Барон Мюнхаузен подтверждает мою правдивость

Статья уже была опубликована.
   Статья та же, но более отредактированная и с дополнениями.

Я - ПУШКИН!

Так говорят, шутя над собой. Так говорят, чтобы образно подчеркнуть то, что произведение литературы, созданное говорящим, он приравнивает по силе к пушкинским произведениям. Так говорят ехидно про кого-то, что он-де хвастается своими произведения и приравнивает их к пушкинским.

Я заявляю вполне серьёзно: я действительно Пушкин! Я - Пушкин!

После такого серьёзного сообщения, сразу, попутно, заявляю, что справки о своей невменяемости, пока, не имею, с ума, пока, не сошёл, пока, остаюсь при умственном здоровье.

Нормальные тоже люди, в таком случае, при таких оглушительных заявлениях, восклицают: "А ты докажи!". И ждут, насколько доказывающий докажет о своей степени сумашедствия, потому что настолько несерьёзно выглядит моё серьёзное сообщение.

Считайте и вы, читатели мои, какова степень моего сумасшедствия, судя по моим доказательствам, которые сейчас от меня последуют. Эта моя исповедь о тайном, о том, о чём я мало кому говорил. Пора подошла рассказать всем. Итак.

Родился я в 1950 году, 23 марта, в 23 часа 30 минут (в документе о рождении записали дату: 24 марта).

Себя я помню ещё в утробе матери. Помню, как я рождался. Помню события из самых первых часов и из первых суток, после рождения. Помню события из младенческой жизни.

23 и 24 марта мне исполнится 69 лет. Дело близится к финишу. Буду говорить, как исповедь. Хотите верьте, хотите - нет. Вот так.

Так вот.

Первое.

Последние слова в жизни, которые произнёс Пушкин: "Кончена жизнь. Жизнь кончена. Тяжело дышать, давит".

Мои мысли в момент моего рождения, когда я, буквально, боролся за жизнь: "Тяжело... я гибну... я гибну... борьба за жизнь... угасает сознание... душно... тяжело... что делать?.. давит... тяжело... я гибну".

Сходство несомненное. Только с той разницей, что Пушкин умирал, а я рождался.

Второе.

Когда я родился, то на моём теле, буквально в том месте, куда в тело Пушкина влетела смертельная пуля Дантеса, образовался громадный нарыв. Я это хорошо помню. Врачи предупредили мою маму, чтобы готовились к моей смерти. Но я выжил.

Третье.

Мой отец хорошо рисовал карандашом, и я , в детстве, - его просил, чтобы он нарисовал мне Пушкина в юности. Почему-то фигура Пушкина меня особо интересовала.

Четвёртое.

Я не знал, что стану поэтом, но именно стихи меня всегда занимали более всего в литературе.

Пятое.

Из армии я демобилизовался, попав по путёвке, строить ККЦ в Новолипецком металлургическом заводе - НЛМЗ - точно в год 200-летия с того, как на липецкой земле появился прямой пращур Пушкина из рода Ганнибалов, который был одним из руководителей, когда образовывали железоделательный завод в Липецке.

Шестое.

Стихи я начал создавать в 37, в 38 лет, начал создавать беспрерывно. 1837 год - год смерти Пушкина. Когда мне было 37 лет, был 1987 год. Разница между годом смерти Пушкина и годом, когда я беспрерывно начал создавать стихи, точно 150 лет.

Седьмое.

Фактически, последний год в жизни Пушкина стал первым годом моим, как поэта. Получилось то, что я продолжил дело Пушкина.

Восьмое.

Я, фактически, простой мужичишко, как говорится, человек с улицы, которому двойки в школе ставили за то, что он не понимает стихов, потому что не может их сказать наизусть, за то, что он не понимает русского языка, ибо не знает, как правильно расставлять знаки припинания в предложениях (ставили другим ученикам, это моё, как пример незнания русского языка и поэзии), так вот этот человек - тоись я - сразу, сходу, поднял Пегаса на дыбы и  погнал его в-галоп, - начал создавать стихи пушкинского стиля, по-пушкински точные и краткие. Это было для меня весьма удивительно.

Девятое.

Вот одно из моих стихотворений.

РУССКИЙ ЯЗЫК.
Поэзии прошёл я дали
С тобою, русский мой язык.
В тебе звук нежности, печали
И смех, и жуткий боя зык.

В тебя вместились все законы
Созданья образа. Ты - мир!
Ты всё сумел, ты все препоны
Преодолел - и всё свершил!

Я считаю, что этот мой стих, посвящённый именно русскому языку, непревзойдён по точности и краткости, и стилем он пушкинский.

Десятое.

