15. Жизнь по-новому

Когда стали укладываться спать, Паша обоих вытолкала в нашу комнату. Дождавшись, когда все затихнут, я тихонько встал и прокрался в ней.
-- Ты чего?
-- Хоть режь меня, не могу так. Прости!
Рука Паши попыталась оттолкнуть меня. Вряд ли она что видела в темноте. Её рука попала на моё напрягшееся хозяйство. Чуть оттолкнув, она обхватила его через материю трусов.
-- Саша! Сам с ума сходишь и меня сводишь! Алёша спит?
-- Спит, кажется.
-- Тихонько только, чтобы его не разбудить.
Под ночной рубахой Паши ничего не было. Хотя я только пришёл, её половые губы были залиты выделениями. Она явно ждала меня. А, может, Лёшку?
Мы дергаемся в последних спазмах оргазма. Паша сдерживает вопли, но они прорываются тихими писками. Я чувствую, что меня толкают в бок. Это явно не Паша. Толчки становятся сильнее. Освобождаю Пашу.
-- Паша! Прости! Это невозможно выдержать!
Паша взвизгивает. Матрас дивана передаёт мне толчки Лёшки. Паша мычит, явно через губы в поцелуе. Так у нас бывало в месячные одной из сестёр, когда приходилось пользоваться одной из них. Как и тогда, возня Лёшки возбуждает, не давая инструменту расслабиться. Лешка двигается быстрее меня.
-- Саша! Саша…!
Я протягиваю руку, нахожу её голову, придвигаюсь и целую. Лешка хрипит над другим её плечом. Телом чувствую, что Паша инстинктивно помогает ему. У обоих начинается оргазм. Я глажу ей грудь, выставившуюся из-под Лёшки, и взасос целую в губы. Паша отвечает очень страстно, будто это я добился её оргазма.
Оба затихают, остывая. Лешка скатывается на край. Я не могу удержаться и занимаю его место. Паша мычит и отталкивает меня, но как-то слабо, будто нехотя. Первые движения она принимает пассивно, но скоро начинает помогать. Я двигаюсь от входа до самого дна. Она поднимает и отпускает таз в такт моим движениям. Приход оргазма я проморгал. Но кончает и она. Паша крутит головой, вырываясь из поцелуя. Как я несколько минут назад, Лешка целует её в губы. Я чувствую его руку на груди Паши. Мы с Пашей дёргаемся в обоюдном оргазме. Я целую её за ухом. Пальцы Паши впиваются в мою спину.
Мы расслабляемся. Но у Лёшки кончилось терпение, он сталкивает меня. Паша пытается протестовать, но Лешка глушит её слова поцелуем. Девчонки хорошо кончали после нескольких смен, а Паша кончает с каждым. Лешка скатывается с неё. Мне жалко женщину. Я её целую и обнимаю, но больше не лезу. Паша расслаблена, и не сопротивляется, и не обнимает. Не отвечает и на поцелуй. Чувствую, пришедший в себя Лешка гладит её со своей стороны, пытается целовать, но ему достаётся только щека и висок. Он целует её в плечо.
-- Вы убить меня хотите?
-- Мы миому изживаем.
-- Я скорее изживусь. Сил у меня нет. Изверги! Я же не молоденькая, как ваши подружки. Вытритесь хоть, а то всё заляпаете. Тряпка под подушкой.
Я вытираюсь, Лешка пыхтит с другой стороны Паши. Она ожидала обоих? Сразу же пришла мысль, что вторую тряпку приготовила для себя.
-- Ой! Ой! Накачали по самую завязку. Сил нет, до туалета донести. Выльется ведь на простыню.
-- Ты ляг на бок.
Поворачиваю её в Лёшкину сторону. Паша сгибает ноги в коленях. Я прижимаюсь к её спине. Ещё не опавший конец будто сам находит нужное место. Остаётся только задвинуть.
-- Зачем?
-- Вместо пробки. Или тебя сносить в туалет?
