Секрет женщин острова Роатан

   Ах, Роатан, Роатан – остров в Карибском море.

   Семьдесят семь километров в длину, чуть меньше восьми в ширину: глянуть не на что, а умудрился бы кто-нибудь подсчитать гордость жителей своим островом  – не было б в мире ей равной!

   Мезоамериканский коралловый риф, взявший остров в кольцо – второй в мире по красоте и самый доступный в Карибском море.

   Невысокие холмы, покрытые белыми, красными, чёрными манграми, миндальные деревья, кокколоба – морской виноград…

   Пальмы, бамбук, орхидеи; игуаны и черепахи, попугаи и обезьяны…
 
   Роатан, Роатан – удивительный остров, где единственный в жизни раз я была безрассудно смелой.

***

   Неширокая Flowers Bay Road осторожно петляла вдоль моря. Мы ехали из аэропорта на южное побережье острова Роатан.

   Мелькали симпатичные домики на высоких сваях и приземистые, крытые пальмовыми листьями низенькие избушки, просвечивали сквозь листву ярко-красные манго и торчали кое-где в море почерневшие мачты пиратских затопленных кораблей: рай для охотников за сокровищами.

   Первое, что услышали мы от гида, невысокого темнокожего парня в кокетливо надетой задом наперёд сине-жёлто-зелёной бейсболке, было радостное:
   
 – Роатан – не Гондурас! Роатан – это Роатан!

 – От материка, – он небрежно махнул рукой: вон, темнеет высокими берегами, – до нашего острова шестьдесят километров и несколько десятилетий, чтоб достигнуть такого же уровня. У нас выше зарплата, ниже преступность, богаче история, и вообще: мы – Роатан! Посмотрите на мою бейсболку. Она трёх цветов – таких же, как флаг Роатана. А у Гондураса совсем другой флаг: сине-белый.

   Я удивилась: Роатан – часть Гондураса, у них общий гимн, один президент, одинаковые законы, и валюта одна и та же - лемпира. Почему же такая разница?

   А парень трещал без умолку:

 – Как называется аэропорт, в который вы прилетели? Хуан Мануэль Гальвес! Это наш президент середины прошлого века. Он провозгласил свободу слова и ввёл восьмичасовой рабочий день. Прогрессивный был президент, и человек положительный. А как называется город, в котором этот аэропорт расположен? Коксен Хоул. Британец Джон Коксен начинал как торговец кампешевым деревом, а закончил пиратом, и его удачливости и богатству многие завидовали в те времена. Немало жизней он погубил, но мы, роатанцы, чтим и его, и таких же безжалостных капитанов Генри Моргана и Эдварда Тича-Чёрную Бороду ничуть не меньше, чем президента Гальвеса, потому что они – история Роатана. Кстати, одно время остров назывался Рэтленд – «пристанице пиратов». К началу семнадцатого века их здесь было почти пять тысяч, а мирным жителям приходилось прятаться или – тем, кто трусливей – бежать на материк.

 – Мы повернули сейчас в глубь острова, скоро выедем на дорогу West Bay, а там до отеля рукой подать. Кстати, вы знаете, где впервые в наших краях ступил на сушу Христофор Колумб? Думаете, в Гондурасе? Ха-ха… стал бы он там высаживаться! Конечно, на нашем острове! Это было в одна тысяча пятьсот втором. Вместе с ним приплыли испанцы, а следом британцы. А до них здесь жили индейские племена: пайя, ленка и джику, а ещё раньше…. – он сделал театральную паузу, – ещё раньше… ну, что вы молчите? Вы не можете не знать это племя! Вернее, не племя: уникальный народ! Ну, конечно же, майя!

