыматся» - забыл, хотя обязан бы помнить.


Многое было в то жаркое лето семьдесят пятого года: походы с Олей в лес, на рыбалку по озёрам, лунные звёздные ночи вдвоём, встречи с друзьями и родственниками. Подходил к концу отпуск. И вдруг телеграмма из части, от мичмана Клочкова Александра Кирилловича: «В связи с особыми условиями службы приказом командира в\ч 20575 капитана первого ранга Гамова Ваш отпуск продлён на десять суток.» Ура-а-а! Ай да Александр Кириллович! Вот это землячок! Вот это подарочек!