Резидент

Глава I. Первый мертвый
(В некоторых словах точка с запятой означает знак ударения)
Где-то в конце «девяностых»...
В один из погожих августовских дней я находился в купейном вагоне поезда, сообщением Москва – Санкт-Петербург. Подъезжая к Московскому вокзалу, любовался открывавшимися красотами прекрасного города.
На то неспокойное время я являлся секретным «резидентом» российского ФСБ и числился под псевдонимом Барон. Прилипший позывной я получил вследствие частичной принадлежности к цыганской национальности. Действительное моё имя – Георгий Бестужев. Направлялся я на новое непростое задание, уготованное зловредной судьбой и «чувственным» руководством. Подобные путешествия являлись совсем нередкими и зачастую случались в избранной мною нелёгкой профессии. Основная моя задача – проникать в преступные группировки, сеять в них внутреннее смятение, постепенно дезорганизовывать и разрушать изнутри. Однако в настоящем случае немногое считалось понятным; никто и не предполагал: откуда следует начать усердно работать?
Про меня следует сказать, что я был личностью вовсе незаурядной. Имел нестандартный мыслительный тип и частенько использовал подход не прописной, а истинно творческий. В общем, практически всегда мои поступки отличались диковинной нестандартностью и не подходили ни под одну разработанную в учебниках базовую программу. Внешностью Бог (спасибо ему!) одарил меня замечательной. Достигнув двадцатисемилетнего возраста, я обладал неслабой комплекцией: накачанные бицепсы выдавали человека физически развитого, обладавшего недюжинной силой. Кареглазая физиономия, по-мужски привлекательная, сопрягалась с тёмно-русыми волосами, уложенными пышной причёской; она направлялась на левую сторону и сводила с ума большинство представительниц прекрасного пола. Условие важное? Да. Оно позволяло непринуждённо завязывать с ними коротенькие интрижки, подчас, ну! просто необходимые. У мужской половины населения я, кстати, также, без особого труда, находил согласное понимание и заручался наивным доверием. Каким я прослыл по характеру? Ответить непросто, потому что, в зависимости от каждой, отдельно случившейся, ситуации, мне приходилось играть то ту, то иную роль. «Шилокрутил» я так искусно, что именитый писатель, сказавший известную фразу: «Весь мир театр, а люди в нём актеры», остался бы мною совершенно доволен. Одеваться предпочитал я однообразно: в излюбленный тёмно-серый костюм, строгий и недешёвый, белую водолазку, сугубо чёрные туфли. По простоватому виду меня можно принять за кого угодно, но только не за тайного агента спецслужб.
Возвращаясь к начальной сути, последнее дело явилось следствием излишней поспешности, направленной на уточнение некоей непроверенной информации. Она появилась, после того как раненый преступный «боец», член петербургского криминала, наговорил в бредовом припадке, что готовится крупномасштабное ограбление валютного запаса России. Сотрудники милиции, принявшие предсмертную исповедь «чистой монетой», поспешили поставить в известность федеральную службу, что, мол, готовится беспрецедентная акция.
Действительно (на то время), из частного оборота изъялось множество долларовых купюр, и по причине весьма весомой: они вчистую поистрепались и требовались к замене. Именно о денежной субституции и договорились Правительство России и ГОСДЕП США. Сумма планируемого обмена нигде, конечно, не оговаривалась, но становилось очевидно, что она и огромна, и явно переваливала за миллиарды долларов. Ценный груз решили переправить посредством военного самолета.
Мои размышления прервались заглянувшим проводником. Он сказал фразу, заученную до речевого автоматизма:
- Подъезжаем. Поезд прибывает на Московский вокзал города Санкт-Петербург. При высадке будьте, пожалуйста, осторожны. Не оставляйте в вагоне личных вещей.
Я ответил, что прекрасно всё понял, что не премину воспользоваться добрыми пожеланиями и что мне самому желается избежать и телесного травматизма, и горьких сожалений о забытых предметах. Потом я принялся собираться, чтобы, нисколечко не задерживаясь, побыстрее выскочить на перрон. Время склонилось за полдень, а мне ещё нужно успеть на улицу Декабристов, где в ресторане, с условным названием: «Элитное гнёздышко», к семи часам вечера меня ожидает связной с подробными наставлениями.
Как только состав остановился, я протиснулся к выходу, а оказавшись снаружи, очутился на залитой солнцем многолюдной платформе. В Питере я бывал не единожды, но всякий раз, вступая на благодатную землю, не переставал дивиться величию великолепного города. Как и обычно, встреча с прекрасным начиналась с места прибытия поезда. 
Московский вокзал – двухэтажное здание, для удобства пассажиров возведённое на площади Восстания, в центральной черте; оно органично вписалось в классическую архитектуру и украсилось чуть выступившими колоннами. Проходя через просторное здание, интуитивно, на подсознательном уровне, я вдруг почувствовал, что кто-то за мной наблюдает. Чуткая особенность выработалась за многолетнюю практику, вследствие чего я безошибочно умел угадывать, когда начинается тайная слежка. Чтобы убедиться в правдивости чувствительных ощущений я принялся наблюдать, пытаясь вычислить, кто именно заинтересовался моей совсем нескромной персоной. Неумелый преследователь определился достаточно просто. Не прошло и пары минут, а я остановился на человеке среднего роста, отмеченного плотным телосложением. Одетый в серый костюме, досужий пассажир занимался чем угодно, но только не ожиданием попутного рейса; он так мало походил на скромного пассажира, что пробудил к себе повышенный интерес.
Что ж поучалось? Меня контролируют свои, либо секретная информация (как в последнее время зачастую бывает) проскочила во вражеский стан, и теперь не мы ведём в закулисной игре, а значит – они! Не желая измучиться тупыми сомнениями, я (по устоявшейся в жизни позиции «всегда быть в курсе всего и везде») решил заманить «шпионскую тень» в укромное место и потолковать с ним там искренне, по «честным душам», да и расставить всё по местам.
Озадачившись благой целью, я двинулся через вокзальную площадь, направляясь к метро «Маяковская». Как и предполагалось, прилипчивый «хвост» увязался за мной. Он вёл себя вроде профессионально, но обмануть бывалого агента спецслужб (каким изволил быть я) явилось бы трудновато.
Зайдя во внутреннее пространство, я подошёл к «метрополитеновской» контролёрше, вежливо поздоровался и обратился с обычным вопросом: 
- Можно пройти, не совершая оплаты? Полагаю, от одного безбилетника ничего не изменится и городской бюджет ни много ни мало не оскудеет?
Краем глаза я следил за неотступным преследователем.
- Много вас тут – таки-и-их! – всяких ходит, - ответила недовольная собеседница, - бесплатный проход разрешен лишь служащим госструктур да избранным депутатам… но вы же не депута-а-ат?
Интересный персонаж остановился подле стендовой информации и начал внимательно его изучать. Я в разговорном продолжении игриво предположил:
- Да, наверное, на народного избранника я мало похож, но, может, я являюсь сотрудником силовым?
- В таком случае предъявите служебные «корочки».
Я мог бы показать ей федеральную «ксиву», но непродолжительной беседой планировалось немного другое. Цель посчиталась достигнутой: я убедился и отчётливо себе понимал, что у меня появился клиент «до личной аудиенции». Не желая продолжить бесполезно трепаться, я вынул заранее припасённый жетон, вставил, куда необходимо вставлять, и беспрепятственно проследовал мимо.
Спустившись книзу, я прошёл через длинный перрон, а покинув пределы станции, углубился в тоннельный проход – по ходу движения поезда. Прошёл метров двести и заметил служебную дверь, закрытую на одну личину. С натренированной ловкостью (с помощью удобной отмычки), ловко отомкнул нетрудный запор и зашёл внутрь крохотной комнаты, в инвентарную кладовую. Размеры её казались достаточными, чтобы обстоятельно побеседовать с таинственным соглядатаем – выяснить основные мотивы, побудившие оказать столь пристальное внимание. А главное! Уточнить на чьей стороне он, неумелый, работает. Насущные вопросы занимали меня настолько, насколько, прислонившись к закрытой двери, я пристально вслушивался, когда же проследует прицепившийся «хвост». В тот момент я бы быстренько выскочил, резко втащил бы его вовнутрь, а (уж в дальне-е-ейшем!) спокойненько обо всём расспросил. Как добывались (чисто!) сердечные признания, расскажу-ка особо.
Мои неприхотливые методы отличались потрясающей эффективностью. Сначала я предлагал облегчиться добровольным рассказом, раскаявшись словно в церковной исповеди. Естественно, представители преступного мира считали себя воистину набожными (ангелами, спустившимися с небес) и исключали наличие в «светлых душах» даже маленького намёка на отягчавший их суетный грех. Поэтому «обратное» приходилось всегда доказывать, делать немыслимо больно, а (после!) всенепременно они вспоминали, что, оказывается, не очень и незапятнанные, и совсем небезгрешные.
Однако минуты тянулись, но мимо никто не прошёл. Томительное неведение начинало существенно раздражать: не особенно понималась действительная причина непонятной тактической рокировки? Я уж подумывал, что меня вчистую перехитрили, а вслух для одного, для себя, по-тихому произнёс:
- Что ж, раз так, пойдём пообщаемся при гражданских свидетелях.
Оно, конечно, внесёт определённые коррективы, то есть на некоторые вопросы, при озвученных обстоятельствах, не будут получены все правильные ответы. Но!.. По крайней мере, я сниму с себя негласную слежку.
С «благочестивыми» мыслями я вышел из инвентарной каморки, прошёл метров восемьдесят в обратное направление – и… увидел внизу, возле железнодорожного полотна, свалившегося преследователя. Из-за зиявших в сереньком пиджаке пулевых отверстий безошибочно полагалось, что признаки жизни подать тот вряд ли отважится.
Оставаясь верным закону, я позвонил по «02», сообщил об «убийственном» происшествии и пожелал остаться доносчиком, естественно неизвестным. Сам, недолго думая, отправился в условленный ресторан «Элитное гнёздышко»; там я намеревался встретиться со связным и, как ранее говорилось, получить дополнительные инструкции. Выбор общественной точки явился совсем неслучайным, потому как мог обеспечить наименьшую вероятность досадной утечки передаваемых сведений.
Глава II. Второй мертвый
Весь путь я проделал без маленьких происшествий и оказался в назначенном месте за час до нужного срока. Едва я очутился в шикарном пространстве, возникло особое чувство, что нахожусь в средневековом дворце, в коих жили особы, приближённые к императорам. Так оно, по сути, и было. Если смотреть в историю, то в здании, где расположился кабачок «Элитное гнёздышко», находился чайный домик дворца, принадлежавший важным князьям. Во время коммунистического правления строение оставалось заброшенным. В начале «девяностых» в нём произвелась приличная реставрация и воссоздан дворцовый интерьер прошлого века. После тщательного ремонта открылся презентабельный ресторан, какой работает до сих пор.
 Войдя в просторное помещение, обращаешь внимание на белую лестницу и однотонные ей колонны; они поддерживают выступ второго этажа, изображённый в форме полукруглых балкончиков. С потолка свисают хрустальные люстры с лампочками в виде свечей; при включённом свете, многочисленные подвески начинают переливаться золотистыми блёстками. По внутреннему периметру висят художественные портреты именитых владельцев. Интерьер далеких времен дополняет антикварная мебель, старинный камин и музыкальные инструменты; современные рояль и арфа ещё больше подчеркивают импозантную роскошь. Цветовая гамма состоит из белого, жёлтого и золотого цветов; их оттеняют напольные ковры синего и красно-бордового цвета и полутёмные шторы.
За одним из столиков я увидел Дмитрия Тоцкого, знакомого мне по прежним, удачно законченным, операциям; он числился капитаном в отделе по борьбе с оргпреступностью главного петербургского управления. Угар – его оперативное прозвище. Говорящий псевдоним заслужился благодаря неуёмной тяге к дешёвому алкоголю – практически всегда он находился под действием чего-то хмельного. Как, оставаясь верным отвратной привычке, он умудрялся добиваться значительных результатов – оставалось неразрешимой загадкой. Хотя, если быть объективным, опером Угар являлся прекрасным; именно с ним мы чуть ранее уничтожили в Питере «фрунзенскую» и «петроградскую» группировки.
Дмитрий Тоцкий служил с конца восьмидесятых годов, имел множество ведомственных наград и участвовал в крутых операциях, после которых воздух криминальной столицы становился чище, а жизнь гораздо спокойнее. Он достиг тридцатичетырёхлетнего возраста, отмечался высоким ростом, жилистым телосложением; лицо не представлялось красивым, но в общем и не отталкивало; взгляд серых глаз то словно пронзал насквозь, то говорил о полном его безразличии. Одевался всегда невзрачно и легко мог затеряться в серой толпе. Единственным недостатком считалось чрезмерное пристрастие к выпивке, но оно, скорее, ему помогало, и все давно смирились, что он практически всегда оставался «под мухой». Характером выдался целеустремленным, принципиальным, временами излишне дерзким. Угар отличался звериной хитростью и с лёгкостью охмурял любого, кто не был знаком с его лисиной особенностью.
Пользуясь избыточным временем, я подсел к давнишнему компаньону, чтобы чего-нибудь поразведать. То обстоятельство, что Тоцкий оказался в явочном ресторане, нехороших догадок не вызывало, потому как подобные заведения являлись местом его излюбленных посещений. Помимо прочего, я просто чертовски был рад его видеть, вспоминая, скольким ему обязан и сколько мы вместе перелопатили в рискованных приключениях.
- Здорово, приятель! - обратился я к Дмитрию, непринуждённо похлопав его по плечу, - Ты, как всегда, не изменяешь обычным привычкам. Если настанет время и ты попадёшь в немилость, то искать тебя будут в заведениях чисто питейных, ха-ха!
Я весело рассмеялся, радуясь безобидной шутке. Угар, казалось бы, искренне удивился и поспешил заверить, что сильно обрадовался.
- Рад, Барон, лицезреть тебя живым и здоровым! - в тон ответил мне Тоцкий. - Не перестаю поражаться, как ты умудряешься до сих пор не сдохнуть.
- Дима, ты, наверное, с кем-то меня попутал, - осёк я былого товарища. - Я Семён Борисов, прибыл к вам из Твери – по делам торговой фирмы; она занимается реализацией всего чего угодно, за что получают хорошие деньги.
- Понял! Извиняюсь. Очередное секретное поручение?.. Кто именно пострадает от рук неуловимого резидента? Я так понимаю, если приехал Георгий Бестужев, очередной зажравшейся группировке, обнаглевшей преступности, будет несдобровать – или я ошибаюсь?
Особых инструкций о чрезвычайной секретности я, если честно, не получал и сам себе порешил: «Неплохо бы иметь в ближайших помощниках преданного коллегу, на которого, в случае какой напасти, возможно всегда положиться». Однако начать вербовочную беседу тогда мне не удалось. Сказав, что пошёл в туалет, Угар поспешно поднялся и удалился из зала. Когда он вернулся и принял прежнее положение, я открыл ему «немногие карты»:
- Прибыл я по новому заданию «Центра». Стало известно, что одна из преступных группировок Санкт-Петербурга – а может и не одна? – собирается провернуть небывалую акцию и стащить у российского государства несколько миллиардов долларов; их вынули из оборота и собираются поменять в США на новёхонькие купюры.
- Так, - вставил Угар, - значит, готовиться нечто серьёзное, и работы хватит на всех? Позволь поинтересоваться: с чего планируешь начинать?
- Именно это и является в настоящей истории самое интересное, - сказал я, разводя широкие руки; одновременно изобразилась тупая гримаса, яснее-ясного говорившая, что вот человек, которой понимает меньше всего, - и это же хотелось бы прояснить.
Поставить Тоцкого в курс, что у меня назначена отдельная встреча, я не успел. К нему на пейджер пришло служебное сообщение. Сказал, что на станции метро «Маяковская» обнаружен труп бандита, по прозвищу Борзый, – члена преступной группы, являвшейся настолько таинственной, насколько никак не удавалось определить её конкретного лидера.
- Работёнка предполагает быть увлекательной, - сообщил мне Угар, поставив в курс о личности пострадавшего, - я отлучаюсь. Буду нужен – заезжай в управление… запросто.
- Не забудь, что я Сеня Борисов и являюсь коммерческим представителем.
После последних слов Угар попросил бармена пополнить изрядно скопившийся долг и направился к выходу. Я выбрал незанятый столик, расположенный в затемнённом углу, откуда, ожидая связного, принялся наблюдать за входом. Чтобы не привлекать дополнительного внимания, я заказал себе выпить и лёгкий салат. Когда несложное пожелание было исполнено, я принялся наслаждаться приготовленным кушаньем, потягивая отличное виски; оно входило в питейную моду и вытесняло традиционную водку.
За приятным занятием я размышлял над тем немногим, что имелось в наличии. Деньги предполагалось доставить в Санкт-Петербург в строжайшей секретности, прямиком на военный аэродром; погрузить на грузовой самолет и под вооружённой охраной отправить в Америку. Предполагалось, что бандитское нападение будет совершаться во время «досамолётной» транспортировки. Существовала немалая уверенность, что своруют деньги именно старые. Оно и логично, потому как их труднее впоследствии отследить, а, неучтённые, обменять – дело несложной техники. Новые же купюры, вот-вот напечатанные, по известным серийным номерам, обнаружатся практически без труда. Поэтому весь путь до военного аэродрома требовал придирчивой проработки. Хотя и предполагалось перевозить груз на военной технике, под бдительной стражей, но всем известно, что в конце «девяностых» преступная активность набрала достаточный общественный вес и имела серьёзную силу, способную противостоять даже российской армии. Помимо прочего, никто бы не поручился, что охрана передвижного состава не состоит на службе у криминальных братков или же основательно не подкуплена.
До знаковой погрузки оставалось не дольше недели – точная дата, понятное дело, не обговаривалась. Вот то контрольное время мне и предоставлялось, чтобы разобраться в сложившейся ситуации и исключить возможные затруднения. Что денежные капиталы окажутся кем-то похищены – я серьёзно не думал; впрочем, судя по устроенному ажиотажу, такая возможность не исключалась.
Мои размышления прервались видом подошедшего к ресторанному помещению Александра Карелина. Он слыл неплохим резидентом, имевшим оперативное имя Дантес. Присвоенный псевдоним заслужился из-за стойкой неприязни к поэтическим деятелям: один из них увёл безумно любимую жёнушку.  Ему было лет что-то около сорока; внушительные формы вызывали немалое уважение; острый, едко проницательный, взгляд каре-зелёных глаз мог навести ужас на кого не угодно. Одеваться изволил всегда изыскано; вот и сейчас, на нём красовался чёрный, великолепно скроённый костюм. Чуть больше года назад, под именем Стёпки Алмазова, с отличительным псевдонимом Алмаз, Карелин внедрился в питерскую преступность; сегодня он обязан был передать мне крайне важные сведения.
Александр взялся за ручку стеклянной дверцы, собираясь её открыть. Но!.. Получил добрую порцию свинца себе в спину и сразу же повалился на мраморные ступеньки. Заметив мелькнувшую лёгкую тень и предположив, что она имеет прямое отношение к смертельной раздаче, я бросился к выходу. Едва оказался на улице, безошибочно вычислил, что интересная личность садится в чёрное БМВ, в пассажирскую дверь. Очевидно, его ожидали, потому что машина просвистела шипевшей резиной и тронулась в путь, удаляясь от здания ресторана.
Регистрационные знаки я запомнить не потрудился, разумно предположив, что они, скорее всего, являются липовыми, а сама машина, естественно, угнанной. Полная убеждённость не помешала применить один из любимых приёмов. Кроме неизменного «тульского токарева», при мне всегда находились различные приспособления, технические примочки. Из грудного кармана извлёкся секретный прибор, похожий на обыкновенную ручку. С его помощью я выстрелил маячок спутникового слежения. Расстояние до удиравшего автомобиля равнялось метрам восьмидесяти. Удача! Я прицелился и попал. Убедившись, что нужная цель достигнута и что машина поехала с дополнительным грузом, я вернулся в приличное помещение и уселся дожидаться приезда милиции.
Оперативная группа прибыла на удивление быстро. Возглавлявший сотрудник, находившийся в чине майора, энергично взялся за розыскное дело. Велев никого не выпускать, он поочередно всех допросил. Когда дошла моя, едва ли не крайняя, очередь, я предъявил личные документы, выданные на имя Борисова, пересказал, что увидел, утаив немаловажную деталь с чувствительным маячком. Оснований для долгого задержания не возникло, и я был отпущен под честное слово – являться по первому требованию.
Надлежало подумать о скором ночлеге, и я решил найти приличную гостиницу, но обязательно где потише. Пришлось отправиться на проспект Энергетиков и забронировать номер в маломестных апартаментах «Небесные звёзды». Место не считалось особенно примечательным; правда, комнатное убранство выглядело комфортным. Мне достался номер с двуспальной кроватью, что для одного человека было более чем достаточно. Необходимые удобства имелись в доступном наличии, да и скромные ценники всецело устраивали. Оставалось хорошенечко выспаться, чтобы со свежими силами продолжить усиленно во всём разбираться.
Глава III. Допрос в милиции
Проснулся я отдохнувшим и подвёл неутешительные итоги. Посещение Санкт-Петербурга ознаменовалось сразу двумя убийствами. Первый труп являлся братком преступной группировки, по прозвищу Борзый; второй – мой коллега, хороший товарищ Александр Карелин. Оба убийства вязались со мной, но каким именно образом – я надеялся выяснить в ближайшее время.
Для начала необходимо, под каким-нибудь благовидным предлогом, попасть в управление внутренних дел, где через спутниковую связь определить, куда отправился прикреплённый к БМВ крохотный маячок. Покамест я не хотел расстраивать придуманное инкогнито, ведь мне ещё предстояло внедриться в преступный мир Петербурга. И тут я вспомнил Угара! Всё равно он меня узнал, а сотрудником он считался надёжным. Поэтому я счёл возможным попросить активной помощи именно у него и позвонил на домашний номер. Время являлось достаточно раннее: часовые стрелки только-только перевалили за пять. Неудивительно, что с той стороны послышался не сильно довольный голос:
- Да, слушаю… какого дьявола?!
- И тебе доброе утро тоже, - понимая Дмитриево состояние, любезно заметил я, после чего не замедлил перейти к насущной просьбе: - В общем, Угар, тут дело такое… Помнишь, ты вчера уехал на убийство Борзого?
- Конечно, ведь прошла всего одна ночь, да и то не полностью, потому что, в отличие от кораблей свободного плавания, - недовольный собеседник намекал на разбудившего «негодяя», - я пришёл домой далеко за полночь.
Вспомнив все любезные слова, какие употребляются, когда извиняются, я передал их Тоцкому, после чего продолжил:
- Понимаешь?.. Мне не к кому обратиться в Питере, кроме тебя. Короче, я желал бы оставаться Сеней Борисовым. Если же я везде начну махать «фээсбэшными» корочками, не раскрыться будет достаточно трудно – ты не считаешь?
- Понял. В чём суть проблемы?
- Помощь мне потребуется несколько необычная, - продолжал я словесно грузить, - под благовидным предлогом мне нужно попасть в петербургское управление и получить недолгий доступ к штатному спутнику.
- Трудновато...
- Поэтому у меня возникла одна идея. Ты придёшь сегодня на службу да сообщишь, что имеется бесценная информация; дескать, некто Семён Борисов, поселившийся в отеле «Небесные звёзды», случился прямым свидетелем убийства Борзого – а может, причастен и сам?
- Так. Что дальше?
- Расскажешь, что обладаешь достоверными сведениями, - развивал я хитрющую мысль, - типа, знаешь, будто Борисов зашёл в подземный тоннель, по ходу движения. За ним проследовал Борзый, но обратно вышел лишь я. Куда делся покойный бандит – тебе не хуже меня известно.
- Интересно, ты что, действительно был на месте?
- Да, и при озвученных сейчас обстоятельствах.
- То есть хочешь сказать, - засомневался Угар, - что к убийству ты не причастен?
- Знаешь, я и сам пока не очень уверен, ведь новоявленный мертвяк за мной немного послеживал. Хотя сам я в него не стрелял, но что-то подсказывает, что его нечаянная смерть напрямую касается моей нескромной персоны.
Высказав Угару всё, что стало известно, я тут же осведомился:
- Как, ты мне поможешь?
- Хорошо, а на чём построить первичное обвинение? - вникал в основные детали Дмитрий. - Каким мы образом вышли именно на тебя?
- Придумайте что-нибудь, - развивая логичную мысль, я продолжил «рыть глубокую яму». - Скажите, кто-то производил любительскую видеосъемку, а случайный кинооператор запечатлел, как мы поочередно заходили в полутёмный тоннель, но вышел оттуда один, конечное дело, я. Заодно осмотрите комнату инвентарного инструмента, может, найдёте что-то указывающее на меня. А главное! Во время предварительного допроса ты должен сделать так, чтобы мы с тобой оказались один на один.
- Ладно, жди скорых гостей, - ответил Тоцкий и повесил проводную трубу.
Едва телефонная связь прекратилась, я стал размышлять, как бы мне не заехать в головное управление надолго, и только в ту сторону. Всего, что я наговорил, вполне хватает, чтобы закрыть меня, и даже предъявить конкретное обвинение. Озадаченный, я немедленно составил шифровку верховному руководству и попросил их поучаствовать в моей бедной судьбе – заставить «питерцев» не торопиться с установлением убийцы Борзого. Я уточнил, что надавить на них нужно не ранее послеобеденного времени, часов после трёх-четырёх пополудни.
К половине десятого утра я оказался полностью собран: помыт, побрит, одет и подстрахованный отправленным наставлением. «Тульский токарев» и все оперативные примочки я оставил в гостиничном номере. Хорошо понимая, что явись я с ними в управлении внутренних дел – придётся долго объяснять, для чего они предназначены. Я предпочел отправиться налегке.
Ожидание тревожное особо не затянулось. Тоцкий выполнил поставленную задачу – и в дверь моего номера ненавязчиво позвонили.  Я открыл.  На пороге стояли двое штатских людей, обличённых такими рожами, что если бы захотелось по ним ударить, то промахнуться навряд ли бы получилось. Лицевые выражения указывали на явное наличие низкого интеллекта. Скорее всего, присланных сотрудников использовали именно для подобного рода несложных заданий, потому что отказать столь бравым ребятам «проехать с ними!» стало бы сложно.
- Гражданин, как Ваше полное имя, - поинтересовался один, разворачивая служебное удостоверение «оперативного сотрудника петербургского главка», - желательно подтвердить его персональными документами.
- Вот личный паспорт, - ответил я крайне любезно, представляясь коммерческим деятелем.
Мордатый оперативник внимательно его изучил, в ходе чего квадратная физиономия значительно просветлела. Улыбнувшись, тоном не терпевшим ни маленьких возражений, он грубо распорядился:
- Вам, господин Борисов, придётся проехать с нами – для выяснения деликатного дела.
- Я так понимаю, если вопрос риторический, спрашивать о побудивших причинах не стоит, - съязвил я и также едко добавил: - Вещички собрать или можно пока воздержаться.
Мне было отлично известно, как разовьются последовательные события, но я не преминул сыграть туповатую роль «несведущего болвана».
- Вещи Вам не понадобятся, - сострил второй, - на питерском кладбище они не к чему, ха-ха! - он рассмеялся собственной плоской шутке.
Зная, что неприветливое обращение с лицами, подозреваемыми в убийстве, вполне естественно, и что, продолжая умчать, на пустом месте рожу реальную конфликтную ситуацию (она совсем не входила в первичные планы), я прикинулся полным профаном и скромно изрёк:
- Что ж, ведите, совсем нелюбезные господа.
Как уже говорилось, я полностью подготовился к милицейскому путешествию, поэтому запер гостиничный номер и последовал за могучими конвоирами. Мы спустились вниз, где возле парадного подъезда дожидалась убогая служебная тачка. Без лишних затруднений все вместе в неё погрузились и отправились в «убойный отдел», где мне готовилась тёплая встреча.
По городу мы проехали без каких-либо происшествий и прибыли на Суворовский проспект, к серому угловому зданию. Начиная со второго этажа, кверху поднимались двойные колонны, придавая строению дополнительную величественность; они как бы показывали его законную значимость. Чихавшая машина остановилась у главного входа. Не мешкая, мы покинули вовсе не ёмкий салон и втроём отправились внутрь. Провели меня в оперативную зону и завели в непривлекательный кабинет, где находилось три озлобленных сыщика. Среди них я с удовольствием отметил Угара. Он оказался немного навеселе, хотя время едва-едва приближалось к обеду. Другие сотрудники существенно отличались от тех, горилообразных, что меня и доставили. Хотя развитое телосложение не вызывало сомнений в достаточной силе, лица являлись привлекательными, в проницательных взглядах угадывались недюжинный ум и глубокая рассудительность.
Рассматривая внимательней, я убедился, что один чуть ниже другого, что имеет карие глаза и что выделяется ровной формой округлого черепа; стричься ему, вероятно, не нравилось, потому как он выглядел абсолютно лысым. Сверху, на неприкрытой рубашке, находилась оперативная кобура, одетая на плечи и спускавшаяся под мышку; в ней легко угадывался традиционный милицейский «макаров». Второй был, естественно, выше. Резковатые движения отличались неутомимой энергией, голубые глаза выдавали живого, чертовски недоброжелательного, «мента».
Мне, как никому, была известна жёсткая процедура допросов, поэтому, едва мы взаимно представились (естественно, по документам Семёна Борисова), я рассказал, что прибыл в град Питер как коммерческий представитель – для развития деловых отношений с крутыми предпринимателями. Технические процедуры заняли около часа; наступало обеденное время и меня попросили посидеть в коридоре, так и не перейдя к основной причине, по какой изволили потревожить. Вывели в протяжённый проход и посадили на прикрученной лавке. Сами опера отправились с пользой проводить внеслужебное время. Ушли они все втроём, но минут через пять ко мне вернулся Угар и подсел на соседнее место.
- Какие наши дальнейшие действия, - произнёс он, стараясь казаться непринуждённым.
- Проведи меня к компьютерной технике, имеющей выход на спутник.
- Пошли, но у нас чуть меньше пятнадцати минут.
- Это более чем достаточно, - ответил я, - нужно только, чтобы связь оказалась устойчивой.
Мы прошли на другой этаж, в инженерный кабинет, где имелось всё нужное оборудование. Выйдя на федеральный спутник, я ввёл несложные коды и безошибочно угадал, где запущенный маячок находится; он удалился на городскую окраину. Я запомнил последний ориентир, свернул программное управление, после чего обратился к Тоцкому – сказал, что можно идти обратно. Тактическая операция заняла у нас не более десяти минут. Я с удобством развалился на протянутом стуле, жёстко привинченном у кабинета питерских милицейских сотрудников. Те мечтали вырвать у меня признательные показания – на убийство бандита Борзого. Они и не догадывались, какой поганенький сюрпризец я им приготовил, – только бы московские коллеги успели отреагировать на посланную шифровку.
Через минут пятнадцать явились сытые дознаватели, и честно скажу: по ним я вообще не соскучился. Приняв решение играть до конца, я приготовился стойко переносить уготованные страдания.
Меня провели в пыточный кабинет. Грубым тоном, возразить коему для здоровья было вовсе не безопасно, мне предложили усесться на деревянный стул, поставленный ровно посередине. Понимая, каким я пользуясь подчёркнутым уважением, поспешил исполнить их злобное указание. Что повыше, представился майором Лисиным и начал словесную давку:
- Итак, уважаемый господин коммерсант, зачем же Вы, действительно, прибыли в наш спокойный город? - он ещё и острил. - Мне кажется, Вы чего-то не договариваете?
- Да нет же, - отвечал я, стараясь казаться искренним, - всё, что мною рассказано, соответствует суровой действительности. Чего-либо укрывать у меня не возникает никакого желания.
- Тогда объясните, милейший, - вступил в словесный допрос второй, носивший звание капитана; он выделялся странноватой фамилией Зарубало, - что Вы делали вчера, около шестнадцати часов, в станции метро «Маяковская».
- Имел невинное намерение совершить посадку на электрический поезд и двинуться по нужному направлению, - выдвинул я простецкую версию.
- Знаете ли, Вы, дорогой господин путешественник, - Лисин снова язвил, - что, пока вы нетерпеливо ждали, рядом с Вами совершилось убийство одного криминального гражданина?
- Да, ладно?! - я выразил неподдельное удивление. - Очевидно, оно случилось чуть раньше, ну? или позднее – при мне никого не убили.
Я почти не лукавил, потому что хотя и видел покойного Борзого, но находился в полном неведении, как точно его «мочканули».
Допрос с пристрастием тем временем продолжался.
- Однако, - настаивал Зарубало, без моего согласия переходя на бесцеремонное «ты», - у нас есть неопровержимые доказательства. Какие? Сначала в туннельный проход заходишь – ты, а следом криминальный боец, по прозвищу Борзый, по фамилии Груздев, по имени отчеству Николай Сергеевич. Обратно, заметь, вышел один лишь ты. Озвученный Коля был найден мёртвым – он, простреленный, тихо полёживал снизу, прямо на рельсах.
Я сделал изумлённое выражение, не понимавшее сути происходившего.
- Нам бы очень хотелось себе прояснить, - подхватил его тему Лисин, - что ты, наглая морда, изволил там делать и как случилось то пулевое убийство.
Решив оттягивать контрольное время, я продолжил усиленно упираться:
- Можно ознакомиться с добытыми доказательствами?
- Всё очень просто, - настаивал Зарубало, - в то время один молодой человек занимался любительской видеосъемкой. Узнав о случившемся преступлении, он бескорыстно предоставил отснятую видеокассету. Мы её просмотрели и безошибочно отгадали, что убийство Груздева и твоё станционное посещение – оба они связаны между собой напрямую.
- Сам понимаешь, - добавил Лисин, - установить твою личность труда не составило.
- Тогда, наверное, не станет дополнительным затруднением показать мне кассетную запись, - наглел я, прекрасно осознавая, что ничего посмотреть мы не сможем.
- Всему своё время, - осёк меня майорский опер, - сверх того, мы осмотрели кладовую, расположенную недалеко от места убийства. Там обнаружен подозрительный след, и что-то мне подсказывает, если тот ботиночный отпечаток сравнить с твоими туфлями, то будет полное сходство.
И здесь он промазал. Ожидая их скорый приезд, я успел купить другую обувку, а старые туфли выбросил в уличный мусорный бак. К нему как раз подъезжала погрузочная машина. Теперь, для того чтобы произвести их доказательное сличение, сначала потребуется осмотреть бескрайнюю питерскую помойку. Про себя улыбнувшись, вслух я отметил:
- Не исключаю, потому что прекрасно знаю, как в нашей любимой стране фабрикуются неявственные улики. Хотелось бы всё-таки просмотреть предъявленную видеозапись – я настаиваю! Предположу, если удалось заснять, как мы с убитым заходим в туннель, возможно, имеются и другие сведения; например, как входит кто-нибудь третий. Немало вероятно, что вы ту существенную деталь нечаянно проглядели.
- То есть ты признаёшь, что заходил туда совместно с Борзым? - перешёл на повышенные тона капитан Зарубало.
- Нет, не признаю, - продолжал ёрничать я, - просто любопытно насладиться изучением собранных доказательств. Мне начинает казаться, что никакой кассеты нет и в тухлом помине.
Майор Лисин ожесточённо похрустел стальными пальцами. Не вызывало ни малых сомнений, что затянувшийся допрос подходит к «чувствительной части».
- Как бы не так, - заорал он и грубо, и яростно, а следом нанёс в мою грудь нехилый удар.
Как ранее говорилось, я имел натренированную фигуру, и бойцовская практика не являлась в диковинку. Поэтому я выдержал первичное нападение, завершившееся внушительной оплеухой, последовавшей со стороны Зарубало. Приготовившись и дальше стойко выдерживать несчётную порцию болезненных тумаков, я, чтобы получить короткую передышку, растянуто попросил:
- Могу ли я немного подумать?
На редкостную удачу кабинетная дверь отворилась, и зашёл начальник моих невольных мучителей. Он отозвал обоих сотрудников в угол и стал им настоятельно чего-то советовать. Время перевалило четыре часа пополудни, и я прекрасно понимал, что (именно!) он им сейчас говорит. По моей же личной инициативе непочтительным операм разъяснялось, что и без того нелёгкое дело значительно осложняется, что появился какой-то подозреваемый, известный (как ни странно?) лишь высшему руководству, и что я, очевиднее всего, не имею к убийству Борзого никакого отношения (от слова «совсем»). Положение дел меня вполне устраивало, единственно, обратилось внимание, что Угар опасливо вздрогнул. Я не придал проявленной реакции осмысленного значения, списав её на чисто похмельный синдром; помимо прочего, ему ещё предстояло оправдаться «за не нашедшую подтверждения никчёмную информацию». Тоцкий считался «птицей стрелянной», и в его разговорных способностях я ни секунды не сомневался.
После непродолжительной отдельной беседы, майор произнёс:
- Извините дорогой гражданин путешественник, вышла маленькая ошибочка – Вы можете быть свободны.
- Вы не представляете, милые служители закона, до какой степени я сейчас счастлив, - иронизируя, не преминул вставить я некорректное замечание, - что наше непродуктивное общение нисколько не затянулось. Желаю всем здравствовать!
После язвительных слов, получив «пропускной билет», я отправился к выходу. Мне повезло, что федеральное руководство не затянуло и своевременно тормознуло питерских сыщиков; стоило им замешкаться, и выбраться так безболезненно – мне вряд ли бы посчастливилось. Но! Всё прошло как по писанному, и у меня имелись истинные координаты, где скрывается «затравленный» маячок. Что-то мне подсказывало – дело сдвигается с мёртвой точки.
Глава IV. Прекрасная секретарша
Интересовавший адрес находился в Невском районе, на самой его окраине, и являлся автомобильным салоном. Трехэтажное здание, исполненное в кубической форме, отливало синевой стеклянных витрин; сквозь них наблюдалось множество иностранных автомобилей различных моделей. Помимо внутренних помещений, презентабельные легковушки находились на улице, на территории, огороженной прутковым забором; он представлял соединение квадратных штырей, смонтированных на одинаковом, сантиметров до десяти, расстоянии. Центральные ворота являли конструкцию, в целом похожую, единственное, в верхней части они сводились под правильный конус.
Время случилось позднее. Автосалон закрывался. В тот момент, когда я к нему подходил, с внутренней территории как раз выезжал примечательный БМВ; он был точь-в-точь, как причастный к убийству связного, и наводил на очевидные размышления, что продвигаюсь я в правильном направлении. Покрутившись какое-то время, как обычный зевака, я внимательно изучил искомый объект, не позабыв отметить, что ничего примечательного пока здесь не почерпну и, унылый, отправился отдыхать. Я прекрасно понимал, что завтра мне понадобятся немалые силы, моральная и физическая выносливость. Что поспособствует их естественному восстановлению? Правильно, плотный ужин и целительный сон.
До отельного номера посчастливилось добраться без дополнительных приключений. Основательно подкрепившись, я повалился в кровать и отправился в сказочное царство Бога Морфея. Ночь прошла спокойно. Проснулся я бодрым, готовым решительно «шилокрутить».
- Что ж, Барон, - подумал я вслух, - пора навести немного шороху – покуролесить в осином гнезде, - и, весело улыбаясь, отправился из комфортного номера.
Прибыв едва не к открытию, я дерзко проследовал внутрь, представился тверским торгашом и попросил пропустить к салонному дилеру. Пришлось подниматься на третий этаж. В приёмной сидела несравненная, ослепительной красоты, секретарша. На миг я просто застыл, не в силах оторвать восторженных глаз. Кое-как пересилив то трепетное волнение, я обозначил цель внепланового визита – сообщил, что имею благое намерение завести деловые связи с питерскими предпринимателями. В следующий момент она прошелестела миленьким голосом: «Господин Туркаев серьёзно занят, но, думаю, через несколько минут он всё же Вас примет». Наслаждаясь немыслимой интонацией, в моей любвеобильной головушке само собой родились чувственные стихи:

О, Ангел! Нет, скорей Богиня!
Спустившаяся с небес,
В миру ты будь, моя Княгиня,
Существованья интерес.

Тебе готов я поклоняться,
Мой сладок сделался удел.
В мечтах в тебя я стал влюбляться,
С тех пор, как облик лишь узрел.

Ты воплощаешь смысл жизни,
На радость, счастье создана,
Тебе готов отдать полжизни,
И в общем, гибель не страшна!

Ты так прекрасна, что нет силы,
Очарованье передать пером,
И представляя образ милый,
В мечтаньях уплывать притом!

Твой голос так ласкает сердце,
Как летний лёгкий ветерок,
Глаза поманят, словно в детство,
Напомнят про любви урок!

Улыбка просто очарует,
Во взгляде можно утонуть,
Густые волосы волнуют,
В объятьях хочется заснуть!

Действительно, представленной красоты мне видеть ранее, ну! просто не приходилось. Хотя, если быть откровенным, повидалось немало. Сев ожидать, я украдкой разглядывал объект неутолённого вожделения. На вид ей исполнилось лет двадцать пять (может, чуть больше?); невысокий рост казался высоким – так строен был восхитительный стан; смуглая кожа при ярком свете приобретала чудесный золотистый оттенок; в невинном лице таилось нечто наивное, детское, и, несмотря на яркую женственность, румяные щёки наводили на мысль о двенадцатилетней девочке, синие, сиявшие задором глаза – о девятилетней, а миловидный изгиб коралловых губ – о крохе, всего вернее о пятилетней; густые каштановые волосы, элегантной чёлкой закрывавшие лоб, сзади перехватывались красненькой ленточкой. Среди женщин, одетых в серый строгий костюм, она являлась единственной, которая могла похвастаться тем ярким, не к месту приспособленным, украшением; изумительные, точно точёные ножки помещались в остроносых удобных туфельках, не отмеченных завышенной шпилькой, и виднелись из-под выше обычного укороченной юбки. Подводя ошеломлённый итог, она излучала настоящую волшебную притягательность.