   Я вздохнула: сейчас наш гид расскажет про пирамиды, иероглифы, календарь…

 – Вы думаете, – продолжал парень, сияя восторгом, – я буду рассказывать о пирамидах, иероглифах, календаре? Нет, об этом и так все знают. Но не все знают о зубных протезах, сделанных из нефрита, или о хирургических нитях, сплетенных из женских волос; об обезболивающем, вываренном из местных трав, – и всё это самое малое полторы тысячи лет назад! – и наконец, об уламе: предшественнице и волейбола, и футбола, и баскетбола. Кстати, у майя была своя логика: победившие, а не проигравшие приносились в жертву богам.
   Майя не исчезли бесследно в конце девятого века, как принято думать, и потомки их живы: основательные, сильные и бесстрашные, и один из них, – он ослепительно улыбнулся и снял бейсболку, – стоит сейчас перед вами.

***

   Летели безмятежные дни.

   Спокойное море, песчаный пляж.

   Прозрачная синева под водой: безмолвная, почти неподвижная, она резко обрывалась на глубине в бесконечную тёмную бездну.

   В причудливом коралловом лесу парили величавые скаты, суетились разноцветные полосатые рыбки, манили коварные – осторожно: не уколись! – морские ежи.
 
   Гремели яркие шоу по вечерам: ансамбль гарифуна (гитара и три барабана) пел и плясал странной смесью современного кантри с традиционной старинной пунтой.
 
***

   В каждой стране, где бываю, я стараюсь найти у тамошних женщин что-нибудь необычное, что называю секретом. До сих пор мне везло: что-то расскажут, что-то подслушаю-подсмотрю, о чём-то сама догадаюсь, но в этот раз всё было не так.

   Время уходило в песок, до отлёта домой оставались считанные дни, а ни о каком секрете роатанских женщин не было не то чтобы речи – даже намёка, и я уже сомневалась: а есть ли он, этот секрет, у радушных приветливых женщин, всё время занятых какой-то работой?
 
   Их мужчины – дело другое.
   Никто не спешил поменять расколовшуюся на тротуаре плитку, не торопился  полить цветы, убрать упавшие с пальм кокосы или очистить пляж от водорослей, принесённых за ночь прибоем.

   Они собирались по двое-трое и, отчаянно жестикулируя, не то спорили, не то так разговаривали, но работать явно не торопились.

  Не знаю, что это было: равнодушие? лень? – но несколько раз я видела, как к таким живописным группам подходили улыбчивые женщины и споро делали не свою работу.

  Я честно пыталась разговорить кого-то из них, однако дальше ответных улыбок дело не шло, и в конце концов я сдалась. Остров – красив, рифы – потрясающи, хоть и острые, словно лезвия (долго об этом напоминала моя коленка); погода – как по заказу: даже внезапный тропический дождь пролетел за минуты и умчался на юг в Гондурас.

   В общем, всё хорошо, а секрет… что секрет? – просто прихоть.

   И тут появилась акула.


***

 - Акул здесь практически нет, – говорил инструктор по дайвингу, – и чтобы увидеть хотя бы одну, нужно очень большое везение.

   Похоже, нам повезло.

   В тот день я осталась на берегу, а муж плавал в рифах, подступивших почти к самому берегу там, где пляж упирался в невысокую покрытую мхом скалу с впившимися в неё чёрными игуанами.

   Я оторвалась от судоку и обомлела: огромный серый плавник то исчезал в волнах, то выскакивал и угрожающе торчал над водой.

   Акула.

   Я побежала по пляжу, влетела в море, кричала качавшемуся плавнику: «Пошла вон!» и обернулась, почувствовав, как кто-то постучал по плечу:

 – Сеньора, кому вы кричите?

 – Акуле!

 – А где она?

 – Да вот же! Вы что, не видите этот плавник? А у меня там плавает муж…

 – Сеньора, это старая шина: её то уносит от берега, то приносит. Она безопасна.

 – ?..


    Ещё двое спасателей подошли к скале. Я думала, они будут смеяться над ненормальной, принявшей за акулу безобидную шину, но они не смеялись.

 – Сеньора, вы думали, это акула, и стали её отгонять?

 – Ну, конечно!

 – И не испугались, что она на вас бросится?

