Начало

  — Не надо нам объяснять, как должно быть. И мы Вам ничего объяснять не будем. Давайте посмотрим на то, что есть и решим подходит оно нам или нет...
 — Не подходит!!!— завопила я.
 — Не перебивайте, пожалуйста,— мягко попросил он.— То есть, посмотрим, можем ли мы быть счастливыми в той ситуации, в которой оказались. Вот, я персонально, вполне счастлив. А что? Мне тепло, удобно, делать ничего не надо, и ничего от меня не зависит. Можно совершенно расслабиться и наслаждаться прекрасным видом из окна. И Вы, дорогая моя, простите не знаю Вашего имени отчества, могли бы поступать как я. Но вместо этого, сердитесь, возмущаетесь, шумите и, заметьте, никак не влияете на происходящее, а только понапрасну тратите силы и нервы. —
             Он произнёс это с такой милой доброжелательной улыбкой и таким ласковым отеческим тоном, что не оставил мне ни малейшей возможности ответить резкостью на непрошеную отповедь. Да, и что мне было до его речей, когда трое детей непрерывно теребят, требуют есть, пить, читать книжку вслух, идти в туалет...и.т.п. Ну, и прав он, разумеется, что повлиять на происходящее не в моих силах.
             А происходило вот что: поезд, на котором мы ехали на каникулы в деревню остановился в чистом поле час назад. И пассажиров вначале попросили оставаться на местах, пока не будут устранены неполадки. Минут двадцать спустя машинист сообщил, что локомотив вышел из строя, но это не драма (он так и сказал), так как он уже предупредил депо и оттуда нам пришлют другой локомотив в ближайшее время, не позднее чем через два часа. А пока мы можем освежиться напитками в вагоне-ресторане или поспать. Выходить из поезда не рекомендуется.
             Услышав эти новости, я стала громко возмущаться порядками на французской железной дороге, а заодно и всеми остальными недостатками моей новой родины. С жаром объясняя, сидящей напротив, молодой даме, как тут все неправильно устроено, в этом «французском борделе», и как должно было бы... Короче, приоткрыла клапан, чтобы выпустить пар. Дети,всегда чуткие к моему состоянию начали меня теребить и требовать, каждый своё. Обстановка в купе стала напряженной. Понятно, что пожилой господин, ехавший с нами в одном купе, попытался меня успокоить. Кому приятно находиться в небольшом пространстве с истеричной мамашей и тремя скандалящими детьми?
             Устыдившись, я постаралась улыбнуться ему и ответила:
— Конечно, Вы правы. Я постараюсь успокоиться и наслаждаться.
— Вот и умница. Давайте, пока во что-нибудь поиграем, чтобы скоротать время.
Услышав это предложение, дети, которые, казалось бы, были заняты, каждый своим срочным требованием, моментально навострили уши и приблизились к нашему соседу по купе.
— А во что ты умеешь играть? — спросила пятилетняя Даша, глядя на него в упор.
— В «пьяницу», — ответил он, доставая колоду карт из кармана.
             Интересный попутчик нам попался, — подумала я и принялась его исподволь разглядывать, пока он объяснял детям нехитрые правила карточной игры. Он выглядел немного старомодно в сером костюме-тройке из добротного сукна и мягкой фетровой шляпе с небольшим фазаньим пером. Круглощекий, румяный с чуть выпирающим брюшком, он производил впечатление добродушного эпикурейца. Ему было около семидесяти, но он сиял белозубой юношеской улыбкой, и я могла бы поспорить, что это его собственные зубы. Я заметила два обручальных кольца на левой руке. Одно, как полагается, на безымянном пальце, а второе на мизинце. Наверное, вдовец...
             От этих наблюдений меня оторвал вопрос, сидящей напротив, дамы:
— А сколько лет вашим крошкам?