Возвышенные помыслы прервались серой действительностью. Кабинетная дверь распахнулась, и в приёмные апартаменты вышли двое мужчин: массивный хозяин и худенький посетитель. Проводив ушедшего гостя, Туркаев, возвращаясь, обратил внимание на меня. Выяснил о цели незапланированного визита и предложил направиться сразу к нему. Не буду особенно заостряться, что в преступном владельце я сразу признал человека, стрелявшего в Дантеса Карелина, нет! Я прибыл сюда не за мгновенной вендеттой, а продолжал продвигаться к детальной разгадке: кто набрался неслыханной наглости и кто имеет жгучее желание стащить государственную валюту? Я полагал, что во время убийства Туркаев меня не видел; по-моему, он с такой поспешностью удирал, что ни разу даже не оглянулся.
Когда мы взаимно представились, я сел на предложенный стул – напротив стола авторитетного собеседника. Каким Олег Туркаев выглядел человеком? На вид ему исполнилось не меньше лет тридцати; приятная внешность неплохо сочеталась с мужескими чертами и выдавала субъекта властного, честолюбивого, способного подмять под себя других; атлетическая фигура сочеталась с высоким ростом и ясно давала понять, что глупые шутки с ним точно закончатся плохо; пепельные глаза метали скрытые молнии и гармонировали с коротенькой стрижкой; тонкие губы, когда ядовито щерились, открывали блистательный ряд полностью золотых зубов – в общем, вся его зверская внешность наводила на дельную мысль, что бандиствующий «супчик» не лишился удовольствия посетить тюремные места заключений. Оделся он (бывший зека) просто шикарно: дорогой, с блестевшим отливом, серый костюм великолепно соотносился с розовой, серебром расшитой, рубашкой. Под правой мышкой угадывались знакомые очертания; они напоминали оперативную кобуру, предназначенную явно не для солёного огурца.
- Итак, - начал он деловой разговор, - что Вы, Семён, сказали, привело Вас в северный город.
- Являясь коммерческим представителем, я послан в питерский регион для приобретения полезных связей, с возможным заключением выгодных, чисто успешных, контрактов.
- Почему Вас заинтересовал автомобильный салон – именно наш! Честно признаюсь, мы не планируем крупномасштабных проектов.
Я понял, что неумелый противник тупо меня прощупывает, поэтому прикинулся провинциальным профаном и незастенчиво продолжал:
- Случайно… проходил вот мимо, ослепился иностранным великолепием и решил поискать счастливую птицу здесь.
Заметив, что незатейливые слова производят необходимое впечатление и что туркаевское лицо залоснилось от личного удовольствия, я удвоился в лестной атаке:
- Когда же увидел прелестную секретаршу, то с лёгкостью понял, что здесь не обманут и что Вы именно те компаньоны, какие нужны.
- Да, она у нас неповторимая, несравненная, классная, - расплылся в самодовольной улыбке прельщённый хозяин, - и вовсе незаменимая.
- Да? И каким же образом?
- Она не только усердная секретарша, - продолжил Олег, - она ещё и чёткий бухгалтер, и до сих пор не замужняя, хи-хи, - не удержался он от едких хихиканий.
- Не может быть?! - удивился я едва ли ни неподдельно.
- Да, сердце её неприступное, как валютный запас России.
Я догадался, что последние слова являлись проверочными и предназначались конкретно мне; сразу сообразилось, что бойкие ребята не полные идиоты и что они неплохо себе понимают – появление хитрого парня, каким изволю слыть я, в их бандитском заведении совсем неслучайно. Я выдержал пристальный взгляд, а никак не отреагировав, спокойненько продолжал:
- Интересно, а как её имя? - спрашивать про фамилию я пока не отважился. Тем более что возникла немаленькая уверенность, что с ней мы познакомимся немного позднее.
- Зовут её Катя, точнее Екатерина.
- Старинное красивое русское имя. Я уверен, про неё можно говорить практически бесконечно, но, может, вернёмся к делу насущному?
- Да, конечно… Просто Катя – это визитная карточка нашего заведения, - не без гордости заметил Туркаев, - с тех пор, как она у нас появилась, дела идут в гору.
- Очень заманчиво слышать. После продемонстрированной саморекламы становится понятно, что, наладив совместное сотрудничество, мы нисколько не прогадаем.
В этот момент зазвонил проводной аппарат. Олег снял телефонную трубку, минуту послушал, что ему говорят, а после бросил незримому собеседнику:
- Понял.
Отключившись от связи, он, чем-то загруженный, рассеянно обратился ко мне:
- На чём мы остановились?
По нему было видно, что он куда-то заторопился, что страшно волнуется и что ни чуточку того не скрывает. Я решил воспользоваться встревоженным состоянием и ошарашил прямолинейным вопросом:
- Кстати, не подскажите: где в Питере найти безопасное место, чтоб временно поселится? Громкая слава, как криминальной столицы, вызывает у меня серьёзные опасения: я второй день в городе, а стал невольным очевидцем заказного убийства.
- Неужели?! - напрягся Туркаев. - Как оно приключилось?
- На входе в ресторан «Элитное гнёздышко», - спокойно продолжил я, скрытно наблюдая за последующей реакцией, - кто-то! - сделал словесное ударение, - в упор расстрелял беззащитного незнакомца.
Озадаченный собеседник не смог удержаться и явственно вздрогнул; по растерянному лицу пробежала еле приметная судорога. Мы практически раскрыли друг другу все очевидные карты, мол, понимаем, кто и чего представляет. Впрочем, я ни на шаг не приблизился к поставленной цели. До сих пор не представлялось ясным две вещи: какую особую роль играет Туркаев и как он участвуют в подготовительных процедурах? Что он напрямую связан с хищением американской валюты – у меня не вызывало ни малых сомнений. Означенное обстоятельство подсказывало, что надо бы теперь осторожничать, чтобы не повторить судьбу Алмаза Карелина. Последние соображения показались излишними: я славился своей осмотрительностью!
Мысленные рассуждения прервались салонным хозяином. Он деликатно указал мне на дверь:
- Рад с Вами познакомиться, но обстоятельства чрезвычайной важности заставляют меня поспешить удалиться.
- Да?.. - решив продолжить затеянную игру, изрёк я резонный вопрос. - Как же быть с моим делом?
- Я вообще не вижу неразрешимых проблем. Екатерина Вам всё расскажет, а если Вас что-то заинтересует, то и покажет, - промолвил сухо, а сделавшись сладострастным, негромко воскликнул: - Катенька! Будь любезна, зайди, пожалуйста, ко мне на секунду.
Кабинетная дверь открылась и внутрь вплыла прелестная нимфа; она вызывала неприкрытое восхищение грациозной, до крайности изящной, походкой.
- Что-то угодно? - произнесла она бархатным голосом.
- Познакомь тверского коллегу с представляемым бизнесом, а если он на чём-нибудь заострится, подробно введи его в курс общего дела.
Отдав несложные указания, Туркаев, не дожидаясь, пока мы выйдем, быстрым шагом направился к выходу.
Как только авторитетный владелец умчался, мы с Катенькой (как мысленно, с большим удовольствием, я стал её называть) перешли в приёмное помещение. Она разложила передо мной автомобильные каталоги и занялась привычной работой – ловко застучала красивыми пальчиками по клавишам печатной машинки. Сделав обманчивый вид, что погрузился в детальное изучение, я украдкой разглядывал великолепную секретаршу. Попутно, в расположенный за девушкой оконный проём, я лично увидел, как Туркаев садится на пассажирское место знакомого БМВ и по-быстрому устремляется прочь. «Надо бы познакомиться с бандитским водителем», - сделал я бесспорное заключение и принялся наслаждаться невиданной красотой.
Я расположился в мягком, удобном кресле. Рядом находился журнальный столик, отстоявший в четырёх метрах от рабочего места, где усердно трудилась ненаглядная Катенька. На бесподобной груди красовался служебный «бейджик», только-только входивший в необходимую принадлежность. Я усердно пытался прочесть, что же на нём написано, но и старался не привлекать избыточного внимания. Если долго мучиться, то что-нибудь да непременно получится. Милая девушка изящно привстала, расправила гибкую спину и, словно белый лебедь, поплывший по спокойным волнам, проследовала мимо меня, предоставив узнать, как же её на самом деле зовут. На личной табличке отчётливо значилось: «Ве;трова Екатерина Сергеевна».
Выйдя из приёмных апартаментов, она отсутствовала около десяти минут, чем предоставила уникальный шанс изучить внутренние просторы более чем внимательно. Первым делом я просмотрел, чего она напечатала, – представилась какая-то чушь по накладным салонным расходам. Затем я бессовестно пошарил по ящикам письменного стола; не преминул сосредоточенно изучить установленный в помещении офисный шкаф. Помимо ничем не интересных бумаг, я не обнаружил совсем ничего. Отсутствие явного компромата не вызвало особого удивления: я и не рассчитывал чего-нибудь обнаружить. Хотя сделать несанкционированный обыск был просто обязан – для успокоения бдительной совести. Едва заслышав лёгонький шаг, я плюхнулся обратно, в мягкое кресло, да принялся и дальше изображать приличного недотёпу.
Катенька зашла с оправдательными словами:
- Вы извините, мне потребовалось чуть-чуть отлучиться. Не возникло ли каких-то детальных вопросов?
- Я предполагаю отличные перспективы взаимовыгодного сотрудничества, - ответил я, не переставая поражаться нежному, до тонкости мелодичному, голосу, - но мне необходимо посоветоваться с моими соучредителями. Вы ведь понимаете Екатерина Сергеевна, что, действуя в одиночку, я рискую навлечь непривлекательную немилость.
- Да, да, конечно. Могу ли я предложить Вам чашечку крепкого чая?
- Буду Вам очень признателен, - продолжил я, наслаждаясь приятными тембрами, - с лимончиком – если возможно?
Ловко перебирая прекрасными ножками, она уплыла во вторую комнату, смежную с приёмной и кабинетом Туркаева. «Очевидно, у них, там, столовая», - напросилось резонное заключение. Через пять минут Катюшенька вышла, неся на подносе чайные принадлежности. Она поставила их прямо передо мной, да с таким неповторимым изяществом, что вызвала невольное, странное и непонятное, ощущение. Я задался разумным вопросом: «Что, интересно знать, столь замечательная девушка поделывает в чисто бандитском вертепе?» Что шарашкина контора, как те «Рога и копыта», всего-навсего завуалированное прикрытие – я уже нисколько не сомневался.
Закончив с горячим чаем, я попросил у Катеньки предоставить мне осмотреться и поглазеть на выставляемые модели. Она охотно согласилась помочь, вызвала по внутренней связи гориллообразного верзилу, объяснила, что нужно делать, и вновь занялась «стучавшей» работой. Выходя, я вежливо попрощался, а между делом внёс специальную смуту, объяснив, что мне бы хотелось посетить и другие, конкурентно способные, фирмы. Не буду останавливаться, как я в течении трёх часов, ходил по одному и тому же кругу, как изображал искушённого, технически маститого, знатока и как заваливал подуставших сотрудников тупыми вопросами. Скажу лишь, что, решив не дожидаться главного преступного деятеля, я сослался на неотложные поручения и скромненько удалился. Из сегодняшнего посещения просилось два убедительных вывода: первый – нужно непременно «в дружественной обстановке» пообщаться с водителем Олега Туркаева; второй – определённо тот что-то знает.
Глава V. Третий мертвый
Прохаживаясь по залам, я выяснил, что бандитский автосалон закрывается в семь часов вечера; особо запомнилось, что Туркаев отвозит прелестную секретаршу домой, а сам отправляется отдыхать в какой-нибудь развлекательный ресторанчик. Его дневной водитель домой возвращается отдельно, на личной машине классической российской модели. Не буду ходить вокруг да около. Какой именно автомобиль принадлежит водителю – я тоже узнал. Помимо прочего, я выяснил, что зовут его Игорёк Караваев. 
Обладая достаточной информацией, нужно дождаться скорого вечера и Гошика (как я мысленно его окрестил) невидимо проводить. Чтобы убить бесцельное время, я отправился подкрепиться, а заодно обдумать реальное положение.
Ровно в половине седьмого вечера я нанял такси и остановился караулить недалеко от туркаевского салона, напротив ворот. Добродушный водитель (мужчина, на вид достигший лет сорока и начинавший изрядно лысеть) по голубым весёлым глазами производил впечатление человека словоохотливого, и я решил осторожно его расспросить:
- Что, дядя, - начал я, - случайно, не в этом районе живёшь?
- Вот уже двадцать пять лет, - непринуждённо ответил тот.
- Меня Сеней зовут, - поспешил я представиться, чтобы вызвать простое доверие.
- Семён, значит, - констатировал приветливый собеседник, - ну, а я обыкновенный Иван.
- Замечательно! Вот и познакомились, - озарился я видимой радостью и перешёл к вещам, куда более мне интересным: - А что, автомобильный сервис давно уже здесь находится?
- Порядка, неверное, лет пяти, - откровенничал Ваня, - только я вот что тебе скажу: он пользуется не слишком хорошей славой, больше того – сомнительной репутацией.
- Даже так? - я выразил почти неподдельное удивление, - Интересно, а с чем она связана?
- Дело тут тёмное.
- Насколько?
- Раньше он принадлежал одному достопочтенному господину.
- Что же с ним стало?
- Около двух лет назад он привёз себе дивную секретаршу, - безнравственно разъяснял учтивый водитель, - а следом, почти через год, скоропостижно скончался – при о-о-очень загадочных обстоятельствах.
- Что с ним произошло? - продолжал я негласный допрос, отлично осознавая, что нахожусь на верном пути и что сейчас мне поведают нечто весьма интересное.
- В его новеньком «мерседесе» отказали супернадёжные тормоза, и он на приличной скорости врезался в автомобильный поезд, как специально выросший у него на пути.
- Неужели? - сейчас я изумился действительно искренне. - Что говорит милиция?
- Ха?! - усмехнулся Иван. - Признали несчастным случаем. Водителя убийственной фуры даже не посадили.
- Хорошо, а как же автосалон? Туркаев что, ему близкий родственник?
- Нет. Здесь дело намного темнее. Туркаев – закоренелый бандит… - говорливый таксист осёкся, сообразив, что болтает «лишнего» и сразу поправился: - По крайней мере, так говорят.
Хоть что-то уже. Пускай ещё полный сумбур, но кое-что всё-таки чуть-чуть прояснялось. Я обратил внимание, что часовые стрелки приблизились к «без десяти минут семь». И тут! Возбуждённый Караваев лётом выскочил из синеватого здания и бегом направился к вишневой «пятёрке». Поспешно завёл и, не прогревая, вымчался со вражеской территории. Я рекомендовал угодливому шофёру следовать строго за ним, но держаться немного поодаль, чтобы не привлекать достаточное внимание. Мера являлась лишней. Судя по характерному ходу, Игорьку случилось совсем не до нас; он очевидно нервничал и сильно куда-то спешил. Интересно – куда?
Гошик проехал четыре квартала и заехал во двор девятиэтажного дома; он остановился и, выйдя из машины, зашёл в открытый подъезд. В витринные стёкла я различил, как он поднялся на третий этаж, отпер входную дверь и проследовал внутрь. Я расплатился с радушным таксистом и, не напросившись в гости заранее, отправился навестить Караваева. Спокойно поднявшись на требуемую площадку, я неожиданно обнаружил, что дверная створка осталась не заперта. То ли большая удача, а то ли?.. Напряжённый, я быстро зашёл в чуть приоткрытый проём. Моим первичным намерением был резкий натиск, не позволявший ни грамма опомниться. Достав излюбленный «тульский токарев», я принялся шаг за шагом обследовать двухкомнатное жилище.
Осмотрев непрезентабельные комнатёнки и малую кухню, я никого не обнаружил и продолжил последовательные исследования. Вначале заглянул в туалет, затем, соблюдая основные правила спецназовского осмотра, перекинулся в ванную. От увиденного вырвался недовольный крик:
- Дьявол!
Далее, убрав убойную «пушку», я грустно добавил:
- Черти меня раздери-то, что же здесь происходит? Моё посещение славного Питера всё больше обрастает свежими трупами – они липнут как будто бы специально.
В избранной профессии явление считалось вполне очевидным, поэтому, быстро закончив словесные причитания, я пристально изучил очередного покойника. Судя по кругленьким дырочкам, зиявшим в сереньком свитере, кто-то угостил Игорька доброй свинцовой порцией; да и пуль, по-моему, ничуть не жалели. Я насчитал пять отверстий телесных и одно головное. Продолжил более детальный осмотр. Туловище приняло положение литеры «Л»: верхняя часть закинулась в ванну, ноги свесились на пол. Помывочная ёмкость заполнилась гошиной кровью. Осмотрев карманы коричневых брюк, обнаружил водительское удостоверение, выданное на имя Караваева Игоря Викторовича, да денежные купюры – долларов триста. Я почему-то предположил, что валютные капиталы убитому ни к чему, а потому забрал их себе; личные документы вернулись на прежнее место.
Закончив занятие, наиболее неприятное, я мысленно купил себе новенькие ботинки, и, как обычно, остался верным служебному долгу, и проделал следующие мероприятия: бросился в соседнюю комнату, набрал «02», рассказал о случившемся происшествии и назвал точный адрес, который выяснил из караваевских прав. Как и всегда, представляться я не отважился. Едва закончив телефонную трепотню, я услышал в коридоре лёгонький шорох… Вслед за ним последовал звук хлопнувшей двери.
Особенно не раздумывая, я устремился вдогонку. Две секунды потерялось на отпирание щёлкнувшего замка. Выбежав на лестничную площадку, увидел, как к первому этажу спускается проворненький паренёк. В неуёмной головушке настойчиво крепла шальная мысль, что если того догнать и задать ему парочку нескромных вопросов, то прольётся свет на некоторые, особо интересующие, подробности. Проникнувшись полной уверенностью, я начал преследовать.
Оказавшись на улице, мне бросилось в намётанный глаз, как преследуемый хлопец запрыгнул в бежевую «шестёрку» и возымел настойчивое желание по-быстрому скрыться. Естественно, я не мог того допустить! Расстояние между мной и удиравшей машиной увеличилось метров до тридцати; она набрала приличную скорость, и догнать ее бегом не имело практичного смысла. Недолго думая, извлёк наружу прославенный «тульский токарев». Хорошенечко не прицелившись, выстрелил в переднее колесо. Уличная стрельба являлась делом обыденным: она периодически возникала то в том месте, а то в ином, и я палил из огнестрельного оружия без всякого зазрения совести. Меткая пуля угодила в стальную основу, не причинив вреда наружной покрышке. Перед тем как покинуть дворовую территорию, необходимо миновать высокую выездную арку. Приблизившись к ней вплотную, неумелый водитель немного притормозил, чем предоставил уникальную возможность поточнее направить прицельную мушку. Прогремел одиночный выстрел. Я присмотрелся: выпущенный заряд достиг назначенной цели. Подстреленный транспорт тотчас же занесло и резко бросило влево – она врезалась в угол здания, ровно под аркой. Чтобы не позволить успешно «раскантоваться», я устремился бегом, быстро приблизился и нагло расхлебенил водительскую «калитку». Имея неуёмное желание достигнуть взаимного понимания, оточенным ударом хрястнул в злодейскую переносицу. Ответом брызнули обильные слёзы, а округлённые глаза мгновенно подплыли; из носа заструилась багровая жидкость.
Было очевидно, что я сломал ему переносицу, и какое-то время оказывать должного сопротивления тот явно не сможет. Тоном, не терпевшим никаких возражений, я «вежливо» попросил пересесть – подвинуться на пассажирское кресло. Он был никакой уже не боец: болевые ощущения парализовали мужскую волю, и он безропотно мне подчинился. Я прыгнул в водительское сиденье и не спеша заехал под арку. Колесо проявилось пробитым, что причиняло немалые неудобства, но ехать было возможно.
- Где мы можем спокойненько пообщаться? - озадачился я всецело нормальным вопросом. - Желательно, чтобы местечко считалось тихим – это понятно?
- Конечно, - всхлипывая, ответил побитый мужчина, - можно ко мне.
- Где ты живёшь?
- Недалеко, в соседнем квартале.
- Хорошо, поехали. Указывай прямую дорогу.
Рулевую баранку тянуло влево, но кое-как мы всё же доехали.  По пути между нами состоялся ознакомительный разговор:
- Тебя как зовут, паря? - поинтересовался я задористым тоном.
- Володя.
Выглядел он лет, наверно, на тридцать пять; чёрные волосы остались взъерошенными; под оливковыми глазами имелись круги, синюшные и подплывшие; худое лицо выглядело обрюзгшим, что указывало на длительное пристрастие к губительной выпивке; средний рост и худощавое телосложение выдавали не развитого в физическом плане обычного человека.
- У меня к тебе дельное предложение, Вова, - я продолжал, - покаяться как на божественной исповеди.
- Очень хотелось бы знать: в чём именно?
Видя, что он мне нахально ёрничает, от убедительных комментариев я пока воздержался.
- Всякому человеку всегда есть о чём раскаяться. Ты же не хочешь, чтобы наше знакомство продолжилось так же, как началось?
Вовочка (как мысленно я его обозвал) поёжился и почесал ушибленный нос; видимо, начальное развитие отношений не особо ему понравилось.
- Я бы все-таки предпочёл узнать, что от меня потребуется? - настаивал Вова.
- Если светлые мысли глупую голову покамест не посещают, - сделал я закономерное заключение, - возьмусь предположить, что ты ещё не отошел от радостных ощущений, вызванных внезапно завязавшейся дружбой, - пошёл ответный сарказм, - и выскажу разумное предложение: отложить несостоятельный разговор, пока встряхнувшийся мозг немного не проясниться.
Владимира предложенная постановка вопроса устроила целиком и полностью.
Глава VI. В квартире у Владимира
Возвращаясь к сказанному, мы проделали путь до Володиного дома без всяческих приключений. Бросив потрёпанную машину в невзрачном дворе, поднялись на второй этаж и зашли в среднюю, из трёх соседних, квартиру. Я обратил внимание, что дверь оставалась не запертой.
- У тебя кто-то есть? - задался ничуть не оригинальный вопрос.
- Нет, - сухо бросил лукавый хозяин, - я ключи потерял.
- Хорошо, - на всякий случай я расстегнул сокрытую кобуру, - двигай вперёд.
Как только мы оказались во внутренних помещениях, он откуда-то, из одного ему известного места, извлёк бейсбольную биту и, сильно размахнувшись, нанёс нехилый удар; он направил его в мою шальную голову. Где ему, бедному, было знать, что я не раз оказывался в непривлекательных ситуациях и что всегда готов к чему-то похожему. Резво уклонившись, я сделал шаг влево, второй на ход, просчитал движение вражьего тела, эффектно полуприсел и правым локтем мощно ткнул его в незащищённую грудь – в область солнечного сплетения.
Вовочка зашатался и одичало присел, хватая ртом воздух. Дыхание считалось конкретно сбитым и требовалось определённое время, чтобы оно хоть как-то восстановилось. Предоставив ему минуты две или три, за которые он мал-помалу очухался, я подхватил неучтивого хозяина под мышки, перенёс его в зальную комнату и продолжил искать взаимного понимания.
- Когда до тебя, Володька, дойдёт, что я хочу простой, чисто откровенной, беседы, - говорил я, беря его средний палец и яро загибая в тыльную сторону.
Раздался своеобразный хруст, Вовины глаза наполнились густыми слезами – можно не сомневаться, он испытывал нестерпимо жуткую боль.
- Что тебе от меня нужно? - запричитал непочтительный собеседник. - Я ничего не знаю.
- Странно?.. - усиливая болезненное давление, продолжил я спокойно, как будто ничего и не делал. - Лично у меня крепнет настойчивое предубеждение, что ты пытаешься ввести меня в наивное заблуждение.
- Я же говорю, - извиваясь всем телом, вопил хозяин квартиры, - я не пониманию, что тебе нужно?!
- Да?.. Правда? Я ведь могу ещё и грязными пассатижами ногти срывать да зубы вытаскивать. У тебя пассатижи есть?
- Нет.
- Очень жаль. Что же нам с тобой делать?
- Просто объясни мне, чего тебе надобно? - видимо, Владимир решил начать откровенничать.
- Меня интересует преждевременный уход из жизни Гошика Караваева, случившийся, как что-то подсказывает, без его и Господа Бога прямого согласия.
- В смысле?! - выпучивая недоумённые очи, изумился Володя. - Разве Гоша скончался?
- То есть, я понимаю, ты хочешь уверить, что о безвременной кончине водителя господина Туркаева ты первый раз слышишь – не так ли? Или, может, я ошибаюсь? - ломая захваченный палец, я продолжил пристрастный допрос.
Дико взвыв, Вовочка забрызгал меня солёной влагой и громко запричитал:
- О чём ты говоришь?! Я только в его квартиру зашёл. Мы договорились встретиться посидеть, да и культурненько отдохнуть – немного выпить и закусить.
- Допустим… Зачем ты тогда побежал?
- Увидел незнакомого парня, звонившего в милицейское отделение, и – от греха подальше! – решил быстрее свалить – вот вроде и всё.
«Постпыточное» признание походило на голую правду – после проделанных испытаний вряд ли кому взгрустнётся изворачиваться и дальше? Закрепиться в стопроцентной уверенности мне, к грусти, не удалось, потому что в квартиру вошли двое, мною не приглашённых, приятелей. Заставшие нас за неприятным занятием, посетители решили меня проучить: воздать по заслугам и яростно наказать. Они гляделись одинаковым ростом и обладали жилистыми телами; оба оказались немного навеселе. Предположив, что втроём они доставят мне лишние хлопоты, я кинулся на боевое опережение.
Схватив Вову, сидевшего на полу, руками за голову, я резко выбросил согнутое колено и повторно познакомил с болезненным носовым переломом. Тот моментально лишился сознания. Из полусидевшего положения, распрямляя обе ноги, я ловко отпрыгнул в сторону. Если бы я чутка замешкался, то получил бы увесистую затрещину, направленную в висок. Энергично развернувшись вокруг незримой оси, я хлёстко пнул в непривлекательную физиономию второго врага.
- Вали его! - закричал уже третий.
Он вступил в поединок, схватив деревянный стул. Попытался проверить его на прочность, нацеливаясь точно мне в голову. Конечно, с его поспешным решением я оказался полностью не согласен и выразил активный протест, подныривая под вовсе не лёгкий предмет. В тот же момент, очутившись с нападавшим тупицей на расстоянии вытянутой руки, раскрытой ладонью ударил ярому противнику в открытое горло. Он закашлялся и, «обиженный», безвольно присел. На какое-то время его можно было не опасаться.
- Убью, поганую «суку»! - выкрикнул и второй; он достал из брючного кармана остроконечную «выкидуху», направил в мою сторону узковатое лезвие и грозно продолжил: - Молись, трусливая «тварь»!
- Не могу припомнить ни одной подходящей молитвы – может быть, ты напомнишь? Хотя, нет! Помолись-ка, тупоголовый дружочек, уж лучше сам.
Расстояние промеж нас едва ли превышало полметра – каждая ошибка могла бы стать роковой. Поэтому я, максимально собравшись, отлично сгруппировался, встал в удобную стойку и приготовился к отражению внезапной атаки. Произведя пару «технических» взмахов, осатанелый неприятель произвёл некорректный выпад – хотел поразить меня в область сердца. Пришлось переместиться в левую сторону, чтобы пропустить клинковое остриё помимо себя. Одновременно была захвачена вражеская конечность, прочно сжимавшая убийственный нож. Я довёл её на запястный излом, пока не раздался характерный треск сломавшейся вражьей кости. Обезволенный неприятель застонал от мучительной боли.
Не давая ему опомниться, я схватил вихрастую «бестолковку», энергичным движением потянул её книзу и тем же мигом выбросил навстречу согнутое колено; оно столкнулось с расквашенным носом. Слегка «прихрюкнув», тот моментально обмяк. Я его отпустил, понимая, что неприятностей реальных он вряд ли уже создаст. Переключился опять на третьего. Тот давно отдышался и, чётко определив, кто здесь является главным, молча посиживал в дальнем углу.
Я обследовал внутрикомнатное пространство – в поисках подручных средств связывания. Попутно не упускал «живого» мужчину из виду. Обнаружив незаменимый «скотч», надёжно обработал им новых знакомых – хорошенечко связал и руки, и ноги. В довершение усадил их спиной друг к другу и поплотней привязал. Полюбовался немного искусной работой. Так приятно наблюдать, как агрессивные вояки мирно, как два голубка, безмятежно сидят и наслаждаются глухой тишиной. Я подхватил бесчувственного хозяина, перенёс в соседнюю комнату, поудобнее расположился в обшарпанном кресле и принялся дожидаться его нескорого пробуждения.
Во время ожидания, чтобы исключить появление новых незваных гостей, я заперся изнутри. Моя предусмотрительность, несомненно, остановила бы других посетителей, если бы ещё кому-нибудь взбрело в голову прибыть в «захваченный» адрес. 
Часовые стрелки показывали раннюю ночь; я понимал, что потратился на Вовку впустую, но всё же требовалось добросовестно убедиться, основательно допросив бездвижного оппонента. Для ускорения процесса, бесчувственный хозяин облился холодной водой, после чего он стал медленно приходить в себя. Его рука, в месте сломанного пальца, изрядно распухла. Она слегка придавилась правой ногой, давая хорошенько понять, что шутить я больше не собираюсь.
- Так что, Вовочка… ты действительно не знал, что Игорёчка убили? - завёл я «прежнюю песню».
- Говорю же, нет, - всхлипнул Владимир. - Практически каждый вечер мы встречаемся, чтобы выпить вина – то у него на квартире, то у меня.
- Это понятно. Теперь про этих двух «клоунов», что бесцеремонно ввалились в самый неподходящий момент.
- Это наши друзья – Петя и Миша.
- Хорошо, а как они – так вовремя! – у тебя появились?
- Вчера мы договорились встретиться у меня.
- Продолжай.
- Я должен был к половине восьмого заехать за Гошей.
- Интересно?
- Забрать его и вместе с ним приехать ко мне.
- Вот оно что! - понемногу всё прояснялась.
- Ну, а к восьми часам вечера ожидались Миша и Петя.
- Поэтому ты умышленно не запер входную дверь?
- Правильно. Если бы они пришли, а нас ещё не было, то вошли бы вовнутрь и остались преспокойненько нас дожидаться.
- И именно на них ты рассчитывал, - проясняя несложную ситуацию, сделал я детальное заключение, - когда мы ехали на домашний адрес?
- Да, я предполагал, что втроём мы тебя одолеем.
- Надеюсь, теперь-то ты понимаешь, что, возможно, и ошибался? - не отказался я от удовольствия съёрничать.
- Теперь, да… такого крутого парня, как ты, я ещё ни разу не видел.
Всегда приятно слышать учтивую лесть, тем более от поверженного тобою предприимчивого противника, но я оставался здесь совсем не за тем. Все, что нужно, я выяснил (правда, ничуть не приблизился к конечной разгадке), теперь же требовалось благоразумно свалить. Чем заниматься дальше? Перво-наперво отдохнуть да выработать хитроумный план действий на завтра.
По дороге в уютный отель я много поразмышлял, в ходе чего отчётливо понял, что, как и легендарный английский сыщик (когда он оказался в двадцатом веке), я ничуть не поспеваю за развивающимися событиями; они постоянно меня опережают, а я их только фиксирую. Приняв волевое решение: «На следующий день явиться в милицейское управление, раскрыть несостоятельное инкогнито, рассказать, что мне известно о двух последних убийствах, и начать изощряться открыто, прекрасно понимая, что тайная операция, к неудаче, не состоялось.
У меня не вызывало ни скромных сомнений, что Туркаев Олежек причастен к подготавливаемому валютному похищению; а до предполагаемого мероприятия оставалось не больше недели. Чтобы дезорганизовать планируемую аферу, полагалось вывести преступного лидера из общей игры. Неплохо бы его задержать и привязать к неочевидным убийствам Гошика Караваева да Дантеса Карелина. Как он убивал второго, видел я лично, да и тот несомненный факт, что он поучаствовал в судьбе водителя Игорька, не требовал дополнительных убеждений. Российская милиция работать умеет, и я не исключал благоприятной возможности, что Туркаев во обоих убийствах (ну, или хотя бы в одном?) поспешно сознается. Если допустить, что чего-нибудь не срастётся (во что я почти не верил!), то по российским законам всё равно его можно держать сорок восемь часов. Я наивно предположил, что двухдневного времени будет достаточно, чтобы сорвать бандитские планы и не допустить хищения американской валюты. Кроме того, неплохо бы задержать всю его отстойную «шоблу» и немного вправить сильно раздухарившиеся мозги.
С благими намерениями я прибыл в арендованный номер и повалился, не раздеваясь, спать; оно и правильно, время спустилось за глубокую полночь. Во сне я почему-то припомнил прошлую жизнь…
Глава VII. Детство и юность
Рос я в семье, считавшейся вполне состоявшейся. Родители мои, закончив высшее образование, получили перспективные должности в родном регионе. О таком в то время можно только мечтать – достойная работа, да практически дома. И всё бы вроде неплохо, но нерадивый отец любил изрядно повеселиться, изо всех доступных напитков особо предпочитая «Русскую водку». Пагубное увлечение очень быстро переросло в сплошную зависимость, и праздное веселье продолжалось едва ли не круглыми сутками. Естественно, нерадивые сотрудники не больно-то где и нужны. Батя часто менял работу, переезжая из города в город. Имея убедительный говор и притягательно-приятную внешность, ему всякий раз удавалось находить завидные руководящие должности. За четыре года мы исколесили половину страны. В конечном итоге уставшей маме изрядно поднадоело терпеть бесконечные отцовские пьянки да постоянные унижения. Забрав меня, она (когда мне исполнилось полные восемь лет) захватила, что смогла с собой унести, и уехала жить в провинциальный поселок, расположенный в центральной России.
Приходилось её трудно: с утра и до позднего вечера она пропадала на тяжёлой работе. Я рос практически сам по себе, полностью без родительского контроля. Время тогда считалось суровым: шли переломные восьмидесятые годы. Как я не оказался за тюремной решёткой – не устаю поражаться вплоть до сих пор. Разбои, грабежи, поджоги, массовые драки – вот то «немногое», в чём лично довелось поучаствовать. Все мои закадычные други-приятели, так или иначе, рано или поздно попадали в тюрьму, но меня благая судьба до поры до времени берегла.
В неполных тринадцать лет я поучаствовал в уничтожении начальной школы и сеновального склада.
В первом случае просто решили попробовать голубиного мяса. Тайно проникли в чердачные помещения, где в великом множестве водились пернатые обитатели. Оказавшись внутри, развели несильный костер, наловили с десяток птиц, освежевали их и прямо тут же зажарили. Неожиданно! Один из недальновидных (скорее, тупоумных!) товарищей достал из яркого пламени горевшие брюки и бросил их в угол; там складировалась хлопчатобумажная вата, моментально начавшая тлеть. Мы разом, словно бы полоумные, бросились вырывать загоревшиеся клочки и через слуховое окно выбрасывали на улицу. Как назло, подня;лся неугомонный ветер. Стояла глубокая осень; поникшая трава подсохла, и падавшие ватные искорки воспламеняли её довольно легко. Постепенно жаркое пламя охватило всё здание, и мы едва успели, беспечные, убраться подальше.
Во втором случае проникли на охраняемую территорию местного предприятия; там находился устроенный под навесом государственный сеновал. Не следует лишне распространяться, а стоит сказать, что, уподобившись трудолюбивым кротам, мы нарыли в нём тайных ходов; в них удобно прятаться и согреваться унылыми зимними днями. В одно из рискованных посещений не сильно умный приятель вознамерился покурить. Как мы оттуда успели, живые, выскочить – я до сих пор удивляюсь. Напрочь сухой сенник уничтожился за считанные минуты: он сгорел словно враз вспыхнувший порох.
К слову, о порохе. Ещё в раннем детстве я посчитал необходимым освоить первоначальные подрывные секреты. Взрывчатку изготавливали из самых обыкновенных предметов, имевшихся в каждом обывательском доме. Особо предпочитались разрывы всяких стеклянных емкостей. Тонкостью взрывного устройства предполагалось, чтобы уничтожаемый сосуд обязательно плотно закручивался. В любом магазине канцелярских товаров реализовывались пластиковые линейки. Их поджигали и сразу тушили. Самопроизвольно тлея, они выделяли большое количество дыма. Помещаешь такую линейку в особую банку, закручиваешь крышкой и, долго на рассуждая, подальше бросаешь. Мгновенно наполняясь дымными газами, непрочная ёмкость, не в силах сдержать немаленькое внутреннее давление, с грохотом разрывалась, вокруг разбрасывая бесчисленные осколки. Однажды я провозился, закручивая крышку, излишне долго и не успел своевременно избавиться от вовсе не безопасной конструкции. Следствием неумелых телодвижений явилось прискорбное обстоятельство: неминуемый взрыв случился прямо в моих руках. Хорошо, что пузырёк оказался маленький, что внутреннее давление не оказалось слишком достаточным и что разлетевшиеся осколки не впивались в меня глубоко. В любом случае они причинили мне немало болезненных ощущений и покрыли бессчётными широкими шрамами.
Когда я чуть повзрослел, в пацанскую моду вошло кататься на поезде; мы ездили до областного центра и тем же рейсом мотались обратно. Билетов, естественно, ни разу не покупали, предпочитая передвигаться нахально, общим хулиганистым скопом, к которому навряд ли кто подойдёт. От наших раздольных поездок нередко страдали жилые дома, не отдалённо примыкавшие к железнодорожному полотну. Мальчишеские карманы, перед каждой поездкой, наполнялись меленьким гравием, а проезжая мимо, отрабатывалась бросковая меткость, нацеленная в ближайшие окна. Нередко, после разнузданных упражнений, слышался звон бившихся стёкол.
Несмотря на шалые увлечения и напрочь дурную компанию, я слыл далеко не глупым и легко осваивал преподаваемые в школе первичные навыки. Помимо прочего, не забывался спортивный зал, приносивший и мышечную массу, и крепкое физическое здоровье. В семнадцать лет я успешно отмучил итоговые экзамены. Стойкое увлечение, направленное на частые городские поездки, переросло в прямую привязанность. На вокзале я сдружился с несколькими отмороженными цыганами. Меня приняли как своего, потому что посчитали помешанным полукровкой (моя родная бабка являлась чистокровной цыганкой). Новые знакомые «держали» всю привокзальную территорию: они обирали ночных пассажиров и наводили жуткого страху на всю округу вокруг. Излюбленным способом считалось подсылать к очередному «клиенту» (либо группе – для них не особо важно) низкорослого цыганёнка по имени Коля. Хотя он едва ли достиг метрового роста, но биологический возраст его перевалил за двадцать пять лет. Выбрав обречённую цель, коротенький провокатор обращался с обыкновенным вопросом:
- Угости сигаретой.
Если закурить давали, то он продолжал:
- И пачку всю, остальную, гони-ка в придачу.
В случае, когда, ссылаясь на полную недостачу, ему не давали, он грубо им говорил:
- Тогда иди поищи.
Глядя на Колин росток и оценивая силовые возможности (при том и ином раскладе), возмущённые пассажиры рьяно негодовали и всегда намеревались восстановить задетое самолюбие – воздать по нагловатым заслугам. Тот никогда им не возражал, а предлагал отойти в укромное место, чтобы не привлекать постороннего людского внимания. Не чувствуя коварный подвох, нерадивая жертва добровольно отправлялась на прямую встречу к другим соучастникам.
Что они попали в лихую ловушку – обескураженные путешественники понимали достаточно поздно. Редко кто отваживался оказать сопротивление двадцати разъярённым цыганам и практически всегда отдавалось всё, чего у них не имелось. Но находились отдельные личности, которые сдаваться без рукопашного боя никак не хотели. Их либо избивали, либо приставляли к отважной физиономии острозаточенный нож. Результат был всегда одинаков, но в последних случаях снимали ещё и одежду.
Постепенно, путём применения нестандартных решений и дерзкой натуры, я приобрёл в преступной группе весомый авторитет и приблизился к таборному барону. Я уже выходил на разбойные вылазки в качестве «основного» и сам решал, как в той или иной ситуации нам следует поступить.
Запомнился один особенный случай. Раз вышел я из поезда и собирался направиться к цыганскому стойбищу. Внезапно, позади себя услышал разгневанный голос:
- Эй, дружище, постой.
Я обернулся и увидел здорового парня. Он выглядел на целую голову выше меня, обхватить его навряд ли бы получилось даже у двоих таких, каким изволил быть я; возраст угадывался в районе лет двадцати пяти; лицо смотрелось если и не квадратным, то в общем-то близким; чёрные глаза горели отчаянной ненавистью; массивные желваки ходили, как будто что-то усиленно пережевывали. Я его сразу узнал. Около месяца назад, беспощадно избив, его оставили в одних лишь трусах. Почуяв недоброе, я грубо осведомился:
- Чего тебе?
- За тобой должок неоплаченный – рассчитаться не пожелаешь?
