Одиночество

Мотор на подъеме зачихал и будто задохнувшись от нехватки кислорода заглох со странным металлическим лязгом.
Сука! – в сердцах выкрикнул Прейс и ударил кулаком по приборной панели.
Еще несколько раз он пытался стартовать двигатель, но безуспешно. Последний раз стартер коротко стукнул и стрелка заряда батарей ушла в красный сектор.
Холод медленно сочился в кабину , мы натянули доверху полярные комбинезоны и застегнули молнии.
- Ну что ?– спросил я Прейса – попробуем найти неисправность?
- Как ты собрался это делать? Ответил он с явным сомнением в голосе
- Лучше делать что то чем тупо сидеть и ждать пока мы тут замерзнем – ответил я
- И какие идеи?
- Пока одна, неисправность может быть только в танковом движке, но не в генераторе и не в тяговом электродвигателе.
- Хорошо, подождем до утра и приступим – съехидничал он – без батарей мы вряд ли что увидим.
Я ненавижу когда комментируют очевидное как ребенку, но он был прав.
Полярная ночь только началась. В 12 часов дня узкая полоска света чуть розовела у самого горизонта и через 5 минут пропадала.
Термометр за бортом показывал минус 45 и по последней метеосводке обещали до 50.
Мороз за полярным кругом не похож на мороз в Питере, он не жгет. Сначала ты ничего не чувствуешь, а потом он проходит медленно до самых костей так что потом ничем не отогреться.
Я это уже знал. Как то раз мне не хватило места в транспорте и пока я ждал следующего ровно через 2 часа я чувствовал себя как кусок мяса в рефрижераторе.
Я открыл дверь и вышел на площадку рядом с кабиной. Все почему то думают что северное сияние это как набор неоновых лампочек расположенных вертикально и идущих от горизонта к горизонту. Да это так когда мороз слабый, но сейчас огромный водоворот над головой крутил все цвета радуги и оказавшись в центре цвета будто взрывались с яркой вспышкой и далее их свет несся к горизонту как по гирляндам. Огромные звезды равнодушно смотрели вниз. Слабый след тягача тонкой ниточкой уходил вдаль . Может еще несколько часов и эта нить Ариадны по которой нас могли бы найти исчезнет навсегда.
Прейс вышел ко мне и встал рядом.
- Как ты думаешь когда нас хватятся? – спросил он.
Я посмотрел ему в глаза и покачал головой.
- Может попробуем перекантоваться несколько часов? – продолжил Прейс.
- Да, если бы ты не вдул второй брезент и куски дерева которые были с нами местным за консервы  – зло ответил я
Это был старый способ выжить в снегу. Сначала ты готовишь сухие дрова и чем их быстро разжечь, потом заворачиваешься в брезент как мумия и оставляешь только руки, забрасываешь себя снегом, потом закрываешь брезентом нос и начинаешь быстро дышать. Так можно перекантоваться до 8 часов, но когда встаешь, ты весь мокрый и надо быстро разжечь огонь чтоб согреться и высушить одежду. И если ты этого не сделал ты пропал. Сейчас брезент был только один, а дров не было вообще.
Прейс ничего не ответил, а надул губы и опустил глаза. Он всегда так делал когда чувствовал себя виноватым, становился похожим на усравшуюся Кляву доярку с птицефермы.
- Ладно погнали – сказал я и начал откручивать листы обшивки над двигателем. Работать с гаечными ключами в перчатках было тяжело и я их сбросил. Холод стали обжигал руки, но я не обращал на это внимания, главное чтоб было быстрее.
Слава богу что тягач был не АТТ который повсеместно используется в арктике и антарктике. Я бы вообще вбил в голову гвоздь тому кто придумал посылать в такие районы эту технику. Сколько пафоса и героизма когда показывают санно-гусеничные поезда рассекающие снежные просторы, но за все время ни один писака не сказал что в кабине нет обогрева, там есть полик над двигателем который снимаешь чтоб какое то тепло было в кабине. Обогрев стекол это 8 линий проволоки над стеклом. Когда идет поземка в такую амбразуру ничерта не видно и водитель вынужден приоткрывать окно чтоб не потерять дорогу. После такой поездки открываешь локтем дверь с кривой ручкой, выпадаешь на снег, а потом бежишь к буржуйке или батарее отопления. К последним правда старались не присаживаться так как часто засыпали и сжигали себе уши.