 – Ой! Я не успела…

 – Сеньора, вы смелая женщина! Ваши предки наверняка были майя. –  И уточнил: – Поколений пятнадцать назад.

***

   Два последних дня в нашем номере не переводились цветы, а к привычным лебедям из искусно свёрнутых полотенец добавились рыбки, сердечки и бабочки.

   Высокий, весь в глубоких морщинах старик, продающий на пляже масло, подарил мне флакончик:

 – Сеньора, у меня лучшее на Карибах кокосовое масло: спасает и от ожогов, и от укусов песчаных мух. Не кусали? Вам повезло. Но на всякий случай возьмите.

   Садовник, опрыскивающий чем-то розы, предложил погладить огромную игуану:  «Сеньора, не бойтесь, я её подержу», а молодой спасатель прекратил беседовать по телефону, слез с вышки и доложил:
 
 – Сеньора, ваш муж поплыл к дальнему рифу, но не беспокойтесь: акул там сегодня нет.

   Повар у стойки, жарившая омлеты, показала, как легко разбивать яйца одной рукой, а официанты, казалось, так и следили - чем бы нам угодить.
   
   Не воспользоваться пусть фальшивой, но репутацией храброй женщины, да ещё потомка племени майя, и не попытаться выведать хоть какой-то секрет, было выше моих сил.

 ***

   Самой разговорчивой оказалась горничная по имени Даниэла. 

   От неё я узнала, как жарить плантайны, в каких пропорциях смешивать молоко, яйца и спирт для ромпопы и без какой приправы не испечь настоящего пупусу.

   Она объяснила, почему роатанцы строят дома на сваях («Вездесущие песчаные мухи не могут взлетать выше двух метров»), подсказала, как уважительно обращаться к жителям Роатана («Мы любим, когда называют не только по имени: меня,  например,  лучше звать не Даниэла, а горничная Даниэла); рассказала про рыбный июньский дождь - дар богов майя за верность.

   А потом я спросила:

 – Горничная Даниэла, скажи: почему ваши мужчины такие ленивые?

 – Они не ленивые.

 – Ну как же… Я столько раз видела: вы работаете, а мужчины о чем-то  беседуют.

 – Ну и что? – удивилась она.

 – Как что? Разве вам не обидно?

 – А почему нам должно быть обидно? К тому же они гордятся, а не просто беседуют.

 – Гордятся? Чем?

 – Предками майя. Конечно, не все: есть среди нас гарифуны и караколи. Но не гордиться нельзя, иначе дети и внуки не будут знать свои корни.

 – Да, но гордиться легче, чем что-то делать. Неужели вам, женщинам, действительно не обидно?

   Она засмеялась:

 – А мы знаем секрет, чтобы не обижаться.

   Я замерла. Неужели удача?

 – А ты можешь открыть мне этот секрет, горничная Даниэла?

 – Конечно. Спроси каждый вечер: что я сделала для себя? Не для мужа, не для детей – для себя. И если не сделала – сделай.

 – И что же вы делаете для себя?

 – Да хоть что! Съедим маракуйю, выпьем немного ромпопы, споём, потанцуем,  сплетём попугайчика, выбросим старую вещь, купим новую… Сплаваем в море за свежестью и красотой, наденем нефритовые серьги или кольцо, выпьем манговый сок… Да мало ли что! У каждого дорога  – своя.

 – Кажется, я поняла. А что сегодня ты сделала для себя, горничная Даниэла?

 – Много, – она рассмеялась. – Например, кое-о чём рассказала отважной женщине, которая не боится акул.

***

  «У каждого дорога – своя».

   У кого-то – прорубленная в зарослях разноцветных мангров, извилистая, узкая, без обочин, как Flowers Bay Road на острове Роатан.

   У кого-то – прямая, будто стрела; у кого-то – одни повороты.

   Не осуждать, не завидовать и не считаться: кто что сделал или не сделал.

   Идти серединой своей дороги, а не топтаться на обочине дороги чужой.


   И да будет вам счастье!