- Не сейчас, - понимая полную безнадёгу, я всё равно игриво язвил, - может, в следующий раз, скажем, через годок – а не потерпишь ли два?
- Ты мне выбора особого не давал, - наливая кровавые «бельмы», наступал озлобленный здоровяк.
- И ты решил со мной поквитаться – не так ли?
- Да, я разорву тебя на клочки, на кусочки, на тряпочки, - вспомнил он не безызвестную прибаутку, - а из поганых кишок витых верёвок наделаю.
Означенная перспектива мне вовсе не улыбалась. Однако, я настойчиво продолжал показывать, что нисколько не испугался. Хотя, если честно, душа моя, трепетная, настойчиво прыгнула в пятки.
- Мы ещё это посмотрим?.. - я повыше подпрыгнул вверх, поднял левую ногу, согнутую в колене, а вслед за ней, за обманным движением, резко выкинул правую.
Удар получился мощный; он попал в звероподобную харю, но яростный натиск ни много ни мало не прекратился. Неприятель выглядел гораздо сильнее – свалить его одним пинком, понятно, не получилось.
Разгорячённый недруг схватил меня за оба плеча, приподнял над бренной землей и (раз!) костяной, вообще безмозглой, башкой расквасил мой нос. Перед окосевшими глазами замелькали неисчислимые звёздочки. Не давая опомниться, «амбалоподобный» детина повторил процедуру с бодавшейся головой, правда, «угостил» меня в грудь, приподняв немного повыше. Чего-то непривлекательно захрустело, и я почувствовал, как затуманенное сознание настоятельно запросилось на «выход», чтобы тираниться продолжал всецело бесчувственный корпус.
Ожидая третий тумак, я мысленно попрощался с бездарно прожитой жизнью… Вдруг! Почувствовалось, что вражья хватка вначале ослабла, а после совсем отпустила. Оказавшись без должной поддержки, безвольный, я повалился на голую землю. Когда в глазах моих чуть-чуть прояснилось, я увидел, как бойкие цыганские братья вдвадцатером пинают никчёмного типа – нещадно избивают самонадеянного обидчика.
Закончив суровую экзекуцию, мы выяснили, где обитает несостоявшийся мститель. Клятвенно его убедили, что если к нему хоть раз постучится зловредная мысль, то всем несчётным табором навестим его семейный очаг. Что именно их всех ожидало, объяснять не потребовалось: бедовый бедолага и так прекрасно понял и всё осознал. Потом отпустили.
Чем бы тогда закончилось, не подоспей мои приятели вовремя – я не возьмусь и представить. Как ранее отмечалось, благословенная судьба меня берегла и посылала очередные испытания, подготавливая к определённой жизненной миссии.
Возвращаясь к преступной деятельности, редкостное везение в одно прекрасное время безуспешно закончилось. Из «Центра» пришло неоспоримое указание «переселить цыганский табор в места не столь отдаленные». Региональные опера с энтузиазмом исполнили несложное поручение и устроили на городском вокзале неслыханную облаву. Мне посчастливилось скрыться, но я неплохо себе представил, что всё равно меня когда-нибудь вычислят.
В тюрьму промозглую мне страсть бы как не хотелось: знакомых у меня там не было (от слова «вообще»). Поэтому я решил скрыться от злого правосудия в недобрую армию. Недолго думая, отправился в районный военкомат...
Тут зазвонил благочестивый будильник, оторвав меня от неприятных воспоминаний.
Глава VIII. Алиев Руслан Магомедович
Проснулся я в семь утра, совершенно не отдохнувшим; но, делать нечего, планы намечены грандиозные, и я поспешно засобирался, намереваясь отправиться в питерское управление внутренних дел и поспеть туда ещё до восьми. Наспех побрившись и закончив водные процедуры, я, по обыкновению, зачесал волосяную чёлку назад (что являлось модным в криминальных кругах) и торопливо отправился. На дикую неудачу добирался я долго. Постоянно возникали непредвиденные препятствия: то станция метро закрывалась на временное обслуживание, то не находилось свободных такси, то ещё какое невесёлое безобразие. В общем, прибыл я в главное милицейское управление лишь к девяти часам, гораздо позднее ежедневной планёрки.
Предъявив на входе служебную «ксиву», я тут же и сообщил, что мне необходимо свидеться с майором Лисином и капитаном (дал же Господь фамилию?) Зарубало. Ни того ни другого на месте не оказалось: они находились на выезде. Тогда я попросился к закадычному другу Тоцкому. Хоть тот оставался в служебном здании. Получив бесспорное разрешение, я поднялся к его служебным просторам. Угар встретил меня отнюдь не веселой улыбкой. Мне ещё показалось, что Дмитрий был трезв, что виделось странным, если не подозрительным. Закончив обычные дружеские приветствия, я обратился к маститому оперативнику с обычным вопросом:
- Что-то ты грустен, добрый дружище?
- Где уж тут веселиться, - грустно ответил Угар, - в городе множатся убитые трупы, дела «убойные» не раскрыты. Начальство верховное рвёт и мечет, а работать – тьфу! – не над чем.
- Я думаю, немного могу помочь.
- Неужели?.. - не выражая радости, угрюмо заметил Дмитрий; понятно, причина печали являлась другой, а первая озвучивалась чисто для видимости. - И каким, интересно, способом?
- Я видел человека, убившего Степана Алмазова, он же Александр Карелин – специальный агент ФСБ.
- Да ты что? - выразил Угар неподдельное удивление.
Чему он удивился больше, я так тогда и не понял. То ли тому, что мне известно имя убийцы, то ли тому, что преступник Алмаз и резидент с псевдонимом Дантес – одно и то же лицо. Не выясняя причинную подоплёку, я убедительно продолжал:
- Это владелец окраинного автосалона Туркаев Олег.
- Кто бы предположил? - не без явной издёвки заметил Тоцкий.
- В настоящем случае не стоит строить тупые предположения, а ехать брать всю его шалую гопкомпанию, привозить сюда и колоть их, пока не сознаются.
- Если сведенья достоверные, тогда надо поставить в курс прямого начальника – а уж он пускай и решает, что лучше поделать, - выдал разумное заключение Дмитрий.
Мы отправились к оперативному лидеру, следуя по длинному коридору, где, в отличие от районных отделов, захожий люд совсем не толпился. Не было никого: ни вонючих бомжей, ни наглых гопников, ни застенчивых потерпевших. Взад-вперёд никто не сновал, стояла мирная, отчасти спокойная, обстановка. «Убойного начальника» на месте не оказалось – нас встретил его прямой заместитель.
Он выглядел немолодым человеком, достигшим пятидесятилетнего возраста; по смуглой коже да орлиному носу угадывался представитель кавказской национальности; короткие волосы, чёрные, как смоль, ничуть не оттеняли первого впечатления; карие глаза, излучая пристальный взгляд, говорили о въедливом уме, неуёмной настойчивости, целеустремленном характере. Форменная одежда предполагала милицейского подполковника. Звали его Алиев Руслан Магомедович, о чём заранее сообщил предусмотрительный Дмитрий.
Угар обратился с первичным с вопросом:
- Товарищ подполковник, разрешите к Вам обратиться?
- Валяй, - последовало бесцеремонным ответом.
Показывая на меня, Тоцкий продолжил:
- У специального агента, из ФСБ, по настоящему имени Георгий Бестужев, имеется весомая информация; она касается убийства Алмазова, которое зависло у нас как полный «глухарь».
- Правда ли то, что докладывает сотрудник? - спросил у меня Алиев.
Чтобы не вызывать полномочных сомнений, я раскрыл служебные «корочки» и, когда образовалось подлинное доверие, перешёл к конкретному делу:
- Всё верно, товарищ полковник, - звание мной завысилось специально («подполковник», для занимаемой должности, показалось мне несолидно), - я действительно находился вчера в ресторане «Элитное гнёздышко» и видел, как господин Туркаев произвёл в Алмазова пару прицельных выстрелов.
- Отлично, но почему Вы не рассказали об увиденном происшествии прибывшим оперативникам, - задал естественный вопрос Руслан Магомедович.
- В силу выполняемых служебных обязанностей... на тот момент я просто не мог.
- Что же изменилось сейчас?
- Настало время обратится за помощью к доблестным питерским смежникам, - переходя на шутливый тон, подошёл я к сути возникших намерений.
- Хотелось бы узнать поточнее: в чём заключается милицейская помощь? - произнёс задумчивый подполковник. - По-моему, мы нуждаемся, чтоб нам помогали – или я чего-то не понимаю?
- Попробуем прийти к взаимовыгодному сотрудничеству. Естественно, моё имя не должно нигде фигурировать!
- Как же мы будем действовать? - недоумевал смущённый руководитель.
- Давайте попробуем так, - развивал я нехитрую мысль, - сейчас мы дружно отправимся к Олегу Туркаеву – накроем «осиный офис»! Проведём подробный обыск, его самого почести досмотрим. Убеждён, под правой подмышкой найдём «убойную пушку».
- Откуда сплошная уверенность?
- Не буду подробно рассказывать, скажу лишь: огнестрельное оружие у него имеется – стопроцентно!
- Не явится ли полная убеждённость досадной ошибкой? - настаивал влиятельный офицер. - Если у нас ничего не окажется, мы не сможем Туркаеву ничего предъявить? А ещё! Родится лишняя кляуза.
- Действительно, - вклинился Тоцкий, - в преступных кругах становится модным жаловаться по поводу и без дела. Так что, если серьёзных оснований, для задержания и обыска не добудем, лучше туда не соваться.
Я удивлённо взглянул на Угара: раньше за ним предусмотрительной осторожности вовсе не замечалось. Что ж, попытался заверить обоих милиционеров:
- Не сомневайтесь, я сам видел его оружие, и у меня почему-то существует большая уверенность, что он с ним не расстается. Найденная при обыске, «пушка» даст прочные основания для личного задержания. Попутно Вы прихватите всю его преступную «шоблу» и благополучно её изолируете. Поменьше допускайте к Олежеку пронырливых адвокатов, и у вас появится достаточно времени, чтобы расколоть его, как пресловутый грецкий орех. Начав заливаться как певчая птица, он обрастёт весомыми доказательствами, а жаловаться ни за какие коврижки не будет. Почему? Не явится эффективным. В случае подробных раскладов, к защитительным методикам они уж не прибегают, а становятся ласковыми, всецело покладистыми – чтобы порядочно скостить предполагаемый срок.
- Что верно, то верно, - опять вставил Дмитрий, - но что, если он откровенных признаний не даст?
И вновь я удивился осмотрительному подходу Угара, но всё же любезно заметил:
- Это Ваша прямая обязанность. Я сдал вам «тёпленького» убийцу, а осталось лишь вывести его на чистую воду. Уж с привычным-то занятием вы, наверное, справитесь? Надеюсь, творческому подходу учить вас не надо? 
Так мы и сидели, мило беседуя, а время плавно приближалось к одиннадцати часам. Милицейский начальник сказал:
- Информация стоящая. Необходимо согласовать её с вышестоящим начальством.
Я прикинул, что совещательный процесс затянется ещё, как минимум, на; два часа (а может, и больше?). Пока подполковник встретится с генералом, пока объяснит ему искомую суть, пока соберёт всех нужных людей – время потратится значительно большее, чем потерялось сейчас. Нет, с двумя часами я явно погорячился: в лучшем случае, выдвинутся ближе к раннему вечеру, да и то, если достигнется всеобщее понимание.
- В общем, вы тут пока решайте, - промолвил я вслух, собираясь на выход, - а я поеду в злодейский салон – там мною пообещалось сегодня явиться – и попробую чего-нибудь выведать.
Про себя же подумал: «Что-то здесь явно неладное, да и Угар ведёт себя как-то странно. Лучше быть поближе к конкретному месту – какие-то меня посетили дурные предчувствия!»
- Будь осторожен, - заметил мне Тоцкий.
- Я славлюсь своей осмотрительностью, - был лаконичный ответ.
Получив надлежащий пропуск, я направился прочь. В коридоре первого этажа повстречался со старыми «приятелями» Зарубало да Лисиным. Мы иронически улыбнулись.
- Что к нам опять? - обратился язвительный капитан.
- Проходил вот, знаете, мимо – дай, думаю, заскочу, - поддержав шутливый тон, ответил им я. - Здесь работают такие душевные люди, что хочется к ним вновь и вновь возвращаться.
- В каждой работе существуют отдельные тонкости, - вставил посуровевший майор, - ты извини, но я и до сих пор не уверен, что ты не причастен к убийству бандита Груздева.
- К нему я действительно не причастен, - раскрывая картонные корочки, я старался казаться поистине дружелюбным. - Мне тоже небезразлична его безвременная кончина.
Ознакомившись с «фээсбэшным» удостоверением, Лисин сказал:
- Хоть теперь прояснилось, что за ценная информация появилась, раз приказали оставить тебя в покое.
- К слову, моё сегодняшнее появление здесь далеко не случайно, а у вас назревает серьёзная операция. Возможно, вы даже немного поднимете «убойную» раскрываемость и уменьшите количество «тупых глухарей».
- Было бы очень неплохо, - согласился со мной Зарубало, - а то мы последнее время только фиксируем: считаем новые трупы да топчемся в полной неразберихе.
- Тогда поспешите, не то оперативный план разработается без вашего прямого участия, - посоветовал я и вышел из главного милицейского здания.
Глава IX. Проблемы начинаются
Чтобы сэкономить «дельное» время, я добирался к туркаевскому салону на безотказном такси. Удачно поймав быстроходную «Волгу», я без проблем добрался до нужного места. В осиное гнездо зашёл, как раз когда начался обеденный перерыв и когда во всех помещениях находился один лишь менеджер по продажам. Он скучал, одиноко посиживая в просторном фойе.
- Я, наверно, не вовремя? - обратился я к вынужденному зеваке и сам заключил: - Все на обеде?
Молодой человек отличался приятной наружностью; возрастной порог достигнул двадцать три года; круглое, совсем ещё юношеское, лицо выдавало хорошее воспитание; белокурые волосы, добрые голубые глаза, худое телосложение и элегантный костюм только подчеркивали первоначальные убеждения. Разбираться я в людях умел и посчитал очевидным, что он являлся именно тем, кем и представился. Согласно нехитрому заключению, получалось, что никакого отношения к преступной деятельности Туркаева он в общем-то не имеет. Нагрудный «бейджик» выдавал типичного представителя торговой промышленности и чётко обозначал: «Дмитриев Максим Владиславович».
Чтобы его получше расположить, я рассказал недавно слышанный анекдот:
- Иду я как-то вечером по безлюдному, вообще пустынному, парку. В густой темноте разглядел, что впереди идёт смазливая девушка. Она оглянулась и пошла немного быстрее. Я тоже ускорился. Она побежала, и я повеселее засеменил. Она закричала, а я заорал. Не знаю, кто нас преследовал, но было, ну! очень страшно».
Оценив забавную шутку, молодой человек сделался так любезен, что разрешил подняться на третий этаж, к хозяйской приёмной. Я обратил внимание, что и прелестная секретарша отсутствует тоже. Не придавая особенного значения, лишь поразмыслил, что кушать обязаны все, даже похожие на ангела ошеломительные брюнетки. Мысленно вспоминая прекрасную Катеньку и улыбаясь в душе, я полистал автомобильные каталоги, мной же вчера и оставленные. На всякий случай (в надежде, что, уходя, босс оставляет незапертым кабинет), я подергал массивную дверь. Ожидания наивные нисколько не подтвердились, и я погрузился в неувлекательное занятие.
Время тянулось до ужаса медленно, и я размышлял, как обставлю причину дотошного посещения. Что меня давно уже раскусили и что я преступным ребятам, как кость, застрявшая в горле – виделось очевидным и хорошо понималось. Но! Я решил ломать комедию до конца, пока не прибудут уполномоченные оперативники. Мне подумалось, что, едва вернётся Туркаев, я выложу ему, мол, посоветовался с маститыми компаньонами, и они меня убедили «в срочном порядке заключить договор на поставку любых иномарок». Автомобильное направление, по общему мнению, занимает лидирующие позиции, и пренебрегать им крайне бездумно. Тем самым я рассчитывал, что, если Олежек не хочет играть по навязанным правилам, то самое время поставить меня в прямую известность. Убивать меня в людном месте они, естественно, не решаться, да и я кое о чём позаботился и прихватил безотказного «тульского токарева». Поэтому всё равно потребуется некое время, чтобы придумать, как поскромнее избавиться от слишком уж «надоедливой мухи».
Думая дальше, я попробовал допустить, что они не заглотили явно представленную наживку и продолжат изображать добропорядочных бизнесменов. В чувствительной памяти тут же всплыл вчерашний уход из жизни Игорька Караваева, безвременный и нелепый, – и я отогнал абсурдную мысль. Почему-то казалось, что развязка замысловатой истории наступит сегодня. Кто возлежит на щите, а кто пойдёт за лавровым венком – мы это ещё посмотрим.
За попутными размышлениями незаметно пролетел обеденный час, и циферблатные стрелки перевалили часовую отметку «четырнадцать». Пятнадцать минут я тупо ждал, но по прошествии получаса нетерпеливо заёрзал. Не в силах спокойно сидеть, забродил по внутренним коридорам да торговым павильонам; но, кроме представительного Максима, мне никто не встретился вообще.
Он сам недоумевал: куда же все подевались? По его смущённым речам выходило: нечто примерное случалось и раньше – кто-нибудь вечно задерживался с обеда. Но чтобы все сразу?! Подобных вещей на памяти не всплывало, хотя работал он ни много ни мало, а ровно два года.
- Мне всегда хоть кто-нибудь помогает, - сетовал несведущий менеджер, - никогда я не оставался совершенно один.
Несвязные мысли походили на сущую правду: за время бесплодных блужданий никто мной так и не обнаружился.
- Как же ты один уследишь за всем торговым процессом? - продолжал допытывать я. - Ведь у вас же три этажа и несколько вместительных залов.
- Не знаю, что и ответить?.. Детальных указаний сегодня не поступало. Я надеюсь, что серьёзного ничего не случилось, и рано или поздно все снова объявятся.
- И я надеюсь, - невесёлые сомнения захватывали всё больше и больше. - Может, возможно хоть как-то связаться с Туркаевым, или с очаровательной секретаршей, или с кем-то ещё? Позвонить да обстоятельно выяснить: что же всамделишно происходит?
- Можно послать на пейджер короткое сообщение; но мне прибегать к подобного рода вольностям ни разу не приходилось – не тот допустимый уровень, - скромно заметил молоденький собеседник.
Я ещё пытался предположить, что туркаевские бандиты (хоть кто-то?!) вернуться, и списывал внезапное «испарение» на некие бандитские обстоятельства, спорные трения, никак не связанные с валютными махинациями. Тем временем часовые стрелки уверенно заскочили за пятнадцать часов.
И тут! Настойчиво запросилась разумная мысль, сидевшая в подсознательной глубине; она неугомонным дятлом постукивала в обоих висках – просилась открыть мыслительную дорогу. То странное ощущение, неявственная тревога, посетившая с раннего утра, понемножечку прояснялось. Всё отчетливей понималось, что меня разыграли как глупого мальчика и что Туркаев со отъявленными молодчиками пытаются скрыться так далеко, как их потом никак не достанешь. Получалось, в начальной гонке я уже проиграл.
- Во сколько они ушли? - поинтересовался я между делом.
- Как и обычно, в час дня, - последовало вполне откровенным ответом.
Теплясь последней надеждой, я тут же спросил:
- На чём поехал Туркаев?
- Как и обычно, на собственном БМВ, - искренне признался Максим, - только за рулевое управление уселся он сам: нанятый водитель не пришел на работу. Наверное, снова напился?
Как бы он смог прийти, если кто-то Игорьково тело настолько утяжелил «горячим свинцом», насколько оно напрочь разучилось самостоятельно двигаться. Не желая особо распространяться, я решил оставить неискушённого продавца в счастливом неведении. Сверх того, прочь меня подталкивала одна настойчивая идея, хотя и не гениальная, но всё-таки не последняя…
Глава X. И снова Алиев
Выйдя из вражеского автосалона, я поспешил в петербургское управление, продвигаясь так быстро, как только умел. Всю дорогу, оценивая странное поведение Тоцкого и анализируя непривлекательные события, я сеял страшные подозрения. Мне очень хотелось потребовать у Дмитрия подробный отчёт, но во время пути я напрочь переменился и вознамерился действовать чуть-чуть по-другому. Около половины пятого я зашёл в головное милицейское здание. Сидевший на вахте молоденький сержантик сразу меня признал.
- Что-то забыли? - беспрепятственно пропуская, спросил он на всякий случай.
- Всё с тем же вопросом, - не найдясь, что можно ответить разумно, нехотя бросил я.
Не удостоив детальными объяснениями, я поднялся наверх и направился напрямую к Угару. Как и следовало ожидать, его на месте не оказалось. Никто не представлял, куда он мог деться. Что ж, придётся заручаться активной поддержкой новых знакомых Зарубало и Лисина. Застать их тоже не получилось, и я решил идти к Руслан Магомедовичу. Время нещадно натягивалось, и хорошо представлялось, что теряются драгоценные минуты, которые постепенно обрастали «украденными» часами. По роду деятельности заместителю «убойного начальника» выходить из управленческих помещений вовсе не полагалось, поэтому я, к превеликой радости, нашёл Алиева в кабинете.
Как оказалось, операцию по захвату Туркаева «успешно» перенесли на завтрашний день: якобы потребовалось внести существенные корректировки и тщательно всё спланировать. Об оном, в течении ещё двадцати минут, доводил до меня озабоченный подполковник. Перебивать его? Сугубо бессмысленно: привело бы к негативному отношению. Мне оно явилось бы крайне невыгодным. Единственное, в ходе подробного разъяснения я про себя отметил, что нисколько не удивлён натянутой волоките. Сказать по чести, в милицейских структурах стали чаще перестраховываться, не говоря уже о вездесущей коррупции. 
Когда Руслан Магомедович наконец-то закончил, я принуждённо проговорил:
- Можете не торопиться: завтра брать будет некого.
- Как так?! - всерьёз удивился главный оперативник. - Куда же все денутся?
- Правильнее, наверно, заметить – делись.
- Не понимаю? - продолжал Алиев естественно поражаться.
- Всё очень просто, - констатировал я сложившийся факт, - в тринадцать часов вся банда Туркаева покинула салонные помещения, оставив там несмышленого желторота, расселась по быстрым машинам и умчалась в неизвестное направление.
Я не стал распространяться, что скоротечное бегство случилось после моего посещения милицейского управления. В первую очередь, что сейчас требовалось, – это заручиться поддержкой местных оперативников, получить компьютерный доступ и выйти на всевидящий спутник. Как я уже говорил, во мне теплилась маленькая надежда, что приставленный маячок остаётся на месте, на бандитском «бумере». Вдохновлённый, я произнёс:
- Неплохо бы определить, где находится Туркаев сейчас?
- Но как? На оперативно-розыскные мероприятия потребуется немалое время.
- Я прекрасно всё понимаю, - продолжал я гнуть практичную линию, - вот только не долее, как позавчера, я прикрепил к машинному бамперу одно современное средство слежения, или простой маячок.
- Так, - начинал понимать сообразительный подполковник, - что зависит от нас?
- Совсем немного. Будьте любезны, предоставьте мне «выход в открытый космос» и обеспечьте через системный компьютер устойчивой связью.
- Устроить можно.
Алиев самолично проводил меня в технический кабинет и предложил полную свободу оперативных процессов. Я не преминул воспользоваться заманчивым предложением. Быстро нашёл, где находится подсаженный маячок, а по полученным координатам легко определил последнее нахождение. Оно оказалось на частном аэродроме, расположенном недалеко за городскими пределами.
Чтобы туда добраться, даже с сверкающими мигалками, потребовалось бы не меньше полутора – двух часов, поэтому я предложил влиятельному милиционеру сделать примерно следующее:
- Передайте, пожалуйста, в ближайший районный отдел, чтобы под любым предлогом задержали вылеты со взлётного поля. Какие придумать причины? Учить вас не буду. Теракт, чума, да мало ли существует весомых поводов не дать разрешения на срочный отлёт.
Расторопный подполковник связался по телефону с неким Виктор Петровичем и отдал ему неоспоримое указание:
- Санкционируйте запрет всех вылетов, планируемых с частного аэродрома в Отрадном.
- Можно ли выяснить истинную причину? - поинтересовался алиевский собеседник.
- Придумайте сами. Часа на три – не более. К вам выдвигается специальный агент московской ФСБ, по имени Георгий Бестужев. Он вам всё разъяснит, как прибудет, прямо на месте. Если, конечно, сочтет это нужным, - не упустил он хорошей возможности, чтоб не съязвить.
На офицерскую колкость я ничуть не обиделся (вышел из детского возраста), а простодушно ответил:
- Приношу Вам тысячу благодарностей, чаша моей безмерной признательности настолько полна, насколько и передать невозможно. Я так понимаю, задерживать туркаевскую банду вы больше не собираетесь?
- Нет убедительных оснований, - смущённо ответил Алиев. - Огнестрельное оружие? Его он, наверное, скинул – если энергично пустился в бега. Знаешь ли, выглядеть полными идиотами не очень-то хочется – и так последнее время над нами все надсмехаются.
- Отлично! Получается, мне просить больше нечего – дальше шурую на собственный страх и риск, - на последних словах я покинул начальничий кабинет.
Выйдя наружу, я сразу поймал такси. Во время пути энергично продумывал различные подходы, способные помочь в разрешение неординарных событий. Получалось плохо, ничего определённого в чумную голову не лезло – совсем! Чем в одиночку противопоставить целой армии жестоких бандитов? Да ровным счётом ничем. Как рассудил Алиев, для законного задержания хоть кого-то из шайки Туркаева, и действительно, оснований никаких не имелось. Мои свидетельские показания, в связи со служебной заинтересованностью, объективно навряд ли воспримутся. Отягощённый тяжёлыми мыслями, я приближался к назначенной цели. Не представляя, как себя повести, прекрасно осознавал, что весь силовой перевес окажется на стороне отпетых преступников. Если я попаду к ним в ярые руки, трудно представить, что со мной приключится. Печальная перспектива вовсе не улыбалась, то есть я ни в коем случае не собирался отдаваться на растерзание злодейским молодчикам. Нужно срочно искать приемлемый выход!
Лихорадочно перебирая разнообразные варианты, я натолкнулся лишь на единственную, мало-мальски стоящую, идею. По прибытии на отдалённый аэродром (в зависимости, что придумал Виктор Петрович – чуму или теракт) я надеялся (под видом одного из полицейских сотрудников) проникнуть на каждый борт самолетов. На каком-то из них могли находиться разыскиваемые преступники. Не обладая точной информацией (собираются они куда-то лететь?), я всё же надеялся, что каверзные намерения тактически просчитал, – не то зачем мог понадобиться частный аэродром, не в гольф же играть?  Когда они обнаружатся, я намеревался где-нибудь спрятаться. Далее, вместе с ними долечу до их конечного пункта. Что я буду делать впоследствии – так далеко я уже не заглядывал, как и обычно, предпочитал разбираться прямо по ходу.
Ещё я переживал за миловидную Катеньку: я и мысли не допускал, что она окажется активным членом преступной банды. Наиболее вероятной версией, конечно, предполагалось, что её ввели в типичное заблуждение, а она, в силу природного простодушия, не понимает, с кем имеет конкретное дело. Прискорбное обстоятельство, озвученное болтливым таксистом (что её привёз скоропостижно почивший салонный хозяин), ничего ещё не доказывало. У них могли возникнуть дела и с негодяем Туркаевым. Чего-то не поделив, как часто бывает, они могли разойтись в разрозненных мнениях – со всеми вытекающими губительными последствиями. В общем, девушкина судьба заботила меня нисколько не меньше личной: я думал, она находится в руках отъявленных отморозков. Те же, несомненно, замышляют в отношении неё чего-то недоброе.
В расплывчатых помыслах я добрался до милицейского отдела, расположенного в Кировском районе Ленинградской области. Сразу проследовал к начальнику РОВД. Меня встретил Борисе; Виктор Петрович лично и любезно пригласил пройти в кабинет. Не нужно быть прозорливым провидцем, чтобы догадаться о причинах предупредительной лести, а стоило вспомнить, откуда поступил недавний звонок. Представление федеральным агентом тоже в дополнительных рекомендациях совсем не нуждалось. Оценив подобострастный настрой, я понял, что «шилокрутить» можно свободно, – отдавать любые указания, не сомневаясь, что их мгновенно исполнят.
Подполковник Борисе являлся лысеньким человеком, достигшим сорокалетнего возраста; круглое лицо лоснилось мясистым жирком; тучное туловище указывало на образ жизни, скорее сидячий, чем на активный; хитрые серые глазки выдавали закулисного интригана, способного разом определить, как вести себя и в том и в ином положении. Не удивительно, что он дослужился до занимаемой должности.
Не желая разочаровывать в важности назначенной миссии, я выполнил приветственный ритуал и перешёл к актуальному делу:
- Виктор Петрович, очевидно ли, что Вам поступило управленческое задание – задержать свободные вылеты, предполагаемые с частного аэродрома в местечке Отрадное?
- Да, озвученное распоряжение имеется и выполняется в лучшем виде, - отвечал угодливый начальник отдела, - в течении последнего времени не допущено ни единого вылета.
- Отлично! - воскликнул я. - Какая причина?
- Выдана стратегическая дезинформация, что обнаружены холерные возбудители.
- Превосходно!
Сметливый руководитель помог найти приемлемый выход, как мне, неузнанным, проникнуть на борт самолёта.
- Сколько планировалось сегодняшних вылетов? - развивал я навязчивую идею.
- На вечернее время намечалось всего-то навсего три.
- Хорошо. Значит, поступим так… Берём сколько необходимо сотрудников, а с ними меня; одеваемся в защитное снаряжение и постепенно все их обследуем.
- С какой-то определённой целью? - поинтересовался учтивый полковник.
- Без обид, но основную затею узнать не придётся.
- Понимаю… очередная секретная операция.
- Вот именно! И чем меньше Вы про неё прознаете, тем больше вероятный успех.
- Что нам делать в самолётных салонах? Может, чего поискать? - продолжал выпытывать занудливый офицер.
- Нет, искать ничего не нужно. Необходимо выполнить основные проверочные мероприятия и спокойно уйти.
- Для чего тогда вся видимая инсценировка?
- Когда я пойму, что оказался на месте, я тупо отстану. Возвращаться за мной не надо, как будто ничего не случилось и никто из ваших людей не пропал.
- Понимаю, оперативное, типа, внедрение.
- Совсем даже не типа.
- Когда начинаем? - задал Борисе основной вопрос, который ожидался больше всего.
- Прямо сейчас. Отдайте корректные распоряжения и то;тчас же выступаем.
Глава XI. На борту самолетов
Специальной группой, в составе семи сотрудников, мы поднялись во внутреннее пространство первого самолета. Поскольку аэродром считался частным и предназначался к прогулочным рейсам, постольку строгих правил, как, например, в солидных компаниях, на нём не предвиделось. Суда являлись маломестными, билеты бронировались заранее, поэтому на всех трёх бортах немногочисленные пассажиры давно находились внутри и занимали положенные места. Им объяснили, что задержка временная, не более трёх часов, и они решили переждать её в удобных салонах.
Их ленивое поведение оказалось мне только на руку, и я рассчитывал повстречаться с подопечными злоумышленниками. Мы нарядились в армейские ОЗК, натянули защитительные противогазы, в результате чего хоть малая вероятность, что кто-то меня узнает, полностью исключалась: в бутафорских одеждах все выглядели целиком одноликими. В однотипном облачении можно спокойно встретить любого желанного персонажа, не опасаясь остаться разоблаченным.
Возглавлял исследовательскую группу молодой капитан, едва-едва достигший возраста лет двадцати девяти; плотное телосложение сочеталось с ростом чуть выше среднего; привлекательное лицо казалось овальным и выделялось карими глазами и чёрными густыми усами; тёмно-русые волосы, уложенные короткой причёской, завершали командирский портрет. Звали его – Сергеев Роман Александрович.
Дотошно обследуя первый борт, я обратил внимание, что там находятся три семьи, собиравшиеся перелететь до Чёрного моря. Они имели вид состоятельный и совершенно не походили на отмороженных личностей. На всякий случай мною осмотрелись все подсобные помещения, а также грузовые отсеки. Ничего, что могло заинтересовать, обнаружить не удалось. Во время проверочного мероприятия, уставшие пассажиры выказывали злое негодование, что было нисколько не удивительно.
- Что за дела? - произнёс представитель первой семьи, сорокалетний худощавый мужчина с приятным лицом, одетый в синие джинсы и серый свитер с цветастым орнаментом. - Почему запретили проплаченный вылет?
- Граждане, уважаемые, пожалуйста, успокойтесь, - ответил старший оперативной группы, похрюкивая в защитном скафандре, - стандартная процедура. Если у вас всё в надлежащем порядке, вы незамедлительно отправить в путь. Вы же не хотите лететь, да мучиться тягостными сомнениями, что у вас, возможно, экологические проблемы?
- Довод вроде бы убедительный, - вставил второй, молодой парнишка, лет двадцати пяти, с роскошной каштановой шевелюрой, облачённый в тренировочный костюм фирмы «Nike», - однако хотелось бы выяснить, что вы конкретно ищете?
- Если найдём, узнаете обязательно.
Процедура «не отыскания холерного возбудителя» заняла минут, наверное, двадцать. Похожую операцию проделали и с другими двумя самолетами. На следующем борту нас встретили двенадцать обаятельных шлюшек, направлявшихся в Будапешт. Все они оказались как на подбор. Им бы поучаствовать в элитном конкурсе красоты, и я сильно засомневался, что какой-нибудь из них отдалось бы отдельное предпочтение. Никогда не устану поражаться, что «лучшие» всегда предпочитают покинуть горемычное государство и ищут счастливого рая за рубежом. Неужели в российской стране даже сногсшибательным проституткам не платят достаточных денег, которых они вполне заслужили? Хотя не исключалась здоровая конкуренция; естественно, смазливая красотка, обладающая великолепными формами, желает продавать себя подороже.
С отвлечёнными размышлениями я проходил по второму борту. От них меня оторвали весело щебетавшие красивые пассажирки. Глядя на нас, они принялись непринуждённо хихикать:
- Какие чудесные слоники, хи-хи, - хихикнула хорошенькая блондинка и озорно подмигнула неотразимой брюнетке.
Глядя на неё, я хорошо понимал, что испытывали беспечные моряки, пленяемые морскими сиренами. Я нисколько не сомневался, что она, как и другие попутчицы, долго по оказанию эскортных услуг работать не будет и быстренько выйдет замуж за богатого иностранца; по сути, именно за обеспеченными женихами они, предприимчивые, всем скопом и устремлялись. Некоторым удавалось устроиться в личной жизни, другим, наоборот, приходилось вовсе не сладко. Но у каждого человека определённое предназначение, и приходится отрабатывать всю негативную кармы, которую заслужил.
Я подивился бредовым мыслям, отвлеченно наполнявшим шалую голову; они безответственно отвлекали от действительной миссии. Прелестные девушки, не стесняясь, продолжали шутить, заигрывая с милицейскими представителями. Соблазнительные проказницы вводили тех в немаленькое смущение, и мне казалось, что даже через защитный костюм отчётливо наблюдалось, как нестерпимо они краснеют.
- Что, мальчики, не дадите нам померить слоновьих костюмчиков? - развлекалась всё та же белокурая жрица любви; она оделась в короткое платье и постоянно меняла положение восхитительных ножек, эффектно перекидывая одна на другую. - Если обнаружится какая злая инфекция, то мы, безупречные, рискуем основательно заразиться. По-моему, это немного несправедливо – вы не считаете?
- Мы, наверное, согласимся обслужить вас чисто бесплатно, - вторила ей жгучая брюнетка, заученным движением перебрасывая роскошные волосы; попутно она расслабила грудную шнуровку, оголяя роскошные формы, - вы ведь не откажете нам в милой любезности?
Соблазнительные слова вызвали деви;чий взрыв хохота, а у милицейских товарищей большое смущение; однако они продолжали планомерно работать, искусно делая вид, что усердно занимаются отысканием зловредных микробов. Я тем временем, как и в первом случае, обследовал весь самолетный салон – от кабины пилота и вплоть до хвоста; не забыл осмотреть подсобные помещения, а также грузовой да технический отсеки. Прискорбное дело, ни Туркаева, ни Катеньки, ни лиц иных, походивших на членов преступной банды, нигде не присутствовало. Приходилось сворачиваться, так и не достигнув положительных результатов. 
На борту третьего самолёта людских пассажиров не было вообще: он был зафрахтован как рейс грузовой и заполнялся оцинкованными контейнерами, очень напоминавшие армейский «груз двести». Как указалось в накладных документах, в них перевозились замороженные омары, которые направлялись в стольный город Москва. Я предположил, что в плотно закрытых ящиках очень удобно кого-то перевозить. Бешено заколотилось смятенное сердце, подозревавшее, что туркаевские планы успешно раскрыты. Сделалось больше чем ясно: под видом ракообразных, сверху надёжно прикрытая, вся его преступная «шобла» решила скрыться из-под негласного, но зоркого наблюдения. 
При положительном исходе появлялся отличный повод для доставления бандитской группы в городской участок «Отрадное». Причина? Навряд ли лихие хлопцы, передвигающиеся хитрющим способом, затевают хоть что-нибудь доброе. Поэтому любого, кто обнаружится в законсервированных контейнерах, свободно можно содержаться под стражей дня два, а при большом желание даже и три – без наступления негативных последствий. Да, их кратковременная задержка явилась бы лучшим исходом всего предприятия. Государственные доллары уехали бы в Америку, а там уж можно не опасаться, что с ними чего-то случится.
Вдохновлённый, я начинал обследовать третий летательный борт, самонадеянно предвкушая, что успешно переиграл Олега Туркаева.
Возмущённый владелец (маленький полный мужчина, лет пятидесяти пяти, с короткой седой причёской, серенькими глазами, полным лицом, чмокавшими губами, одетый в серый, с дорогим отливом костюм) всем грубоватым видом на законопослушную личность нисколько не походил. Хотя его можно понять: он сетовал, что вскрытый груз нещадно испортится.
- По какому праву вы задержали проплаченный вылет? - грубил категоричный торговец омарами. - Вы не имеет права! Имущество частное, а соответствующие сертификаты имеются в полном порядке. Я запрещаю прикасаться к скоропортящемуся товару.
Злобное начало лишь усилило теоретическое предположение и очень не понравилось сотрудникам милиции участка «Отрадное». В лице старшего группы, придерживаясь выбранной интонации, они сделали бесспорное заключение:
- Никуда не денетесь! Придётся чуть-чуть подождать. Если у Вас возникает неуёмное желание познакомиться с правовыми нормами, мы с готовностью конфискуем подозрительный груз.
- Думаю, мы не наведём излишних кошмаров, - как мог, я сгладил возможный конфликт, намереваясь закончить без длительных проволочек, - мы просто досмотрим каждый контейнер, убедимся, что омары перевозятся свежими и тотчас же удалимся. Если Вы будете любезны и предоставите закончить начатую работу, то минут через двадцать получите взлётное разрешение.
- Я буду жаловаться, - пробурчал смущённый толстяк, а махнув согласной рукой, разрешил закончить подробный осмотр.
Я поспешил его осадить:
- Ваше полное право.
Расставив все точки над литерой «И», мы поочередно вскрыли все обнаруженные контейнеры; в них находились… замороженные омары. Приближаясь к последнему ящику, меня охватило недоброе ощущение, что и на последнем самолёте мы никого не найдём. Пока осмотрели двадцать три ящика, полное количество имевшихся на борту, я все более озадачивался, не понимая, куда подевались Туркаев со всей многочисленной бандой. После неудачных поисков зарождались справедливые опасения, что в чём-то я ошибся и что хитро выделанные преступники отправились – неизвестно куда!
Смятенные мысли неловко смущали, и я начинал понимать, что готов провалить излишне ответственное задание. Я страшно негодовал, ругал себя за черепаховую медлительность и требовал любыми путями собраться, действуя на упреждающее опережение.
Глава XII. Крикунов Павел Спиридонович
Закончив бортовые исследования, я отправился к владельцу аэродрома, чтобы пообщаться с ним лично. Честно говоря, всё ещё теплилась крохотная надежда, что бандитский след не совсем для меня потерян. Для удобства приватных переговоров я взял с собой Романа Сергеева, капитана милиции отдела «Отрадное».
Хозяин, Павел Спиридонович Крикунов, выглядел представительным и отличался характерными признаками: высоким ростом, пятидесятилетним возрастом, седым коротеньким «ёжиком», рыжеватыми бакенбардами, карими остроглазыми зенками да курносым, озлобленным и неприятным, лицом. Строгое, излишне нахмуренное, выражение выдавало человека властного, привыкшего требовать почтенного уважения; сразу понималось – он не склонен подчиняться кому бы то ни было.
Встретил он нас до крайности нелюбезно (при создавшихся условиях оно и неудивительно!) и суховато осведомился:
- Чем обязан излишне пристальному вниманию? Надеюсь, вы нашли, чего усердно искали?
- Не совсем, - начальная инициатива доставалась, как правило, мне.
- Но можете быть спокойны, - подхватил и Сергеев, - неприятная информации «о заражённом аэродроме», на счастье, не подтвердилась. В связи с чем мы и приносим Вам личные извинения, что нарушили первичные планы и установленный распорядок.
- Как, полагаю, Вы правильно понимаете, - вторил ему и я, - лучше уж перестраховаться да убедиться наверняка.
