школа выживания часть первая

               
Ш   К   О   Л   А       В   Ы   Ж   И   В   А   Н   И   Я
(ч  а  с  т  ь     п  е  р  в  а  я)



Мои сверстники, двенадцати-тринадцатилетняя послевоенная
московская пацанва со свойственной этому возрасту безапелляционностю
и по своему разумению решила национальный вопрос.

Соответственно их классификации  население Москвы, а
следовательно и всей страны представлялось преимущественно тремя
национальностями. Вот их основные расовые признаки.

Всякий блондин безоговорочно русский. К ним, не мелочась,
они относили украинца, он же хохол, и белоруса.

Далее брюнет с черными же усиками, кавказский акцент которого
с удовольствием копировали рассказчики анекдотов всех возрастов. В этом
контексте словосочетание "всех возрастов" относится и к рассказчикам, и  к анекдотам. Всех брюнетов  называли армянами.

К ним же причисляли азербайджанцев и грузин, что, конечно, не
имело ровно никакого отношения к Сталину, поскольку он оставался самым
русским на весь СССР.

Остальных выходцев с Кавказа ребята моего возраста знать
не могли, потому что о сосланных целиком народах в конце войны
в Казахстан, на Урал, к которым относилась и моя новороссийская семья, 
даже вспоминать вслух тогда еще было опасно.   

Полуофициально они считались чуть ли ни сотрудничавшими
с фашистами в период  оккупации. 

Армянами называли еще и уличных чистильщиков обуви.
Но это уже была специальность.

Тогда еще многие из них не имели будок. Со своими ящичками,
один из которых представлял одновременно низенькое сидение для
хозяина всего этого добра, они устраивались на многолюдных перекрестках.
 
Ящички были наполненны жестяными коробками с разноцветным
гуталином, щетками и бархотками, каждая  из которых имела свое
предназначение.

- А вот чистим сапоги, ботинки, туфли, - и нетерпеливо
постукивает щетками по ящику, который служил подставкой для ноги
клиента. 

Их продолжали так называть даже после того, как выяснилось,
что чистильщики обуви по национальности преимущественно айсоры, так
называли потомков древних ассирийцев, а никакие не армяне.

И, наконец, брюнет без усов, это уж непременно еврей.
По уличному абрам или абрашка. Применительно к женщине -  Сара или
с издевательской  ласковой улыбкой  Сарочка.

Дразнили картавя "р" и с нарочитым грассированием. Могли 
беспричинно избить.

Для юного поколения, еще безусого, основным обличительным
признаком были имя и фамилия. И, разумеется, форма носа, для тех, кто в
этих тонкостях разбирался.

Иногда такой классификации придерживались взрослые и, к
сожалению, даже пожилые люди. Очень может быть, что среди них были и
те, кто успел поучаствовать в дореволюционных погромах.

Впрочем, позиция таких классификаторов зависела не столько от
их  возраста, сколько от уровня развития, образованности, воспитания,
характера и многого-многого другого.

Кроме того, весь наш народ, независимо от возраста, интеллекта
и общественного положения должен был помнить и чтить своих советских
героев без национальности.

К ним относились лица, имена и фамилии которых не позволяли
называть их в прессе, на собраниях русскими.

И еще пара святых, наднациональных. Речь идет о Карле Марксе
и Фридрихе Энгельсе. Это был двухглавый бог, а бог национальности не
имеет. Никто и никогда не вспоминал тогда, что Иисус тоже не без этой
червоточинки.

Ленин для нас, пионеров, был наш общий дедушка, на всех
пионерских сборах мы клялись нашему дедушке Ленину быть верными его
делу.

Сталин это Отец  всех. Потому что ему пришлось заменить
всех убитых в стране отцов во время войны, до войны и после войны тоже.

Уверяю вас, если вы начнете рассказывать оставшимся в живых
пионерам того времени о том, что Маркс паразитировал на добровольном
донорстве Энгельса, они, не задумываясь, назовут это происками.

Допускаю, что если они услышат о каких-то сомнительных Бланках
в генеалогическом дереве Ульянова-Ленина, то седобородые с пионерскими
галстуками скажут, что  это все это бездоказательно, поскольку,фигурально
выражаясь, нет необходимых в таких случаях "печатей" на этих самых
"бланках".


