На краю

     …В моем кабинете за соседним столом сидит человек по имени Владимир, и выглядит он странно. Никогда не встает, не ест, постоянно улыбается, ничего не говорит и поворачивает голову не одним движением, а какими-то короткими рывками.

     Разумеется, можно сказать, что все мы выглядим странно, и не только мы, все Министерство с его кабинетами, лестницами и коридорами, но то, как ведет себя человек в паре шагов от тебя – уже чересчур. Или я мало знаком с Министерством? Еще недавно со страхом обходил его стороной, но привела все-таки жизнь к нему в нутро.

     Спросил у старших, почему Владимир такой. И вот что мне ответили, равнодушно пожав плечами:
     – А он постепенно превратился в механическую куклу. Известное дело. Бумаги печатать это ему не мешает, мы только прикрепили его ноги к полу, чтоб не падал.
     – Спасибо, – пробормотал я и прислонился к стене, потому что голова от услышанного помутилась.

     Наверное, они шутили?

     …Светит лампа на столе у Владимира желто и непонятно. Вроде вещи и видны, а присмотришься – нет, не очень. Будто и не светит вовсе, а так, притворяется. Не слишком, не хочет никого обманывать. Говорит, по инструкции положено светить, вот я ее как бы и не нарушаю. Вы же сами все понимаете.

     Свет похож на то, что он освещает. Поэтому и тени странные на столе, словно они и не тени, и предметы не то лежат спокойно, не то медленно ползут к краю.

     …Сколько лет Владимиру? На вид - порядочно. Немолодой уже, если так можно говорить о кукле. Улыбается беспрерывно! Ну, точно кукла. А вдруг он за этим и превратился? Научиться улыбаться? И глаза живые, не как у людей.

     Сухощавый и почти лысый, смешные белые перья торчат вокруг деревянно блестящей макушки.

     Невысокий, хотя понять это сложно, ведь он никогда не поднимается со стула. Нос с горбинкой, щеки словно резиновые. Воротничок застегнут. Ноги спрятаны под столом, прибиты к полу или нет, не поймешь.

     Работает Владимир не покладая рук! Один документ напечатал, за второй принялся. Идеальный работник. Движения, однако, автоматические, повторяющиеся. Застынет ненадолго – а потом будто что-то в нем щелкнет, и снова начинает стучать по клавишам.

     Кто же он на самом деле?

     Пристально глядеть на человека, даже если он не человек, неприлично. Да и можно ли так что-то понять?

     Он ведет себя, как безразличный механизм – но этим не слишком отличается от остальных. Он молчит – но все молчат или ведут пустые разговоры. Он не чужой здесь!

     Спросить его? А вдруг ответит, что да, превратился? Со счастливой улыбкой, конечно?
 
     Что же произошло? За что с ним так обошлись? Или наоборот, он что-то получил, а не потерял? Спокойствие, счастье? Перестал чувствовать одиночество? Может, ему тихонько завидуют? Превращаться в куклу не стыдно? Не знаю, что и думать.

     Неизвестное  принесло его в жертву самому себе? Наказало? Наверное, он нарушил важный и никому не ведомый закон. Хороший закон, потому что другие еще хуже.

     Или взял грехи людей на себя? Должны были превратить всех, но смилостивились, и выбрали только его? Возвысили, получается, над толпой?

     Удивительное в шаге от привычной дороги. Можно нести документы, оступиться и упасть в бездну.

     Я что-то знаю. Догадываюсь. Смотрю в темноту и чувствую, что она делает вещи смутными, но не невидимыми.

     Мне надо остановиться у края. Не размышлять. Не смотреть, чтобы тебя не увидели. Стать тем, кто не замечает лишнего. На вопрос «он превратился, или ничего не случилось?», отвечать «он превратился, но ничего не случилось».

     Чудесное, даже когда что-то дарит, неизбежно сводит с ума; мудро поступают боги, не позволяя ему пробираться к людям, но порой и они не всесильны.