- Возможно, но ваша излишняя расторопность, - язвил Крикунов, - серьёзно подрывают мою репутацию, и я теряю надёжных клиентов.
- Не беспокойтесь, - я тоже не унимался и разъяснялся на привычной волне, - не имея особый контроль, навряд ли Ваша необычная клиентура когда сократится. Мне кажется, в условиях всеобщего беспорядка она лишь будет расти да существенно множиться. Как, к примеру, удобно лететь в Будапешт, не проходя пограничного паспорт-контроля.
- Вы ошибаетесь! - едва сдержавшись, чтобы яро не нагрубить, продолжил строгий владелец. - Мы скрупулёзно относимся к учётной документации и на все заграничные вылеты получаем стандартные разрешения. Каждый убывающий пассажир проходит детальную проверку, что и в обычных условиях. Да, у нас нет собственных пограничников, но любой человек, улетающий в заграничное государство, отмечается в визовых службах, предъявляет правомочное разрешение, заносится в официальный журнал и сохраняется в пронумерованных записях.
- Неужели ведётся столь строгий контроль? - поинтересовался я, намереваясь задать и другой, более коварный, вопрос.
Я видел, что Павел Спиридонович внутренне нервничает, и по вполне понятным причинам. Естественно, ему не нравилось, что прервали обычное течение не очень законной деятельности. Главная особенность похожих аэродромов – они пользуются широким спросом именно потому, что с них можно улететь куда не угодно, а ещё и потому, что никто «о тайных перемещениях» никогда не узнает. Поэтому я подливал кипевшее масло в горевший огонь, желая заставить возбуждённого оппонента предательски проколоться. Ничего не подозревая о хитрых намерениях, Крикунов натянуто отчитался:
- Строжайший! Если господа милиционеры желают в том убедиться, пусть ознакомятся с подробной документацией – у меня всё записано! – и развеют любые сомнения.
И вот тут! Я посчитал, что настало время для каверзного вопроса. Не особо рассчитывая, что достигну особенных результатов (прекрасно понималось, что стреляю вслепую) я всё-таки выдал:
- Как вы тогда объясните, что с Вашего аэродрома улетел сегодня нигде не отмеченный самолёт?
Последовавшей реакции не ожидал даже я. Эффект разорвавшейся бомбы явился б, наверное, менее сокрушительным, чем то оторопелое состояние, какое обуяло владельца лётной компании; он незадачливо поперхнулся и нервно заёрзал.
- Откуда Вы знаете? - только и нашёлся, что высказать Крикунов.
- Мы в милиции вообще-то работаем, - поддержал разговорную тему Роман Александрович.
- Правильно, - заверил и я. - Если Вы прямо сейчас просветите нас в том загадочном происшествии, мы – возможно?! – на Вас не обидимся, - подразумевалось не станем сильно преследовать.
- Раз уж вам всё известно, прямо так и скажу: на моём аэродроме – за определённую плату, отдельную от учётной – из уважения к хорошим знакомым, я позволяю хранить их личные самолёты.
Значит, он такой же отпетый бандит, как и Туркаев Олежек с его лихими молодчиками, пронеслось в моей голове. Хотя его криминальная предрасположенность определялась сразу – по напыщенному виду, с каким он нас встретил. Недолго думая, вслух я заметил:
- Хотелось бы выяснить поподробнее, что за конкретный рейс и куда он проследует? Может, именно на нём и перевозится разыскиваемая инфекция?..
Я решил ломать комедию «с холерными возбудителями» и дальше, что не вызывало ни маленьких возражений со стороны вдруг ставшего любезным грозного бизнесмена.
- Указанный самолет приобретён одним моим давним знакомым, и он попросил моего разрешения поставить его на временную стоянку. Я согласился.
- Не бесплатно, конечно? - вставил Сергеев.
- Естественно.
- Давно ли ваш «старый» товарищ приобрёл лётное средство передвижения? - продолжал я допытываться с нескончаемым интересом.
- Неделю назад, - восстанавливая прежнее состояние «полной уверенности», Павел Спиридонович ответил спокойно, - сказал, собирается освоить пилотное мастерство.
- Зовут его?.. - подошёл я к главному, интересовавшему по сути, вопросу.
- Туркаев Олег Игоревич, уважаемый бизнесмен.
Ничего другого я слышать и не рассчитывал. Хотя, если честно, где-то в душевной глубине всё же переживал, что закадычным другом окажется не Олежек, а кто-то иной, активный член преступного синдиката. Но! Видимо, лидерские качества возобладали над осмотрительной осторожностью.
- Много ли полетело досужего люду? - не забывая иронизировать, вытягивал я всю интересную информацию.
- Человек пятнадцать, может, чуть больше, - Павел Спиридонович, чувствуется, предположил наугад, - всех я не видел. Они приезжали порознь: кто – на такси; кто – на метро; некоторые и вовсе – на обычных маршрутках.
- На чём приехал Туркаев Олег? - поспешил я вставить немаловажный вопрос.
- Вместе с неотступной секретаршей прибыли на стареньком БМВ. Его оставили на внутренней территории, пояснив, что скоро вернуться.
- Куда они направились дальше, Вы, очевидно, не знаете? - заметил я наивным предположением.
- Естественно! Мне сказали, что собираются чутка полетать над Питером; но прошло уж больше шести часов, а взлетевшее судно так и не возвращалось. По правде, у них давно бы закончилось горючее топливо; значит, приземлились они где-то не здесь.
- Где именно, вы, наверное, даже не представляете? - продолжал я забрасывать тупыми подколками. - Может, есть какие-то светлые мысли?
- К сожалению, ничего хоть сколько определённого, - хозяйское недовольство проявлялось всё явственней, - могу лишь поразмыслить, что во время полёта резко поменялись их главные планы и что они приземлились где-нибудь, дабы отвязно развлечься.
- Как же приборная навигация?.. Неужели по ней не определяется самолетное месторасположение? - взялся помочь Сергеев, вставив уместное замечание.   
- Мы ни занимаемся подробным отслеживанием не принадлежащих компании летательных аппаратов, - значительно сурове;я, повысился в грубоватом оттенке господин Крикунов. - Если лично ко мне вопросов – чисто конкретных! – нет, предлагаю заканчивать. Разговор для меня неприятный, а время достаточно позднее. Я рабочий день должен закончить давно, но по вашей непочтительной милости существенно задержался. По-моему, вам пора благоразумно сворачиваться? Ежели осталось чего-то неразрешёное, Вы легко меня вызовите к себе, направив соответствующую повестку.
Надо отдать ему должное: Павел Спиридонович быстро справился с неожидаемым нервным волнением. Очевидно, он вначале предположил, что мы собираемся копаться в его незаконной деятельности, но, своевременно просчитав, что нас интересует немного другое, матёрый воротила резко переменился – обрёл обычное высокомерное состояние. Безошибочно уяснив, что предъявить ему нечего (иначе он давно бы распластался на голом полу), Крикунов загорелся неодолимым желанием поскорее освободиться от излишне притязательных личностей. Веских оснований отказать в гражданском капризе в общем-то не имелось, поэтому, изящно расшаркавшись, мы поспешили с достоинством удалиться.
Время спустилось достаточно позднее, далеко за десять вечерних часов, а мне ещё нужно добраться в арендованный номер и успеть хоть чуточку выспаться. Назавтра, методом изучения военных радаров, я планировал попытаться выяснить: куда именно отправился Туркаев Олег? Повёз ли он показывать панорамные виды москвичке Екатерине или планирует неожидаемую засаду «на военный кортеж с американскими долларами» – все это нестерпимо жгло бедовую голову и не давало ни сна ни покоя. Конечно, я склонялся к варианту второму, наиболее верному, а Катенька предполагалась в качестве невольной заложницы, если вдруг чего-то пойдёт не по плану.
В угнетённом настроении, изрядно уставший, я добрался к себе, в нормальный отель. Незамедлительно погрузился в тревожные сновидения, продолжая прерванный накануне зловещий кошмар…
Глава XIII. Армия
Прибыв в военный комиссариат в начале января 1989 года, я сразу же сообщил, что обладаю неодолимым желанием служить в какой-нибудь самой горячей точке. Период случился не призывной, но угодливые сотрудники, и лично подполковник Конев Евгений Иванович, выразили прямое согласие помочь мне в мужественном, для них вообще необычном, решении. В те суровые времена напрочь валились десятилетиями сложившиеся традиции, то есть найти охочего человека, искренне грезившего ратными подвигами, являлось делом, практически невозможным. В тот же день мне забрили лысую голову и отправили служить… напрямую в Афганистан.
По прибытии зачислили в десантно-штурмовой батальон. Мне оказалась великая честь, и я попал в прославленное подразделение – во взвод сержанта Ворошилова Александра Сергеевича. Солдат он был во всех отношениях славный. Отслужив положенные два года «срочной», остался на сверхсрочную службу. Круглое, слегка застенчивое лицо обладало серыми, по-юношески выразительными глазами, говорившими об усердно скрываемом мягком характере. В прямую противоположность, накаченный торс да стальные бицепсы любого заставляли себя уважать. Глядя на него, приходилось испытывать невольное восхищение: как всего в одном теле «любезно» уживаются покладистое добродушие и варварская жестокость? Над левым глазом виднелся коротенький шрам, оставшийся от пулевого, слабо касательного, ранения; он не обезображивал, а наоборот, придавал ему дополнительной мужественности. Короткая стрижка предполагала ярое желание побороться с природной застенчивостью.
Вот такой разносторонний сержант достался мне непосредственным командиром. Наше звено считалось снайперским, и (как случайно совпало) называли нас «ворошиловскими стрелками». Как и все остальные бойцы, помимо активных упражнений в стрельбе, мы активно отрабатывали приёмы рукопашного боя. Днём на занятиях, а ночью лично с армейскими «дедушками». Кстати, в «послеотбойное» время доводилось гораздо доходчивее. Воспитанием молодого пополнения занимались ежедневно, без каких-либо выходных. Каждый вечер в ротном расположении раздавалась крутая команда:
- «Ду;хи», строиться!
Обычно орал сержант из первого взвода Тычков Виталик.
Сам он являлся тщедушным, вообще небольшим, человечишкой [как и все остальные, я всегда удивлялся (как?!), каким образом он смог попасть в боевую часть, да умудрился дослужиться до вредненького «комод-а» (командир отделения)]; треугольная физиономия выделялась едкими колючими глазками и чёрными густыми усами; на круглой, больше обычного, голове изящно завивались кудрявые волосы. Характером Виталик выдался самым прескверным: ему нравилось командирское положение, и он использовать его, унижая подвластных бойцов.
- Сегодня «дух», некто Щеглов, - учил нас суровой жизни Тычков, - на закономерный вопрос «дать закурить», набрался великой наглости и ответил категоричным отказом. Когда я вежливо предложил, как молодому солдату, пойти поискать, бесстыжий боец обнаглел ещё больше и послал любимого командира, - он ядовито ёрничал, - в такие далёкие дали, где и сам-то, наверное, никогда не бывал.
- Я, что ли, обязан считаться как мальчик на побегушках? - возразил с презрительной ухмылкой оговорённый солдат.
Он виделся восемнадцатилетним парнем, обладавшим чуть ли не двухметровым ростом, и отличался широкими плечами, костистым лбом да мощными скулами. Очевидно, ему представилось, что раз грубоватый сержант гораздо меньше него, то напасть на превосходящего противника тот не отважится. Заблуждение серьёзное? Достаточно. После недовольной реплики остальные «деды», как по команде, набросились на всех «молодых» и начали жестоко их избивать. Количество дравшихся человек (и с той и с другой стороны) было равное, однако старослужащие являлись постарше, виделись по-мужски сформированными, а сверх сказанного, имели серьёзную подготовку в десантных войсках.
Совсем недолгим оказалось предпринятое сопротивление. Я получил хоро-о-оший удар в переносицу, а следом в висок, не успев и понять, откуда оба они прилетели, и без чувств повалился на пол. Когда я и остальные новобранцы потихоньку пришли в себя, худой сержант повторно скомандовал:
- «Духи», строиться!
Понятно, суровое указание никак не касалась закалённых солдат, и мы, вновь прибывшие, снова выстроились в одну прямую шеренгу. Дальше последовал короткий ликбез, произносимый тщеславным Виталиком. Его основная суть сводилась примерно к следующему: наставить на истинный путь и сделать из нас отличных защитников Родины. Кстати, «тычковая» фамилия полностью оправдалась от первого, произведённого на нас, впечатления. 
- Первое армейское правило, - говорил худой «рекламатор», - здесь все живут одним коллективом, подразделяясь лишь по полугодовому призыву. Если виноват один «молодой», значит, ответят все – как вы успели заметить на только продемонстрированном примере.
Представленное положение способствовало тесному сплочению солдат одного призывного возраста. Буквальное понимание, что из-за личных амбиций, неосторожных высказываний, пострадают иные товарищи, наводило на серьёзные размышления, например: «Ненавистные «деды» через полгода уволятся, а со «своими» служить и служить».
- Запоминайте хорошенько, «тупые мерзавчики», - учил нас армейской жизни бездушный сержант, - Советская армия держится на потомственной дедовщине. Главная ваша задача – не допускать сплошных косяков. Да и!.. Если «дорогой» командир попросил у Вас закурить, нужно разбиться в лепешку, но выполнить его несложную просьбу, считая её боевым, особо важным, заданием. Ежели вдруг кому-то захочется поискать правду среди влиятельных офицеров, можете не сомневаться, что подлый стукач и там встретит абсолютно логичное понимание, а заодно навлечёт на себя позорное презрение всего коллектива. Подлых людишек делают в армейке отверженными изгоями, а повседневная служба становится невыносимым занятием.
Передав первостепенную солдатскую мудрость, Тычков распустил всех нас отдыхать. Аналогичные внеочередные занятия продолжались начальные пару месяцев едва ли не каждую ночь, пока мы не приучились придерживаться устоявшихся среди военнослужащих незыблемых правил и пока ночные построения не сделались неуместными. 
Пятнадцатого февраля 1989 года закончился вывод Советских войск с афганской земли. В последней партии оказался и наш десатно-штурмовой батальон. Всего я находился за пределами Родины чуть более месяца. Во время обратного пути произошёл на диво занимательный случай.
Нашего комбата, майора Погорелова, все (почему-то?) считали сосланным зятем министра обороны Грачёва. Хотя по его скверному характеру оно вполне могло соответствовать суровой действительности, и не менее взбалмошный тесть (от себя подальше) отослал его в афганскую глушь. Так вот, недальновидный командир принёс в батальон двадцатилитровую канистру чистого спирта и поставил её на хранение в надёжно запертом кабинете. Наивный?! Он полагал, что там она останется в «святой» безопасности. Откуда ему, не прозорливому, знать, что у нормальных солдат имеются дубликаты ключей, причём практически от всех казарменных помещений. К его чести стоит сказать, благочестивый майор намеревался использовать спиртовую жидкость на общее дело – для технических нужд. Однако у личного состава родилось иное, сугубо особое, мнение. Старшие сослуживцы пробрались в армейский алтарь и перелили алкогольный продукт в принесённую с собою отдельную ёмкость; оставили немного, только для запаха. Недостающую часть заполнили несвежей водой. «Шилокрутили» перед самой отправкой на горячо любимую Родину.
Погода тогда стояла на редкость холодная – морозных градусов чуть менее двадцати. При сложившихся погодных условиях мы справедливо предположили, что спирт окажется, ну! просто необходимым. Мы тронулись. Согреваться начали через пару километров пройденного пути. Сопровождавшие офицеры, прознав о великой внештатной удаче, не преминули утратить условные рамки – присоединились к безудержному распитию. На третий день безответственного мероприятия некоторые из нас кубарем скатывались с машинной брони, другие валялись в десантных отсеках. Я кое-как держался, и даже мог членораздельно, хотя и не рассудительно излагаться.
Строгий комбат вознамерился остановить тот форменный беспредел, провёл коротенькое расследование, а установив основных виновных, вынес непривлекательный приговор. Сначала он хотел нас попросту расстрелять, как подлых изменников Родины, но потом, очевидно рассчитав, что выпитый спирт несоразмерен затратам на боевые припасы, заменил наказание на более мягкое – ограничился тремя внеочередными нарядами.
По прибытии в СССР наш всесторонне подготовленный батальон перебросили в Нагорный Карабах, где в то время велась усиленная антисоветская пропаганда и где искусственно создавалась напряжённая ситуация, вот-вот готовая перерасти в вооружённый конфликт. Старослужащие солдаты и отцы-командиры продолжили передавать нам навыки воинской смекалки и доблестной службы. Примерно через три месяца в достаточной мере познались все мелкие тонкости армейского бытия. Мы уверенно тянулись к знаниям военного дела и морального совершенствования, участвовали в боевых операциях и постепенно превращались в закалённых, готовых к любым неожиданностям, боеспособных солдат.
К началу 1990 года в Армянской и Азербайджанской республиках кровавые стычки происходили всё чаще и чаще. Без ратного дела отдельный ДШБ практически не сидел: постоянно приходилось усмирять враждовавшие стороны. Я очень сдружился с непосредственным командиром Ворошиловым Александром. К тому времени ему присвоили старшинское звание, и он стал задумываться, чтобы оставить военную службу да демобилизоваться на безответственную гражданку. Прямым преемником он готовился сделать меня.
За неполный год службы я добился значительных результатов и в боевой, и в политической подготовке – никто из высшего комсостава не возражал с последним решением «замкомвзвода». В январе 1990 года он двенадцать раз отстучал мне по пятой точке кожаным ремешком и, передав его на вечное пользование, не без печали распрощался с воинской службой.
Приняв отлично подготовленный взвод, я продолжил сложившиеся традиции и воспитывал молодых бойцов в лучших армейских традициях – неотступно следовал правилами солдатского сплачивания.
Под конец действительной службы нашему подразделению, доходившему до десяти человек, пришлось прибыть в одно из селений Нагорного Карабаха; там в большей основе жили армяне. Они учинили безудержную расправу, закончившуюся крутым избиением; она случилась в отношении недружественных азербайджанцев, проживавших в ауле в разительном меньшинстве. Нас послали конфликтную ситуацию успешно замять. Местечко не виделось слишком раскинутым, и близорукое руководство тупо порассудило, что десять спецназовских воинов отлично справятся с нисколько не сложной задачей.
Однако недальновидные командиры тогда просчитались. Когда мы добрались до горного поселения, вдруг оказалось, что в нём собралось вооруженное население со всех ближайших окрестностей. И тех и этих насчитывалось не менее трёхсот отъявленных негодяев. Нас зажали меж двух огней. С одной стороны атаковали злые армяне, с другой – озлобленные азербайджанцы. Когда дело касалось «русской войны», они считали прямой обязанностью забывать междоусобные распри, не сговорившись, объединиться и уничтожить вначале нас, а потом, в привычной для них обстановке, разобраться между собой.
Приняв на себя неравный бой, нам удалось занять удобную высоту. Закрепились на верхней точке, а дальше ожесточённо сопротивлялись в несколько раз превышавшим силам осатанелого недруга. Желторотый радист, молодой, только-только призвавшийся, юноша, успел передать тревожное сообщение и был сражён убийственной пулей.
Многочисленные враги жали со всех сторон, нещадно поливая смертоносным свинцом. На беспрестанно свистевшие пули не обращалось никакого внимания, настолько к ним все привыкли. Патроны запасные старались существенно экономить, осуществляя по возможности одни прицельные выстрелы. Хотя наш взвод и считался снайперским, превосходивший неприятель нещадно теснил, и становилось вполне очевидно, что долго мы не продержимся.
Боевое столкновение продолжалось не меньше семи часов. Постепенно убитыми ложились все вверенные под команду малочисленные бойцы. Вид окровавленных тел наполнял мою душу бессильным гневом и справедливым негодованием. В глубоком отчаянии я прекрасно осознавал, что скоро наступит моя последняя очередь и, при всём огромном желании да спецназовской подготовке, долго всё едино не отстреляться. Будучи дважды раненным, я продолжал разбрасывать смертельный свинец. Несмотря на все предпринятые усилия, посеять среди противника разрозненный хаос, увы, мне так и не удалось.
Когда я выстрелил остатний патрон, окончательно обессилив, в полубессознательном состоянии опустился на дно наспех вырытого окопа. Сдаваться живым никто бы, естественно, не собрался – приготовленная граната прочно сжималась в правой руке. Указательный палец левой готовился выдернуть предохранительную чеку, едва окружат неосмотрительные враги.
Сквозь застилавшую пелену я смог разглядеть, как на краю углубления собираются представители противоборствующей команды и как они располагаются по круговому периметру. Весело обсуждая незаслуженную победу, они намеревались совершить позорный поступок – поглумиться над убитыми трупами. По понятным причинам допустить попра;нное надругательство над умершими телами я просто не мог. Когда их собралось человек приблизительно двадцать, решил выполнить печальную миссию. Вдруг! Словно сквозь мучительный сон, я увидел потенциальных мучителей падавшими один за другим. Словно в глубоком тумане, я услышал знакомый треск автоматов. В тот момент они показались лучшей музыкой на всём белом свете. Я понял, что прибыло долгожданное подкрепление, и благонамеренно лишился сознания.
Заканчивал я военную службу в военном госпитале. По выходу удостоился крапового берета. Через неделю получил последнее предписание «явиться в районный военкомат для постановки на долгосрочный учёт». Срок двухгодичной повинности благополучно закончился. Последний долг Родине я отдал достойно и спешил на честно заслуженную гражданку, чтобы в новых условиях попробовать устроить личную жизнь.
Глава XIV. Миссия заходит в тупик
Прокрутив в ночное время тягостные воспоминания, я проснулся напрочь уставшим, но намеченные планы менять нисколько не собирался. Наступило время решительных действий! Попутно требовалось восстановить блестящую репутацию. Особо не давал покоя бестактный вопрос: «Куда с многочисленной бандой направился российский гангстер мистер Туркаев?»
Центральным руководством настойчиво посоветовалось в питерское отделение Федеральной службы не обращаться – совсем! По их убеждению, в последнее время то структурное подразделение вызывало особое недоверие. Считалось, они уклонились от принятого курса и жили по собственным правилам. Жаль! С их помощью можно было в кратчайшие сроки определить, куда полетел излишне хитроумный Олежек, но следовало неукоснительно придерживаться приведённых рекомендаций. Проще сказать, предполагалось шуровать лишь личными средствами. Для начала я подумал попробовать запеленговать летательный аппарат силами петербургского ГУВД. Пришлось выдвинуться к Суворовскому проспекту. Оказавшись в милицейской структуре, я сразу направился к новому знакомому Алиеву Руслан Магомедовичу.
Пока начальствующий состав находился на утренней разнарядке, у меня получилось выяснить, что Тоцкий Дмитрий сегодня не приступил к исполнению служебных обязанностей, или попросту не пришёл на работу. Впрочем, его поведение выглядело обычным, и никто не придавал ему особенного значения, связывая с неуёмной тягой к горячительным жидкостям. Опером Угар считался отменным, и смирившееся руководство закрывало глаза на некоторые, отнюдь не смертельные, недостатки. Скоротав за несложным занятием излишнее время, я появился в кабинете Алиева. Удобно усевшись в мягкое кресло, изложил ему суть новой проблемы:
- Руслан Магомедович, могу ли я украсть немного Вашего служебного времени. Я бы никогда не отважился злоупотреблять Вашим добрым ко мне отношением, если бы не обстоятельства чрезвычайной секретности, особенной важности, - не смог я отказать себе в удовольствии немного поёрничать.
- Я уже понял, что, в случае агентов от ФСБ, по-другому и не бывает, - отвечал в том же духе приветливый подполковник, - знаю Вас, молодой человек, всего второй день, а настойчиво начинаю подумывать, что Вы обязались загрузить отдельной работой, подчинить федеральной службе, всю питерскую милицию.
- Было б неплохо! С нашими нетрадиционными методами мы навели бы в городе сущий порядок. Однако речь пойдёт не об этом, - решил я сократить обычное время пустых разговоров и попытался перейти к конкретному делу: - Сможем ли мы отследить направление движения некоего частного самолёта?
- Хотелось бы выяснить поподробней, что требуется от нас? - выражая нормальное недоумение, оповестился Алиев.
- Во-первых, полное понимание, во-вторых, бескорыстная помощь, - пытался я развить конструктивную мысль. - Вчера днём, с частного аэродрома местечка Отрадное, улетел один самолет, под завязку нагруженный отпетыми личностями. Куда они отправились – остаётся неразрешимой загадкой. Если бы появилась случайная возможность их как-нибудь отследить, было бы очень и очень неплохо.
- Навигационный пеленг с милицейской помощью – это что-то из разряда ненаучной фантастики, - усмехнулся Руслан Магомедович, - уж лучше обратиться к военным.
- Абсолютно с Вами согласен! - разочарованно выпалил я. - Однако у меня нет в Петербурге знакомых, которые поспособствуют с радарными установками.
- Препятствие, несомненно, серьёзное, - с лукавой улыбкой заметил предприимчивый подполковник, - но попробую Вам помочь.   
- Очень хотелось бы практической солидарности. Вы даже не представляете, как глубоко бы наполнилось море нескончаемой благодарности, - почему-то с ним я выбрал шутливую манеру общения.
- Есть у меня один влиятельный родственник, - всё более рассекречивался Алиев, - начальник секретной военной части войск противовоздушной обороны. Ежели дело государственной важности… ведь оно таковое?
- Да, разумеется, можете ни разу не мучиться.
- Тогда, возможно, он и поможет, - заключил Руслан Магомедович и снял телефонную трубку.
- Виктор Павлович? - произнёс он в переговорную чашечку. - Здравствуй, любезный.
«То он меня отправляет к Виктор Петровичу, то теперь вот к Виктору Павловичу», - размышлял я, особо останавливаясь, что у «Вити» в Отрадном не очень-то мне повезло. Очевидно, помощь второго «Витька» тоже не сильно-то пригодится? Но! Делать нечего, нужно продолжать – а ничего иного мне, в общем, не оставалось.
Руслан Магомедович продолжал:
- Окажи, пожалуйста, и лично мне, и федеральным органам неоценимую службу. Какую? Помоги запеленговать гражданский летательный борт.
Видимо, ответили полным согласием, и он настаивал дальше:
- Сегодня к тебе явится специальный агент Бестужев и всё объяснит поподробнее.
Наверное, влиятельный подполковник и сейчас не получил прямого отказа? Словом, он отключил проводной аппарат и обратился ко мне:
- Вот и всё, молодой человек, можете отправляться: Вас с нетерпением ждут и окажут всяческое содействие.
Выяснив пространственные координаты, позволявшие не ошибиться в поисках воинской части, я вежливо попрощался. Не позабыл заверить, что не стану злоупотреблять благодушным расположением, и пустился в указанный путь. Вышел из милицейского главка и сразу поймал услужливое такси. Назвал корректный адрес и принялся наслаждаться открывшимися загородными красотами.
Противовоздушное формирование находилось в лесистой части, расположенной где-то на северо-востоке от славного Питера. Прибыли туда в глубокое послеобеденное время. Я вежливо попросил меня подождать, для пущей убеждённости пообещав хорошие чаевые. Сам проследовал к центральному КПП.
Встретил меня худой солдат, одетый в форменное обмундирование военного цвета хаки; он отличался помятой физиономией. Едва я вошёл, последовал нормальный вопрос:
- Можно ли поинтересоваться, к кому вы прибыли и какова цель незапланированного визита?
- Конечно! Меня интересует срочная встреча с командиром воинской части, - поступило ехидное замечание. - С чем я пожаловал – он сообщит тебе лично. Если посчитает возможным? Сейчас прошу доложить, что прибыл специальный агент ФСБ Георгий Бестужев.
Услышав, как я отрекомендовался, и, очевидно, приняв меня за «птицу» серьё-о-озную, расторопный боец заторопился исполнить прямые обязанности – сообщил о влиятельном визитере вышестоящему руководству. Минут через десять явился штабной офицер и провёл меня в командирские комнаты.
Героев Виктор Иванович отличался следующими приметами: представлялся мужчиной среднего возраста; имел подтянутую фигуру, облаченную в строгий военный мундир; обладал красивым лицом, выражавшим сплошную уверенность; демонстрировал роскошные густые усы, чёрные и ухоженные; преобладал карими живыми глазами, выдававшими неглупого человека; выделялся тёмными волосами, уложенными короткой причёской. Как и обычно, закончив приветственную процедуру, я посвятил военного полковника в неоднозначное дело:
- Я являюсь специальным федеральным агентом, - начал я коротенькое признание, - мне поручена тайная операции государственной важности. Хотелось бы заручится вашей весомой поддержкой да действенной помощью?
- Не буду расспрашивать об истинной цели порученного задания, - расплывчато ответил военный, - а также не потребую подтвердить широту заявленных полномочий. Мне достаточно, что за значимость чрезвычайной миссии поручился подполковник Алиев.
- Вы очень обяжите, - ухватился я за тонкую контактную нить, - если поможете выяснить, куда улетел некий маломестный самолет, хотя и гражданский, но очень нам интересный.
- В какое время примерно вылетел? - потребовал уточнить Героев. - И, конечно, откуда?
- Вчера, около шестнадцати часов, осуществился внеплановый взлёт с частного аэродрома местечка Отрадное, - констатировал я, передавая накануне определённые спутниковые координаты (они заблаговременно взялись с собой).
Виктор Павлович снял телефонную трубку и убедительно произнёс:
- Пригласите ко мне лейтенанта Карпова.
Не прошло и пары минут, а в командирский кабинет заходил молоденький офицерик, только-только закончивший высшую военную школу; он оделся в новенький, подогнанный точно мундир. На вид ему не исполнилось и двадцать два года; юношеское, по-детски простое, лицо казалось излишне круглым и отличалось глазами карими, едва ли не чёрными, а ещё и рыжими, как у девчонки густыми, ресницами; однотонные волосы украшали ровную голову, отмеченную коротенькой стрижкой.
- Вызывали, товарищ полковник? - с порога поинтересовался подвластный военный.
- Да, - строго уточнил главный военачальник. - Товарищ лейтенант, будьте любезны, проследите, куда направился пассажирский борт, вылетевший вчера, примерно в шестнадцать часов, с пригородной точки, указанной на вот этих координатах, - он протянул принятый от меня бумажный клочочек. - Маршрутный лист принесёте ко мне в кабинет.
Младший офицер, нисколько не мешкая, направился исполнять понятное приказание. Я остался дожидаться итоговых результатов. Не прошло и десять минут, а бойкий посланец вернулся с подробным отчётом. Виктор Павлович, внимательно его изучив, передал прочерченный график в мои немного дрожавшие руки.
Согласно представленной схеме следовало, что туркаевский самолёт, вылетев с вневедомственного аэродрома, направился напрямую к российской границе; он успешно пересёк её в западном направлении. Далее, летательный аппарат пропал с военных радаров, покинув охватную зону. Непонятное положение заводило в полный тупик, но, делать нечего, я принял волевое решение, что пора докладывать (наверх!) о печальном исходе назначенной миссии; заодно попросить последующих инструкций.
Озадаченный, я покидал военную часть. Добросовестный таксист, ожидавший щедрые чаевые, поджидал в условленном месте; ему было безразлично, что я провёл провальную операцию, сам он неплохо заработал и находился в приподнятом настроении. Беспечный водитель поинтересовался дальнейшим маршрутом, а получив центральное петербургское направление, непринуждённо покатил обратной дорогой.
Глава XV. Подведение итогов
Оказавшись в Питере, я составил неутешительную шифровку; она представилась примерно следующим содержанием:

Специальный агент ФСБ Бестужев Г.В. Резидент. Позывной Барон
Центру
Операция по нейтрализации преступной группы, намеренной совершить хищение денежных знаков в долларовом эквиваленте, провалена. Группе удалось покинуть российскую территорию. Их основные намерения пока неизвестны.
Возглавляет сообщество Туркаев Олег Игоревич. Предположительно, в заложниках у них находится молодая девушка - Ветрова Екатерина Сергеевна.
Жду надлежащих инструкций.
11.08.1998 года, 20 часов.

В ожидании успокоительного ответа я отправился в съёмный отель, где принялся размышлять, что же я в общем имею…
Прибыв в Санкт-Петербург, сразу же, на вокзале, я обнаружил неотступную слежку. Раз так, значит, меня уже ждали, хотя я даже не приступил к выполнению прямого задания. Очевидно, в федеральной службе происходит предательская утечка? Итак, некто Груздев Николай Сергеевич, имевший преступное прозвище Борзый (которого я ранее никогда не видел), вознамерился вплотную заняться моим петербургским времяпрепровождением. Вроде бы странно? Нет, если учесть, что он получил заведомое задание.
Подосланный соглядатай не выполнил поставленную задачу… правда, какую – убить или попросту проследить? Ладно, не суть сейчас важно: он сам перешёл кому-то дорогу, причём до такой немыслимой степени, что его злодейское тело настолько напичкали тяжёлым свинцом, что оно напрочь утеряло способность передвигаться. То ли великое совпадение, то ли планомерный расчёт, то ли простая роковая случайность – сказать сейчас трудно. В принципе, я должен бы радоваться, что одним поганым бандитом меньше, но неясные обстоятельства его скоропостижной кончины (напрямую связанные с моей нескромной персоной) не давали никак успокоиться. Интуитивно я чувствовал, что смерть его совсем не случайна и что за ней последует примерное продолжение. Засим Николая Сергеевича Борзого можно оставить в покое и перейти к следующему печальному факту.
С убийством специального агента Александра Карелина всё виделось более чем понятным. Где-то он, видимо, хорошенечко прокололся, вызвал неслабые подозрения, повлекшие серьёзное продолжение – преждевременное упокоение. Убил его, между прочим, лично Туркаев. Вероятнее всего, стрёмные мероприятия доставляли ему немалое удовольствие, да (типа!) поддерживали преступный авторитет как беспощадного лидера, да укрепляли всеобщую криминальную дисциплину.
С убийством Игорька Караваева тот же Олежек вязался, как больше никто другой. Однако я не мог пока догадаться о настоящих причинах. Не настолько же он гениальный преступник, чтобы просчитать нашу с водителем тесную встречу? Ведь именно через Гошика я намеревался собрать первичную информацию «о причастности преступной «шоблы» к предполагаемому захвату валютного запаса России». Это сейчас уже очевидно, что государственные денежки намереваются похитить Туркаев со стойкой, умело сколоченной, бандой. Прискорбная жалость! Хитроумную схему я разгадать пока не сумел. Невозможно себе представить (как?!), каким образом можно отбить хорошо охраняемый груз, перевозимый военным спецназом. Пожалуй, потребуется целое войско? Но!.. Я был далёк от навязчивой мысли, что кто-то, даже излишне талантливый парень, сумеет организовать хоть что-то подобное: специальные службы в российской стране хотя и плохо, но всё же работали. Как они соотносятся? При значительной концентрации сомнительных личностей последовали бы адекватные меры нормального реагирования. Насколько мне известно, ничего похожего и близко не наблюдалось.
Из всего перечисленного правильнее предположить, что Гошика замочили по неким иным, покуда неясным, причинам. Я вспомнил, что из злодейского автосалона он вышел в возбу;жденном состоянии. Вполне вероятно, у них с преступным лидером состоялся какой-нибудь непривлекательный разговор – наверное, отказался от грязной работы? За что, похоже, и поплатился. Какое же туркаевское поручение, грозящее губительными последствиями, отказался выполнить Караваев? И тут! Меня осенило гипотетическое предположение: а, не поручил ли ему Олег Игоревич заняться моей нескромной персоной? Естественно, мог, и, скорее всего, потребовал заведомо избавить от старческих хворей да престарелого хосписа. Тогда непонятно другое: почему тот не стал исполнять? Он же прекрасно знал, что дисциплинарные нарушения в сплоченной преступной группе караются не иначе как преждевременной смертью. Явно я пришёлся Олежеку как острая кость, и он отчётливо осознал, что я собираюсь спутать все его коварные планы. Если грандиозные замыслы предполагались к прискорбному азвершению, то, вполне понятно, кое-чью буйную голову должна была посетить блестящая мысль, предполагавшая устранить с пути одну «назойливую муху», какой представился я. Вероятно, они кое-что обо мне прознали, в частности, что я, как клещ, ежели вцепился, то уж навряд ли кого отпущу.
В итоге я практически не сомневался, что Игорьку сделалось настойчивое предложение «ускорить мой скорбный конец»; однако водитель оказался настолько любезным, что не повёлся на грязную, не слишком мне приятную, авантюру. Причина, по какой он взялся сделать мне бесценное одолжение, представлялась неясной, но я был уверен, что непременно теперь её выясню.
С двумя убийствами, как мне казалось, более-менее всё просветлилось, и я вернулся к непонятной смерти Борзого. В цепкой памяти вплыл один интересный факт, когда я остановился поболтать с дежурившей контролёршей и когда тормознулся на входе в станцию метро «Маяковская». Поступок случился чисто интуитивный, так как мне показалось, что мельком различил небезызвестного Дмитрия Тоцкого. Тогда я не понимал, оказался ли там Груздев случайно или преследовал строго определённую цель, но теперь, анализируя цепь бурных событий, начинал понимать, что и Угар был также направлен меня повстречать. На его подспудное появление наталкивала подспорная мысль, что позднее он появился в том же месте и в то же время, какое выбралось для передачи «алмазовской информации». Очевидно, былой товарищ был в курсе происходившего и в метро очутился совсем неслучайно; значит, им двигала некая секретная миссия. Только вот, интересно, какая и на кого он вообще работает? Если он направлен питерскими органами, типа, прикрыть мою спину, не желая преждевременного разоблачения, то честь ему и хвала. Тогда непонятно: почему он не поставил меня в прямую известность и не рассказал, что действует в паре, как бывало и раньше? Я взял на себя смелость предположить, что именно он отправил Груздева в мир иной. Возможно, по каким-то соображениям личным, а возможно, и обладая гораздо более значимой информацией?
Потихоньку картинка смерти Борзого всё более складывалась. Хотя, анализируя угарское поведение, а также принимая во внимание, что он нежданно-негаданно очутился в самом необходимом месте (назначенном для встречи со штатным связным), я больше склонялся к мысли, что если злодейского соглядатая застрелил и Димочка Тоцкий, то в настоящем случае он явно поторопился.
Глубокомысленные размышления прервались доставленной шифрограммой:
Центр
Специальному агенту Бестужеву Г.В. Резиденту. Позывной Барон
Немедленно вылететь первым же рейсом, следующим в Соединенные Штаты Америки. Оказавшись на месте, установить место нахождения преступной группы Туркаева. Разгадать их планы и представить подробный отчёт.
На территории иностранного государства находится как частное лицо, под установленным псевдонимом Борисова. Обращение за помощью к Американским властям полностью исключается. Действовать по личному усмотрению – на собственный страх и риск.
Внимание на российской заложнице не акцентировать.
Денежные ассигнации, необходимые на текущие расходы, получить из Санкт-Петербургского казначейства.
12.08.1998 года, 00 часов 30 минут.

Ответную шифровку я получил далеко за полночь. Прочитав, как и полагается, предал всё уничтожившему огню. Из приведённого текста следовало, что хитроумные нехристи отправились в США, а федеральной службе каким-то непостижимым чудом посчастливилось их отследить. Как именно – я даже голову, зачумлённую, ломать не хотел. В представленной постановке вопроса меня интересовало направление немного иное. Далёкое руководство, как и обычно, ставило задачи явно невыполнимые. Хотя и ненавязчиво, но излишне настойчиво, что деваться в общем и некуда. Вот именно за непредсказуемые задания, необыденные проблемы, я и любил выбранную по жизни заковыристую работу, вот именно она и преподносила сплошные сюрпризы, готовые вывести из нервного состояния кого угодно, даже бывалого парня, каким считал себя я. Несмотря ни на что, мне покамест везло и всегда удавалась выпутаться из запутанных, казалось бы кризисных, ситуаций.
Так и сейчас, совершенно не понимая, что буду делать в «их поганой» Америке, куда вообще лететь и с чего начинать, я без маленьких промедлений, как преданный пёс, кинулся в «чёрный омут» и принялся выполнять поставленную «Центром» непростую задачу. Первым делом я позвонил в пулковский аэропорт и узнал, когда ближайший рейс в Соединенные Штаты. Как оказалось, в шесть утра вылетал пассажирский борт, следовавший сообщением Санкт-Петербург – Лондон – Нью-Йорк.
Предложенный маршрут всецело устроил. Ни много ни мало не напрягаясь, я мог добраться в место вылета к нужному времени. Узнав, что пролётные билеты имеются, я забронировал посадочное право и уверенно выдвинулся. Почти сразу же удалось поймать угодливое такси, и весь неблизкий путь я проделал без происшествий. По пути заскочил в петербургское казначейство, где, ко всеобщему удовольствию (пусть и в ночное время) получил наличные деньги. Забрав командировочную валюту, я прибыл в гражданский аэропорт тюка-в-тюку, к нужному времени. Как и полагается, спокойно забрал заранее заказанный полётный билет и отправился на посадку.
За последние дни я настолько устал, насколько чувство самосохранения совсем притупилось, и я вовсе не придавал значения собственной безопасности. Помимо прочего (как мне казалось?), вся туркаевская банда благополучно скрылась за о-очень отдалённой границей, а кроме них, в сложившейся ситуации я вряд ли кому-то нужен. Итак, как только я оказался в удобном кресле, то сразу уснул, продолжая смотреть всё тот же тягучий кошмар.
