Как мне чинили сердце

Прошу извинить меня за грустную тему и вообще — за слишком большое внимание, уделяемое мною собственной персоне.  На этот счет имею два оправдания.  Первое и главное:  дать по возможности более полную информацию больным, которым предстоит кардиохирургическая операция, сообщить им об ощущениях на операционном столе и после того — ради спокойствия и уверенности.  Второе:  не нравится — не читайте, никто не заставляет :))))

Опыт в починке сердца у меня достаточно богатый: шунтирование артерии по случаю тромбоза в 1995 году (http://proza.ru/2018/08/30/355), вживление электрокардиостимулятора в 2018 (http://proza.ru/2017/02/08/127) и установка стента в феврале 2019 года.  Дабы не быть занудой, не стану вновь рассказывать о первых двух случаях (даю лишь ссылки), а расскажу о третьем случае, еще не описанном.

В прошлом я альпинист, успешно бегал в горку и по равнине на дальние расстояния, участвовал в лыжных кроссах, по ходу занимался скалолазанием.  Но это было давно, лет этак тридцать назад.  Перебравшись на ПМЖ в Америку, я сильно обленился: с беговых лыж переключился на горные, в горы ходил не спеша и преимущественно по тропинкам, скалолазание забросил.  И как-то раз (относительно недавно) наступил момент, когда я перестал кататься на горных лыжах и топтаться по горным тропинкам.  Даже по ровной дороге передвигался пыхтя, с сильной одышкой.  Такой поворот дела мне сильно не понравился и я шасть к врачу, благо имел бесплатную "стариковскую" медицину.

Сделали мне так называемый "ЭхоЭКГ тест" и говорят: мужик, у тебя пропускаемость артерии упала до двадцати процентов, и вообще непонятно, как ты там еще живой ходишь.  Срочно надо делать коронарографию и при необходимости вставлять стент.

Поясню, что такое стент: это цилиндрический проволочный каркас, который по "кровопроводу" (вене или артерии) проталкивают к месту сужения сосуда и расширяют раздуваемым баллоном, в результате чего сосуд обретает первоначальную проводимость крови.

Коронарографию (плюс возможную операцию по вживлению стента) назначили мне на десять утра шестого февраля.  Попутно расскажу, как я добирался до больницы.

Как назло, в ночь перед оным событием разразилась дикая метель — часов эдак за восемь выпала месячная норма осадков.  Нечего было и думать о поездке на машине.  Транспорт на улицах стоял в многочисленных пробках.  Более-менее уверенно могли бы передвигаться машины с четырьмя ведущими колесами, но все равно торчали без движения, ибо утыкались в борта транспорта, попавшего в занос и судорожно пытающегося поменять "поперечное" положение на нормальное.

До больницы двадцать километров.  Личного вертолета у меня, понятно, нет.  Но есть трамвай, единственное средство, бегающее по заснеженному городу уверенно.  И я шасть на остановку, расположенную в полукилометре от дома.

Что это был за полукилометр, рассказывать не хочется.  Плелся по глубокому снегу, завалившему тротуары — понятно, что медленно, но все равно быстрее, чем ползущий параллельно поток машин.  Проблема была разойтись со встречным пешеходом в узкой траншее.  Еще метров пятьсот полз по снегу от конечной остановки трамвая до больницы.  К счастью, успел вовремя.

Да извинит меня читатель за столь подробное описание погодного катаклизма.  Но в те минуты я действительно очень сильно боялся опоздать.

(Забегая вперед, сообщу, что хирург, которому предстояло командовать ходом моей операции, сам опоздал на четыре часа — жил в пригороде, где не было спасительной трамвайной линии.  Добирался до рабочего места, что говорится, на перекладных).

В палате медсестра быстренько всобачила мне в руку пару иголок и определила под капельницу, накормила какими-то таблетками, не утолившими голода — по требованию врачей я голодал уже много часов.

Наконец, явился доктор и рассказывает мне о подробностях предстоящего вмешательства.  Катетер будет введен через одну из трех точек: рука, шея, бедро.  Введут рентгеноконтрастное вещество, чтобы видеть на экране переплетение моих кровонесущих каналов.  На мой панический вопрос "а больно ли это" отвечает: если и больно, то лишь от анестезирующего укола.  Потом ничего не будешь чувствовать, хотя останешься в сознании и способен будешь способен общаться с операционной бригадой.