Паша расслабляется и молчит. Лешка придвигается к ней спереди. Слышу поцелуй, чувствую поглаживание её бока. Все затихаем. Неудержимо наваливается сон. Ещё сильнее прижавшись к спине женщины заталкиваю до предела импровизированную пробку. Чувствую, что она стала твёрже, и отключаюсь.
Просыпаюсь утром, укрытый простыней. На другом краю потягивается Лешка. За год привыкли просыпаться в это время. На кухне слышу шипение сковороды и шум качаемого баллона. Наперегонки с Лешкой вскакиваем и бежим на кухню. Паша нажарила сковороду картошки. Увидев нас, приветливо и смущённо улыбается.
-- Умывайтесь, и завтракать!
Мы целуем её с обеих сторон в щёки. Она довольно вытягивает шею, но потом укоряет:
-- Я же просила днём такого не делать. Ночью мало вам было? Хорошо хоть на плечах засосы поставили.
-- Да ну!
Паша сдвигает халат с одного плеча, потом с другого. На обоих плечах по паре засосов. Я не помню, когда целовал её в плечо.
-- Не я!
-- Не я!
-- Значит, ещё и третий был?
Мы выскакиваем из дома в одних трусах и делаем комплекс упражнений. Потом чистим зубы и умываемся у умывальника в огороде. Лешка хватает ведро воды и выливает на себя. Второе ведро выливает на меня. Слышу удивлённый вопль. Это вскрикивает Паша, зачем-то вышедшая в огород.
-- Холодная же!
-- Надо привыкать. Не во всех морях вода подогретая.
Хочется поцеловать её, но вовремя вспомнилось её предостережение.
Чуть поклевав картошки, одеваю форменку и бегу в училище. Вчерашнее излишество сказывается небольшой усталостью. Вчера сдавали первый экзамен. Я не сдавал, как бывший в отсыпном дне. Для нас специально сделали дополнительный экзамен через день. Поэтому в наряд в день экзамена направляют только отличников. С нами же будут сдавать те, кто пересдаёт. Сегодня консультации по будущим экзаменам. После построения и утреннего осмотра идём на завтрак. Наше присутствие в эти дни не контролируют, поэтому я бегу домой. Мы с Лешкой продолжаем конопатить.
-- Газовоз когда приходит?
-- В десять к хозмагу. Наверно, уже пора?
Мы отсоединяем баллон и несём его к хозмагу. Газовоз приходит в половине одиннадцатого. Отдаём деньги и несём домой полный баллон, прикручиваем на место. Опять конопатим. Вдвоём дело двигается быстрее. Бежим на обед. Паша улыбается из моечного отделения. Улыбка делает её очень очаровательной.
Возвращаемся домой через рынок. Покупаем там мясо и немного овощей. Мы почти сельские жители, поэтому не только щупаем, но и нюхаем предлагаемые куски. На рынке много начавшего портится продукта. Вернувшись домой, продолжаем конопатить. Каждый ведёт свой паз. За день проходим по полтора круга. Я периодически проверяю состояние внутренней обшивки. Даже по побелке трубы видно, что дом поднимается. Выпуклая обивка выпрямляется и натягивается. Разговариваем о делах текущих. Лешка говорит, что не стал брать Пашины деньги на баллон. Я очень его одобряю. В ящике так и осталась её пятисотка.
-- Ты вчера первым был. Сегодня я первым буду.
-- Давай договоримся об очерёдности.
-- Вчера день был нечётный. Ты будешь первым по нечётным, я – по чётным.
-- Размечтались! А если она больше не подпустит?
-- Подпустит. Видел, как она изменилась после одной только ночи? Женщин излишество не портит.
-- Я через полчаса пойду в садик за детьми. У меня мелких денег нет. У тебя есть? Хлеба по пути куплю и фруктов детишкам.
-- Святое дело! В бумажнике возьми, сколько надо.
Лешка ушёл. Домой он вернулся с детьми и Пашей.