Глава XVI. Тюрьма
Прибыв из армии к родимому дому, я принялся праздновать благополучное возвращение. Мне стопроцентно казалось, что о моих бесславных подвигах давным-давно позабыли, вследствие поспешного бегства в вооруженные силы, да ещё и в горячую точку. Я полагал, что «вокзальное дело» успешно закрыто и что никому до меня нет ровно никакого весомого интереса. Помимо прочего, я наивно предполагал, что искупил все старые огрехи собственной кровью. Поэтому совершенно расслабился, радовался, что выжил среди чудовищных мясорубок, и не ждал от прошлой жизни никакого каверзного подвоха.
Как же я ошибался! На третий день безудержного веселья явились злые оперативники, прибывшие с регионального центра. Когда во входную дверь раздался настойчивый стук, я, решив, что заявились запоздалые гости, без задней мысли вышел наружу.
- Не здесь ли проживает Бестужев Георгий Всеволодович? - озадачился один посетитель, внешне похожий на озлобленного бульдога (он имел и зверское выражение, и свисавшие щёки, и грозные серые зенки, и всклоченную рыжую шевелюру, и мощный торс, и немалую силу).
- Если не ошибаюсь, то, наверное, я, - попытался начать я игривую тему, - хотя после третьего пьяного дня не очень уверен. С кем, собственно, выпала честь иметь дело? Что-то ни одного из вас не припомню…
- Скоро узнаешь. Сейчас, - бесцеремонно переходя на «Ты», вставил второй, - тебе придётся проехать с нами.
Он выглядел маленьким, плюгавеньким человечишкой, достигшим лет тридцати, выделялся тщедушным телосложением и, как первый, оделся неброско; на овальном лице, усыпанном многочисленными веснушками, пристально поглядывали карие очи, зоркие и колкие. Хотя он и отличался худосочными формами, но в нём угадывалась неимоверная сила духа и непреклонная воля. Раньше мне приходилось видеть похожих людей, и я прекрасно знал, что они берут, что нужно, не дюжей силой, а хитрым умом. Машинально почуяв недоброе, я всё-таки задал закономерный вопрос:
- С какого-такого чудесного перепугу я должен куда-то ехать? Я же, кажется, объяснил, что никого из вас абсолютно не знаю.
Для милиции того времени дело обычное. Сначала подозреваемых хватали, увозили, а затем, когда те оказывались у них в казематах, начинали разбираться, есть ли чего-то на тебя или же нет. Очевидно, прежде они осведомились, где я имел честь нести военную службу, и решили немного облегчить предполагаемую задачу и тупо представились.
- Уголовный розыск, - сказал тот, что походил на злого бульдога; он развернул служебное удостоверение, выданное на имя Ерохова Ивана Михайловича.
Второй тоже не замедлил отчитаться суховатой рекомендацией. Оказалось, он начальник областного УГРО, а зовут его Тищенко Владимир Витальевич. Подтверждаться документально он решительно не хотел, предоставив мне двойственный выбор: либо верить ему, либо нет.
Деваться было некуда, пусть я их и одолею, и смогу удачливо скрыться; но, с другой стороны, на срочную службу второй раз не примут, а жить всё время в «бегах» не очень-то мне и желалось. Я решил: «Будь что будет, а надо отправляться с настойчивыми оперативниками».
После того как мне предъявили серьёзное обвинение «в совершённых грабежах, разбоях и вымогательствах» (в чём, естественно, я ни разу не сознавался), меня заключили в региональный следственный изолятор. Около шести часов продержали с тремя бедолагами в каком-то специальном приёмнике, где ужасно воняло промозглыми затхлостью, сыростью, плесенью. Далее, вручив «бывалый» матрас и бельевое подобие, провели в тюремную камеру, номер 748.
Войдя во внутрь, я очутился в душном, тесно спёртом, пространстве, имевшим размеры пять на семь метров; по бокам расставлялись двухъярусные деревянные нары, рассчитанные на двенадцать персон; посередине стоял длинный, изрядно обшарпанный стол; по бокам наблюдались две лавки; в правом, ближнем от двери, углу, за небольшой кирпичной перегородкой, находилось отхожее место. Как только сзади со крипом захлопнулась железная дверь, почтенный сиделец, сидевший в тёмном углу, задался первостепенным вопросом:
- Какая статья?
Он выглядел пожилым (лет, наверное, шестьдесят?) и выделялся непривлекательной рожей; облысевшая голова и густые, грозно сведённые брови ещё больше усиливали невзрачное впечатление; чёрные глаза словно сверлили насквозь. Нетрудно догадаться, он являлся беспрекословным авторитетом и пользовался среди остальных сокамерников нескончаемым уважением, неограниченной властью. Синеватая новёхонькая майка и однотонные ей трико скрывали худое, изношенное тюремными походами, тело.
- Сто сорок пятая, сто сорок шестая, сто сорок восьмая, - перечислил я вменяемые положения действовавшего УК (Уголовного кодекса).
- Серьё-о-озные, - сделалось весомое заключение. - Проходи, - предложил «смотрящий» занять свободное место, - занимай пока те верхние нары, а дальше посмотрим.
Воспользовавшись радушным приёмом, я расстелил матрас, легко запрыгнул наверх и принялся размышлять над непростым положением. В силу военной привычки, я не забывал наблюдать за происходившей в камере обыденной жизнью. В то время как я коснулся немягкой подушки, к главенствующему мужчине подсел коротенький паренёк. Он казался излишне юрким, а возраста достиг примерно равного мне; коренастое тело сплошь покрывалось тюремными татуировками и выдавало привычного человека. Назвав первого Головой, он принялся рассказывать смешной анекдот:
- Приходит мужик к психоаналитику и задумчиво говорит:
- Доктор, помогите, я совсем перестал получать удовольствий от жизни.
- Попробуйте алкоголь.
- Пробовал – не помогает.
- Может, лёгкие наркотики.
- Тоже этап пройденный – никакого эффекта.
- Тогда есть последняя надежда, сходите в цирк, там есть замечательный рыжий клоун, он сможет рассмешить кого угодно.
- Со словами «Блин я же и есть тот рыжий клоун!» мужик выбрасывается в окно.
После занимательного рассказа «о жутком завершении клоунской карьеры», внутрикамерное помещение наполнилось дружным хохотом. Я тоже отвлёкся от невесёлых раздумий и натянуто улыбнулся. Словоохотливый парнишка собирался начать другой анекдот, но очередную занимательную историю я узнать не успел, потому как входная дверь нежданно открылась, и меня повели на повторный допрос.
В следственном изоляторе со мной общаться не стали, а перевели в ближайшее РОВДе. На СИЗО существовал хоть какой-то порядок, и озлобленным оперативникам было затруднительно «выбивать» с подозреваемых «правдивые» показания.  В районных отделах всё оставалось намного проще, и бестактные опера получали полную свободу решительных действий.
На следующее утро меня завели в «комнату для допросов». Там сидели знакомые Ерохов Иван и Тищенко Вова. Для приличия они задали несколько обыденных, ни к чему не обязывавших, вопросов. Потом сотрудник, похожий на злого бульдога, начал ходить туда и сюда; он как бы случайно оказался у меня за спиной. Резким движением накинул на мою лицевую часть какую-то вонючую тряпку и дал вдохнуть незнакомой, но омерзительной гадости. Практически моментально я провалился в безвольное состояние.
Очнулся я – то ли в непривлекательном кабинете, то ли в обычной каптёрке? – в общем, во невзрачной комнате, напоминавшей больше сушилку чем что-то другое; в ней наблюдалось несчётное количество труб, излучавших тепло. Страшно болела голова и жутко хотелось пить. Мои руки оказались пристёгнутыми стальными наручниками и надёжно крепились за один из многочисленных радиаторов. Моего безрадостного пробуждения с нетерпением дожидались Вовочка и Ванёк – как мысленно я их окрестил.
- Значит, раскаяться в содеянных злодеяниях мы не желаем? - грозно осведомился Тищенко.
Я прекрасно понимал, что если сознаюсь, то мне моментально выпишут пятилетнюю путёвку в «места не столь отдаленные», где света вольного не увидишь. Поэтому я решил (чего бы не стоило!) упираться сколько смогу и набрался наглости простодушно ответить:
- Мне не в чем покаяться, товарищ начальник. Что было – прошло. Если я в чём и виноват, все прошлые грехи смылись собственной кровью – на службе нашей любимой партии и дорогому правительству. Заметьте, во время Великой Отечественной – это! – считалось сплошным искуплением.
- Сейчас время мирное, - поддержал влиятельного товарища оперативник Ерохов, - и за совершённые преступления отвечать всё едино придётся. Так ты желаешь чистосердечно признаться, или тебя придётся подталкивать? Можешь не сомневаться, у нас и не таки-и-ие ломались. Сначала тоже вроде бы упирались, а потом ничего, пели как соловьи.
В сказанных словах присутствовала доля печальной истины. Тогда работать умели и добивались правдивой истины даже от наиболее стойких преступников. Меня охватило тягостное уныние: я понимал, что вытерпеть придётся немало. Не понаслышке знакомый с допросными методами, я мысленно прощался с отменным здоровьем.
Не буду останавливаться на действенных мерах, принуждавших к добровольной даче признательных показаний, коим подвергли меня доблестные сотрудники уголовного розыска. Скажу лишь, в изощренных методах пытки они нисколечко не скупились. Сначала твёрдые кулаки обмотались мягкими полотенцами – получились своеобразные биты; они принялись дубасить меня по всему молодому телу, причиняя физические и нравственные страдания. Затем решили познакомить меня со сводом советских законов. Взяв толстую книгу «Собрание кодексов», довели их содержимое напрямую в головное сознание, вежливо, но с достаточной силой, постукивая по горемычной башке. Далее, почему-то посчитали, что мои лёгкие подвергаются серьёзной опасности, и надели на меня защитный противогаз. Чтобы напрочь исключить попадание вредных веществ, фильтрующе-поглощающая коробка не открывалась совсем. Сказать, сколько раз я, при «заботливом отношении», терялся в осознанном понимании – я в общем-то не осмелюсь. Почему? Перестал их считать. Далее, узнав, что мне захотелось попить, настойчивые терзатели решили не остаться равнодушными к несложной проблеме; правда, поили они не совсем естественным способом, вливая минеральную воду через носовые отверстия. В последнем случае меня, уже полностью обессиленного, отстегнули от обогревательных радиаторов, уложили на голый пол, придавили железным стулом, на который уселся тяжёлый Ерохов, и стали настойчиво утолять нестерпимую (по их мнению!) жажду. Процедура оказалась, честно скажу, совершенно не из приятных.
Бесславные методы Ванёк и Вовочка продолжали на протяжении шести часов. Затем, очевидно предположив, что пыточные мероприятия излишне затягивается (а может, у них были дела поважнее?), они решили оставить меня в покое. Мне дали прийти в себя, после чего, изрядно потрёпанного, вернули в следственный изолятор.
Глава XVII. Тюрьма: продолжение
В СИЗО меня подвели к двери совершенно иной: на ней обозначился номер 666. Я попробовал учтиво заметить:
- Это камера не моя. Мои вещи находятся в семьсот сорок восьмой.
- Поверь, здесь тебе ничего не понадобится, - заключил ощеренный конвоир.
Он являлся человеком среднего возраста, полноватого телосложения, с ожиревшим лицом, пропахшим стойкими перегаром и отвратительным чесноком; облачение выглядело форменным обмундированием армейского образца.
Когда за мной захлопнулась железная створка, я стал разглядывать невзрачное помещение, пытаясь оценить реальную обстановку. Неоднократно мне приходилось слышать о пресловутых «пресс-хатах», и я не сомневался, что оказался именно в ней. В те времена несчастные случаи считались явлением самым обыденным, а значит, стоило приготовиться к самому худшему.
Камера выглядела совсем небольшой, примерно три на четыре метра. Судя по двухъярусным нарам, приставленным к правой стене, она рассчитывалась на четырёх человек; параллельно спальным местам находился коротенький стол с приставленной лавкой. Три места случились занятыми. С них, едва я оказался внутри, поднялись три разноликие личности, вызвавшие у меня неприятное покалывание в желудочной области.
Первый – здоровенный детина, в возрасте тридцать лет. Он казался выше меня на целые полголовы и представлялся намного шире в плечах; квадратное лицо, с нахмуренными бровями, грозными зенками, мясистым подбородком, да продолговатыми ямочками, шедшими от верхней скулы и до нижней, да лысая башка, внушали нехорошую мысль, что человек тот создан специально для личного устрашения. Считалось вполне очевидным, что он здесь пользуется весомым авторитетом. Белая майка и чёрные трико, блестевшие новизной, выдавали «ссученного» сидельца, пользовавшегося немалыми привилегиями у местной администрации.
Второй достиг примерного роста со мной, а возрастным порогом перевалил глубоко за тридцать; густые, как смоль чернявые, волосы, однотонные им глаза, тонкий, скривившийся в презрительной мине рот, орлиный нос и смуглая кожа выдавали представителя кавказской национальности. Худощавое тело скрывалось под свободным спортивным костюмом.
Третий (то ли якут, то ли казах, то ли китаец?) смотрел из-под узеньких щёлочек очами наглыми, хитрыми, зверскими; он выглядел самым маленьким, едва ли достигшим полутора метров и отличался чёрными волнистыми коконами да коренастой, излишне подвижной, фигурой. Для «увеселительного» мероприятия последний облачился в красную, с серым орнаментом, клетчатую рубаху, а также спортивные трико, выделявшиеся тёмно-синей расцветкой; в отличие от других товарищей, обутых в мягкие тапки, на ногах отмечались увесистые ботинки. Встав в широкую стойку и озлобленно подбоченившись, он сверлил меня озлобленным взглядом, пытаясь сломить неустрашимую волю.
- Какая статья? - как принято начинать любой ознакомительный разговор, потребовал первый.
Понимая, что рукопашного столкновения всё едино не избежать, я сам пошёл на обострённую ситуацию и резко ответил:
- Тебе что за дело – судить меня, что ли, будешь? Простите, но здесь не наблюдаются присяжные заседатели.
- Да ты, я вижу, паря, совсем берега попутал? - сказал второй, и трое сокамерников, все разом, двинулись в мою сторону.
Конечно, они приближались вовсе не потому, чтобы дружески похлопать меня по плечу, а, скорее всего, потому, что им нестерпимо захотелось узнать, какого цвета моя наполовину цыганская кровь?
Не раз бывая в непривлекательных ситуациях, я безошибочно угадал, кто представляет реальную угрозу больше всего. Здоровенный амбал – а кто же ещё? Опережая прискорбные действия, я сделал дерзкий прыжок вперёд. Отточенным движением указательного и среднего пальцев поразил в глаза Первого, шедшего чуть впереди остальных. Не ожидая неслыханной наглости, тот пропустил мой предприимчивый выпад. Взвыл от мучительной боли, схватился за незрячие зенки и ошалело присел. На какое-то время он сделался не опасен.
Пользуясь кратковременным замешательством, я продолжил активное нападение: схватил Маленького за длинные волосы, резко дёрнул вихрастую голову вниз, одновременно поднял со;гнутое колено и потвёрже столкнул их между собой. Из глаз у Третьего брызнули горькие слезы, из расквашенной носыпырки заструилась багряная кровь. И его покамест можно не опасаться.
Вдруг! Я заметил, как в мою бедовую головёнку направляется деревянная лавка; её взял тяжёлой помощницей низкорослый кавказец. Что он хотел испытать на прочность – мою черепную коробку или сосновый материал – выяснять совсем не хотелось, поэтому я поспешно уклонился в левую сторону. Хотя предусмотрительный манёвр и спас мою буйную голову от ощутимого подзатыльника, но до конца избежать весомого столкновения всё же не удалось – тяжёлая лавка опустилась на напряжённую спину. Мне приходилось терпеть болевые пороги и гораздо более сильные. Я не придавал тому, новому, особенного значения, а недолго думая, схватил со стола железную кружку, «по-резкому» развернулся и столкнул её с чуть выгнутой переносицей. Раздался неприятный треск сломавшейся кости.
Далее, обратилось внимание, что внушительный здоровяк неторопливо приходит в себя да медленно поднимается, энергично протирая прозревшие зенки. Как только он распрямился до полной длины, я, подпрыгивая повыше кверху, согнул под себя колени, следом резко их распрямил, немного согнул натренированный корпус и придал ему положение, равное градусам тридцать относительно вертикального положения. Подлетая, обеим стопами упёрся в неприятельский коленный сустав. Можно не сомневаться, кость не была стальная и, не выдержав приложенной силы, благополучно сломалась. Чтобы воздействие получилось наиболее эффективным, пришлось болезненно плюхнуться на пол.
- Ты же мне, «гад помойный», ногу сломал! - завопил бравый налётчик, так и не успевший ни разу мне сделать больно.
Что-то настоятельно мне подсказывало, если бойцовское желание у того и появится, привести его в реальное воплощение тот вряд ли сумеет.
- Конечно, - только я и ответил, - а ты что хотел?
Пока мы «мило» беседовали, выйдя из обалделой комы, в незаконченный поединок включился сокамерник маленький. Он прыгнул откуда-то сверху, лежавшего, обхватил меня за шею правой рукой, а помогая ей левой, костлявым предплечьем надавил на неприкрытое горло – очевидно, у него возникло настойчивое желание отправить мою грешную душу на встречу с Господом Богом. Главная его ошибка – он не спросил моего прямого соизволения. Естественно, я с поспешным, по сути единоличным, решением оказался категорически не согласен. Собрав последние силы, какие «сумелись» найтись, напрягся шейными мышцами (лицо моё раскраснелось до степени рачьего), кое-как приподнялся и увлёк с собою яростно вцепившегося озлобленного противника. Мы оба переместились в стоячее, более удобное, положение. Тот висел у меня за спиной, беспомощно перебирая коротеньким ногами, не достающими до пола, но продолжал проводить удушавший приём – вероятно, он всё-таки вознамерился прекратить мне земное существование? Пущей уверенности придавали сумасшедшие возгласы:
- Убью, «позорную суку»!
Ничего членораздельного ответить не получалось, потому как, когда жёстко сдавливают гортань, разговаривать не слишком удобно.
Как уже говорилось, в некоторых тюремных камерах, прямо при входе, справа, имеется отхожее место, отгороженное низенькой кирпичной стеной; она поднимается примерно до половины груди. Что делать? Испытать надёжная ли кладка на слишком настырном «китайце». Воодушевлённый вовсе не благостной целью, я отскочил к оконной стене, а двигаясь задом, по направлению к дверному проёму, ускорился до лёгкого бега. Раз! Повыше подпрыгнул, а следом расслабился, предоставив двум сцепившимся туловищам свободно упасть – проверить закон всемирного тяготения. Несложная задумка полностью удалась, и неприятельская спина, отягощённая дополнительным весом, неизбежно столкнулась с верхней частью кирпичной перегородки.
Как и предполагалось, кладка оказалась на удивление прочной, и ничегошеньки с ней не случилось; правда, прошла повышенная вибрация, но в целом та выдержала. Зато «усидчивый пассажир», решивший меня оседлать, не ожидая крутого подвоха, был удивлен (да что там?), попросту озадачен, когда вдруг разом почувствовал, как проникает нестерпимая, до жути невыносимая, боль. Издав нечленораздельный звук (то ли крякнув, то ли хрюкнув?) он ослабил цепкую хватку и расцепил отнюдь не дружеские объятия; сам, очевидно забыв как стоит дышать, повалился на голый пол и захватал, как немая рыба, ртом спёртый камерный воздух. Становилось предельно ясно, что через считанные секунды он напрочь лишится сознания, избавив меня от слишком уж надоедливого присутствия. Поломанного здоровяка опасаться тоже не следовало – навряд ли он, одноногий, наберётся невиданной наглости оказать мне хоть сколько-нибудь достойное противление. Оставался последний – ярый кавказец. Он уже оправился от болевых ощущений и готовился включиться в решительную борьбу.
- Ну всё, пора кончать! - произнёс оставшийся отморозок. - Смерть тебе, «презренная гнида»!
- Как ты собираешься мне доказать, что слова твои не пустые? - показывая на жалких товарищей, ухмыльнулся я в едкий ответ.
- Вот так!
Сразу после сказанных слов, неуёмный противник занял удобную стойку: левую ногу немного согнул и пододвинул вперёд, уперев прямо перед собой; почти прямой правой поддерживал напряжённый корпус сзади; и ту и другую руку согнул в локтях и прикрывал переднюю часть. Недолго подумав, рьяный кавказец сделал лихую «вертушку» – резкий разворот на триста шестьдесят градусов с одномоментным ударом правой нижней конечностью; он увеличил предельную силу, намереваясь обезобразить моё молодое лицо. Я разгадал его гнусные замыслы и поднырнул под ударную ногу. Опускаясь на колени, коснулся вверх повёрнутых пяток. Юзом пролетел до метра вперёд и чуточку вправо, одновременно нанёс остатнему противнику сокрушительный тычок, направленный в болезненный пах. В следующий миг мне показалось, что раздался отчётливый звук, очень похожий мягонький звон.
Нападавший мужчина, никак не ожидавший столь жёсткого поворота событий, по инерции пролетел по ходу пинка и опустился на каменный пол, оказавшись на неполном прямом шпагате. Не воспользоваться любезным подарком? Я просто не мог. Моментально вскочил и прыгнул на оба простёртых бедра, доводя их до полового касания. Характерный треск, последовавший сразу же после, возвестил о разрыве ножных сухожилий; да, вряд ли в ближайшие три месяца ему захочется кого-то пинать, наставлять на истинный путь и показывать, какими он владеет боевыми приёмами рукопашной борьбы.
Убедившись, что моя нескромная персона никому уж больше не интересна, обратилось внимание на страшно болевшую спину (где опустилась прочная лавка). Что ж, приходилось выдерживать и не такие удары, поэтому я не стал особенно огорчаться, но погрозить побитому кавказцу всё-таки не забыл.
- Вы бы, боевые ребятки, собрали уцелевшие ручки и ножки да «ломились» бы отсюда в санчасть, - ядовито остря, сострадательно посоветовал я, - а то, чего доброго, гангрена неизлечимая, какая, начнётся.
Видимо опасаясь смертельных заболеваний (что те действительно разовьются в их покалеченных туловищах), они вняли практическому совету. Первые двое привели в чувство третьего; у него, после удара о кирпичную кладку, сломанные рёбра обозначились неестественным положение – изогнулись вовнутрь, без сомнения повредив и правое лёгкое. Они так настойчиво забарабанили в железную дверь, что вызвали пристальное внимание тюремной администрации. Не прошло и пары минут, а к нам вломились вооружённые надзиратели, облачённые как в броневые жилеты, так и в защитные каски. Цирк, показавший похвальную бдительность, оказался полностью неуместным: потребовалось лишь убрать хорошенечко искалеченных прихвостней.
Меня перевели обратно, в семьсот сорок восьмую камеру. Дивное дело, там все уже были в курсе моей недавней победы (что с моей помощью удалось изолировать «злую пресс-хату»), поэтому оказали мне достойные почести. Голова предложил перелечь на почётные нижние нары, на что я ответил любезным отказом, пояснив, мол, мне полюбилось занятое ранее верхнее место. Настаивать никто не стал, а я, забравшись наверх, едва коснулся немягкой подушки, мгновенно уснул.
На следующий день меня повели на новый допрос. Не зная, чего ожидать, я готовился к наиболее худшему. Когда завели в допросную комнату, обратилось внимание, что из мебельных принадлежностей там присутствовали лишь прикрученный стол да две простецкие, нисколько не прочные, табуретки. На одной сидел незнакомый мужчина, на другую, расположенную строго напротив, он предложил усесться и мне.
Я исподлобья принялся его подробно разглядывать, пытаясь определить, что следует ожидать. Он мало походил на милицейского следователя. Во всей его подтянутой внешности присутствовало нечто (тако-о-ое!), что внушало не только полное уважение, но и благоговейное преклонение. Немолодой уже человек, он отмечался сорокалетним возрастом и, редкое дело, приятным продолговатым лицом; янтарные мужественные глаза излучали пытливый ум и въедливую практичность; уверенный, но простодушный взгляд наводил на очевидную мысль, что если и изливать кому-то грешную душу, то только ему; выдающиеся скулы отчётливо говорили, что за трудную жизнь ему пришлось пройти через немалые испытания. Одежда виделась чисто гражданской: строгий серый костюм, белоснежная мужская сорочка и чёрный, в белую крапинку, дорогостоящий галстук.
- Зовут меня Васильев Борис Николаевич, - не распаляясь в ненужных любезностях, приступил он к конкретному делу, - я являюсь сотрудником центрального аппарата комитета госбезопасности. Для Вас, Георгий, у нас есть интересное предложение. Сразу говорю, времени для долгих раздумий не будет. Либо Вы соглашаетесь, либо всё остаётся как сейчас есть. Нам известно, Вы человек неглупый, и, надеюсь, прекрасно себе представляете, чем закончится вся следственная история.
Он взял короткую паузу, предоставив мне раздумное время, а следом продолжил:
- Мы предлагаем поступить на государственную службу и хорошенечко послужить родимой отчизне. Довожу до Вашего сведения, что служба опасная, сопряжённая с периодическим риском, – вполне вероятно, что на белом свете долговременно Вы не задержитесь. Выполнять придётся одни секретные поручения, боевые задания. Вас будут внедрять в преступные группировки, где Вы – как нам неплохо известно – чувствуете себя на редкость уверенно. Вы займетесь сбором интересующей информации, чтобы передавать её впоследствии нам. Сами, помимо прочего, будете вносить разрозненную дезориентацию – сеять в криминальной системе неуправляемый хаос. В общем, поможете навести в советском государстве строгий порядок.
Не задумываясь, я ответил:
- Согласен.
Вот так, не совсем романтичным способом, я оказался на государственной службе в качестве тайного резидента, если проще, бойца невидимого фронта.
Глава XVIII. Таинственный незнакомец
Проснулся я, когда почувствовал, как за мною кто-то внимательно наблюдает. Не открывая сомкнутых глаз, я приподнял немного левое веко и попытался определить, кто из многочисленных пассажиров интересуется моей нескромной персоной больше обычного. Обводя прищуренным взглядом самолётный салон, я обратил внимание, что несколько странновато ведёт себя молодой и здоровенный мужчина. Он часто оборачивался – очевидно, что-то его в моей могучей фигуре сильно смущало?
Телосложением подозрительный незнакомец оказался похожим на английскую букву «V», что говорило о немаленькой, скорее внушительной, силе; мощные скулы и выпиравший лоб выдавали человека злого, отчаянного, возможно бездумного [последнее предположение подтверждалось оливковыми глазами – в них читалась явная глупость (такие люди используются обычно как живая торпеда)]; рыжие, коротко остриженные волосики также дополняли первое впечатление, указывая, что достижение поставленной цели является важнее всего и что отводить личное время на чего-то иное (на какие-то причёски?) – вещь, нисколько не допустимая.
Убедившись, что незнакомый попутчик заинтересовался именно мною, я решил попробовать выяснить истинную причину столь пристального внимания. Среди остальных пассажиров откровенный разговор ничуть бы не получился, поэтому надо было поискать укромненькое местечко, где без лишних помех можно принять посильные душевные излияния.
Озадаченный благой целью, я встал с полётного места и направился в хвостовой туалет. Кабинка выглядела достаточно маленькой, и ведение рукопашного боя, в ограниченном пространстве, особого восхищения, понятно, не вызывало. Я вышел из самолётной уборной и продолжил нахальные изыскания. На меня зашушукались возмущённые стюардессы.
- Гражданин, сядьте, пожалуйста, на личное место, - распорядилась симпатичная мисс, сногсшибательная блондинка, одетая в форменное обмундирование, с юбкой, укороченной чуть больше, чем принято.
Как отказать прелестной бортпроводнице – я, если честно, не знал, поэтому поспешил занять предложенное кресло и принялся размышлять, как найти пригодное место, где, не привлекая достаточного внимания, ненадолго уединится да нерадушно кое с кем побеседовать.
Внезапно мне пришла хорошая мысль, что приватная беседа может состояться в грузовом, расположенном ниже, отсеке. Во время полёта туда никто не заходит, а соответственно, можно смело придаваться не слишком безобидным намерениям. Однако второй, мучивший меня изрядно, вопрос: как заманить туда сильно любопытного человека? Дельный ответ нашёлся сам по себе. Увидев, что меня нет излишне долго, он пойдёт поискать и непременно попадётся в ловко расставленный незамысловатый капкан.
Озарённый, я дождался, пока требовательные стюардессы скроются в служебное помещение, поднялся с удобного кресла и направился напрямую к вещевому отсеку. Оказавшись перед закрытой дверью, я (как раньше упоминал), владея непревзойдённым искусством отпирать любые замки, с помощью несложной отмычки отомкнул стандартный, до смеха простой, механизм. Настороженно осмотрелся. Никого не увидев, спустился по металлической, установленной чуть наискось лестнице. Спрятался сзади неё и принялся дожидаться практических результатов коварного плана.
Ждать пришлось не так уж и долго. Через пятнадцать минут створка в складское помещение осторожненько приоткрылась, и по покатой лестнице пошёл отнюдь не случайный попутчик, наделивший меня излишним вниманием. Незваный, но ожидаемый посетитель тревожно озирался по всем сторонам – вероятно, пытался обнаружить, куда я укрылся? Существовала немаленькая уверенность, что, пока тот не спустится вниз и не заглянет назад, моё хлипкое убежище так и останется непроницаемой тайной.
Когда неуёмный преследователь оказался на средней ступеньке, расположенной чуть ниже моего улыбчивого лица, я вознамерился безмятежное путешествие зараз прекратить. Вытянув вперёд и ту и другую руки, железной хваткой схватился за обе лодыжки. Не берусь представить, какое он испытал невольное удивление, скажу лишь, что резким движением согнул свои руки в локтях и что одновременно втянул его ноги в неширокий проём, образованный меж ближних ступенек. От моих внезапных воздействий упрямый незнакомец не замедлил исполнить единственное, что представлялось возможным, – потерял нормальное равновесие.
Любой другой, падая, непременно проверил бы на прочность переднюю часть лица либо алюминиевую обшивку. Так же случилось сейчас. Правда, умелый неприятель успел отвернуться и выставил защитные руки – они значительно смягчили эффектное приземление. Я стал понимать, что разговор получится не простой, моментально угадав специальную военную выучку.
Ловкий противник разом поднялся, сделал головное движение, как будто стряхивал прилипшую воду, и встал в удобную стойку. Не желая дать сконцентрироваться, я махом скакнул из-за лестницы, ловко ухватился за ограничительный поручень, сделал прыгучее продвижение, оказался в непринуждённом полёте, перенёс телесный вес на другую сторону, а намереваясь познакомить ретивого незнакомца с сорок вторым размером ботинок, направил обе ноги прямо ему в лицо. По-видимому, подошвенные сведения показались тому нисколько не интересными? Ловким, до тонкости отточенным, движением он перемесился в левую сторону, уклонившись от мощного нападения. Одновременно попытался проверить, надёжно ли крепится мои телесные почки, – нанёс ощутимый удар, направленный сжатым кулачищем в поясничную область. От неожиданного вмешательства безмятежный перелёт сместился направленной траекторией, и я приземлился не на ноги, как раньше планировалось, а правым коленом и вытянутыми руками, оказавшись в крайне непривлекательном положении.
Сообразительный противник не замедлил использовать то неприятное обстоятельство в самонадеянных интересах, намереваясь начистить носимые туфли о молодое лицо. Обманным движением, типа ножные ножницы, он ударил по мне основной ногой. Я кое-как умудрился сгруппироваться (наверное, благодаря немыслимым тренировкам?) и, отражая опасное нападение, выставил вперёд защитные руки. Мне удалось перехватить бойцовый замах, а зафиксировав ладони на вражьей лодыжке, успешно её удержать.
Совершенно не думая, отработанным до автоматизма несложным приёмом я, прочно удерживая место захвата, перебросил левую ладонь на стопное окончание (схватился за кончик ботинка) и произвёл резкое вращательное движение. Эффектному пируэту, какой изобразил мой неуступчивый враг, позавидовал бы любой, отменно подготовленный, фигурист. Впрочем, натренированные спортсмены, практикуя сложные трюки, не забывают про умелое приземление. Мой подопечный о неотъемлемой части опасного элемента, видимо, позабыл, что сделалось очевидно из следующего падения. Несколько раз перевернувшись вокруг незримой оси, он неуклюже плюхнулся на алюминиевую обшивку, да так неудачно, что испытал на прочность лобную кость. Но! Бойцовский дух не сломился и тут. По-быстрому приподнявшись, он, слегка пошатываясь, в очередной раз стряхнул «прилипшую воду» и занял оборонительную позицию.
Ох, и крепкий же оказался парень! Даже возникло некое уважение – так стойко переносить болезненные падения?! У любого нормального человека давно бы хрустнула черепная коробка, а тот ничего – только отряхивается. Можно, конечно, предположить полное отсутствие разумного вещества, отчего и вытекало заметное утолщение лобной кости; о том же свидетельствовал глупый, почти бессмысленный, взгляд. Мне были известны похожие люди, и я отчётливо понимал, что мозговым сотрясением, к сожалению, их не возьмёшь. Поэтому я решил воевать чуть-чуть по-другому. Итак, у него случилось короткое замешательство, которое просто необходимо использовать в собственных интересах. Не позволяя получше очухаться, я мастерски изобразил футбольный подкат (правую нога выдвинута вперёд, а левая плотно поджата) и прыгнул во вражью сторону, сближаясь «пятой точкой» с самолётной обшивкой. Здоровым пониманием полагалось, что я хочу столкнуться с обеими его ногами и вывести из стоячего равновесия. Естественной защитой предполагалось пошире расставить масла и пропустить меня под собой, что он благополучно продемонстрировал. Ну, откуда ж ему было знать, какие крамольные мысли родятся в моей «безбашенной» голове? Именно на его ошибочном мнении и строился рациональный расчёт. Пролетая по инерции дальше, я, едва очутился в удобной позиции, исполнил излюбленный манёвр – проверил на прочность паховый низ. Я бы страшно как удивился, если наравне с костяной черепушкой у злодейского выродка оказались стальные яйца. Природой должно даваться чего-то одно. Так случилось и в настоящем, ничем не отличном, случае.
Приняв на себя вообще неджентльменский приём, подбитый противник поглубже присел и схватился за зазвеневшее место. Я уже находился сзади и жёстким, резко доведённым, пинком повалил того на алюминиевый пол; он растянулся всей перекошенной рожей. Если очумевший соперник подумал, что я не воспользуюсь привлекательной ситуацией, то он существенно заблуждался. Состоялся верхний прыжок, успешно законченный на злодейской спине. Прижимая массивный корпус, одновременно я завел его левую руку назад, болезненно согнутую в хрустевшем локте. Однотипным коленным суставом я посильнее на неё надавил, создавая нестерпимые ощущения, а следом присоединил к ней «вторую сестру».
Когда обессиленные руки надёжно сомкнулись, я, поочередно подгибая его коленный сустав, расшнуровал и тот и другой ботинок. Далее, скрепил вынутые шнурки и хорошенечко прижал друг к другу вражеские запястья. Насладившись успокоенной безмятежностью, с какой пребывал недавний агрессор, я произвёл прицельный тычок в незащищённый затылок – на какое-то время отправил мятежную душу прочь из бренного тела.
Обездвижив нового знакомого не слишком гуманным способом, я бесцеремонно порылся в разложенных повсюду пассажирских вещах. Нашёл полюбившийся «скотч». Воспользовался липкой помощью и покрепче привязал безвольное тело – прикрепил его к металлической лестнице. Спокойно стал дожидаться нескорого пробуждения, чтобы в доброжелательной беседе отчётливо прояснить, чем ему полюбилась моя нескромная личность.
Когда он пришёл в себя, первым делом я решил познакомиться:
- Как тебя зовут, несчастный, ты, бедолага?
- Моё имя ничего тебе не скажет, - категорично ответил отчаянный незнакомец.
- Согласен! С другой стороны, надо же хоть как-то к тебе обращаться.
Недавний противник повернулся в другую сторону, отводя ненавидящий взгляд.
- Хорошо, тогда я буду звать тебя или Бука, или Боба, или же Биба, - сделал я троякое заключение. - Какое имя больше понравится?
Тот по-прежнему тупо молчал.
- Ладно, Бука, понимаю – зачем тратить лишние слова, ненужные речи? Хорошо, перейдём к конкретному делу – к чему бюрократические формальности? Тем более что нужно экономить как личное, так и чужое время. Мы и так потеряли его неоправданно много, не договорившись при первых рукопожатиях, ха-ха, - я обозначился злорадным смешком.
И снова от молчаливого противника не последовало никакой адекватной реакции. Тогда я решил разговорить его старым, давно проверенным, способом и нанёс сокрушительную зуботычину в незащищённую переносицу. Обливаясь обильной слезой и чуточку меньшей кровью, закалённый незнакомец продолжал упорно молчать. Очевидно, ему не нравилось, что я бесцеремонно, не спросив прямого согласия, бессовестным образом ограничил свободные телодвижения? Ха! Мне почему-то кажется, окажись я на его незавидном месте – мой новый друг стал бы гораздо словоохотливее. Поэтому я не торопился изменять его подвластное положение.
- Так что, Биба, уделишь мне минуточку бесценного личного времени, или же мне лучше отправить тебя смотреть блаженные сновидения?
Тот грустно поёжился, но молчаливой позиции менять не отважился – наверное, полагал, что спать немножечко интересней, чем играть в бесконечные догонялки с преследованием? Проводить пальцевый прессинг, загибая поочерёдно в обратную сторону, я по понятным причинам не стал; мной посчиталось, что раз он преданно служит Туркаеву, то предпочтёт умереть от руки неприятельской, нежели от «своей». Недолго думая, ладонным ребром, направленным по сонной артерии, я отправил неразговорчивого мужчину в дальнее путешествие по бескрайнему царству Бога Морфея.
Дотошно осмотрев связавшие путы, для большей верности я наклеил дополнительный «скотч» и отправился на полётное место; мне убеждённо казалось, что в ближайшее время надёжно прикованный человек назойливой помехой не будет. Во время полёта в грузовые помещения никто не заходит, поэтому я всесторонне уверился, что вплоть до американской посадки его навряд ли кто обнаружит. В Нью-Йорке он ничего конкретного не успеет, так как долго придётся растолковывать до смеха необычное путешествие.
Основательно заперев входное отверстие, я проследовал в самолётный салон, удобно устроился во вместительном кресле, попросил блондинистую бортпроводницу принести чего-нибудь выпить и, убаюканный чувством исполненного долга, погрузился в спокойные сновидения. 
Глава XIX. Встреча с Угаром
Прекрасно выспавшись, проснулся я с той стороны атлантической акватории, когда летательный аппарат уверенно заходил на посадку. При отсутствии мешавшего багажа, я легко прошёл проверочные формальности, потому как ранее, вместе с инструкционной шифровкой, питерским ФСБ мне предоставилась двухдневная (по правде, бессрочная) виза. Вспоминая ту незначительную деталь, у меня зародились все основания полагать, что в федеральной службе Санкт-Петербурга завёлся предательский «крот». Оно и понятно, что я собираюсь лететь в Нью-Йорк, помимо них, никто и не знал. Хотя, если быть до конца логичным, «ноги могли расти» и из «центральной» Москвы.
Не задерживаясь в американском аэропорту, я поехал к отставному полицейскому Питеру Джонсу, с которым капризная судьбинушка свела меня в одной контртеррористической операции, проводимой Вашингтоном совместно с Москвой. Встретив меня на пороге шикарной квартиры, учтивый хозяин захлопотал по хозяйству. Он являлся типичным американцем: пятидесятидвухлетний возраст неплохо сочетался с сухопарым телосложением; рост виделся выше среднего; наполовину полысевшая голова преобладала седоватыми волосами; худое лицо покрывалось первыми, не особо въевшимися, морщинами; по-прежнему оживлённые голубые глаза выдавали не охладевшую к мирскому существованию волевую натуру.
Соблюдая общепринятые законы гостеприимства, мы хорошенечко пообедали, выкурили по замечательной кубинской сигаре – и только потом он допустил возможным поинтересоваться, что послужило истиной причиной далёкого путешествия. Как и российские милиционеры, заграничные «копы» обращались ко мне присвоенным кодовым именем. Не стал изменять сложившейся привычке и почитаемый мистер Питер:
- Что на этот раз, Барон, привело тебя в американскую сторону?
- Обстоятельства необычные, если не удивительные… - начал я, как полагается, немного издалека. - Приличная по числу преступная группа выехала из нашей страны и тотчас отправилась в вашу. Зачем? Для совершения некоей незаконной денежной операции.
- Возможно, стоит доложить нью-йоркским властям? - поинтересовался чуть озадаченный собеседник.
- Наверное, неплохо заручиться весомой поддержкой американских коллег, - напускал я всё больше туманной таинственности, - но я ведь пока ничего не знаю: ни где они находятся, ни что собираются, конкретное, предпринять? Сам понимаешь, при непонятном раскладе любые чиновники, нормальные бюрократы, посмотрят на меня, как на того сумасшедшего, да ещё и упрячут куда подальше, в какую-нибудь безвылазную психушку. На их месте я бы именно так и сделал!
- Да-а?.. - сделал глубокомысленное заключение отставной американский оперативник. - Дело тёмное, как и всегда.
- И чрезвычайно запутанное, - попытался я укрепить его первичное убеждение.
- Хорошо, чем я смогу оказаться полезен?
- Всё очень просто: мне нужно боевое оружие и запасные боеприпасы.
- Ах, вот как?! Для продвинутой страны это такая мелочь, о которой не стоит и говорить.
- Замечательно! - выразил я честное восхищение и скромно предположил: - И что для, скорого, его получения будет необходимо?
