Ода милосердию

Минзаля ХАЛИЛОВА
ОДА МИЛОСЕРДИЮ
или
МИЛОСТЬЮ ПОПРАВ ЖЕСТОКОСТЬ
(рассказ)

Летняя жара. Губайда открыла окно большой комнаты настежь и снаружи прикрыла ставни, чтобы сохранить дома утреннюю прохладу как можно дольше. Два ее сына спят бепробудным сном. Они целый день носятся с друзьями, вечером без сил прибегают домой и, не успеешь искупать, умыть их, начинают дремать там же, где присели, забыв даже о еде. Вот и сейчас старший сын Нурислам, раскинув руки, продолжает спать, не обращая никакого внимания на муху, сидящую на щеке. Отогнав муху, мать тихонько прикрыла дверь – пусть поспят, пока не прибежали друзья, чтобы вновь увлечь мальчишек в бесконечные игры.
Муж ее, Гайнислам, наспех перекусив и прихватив с собой узелок с едой, приготовленный Губайдой, спозаранку ушел на работу. Он буквально болеет за дело. Не любит опаздывать сам и терпеть не может тех, кто относится к работе с прохладцей. Уходит из дома на рассвете и возвращается с вечерней зарей. Дети редко видят отца и очень скучают по нему. Однажды младший сын Минислам даже спросил:
– Мама, а у меня есть папа?
Когда она рассказала об этом Гайнисламу, тот расхохотался, запрокинув голову. Вернувшись с работы поздно вечером, он, конечно, заходит в комнату сыновей и гладит их по волосам, ласково хлопает по спине, но мальчишки не замечают этого. Не удивительно, что ребенок задался таким вопросом: утром дети просыпаются, а папа уже ушел на работу, вечером, когда возвращается отец, они сладко посапывают во сне. А сельский труд не терпит расслабления, особенно в летнюю страду, когда день год кормит.
Женщина вышла в летнюю кухню и начала продувать самовар голенищем старого сапога. Развела огонь в очаге, чтобы сварить творог. Между делом бросила взгляд в квашню, где дозревало тесто для хлеба. В это время залилась громким лаем собака.
– На скотину он лает совсем по-другому... Похоже, пришел кто-то посторонний, – произнесла про себя Губайда и направилась к калитке, вытирая руки о фартук. – Фу, Юлбарыс, хватит! Что ты разлаялся? – успокоила она собаку и открыла калитку.
Перед ней стояла полная незнакомая женщина с отекшим лицом, одетая в платье с нашитыми понизу воланами и в зеленый камзол. На ногах – черные узбекские калоши, волосы спрятаны под платок. А в руках она держала поводки двух маленьких собачек в ошейниках.
– Здравствуйте! Так и думала, что лает на кого-нибудь незнакомого... Он узнает всех соседей и наших родственников... Никогда так не злился, а тут такой поднял шум. Я что-то не узнаю вас, вы к кому?
Теперь звонко залились собачки той женщины.
– Молчи, Лайка! Фу, Стрелка! – подергивая поводки, женщина успокоила собак. Затем с головы до ног внимательно оглядела хозяйку и спросила:
– Ты Губайда?
– Да.
– Тогда я... твоя мать Марзия. Давай знакомиться! – протянула женщина руку.
У Губайды волосы зашевелились, словно тысячи муравьев поползли по голове. Она почувствовала, как неродившийся ребенок внутри нее забил ножками и повернулся на другой бок. Язык прилип к небу, заколотилось сердце, готовое выпрыгнуть из грудной клетки, густо зарделись щеки, покраснели уши.
– Ма-а-ать? – Губайда с трудом заставила себя произнести это слово. – Как... мать? Вы – моя мама?
– Получается, да. Если тебя зовут Губайда, а твоего отца – Азамат, значит, я – твоя мама...
Тут Губайда заметила удивленный взгляд сношельницы, приникшей к окну из дома напротив. И поспешила пригласить непрошеную гостью во двор:
– Идемте, заходите, иначе все соседи сбегутся, – сказала она, рапахнув калитку. – Проходите, проходите.