А сейчас я расскажу вам о том, как сам стал жертвой этой
предельно примитивной и настолько же жестокой классификации по
национальному признаку.

В моем 3"б" классе учились два брата погодка Шароватовы,
Славка и Женька, оба второгодники, но Славка старший, следовательно, он
делал уже, кажется, третью попытку.

Жили они в небольшом одноэтажном доме рядом со входом в
сад им.Баумана по соседству с нашей школой.Тогда он просто кишел
шпаной из числа преимущественно послевоенной безотцовщины.

В лучшем случае это была ремеслуха - ученики ремесленных
училищ, и фэзэошники - ученики школ фабрично-заводского обучения.

Но несправедливо было бы забывать о том, что выпускники РУ и
ФЗО нередко становились классными работягами и незаменимыми
специалистами на заводах, в производственных цехах  исследовательских
и опытных предприятий, конструкторских бюро.

Это они "делали ракеты, перекрывали Енисей" по словам Визбора
или Высоцкого, вложенным кем-то из них двоих (авторство окончательно
еще не установлено историками современности) в уста "технолога Петухова"

Именно их так не хватает сегодняшней безрукой, а может быть,
и безголовой промышленности.

Здесь, раз уж заговорили про ракеты, несколько слов о
появившемся в городе Реутово Московской области одном из самых
секретных предприятий в стране в конце пятидесятых годов, в которое
я был распределен после окончания МВТУ им.Баумана в 1960 году.


Генеральным Конструктором этого престижного ОКБ был
академик Челомей В.Н., а одним из руководителей среднего звена сын
тогдашнего Первого Секретаря ЦК КПСС Сергей Никитович Хрущев, 26-ти
летний Герой Социалистического Труда, Лауреат Государственной Премии,
доктор технических наук.

Защиты кандидатской, и докторской диссертаций с триумфом
прошли в МВТУ на кафедре, где заведующим, так случайно повезло
подзащитному, был академик Челомей.

Ну и правильно, а зачем далеко ходить занятому человеку,
который по сю пору занят по самое горло.

Лет двадцать, как мой бывший коллега мучается в США, занят
по самое горло, лекции читает нарасхват по университетам, темы которых
совсем не связаны с крылатыми ракетами тактического назначения и даже
с родными космическими летательными аппаратами типа "Лунник
мягкий".

Оно и понятно - сладко не там, где сладко говорят, а где сладко
кормят.

Но вернемся к  моим Шароватовым, которые проявили себя с
самого начала обучения как безнадежные посредственности. Сложение и
вообще внешний вид они тоже имели незавидные, но были при этом
весьма задиристые, хулиганили безоглядно и без меры, а все потому что
безнаказанно.

Вольготное поведение  объяснялось тем, что брат их старший уже
отсидел в тюрьме за хулиганство и слыл авторитетом в среде себе
подобных.

Младшие, Славка и Женька, боготворили старшего, брали с него
пример во всем и под его крылом творили безнаказанно бог знает что.

Они издевались над сверстниками в своем дворе, держали в
страхе младшие классы нашей школы. А чаще всего доставалось мне.

Во-первых, потому что на мне было пятно отличника, что само
по себе вызывало у них отторжение. Во-вторых, эти ненавистные бриджи,
из-за которых я не только в их среде считался маменькиным сыночком.

Братьев не устраивала моя фамилия, Духновский. Она
автоматически причисляла меня к лицам третьего сорта согласно их
классификации по национальному признаку.
 
А больше всего братков вдохновляло то, что  я не мог дать
им сдачи, потому что боялся их и они это видели. И открыто наслаждались
этим. Думаю, это было  что-то  сродни садизму, о существовании которого
тогда никто из нас еще не слышал.

После школы они устраивали на меня засады в безлюдных местах.
Должен сказать, что иногда в засадах принимали участие и те, кто не дралс
а из любопытсва, или, что уж совсем скверно, кому по душе наслаждаться
сценами избиения их одноклассника.

Чтобы не попасться Шароватовым в руки я часто отсиживался в
школе час - полтора или возвращался домой окольными путями.