- Проехать в одно занимательное местечко и купить, чего тебе требуется.
- Когда отправимся?
- Прямо сейчас.
После последних слов Джонс накинул лёгонькую ветровку и, предложив мне следовать за собой, отправился в отдалённый, наиболее неблагополучный, район. Как выяснилось, его превосходно знали. Хотя он и числился отставным, но всё равно относились к нему на удивление уважительно. Мы спустились в какое-то подвальное помещение, где искушённый американец, трижды постучав в железную дверь, назвал условный пароль. Услышав привычную фразу, нам моментально открыли и беспрепятственно впустили вовнутрь.
Услужливые владельцы провели нас в просторный зал, где представили на избирательный выбор многочисленные образцы ручного оружия. Не буду останавливаться на долгом перечислении, скажу лишь, что у меня, как у военного знатока, видавшего различные виды, дух захватило от представшего ошеломлённому взору боевого великолепия.
Поинтересовавшись, есть ли в действительном наличии излюбленный «тульский токарев», я приятненько удивился, услышав рациональный ответ. Мне сказали, что один есть, но он, как принято, остался последний. Опробовав стрелковую работоспособность да убедившись, что лучшее оружие навряд ли придумают, я поспешил распорядиться, чтобы состоявшуюся покупку завернули в приличную упаковку. Одновременно я решился переодеться, поскольку прогулка предполагалась «увеселительной», и тут же примерил американский камуфляж армейского образца. Далее, отсчитав затребованную сумму, я попробовал поинтересоваться, будет ли выдан гарантийный талон или выбит кассовый чек.
Правильно утверждает небезызвестный писатель-сатирик: «Американцы – они тупые». Незаконные дилеры ничуть не поняли нормального юмора и без тени вторичной иронии пространно ответили, что их подпольная фирма гарантий никаких не дает, потому что пользуется годами заслуженной репутацией и предлагает проверенный, всесторонне пригодный, товар. После приведённой рекомендации можно оставаться спокойным, что боевое приобретение ни разу не подведёт.
Как только мы вышли из тайного магазина, я, не представляя, откуда следует начинать, больше чем удивился пришедшему на пейджер короткому сообщению. От кого поступило то письменное послание? Правильно, от оперуполномоченного Угара. Московский сыщик настаивал, что обладает необычайно значимой информацией и сбрасывал пространственные координаты, на коих будет счастлив по-дружески поделиться. Джонс помог мне определить, где находится то злачное место, и вызвался подвести.
Следует ли говорить, что я нисколько не удивился тому внезапному проявлению, прекрасно понимая, какую роль играет Дмитрий во всей валютной истории. Я почему-то не сомневался, что Груздева послали не просто следить, нет! Ему поставили отчётливую задачу «прекратить моё безвременное существование. Тоцкого, скорее всего, обязали проконтролировать убойный процесс, и, если что-то пойдёт не так, вступить в двойную игру, а дальше… располагая моим наивным доверием, окончательно всё довершить.
Мою несомненную уверенность, что Угар сейчас не будет особенно церемониться, усиливало то подозрительное условие – для делового свидания он выбрал пустынную местность плюс заброшенный, никем не контролируемый, сарай. Когда до него оставалось не более двух километров и когда он обязан был вот-вот показаться, я предложил Питеру ненадолго остановиться. Бог меня простит, но я решил рискнуть заслуженным пенсионером Америки.
Объяснив отставному оперативнику, что дальше пойду пешком, я двинулся в путь. Ему посоветовал, что если через час не услышит пистолетной стрельбы или не увидит меня возвращающимся, то пусть безбоязненно подъезжает. Я даже отдалённой мысли не допускал, что меня собираются брать бесшумно, без громких телодвижений. 
Как и полагается, я не искал себе лёгких путей и не пошёл к сарайному сооружению спереди: за время армейской службы я стал не только отличным снайпером, но и заправским разведчиком. Поэтому я бесшумно подкрался к ветхому строению сзади, а подойдя с боковой (понятно, что не подветренной) стороны, аккуратненько заглянул – посмотрел через незастеклённый оконный проём. Угар нервно ходил по неброскому помещению, ожидая моего «торжественного» прибытия. Сарайчик тот оказался не слишком большим, едва ли превышавшим двадцать квадратных метров. Предполагаемый противник оставался один, что поначалу непроизвольно смутило; естественно, изначально предполагалось, что дожидаться будут несколько боеспособных неприятелей. Невдалеке, перед передним входом, стояла только его машина, и, если надеяться на опытный глаз, никого в ближайшей округе не виделось. Я тупо засомневался: «Может, в чём-то ошибся, и Дмитрий не является преступным предателем?» Но! Вспоминая, как плохо в последнее время скрытные люди идут на контакт, решил чуть-чуть подождать и дождаться скорого прибытия Джонса. Так я точно установлю, есть ли веские основания «не доверять проверенному напарнику» или их, по счастию, нет.
До назначенного времени оставалось минут пятнадцать, и я, спрятавшись в высокой траве, прилёг в тревожных раздумьях. Пунктуальный, как истинный полицейский, Джонс прибыл к мной определённому сроку. Когда послышался шелест машинной резины, Угар схватился за боевой пистолет, резко передёрнул затвор, встал сбоку входного отверстия, приподнял вооружённую руку и, напряжённый, принялся ждать. Бывалый оперативник, он нисколько не сомневался, что приехала потенциальная жертва – очевидно, готовился меня удивить, приготовив печальный сюрприз?
Я занял выжидательную позицию. Через незастеклённое окошко ни на секунду не упускал каверзного соперника из явного виду. Дожидаться пришлось недолго. Как только Питер показался в открытом проёме, Дмитрий выпрямил согнутый локоть, направляя дульное отверстие в заранее приговорённую голову. Сомнений не оставалось, он вознамерился сократить моё счастливое пребывания на распрекрасной планете. Опережавшим выстрелом я разрушил бессовестные планы бывшего друга. Меткая пуля попала в сердечную область, немного повыше. Изумлённые очи расширились до невыразимых пределов и недоумённо посмотрели в обратную сторону. В тот короткий миг Джонс умело выхватил пистолет из ослабевшей руки. Тоцкий медленно опустился и присел на земляные полы.
Прятаться не было резонного смысла, и я зашёл во внутреннее пространство. Пока в предательском теле теплилась разумная жизнь, я задал естественный, наиболее очевидный, вопрос:
- Угар, почему?
- Мы строим ушлый капитализм, а они неплохо платят – вот и я попался на удочку жизненного благополучия. Сам знаешь, кто к ним попадает – обратной дороги уже не будет.
Прозвучала суровая истина и возразить было нечем: раз переступив критическую черту, обратно уже не вернёшься.
- Зачем ты убил Борзого? - поинтересовался я, решив внести детальную ясность.
- Ты и об этом знаешь?.. Здесь вообще всё просто. В последнее время дерзкий парень стал больше обычного «зарываться», и всё равно его хотели «убрать». Правда, он обладал некоторой весомой поддержкой и устранить его без неприятных последствий навряд ли бы получилось – а тут такая возможность!
- То есть, - до меня наконец-то дошло, - Груздев стреляет меня, а ты его?
- Вот именно, - кроваво отхаркиваясь, разглагольствовал Тоцкий, - а главное, одним выстрелом убиваем двух зайцев. Борзый отправляет к праотцам бездогово;рного резидента, беспрепятственно подпускает меня к себе; я же стреляю в него, вкладываю пистолет в твою руку, и всё – убойное преступление успешно раскрыто. Для всех становится очевидно, что вы погибли во время взаимной разборки, обоюдно устроенной перестрелки.
Умиравший оперативник не удержался от зловещего смеха – видимо, радовался собственной гениальности?
- Умно;, - развивал я дальше пытливую мысль, - значит, когда ты зашёл в тоннель…
- Я увидел: Борзый стоит с пистолетом в руке, а тебя нигде нет. Интересно, а ты бы чего подумал? Естественно, я предположил, что он хорошенечко нашпиговал тебя смертельным свинцом. «Пушка» его оказалась с глушителем – и это нормально, что никто не слышал звонкие выстрелы. Подумав, что ты, как полагается, распластался на нижних рельсах – тем более что Николай пытался чего-то внизу разглядывать – я беспрепятственно к нему подошёл.
- И не убедившись, что он исполнил порученную работу, - осенился я правильной мыслью, - ты, применив бесшумное оружие, отправил Груздева отдыхать, предварительно, без его прямого согласия, хорошенечко напичкав свинцовыми шариками. Изрядно отяжелев, тот и принял лежачее положение?
- Да, - скорбно ответил Угар, теряя последние силы, - когда я понял, что совершил непоправимую оплошность, фактическую ошибку, немедленно бросился в «Элитное гнёздышко», где у Вас с Алмазом назначалась подспорная встреча.
- Как вы просчитали Карелина? - не удержался я от каверзного вопроса. - Ты же его не знал. 
- Честно, не знаю. Надо спрашивать у Туркаева, - всё более затихавшим голосом выдавил Тоцкий.
- Придёт время, и Олежек разговорится, - не преминул я злорадно заметить.
- Увидев, что ты появился в условленном месте, - продолжил Угар, - я отзвонился Олегу и, рассказав о беспечном провале, спросил, что мне поделывать дальше. Он велел подождать и потянуть подольше время, чтобы Алмаз не передал тебе добытую информацию. Потом он сбросил на пейджер, чтобы я поскорее сваливал. Я сослался на убийство Борзого – про которое тебе уже было неплохо известно – после чего – если ты помнишь? – своевременно удалился.
Вот теперь с убийством Груздева Николая Сергеевича становилось более чем понятно. Другие подробности меня интересовали не очень, помимо разве одной. Видя, что бывший напарник, вдруг ставший презренным предателем, готовится испустить опозоренный дух, я снова спросил:
- Теперь, стоя на пороге в чистилище, облегчи мятежную душу – расскажи, где находится Туркаев со всей многочисленной бандой?
- Да катись ты!..
  Злыми словами, так и не успев развить критичную мысль, Тоцкий Дмитрий Станиславович закончил никчёмное существование, позорное бытие: горлом пошла обильная кровь; задыхаясь, он дёрнулся в предсмертных конвульсиях; тяжёлые веки опустились на закатившиеся глаза – вот так неумолимо уходила бренная жизнь из человека некогда славного, теперь же воистину подлого.
Глава XX. И снова таинственный незнакомец
Глядя на мёртвое тело Угара, я размышлял, что вот так, совсем неожиданно, прояснилась причина преждевременной кончины бандита Груздева, по прозвищу Борзый. В предыдущих убийствах также не обошлось без непосредственного участия Олега Туркаева. Хотя-а... если Карелина застрелил он сам, лично, то отправить в мир иной водителя Караваева он вряд ли бы смог. Вспоминая картину произошедшего случая, я отчётливо понимал, что, во-первых, Игорёк вышел из бандитского сервиса на моих же глазах, во-вторых, всю дорогу до дома я следовал неотступно, и, можно не сомневаться, нас никто не преследовал. С другой стороны, я ведь точно не знаю, с кем общался Гошик в торговом зале и кто вынудил его выбежать в возбу;жденном состоянии. Поручение «меня ликвидировать» мог отдать и кто-нибудь из приближённых Туркаева; сам же Олежек, догадываясь, что тот осмелится отказаться, проехал к нему домой и спокойненько там подождал. Мысль показалась мне глупой, и я моментально её откинул.
Из глубокой задумчивости вывел приятель Джонс, произнеся знаменательную фразу:
- Американские власти будут очень недовольны, когда обнаружат застреленный труп, да ещё и русского.
От несказанного удивления я выпучил большие глаза и глянул на Питера, пытаясь понять, серьёзно ли он говорит или лукаво шутит. Мне всегда казалось, что ни одни правовые защитники (какие бы они не были?) никогда, при виде мёртвого тела, не испытают служебного удовольствия. Предположив, что понял отставного полицейского как-то неправильно, я аккуратно переспросил:
- Недовольны чем именно и какие конкретно власти?
- В нашей стране не любят бесхозные трупы, - глубокомысленно заметил Джонс, - тем более расставшиеся с жизнью не по доброй воле, да ещё и заезжие иностранцы. Это грозит международным скандалом! Как я понимаю, об истинных причинах, приведших к печальным последствиям, распространяться мы не отважимся.
Столь убедительному доводу возразить было нечем. Отдав должное американскому «вовсе не юмору» и вспоминая рекомендательную фразу «на собственный страх и риск», я, начиная понимать, к чему он клонит, спросил:
- И что, в похожих случаях, в Америке принято делать?
- Нужно его схоронить, - последовал серьёзный ответ.
У меня совершенно не возникало желания транспортировать Тоцкого на Родину каким-нибудь «грузом двести», как погибшего при исполнении опасного, особо важного, государственного задания для оказания всех надлежащих почестей. Поэтому я, особо не думая, согласился с рассудительным, как мне показалось мудрым, решением и принял на себя обязанность поработать американским могильщиком. Не зная особую технику, я осторожно спросил:
- Как следует организовать ответственное, отчасти торжественное, мероприятие?
- Никакого торжества не будет! По-тихому, без шума, закопаем его за ветхим сараем и там же забудем, - последовало лаконичным ответом.
Внимательно обследовав всё внутреннее пространство, мы нашли ржавую штыковую лопату. Выбор не явился великим, поэтому пришлось довольствоваться «чем Бог послал». С помощью Питера я перетащил бездыханное тело подальше, в бескрайнее поле, на полукилометровое расстояние. Далее, сменяясь по строгой очереди (Джонс почему-то решил, что обязан мне жизнью?), мы выкопали могильную яму, отличавшуюся следующими размерами: два метра в длину; один – в ширину; столько же в глубину. Поднесли к вырытому углублению усопшего негодяя. Перед почтительным погребением я скрупулёзно обследовал все карманы и нашёл служебные документы да наличные деньги, долларов чуть меньше двух тысяч. Личностные удостоверения вернулись на прежнее место, а валютные ассигнации разделились с похоронным напарником. Пистолетный салют устраивать не отважились – ограничились коротенькой панихидой, хотя и поминальной, но вовсе не убедительной. Тёплых, по чести дружеских, слов для бывшего соратника не нашлось, поэтому, после перечисления бывалых заслуг, покойный был предан земле. Памятник решили не устанавливать, пометив захоронное место обычным камнем.
Без происшествий закончив немаловажное мероприятие, я на всякий случай спросил:
- Что будет, если его когда-нибудь раскопают?
- В розыск не объявят – не раскопают, - заверил уверенный Джонс, - у нас не любят грязной работы.
С железной логикой не согласится было бы трудновато, и мы, закончив погребальные процедуры, отправились к оставленным неподалёку американским машинам. Первым делом я осмотрел угаровский «кадиллак». Скрупулёзно обследуя внутреннее пространство, в бардачке нашёл «принадлежные» документы, выданные прокатной фирмой «Renting a car», из штата Техас. Становилось очевидно, что транспортное средство взято в недолговременную аренду. Осталось обнаружить проплаченную квитанцию, но, дивное дело, контрольного чека нигде не нашлось. Какое просилось закономерное следствие? Тоцкий взял машину бесплатно, потому как каршеринговая конторка принадлежит американским подельникам Олега Туркаева.
Вывод считался больше чем очевидным, поэтому, разумно предположив, что Дмитрию «фиолетово», я решил использовать зафрахтованный транспорт как личное средство передвижения. Предстояло проехать не меньше двух тысяч миль. При средней скорости их можно покрыть за неполные сутки, а значит, надлежало незамедлительно отправиться в путь. Трогательно попрощавшись с мистером Джонсом, я двинулся к поставленной цели. Любоваться красотами американской природы не представлялось разумным, и я жал топливную педаль практически до упора, стараясь по максимуму сократить дорожное время. Вероятно, Угар тоже не щадил чужого автомобиля, когда ехал на нашу приватную встречу? Через неполный час сумасшедшего продвижения меня охватило невольное ощущение, что я не один. Не прекращая бешеной гонки, я попытался определить, с чем бы прозорливое чувство могло увязаться?
Потребовалось вовсе немного времени, чтобы вычислить серенький «Buick», неотступно следовавший за мной. Он умело держался на почтительном расстоянии, не приближаясь и не теряя меня из дальнего вида. Решившись проверить, следом ли он направляется или же нет, я отклонился с прямого курса и съехал на проселочную дорогу. Тот последовал строго за мной. Чтобы окончательно убедится, я круто развернулся и вернулся на главную трассу. Через какое-то время я снова обнаружил новёхонький «бьюик»; да, он отмечался более поздним выпуском и уверенно держал предельную скорость. Я же мог выжимать лишь до ста сухопутных миль.
Всем известна моя ярая привычка «всё выяснять», то бишь просветится, какой мной совершён неблаговидный поступок, вызвавший столь пристальный интерес. Выбрав удобное место парковки, я резко остановился. Оставил машину открытой, как будто бросил, сам же углубился в ближайший лесной массив.
Местность виделась совсем незнакомой – не хватало мне только как следует заблудиться? Поступая разумно, я ступил на узкую тропку и придерживался её, не отклоняясь ни в правую ни в левую сторону. По понятным причинам продвигаться пришлось уверенно. Через полтора километра впереди возникло приличное построение, одиноко стоявшее на залитой солнцем обширной поляне; оно походило на охотничий домик и постоянного хозяина, видимо, не имело. Лесная избушка выглядела сложенной из целиковых сосновых стволов, зачищенных и зашкуренных, аккуратно подогнанных в «чаши»; крыша виделась черепичной; окружной периметр не превышал двадцать пять метров в квадрате. Зайдя во внутреннее пространство, я быстренько его осмотрел. Внутри имелись двухъярусные, установленные по бокам, самодельные нары; посередине прикручивался прочный еловый стол; вокруг него наблюдались аналогичные табуретки; напротив, в правом углу, из красного кирпича складывался красивый камин.
Выяснив, что в помещении дома спрятаться не получится, я вышел на улицу – вознамерился подождать назойливого преследователя в ближних кустах. Тот незамедлительно появился. Увидев пришедшего человека, я чуть не вскрикнул от безмерного удивления: «Ба-а! Наш жуткий любитель грузовых самолётных отсеков. Видно, ему понравилось болезненное знакомство, и он намерился его продолжать. Что ж, я совсем не против удовлетворить неукротимое, вообще неистовое, желание». Мне бросилась одна предприимчивая особенность: он оказался вооружённым – держал перед собой револьвер непонятной системы (то ли наган, то ли ещё какой?), представлявший грозное боевое оружие. Озираясь по сторонам, зашёл в незапертый дом и закрыл за собой дощатую дверь. Я легко мог сразить его пистолетным выстрелом ещё на подходе; однако, вдохновленному излишней настырностью, мне нестерпимо захотелось послушать, какие споются «благочестивые серенады».
Движимый нормальным желанием, я потихоньку пошёл. Оказавшись поблизости, встал у переднего входа. По-видимому, голова у него не явилась совсем костяной, и пусть и не сразу, но неуёмный злоумышленник всё-таки понял, что дом изнутри пустой, и заторопился на выход. Когда открылась входная дверь, то наружу показался заряженный пистолет. Он был вполне ожидаем. Заранее прихваченной палкой, обладавшей приличным размером, я размахнулся как можно шире – и… нанёс нехилый удар, ничуть не задумываясь, как жёсткое обращение отразится на моральном, да и физическом, состоянии таинственного преследователя.
Как и ожидалось, хватательное движение случилось нарушенным – разжавшись, ушибленная кисть избавилась от оружия. Не давая опомниться, я сделал молниеносный прыжок, и мы лицом очутились к лицу. Почти одновременно последовал предупредительный выстрел из «тульского токарева», почти в упор попавший в правую ногу. И тут! Оказалось, что всё-таки и он предрасположен к чувствительной к боли. Дико взвыв, что позавидовал бы волчий вожак, тот небрежно опустился на «пятую точку». Для пущей уверенности ему добавился мощный пинок, пришедшийся в пах. Предоставив обиженному противнику корчится на пороге, я прихватил (от греха подальше) обро;ненный пистолет и прошёл в охотничий домик, где заприметил хорошую витую веревку. Применяя знакомый приём, сначала за спину завелась рука правая, а следом и левая. Заломленные запястья соединились между собой и надёжно прикрепились прочной бечёвкой.
Оставив его сидеть на голом полу, спиной к бревенчатой стенке, я насладился великолепной работой, занял удобную позу и принялся раздумывать, как бы побыстрей развязать вообще неболтливый язык.
Глава XXI. Чистяков Фёдор Анатольевич
Ничего удачного не приходило, а почему-то вспоминалась да прочно укоренялась злобная прибаутка: «Дети в подвале играли в гестапо – зверски замучен сантехник Потапов». Постепенно проигрывая практичную присказку, я приходил к настойчивой мысли, что с излишне упёртым противником нужно сыграть жестокую роль садиста-мучителя. Поэтому разговаривать я начал примерно так:
- Что ж, Биба, я прекрасно помню, по-человечески ты общаться не имеешь никакого желания. Тогда я готов предложить перспективу диаметрально иную: немножечко поиграть в одну не слишком занимательную игру. Можешь не сомневаться, к концу «увеселительного» мероприятия в груди у тебя возникнет неуёмный пожар, по-маленькому ты станешь ходить лишь красной мочой, а дебильные мозги – если случится, что вообще они есть? – вытекут через глухие уши. Потом всю оставшуюся жизнь доказывай, что сбеди;л тебя именно я.
Поникший парень, съёжившись, угрюмо поморщился, однако так и делал решительный вид, что не понимает, к чему я клоню. Тогда, чтобы избавить нового «друга» от терзавших сомнений и укрепить его сплошную уверенность, что игривые шутки вчистую закончились, произвёлся дополнительный выстрел, поразивший левую ногу, её берцовую кость.
И вновь стойкий соперник мне показал, что ничто человеческое оказалось ему не чуждо, – он жалобно застонал, превозмогая нестерпимую боль.
- Тебе бы в подпольной разведке работать, - сделал я закономерное заключение, - в твоём лице любимая Родина потеряла непоколебимого храбреца. Однако выбор ты сделал преступный, совсем не нормальный. Как ни прискорбно, мы очутились в противоположных, друг с другом развоевавшихся, лагерях. Теперь – раз уж ты побежден – я предлагаю тебе и добровольно, и чисто откровенно со мной побеседовать.
Видя, что упёртый недруг не понимает, что в недалёком будущем его ожидает, или же, напротив, тупо смирился, я попробовал его разжалобить и заговорил чуть-чуть по-иному:
- На что тебе Туркаев сдался? Оставайся в «их поганой» Америке. Устроишься тут в полицию или в Федеральное бюро расследований. Можешь мне верить, едва узнают, какими непревзойдёнными талантами ты обладаешь, тебя обязательно примут. Какой бы Олежек не оказался суперотпетый бандит, здесь, поверь, он, точно, тебя не достанет. И потом, мне лично кажется, умереть, защищая справедливые интересы, гораздо почетнее, чем сдохнуть здесь, в медвежьей берлоге, из-за каких-то «пацанских понятий».
Видно, я говорил на языке иностранном. Неуступчивый ворог стонал, хрипел, шипел, скрежетал болезненными зубами, но продолжал упорно меня игнорировать. Пришлось перейти к старому, неоднократно испытанному, способу. Я поочередно загнул ему в обратную сторону леворукие пальцы. На пятом стойкий противник сдался – сделав «словесное одолжение», изъявил прямое желание ознакомительно побеседовать. Ха! Я уж готовился вынести рассмотреть резонный вопрос «о внесении его в книгу рекордов Гиннеса – по несломленной терпеливости», причём непременно посмертно.
- Перестань, - прогнусавил он жалобно, - я готов говорить.
- Вот и замечательно! - не без облегчения выдохнул я. - Давай начнём и первым делом выясним, как же на самом деле тебя зовут?
- Назвали меня Чистяко;вым Фёдором Анатольевичем, - передавалась личная родословная, - я бывший десантник, да ещё и двухлетний сверхсрочник. В настоящее время, действительно, работаю на Олега Туркаева.
- Вот видишь, как всё предельно просто, - успокаивая неболтливого собеседника, я пытался наладить доверительное общение, - стоило упираться, да доводить до болезненного членовредительства.
- Ты его не знаешь: он всё одно не простит. Я уже понимаю, что никакой не жилец… Меня либо ты сейчас замучаешь, либо тот… обязательно впоследствии шлёпнет.
- Что за бедовая мысль склонила на предательский разговор? - задался уместный вопрос.
- Так поживу немного подольше.
- Тоже верно, - вставил я, начиная подумывать, что Фёдор Анатольевич не совсем лишен рассудительного рассудка и что его черепная коробка состоит не из единой, сплошной, кости;. - Раз ты осознал, тогда расскажи: что ты поделывал в рейсовом самолёте, какова была основная цель и как ты туда попал?
- Всё очень просто… ночью мне позвонил Олег, - чистосердечно разъяснял Чистяков, - срочно велел собираться и ехать на проспект Энергетиков, к тамошнему отелю; он сообщил, что вот-вот оттуда выйдет мужик, собравшийся умыкнуть до отдалённой Америки. Особый упор делался на два конкретных момента: первый – за ним необходимо проследовать; второй – любыми путями не дать ему приземлиться. Он дал твоё примерное описание, так что, сам понимаешь, ошибиться было практически невозможно.
- Интересно, а как он узнал, где, в Питере, я проживаю?
- Подробные вопросы уже не ко мне.
- Ладно, продолжим, - согласился я, возвращаясь к строго направленной сути, - допустим, ты меня удачливо выследил, а как попал в самолёт?
- И тут несложно. Следуя за тобой, я прибыл в пассажирский аэропорт. Там у нас работает «свой» человек, который помог выяснить интересующий рейс и достал посадочные билеты.
- У вас серьёзная бандгруппа! - констатировал я не без доли нормального восхищения. - Что дальше – как ты собирался нейтрализовать меня в многолюдном салоне?
- Похожая мысль не давала покоя и мне, - продолжал откровенничать Фёдор, - с оружием в обычный самолёт не пускают, а парень ты с виду не хлипкий и без жестокого боя навряд ли поддашься. Затевать обоюдную драку при многих свидетелях? Здорового толку не выйдет.
- Ты не лишён практического ума, хотя производишь впечатление человека, извини, нисколько не умного, - сделал я «душевное» заключение и продолжил «этическое» дознание: - Как ты планировал исполнить поставленную задачу?
- Я хотел заманить тебя, под каким-нибудь благовидным предлогом, в укромное место, а там, уверенный в неисчерпаемой силе плюс тщательной подготовке, думал, легко сумею тебя одолеть. Хотя теперь понимаю, что здорово ошибался, – ты, наверное, прошёл армейскую школу покруче?
- Можешь не сомневаться, - улыбаясь искренней похвале, я продолжал, - но как ты рассчитывал меня куда-нибудь заманить? И где, интересно, укромное место располагается в пассажирских летальных лайнерах?
- Тот же самый вопрос задавал себе я и никак не находил исчерпывающего ответа.
- Ладно, допустим, ты с ним определился, - не уставал я в проявленном интересе, - как ты собирался меня туда заманить?
- Э-э, за этим бы дело не стало, - уверенно сказал Чистяков, - я предложил бы спрятаться и выпить потихоньку за ВДВ.
- Если бы я отказался?! - удивился я искренне, если не откровенно. - Ты не рассматривал – таку-у-ую! – возможность?
- Я не видел ещё ни одного человека, который отказался бы выпить со мною за ВДВ, - простодушно ответил Фёдор.
Душевную наивность приходилось мне наблюдать нечасто, поэтому я не нашёлся, чем ему возразить, а намекая на простецкий образ мышления, продолжил допытываться:
- Как ты тогда оказался в подсобном отсеке?
- Увидев, что ты заходил туда-сюда-обратно вдоль по салону, просто предположил, что ты и сам хочешь выпить и ищешь удобненькое местечко, где можно уединиться, чтобы, втайне от надоедливых стюардесс да других пассажиров, приложиться к хмельному стаканчику.
- Но остограммиться ведь можно, сидя в собственном кресле? - не переставал я дивиться чудоковатому образу мыслей, - к примеру, спросить у услужливой бортпроводницы или достать и пригубить спокойно своё.
- Вот и неправильно! - уверенно заявил незатейливый собеседник. - Спиртные напитки с собой проносить нельзя, а дать их могут не больше ста грамм… разве нормальные десантники пьют по сто грамм? - он изумлённо пожал плечами.
Спорить с железной логикой – всё равно что голым задом садиться в крапиву, и я решился продолжить дальше; на улице вечерело, а надлежало ещё отправиться дальней дорогой.
- Вернёмся к тому моменту, как ты меня нашёл?
- Очень непринуждённо, - без тени подвоха ответствовал Чистяков, - увидев, что тебя долгое время нету, я пошёл поискать, увидел открытую дверь и решил проследовать внутрь. Что было дальше – ты знаешь не хуже меня.
- Правильно, - констатировал я и тут же продолжил: - Но мне неизвестно, как ты снова, уже в Америке, напал на мой след? И главное, как ты попал в «бюрократическую страну» без заранее оформленной визы?
- Здесь проще всего! Когда меня обнаружили в грузовом отсеке, привязанным к спускной лестнице, то долго пытали, как я туда попал. Я им наплёл какую-то полную ересь, в которую они ни много ни мало, естественно, не поверили; зато у них есть туповатое правило «любому человеку предоставить единственный телефонный звонок». Вот он-то и стал их жалкой ошибкой.
- В смысле? - не понял я простого намерения.
- Я позвонил Туркаеву – тем более что он непременно велел рассказать, как прошло полётное рандеву – и выдал ему печальные сведения. Через час он прислал какого-то пронырливого хмыря, и тот всё махом устроил. Помимо прочего, он передал мне новое поручение: во-первых, взять напрокат подержанную машину; во-вторых, отправиться к пустынному, напрочь заброшенному, сараю; в-третьих, помочь там некоему Угару тебя по-тихому ликвидировать – ежели у того вдруг чего не заладится.
- И-и?.. - задался короткий вопрос.
- Я приехал, когда ты уже отъезжал. Мне ничего другого не оставалось, как неотступно следовать за тобой.
- Как ты рассчитывал со мною расправиться? - пытался я разузнать не без злорадного интереса.
- Ты же видел – я был с оружием. Его мне передал человек, прибывший от Олега Туркаева. Имея убийственный аргумент, можно было не сомневался, что как-нибудь теперь-то не проиграю.
- Хорошо, - перешёл я к главной проблеме, - где Олежек теперь и что он собирается предпринять?
- Честно, даже в толк не возьму, чего ему здесь понадобилось, - без тени каверзной мысли, признался мне Чистяков, - у него и в России дела идут, походу, неплохо? Короче, меня оставили чисто непосвящённым, а сам я догадываться, по правде сказать, не привык.
Последнее утверждение походило на голую правду. С Федей становилось всё более чем понятно: он являлся всего-навсего жалкой пешкой, используемой в чужой, запутанной сложно, игре. Понимая, что в обезноженном состоянии тот вряд ли мне помешает, я его развязал и пожелал дождаться утра, чтобы потихоньку выбираться на проезжую трассу. Далее, я спросил у него ключи от быстроходного «бьюика», а ему оставил от допотопного «кадилака». Не теряя бесценного времени, заторопился назад, на дорожную автостраду. Двигаться пришлось по потемневшему американскому лесу…
Глава XXII. Тени преисподней
Когда я пробирался через густую чащу, вновь охватило тревожное чувство, что поблизости находится кто-то чужой. Ощущение то ещё! Головные волосы вдруг разом зашевелились; напряжённую спину сковало мучительным холодком; мириадами забегали ледяные мурашки; кровь разом застыла в жилах; неслышное сердце, наверно, остановилось – так сделалось жутко. Похожего страха я не испытывал никогда – как будто меня обняла сама костлявая смерть.
Не понимая истинную причину, я тупо остановился и начал прислушиваться. Повсюду слышались весёлые птичьи трели, стрекотания насекомых, редкие звериные рыки да их же сосредоточенные сопения. Вдруг! Сзади я уловил чуть слышимое шуршание и мысленно ощутил, как (некто!) неимоверно быстро сближается.
Телесные мышцы словно схлестнуло глубоким ступором, но мешкать не стоило ни единой секунды. Собрав всё запредельное мужество, я обернулся назад – и… увидел, как стремительно приближаются два красные огонька, очень напоминающие дьявольские огни. Дополняя пришедшееся сравнение, показалась удлинённая мохнатая морда, увенчанная длинными, торчком поставленными, ушами – всем озлобленным видом она напоминала верного служителя преисподней. 
Суеверный ужас, невольно охвативший взбудораженный мозг, не смог победить той несгибаемой воли, что достигалась года;ми усиленных тренировок. Когда сатанинское отродье, приближаясь к лицу, открыло вонючую пасть (где сияли огромные острые зубы), я инстинктивно сгруппировался, схватил озлобленное чудовище за верхнюю челюсть (правой рукой за верхнюю, левой – за нижнюю) и резко дёрнул, разрывая звериную морду. Животное, оказавшееся самым обычным волком, лишившись смертельного хвата, жалобно заскулило, поджало понурый хвост и, раздосадованное, отбежало в сторонку.
Однако радоваться было достаточно рано. Вслед за первым я увидел, как подлетает нечто подобное. Не позволяя приблизится, верно рассчиталась бросковая траектория и последовал хоро-о-оший пинок, угодивший (носком туфли) прямо в животную глотку. То страшное потрясение, уверяю, вряд ли кто выдержит – точно так же случилось и с кошмарным чудовищем. Оно плюхнулось на бренную землю, не в силах вздохнуть.
Но и тот не оказался последним. Почти одномоментно на меня накинулся третий. Пока я атаковал второго сородича, мохнатый «призрак» спокойно приблизился едва не вплотную и весом могучего тела сбил меня с ног. Когда наносился гортанный удар, единовременно извлекался заблаговременно взведённый ТТ. Падая вместе с рычащим волком, обеими руками (в том числе и вооружённой), я прочно схватился за косматую шерсть, на шее, возле звериной морды, не позволяя вцепится в моё незащищённое горло. Далее, применился эффектный приём – перекатывание назад, через собственную голову, с удержанием захваченного противника. Уф! Я оказался сверху. Прижимая вражескую тушу к земле свободной ладонью, подставил заряженный пистолет под нижнюю челюсть – и… убийственно выстрелил. 
Как же возблагодарил я Господ Бога да личную прозорливость, что не включил оружейный предохранитель. Стоило чуть замешкаться, и всё бы закончилось. Да, да, не успел я подняться, а различил два новые огонька. Судя по сегодняшним выстрелам, в магазинной обойме осталось четыре патрона, а сколько было волков – точно никто не знал. Поэтому я вознамерился выстрелить не раньше, чем увижу оскаленный рык, то есть наверняка.
Так я и поступил. Застрелив четвёртое животное, убил ещё двух. Напоследок у меня оставался один пригодный боеприпас. Можно, конечно, перезарядиться, но требовалось хоть какое-то спокойное время. Внезапно! Всё стихло. Воспользовавшись коротенькой передышкой, я извлёк истраченный магазин и, начинив его запасными патронами, остался дожидаться продолжение жестокой атаки. К счастью, ничего уже не последовало.
Не убирая заряженного оружия, я проследовал дальше, пока не вышел, успокоенный, на проезжую часть. Ночью найти её вовсе не трудно: транспортный шум услышишь издалека. Попутно подумал, что правильно посоветовал Чистякову дожидаться в охотничьем домике и что надо бы с первой же телефонной будки вызвать службу спасения «911». Отыскав быстроходный «бьюик», я с приличной скоростью отправился дальше.
Весь оставшийся путь, вплоть до американского штата Техас, я проделал без значимых затруднений. По дороге я делал короткую остановку – укрался в придорожном лесу, где провалялся без осязаемых чувств ровно четыре часа. Меня интересовал Порт-Артур округа Джефферсон. Въехав на городскую окраину, на первой заправочной станции удачливо выяснилось, что прокатная фирма «Renting a car» находится прямо передо мной, в пяти минутах ходьбы. Я бросил чистяковское авто на отстранённой заправке, а сам направился к ней.
Глава XXIII. Контора Стивена Брауна
Захолустная контора, явно неперспективная, представлялась отдельной площадкой и доходила периметральным размером до пятнадцати Га; она огораживалась отнюдь не сплошным забором, изготовленным из металлической проволоки. За невысокой оградой, на пыльной земле, виднелись расставленные в беспорядке американские автомобили; все они видали печальные виды. Невдалеке от открытого въезда располагалось непрезентабельное строение, напоминавшее, скорее, дощатый сарай, чем респектабельный офис – ничего иного поблизости не прослеживалось. Предприятие, похоже, являлось убыточным, и дела его давно захирели.
Беспрепятственно проникнув на незакрытую территорию, я направился к единственному строению. Оно представлялось изрядно обшарпанным, размещенным на общей площади, не превышавшей двадцать пять метров квадратных; покатая крыша отображалась треснувшим шифером; входная дверь, до нижней половины, изготовлялась филёнчатой, а с верхней оказалась выполненной под оконную раму. Беспрепятственно очутившись внутри, я внимательно осмотрелся: две стены, противоположная и правая, остались почти глухими (единственное, последняя имела сбоку шершавую дверцу, очевидно ведшую в подсобные помещения); противоположные направления (где-то с полметра от пола) предусматривали сплошные оконные рамы, прерывавшиеся единственным входом; справа находился старенький офисный шкаф; напротив – покосившийся письменный стол. За неизменным атрибутом любой нормальной конторы гордо восседал угрюмый хозяин.
Передо мной возник нестарый ещё человек, переваливший сорокадвухлетний, натурально зрелый, порог; частично полысевшая седовласая голова неплохо гармонировала со значительно ожиревшей краснорожей физиономией (видимо, он очень любил хмельные напитки?); из-под узких щёлочек век выглядывали наглые, убеждённые в личном превосходстве, серенькие глаза; приплюснутый нос напоминал скукожившуюся картошку; влажные толстые губы периодически чмокали. Неброская одежда представлялась бежевой, изрядно потрёпанной рубашонкой (она перетягивалась яркими, пёстрого цвета, подтяжками) да серыми, напрочь сальными, брюками; на коротких ногах наблюдались тёмные сланцы – чисто по-американски они мирно покоились на столе. По всему выходило, что человек тот, чванливый, сложившейся жизнью очень доволен.
- Я Семён Борисов, представитель торговой организации, - представился я не собственным именем, - могу ли я видеть хозяина?
- Он перед Вами. Стивен Браун, - назвался хмурый владелец, указывая на незанятый стул, расположенный строго напротив. - Чем могу быть полезен?
Воспользовавшись почтительным предложением, я деловито присел, а чтобы не показаться невежливым, так же как он, удобно расположился ногами на главной офисной принадлежности. Слегка, лишь движением дугообразных бровей, подивившись нахальной бесцеремонности, ленивый хозяин скупо продолжил:
- Вы русский?
- Если честно, - призадумался я, - поставленный вопрос интересен и мне самому. Ответив как-то определённо, боюсь ввести Вас во вредное заблуждение. Ежели моя этническая принадлежность не слишком важна, можете считать меня кем угодно.
Ещё больше удивляясь избранной манере ведения разговора, Браун грубовато спросил:
- Чем я всё-таки Вам обязан?
- Стану очень признателен, - перешёл я к насущному делу, - если ты, «жирная задница», соберёшь ноги в руки, заведёшь сноровистый автомобиль и вместе со мной прокатишься к Олегу Туркаеву – туда, где он находится со всей разнузданной бандой. Обещаю, в положительном случае, я слегка тебя оглушу, покрепче свяжу, а когда успешно закончу, то;тчас освобожу.
- Что будет, ежели я откажусь? - снимая грязные ноги, промолвил впечатлительный Стив.
Повторяя хозяйский манёвр, я честно ответил:
- Предам тебя самым бесчеловечным пыткам.
Чтобы не оставалось ни малых сомнений о моих серьёзных намерениях, я, дерзкий, привстал и жёстким, едва ли не металлическим кулаком ударил сомнительного оппонента в картофельный нос, чем ненадолго отправил в мир удивительных сновидений.
Как только тот отрубился, я принялся осматривать конторские помещения «в поисках подручных средств связывания». Заодно убедился, что, посторонних, в ней никого не имеется; кстати, их прямое отсутствие позволяло надеяться, что неожиданных сюрпризов не будет. Ничто не наполняет сердечным восторгом, как привлекательная находка. То же случилось со мной, когда обнаружился полюбившийся «скотч». Накрепко привязав Брауна к наиболее надёжному стулу, я поставил его посереди просторной комнаты. Далее, с помощью обычной воды да нашатырного спирта, найденного в аптечке, привёл несговорчивого хозяина в реальное чувство.
- Сразу же объясню, - перешёл я к сути конкретных претензий, - настроение у меня сегодня паршивое: я очень долго ехал и практически всю дорогу не спал, то есть смертельно устал. Ты должен поверить на; слово, что в утомлённом состоянии я делаюсь страшен. Чтобы не допустить болезненных телесных увечий, я предлагаю зачесть, что долгое время ты геройски держался, но потом, под натиском немыслимых пыток, не выдержал и сломался. В итоге мы сэкономим две важные вещи: моё время и твоё здоровье. Ну так, как?
Взяв плоскую отвёртку, я медленно её покрутил, нетерпеливо ожидая, какое решение примет упёртый владелец. Очевидно, тот не осознал серьёзности прискорбного положения [наивно предположил, что живёт в стране цивилизо-о-ованной (а может, и по каким иным, вообще необъяснимым, соображениям?)] и ответил в излюбленной американской манере:
- Fuck off.
