Мать и сын

Счастье долго и упорно обходило Любашу стороной. Бывало, промелькнёт и спрячется, как будто намекая, подожди, твоё ещё впереди. Она и ждала. Старшая в многодетной семье, пока помогала матери растить братьев да сестёр, почти состарилась. За тридцать перевалило. И всё одна, красивая, да стройная. Добродушная и спокойная.

Любовь нагрянула внезапно, когда с мыслями о счастье давно рассталась. Отметив на работе сорок пять, нарядную, возбуждённую, с охапкой цветов и горой подарков отвёз домой импозантный милиционер, друг коллеги. Отвёз и остался. Закружился роман красивый, страстный. Свадьбу сыграли пышную, задорную. Невестой Любаша была краше молодых! Расцвела такой красотой, сама испугалась. А мужские руки соскучились по домашней работе, и молодой муж, выйдя как раз на пенсию по выслуге, начал перестраивать усадьбу жены. В труде и любви новая жизнь казалось сном и незаслуженным счастьем. Беременность в столь поздние годы вызвала массу пересудов. Врачи не советовали, да и муж испугался. С одной стороны, радовался, а с другой: «А успеем ли мы довести его до дела, успеем ли вырастить и сможем что-то дать, когда у самих старость уже не за горами?»  А Любаша не раздумывала: «Всё дам, всё успею, только родись» и нежно обнимала растущий живот. Вспоминала, как мать говорила: «Даст Бог детей, даст и на детей».
Ромка родился в срок, легко и младенец удивил персонал родильного отделения красотой и здоровьем.

Принесла Любаша домой чудного малыша и не отходила от него. Муж даже ревновать начал. Какие-то глупые обиды высказывать. А мальчонка, как увидит отца, весь встрепенётся, улыбается ему беззубым ртом, что-то пытается сказать, пуская пузыри и ручонками да ножками радостно дёргает. И, подрастая, главным для него становится отец. Спать не ляжет пока своим придуманным ритуалом не перецелует его, да несколько раз крепко не обнимет. Каждый вечер расставался с отцом, как навсегда. Как будто предчувствовал что-то. Ночью мог проснуться и забежать в спальню.
– Ты чего? – испуганно спросит Любаша.
– Папку проверить, – погладит ручонкой отцовское плечо, чмокнет в щёку и довольный бежит босыми ножками к себе в комнату. А после придумал и вовсе какой-то несуразный ритуал: брал катушку ниток и связывал себя с отцом. Первый узел завяжет на отцовской ноге, а второй – у себя на запястье. «Зачем?» – не понимала Люба. Привязанность Ромки к отцу пугала её немного, казалось, чувствует сынок ненадёжность, но гордилась, уверенная, что угодила мужу.
А муж, не достроив, раскуроченную им усадьбу через пять лет неожиданно ушёл к молодой. Тщательно собрал все свои вещи, прихватив, как бы невзначай, немного и Любашиных,  и подал в суд на раздел имущества.
Ушёл и с Ромкой даже не попрощался. Забился мальчонка в угол и, как щенок, всхлипывал и скулил.
– Это я виноват, – кричал, заикаясь, – это я его мало любил.
Замахивался на мать и её тоже обвинял в недостаточных чувствах.
И долго стоял по выходным у ворот, надеясь встретить отца, который в своём блуде напрочь забыл о сыне. Всю зиму стоял с утра и до обеда, стоял и в снег, и в дождь… И весной стоял…, но дети исцеляются быстрее, чем взрослые, они не умеют горевать постоянно, но это не значит, что они забывают…

Скорбные морщинки Любу состарили, пошатнулось здоровье.
Любовь к мужу, да горькая обида выжигали всё внутри, поддерживал силы сынишка и вылила она на Ромку всю свою нерастраченную любовь. Баловала, потакала капризам, жалея. Иногда её бабушкой называли и тогда вина, что старая да не современная для подрастающего сына заставляла делать ещё большие глупости в воспитании. Мальчишка избалованным рос, нервным, беспокойным. Учился средненько, без особого интереса. В переходной возраст особенно тяжело стало Любе с ним. Конфликтным стал – никто не справлялся. Рос статным, интересным, девчонки проходу не давали, телефон обрывали, да все, как одна, старше Ромки. Ему бы чья-то крепкая рука и воля, а он сам по себе растёт. Любаша начала прибаливать, на двух работах трудится, а силёнки покидают…

Зарос травой огород, стал оседать дом. Вид запустения, беспросветной бедности.
– Сама виновата, зачем так поздно меня родила?
– Так не родила – тебя бы не было, сынок.
– Лучше бы и не было, чем в такой нищете жить.
Уходил, разодетый и надушенный, хлопая дверью, а Любаша шить садилась – всё заработок.
Закончил школу, училище, получил профессию. Отслужил в армии. Вернувшись, как-то потянулся к матери – соскучился, наверное. Но работать не стремился – перебивался случайными заработками на собственные нужды и нагло просил не только есть, но и деньги на развлечения.
– А меня не станет, сынок?
– Не станет – пойду работать.
Вздыхала Любаша, да понимала, что винить некого, кроме себя и несла свой крест безропотно.