Однажды они поймали меня почти у самого моего подъезда и
отметелили прямо под окнами нашей квартиры.


Одним словом, тяжелое это было время в моей жизни, хуже, чем
  пережитая война. В войну меня, как и всю нашу семью окружали враги,
но я был не один.

Тогда меня и моих близких могли убить, но мы были вместе.
А сейчас я оставался наедине со своей бедой, не в силах рассказать обо
всём самым близким мне людям, Федору и Ларисе.

Что-то не позволяло мне сделать это. Наверное, мальчишеская
гордость, а, может быть, надежда на чудо. Мне тогда и еще долго потом
было бесконечно стыдно перед ними за мою трусость.

Федор уже многое понял по моим синякам, ссадинам и
угнетенному состоянию, но до поры до времени не подавал вида.

Конечно, что за мальчишка без драк и без следов этих самых
драк на лице. Но когда такое происходит систематически, то это уже не
обоюдные драки, а избиение.

Тогда возникает естественный вопрос, за что? Конечно, можно
обратиться в милицию. Но тогда такое заявление ляжет несмываемым
пятном на руководстве школы.

Нет, здесь нужен силовой отпор, а не защита посредством
законных мер. Сила против силы. Уверенность в собственной силе против
наглой, ставшей привычной безнаказанности.

Эффективнейший вид обороны это контратака.  Федор, участник
двух Мировых Войн, боец по своей натуре, знал об этом по своему личному
опыту.

Но как передать эти знания своему воспитаннику, затравленному
мальчишке, который уже считает его своим отцом.

Он начал с дружеских советов. Расскажет, например, какую-нибудь
историю про то, как они вдвоем со старшим братом Ильей, используя свою
обычную тактику, спина к спине, расправились с численно превышающей
кампанией противников.

Потом начинался разбор подробностей, варианты защиты,
возможности ответных ударов. Например, если ты один против нескольких
нападающих, то ищи стенку и старайся прижаться к ней спиной.

В этом случае этично бить нападающего и ногами, но только не
в голову и не в проблемные мужские места. А ногами потому что ты
заслужил это право, ведь именно  тебя заставили пойти на неравный бой,
а не наоборот.

А самое главное - не дрейфь. Один раз побьют, другой раз побьют,
а на третий ты их.

Большая часть его сентенций, чем-то похожих на афоризмы
Суворова из его небольшой книжки о военном искусстве "Наука побеждать",
сохранилась в памяти до сих пор. Вот так примерно они звучали.

Бьют не слабых, бьют трусливых.

Не подавай вида, что боишься.

Не забывай, что тебя
тоже могут боятся.

Не провоцируй драку, а если
драка неизбежна, бей первым.

Уверенность воспитывается в драке,
сила и ловкость дается тренировкой.

Две-три хороших драки и молва обгонит
тебя. А хорошая молва это твой союзник.


Ну, это уж слишком, согласно с этим "Уставом" выходит парню
только и остается что драться, и драться, чтобы непрерывно поддерживать
авторитет победителя.

А когда всё остальное, кино, гулянки?

Но со временем я осознал, что свод этих правил был принципом
  его жизни.  И под этим "сводом" он мечтал сконструировать и мою жизнь,
не только школьную, но и будущую, где он уже не мог отвечать напрямую
за мои поступки.

Еще я запомнил на всю жизнь рыцарский девиз мальчишеского
поединка тех лет. Вот как он дословно звучал  из уст вызывающего:

"Стыкнемся до первой кровянки ? ".

Это означало, что после появления крови у одного из двух
участников всякий поединок безусловно прекращался без признания
кого-либо из участников победителем. Даже несмотря на преимущество
явное одного из них, если, конечно, таковое имело место.

Но моему коллективному противнику в лице братьев
Шароватовых такое благородство было не только не с руки, но, думаю,
и вовсе неизвестно.

Так я в смятенных чувствах и дотянул до летних каникул.


Только один раз в своем отрочестве побывал я в пионерском
лагере. Это был подмосковный лагерь от "Союза польских патриотов",
в котором в это время работал Герасимович.

Еще было полтора года до отмены карточной системы и страна
жила впроголодь.


        продолжение:  http://www.proza.ru/2019/02/11/1952