Смысл неприличного выражения являлся сугубо понятным. Конечно, я нисколечко не обиделся; нет, меня смутило другое: он выбрал тактику ведения переговоров, следуя наибольшим сопротивлением. Избранное положение вещей меня, естественно, не устраивало. Я подошёл к нему спереди и чётким движением вонзил стальную отвёртку в правую половину груди. Неторопливо покручивая, повторил недавний вопрос, но, правда, намного короче:
- Где находится Олежек Туркаев?
Стивен явно не подготовился к крутому повороту событий и, отчаянно завопив, принялся извиваться – попытался освободиться от пронзившего грузное тело острого инструмента. Я думал, он окажется более стойким, но Браун запричитал:
- Хорошо, хорошо, я всё расскажу.
- Вот это другое дело, вот это деловой разговор, - ласково подзадорил я раненого владельца, недоумевая, почему я раньше не использовал столь эффективный способ «развязывать языки», - и где, ты говоришь, находится мистер неуловимый гангстер?
- В общем, - проникся «доверительным отношением» господин бандитский прислужник, - он знакомый моего ближайшего компаньона – я знаю его только поэтому.
- Допустим. Что дальше?
- Сейчас они находятся на заброшенной авиабазе, времён Второй мировой войны, милях в десяти по южному направлению.
- Чем они занимаются? - продолжал я учтиво допытываться.
- Даже не представляю: в детали не посвящали. Просто два с половиною дня назад ко мне приехали трое: мой компаньон, Туркаев и ещё один русский. Они сказали, что нужен допотопный автомобиль, не особо приметный, который, если чего, не слишком и жалко.
- Как звали третьего русского?
- Он приехал с авторитетной рекомендацией – для меня её более чем достаточно. Поэтому настоящего имени я не спросил, арендованную машину, по их же просьбе, нигде не оформил.
- Странно, одного не представили, - недоумевал я совсем не по-детски, - а с Туркаевым познакомили?
- О! Это страшный, до жути пугающий, человек. Он привёз из России около сотни отпетых гангстеров, и все они находятся на том секретном аэродроме.
- Чего поделывают?
- Готовят какое-то серьёзное дело, - разоткровенничался податливый Стив, - крупномасштабную международную операцию.
- Ты чего не с ними – дело, наверное, прибыльное?
- Я в преступные схемы особенно не суюсь – стараюсь чтить американский закон! Однако и с преступным миром рассориться тоже не собираюсь, поэтому и оказываю им меленькие услуги, не связанные с открытым вмешательством.
- Как на авиационную базу по-тихому проскользнуть? - перешёл я к технической части. - Есть ли достойное ограждение, выставленные посты, или, точнее, какая существует охрана?
- Пробраться можно без особых проблем. Ограда не целостная. Хотя и изготовлена из колючей проволоки, но почти по всей окружности имеет солидные повреждения; в некоторых местах они такие, что на танке свободно проедешь. С другой стороны, если туда попадёшь, то обратно навряд ли выйдешь.
- Что так?
- Там столько вооруженных людей, - высказал мистер Браун личное мнение, - что всё равно на кого-то наткнёшься и тебя непременно сцапают.
- Возможно?.. - сказал я, раздумывая, что чем больше в одном месте вооруженных людей, тем проще средь них затеряться, вслух же спросил: - Как местные власти реагируют на несчётное бандитское сборище?
- Во-первых, никто ничего не знает: всё держится в строжайшем секрете.
- Что во-вторых?
- Тут самое интересное… Военный аэродром выкупился моим прямым компаньоном. Чтобы попасть на частную территорию, в американском государстве нужны весомые основания.
Горделивое изречение являлось чистейшей правдой. Пускай хоть иностранный легион формируется у тебя под боком, но, если они находятся на частной собственности, никуда с неё не выходят, не совершают явных противоправных поступков, в Соединенных штатах никому и в голову не придёт предъявлять им необоснованные претензии. С точки зрения правовой морали неглупые бандиты выбрали правильное, то самое, место.
- Ладно, вроде бы всё понятно, - предполагая заканчивать, я подводил неутешительные итоги, - как мы с тобой расстанемся?
- В смысле? - задался нормальным вопросом подраненный автовладелец.
- Как нам поступить, - развивал я тревожную мысль, - чтобы о нашей милой беседе не узнали ни твой компаньон, ни тем паче Олежек Туркаев? Если, скажем, я наберусь банальной глупости и оставлю тебя в живых, то стоит мне только отсюда уйти, ты моментально кинешься подробно докладывать – я правильно рассуждаю?
- Я же ведь связан?! - настаивал мистер Браун, выдавая чистокровного гражданина Америки.
- Что помешает тебе развязаться, едва я уйду? Или, может, в твоей загнившей фирме не бывает других посетителей?
Он не нашёлся, чего разумно ответить. Я продолжал:
- Давай так: я вызову тебе медицинскую помощь, а ты пообещаешь остаться скромным, сохранишь нашу близкую дружбу в строгом секрете, – это устроит?
- Вполне, - пообещал воспрявший американец.
Покидая контору мистера Брауна, я слабо надеялся, что он сдержит мужское слово; но делать нечего – не убивать же его ради тупого молчания? Чёткую информацию, где найти подлеца Туркаева, я получил; а уж как ей распорядиться – дело служебной гордости. Тем более что всё равно я стремился в бандитский стан, а судя по последним событиям, Олежек был в курсе моих ретивых намерений ничуть не меньше, чем я.
Глава XXIV. Западня
Вернувшись на пригородную заправку, я расспросил болтливого продавца и подробно узнал, как проехать на бывшую лётную военную базу. Тот имел приятную наружность молодого человека (лет двадцати трёх – не больше), не отягощенного бременем жизни; худощавый стан заканчивался ровненькой головой, украшенной длинными, едва ли не женскими прядями; овальное лицо выглядело привлекательным и сияло зелёно-голубыми глазами. Неброское одеяние составляло белую рубашку, с короткими рукавами, да синие, чисто американские, джинсы; на рыжей жилетке красовался отличительный «бейджик», представлявший Теда Спенси. Парень оказался излишне словоохотливым и непринуждённо делился всеми подробностями; в приморском городке они распространялись со скоростью прибрежного ветра. Первым делом я попытался выяснить, не обманул ли меня измученный Стивен Браун.
- Послушай, приятель, а правда ли, здесь, неподалёку, есть секретная военная база?
- Нет, ничего похожего и рядом нет, - честно ответил служитель торговой промышленности. - Есть некий захудалый аэродром, оставшийся со времён войны; его давно забросили, а располагается он милях, наверное, в десяти – если двигаться к югу.
- Почему его не используют? - продолжал я увлечённо допытываться.
- Не знаю. Нет, наверно, великой необходимости.
- Там что, совсем никого не бывает?
- Постой, - немного подумав, ответил Спенси, - около двух недель назад в ту сторону стали наезжать какие-то странные люди – они показались мне до крайности подозрительными.
- Что доблестная полиция? - задал я наиболее очевидный вопрос. - Как к ним относятся местные полицейские – вдруг там подготавливается крупномасштабный теракт?
- Мы живём в капиталистическом государстве, - привёл логичный довод сообразительный собеседник, - здесь всё продается и всё покупается. Я думаю, намаслили «мохнатую лапу» – на «левые» передвижения глаза и закрыли. Лишь бы в подвластной округе было спокойно, а та-а-ам… если чего и случится, виноватых быстро найдут. Как и всегда.
- Как же нормальная профилактика, - недоумевал я от расхлябанной деятельности, - ведь лучше предотвратить, чем собирать потом несчётные трупы.
- Вопрос не ко мне, - справедливо заметил смекалистый юноша, - я в чужое дело любопытный нос не сую: не касается тебя – вот и не дёргайся.
Американскому, поистине капиталистическому, замечанию возразить было нечем. Подтвердив брауновские сведения, я начал собираться в дорогу. Сел в захваченный «бьюик» и отправился по южному направлению. По пути пришлось немало поразмышлять, как бы разгадать бандитские планы. На ум не приходило ничего хоть как-то осуществимого. Единственная мысль, имевшая возможность успешной реализации, – это захватить какого-нибудь гангстерского «бойца», вывести его в безлюдное место и «любезно» потолковать. Вариант показался мне осуществимым, наиболее привлекательным, поэтому, не доезжая до секретной базы примерно два километра, я бросил «отжатый» автомобиль, а дальше пошёл пешком; приходилось двигаться в стороне от проезжей части. Через несколько минут открылся удивительный вид законсервированного военного аэродрома, брошенного со времён Второй мировой войны.
Поднявшись на холмистое возвышение, я пристально изучил былую воздушную гавань. Взлётная территория ограничивалась корявым забором, составленным из порванной металлической сетки; она протягивалась на расстояние два километра в длину да километра полтора в ширину; на ней имелись две продольные полосы;; попутно устанавливались девять полусгнивших деревянных ангаров, друг отступавших от друга на одинаковых интервалах; за ними виднелись расставленные в шахматном порядке подсобные помещения. Возле неказистых домиков в беспорядке разбрасывались различные легковые автомобили; в ближайшей самолётной стоянке виднелось несколько военных, подспудно накрытых грузовиков. Вокруг сновали гражданские люди, выполнявшие какие-то, неизвестные мне, обязанности.
Я обратил внимание, что один садится в машину и собирается отъезжать. Подарок щедрый? Конечно, второго такого невозможно себе представить. Спустившись с возвышенного пригорка, я побежал к личному транспорту с максимальной скоростью, на какую оказался способен. Когда я подбежал к быстроходному «бьюику», вражеский автомобиль, который планировалось преследовать, удалился в сторону города; он отъехал на приличное расстояние и распознавался лишь по клубившейся пыли.
К счастью, движение не виделось интенсивным, что помогло не потерять преследуемый объект насовсем. Догнал я наивного водителя, ничего не подозревавшего о страстном намерении душевно с ним побеседовать, как раз на окраине Порт-Артура. Въехав на городскую окраину, тот особо не углубился, а остановился у приличного двухэтажного мини-особняка. Он вышел наружу и неспешно преследовал внутрь. В его руках находился некий бумажный пакет, который придерживался прочно прижатым к груди – наверное, важная передача? Не чувствуя каверзного подвоха, я тупо предположил, что навестился один из американских коллег Туркаева, и набрался несоразмерной наглости – зайти без надлежащего приглашения.
Предвкушая познавательную беседу, я подошёл ко входной двери. Она осталась не заперта, что соответствовало моим недобрым намерениям «проникнуть бесшумно». Я потянул за наружную ручку – дверная створка спокойно открылась. Я осторожно вошёл. Как только сзади раздался негромкий хлопок, я понял, что очутился в сплошной темноте. Обычных спичек не оказалось, а все шпионские примочки остались в России: с ними в Америку всё равно бы не допустили. Я пожалел, что ретиво поторопился и не подумал захватить с собою карманный фонарик. Минуту пытался чего-нибудь рассмотреть, но ничего не увидел. Вдруг! Прямо за мной послышался характерный звук, как запирают дверную личину. Одновременно зажёгся яркий электрический свет и осветил прилично обставленную нехилую залу. Все оконные проёмы наглухо занавешивались чёрными, напрочь непроницаемыми, шторами. Людская мышеловка захлопнулась. Внутреннее помещение наполнились озлобленными бандитами; их безобразные рожи сияли ожесточённым презрением. Я понял: «Моя песенка спета, и вряд ли мне дадут выйти отсюда живым».
Когда я заходил, в густом полумраке никого не увидел – очевидно, они прятались в неосвещённых от входа тёмных пространствах? Проделать несложный трюк случилось совсем нетрудно: парадный холл имел внушительные размеры; высокая мебель сдвигалась, чтобы образовывать шкафные укрытия; глухая лестница, ведшая на второй этаж, тоже предполагала заднее невидимое пространство. После того как доступ светового дня прекратился, прятаться дольше не выдавало разумного смысла, и они повыходили на середину; одновременно зажглось и светлое электричество.
Я сделал привычный замах, намереваясь выхватить «тульский токарев», но «шаловливую» ручонку «вежливо» остановил стоявший сзади здоровый амбал. Не сочтя за особый труд, он извлёк безотказное оружие сам. Никто не сказал ни единого слова. Не дали поговорить и мне. Сразу, всем скопом, осатанелые злодеи набросились на меня – а было их человек эдак двадцать, и нисколько не меньше. Какой бы спецназовской подготовкой меня не напичкали, против несоразмерного количества сил я всё равно бы не устоял. Единственное, что я успел предпринять, во-первых, хорошенечко двинул локтем заднего любителя чужого оружия (попал ему точно в пах), во-вторых, преступнику, нападавшему спереди, выровнял лицевую поверхность, вдавив выпиравший нос поглубже в черепную коробку.
Далее, я почувствовал мощный удар, направленный по затылку. Возьмусь предположить, то не был мужской кулак, а что-то гораздо серьёзнее. Потом я сумел отразить три или четыре передних атаки. Кому-то, видно, страсть как надоело вести активные боевые действия, и я ощутил, как правая стопа отрывается (чем-то?) от пола и уводится в сторону. Естественным результатом явилась потеря стойкого равновесия. Я попытался резко сгруппироваться, чтобы остаться стоять на ногах; но тут… нескончаемые тумаки, пинки и затрещины посыпались сразу со всех сторон. Понятное дело, сбили с ног, а оставив в лежачем положении, настойчиво требовали у мятежной души покинуть грешное тело, нещадно постукивая твёрдыми ботиночками по бренному туловищу, хотя и мускулистому, но всё-таки не железному.
Ребята выглядели бывалыми и отлично знали преступное дело. Так и не давая безвольной жертве опомниться да занять хоть сколько-нибудь стоящую позицию, они уверенно орудовали ножными конечностями. Криминальные выродки доставляли мне нестерпимые ощущения, а под конец и вовсе погрузили в невесомое состояние полной прострации; я снова окунулся в обрывочные воспоминания…   
Глава XXV. В плену
Прослужив в Советской армии целый год, в один из погожих октябрьских дней мы, со старшиной Ворошиловым, находились по служебным делам в одном из Карабахских селений. Ненадолго остановились в центральной харчевне, чтобы спокойно поужинать. Заказав отменный шашлык, Александр решил, кроме прочего, угостить меня крепенькой выпивкой. Он заказал местного вина, какого-то дешёвого пойла, после чего, смачно его потягивая да заедая вкусным мясцом, мы принялись рассуждать о послеармейской судьбе.
- Ты кем планируешь сделаться после военной службы? - спросил меня близкий друг, одновременно непосредственный командир.
- Не знаю?.. Пойду, наверно, учится, - выдвинул я теоретическое предположение, - а может, работать, но высшее образование получу обязательно, пусть даже заочно.
- Я в армии останусь, сначала на «сверхсрочной», после выучусь на бравого прапорщика, а дальше… на цело-о-ого офицера. На гражданке делать особо нечего, работы нормальной нет, а людям военным дела хватит всегда… тем более бывалым спецназовцам, особенно когда советское государство «трещит по швам» да напрочь разваливается.
Я полностью согласился, но посвящать молодую жизнь вооруженным силам не очень-то и хотелось. По натуре я слыл человеком свободолюбивым и мне претило выполнять строго поставленные приказы. Об истинных предпочтениях я рассказал приятному собеседнику:
- Я вольную волю люблю; мне очень не нравится, когда ограничивают собственную свободу.
- Всё это никчёмные мелочи – к ним можно привыкнуть, а тем более на жуткой войне. Потеряться в мирной жизни вовсе не сложно. Попадёшь в плохую компанию – вот и всё… считай, жизнь нормальная поломана навсегда, - выдал мудрое суждение задумчивый «замкомвзвод».
- Всё вроде правильно, - продолжал отстаивать я личную точку зрения, - но нам даётся смышлёная голова, чтобы принимать по чести правильные решения.
- Знать бы только, где они – эти правильные решения. Чаще всего случается всё спонтанно, а потом… исправить уже ничего нельзя. Здесь же всё делают за тебя: и думают, и рассуждают, и на истинный путь наставляют – все решения принимаются за тебя, оставляя лишь чётко обозначенные приказы.
- В армии девчонок хороших мало, - попытался я найти другой аргумент.
- Это пока на «срочной», - уверенно заключил Ворошилов, - на «сверхсрочной» намного проще: времени свободного больше, а девчонки красивые, поверь, к военным сами собою липнут, потому что за ними реальная сила, а главное, сплошная надёжность.
Бывалый командир напрочь разбил, казалось бы, неопровержимое утверждение. Пришлось согласится, однако я всё же задал закономерный вопрос:
- Надеюсь, Саня, ты не агитируешь меня остаться служить? Сразу скажу, я на гражданку хочу… мне и служить-то пришлось идти, только чтобы в унылую тюрячку случайно не загреметь.
- Вот, а я тебе толкую – про что? - заметил смышлёный «замок». - Дьявольские соблазны рано или поздно всё едино приведут на прямую дорожку – в «места не столь отдаленные». Хотя жить тебе – смотри сам; сам же и выбирай, что лучше... вот только не ошибись.
Постепенно, за назидательным разговором, мы допили хмельное вино, и я вдруг почувствовал, что ноги как будто наливаются тяжёлым свинцом, обмякшее тело безвольно деревенеет, а свинцовые веки слипаются. Сначала я подумал, что случилось нормальное опьянение, но, когда попробовал встать да не смог, начал осознавать, что меня «накачали» каким-то сильным снотворным. То;-то вино показалось немного странным – отдавало противным вкусом. Окружавшие предметы поплыли кругом, ворошиловский голос раздавался издалека, откуда-то глухо-глухо, как будто из ржавой бочки. Постепенно я провалился в принудительный сон.
Очнулся я в затхлой яме. Глубина представлялась метров около трёх; округлый диаметр достигал до двух с половиной; сверху, сквозь круглое зарешечённое отверстие, пробивался сумрачный свет (очевидно, спустился кавказский вечер?). Рядом полусидел полуживой командир: синюшное лицо выглядело опухшим; правая нога безжизненно лежала «петлёй»; левая согнулась в распухшем колене и притянулась к избитому туловищу.
- Ага, очнулся, - произнёс жизнелюбивый «замок». - Эх, и здо;рово же мы влипли.
- Что?.. Что случилось? - спросил я, ничего ещё толком не понимая. - Где мы находимся?
- На второй вопрос я бы и сам хотел услышать определённый ответ, а первый попробую прояснить, в чём, конечно, смогу. Когда поганое пойло распространилось по нашей крови, я почувствовал – чего-то не ладно; но было, так же как в твоём случае, сравнительно поздно.
- То есть, получается, нас попросту опоили? - выразил я страшное подозрение.
- Видимо, так, - продолжал Александр, - только ты отрубился сразу, а я чуть-чуть погодя. Пробуя тебя, беспробудного, приподнять, я понимал, что оставшихся сил никак не хватает. И тут! Я краем глаза заметил, что к нам приближаются пятеро самодовольных кавказцев. Один из них грубо схватил мою руку и попытался осуществить приёмный бросок.
- Ну и врезал бы ему, - вставил я разумное замечание, - а остальных пострелял.
- Так же подумал и я, - рассказывал посуровевший «замок», - вот, правда, ударных сил у меня тогда не нашлось – руки словно разом одеревенели – но я всё одно пытался чего-то предпринимать, создавая им немалых хлопот. В результате они взяли мой же, представь, автомат, показавшийся мне очень тяжёлым; понимаешь, какая беда – я не смог его оторвать от лавки. «Калашниковым» прикладом мне перебили правую ногу. Бедренная кость, я уверен, напрочь поломана – силы в ней я вовсе не ощущаю, она неимоверно болит – и вряд ли я смогу теперь нормально ходить.
- Что происходило дальше?
- Как только я оказался, распластанный, на земле, один из кавказских молодчиков так смачно съездил армейским ботинком по неприкрытой физиономии, что я не замедлил лишиться сознания. Потом я очнулся здесь, немногим раньше тебя. Вот и всё, что мне хоть как-то известно.
- Что же нам теперь делать, - начал я продумывать, как бы нам выбраться, - и чего от нас, вообще, хотят.
- Что поделать, я не знаю, так скажем, совсем, - натужно разъяснял Ворошилов, не забывая язвительно улыбаться, - а хотят от нас, скорее всего, валютного выкупа. Ты, наверное, слышал, что в последнее время пошла устойчивая тенденция «похищать ротозеев-солдат», а потом требовать за них немалые деньги. За кого заплатят, они возвращают.
- А остальных? - не удержался я от риторического вопроса.
- Тех никто уже больше не видел, - высказал категоричное заключение израненный командир.
Невольно я передёрнулся, а тревожные мысли не давали уснуть до утра. Я всё подумывал: «Где, интересно, смогу найти немаленький выкуп? Семья у меня небогатая – остаётся надеяться только на доброе советское государство». Тем более что именно так советовал Ворошилов; он сказал, что за таких боевых спецов, какими являемся мы, благодарная Родина непременно заплатит любые деньги. Его святая уверенность чутка; успокаивала, но было, однако, не по себе.
Утром, едва забрезжил туманный рассвет, решётчатый люк отворился, и я увидел безликую девушку, одетую во всё чёрное. Хотя лицо её и закрывалось плотной вуалью, но всё равно угадывалось, что оно необычайно красивое. Как лишнее подтверждение, на меня смотрели чёрные, но добрые очи. Я попытался заговорить:
- Девушка, простите, пожалуйста, мою настойчивую навязчивость – но Вы должны нас понять! Оказавшись в сложной жизненной ситуации, нам бы очень хотелось знать, что вокруг происходит?
Она ничего не ответила, а молча, с помощью тонкой веревки, спустила плетённую корзину, наполненную несытной едой. Мы вынули бутылку холодной воды, две пресные лепёшки да какую-то съедобную травку – вот и весь рацион, каким нас попотчевали бесславные похитители. Пока пустое лукошко поднималось обратно, я ещё разок попробовал втереться в девичье доверие:
- Послушайте, не уходите! Поговорите с нами, пожалуйста. Судя по добрым глазам, Вы просто не можете являться ни злой, ни жестокой. Сбросьте хотя бы короткую доску да каких-нибудь нетолстых верёвок: моему командиру необходимо зафиксировать сломанную конечность.
Однако и на сердобольную просьбу не поступило никакого ответа. Закрыв верхний люк, молчаливая девушка надёжно его заперла, а после быстро ушла. По прошествии минут десяти, сквозь железные прутья пролетела узенькая доска, очень напоминавшая медицинскую шину; за ней последовал порванный на ситцевые ленты женский платок. С помощью нехитрых приспособлений я обработал Алексанрову повреждённую ногу, чтобы хоть как-то облегчить нечеловеческие страдания.
Через три часа люк снова открылся; правда, сейчас в него заглядывал бородатый армянин, который спустил нам самодельную лестницу и приказал немедленно выбираться. Я помог Ворошилову, после чего вскарабкался сам. Невольничье углубление вырывалось посередине сплошного двора, окружённого каменными строениями. На улице нас ожидали четверо вооружённых людей; они составили неотступный конвой и сопроводили до дома, где находился преступный военачальник. Я помогал Александру идти, поддерживая со стороны болевшей ноги.
Бандитский полководец оказался человеком лысым, с округлым черепом; нахмуренное лицо выделялось мощными надбровными дугами и украшалось орлиным носом да чёрными густыми усами; однотонные зенки светились нескончаемой злобой; тонкие губы плотно сжимались и выдавали непреклонный, излишне суровый, характер. Оделся он в модную, чисто кавказскую, кожанку и широкие шаровары. По всему его ожесточённому виду становилось больше чем очевидно, что церемониться он особо не станет.
Как только мы вошли, он сразу поставил нас в курс неприятного дела:
- Зовут меня Арсен. Я захватил вас в позорный плен и надеюсь получить хорошенький выкуп. Я послал откупное предложение в вашу военную часть, но вот чего мне в ответ отписали.
Кавказский лидер передал нам помятый листок бумаги. На форменном бланке Министерства бороны отчётливо значилось:

«Граждане, так называемые жители свободной Армении, на Вашу просьбу о выплате денежных средств, в сумме сорока тысяч долларов, необходимых для возвращения в строй двух наших бойцов, сообщаю: пленных солдат Советское государство не выкупает».

Далее стояла знакомая полковничья подпись.
Последние надежды, к прискорбию, рухнули. Становилось понятно, что теперь нас, точно, убьют – это лишь вопрос недолгого времени. Моя небогатая мать затребованных денег, понятно, не соберет; да, если честно, не особенно-то хотелось ей сообщать о произошедших со мной печальных событиях. Ворошилов тоже был сплошной сирота; воспитывался он в детском приюте, так что шансы выжить у него проглядывались нисколько не большие. Чтобы оттянуть роковой момент, я, толкнув помрачневшего командира, резонно заметил:
- Мы можем написать ближайшим друзьям и попросить откупные деньги у них.
- Именно то же самое, - подхватив рациональную мысль, промолвил Арсен, - я собирался вам сейчас предложить. Садитесь пишите душевные письма, но предварительно хорошенько подумайте, кому их адресовать. Второго шанса у вас не будет, то есть, если через пару месяцев положенные деньги, все полностью, не прибудут, кому-то придётся скоропостижно скончаться. Сами понимаете, бизнес есть бизнес.
Глава XXVI. В плену у бандитов
Очнулся я далеко за полночь. Полная луна, яркая и кровавая, освещала близ расположенные окрестности, так что я без труда определил, где именно нахожусь. Первым делом пришлось подивиться, что зачем-то меня оставили жить? Вторым рассмотреть, что нахожусь я в самолётном ангаре, в пятидесяти метрах от стены боковой, посередине продольных, и что меня надёжно пристегнули к металлическим поручням (посадили в недвижимое кресло и приковали стальными наручниками); безвольные ноги фиксировались внизу – приматывались к железным ножкам с помощью обычного «скотча». Невдалеке, в удобненьких, мягких креслах, мирно посапывали беспечные стражники. Очевидно, Олежек серьёзно заботился о моей ничуть не скромной персоне?
Утром, после нерадостного рассвета часа через три, он соизволил явиться сам. Оделся преступный лидер в чёрный, с синими отливами, шикарный костюм. Поблёскивая золотыми зубами, злорадный бандит подошёл поближе. Отобрав одно из кресел у спавшего соучастника, Туркаев поставил его напротив меня, бесцеремонно развалился и завёл ознакомительную беседу:
- Что, Барон, ловко мы тебя, а… сегодня переиграли? - позлорадствовал, а просмеявшись, продолжил: - Я очень удивлен, что ты до сих пор живой.
«Съездить бы тебе по наглой-то роже?» - подумал я, а вслух произнёс:
- Не думаю, что вы окончательно победите в затеянной опасной игре. Короче, предлагаю собрать всю криминальную «шоблу», выстроить её вот в этом ангаре, предварительно меня развязать и убедительно попросить всемилостивого прощения. Затем, внимательно слушая отдаваемые команды, отправиться в ближний американский аэропорт, зафрахтовать пассажирский лайнер и быстренько, всем скопом, отправиться назад, на милую Родину. Обещаю похлопотать, чтобы вас не ликвидировали, а ограничились пожизненным заключением.
- Что будет в противном случае? - отдавая дань неслыханной наглости, осведомился ошеломлённый Туркаев.
- Уже к завтрашнему утру никого из вас в живых не останется.
Заразительно рассмеявшись, Олежек привстал, смачно заехал по резидентской физиономии, после чего уселся обратно и грубо продолжил:
- Тебе что, «дебильный болван», не интересно, почему тебя до сих пор не убили? 
- Если честно, я удивляюсь, ну! просто безмерно, - ограничился я язвительным замечанием, - очень хотелось бы выяснить истинную причину злодейского милосердия?
- Всё очень просто! Если ты смог добраться досюда и не отдал по пути Богу душу, то я считаю долгом бандитской чести позволить тебе насладиться моим грядущим триумфом.
«Эк тебя понесло» - подумал я, вслух же сказал, «подливая масла» в самовлюблённую откровенность:
- Серьёзно?! И это единственная причина?..
- Нет, - продолжал наслаждаться самодовольный преступник, - я думаю, ещё один заложник нам лишним не будет.
«Значит, мои первичные опасения – насчёт Катеньки Ветровой – оказались совсем небеспочвенными…» - снова промелькнула ядрёная мысль. Туркаеву предложилось излить душу дальше рациональным вопросом:
- Как ты планируешь похитить российские деньги?
- Их уже украли, и они направляются прямо сюда, - расцвёл он в слащавой улыбке.
- Не может быть?! - я искренне удивился. - Как же вы это так ловко обтяпали да отбили американские доллары у до зубов вооружённых военных.
- Зачем сражаться, если можно сделать, чтобы их сами к тебе привезли.
- Как так?
- Очень просто и «вааще» незатейливо. Ты ведь не знаешь про моего близнеца, про родного брата, про Глеба?
- Нет! Совершенно… - честно признался я.
- Так вот, Глеб держит в заложниках семью пилота грузового военного судна; а оно, между прочим, направляется в Америку вместе с транспортируемыми деньгами. Ты как думаешь: какую посадочную полосу он выберет в заокеанской стране?
- В десяти милях от Порта-Артура, - озарился я несомненной догадкой.
- Правильно. Оказывается, ты понятливый, а то уж я начал подумывать, что полный дебил.
- Почему?
- Да всё потому, что мы тебя, как последнего лоха, обвели вокруг пальца, и ты сам пришёл в бандитскую мышеловку.
Возразить было нечем, да и не особо хотелось. Поэтому я допытывал дальше:
- Как вам удалось найти удобную посадочную площадку?
- И тут «вааще» несложно, Барон, - Туркаев просто сиял, - международная преступность в настоящее время выходит на самый высокий уровень. Мы заключаем взаимовыгодную сделку с американскими гангстерами, высказываем им разработанную идею и находим их полное понимание. Естественно, они любезно согласились помочь, рассчитывая на должную долю денежных ассигнаций, немаленького вознаграждения. «Баксов» настолько много, что хватит на всех.
- Как пришла резонная мысль заставить на вас работать пилота военного самолёта.
Туркаев упивался личным величием и, лоснясь, вовсю посвящал:
- Дураку тупому понятно, что в России, да ещё на твёрдой земле, вы бы не дали стащить такие огромные капитала; а вот в воздухе – милое дело. Почему? Деньги из нашей страны уже улетели, а в Америку покамест не прибыли. Одно государство сняло мучительную ответственность, а другое ещё не приняло. В общем, нетрадиционная мысль, что стрёмные «баксы» сопрутся во время полёта, никому и в голову не пришла.
Действительно, о заявленных событиях ни я, ни кто-то другой даже и не подумали; казалось бы, проникнуть на грузовой военный самолёт – это дело непостижимое. Другой факт «склонить ответственного пилота к предательскому поступку» во внимание принят не был. С точки зрения непроницательной тупости стоило отдать предприимчивым бандитам должное: план был хорош!
- Но на летящем борту ведь будут обученные солдаты, - задавался резонный вопрос, - с ними вы как поступите? Они ведь, наверное, станут усиленно защищаться?
- Их там всего-то двадцать сверхсрочных десантников, а нас двести лихих молодцов, да и с несчётным оружием. Ты как думаешь: на чьей стороне окажется огневой перевес?
Неожиданно в ангарный отсек забежал коротенький паренёк и, нервно задыхаясь, сказал:
- Олег Игоревич, грузовой самолёт запрашивает немедленную посадку.
- Кажется, началось, - торжественно пробурчал Туркаев и поспешно отправился к выходу.
Оставшись под зоркой опекой двух «сказочных» остолопов, я принялся размышлять над непростым положением. Если всё обстояло так сложно, как рассказал самодовольный главарь, то «российские доллары» пропадут для федерации навсегда и перейдут к международной преступности. Положение вещей чисто провальное – оно нисколько не устроит верховное руководство. Попутно я начал прикидывать, куда мне пойти работать. Хотя, если честно, навряд ли удастся мне выбраться невредимым. Но! Как говорится, надежда всегда умирает последней. Поэтому я сильно напрягал измученный мозг, пробуя найти приемлемый выход; простите, как любому нормальному человеку, очень хотелось выбраться из крайне незавидного положения.
Меньше чем через пять минут послышался характерный звук «заходившего на посадку военного самолета». Невероятно?! Всё действительно шло по разработанному Туркаевым коварному плану и близилось к логичному завершению. Я слышал, как летательный аппарат коснулся старенькой полосы, а далее заскрипели натужные тормоза. Когда он остановился, послышался шум короткого боя, длившегося не долее четверти часа, – времени, вполне достаточного, чтобы неисчислимой «шоблой» ликвидировать всего лишь двадцать десантников. Потом последовал многоголосый радостный возглас; он оказался настолько громким, что спёртый ангарный воздух заколебался от редкой, едва ли не ураганной волны.
Предприимчивые бандиты во всём победили и праздновали целиком заслуженную победу. Постепенно часть внутреннего пространства, где находился ваш покорный слуга, заполнилось квадратными упаковками; они содержали американские ассигнациями, наблюдаемые из целлофановой оболочки. Их аккуратно складировали как раз позади меня. Когда они окончательно кончили, я повернулся назад и чуть с ума не сошёл – сколько увидел неисчислимой валюты. Она находилась в равносторонних кубиках, по полметра каждый; они расставлялись на деревянной площадке, равной четырём сотням метрам квадратным, а в высоту доходили до взрослого человека. Ради сорванного куша можно организовать такое количество преступного люду: здесь, и действительно, было чем поживиться.
Глава XXVII. Пиршество
Закончив разгрузочные мероприятия, довольные бандиты принялись расставлять в ангаре обеденные столы; их заносили, пока не получился своеобразный овал. Затем кинулись заставлять полученное произведение вкусными яствами да крепенькой выпивкой. По старой русской традиции удачное завершение великого дела требовалось обмыть, и как следует. Когда всё посчиталось готовым, счастливые обладатели миллиардного состояния расселись по вакантным местам; их набралось не менее двухсот человек. Туркаев занял главенствующую позицию. Меня, очевидно, оставили наблюдать? Олежек, наверное, думал, что доставит мне злодейским триумфом личную неприятность. Отчасти он оказался прав: мне, и правда, было не по себе.
Самодовольный главарь поднялся, взял полный гранённый стакан и, радостный, молвил:
- Поздравляю Вас, дорогие братья, с успешным окончанием международного предприятия, крупномасштабного воровства. Все мы, здесь собравшиеся, обеспечились в достаточной мере на всю остальную жизнь. Я думаю, мы получили приличную награду за тягостные лишения, какие нам приходилось волей или неволей терпеть. Ничто не сравнится с тяжёлой босяцкой жизнью. Скольких верных соратников, отдавших драгоценные жизни, нет среди нас! Так давайте же, перед тем как отпраздновать, помянем – ТЕХ! – кого уже нет, и воздадим им по всем их достойным заслугам.
После последних слов все остальные головорезы, как один, поднялись. Какое-то время, по-тихому помолчав, постояли. Не сговариваясь, одновременно, не чокаясь, осушили наполненные приборы. «Ух!!!» - выдохнули все разом и опустились на занимаемые места. Дальше потекло общее лихое веселье. Со всех концов посыпались простецкие шутки, дикий хохот, стаканный звон да другие, принятые при застольных мероприятиях, звуки.
В самый разгар злодейского пиршества завели пленённого, точнее завербованного, пилота; его подвели лично к Туркаеву. Обращаясь к преступному гению, смущённый лётчик жалостливо промолвил:
- Господин бандитский главарь, я ваши инструкции выполнил в полной мере. Позвоните теперь в Россию и прикажите освободить удерживаемую семью. У меня двое маленьких деток – неужели Вам их не жалко? Вы же дали авторитетное слово.
- Да, верно. Я своё слово держу! Пойдём позвоним Глебу.
Сопровождаемый зачумлённым лётчиком и одним конвоиром, Туркаев ушёл.
Вернувшись, «великий похититель российских активов» направился сразу ко мне, сел на ранее приготовленное им мягкое кресло, удобно в нём развалился, закурил крутую сигару и, раздувая от чопорной спеси да собственного величия, самонадеянно выдал:
- Нравится ли тебе, незадачливый резидент, великолепный вид, что находится сзади?
Засмеявшись, он засветился от чрезмерного удовольствия, да так лучезарно, что можно ослепнуть.
- Да, куш хороший, - согласился и я. - Раз уж у Вас всё, к радости, получилось – может, посвятишь меня в некоторые тонкости всего валютного предприятия?
- Что именно тебя, тупоумного олуха, так сильно интересует? - проговорил Олег снисходительно. - Теперь скрывать нечего: дело сделано, а ты всё едино долго не проживёшь, а значит, и разболтать ничего не сумеешь.
- Зачем, подскажи, ты убил Александра Карелина, он же Стёпка Алмазов?
- Если бы вы тогда встретились, - став чуть серьёзнее, промолвил Туркаев, - у нас, возможно, ничего бы не получилось.
- Вот как?.. - удивился я больше обычного. - И почему же?
- Всё очень просто… Когда около года назад к нам внедрили федерального резидента, мы отнеслись к нему абсолютно нормально. Понимаешь ли, всегда спокойнее спать, ежели знаешь, кто твой действительный враг. К примеру, если мы убираем этого, то всё одно на освободившееся место присылают другого; и ещё неизвестно: удастся ли его просчитать или нет?
- Справедливо, - заметил я, - но всё-таки непонятно. Если он ни во что серьёзное так и не посвящался, как тогда наша приватная встреча могла бы повлиять на исход всего предприятия?
- Ответить несложно «вааще», - рассказывал самодовольный Олежек, - среди преданных мне людей завёлся один случайный подонок, Женька Чёрный, которому страшно хотелось на моё коронное место; он стремился любыми путями скомпрометировать меня передо всей «пацанской братвой». Поганый «чёрт» не гнушался никакими подлыми методами.
- Ясно, - вставил я, начиная потихонечку понимать, - он хотел стать влиятельным главарём?
- Точно! - согласился матёрый бандит. - Как понимаешь, мне его вероломное желание сильно не нравилось. Но вот незадача! Сделать с ним чего-то открыто оказалось нельзя: он пользовался серьёзным авторитетом. Однажды мне повезло: я узнал, что он снюхался с подосланным резидентом и слил ему тайный план тщательно разработанной операции.
- То есть, получается, Алмазов был в курсе всего?
- Выходит, так. Я вынес поведение Чёрного на общее обсуждение; его признали виновным и приговорили к страдальческой смерти. Вот поганая тварь! Он пронёс на общую сходку боевое оружие и предпринял отчаянную попытку трусливо сбежать.
- Но ему, конечно, не удалось?
- Как раз наоборот, - расстроенно промолвил мистер Туркаев, - он удачно свалил. Его, разумеется, потом подстрелили, но отдал он Богу душу не сразу. Перед позорной кончиной поганый уродец успел пообщаться с питерскими «ментами» и рассказал им в предсмертном бреду о подготовленной операции всю голую правду, словно на исповеди.
«Так вот что за «боец» преступной группы, которого – якобы случайно? – подстрелили в одной из криминальных разборок. Странно, почему Карелин не передал столь интересные сведения раньше, а дожидался прибытия живого связного»? - подумал я, а вслух рассудил:
- Что же Алмазов?
- Как я говорил, Алмаз ничего не знал. Он был уверен, что Женьку-поганца действительно подстрелили случайно, поэтому и дожидался, спокойный, твоего подспорного появления. Очевидно, ваш вовлечённый агент планировал самолично расстроить нам грандиозные планы и получить основную долю положенных почестей. Однако, как видишь, он страшно как просчитался и получил лишь порцию свинцовой зарядки.
Олежек буквально расцвел от проницательной прозорливости и от души посмеялся над карелинской участью. Да, некоторые сотрудники не любят делиться полученной информацией, а предпочитают хранить её до последнего, чтобы потом присвоить всю основную славу. Если бы Дантес передал раздобытые сведения обычной шифровкой, возможно, и он бы остался жив, и государственные денежки не перекочевали б к отпетым международным бандитам.
Видимо, Туркаеву очень хотелось поделиться со смертельным врагом неимоверным триумфом, тем более что тот всё равно никому уже ничего не расскажет. Поэтому он продолжал:
- В федеральной конторе у меня имеется «свой» человек, - подтвердил неочевидные догадки самодовольный бандит, - он охотно сливает мне важную информацию. Когда я прознал, что с предсмертным бредом Чёрного выслали разбираться неугомонного резидента, по позывному Барон, моментально принял решение, что его необходимо убрать.
- И подослал ко мне Борзого, который, как оказалось, тоже тебе не нравился и которого – после того как выполнится немаловажное поручение – ты порешал отблагодарить, утяжелив свинцовыми шариками.
- Не без того… - немного смутился Олег. - Если бездарный злыдень переходит дозволенные границы, его непременно нужно остановить. Однако вернёмся к сказанному. Ты оправдал скандальную репутацию и удачливо избежал несвоевременной смерти. Когда мне позвонил Угар да, нерадивый, всё рассказал – что, типа, тебя не убили, что ты находишься в ресторане «Элитное гнёздышко» и что ждёшь там, спокойный, Алмазова – я принял ответственное решение любыми путями не допустить совсем неромантического свидания.
- И ты его поспешно убил?
- Да. Обычно всю грязную работу выполняет мой брат-близнец, но случай являлся особым – и было не до него. Действовать следовало крайне решительно, поэтому пришлось изрядно поторопиться. Если ты помнишь, я успел своевременно и не допустил вашей личной, для нас катастрофической, встречи.
- Но всё же я успел тебя разглядеть.
- Знаю, поэтому и пришлось «валютный процесс» немного ускорить.
- За что ты убил собственного шофёра, Караваева Игоря?