Увидев мясо и овощи, Паша повозмущалась, но приготовила ужин. Она думала, что мы весь день были в училище, и немало удивилась, что мы прибавили конопатку. Вспомнила про газ, когда уже приготовила ужин. Увидела неиспользованную купюру.
-- Газ не поменяли?
-- Мы его хорошо потрясли. Думаем, его до следующего завоза хватит. Если что, можно будет на печке готовить. Там же летний режим есть.
Паша долго тянула с отходом ко сну. Наверно, ждала, когда ляжем мы. Но стоило ей лечь, как мы улеглись рядом. Мы не стали разыгрывать невинность отношений. Стали ласкать и целовать с обеих сторон..
-- Ребята! Это же разврат!
-- Пашенька! Мы так старались! Все руки оббили. Как ты можешь нас не пожалеет? Завтра у нас экзамен. Не расстраивай нас.
Целуя, Лешка надвинулся на неё. Паша толкнула меня коленом.
Мы опять кончили по два раза. Сегодня у меня не было вчерашней жажды, поэтому я доводил её до исступления. Хорошо постарался и Лешка. В этот раз Лешка обнимал её со спины. Зато я мог вволю нацеловать её губы и груди.
-- Изверги! Разве можно такое выдержать? За что вы меня так?
-- Мы не тебя, а миому. Приятных снов!
В это утро Паша приготовила жаркое с мясом.
Я сдал экзамен отлично, Лешка – хорошо. За это Паша снова разрешила нам кончить по два раза. Две ночи недосыпания сказывались утомлением, поэтому Паша легла, как только уложила детей.
Так и пошло каждую ночь. За десять дней экзаменов мы закончили конопатку стен. Дом поднялся на полтора кирпича, что было видно по печной трубе.
Я сделал струг, какой был у печника-учителя. Мы осторожно оскоблили печь. Лешка уговаривал облицевать её изразцами. Мы стали искать изразцы. Нам, в конце концов сказали, что их можно найти только в Питере. Туда нам ехать не резон. Просто, побелили печку хорошей побелкой. Я отремонтировал оголовок трубы.
Подошла наша очередь выйти в море на паруснике. Лешка остался с Пашей. Всё плавание меня грызла ревность. Плавание было нужно, чтобы определить отношение курсантов к морской стихии. При небольшой качке нескольких человек начало выворачивать. Они закончат учёбу, но будут ориентированы на береговую службу. Когда попали в небольшой шторм, выдержали его без проблем чуть меньше половины испытуемых. К своему удивлению, я не чувствовал никакого дискомфорта, хотя никогда не подвергался подобным испытаниям.
Наш экипаж менял набор с Лешкой. Мы вместе спали с Пашей одну ночь. Лешка чуть не плакал, уходя на судно. Паша так посочувствовала, что поцеловала его вне дома.
Мне предстояло обслуживать приём абитуриентов. Вспоминая, как в училище принимали нас, я должен так же водить экскурсии, рассказывать об училище, размещать вчерашних школьников.
Стараясь компенсировать отсутствие Лёшки, я трижды уводил Пашу в оргазмы. На большее меня не хватило. Без Лёшки ласки и страсть Паши была совсем иной. В следующую ночь я попытался компенсировать слишком раннее её освобождение от моих воздействий. Используя запомнившиеся рекомендации в фильмах и москвички Зои, «промучил» Пашу часов до двух ночи. Она кончила раз пять.
-- Я такая неприятная? Почему ты не кончаешь?
-- Мне нравится делать это для тебя. Тебе это противно?
-- Мне обидно, что я так не умею. Мне же тоже хочется сделать тебе приятное.
-- Даже не описать, как мне с тобой приятно. Если бы ты согласилась, я женился бы на тебе, чтобы так было до конца жизни.