И вот меня торжественно переваливают с кровати на каталку и везут в операционную, а там перетаскивают на операционный стол и меняют мешок на капельнице.  Тут же напал на меня припадок эйфории и все окружающее стало по барабану))

Укола в руку (мол, самый болезненный этап процедуры) я почти не почувствовал.  Когда берут кровь из вены, и то больнее.  Я и впрямь не испытал никакого дискомфорта и вроде все видел и слышал.  С интересом наблюдал на экране собственные потрохи и зонд, гуляющий в поиске нужного объекта.  При всем своем отвратительном уровне английского языка я довольно уверенно отвечал на вопросы персонала, выполнял команды типа "дыши — не дыши", "поверни голову налево".  Смысл последней команды был мне непонятен.  В итоге обнаружилось, что мне ввели еще один катетер через шейную вену.  Но я этого момента совершенно не ощутил.

Персонал не лишен был чувства юмора.  Когда мужик перетаскивал меня со стола обратно на каталку, я пошутил: "Do not overstrain, I am extremely heavy" (Не надорвитесь, я чрезвычайно тяжелый).  Мужик отвечает: "Do not worry,  I am extremely strong" (Не беспокойтесь, я чрезвычайно сильный)))

Привезли в послеоперационную палату, предложили "летучий" перекус: стакан сока и так называемый "гамбургер".  Я выпил только сок и, несмотря на дикий голод, от гамбургера отказался.  Почему — читайте http://proza.ru/2017/02/08/127.

Пролежал в палате еще сутки.  Ночью меня будили каждый час, чтобы жизнь медом не казалась — то сделать кардиограмму, то проверить кровяное давление и пульс, то взять очередную порцию крови на анализ.  Кстати, в отличие от рассказанного в http://proza.ru/2017/02/08/127, где я сплошь утыкан был иголками и напоминал собой лесного ежика, тут меня тотально не дырявили, а пользовались единственной стационарно введенной в вену иглой.

Возвращаться домой своим ходом, даже на трамвае, было мне запрещено.  Поэтому я заранее договорился с приятелем, чтобы он прокатил меня после работы.  Договорились о встрече в семь вечера.  Довел этот момент до дежурки.  Лежу в палате, подключенный портативному кардиографу, имея на пальце датчик содержания кислорода в крови и пару торчащих из руки иголок, добросовестно приклеенных пластырем.  До встречи с моим спасителем мне требовалось минут пятнадцать, дабы отлепить датчики кардиографа, переодеться в "гражданскую" одежду и главное — вытащить иголки и закрутить противогематомный бандаж.  С первыми двумя задачами я мог справиться сам, с третьей — только представитель(-ница) медперсонала.  А кроме того, требовалось время, дабы найти выход из громадного больничного здания и оказаться у правильного выхода.

Шесть тридцать, шесть сорок — никто не появляется.  Шесть сорок пять.  Звоню по внутренней связи дежурному медбрату, он удивляется: "Ка-а-а-ак, ты разве выписываешься?  Мол, свяжусь сейчас с регистратурой, уточню".

Шесть пятьдесят.  Я уже без датчика на пальце, без контактов кардиографа и сопутствующих нашлепок на коже, обутый, в "цивильных" штанах и рубашке с короткими рукавчиками.  Даже в шапке.  Но куртку не позволяют надеть торчащие из руки иголки.

Врываются в палату аж три медсестры, все с квадратными глазами.  "Ах, извините, уважаемый мистер, компьютерный сбой произошел, пропала запись о вашей выписке".  Отдирают пластырь, вытаскивают иголки, накладывают бандаж.  Семь часов.  Я впрыгиваю в куртку и несусь к выходу из здания.  Потратил на этот спринт пять минут.  Не пришлось извиняться перед другом, ибо он сам опоздал — решил заехать на заправку.

Вот уже три дня я дома.  Чувствую себя лучше, появилось какое-то дыхание.  Но надо выдержать неделю без душа и ванны, ибо контакт катетерных дырок с водой противопоказан.  Нельзя поднимать правой рукой более пяти килограммов, ибо что-то там, в руке, может порваться и тогда каюк.  Подтверждение угрозы — растущая гематома на руке вокруг катетерной дырки (см. прилагаемую картинку).  Физическую активность на месяц ограничить до минимума — а так хочется покататься на лыжах, в горах великолепный снег.  Вместо лыжных покатушек надо съедать по лопате медикаментов каждый божий день.