А тут Ромка влюбился и, не спрашивая разрешения, привёл домой великовозрастную девицу крайне фривольного вида, да ещё с дочкой школьницей. И дружно села вся эта компания на Любину шею.
Ромка – натура травмированная, неуравновешенная. Любить спокойно не умеет, отдаётся чувству горячо и безудержно, живёт одними эмоциями. Умом не совсем не думает. Смотрит восторженно на избранницу и готов всех убить за неё. Никого и ничего вокруг не замечает. И продолжает просить у матери деньги.
Любаша последнее отдаёт и молится, молится…
– Зачем ты так? – не понимают близкие. – Гони их взашей.
– Да как же это можно? Дом-то и его тоже, – вздыхала и понимала, что во всём виновата сама. И терпела безропотно.

А девице всё мало. И нашёл Ромка себе кредитора, готового под небольшие проценты дать дураку несколько сот тысяч рублей.
Любашка в слёзы – понимает, что отдавать-то ей придётся.  Разведала подход к процентщику, придумала способ уговорить его не давать денег в долг её непутёвому сыну, но вначале пошла к батюшке знакомому, покаяться, да совет спросить.
– Пусть берёт, не отговаривай. И девицу не выгоняй, – батюшка твёрд в своём решении.
– Да как же так, сил моих больше нет! И долги его на мне повиснут, нечем отдавать, – слёзы Любашу душат, раненая душа стонет.
– Нет, матушка, терпи. Сын твой должен когда-то всё-таки понять, что за свою жизнь и поступки он сам в ответе. А долг, сможешь – поможешь. Куда теперь тебе деваться? Но особо не рвись. Может, работать пойдёт, кредитор-то уж точно ждать не будет и спуску не даст. Поняла?
И Люба, вопреки всем советчикам со стороны, послушалась батюшку.

Деньги порадовали девицу. Шубу купила, да других тряпок набрала. Телевизор новый с большим экраном, музыкальный центр – ещё тяжелее стало Любаше – музыка гремит целый день.
– Терпи, матушка, ещё не пришло время, – священник жалеет её, но в своём мнении уверен. – Оттолкнёшь – пропадёт. Раньше надо было жизни учить, а сейчас не учить – спасать надо, учителями чужие люди у него.
И совсем уж непонятное добавил: «Без Божьей воли ничего не случается. Все скорби нам по силам даются, во блага душам нашим. Перетерпи по-христиански и не ропщи. Молись, матушка, зло побеждается только добром».
Благословил и дальше пошёл.

Долго думала Любаша и совсем запуталась: «Как же с Божьей воли, если она сама разбаловала сына? И какое благо для души, если он пропадает?»
А потом махнула рукой и с молитвой да благодарением, что не легко давалось, продолжала кормить Ромкино семейство.
А девица недолго радовалась обновкам и опять заскучала. Вновь требует наряды, да развлечения, но подоспело время платить по долгам.
Вот тут и понял Ромка, что увяз по самые уши. Голова пухнет от мыслей, где деньги взять. А дома – невоспитанная дочка подружки изводит орами и капризами, гремящая целый день музыка раздражает, ленивая стареющая пассия досаждает тупостью и хамством. И незаметно любовь куда-то испарилась. Глаза как открылись, ахнул от ужаса: девица наглая, распущенная, что проститутка с трассы. Старая, крашеная-перекрашенная.
– Мама, что делать? – вскричал, чуть не плача.
– Решай, сынок, сам. Когда приводил, меня не спрашивал…
– Почему же ты мне раньше глаза не открыла?
– А ты бы стал меня слушать?
Задумался Ромка: «А мать-то права, вряд ли он в период влюблённости кого-либо послушал».