-- Саша! Ты слишком молод для меня. Я начну стареть, когда ты будешь ещё в цвету. Тогда я не смогу быть такой, как сейчас. В самое нужное время ты бросишь меня, встретив молодую и красивую. Давай больше не возвращаться к этой теме. Меня уже не переубедить. Я хотела безболезненно избавиться от миомы, потому согласилась на связь с вами. Другого кандидата не было. А, похоже, попала в капкан. Вы оба такие…, такие… страстные, что я уже боюсь остаться без этого.
-- Вот она женская логика: мне хорошо с тобой, но жить с тобой не буду
Сёстры-соседки были для нас бесплатными носителями органа, дающего наивысшее удовольствие. Доступ к нему не только не надо было заслуживать, но временами он становился навязчивым, избыточным. Пашу я воспринимал почти так же, но её орган давал на много более сладостное наслаждение. А кроме того, я почему-то не мог воспользоваться им незаслуженно. Не потому, что она требовала это, а потому, что стыдно было пользоваться ею на халяву. Когда осмысливал наши отношения, понимал, что для Паши это не только удовольствие, но и возможные последствия в виде беременности. Я не осознавал этого полностью, как понимали это женщины. Особенно в моменты близости. Подсознательно чувствовал, что Паша не отказывает нам потому, что платит нам за то, что мы сделали для неё. И в то же время, она мне нравилась. Если девчонки были только носителями удовольствия и не больше, то Паша нравилась, и характером, и фигурой, и лицом, что не было с соседками.
Паша была ниже девчонок почти на голову. Её тело было ненамного короче. Зато её ноги были заметно короче девчачьих. И, самое удивительное, это ничуть не портило красоту её фигуры.
Паша заметно изменилась лицом. Она подурнела, стала менее красива. Прежде слабо заметные веснушки на лице теперь стали выделяться не только своей яркостью, но и ставшими чёткими очертаниями. Однако едва заметная улыбка компенсировала это изменение. Прежде задумчивая и чуть хмурая, она повеселела. Бултыхая посуду в моечном баке, теперь она очень очаровательно чуть наклоняла голову в сторону. Создавалось впечатление, что нудная и однообразная работа стала ей нравиться. Прежде, разговаривая с кем-нибудь, она смотрела в лицо, ловила взгляд. Теперь даже с нами лишь раз бросала взгляд, будто только для определения, с кем приходится общаться, и отводила глаза. Казалось, она стала стыдиться происходящего с ней.
Мне казалось, что я почти влюбился в эту женщину. Не смотря на это «подурнение» в её присутствии испытывал некое возвышенное чувство восхищения. Не могу сказать, что вызывало такое чувство. Вроде не красавица, не блещет и фигурой, не скажешь, что она мудра и умна. Обыкновенная средняя женщина, но для меня она выделялась среди не только остальных женщин, но и среди девушек-практиканток, постоянно меняющихся в столовой. Паша так построила наши отношения, что днём не думалось о её половой привлекательности, зато ночью я одуревал не только от секса с ней, но и от ощущения её тела, от его запаха, от движения её рук. Поцелуи с ней казались непривычно сладостными. Я таял в её объятиях и наслаждался состоянием её оргазма. Порой казалось, что не столько радовался своему оргазму, сколько её.
Присутствие Лёшки и её половая связь с ним сильно портили это восхищение. Я ревновал и был смущён. Однако, их общий оргазм был таким, что воспротивиться их близости я не смел. Кроме того, Паша постоянно твердила, что наша любовная связь временная, что мы должны найти себе ровесниц, что мы нужны ей для освобождения от миомы. Кроме того, она не знает, как расплатиться с нами за наши труды. Мужчины платят проституткам большие деньги за однократную близость. Она понимает, что ничего не смыслит в этом, что цена близости с ней много ниже опытных девиц, и отдаётся, пытаясь хоть как-то расплатиться с нами. Меня смущали такие слова, но придумать достойный ответ я не мог. Поэтому пользовался ею, пока была такая возможность. И чтобы не лишиться этой связи, придумывал работы, нужные для хозяйства.