Попав во двор, Марзия отпустила поводки своих собачек. Те начали носиться по всему участку, обнюхивая каждый уголок. Юлбарыс, который терпеть не мог других собак в своих владениях, да к тому же свободно бегающих в то время, когда он сам оставался на привязи, захлебнулся неистовым лаем, готовый сорваться с цепи.
– Юлбарыс, замолчи, поговорить не дашь! Иди на место! – Заметив, что хозяйка не на шутку разозлилась, пес с виноватым видом удалился в конуру, но не стал прятаться, а высунул морду наружу и стал наблюдать за собачками, скалясь и рыча время от времени.
Губайда до сих пор не могла поверить, что совершенно чужая женщина, стоящая перед ней, и есть та самая мать, которая бросила ее в шестимесячном возрасте и вот явилась через двадцать два года.
– Что ты так удивляешься, Губайда? Думала, что меня уже нет в живых? Да нет! Вот она я, живая, – лепетала незнакомка.
И это ее мать? Губайда искала знакомые черты на лице женщины. Неужели это та самая женщина, которая двадцать два года назад повернула ее судьбу в совершенно другое русло и подалась в неизвестность, оставив полугодовалую дочь на свекровь, изменив мужу, проходившему солдатскую службу? Собирая на стол, Губайда искала ответы на свои вопросы. Она постелила скатерть на нары, поставила самовар на поднос. Принесла из кладовки сметану, курут, масло на вишне и костянике.
– Идемте, присаживайтесь, чаю попьем, – пригласила она женщину к столу.
– Вроде живете в достатке. Сколько у вас детей?
– Двое. Два сына.
– Смотрю, еще ждете. И чего ты вздумала опять рожать, зачем плодить нищету? – ляпнула так называемая мать.
– Для нас каждый из них желанный, Аллах дает не только ребенка, но и на ребенка, – ответила Губайда.
В это время донесся голос ее свекрови Сабиры, восклицавшей на ходу:
– Пошли вон! Смотри, какие наглецы! Что за собаки у тебя в чулане, килен? – появилась она в дверях. – А у вас, оказывается, и вправду гостья. Когда Муглифа сообщила, что к сыну со снохой пришла какая-то незнакомая женщина, я подумала, что это сестра снохи...
– Да, свекровушка, у нас гостья, но не сестра, это мать моя.
– Господь с тобой, ты правду говоришь, или шутишь? Что еще за мать?
– Я действительно мать твоей снохи, зовут Марзией, – отозвалась гостья.
– Надо же... Откуда... ты к нам? Какими ветрами?
– Я живу в соседнем районе, знала, что Губайда проживает в этой деревне. Всегда интересовалась, узнавала о ней. Вот теперь решила приехать, познакомиться.
– Ну, хорошо, тогда не буду мешать. Поговорите, – сказала Сабира и ушла, несмотря на уговоры снохи присоединиться к чаепитию. Мудрая у Губайды свекровь, поняла состояние невестки и дала им пообщаться, побеседовать, объясниться наедине.

х      х     х
А у Губайды внутри бушевал огонь. Вот сидит перед ней, на расстоянии вытянутой руки та, которая всегда жила в ее мечтах, снилась ночами, хотя она совсем ее не помнила, о ком безумно тосковала всю свою жизнь. Душа словно перевернулась, сердце рвалось из груди, а память унесла молодую женщину в далекое детство.
Сколько себя помнит, она росла с ощущением брошенного, оставленного матерью ребенка. Самым близким человеком для нее была бабушка. Бабушка Хатира была ее главной защитой и опорой, старалась уберечь единственную дочь младшего сына от всех жизненных невзгод.
Азамат познакомился с Марзией, когда работал на лесоповале, и привел ее домой безо всякого предупреждения. Тем не менее мать не стала противиться желанию сына, познакомила всю родню с невесткой, собрав их на никах. Молодые зажили вместе, но в тот же год Азамата призвали на армейскую службу. За три года его солдатской жизни оставшаяся беременной Марзия успела родить дочь, бросить шестимесячную кроху на пожилую свекровь и уехать в неизвестном направлении с другим мужчиной. Бабушка выкормила Губайду на козьем молоке.
– Моя ты сиротинушка, ягненочек мой, будь счастлива и благонравна, живи долго! – засыпала она внучку самыми добрыми пожеланиями и всегда молила Всевышнего: – Гоподи, дай мне еще пожить на белом свете, чтобы успеть поставить мою кровиночку на ноги.