С бывшей возлюбленной он расстался. Отправил её туда, откуда привёз и запаниковал – кредитор должок требует.
- Мама, где деньги взять?
Выложила Любаша свои гроши, что на чёрный день откладывала: «Бери, сынок, это всё, что у меня есть…» – и заплакала.
Глянул сын на эти крохи, да на слёзы матери и такая острая жалость заныла в сердце, но, всё-таки,  обвинил мать, что не удержала его от долга: «Ты ведь знала кредитора, могла наказать ему, чтобы не давал».
– Могла, сынок, да ты бы к другому пошёл. Верно ведь?
– Вряд ли, мать, я и этого-то с трудом нашёл. Кто бы мне дал, безработному?
– А вдруг воровать бы пошёл, – испугалась Люба и радостно подумала, что зато теперь сын знает, что по долгам надо платить и как это нелегко. Улыбнулась: «Запомни, взаймы берешь чужие деньги и на время, а отдаешь свои и навсегда, а не отдашь и убить могут…»
Не нашёл другого выхода непутёвый Ромка, как пойти работать. Месяц, два, три трудится. Работа тяжёлая, едва по силам, а заработка не видит – всё уходит на возвращение долга с процентами и с процентами на проценты. Омут! И по-прежнему кормит да одевает его постаревшая мать. А ей-то уже под семьдесят, но каждое утро она идёт на работу... Идёт медленно, вспоминая жизнь, да мудрый совет батюшки и от волнения иногда останавливается. Страшной рисуется картина, если бы она оттолкнула сына, прогнала, как хотела, когда он в омут с головой в любовь, долги, когда погряз во зле и грехе... И насколько прав оказался батюшка, когда сказал, что не всегда полезно предупредить падение, иногда целесообразнее дать и упасть. "И лучше на твоих глазах, – поучал священник, – ты рядом, может, и спасти успеешь".

А тут отец объявился. Неожиданно для всех позвонил Любаше. Про жизнь рассуждал, оправдание себе искал, да пожаловался, что умирает. Захотел Ромку увидеть. А Ромка пожимает плечами равнодушно, зачем, мол, ему это надо.
– Сходи, сынок, отец родной.
В одиночестве, брошенный всеми красавицами молодухами, что развлекали любовными утехами, лежал старый и никому не нужный бывший импозантный милиционер и умирал от неоперабельного рака предстательной железы.
– Помнишь, Ромка, как ты любил меня? – спрашивает. А Ромка уже и забыл.
– Ты только приходи, сын, я тебе деньги давать буду – у меня пенсия хорошая, дом отпишу, – со слезами просит старик…
– Мама, почему так? – в Ромке восстали детские обиды, – почему так сердцу больно?
– Это жизнь, сынок, а сердцу больно – обиды и жалость терзают. Это хорошо, что больно, значит, есть у тебя сердце. Ты обиды отбрось – его жизнь и так сильно наказала. А пожалеть – жалей. Ходи к нему.

До последнего дня приходил Ромка к отцу и умирающий вразумлял его: «Запомни, сын, все подлости, что людям сделаешь, тебе во сто крат возвернутся», «Запомни, сын, не иди на поводу своих желаний. Как бы чего не хотелось тебе, помни, что долг выше».

Отец поучал, каясь, а Ромка осознавал зло в себе, и думал, насколько мудра его мать, что не позволила разгореться в доме костру ссор. Но допустила скатиться ему чуть ли не на самое дно, при этом незаметно была рядом и поддерживала его, помогая осознать, увидеть весь мрак его разгульной праздной жизни и самому найти путь наверх.

Год работал Ромка на возвращение долга. Повзрослел, возмужал. Деньги в кредит больше не берёт. Любаша совсем старуха. Чудит частенько, почти ничего не помнит, словно дитя малое, но Ромка не ропщет, заботится и очень любит свою седую, ставшую маленькой, суетливую мать. Ведь именно она научила его любить и терпеть. И понимает, что трудности и переживания данные сейчас, как очистительное наказание за своё прошлое.

Сложная история для восприятия, но правдивая. Разные существуют методики воспитания  младых да взрослых детей, и каждый случай уникальный, но в любой главными являются любовь, терпение и личный пример.
 
11.02.2019

    

 


Рецензии
Людмила, очень впечатлило. Тяжелый рассказ. Любашу жаль. Ладно хоть Ромка исправил ошибки прошлого. А вот его отца не жаль. Но он тоже понял закон бумеранга. С уважением.

Игорь Струйский   26.10.2021 15:55     Заявить о нарушении
Доброй ночи, Игорь!
Рада, что Вы поняли меня, как автора, прочувствовали и благодарна за добрый отзыв.
Спасибо Вам большое.
С уважением и добрыми пожеланиями, Людмила

Людмила Колбасова   27.10.2021 00:36   Заявить о нарушении
На это произведение написано 20 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.