- Вот аккурат его отправлял к праотцам не я, а любезный Глеб. Караваев был в нашей устойчивой банде новенький, а его первым заданием стало «уничтожить тебя». Тупоголовый чудак! Он набрался наглости заявить, что является нормальным вором, а не отпетым убийцей, – и наотрез отказался тебя устранять.
Как же стало тяжело выводить преступных людей на откровенные разговоры; через какие «круги ада» необходимо проходить, чтобы представить происходящую истину. Так думал я, сидя, связанным, перед бандитом Туркаевым. Время спустилось далеко за глухую полночь. Опьяневшие уголовники потихонечку расходились. Засобирался и подуставший Олежек. Удовлетворивши личное эго, он поднялся с удобного кресла и строго-настрого приказал двум оставшимся недотёпам «не спускать с меня глаз». Сам же (наверное, для пущей уверенности?) взял у одного из конвоиров тяжёлый «калашников – и… съездил меня деревянным прикладом по и так-то расписанному лицу. Я надолго отправился в мир невероятных иллюзий, глубоких воспоминаний. 
Глава XXVIII. Побег
Когда предоставили письменные принадлежности, я отписал цыганскому барону, а Ворошилов каким-то приютским друзьям. Немногословные письма запечатали в два конверта и, надписав корректные адреса, передали главному армянину. Потом нас вернули обратно в сырую яму.
Вечером та же безликая девушка принесла нам поесть – снова передала бутылку обыкновенной воды да пару сухих лепёшек. Как и утром, непитательные продукты спустились вниз, поместившись в плетёной корзине. Поняв по утреннему поступку, что сердце её не каменное, я попытался добиться у молчаливой горянки внутреннего расположения. Так продолжалось примерно неделю, но каждый раз на мои простые вопросы она предпочитала бессловесно отмалчиваться. На седьмой день, не поздним ещё вечерком, когда едва-едва начинало темнеть, а мы собирались лечь спать, решётчатый люк внезапно открылся – и… вниз спустилась корявая лестница.
Ненужно быть слишком догадливым, чтобы понять одну несложную истину, – необходимо подниматься наверх! Я помог увечному командиру, а следом поднялся и сам. Наверху нас дожидалась «немая» армянка.
- Нам можно идти? - спросил я тихо, заговорщицким полушёпотом.
- Да, - ответил мелодичный, крайне приятный, голос.
- Как – ты? - переживая за пагубные последствия, поинтересовался я также, чуть слышно. - Тебе ведь, наверное, попадёт?
- У нас женщин не трогают, а сразу же убивают! Но, правда… единственно, за измену.
- Как ты сейчас поступаешь – это вроде тоже… прямая измена.
- Нет, мы говорим о простой девичьей забывчивости, - настаивала убедительная спасительница, - я просто забыла вас запереть; а уж как вы выбрались – ваше личное дело.
Нам представилась железная женская логика, спорить с которой явилось бы занятием полностью бесполезным; помимо прочего, навряд ли у нас когда-то, в будущем, возникнет аналогичный спасительный шанс. Как ни крути, на войне как на войне: каждый сам за себя.
Благожелательная горянка вывела нас за пределы каменного двора, указала на видневшуюся поодаль двойную вершину и грустно сказала:
- Перевалите за ту отдалённую гору – там ваши. Пока же глядите в оба, я уверена, завтра за вами организуют лихую погоню.
Сгорая от нормального любопытства, я не удержался и снова спросил:
- Почему ты нам помогаешь?
- Просто помогаю… Это всё, что вам нужно знать! - сказала твёрдо, а печально заметила: - После завтрашнего рассвета я дам вам пару часов, а после обнаружу побег.
С её стороны поступок выглядел в высшей степени благородным! Мы попрощались с миленькой девушкой – такой отважной, душевно прекрасной. Я поддержал раненого командира под наиболее здоровую руку, и мы неторопливо пошли, ориентируясь на указанную вершину. Когда рассвело, миновали уже достаточно приличное расстояние. Хотя среди нас один являлся хромым, но он скрипел зубами, а шёл; правда, чувствовалось, что силы его покидают.
К полудню послышались звуки ожесточённой погони; естественно, она сопровождалась и злыми собаками. У нас бешено заколотились встревоженные сердца. Неотступные преследователи всё более приближались – стали слышаться грубые армянские голоса, зычно кричавшие и не предвещавшие ни доброго, ни хорошего.
Внезапно! Перед нами, словно из-под земли, возникла быстрая горная речка. Студёные воды она несла как раз в ту самую сторону, какую и нужно. Отправься по ней на деревянном плоту – мы быстро достигнем подножия необходимой горы. Однако ничего похожего в доступном наличии не было; а значит, последуй мы нормальным маршрутом – неуёмные злоумышленники нас споро нагонят. И тут! Меня осенила блестящая мысль: мы поднимаемся вверх по реке, а следуя по воде, отлично запутываем предательские следы. Я понимал, что мы значительно увеличим общее дорожное расстояние; но… того требовали сложившиеся не в нашу пользу прискорбные обстоятельства.
Так мы и поступили. Пройдя два километра в речное верховье, вышли на берег, существенно удалившись от выбранного маршрута. Оно того стоило! Ловкий тактический ход отдалил от нас неугомонных преследователей. Что у них произошло и как они восприняли успешное избавление, навсегда для нас осталось ни много ни мало не выясненным секретом; также не прояснилась судьба и храброй кавказской девушки, но, думаю, в её благочестивой жизни сложилось всё хорошо. 
К вечеру первого дня Александр совсем обессилил и идти самостоятельно уже просто не мог. Я смастерил из деревянных кольев да елового лапника переносные носилки, взвалил на них бездвижного командира и, изредка покряхтывая, его потащил. Так мы и продвигались. В пути ели сырую живность, какую случалось поймать, но, честно скажу, попадалась она крайне и крайне редко. Один раз повезло поймать нежирного кролика, да парочку крохотных птичек. К концу третьего дня, мы, уф! наконец подобрались к спасительной горке, за которой нас ожидала никем не ограниченная свобода.
Жизненные силы к тому времени оказались практически на исходе, а требовалось подняться ещё примерно километра на три, дальше спуститься вниз. Что происходит, Ворошилов понимал уже слабо – по-моему, у него началась болезнетворная лихорадка. Учитывая наше истощенное состояние, за день мы преодолевали чуть больше трёх тысяч метров. Измученный командир, понимая, что является серьёзной обузой, отрешённо сказал:
- Оставь меня здесь, а сам уходи. Дойдёшь к «нашим» – скажешь, где надо меня искать… вдвоём мы не выберемся.
- Ага, знать бы ещё, где мы с тобой находимся? В общем, Саш, давай так!.. Сколько сможем, пройдём, а та-а-ам… как Бог даст.
Ночью мне удалось поймать ползучую гадину. Ворошилов есть змею отказался. Я же (через огромное «не могу»!) всё-таки подкрепился. Утром, едва забрезжил холодный рассвет, я подхватил тяжёленькие носилки и начал нелёгкий, если не самый тягостный во всей моей жизни, подъём. Чем ближе оказывалась желаемая вершина, тем труднее становилось идти. Обессиливая, я несколько раз болезненно падал. Натужно дышал, набирался дополнительных сил, покрепче стискивал зубы, кое-как поднимался и следовал дальше. Когда стемнело, до конечной точки оставалось не больше ста метров – вот, правда, человеческой мо;чи не оставалось (от словосочетания «и вовсе»!). Я понял, что, если сейчас не дойду, с утра у меня навряд ли уже получится. Разболевшийся командир, не понимая происходящих событий, метался в кошмарном бреду. Изнемогая от сильной усталости, я с огромным трудом добрался до поставленной цели, а заодно дотащил и раненого товарища. Наверху, вконец обессилев, я упал без сознания.
К следующему рассвету я снова пришёл в себя, правда, чувствовал себя неимоверно ужасно: слезившиеся глаза застилались туманной плёнкой; иссохшие губы потрескались и вовсю кровоточили; отяжелевшие ноги представлялись как не мои. Глянув за перевал, я обнаружил, что внизу, на примерном расстоянии в полтора километра, проходит горная асфальтированная дорога; по ней аккурат продвигалась военизированная колонна. Не в силах кричать, я привлёк их настороженное внимание единственным, возможным в том момент, способом: поднял первый попавшийся камень, придал ему необходимое направление и пустил в свободный полёт.
Мне повезло. Брошенный вестник попал в металлическую кабину одного из задних грузовиков. Длинная колонна разом остановилась. Наружу повыпрыгивали обученные бойцы, занимая оборонительные позиции. Оставшихся сил хватило, лишь чтобы им помахать (белым нательным бельём), а после я моментально лишился сознания.
Очнулся я в глубоком тылу, в военном госпитале, где с лёгкостью восстановился за неполные десять дней. Ворошилов лечился намного дольше. Сломанная нога начала загнивать, а как сказали сведущие врачи, ещё бы немного, и он остался бы без неё. Закончив продолжительное лечение, он вознамерился начисто закончить военную службу. Непоколебимое решение спровоцировалось пришедшим из воинской части сплошным безразличием. Уволился он в январе девяностого года.
Глава XXIX. Рассказ Ветровой Катеньки
В себя я пришёл от нескончаемых выстрелов и разрывов, раздававшихся снаружи ангарного здания. Сначала я подумал, что опившиеся бандиты, сплошь обезумев, решили устроить победный салют или другое, ещё какое развлекательное, мероприятие. Однако, приглядевшись в настежь распахнутые ворота, нежданно-негаданно различил, что снаружи происходит настоящая бойня. Ополоумевшие бандиты бегали в туповатой панике, не понимая, откуда их настигает внезапная смерть. Поочередно они падали ниц и больше не поднимались.
Я осмотрелся и обнаружил, что нахожусь во всём помещении совершенно один. Прочно привязанные к металлическим поручням, мышцы задеревенели, а нижние и верхние конечности плохо слушались. Я попробовал их размять, выполняя несложные упражнения. Чувствовалось, онемелое тело понемногу наполняется жизненной влагой.
Бой оказался коротким: через полчаса всё полностью стихло. Не переставая, мне думалось: как бы освободиться? Вдруг! я увидел, что в воротном проёме показалось призрачное виденье; оно представлялось несравненно прекрасным. Нет, то не случилась зрительная галлюцинация, а действительно шла (ОНА!)… Катенька Ветрова. И она направлялась ко мне!
Как долго я мечтал о нашей с ней личной встрече?! И вот она состоялась: Екатерина подходила ко мне, легко перебирая прелестными миниатюрными ножками. Когда она приблизилась настолько, насколько я смог внимательно её разглядеть, поразила крутая перемена, произошедшая в выражении восхитительного лица. А ещё! Гневные очи грозно сверкали; в них отчётливо читалось неприкрытое презрение и брезгливое отвращение. Оказавшись поблизости, Катя удобно устроилась в туркаевском кресле. Эффектно положила одну великолепную ногу на другую, ничем не отличную, закурила фильтровую сигарету и принялась внимательно меня изучать. Чувствуя, что всем сегодня необходимо моё непосредственное внимание, я первым нарушил тягостное молчание и неуверенно попросил:
- Екатерина Сергеевна, вы хотите меня, наверно, освободить?
- Как бы не так, Барон - злобно ответила прекрасная девушка, - несомненно, ты сегодня умрешь, но, правда, чуточку позже.
Едва она досказала, в просторный ангар зашли безликие люди, одетые в военную форму спецназа; их насчитывалось человек не менее двадцати. Как я понял, главная их задача – перетаскивать из воровского хранилища денежные брикеты. Они уверенно принялись за вовсе не черновую работу. Я, ничего не понимая, занудно спросил:
- Что происходит?
- Всё очень просто, самовлюблённый красавчик, многомиллиардные доллары, украденные жадными олигархами у простого народа, возвращаются на службу обычным людям.
- Только лишь и всего? - заметил я ядовито, начиная соображать, что Катенька Ветрова вовсе не та, за кого себя выдаёт. - И каким же чудесным образом они им послужат?
- Они перейдут в руки нормальных политиков, которые действительно живут людскими заботами – заметь! – большей части страны, а не отдельной, его мизерной, кучки.
- Но ведь это прямое предательство, а оно даже Господом Богом никогда не прощается.
- Мне безразлично, - пыталась откровенничать Ветрова, - это забота других. Я здесь по сугубо личным мотивам. Если у дерзких людей – с которыми я сотрудничаю – всё успешно получится, очень скоро они окажутся в высших эшелонах государственной власти. Ты же – на редкость живучий? - чуть не расстроил мои амбициозные планы.
- Извини меня, Катенька, - переходя на панибратское «Ты», присоединился я к выбранному общению, - неужели такая неотразимая девушка не смогла устроиться по-другому?
- Что ты знаешь о моей прошлой, сугубо сиротской, жизни?! - гневно сверкая злыми глазами, прикрикнула Катя. - Не пройдя через – чего! – пришлось мне, навряд ли меня поймёшь.
- Ты расскажи, попробуй, может, тогда и пойму.
Почему-то в тот безрадостный день все решили перед мной исповедаться. Затянувшись очередной закуренной сигаретой, Ветрова внимательно меня оглядела (очевидно, оценивала, достоин ли я посвятиться в печальную истину?), потом приступила к непривлекательной повести:
- Могу и рассказать… всё равно ты последний, кто узнает моё ужасное прошлое, – скоро тебя убьют.
В последнем предсказании я нисколько не сомневался; мне и самому не понималось: почему я до сих пор оставался живым? Очевидно, капризная судьба зачем-то меня берегла, а значит, я был ещё нужен.
- Родилась я, - продолжала Екатерина, - в провинциальном городишке, расположенном в центральной России, в неблагополучной семье. Мать моя отсидела приличный тюремный срок, а выйдя на свободу, быстренько присмотрела отца, перспективного инженера. Умело его закадрив, нагло увела из первой семьи.
- Нехорошо поступила твоя паскудная мама, - не удержался я от грубоватого замечания.
- Ни тебе её осуждать! Если меня не будут перебивать, тогда я продолжу. Так вот, выйдя замуж, она решила влюбчивого папу покрепче к себе привязать и родила ему маленького ребёнка, то есть меня. Ленивая мама, бездарная стерва, очень любила креплённую водку и быстро пошла по «наклонной»; заодно пристрастила податливого супруга. Постепенно они спивались всё больше и, как плачевный итог, нерадивого отца «попросили» с хорошей работы. Помимо неуёмного пристрастия к выпивке, моя безнравственная родительница оказалась напрочь распутной. С трёх лет я наблюдала, как за рюмочку водки она позволяет творить с собой чего не угодно. Выгнанный супруг тем временем скромненько посиживал возле дома, на общественной лавочке, и мирно беседовал с очередными любителями женского тела. По отношению ко мне мать стала невероятно жестокой – и била меня постоянно. Незначительный повод находился всегда. Если и не виделось ничего подходящего, она придумывала сама. Так я и жила, терпя мучительные побои да жуткие унижения, пока мне не исполнилось ровно семь лет. Местным властям надоело любоваться на форменный беспредел: безответственных родителей лишили родительских прав, меня же отправили на приютское попечение.
- Тяжёлая история… - искренне посетовал я.
- Да! Если ты думаешь, что, попав в ДД, я стала жить лучше, ты глубоко заблуждаешься. Там началась настоящая борьба за сущее выживание. Приходилось становиться безжалостной, жесткой, стервозной, чтобы отстоять положенное место под солнцем. Злые педагоги да грубые воспитатели унижали ничуть не меньше, единственно, избивали гораздо реже. Старшие воспитанники, бессовестно пользуясь значительной силой, отбирали всё ценное. С равными сверстниками периодически возникали конфликтные ситуации; как правило, все они заканчивались кровавыми драками. Развивалась я быстрее всех остальных, и к одиннадцати годам у меня появились аппетитные внешние формы. Именно тогда надо мной первый раз надругался наш чудовищный истопник, отвратительного вида моральный урод. Бесстыжая директриса, зная про жуткое истязание, закрыла глаза: она не пожелала привлекать к подвластному детскому учреждению повышенного внимания.
Глава XXX. Окончание рассказа Ветровой
Я терпела до шестнадцати лет. Значительно окрепнув и закалившись в детдомовской жизни, я накопила достаточной злости, ожесточённой уверенности, чтобы в одно прекрасное утро, под благовидным предлогом, завести бездушную директрису в мальчишеский туалет. Смачно съездила по отвратительной роже, ударила заранее приготовленным железным прутком, и позволила напиться из грязного унитаза, изрядно потыкав расфуфыренной головой. Утолив жажду мести, я отобрала дверные ключи, забрала все личные документы и выбежала на улицу.
С тех пор я жила свободной жизнью.  Сначала скиталась по городам, боясь, что станут искать. Очень быстро пришло осознание, что, имея прекрасные внешние данные, можно неплохо подзаработать. Когда всё поуспокоилось и про меня успешно забыли, я вернулась домой. Опившаяся мать к тому времени уже умерла. Запойный отец продолжал неустанно пьянствовать, как он говорил, изрядно тоскуя. Становилось больше чем очевидно, что жалкий папа окончательно спился и отказаться от пагубной привычки навряд ли сумеет.
Глупая дура! Я стала активно ему помогать и разгоняла тоскливую грусть нисколько не меньше. Обленившийся батя нигде не работал – приходилось зарабатывать мне, пристрастившись к древней профессии. В один прекрасный момент я, не умея предохраняться, естественно, забеременела. В семнадцать лет родила, а к восемнадцати годам успела лишиться родительских прав – несчастного ребёночка поместили в региональный дом малютки. По всему ощущалось, что мне уготовано пройти жизненный путь беспутной мамаши.
Оставшись без ма;лого сына, я принялась хорошенечко квасить и продолжала развратные игры. Я предлагала себя добровольно, пока безответственный родитель, обезумевший от каждодневного пьянства, не продал меня, как никчёмную вещь, работать «девушкой по вызову» в столичную мафиозную группу.
Случились новые испытания. Обслуживать многоликих клиентов приходилось едва ли не круглыми сутками – времени на отдых не оставалось совсем! С другой стороны, денег я практически не имела: вся выручка оседала в карманах «плотоядного» сутенёра. Вырваться из жуткого ада тоже не получалось: организация преступного бизнеса поставилась жёстко, и за любую провинность распутных девочек нещадно дубасили. Два раза я пыталась бежать, но меня ловили, до полусмерти мочили, давали пару дней отойти и снова пускали «работать».
Клиенты также бывали разные. Попадались и такие, которые с нашей помощью удовлетворяли не одну лишь сексуальную похоть, но и чуханское эго. Они безжалостно издевались, причиняя страдальческой боли больше, чем чего-то иного. Подчас глумились не зная пощады. Особо запомнился сугубо отвратительный случай. Грязные работяги, вдоволь натрахавшись, стали надо мной чудовищно измываться: заставляли, голую, ползать по; полу, пинали вонючими ботинками, испражнялись протухшей мочой. Под конец – додумались до чего? – схватив меня за; ногу – а были мы на двенадцатом этаже! – перекинули нагое тело через открытый балкон, а удерживая вниз головой, говорили, что собираются отпустить полетать. Как же им было весело! Я же чуть с ума не сошла…
В другой раз двое, на вид приличных людей, купили меня на час, а в результате увезли в отдалённую военную часть, где я попала на буйное празднование. Меня завели в солдатскую баню; там насчитывалось не меньше тридцати полупьяных молоденьких пацанят. Поочередно – а иногда и сразу по двое, по трое – они принялись удовлетворять неуёмную похоть. Что они только не делали?! За время безудержного веселья я несколько раз теряла сознание, но бездушные твари, видно, и не собирались прекращать меня «пользовать». Мне повезло. У них нашёлся сострадательный сержант, настоящий мужик. Когда все удались в отдельное помещение – чтобы восполниться горячительными напитками – он потихоньку вывел меня на улицу и проводил за территорию воинской части. Отпустив, указал прямую дорогу. Я до сих пор ему благодарна. Если бы не он, навряд ли бы я выбралась из того кромешного ада.
Но суровые испытания в тот день ещё не закончились. Когда я шла одна-одинёшенька по дороге, когда еле передвигала ноги и когда постоянно стирала с них липкую кровь, возле меня остановилась элитная иномарка; в ней находилось двое подвыпивших молодых людей. По моему распутному виду нельзя было ошибиться, чем именно я зарабатываю на жизнь, и они предложили мне их обслужить. Я отказалась, попробовала объяснить им истинную причину; но… в той презренной профессии отказ считается вовсе недопустимым. Рассвирепев, отвязные отморозки всё едино сделали грязное дело. Правда, нормальным сексом – из-за струившейся крови – заниматься побрезговали, удовлетворившись, единственное, только оральным. Я думала, тот ужасный день не закончится никогда!
Помимо насилия клиентского да сутенерского, нас периодически знакомили с резиновыми дубинками крутые омоновцы. В один из нежданных налётов нас изрядно поколотили и доставили в ближайшее милицейское отделение… там я познакомилась с милым оперативником. Он был настолько любезен, что предложил мне жениться, – вырвал из разнузданной грязи.
Раньше я слушал молча, ни разу не перебив, но сейчас не смог удержаться и невольно спросил:
- Почему ж, раз тебе предоставился превосходный шанс, ты его не использовала?
- Честно скажу, его джентльменский поступок я оценить не сумела. Быть женой простого «мента» для меня оказалось мало. Хотя зарабатывал он прилично, крутился как мог, угадывал моё любое желание – в общем, удовлетворял все мои действительные потребности. Однако мне требовалось вовсе не это.
- Что может быть нужно ещё? - искренне удивился я. - Тем более после тех немыслимых испытаний, через какие пришлось пройти.
- О-о, здесь всё очень и очень несложно, - разъясняла дьявольский замысел милая Катенька, - за поруганное детство и сломанную юность мне нужна была достойная компенсация. Какая? Неограниченная власть, всеобщее признание и неподдельное уважение. Как видишь, денежные ассигнации для меня вещь совершенно неважная.
- Что же случилось с твоим милицейским браком? - задавался очередной вопрос.
- Прожили мы с достойным «ментом» лет, наверное, пять, - продолжала Екатерина, - и я повстречала питерского владельца солидным автосалоном. Он оказался человеком состоятельным, а значит, мог помочь приблизиться к давней мечте. Муж занудный мне тогда уж изрядно поднадоел. Хотя он и вытащил меня из самой грязной помойки, какая может существовать, но ничего, кроме лёгкой благодарности, я к нему не испытывала. Поэтому, непринуждённо вскружив «питерцу» беспечную голову, я оставила супруга во всём виноватым и без сожаления с ним тут же рассталась. Тот оказался слабым и, не выдержав моего ухода, две недели беспробудно пропьянствовал, а после и вовсе повесился.
По приезду в Санкт-Петербург я устроилась работать хорошенькой секретаршей, сам понимаешь, в автомобильный салон к новому воздыхателю. Он являлся человеком немолодым, и я не видела ничего плохого, если он уступит мне созданный бизнес. Без особенного труда я расположила старого придурка к себе, а уже через каких-то полгода облапошенный простофиля переписал на меня всё личное состояние. Как только он подписал все нужные документы, я решила продвинуться дальше.
Я возродила московские связи и предложила войти в мой бизнес бывшему сутенеру Олегу Туркаеву. Он сделался значимой фигурой преступного мира, но и я уж не являлась той глупенькой девочкой, которой можно безропотно помыкать; нет, мне пришлось научиться отставать насущные интересы, а заодно и быть твёрдой. Олежек сразу всё осознал и стал общаться со мной, как с равной по преступному положению. С его помощью удалось подстроить скоропостижную кончину очередного супруга.
Далее, я сделала его управляющим унаследованного салона. Он перетянул из Москвы часть подвластных людей и, под прикрытием автомобильных продаж, развил жёсткую криминальную деятельность. Как, надеюсь, понятно, оставаясь в полной тени, именно я управляла всеми финансовыми аферами да руководила крутыми молодчиками. Мне не составило большого труда влюбить в себя отпетого негодяя, каким прослыл бандюга Туркаев. Он сделался послушным, как подоённый теленок. Но я уже сказала, мне требовалось вовсе не это.
И вот! В один чудесный момент в нашем магазине появился влиятельный человек, способный удовлетворить мои нескончаемые амбиции. Он пришёл как рядовой покупатель, но моментально попал в расставленные мною ловкие сети. Без труда просчитав, что он собой представляет – долгое время угадывая клиентские пожелания, в людских потребностях разбираться я научилась – мне удалось спокойно похитить его влюблённое сердце. Поскольку он оказался женатым и являлся значимой фигурой питерских секретных спецслужб, постольку наши первые встречи происходили исключительно тайно.
На одном из очередных рандеву мы придумали, как организовать «валютную операцию». Имея немаленькое влияние, он убедил «кого нужно», что неплохо бы организовать замену потрёпанных долларов на новые. Как не покажется странным, уговорить российских олигархов собрать все личные сбережения в общую кучу, отправить их в Соединённые Штаты, а взамен получить новёхонькие ассигнации, большого труда не составило. Сыграли на алчной жадности: всегда приятней хранить аккуратно уложенные ровные пачки, чем скрученные в трубочку скомканные купюры. С американским янки намного проще: те готовы на всякие провокации, лишь печатный станок не простаивал.
Сподвигнуть на стрёмное дело Туркаева оказалось совсем несложно. Координируя через меня его возможные планы, мой новый знакомый разработал беспрецедентную операцию. Олежек оказался прост до полного «безобразия». Под моим негласным контролем русские бандиты, совместно с американскими гангстерами, похищают собранный капитал, а мы потом их разом нейтрализуем и легко забираем награбленное. Единственное, требовалось всю злодейскую свору зараз опоить и внезапной атакой сорока спецназовцев всех перебить. Поэтому и организовывалось – чисто конкретное! – торжество, в котором тебе пришлось поучаствовать. Правда, лишь в качестве безвольного зрителя. Официально «великое хищение» совершалось преступными кланами, и наш след в «валютном деле» никто не найдёт. Как я уже и сказала, финансы для меня не главное, но с их помощью мой покровитель организует мне достойное, совсем иное, будущее.
Ветрова закончила чистосердечную исповедь на торжественной ноте и, довольная, поднялась, собираясь уйти. Было больше чем очевидно, что ей доставило немалое удовольствие – рассказать, как она круто сменила унылую жизнь, пройдясь по многочисленным трупам. Но! Оставалась ещё одна голова, прочно державшаяся на сильных плечах; а в ней, между прочим, рождались нестандартные мысли. И именно она не давала Екатерине покоя, пока в ней функционирует практический мозг. Поэтому, уходя, она пренебрежительно бросила:
- Помолись, Бестужев, сейчас тебя придут убивать.
Бесподобной походкой Катенька направилась к ангарному выходу.
- Злобная стерва! - только и нашёлся, чего бы мне крикнуть ей вслед.
Перед распахнутым проёмом она обернулась и, очаровательно улыбнувшись, грустно промолвила:
- Я знаю.
Растворяясь, словно призрачный ангел, потусторонний предвестник смерти, Ветрова Екатерина постепенно скрылась из виду.
Глава XXXI. Удивительная встреча
К окончанию познавательной, совсем нескучной, беседы денежных средств во внутренних помещениях уже не осталось. Когда Екатерина покинула ангарную пустоту, я остался совершенно один. Мне отчётливо понималось, что Ветрова пошла распорядиться, чтобы у меня забрали нечто самое драгоценное – бесценную жизнь. Не нужно долговременно объяснять, что сложившееся положение вещей меня вообще не устраивало, но предпринять чего-то реальное я всё равно бы не смог. Если вспомнить, сильные руки пристёгивались стальными наручниками, а «шелудивые» ноги надёжно привязывались неразрываемым «скотчем».
Я прекрасно осознавал, что активно противостоять вооружённым спецназовцам шансов не виделось никаких; но и отдавать молодую жизнь за жалкий бесценок тоже особенно не хотелось. Всегда лучше умереть в неравном бою, чем быть позорно расстрелянным, да ещё и привязанным к железному креслу. Поэтому я решился на крайние меры; правда, пришлось пожертвовать прикованными руками. Для начала, резко ударив по кресельному поручню, я выбил из сустава большой палец на правой руке; потом, превозмогая неимоверную боль, вывихнутая ладонь пусть и с трудом, но всё же освободилась. С левой кистью я поступил ничем не отличным способом.  Распутать лишь связанные ноги особого труда не составило. Теперь я мог оказать хоть какое-то действенное сопротивление, то есть умереть совсем не бесславно. А ещё! Ведь можно попытаться счастливо скрыться.
Но! Видимо, злая судьба посчитала немножечко по-другому… В тот момент, когда я собирался подняться, вдруг почувствовалось, что встать не могу, настолько сильно затекли телесные мышцы. Потребовалось какое-то время, чтобы застоялая кровь разогнала;сь по сузившимся сосудам. Помогая, я активно растирал затёкшие ноги. Когда я совсем уже собирался привстать, чтоб попытаться идти, в ангарное помещение зашли трое безликих спецназовцев, собиравшиеся показать мне «увлекательную» комедию – из серии «масок шоу». Застав меня за нескромным, по их мнению неблаговидным, занятием, они, не сговариваясь, вскинули автоматическое оружие и направили «калаши» в мою беззащитную сторону – наверное, засобирались выбить бредовые мысли, взывавшие о непременной свободе? «Вот он – прискорбный конец!», - подумал я, собираясь встать да броситься в смертельную битву. И тут! Прозвучало три одиночных выстрела – один за другим; на них ушло не более двух секунд. Все три противника оказались поражёнными в голову и безропотно осели на ровный пол. Так мог стрелять только единственный человек на всём белом свете!
- Чего, старшина, так долго? - задал я первый, пришедший невольно, вопрос.
- Ну, не в красотку же, смазливую, было стрелять?! - раздался откуда-то сверху, сзади меня, «до боли» знакомый голос. - Если бы я её подстрелил, то, судя по её заносчивому рассказу, нам бы, уж точно, не дали отсюда уйти, а так шанс мизерный всё-таки есть. За сногсшибательную девку нас из-под земли бы потом достали; солдаты же на то и нужны, чтоб было кому погибать.
Довод привёлся верный, и, полноценно с ним соглашаясь, я закончил разминать окрепшие ноги. Невидимый стрелок спустился из занимаемого укрытия. Как оказалось, вверху, под самым сводом, устанавливалась подсобная будка, предназначенная для управления подъёмными механизмами; в ней-то и находился всё последнее время мой армейский командир – старшина Александр Ворошилов. Оказавшись рядом, он виновато промолвил:
- Раньше, сам понимаешь, обозначаться было нельзя, да и голос подать я не мог: каждая ошибка могла стоить нам жизни. Извини, что позволил сломать себе пристёгнутые ладони.
- Понимаю, - признался я искренне. - Что предпримем дальше? Если мы выйдем на улицу, нас, скорее всего, обнаружат.
- Согласен, - перешёл армейский друг к ознакомительной части, - поэтому поступим мы немного не так… По-моему, перебив всех здешних братков, разумные спецназовцы, среди окровавленных трупов, особенно не задержатся; скорее всего, они дожидаются посланных трёх товарищей с передней части ангаров. Пока они не поняли истинную причину их длительного отсутствия и не пошли поискать, нужно побыстрее отсюда слинять. В общем, следуй за мной.
После недвусмысленных слов Ворошилов энергично затопал по вертикальным железным ступенькам: он принялся взбираться в подсобную будку. Превозмогая ладонную боль, я повторил нехитрый манёвр – стал подниматься вслед за верным товарищем. Внутри оказалась вторая дверь, ведшая наружу, на пожарную лестницу. Спустившись вниз, мы, пригибаясь по возможности ниже (как в старые, добрые времена), бесшумно засеменили в сторону одноэтажных строений, когда-то жилых, теперь же полностью уничтоженных.
Жуткая картина открылась взорам обоих бывалых спецназовцев! Всюду валялись окровавленные тела, искалеченные и мёртвые, скоропостижно почившие. Картина кровавого побоища вырисовывалась как будто живая. Опьяневшие, уверенные в абсолютной безнаказанности, бандиты разошлись по спальным отсекам; на охрану, похоже, никого не поставили – так были убеждены в незыблемом превосходстве. Дождавшись, когда всё стихнет, окружившие спецназовцы начали действовать: беспрепятственно проникли на вообще неохраняемое пространство, забросали отдельно стоявшие домики ручными гранатами и, спавшими, уничтожили большую часть опо;енных похитителей. Кому удавалось выскочить, добивали маститые снайперы. Можно не сомневаться, не выжил никто. Вряд ли кому пришла блаженная мысль отходить подальше (чтобы, к примеру, справить нужду) либо спрятаться (как старшина Ворошилов) для чьего-то спасения. Всюду дымились догоравшие построения, предназначенные некогда для штатного персонала военно-воздушной гавани.
Проведя столь основательную зачистку, самонадеянные спецназовцы не посчитали нужным кого-то здесь оставлять; опасаться, и правда, им было некого. Поэтому, как полагал Александр, мы беспрепятственно миновали кровавую территорию. Когда удалились примерно на километр, услышали гулкие взрывы; их насчиталось девять, ровно по количеству самолётных ангаров. Ночное небо озарилось багровым заревом – это разом воспламенились старенькие постройки, ветхие, деревянные. Вот так безжалостный огонь уничтожал любые напоминания о жутком, доселе невиданном, преступлении.
Не обращая сосредоточенного внимания, мы с армейским товарищем добежали до ровной, спокойной глади. Невдалеке, на лёгких волнах, изящно покачивалась великолепная белая яхта. Не наблюдая организованного преследования, остановились передохнуть. Воспользовавшись свободной минуткой, я увлечённо спросил:
- Может, расскажешь, как ты оказался в самом нужном месте, и так своевременно?
- Всё очень просто, - рассудительно сказал Ворошилов. - Помнишь наш разговор перед армянским пленом – тогда, в Карабахе.
- Конечно, помню, - честно ответил я.
- Так вот, придя на гражданку, я действительно не нашёл себя в современной жизни, связался с плохой компанией и, как полагается, угодил «за решетку». В тюремной отсидке я зарекомендовался славный бойцом, а выйдя на волю, неудивительно, что мне предложили влиться в серьёзную криминальную группировку. Имея непогашенную судимость, нормальная работа мне не светила, а убивать – это дело привычное. Особенно не задумываясь, я то;тчас же согласился.
- Ты как предвидел, - вставил я разумное замечание.
- Да, так же подумал и я, но, делать нечего, я настолько погряз в преступной среде, что вырваться из неё уже просто не мог.
- И вот ты вместе с Олегом Туркаевым ввязался в беспрецедентное дело, связанное с хищением валютных запасов России.
- Именно! Однако, когда я увидел, что новые соратники притащили тебя, беспомощного, и, без сомнения, вознамерились умертвить, я вспомнил, как ты, изнемогая в неимоверной усталости, тащил безвольного командира по кавказской земле. Сам понимаешь, я решил во что бы то ни стало вернуть солдатский долг чести, да выручить боевого товарища.
- И ты забрался в служебную будку?
- Да. Как только все успокоились и улеглись отдыхать, я отправился на выбранную позицию. С собой у меня имелась снайперская винтовка, и, как видно, не зря.
- Действительно, он оказалась кстати, - заметил и я.
- Дождавшись, когда пьяные охранники хорошенечко прикорнут, - продолжал рассказывать Ворошилов, - я только-только засобирался спуститься и сделать их сладкий сон чуть более продолжительным, как началось – такое! – чего я не видел и на Кавказе. Ошалелые стражники побежали посмотреть, в чём страшное дело, – и тут же сразились вражеской пулей.
Едва он закончил, от береговой полосы отчалили два маленьких катерка; они взяли курс в сторону одинокой яхты. Предположив, что отплывают последние участники недавних событий, мы наблюдали и мысленно желали им скорого отправления да «доброй» дороги.
Когда лёгкие судёнышки подняли на борт, последовал прощальный сигнал, и быстроходная яхта за секунды набрала предельные обороты, решительно удаляясь от злополучного берега.  Я «нежно» взирал ей вслед и с грустью осознавал, что так вот беспрепятственно уплывает моя провальная миссия. Какая? Во-первых, миллиарды российских долларов, сложенные в аккуратные стопочки; во-вторых, Ветрова Катенька, показавшаяся милой и безупречной, а оказавшаяся расчётливой и стервозной.
Эпилог
17.08.1998 года в стране был объявлен технический дефолт, нежданный и сокрушительный. За несколько месяцев рублёвый курс упал более чем в три раз. Денежный шок, какой испытала российская экономика, априори «оргштатные» выводы, правительственные перестановки, оказали положительное влияние на рыночное развитие; в частности, возросла производственная эффективность и внутренняя, и экспортная. Произошли многие структурные изменения. Снижение показателей развития явилось краткосрочным, а сменилось оно весьма масштабным подъёмом.
Анализируя свой небывалый провал, я лично наблюдал за грандиозными переменами. Безнравственные олигархи, наворовавшие несметные капиталы, теряли пагубное влияние, да попросту бежали – скрывались прочь за границу. К власти приходили молодые, здоровые силы, укреплялся законный порядок, наступало общее процветание. Я невольно задумался: «Стало бы всё это возможным, если бы «валютная миссия» удалась?» Куда на самом деле исчезло огромное количество долларовых купюр – так никогда и не было установлено.
Американские власти, публикуя официальную версию, тупо предположили, что российские бандиты и американские гангстеры Америки не нашли «делёжного» понимания; из-за достаточных разногласий они просто-напросто перестреляли друг друга. По утверждению влиятельного ГОСДЕПА, похищенные ассигнации сгорели в крупномасштабном пожаре, образовавшемся в результате устроенной бойни. Естественно, возмещать российскому государству никто ничего хотел, и даже не собирался. Предложенная версия подводилась к желаемой правде, и наше верховное руководство безропотно её проглотило.
По возвращении на Родину меня представили к ордену Мужества. Как оказалось (по мнению моего прямого начальства), именно я поссорил между собою разносторонних преступников. Спорить смысла особого не было, тем более что после публикации американского варианта награду я считаю всецело заслуженной. Моя основная задача – уничтожение преступных организаций; а как ни крути, цель явилась достигнутой. Ликвидация преступных элементов случилась, ну! попросту небывалая. Я же принимал в том «валютном деле» самое непосредственное участие и вовсе не понарошку рискнул своей единственной жизнью.
Саню Ворошилова я рекомендовал как воина смелого, решительного, голову готового сложить на службе Великого государства. Тем более что он обладал всеми необходимыми качествами. Его незамедлительно оформили в опустевшие ряды резидентов, на место безвременно ушедшего Карелина Александра.
На след Катьки Ветровой посчастливилось выйти в 2003 году. Она обретала общественный вес и заведовала всем московским модельным бизнесом; правда, теперь она носила фамилию Вернер. Помимо сказанного, она намеревалась выйти замуж за очень высокопоставленного чиновника. Было очевидно, что амбициозные замыслы она воплотила в реальную жизнь, и вполне оправдано, что никто, из знавших Екатерину прежде, ею не интересуется. Однако лично меня влекло непреодолимое желание увидеть её ещё один раз и задать мучительный для меня вопрос: «Куда девались российские валютные капиталы?» И потребовать свою законную долю! Но, как оказалось, злая судьба готовила ей встречу иную …
*  *  *
Освободившись из мест тюремного заключения (куда упрятался не без моей практической помощи) Глеб Туркаев (отбывший пятилетний срок лишь «за захват заложников), так же как и я, мечтал о встрече с Ветровой Катей. Легко определив, где она, влиятельная дама, живёт, он умудрился проникнуть к ней в охраняемую квартиру. Редкое дело, он заявился через верхний этаж, предварительно уничтожив ни в чём не повинных хозяев. Далее, спустившись на прочной верёвке, через незапертое окно беспрепятственно проник в элитное гнёздышко, где спокойно дождался чуть припозднившуюся хозяйку.
Закончив работать и навидавшись с горячим поклонником, Ветрова-Вернер возвращалась домой. Как и обычно, до квартирной двери; её сопроводили двое здоровых охранников. Отперев замочную скважину, Екатерина освободила обоих телохранителей, а сама, уставшая, направилась внутрь. Неторопливо разделась, надела домашние тапочки, «прошелестела» в спальную комнату, включила электрический свет – и… застыв от несказанного удивления, увидела Глеба Туркаева. Либо она про него забыла, либо посчитала слишком уж мелкой сошкой, либо?.. Сказать сейчас трудно.
- Я дам тебе много денег, - произнесла она, поняв цель мстительного визита и смутно надеясь, что сможет купить себе жизнь.
- До твоего прихода я не сидел без дела и, как видишь, осмелился осмотреть твою респектабельную квартирку, - ответил Туркаев, похлопывая по вместительной, набитой деньгами, сумке, - так что «баксы» у меня теперь есть.
- Я дам тебе столько, сколько ты пожелаешь, - настаивала растерянная хозяйка, нервно перебирая немногие варианты счастливого избавления.
- Ничто не может сравниться с чувством, когда воздаешь по заслугам смертельным врагам и когда им мстишь за смерть обманутых братьев, - промолвил озлобленный Глеб, извлекая пистолет, снабжённый бесшумным глушителем; он произвёл три чётко прицеленных выстрела.
Как видно, даже расчётливая стерва оказалась неподготовленной к роковому повороту событий: излишний достаток притупляет должную бдительность. Две пули попали в бесподобную грудь, а третья, как полагается у профессиональных киллеров, напрямую в очаровательное лицо. Вот так, следуя к вершинам власти, общественному признанию, «по чужим костям и многочисленным трупам», бесславно заканчивается мрачный, до жути кровавый, путь, настолько презираемый, насколько позорный.