       От тягача на котором были мы с Прейсом я был в восторге. Самое главное для арктики там был обогрев кабины. Танковый двигатель крутил генератор с которого шло питание на тяговый электродвигатель, 9 скоростей, повороты и тормоз на одной ручке и высоченные и широкие гусеницы которые не проваливались в снегу и много других наворотов. Такую технику можно было только любить и все это было наше русское.
Прейс завязал уши на шапке и сел рядом на капот помогать мне. Мы чувствовали как остывает двигатель понимая что с каждой минутой это уменьшает наши шансы запустить его снова и наши движения были быстрыми и отчаянными.
Всполохи холодного вихря над головой тусклым светом освещали тягач. Душу резала черная тоска по дому и родителям которых каждый из нас любил и хотел снова увидеть.
Мы не старались найти утечку мы просто подтягивали соединения которые могли нащупать. Все равно руки на морозе не могут ничего почувствовать.
Я чувствую как холод пробрался под комбинезон, но даже если меня начнет трясти я все равно не согреюсь.
Юрка не смотрит в мою сторону. Он знает что я о нем сейчас думаю.
Нам остается совсем немного, насос высокого давления. Если в нем хоть маленький пузырек воздуха ты никогда не сможешь завести двигатель.
Качни – кричу я Прейсу. Он лезет в кабину и меня обдает струей дизельного топлива.
Ну что? Попробуем?
Двигатель совсем остыл – говорит Прейс.
Аккумуляторные батареи мертвы и воздуха осталось на один старт. Это наш последний шанс.
Мы берем здоровенную ручку котла подогревателя и долго по очереди ее крутим. Дым идет прямо в лицо, мы нечеловечески устали, а температура масла так и не дошла до требуемых для старта 90 градусов.
Хватит – Прейс смотрит на меня, мы садимся в кабину.
Резко открыв воздушный баллон я прислушиваюсь к шуму двигателя. Второго шанса не будет.
По сравнению с этим русская рулетка выглядит намного гуманнее. Грохочет коленвал, поршни, сухой стук в котором нет надежды, стрелка манометра показывающая остатки последнего стартового воздуха уходит влево в красный сектор и когда кажется что вот уже все двигатель взрывается мощным ревом.
Мы сидим сжавшись в кабине и молим бога «Только бы не заглох, только бы не заглох»
Минут через 5 Прейс открывает заслонку отопления в кабину. В кабину идет тепло, но мы его не чувствуем.
Давай что нибудь сожрем? – предлагаю я.
Прейс вытаскивает из бардачка кусок желтого сала и банку консервов. Дома я никогда не видел такого. Рыба чем то похожа на шпроты, но нарублена большими кусками. Желтое сало кажется вообще изыском. У нас есть еще любимые блюда – большие куски фруктового сахара и тыквенный сок за 9 копеек , целая трехлитровая банка. Если выпить сок с батоном на двоих, то живот раздувает и кажется будто ты наелся как кошак на помойке до отвала, но до этих деликатесов мы доберемся завтра когда дадут жалование.
Мы с явной неохотой снова выходим на улицу , убираем инструмент и обтягиваем гайки на крышках капота.
Закончив, я ненадолго застываю и смотрю на небо. Краски в водовороте над головой вспыхивают еще ярче . Интересно, а что чувствует человек когда он один в космосе ? – думаю я и чтоб отделаться от снова нарастающего чувства тревоги скорее сажусь в кабину.
Прейс молчит и напряженно всматривается в дорогу которую уже почти занесло. В какой то момент я понимаю, что именно этого в будущем нам будет не хватать этого огромного свободного почти космического пространства в снегу и плеча друга рядом. Это и есть одиночество.