Как я не любила подобные вопросы! Сейчас начнётся: Как их зовут?, В какой класс ходят, Как я справляюсь с ними и т.д. и т.п. Тяжело вздохнув, сообщила возраст детей, а заодно и их имена. Но, как ни странно, дама ограничилась этой информацией. Видимо, вопрос был задан лишь для того, чтобы начать беседу. Глядя затуманившимся взглядом на на оживленную игру моих детей с их новым другом, она произнесла с какой-то особо значительной и мечтательной интонацией:
— Вот, он всегда так с детьми...
— Кто? — не поняла я.
— Жак. Мой муж.
Вот тебе и вдовец!— подумала я.
           Известие о том, что мои соседи по купе пара меня меня ошарашило. Дело было даже не в том, что господин, игравший с детьми в карты, выглядел лет на сорок старше моей собеседницы, и не в том, что стиль ее одежды, кричаще-яркий на грани вульгарности резко контрастировал с его потертой фешинебельностью. Просто, ещё в Париже они зашли в купе, как совершенно посторонние люди, и за все время пути ( а с момента отбытия прошло уже четыре часа) не обменялись ни взглядом, ни словом. Может, поссорились перед отъездом? Всякое бывает. Да, нет же! Невозможно, чтобы этот пожилой господин, к которому, надо признаться, я испытывала все больше и больше симпатиии, глядя, как он занимается с моими детьми, был ее мужем!
           Тем временем игра за карточным столом захватила всех четырёх участников. Казалось, дети забыли обо всем, в том числе и обо мне.
— Вы, наверное, с детьми на каникулы едете? А куда? — голос моей попутчицы снова звучал громко и напористо.
— В монастырь.— ответила я довольно резко и посмотрела на неё в строго в упор, стараясь показать своим видом, что не намерена с ней обсуждать выбор места проведения каникул. Но она в ответ заулыбалась и, всплеснув руками, воскликнула:
— Невероятно! Жак, ты слышишь? Да, послушай же меня! Они тоже едут в монастырь!
            Пожилой господин на мгновение оторвался от игры и кинул на даму недовольный взгляд:
— Я же Вас просил не разговаривать со мной, — произнёс он ледяным тоном.
— Прости, я забыла, я не нарочно...— пролепетала она. Но он уже снова погрузился в игру с детьми, не обращая на неё внимания.
            Весы моего сочувствия резко качнулись в сторону моей попутчицы. Да, он — настоящее чудовище, думала я. Даже, если и поссорились, как можно так обламывать свою жену, да ещё при посторонних. Она бедняжка как-то сникла, жалко было на неё смотреть. Мне стало не по себе. К тому же, я почувствовала себя виноватой. Мне вообще это свойственно, когда окружающие себя плохо ведут. Видимо чувство стыда, которое меня охватывает за них, каким-то образом трансформируется в собственную вину. А тут он ещё с моими детьми занимается, вроде, как я ему обязана. Встать бы и уйти в другое место. Но куда? Поезд набит битком, это ж начало каникул. Да, и дети не поймут и обидятся, что оторвала их от игры...Надеюсь, что они едут не втор же монастырь, что и мы. Мало ли монастырей на юге Франции.
— А в какой монастырь вы едете? — обратился он ко мне, словно услышал мои мысли.
— В монастырь святой Терезы в Пиренеях.
— Прекрасное место, очень живописное. Я там бывал несколько раз.
— Ваша жена сказала, что вы тоже направляетесь в монастырь. А куда? — спросила я,
Желание разрядить обстановку. Я уже догадалась, что мы с ними едем в разные места, иначе бы он сразу мне сказал об этом, когда услышал название монастыря. Но очень хотелось услышать подтверждение моей догадки.
— Вы курите? — неожиданно спросил он, доставая из кармана большой серебряный портсигар.
— Вообще-то... — Я в замешательстве посмотрела на детей. Они строили карточные домики на столике, соревнуясь, кто построит выше и не обращали на меня внимания. Курить захотелось ужасно. Даже удивительно, я же не заядлая курильщица, курю, как в том анекдоте, когда выпью или за компанию с друзьями. А тут, просто сил нет, как хочется курить.