К возвращению Азамата с армии сама же выбрала будущую жену для него. Сосватали засидевшуюся в девках Гайнию из соседней деревни. Она без особых уговоров дала согласие. Так у Губайды появилась, хоть и не родная, но все же мама.
Друг за другом появились на свет сестричка и братик. Но, как говорится, наше счастье – дождь да ненастье. Когда младшему сыну исполнился всего месяц, началась война, и с первых дней кровавых сражений Азамат ушел на фронт, оставив престарелую мать и жену с тремя маленькими детьми на руках. В первое время от него получали редкие письма, но потом пришла бумага с безжалостными словами “пал смертью храбрых”. Бабушка не вынесла такого горя, слегла и уже через неделю ушла в мир иной, оставив Губайду круглой сиротой.
С тех пор и начались мытарства маленькой девочки. Гайния, овдовевшая в двадцать восемь лет, срывала всю обиду и злость на падчерице. Губайда пережила и брань, и побои, всегда чувствовала себя лишним ртом в семье. Хоть она и вставала спозаранку, делала все по дому, была все время на побегушках, никак не могла угодить мачехе. При этом очень любила сестричку и братика, носила их на руках и на закорках, пока те не выросли.
Через некоторое время, узнав о ее положении в семье, дальние родственники из жалости определили Губайду во вновь открывшийся детский дом. Не отходя от окна, девочка каждый день ждала маму. Надеялась, что она придет, обязательно придет, узнав что с ней случилось, и заберет ее с собой. Наверное, она жива, может быть, даже ищет дочку, но не может найти. Ведь случалось, что кого-то забирали из детского дома, у некоторых обнаруживались близкие родственники...
Но к Губайде никто не приезжал, никто ею не интересовался. От бесконечной тоски, горестных переживаний ее спасала только любовь к напевным башкирским народным песням. Заметив способности девочки, ее часто выпускали на сцену. Ей особенно нравилась народная песня “Гилмияза”. Если же она исполняла песни о маме, у всех, кто находился в зале, глаза были на мокром месте.
После окончания седьмого класса в детском доме нескольким девочкам дали направление в учебное заведение по подготовке швей-мотористок. Как бы ни было трудно учиться без поддержки, Губайда добилась своего – получила там профессию, которая давала ей возможность зарабатывать на жизнь. С будущим мужем Гайнисламом познакомилась, когда поехала в гости к подружке, с которой вместе работали. Девушка сразу понравилась парню, и он сделал ей предложение.
Правда, его отец не был согласен с решением сына.
– Какой толк от детдомовской девчонки? Выбирай корову по рогам, а девку – по родам! Большая родня – крепкая семья. Лучше сосватаем тебе дочку Билала Зульхизу. Семья дружная, работящая. Какова мать, такова и дочь, от кукушки не соловей, а только кукушка и родится! Да и мелковата она больно – обмельчает наш род! – приводил он самые разные доводы.
Старик, хорошо знавший нрав сына, сдался лишь после того, как Гайнислам поставил вопрос ребром:
– Или женюсь на Губайде, или же совсем уеду из деревни, больше никогда меня не увидите!
Позже, когда молодые дружно зажили, а невестка родила двоих сыновей, продолжателей рода, проявила себя сноровистой и умелой хозяйкой, он как будто даже сожалел о необдуманных своих словах о будущей невестке. Восхищался ее домовитостью и уважительным отношением к окружающим. Во время одного из застолий, когда гости нахваливали бишбармак, приготовленный снохой, свекор не без гордости заметил:
– Мы ленивых не держим! Мал золотник, да дорог... У невестки нашей и работа горит в руках, она и петь мастерица и мужа ценит. Такой, как наша, нигде не найдешь!
Натерпевшись лишений и горя в детстве, Губайда наконец-то обрела семью, родила детей и начала жить по-человечески. Есть куда возвращаться – у них свой дом, рядом надежная опора – муж. По-соседству живет мудрая свекровь, готовая помочь умным советом и делом. Тем не менее немало было ночей, когда ей снилось безрадостное детство, и она просыпалась ни свет, ни заря и встречала рассветы в бесконечных раздумьях. Часто мечтала: “Если бы мама была жива и нашла меня, я бы приняла ее, хотя она и не растила меня. Была бы благодарна ей, что в течение девяти месяцев носила меня под сердцем, а потом полгода кормила грудным молоком и, вообще, подарила мне жизнь, счастье видеть это небо и это солнце”.