— Дети поиграют пять минут без нас. Неправда ли, Петя? Ты позволишь маме отойти на несколько минут, посмотришь тут за порядком? — обратился он к моему старшему сыну.
— Без проблем, Жак! — ответил Петя, широко улыбаясь.— Можешь на меня положиться, мне уже девять лет. Я привык за ними присматривать. — Он сделал широкий жест в сторону младших и мельком взглянул на меня, успев выразить взглядом мольбу о неразоблачении.
           А было в чем разоблачать: во-первых девять лет ему будет только через полгода, а во-вторых никогда он за братом и сестрой не присматривал, были они погодками, старшинство никем не признавалось. Самой ответственной и заботливой среди них была младшая Даша. Но никто из младших не возмутился Петиной ложью, они даже одобрительно посмотрели в нашу сторону, когда мы выходили из купе. Похоже, этот Жак их совершенно очаровал.
            Мы вышли в тамбур и закурили. Двери поезда были открыты, и небольшая группа пассажиров, несмотря на рекомендацию оставаться на местах, расположились неподалёку на лугу, посреди которого застрял наш поезд. Жак тоже спустился по ступенькам на землю и протянул мне руку. Поколебавшись, я последовала за ним. От группы отделились двое и с радостной улыбкой направились к нам.
— Наконец-то! — произнёс один из них, пожимая Жаку руку. — Мы уже начали волноваться.
— Я смотрю, святой отец, вы времени даром не теряете, — добавил второй, разглядывая меня довольно бесцеремонно. — Ах, простите,— обратился он ко мне, смутившись под укоризненным взглядом Жака. — Я не хотел вас задеть.    Просто...неудачно пошутил.—
            Его товарищ представился и назвал имя своего друга. Было видно, что ему неловко за него. Он назвал имена и фамилии, как принято во Франции. Имена были редкие: Ангеран и Жосран, а фамилии начинались на Д и звучали очень аристократически.Оба они были совсем юные, лет девятнадцати, хороши собой и прекрасно одеты.
            Я тоже представилась, куда было деваться? Услышав русскую фамилию, молодые люди засыпали меня вопросами. Они даже постарались перейти на русский, который, как выяснилось, изучали в лицее. Тем временем, к нам приблизились остальные члены их группы. Их было девять человек, включая трёх девушек, которые держались немножко в стороне. Все примерно одного возраста и, судя по одежде и манерам, из одной социальной среды. Жака они называли «mon p;re », значит, он был священником. А как же жена? Вроде, католическому священнику жена не полагается. Было ясно, что Жак во главе этой молодежной группы. Судя по разговорам, он их вёз в какой-то духовный центр, где они ещё никогда не были. Но если так, почему до сих пор они не общались, ведь мы уже полдня в пути. Мне было страшно интересно понять, что происходит, и я понимала, что, наверное, разгадаю все загадки, если задержусь с ними ещё немного. Но мысль о том, что дети, должно быть, уже спрашивают себя, куда подевалась их мама, заставила меня вернуться в купе. Там царила атмосфера праздника.
            Наша попутчица, которую, звали Жослин кормила детей конфетами и показывала им на экране своего айпада фотографии бесчисленных кошечек и собачек, про которых рассказывала самые уморительные истории. По её словам, все это были животные друзей и знакомых и ее сними (с животными)связывала большая любовь. Она была трогательна в этой роли, как маленькая девочка, как моя Даша.
             Ведь дети, во всяком случае, мои гораздо ближе к миру животных, чем к нашему, взрослому миру. Даша бросалась на шею любой собаке на улице, если я не успевала удержать ее. И мне не раз приходилось слышать гневные отповеди хозяев какого-нибудь ротвейлера или дога, объяснявших, что мог разорвать ребёнка, что обычно не позволяет до себя дотрагиваться...Даша любила собак, и они отвечали ей взаимностью.