Видно, ее мечты были услышаны Аллахом – вот и свиделась с матерью...
– Где вы работаете? Есть ли у вас дети? – поинтересовалась Губайда (язык не повернулся, чтобы назвать ее мамой или хотя бы обратиться на “ты”).
– Родила сыночка, но сначала помер муж, а затем и сын скончался от болезни легких. Живу одна. Остались только вот эти две собаки, о них и забочусь. Раньше работала дояркой на ферме, теперь не стало здоровья, руки-ноги болят, сводит судорогой. Даже за огородом не могу смотреть, совсем нет сил...
Тут лопнуло терпение Губайды, которая до этого внешне казалась спокойной, хотя внутри у нее все кипело:
– Скажите, пожалуйста, почему вы бросили меня, неужели вам не было жаль такую малютку? Всю жизнь меня мучает этот вопрос. Даже собаки и кошки не оставляют своих детей!.. Недавно из гнезда на крыше нашего дома на землю выпал птенец воробья. Вы бы видели, как воробьиха встала рядом с ним, распушив перья, готовая стоять насмерть за своего птенца! А вы покинули меня, крошку, которая тянула к вам ручонки, прося покормить ее, плакала, требуя маму!.. Я, например, живу ради своих детей, они дают мне силы жить, вдохновляют меня. Я не могу и дня прожить без них.
Мать долго сидела, задумавшись, затем подняла голову и сказала:
– Я виновата, Губайда. Прости меня, пожалуйста. Если можно, я бы хотела провести остаток дней рядом с тобой, заботясь о ваших детях, помогая вам. Я совсем одна в этом мире, нет у меня никого, кроме тебя. Если согласится зять и ты простишь меня, я бы притулилась к вам. Дом у меня ветхий, держится на подпорках. Боюсь, что однажды во сне останусь под развалинами.
– Гайнислам – человек с добрым сердцем, он согласится, в этом я ничуть не сомневаюсь. Но я не смогу принять вас как мать. Между нами пролегло слишком много лет. Да что там годы, между нами – мои боль и слезы, переживания бабушки и душевные раны отца. Непреодолимым препятствием на пути к вам лежат мое безрадостное детство, напрасные ожидания и пустые мечты, тяжелые испытания, оставившие неизгладимый след на моем маленьком сердечке, и тяготы, которые не под силу даже для взрослого человека, для крепких мужских плеч.
– Значит, ты... не примешь меня? – Марзия заплакала.
– Дайте мне время. Сразу я не могу ответить. Пока же оставайтесь у нас, ближе познакомьтесь с нашими детьми, моим мужем, свекровью. Посмотрим, жизнь длинна, время покажет...

х     х     х
Простила ее Губайда. Нашла силы для этого в милосердной своей душе. Ради мук беременности и родовых схваток, ради материнского молока.
Марзия прожила в семье дочери и зятя ровно десять лет. Была обласкана и обихожена, и кончину свою встретила в теплой постели. Губайда ухаживала за матерью, как за ребенком, прилагая все силы души и сердца. Зять носил ее, завернутую в одеяло, на руках и в баню, и из бани. Губайда мыла ее, тщательно расчесывала и заплетала волосы. Когда Марзия не могла держать в руках даже ложку, дочь кормила ее из ложечки, как младенца. Словно Марзия была для нее не мамой, а ребенком, ее собственным малышом, появившимся на свет через муки и страдания...
Перед самым уходом к Марзии вернулось сознание, и она, целуя руки дочери, выразила свою признательность. Из глаз по щекам побежали горючие слезы. В ту минуту, возможно, ей вспомнилось, как много лет тому назад эти самые руки тянулись к ней, как маленькая дочь разевала ей навстречу беззубый ротик и просительно причмокивала губами...
И лишь одному Всевышнему было известно, как она пройдет испытания загробного мира, что ответит на вопросы ангелов, отпустят ли ей грехи, совершенные на этом свете...

Перевод Гульфиры ГАСКАРОВОЙ.