Если в вышесказанном стихе сосчитать все буквы, то половина суммы букв покажет количество дней до дня моего рождения двадцать четвёртого марта, если считать от первого января; четвёртая часть букв покажет на день смерти Пушкина - десятое февраля; а вся сумма говорит о всём стихе, который называется Русский язык. В этом стихе вместе: русский язык, символ русского языка Пушкин, и я, собственной персоной, нахожусь вместе с ними. У меня много стихов, такого рода, которые показывают количеством букв, буквами, на меня, на моих родственников, на события те, которые оглашаются в стихе.

Одиннадцатое.

Теперь о вообще связи моей с судьбой Пушкина. Представим, геометрически, кру'гом движение Земли вокруг Солнца, а центр круга Солнцем. От первого января до моего астрологического дня рождения - двадцать третье марта - образуем хорду. От дня рождения моих обоих родителей - одиннадцатое августа - проведём диаметр, которая, естественно, пройдёт через центр, то есть через Солнце. Диаметр далее пройдёт через хорду, которая соединяет первое января и дату моего рождения, пройдёт точно под девяносто градусов. А закончит диаметр свой путь на дате - десятое февраля - это день смерти Пушкина.

Двенадцатое.

Хорду, связывающую первое января и мой астрологический день рождения двадцать третьего марта, диаметр делит точно пополам. Первая половина останавливается на дне смерти Пушкина, а вторая половина продолжается и останавливается на моём дне рождения.

Тринадцатое.

От первого января до моего астрологического естественного дня рождения двадцать третьего марта (по оформлению, двадцать четвёртое марта - число, которое в астрологии тоже имеет значение, и которое вплотную находится возле двадцать третьего марта) - 82 дня. До смерти Пушкина от первого января до десятого февраля - 41 день, то есть точно половина. 41 день означает для покойников знаменательный день. Но ещё существует 82 дня до моего рождения. Вот потому я и продолжил в поэзии то, что не успел закончить Пушкин.

Четырнадцатое.

Я таскаю бакенбарды. Это не ради того, чтобы приближённым быть к Пушкину, быть схожим с Пушкиным, а просто это моё реальное лицо. Таскаю баки уже много лет. Потому, что я - Пушкин (оказывается, да!)!

Пятнадцатое.

Мой отец и моя мама родились в один день - одиннадцатого августа. Между датой смерти моего отца - четвёртое апреля - и датой смерти моей мамы - двадцать четвёртое июня - 82 дня. От первого января до моего астрологического дня рождения - двадцать третье марта - 82 дня. Удвоенное количество дней от первого января до десятого февраля (дата смерти Пушкина) - даёт количество дней 82. Эта цифра равна количеству дней между смертью моего отца и смертью моей мамы - 82. День смерти моего отца, день смерти моей мамы, мой день рождения, день смерти Пушкина - всё это взаимно попереплелось с великой точностью и тайной - нами неразрешимой!

Шестнадцатое.

Я создал цикл из пяти статей, книг, в которых доказываю то, что, во время дуэли, на груди Жоржа Дантеса был тайный защитный панцирь, который спас своего хозяина от смертельного удара пули пистолета Александра Пушкина.


Первая статья Я - ПУШКИН! была закончена, сразу дана в Интернет, на два сайта, десятого февраля (день смерти Пушкина) две тысячи девятнадцатого  года, в 14 часов 35 минут и в 14 часов 40 минут. Час смерти Пушкина - 14 часов 45 минут. Это совпадение получилось само. Опять мистика, господа и товарищи. В каком мире мы живём?


Кто желает сокрушить, раскритиковать мою поэзию, тех - к барьеру вызывает моя поэзия!

Мои все стихи в Интернете. "Все стихи Михаила Анпилогова". "Михаил Анпилогов. Все cтихотворения".

      Всего хорошего моим читателям!

               МИХАИЛ АНПИЛОГОВ - тот самый Пушкин!


   К статье даю приложение, для понятия - мой стих, - чтобы приключения самого знаменитого брехуна подтвердили правдивость того, что я поведал о моих собственных - вышеизложенных - правдивых появлениях, происхождениях, проявлениях и похождениях.


   Вот мои стихи о приключениях барона Мюнхаузена.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ БАРОНА МЮНХАУЗЕНА.
Посвящаю прототипу главного героя рассказов К. Ф. И. Мюнгхаузену (1720 – 1797 г. г.)

“Мой умный читатель, любой в профиль, в анфас, Юный иль старый, не поленись прочитать сей рассказ, Хитроспелетённый из тары-бары. А если при чтении возникнут сомнения, Умный читатель – во правде во всём изложении, - Знай же, что я бы и сам не поверил, - О, верьте мне, верьте! – Если бы этот рассказ – я беру во свидетели ветер – Не был бы самым правдивым на свете”. Здравствуйте! Я барон Мюнхаузен! Та-а-к… Пауза! Да-а… О, я перевидел много – Всю жизнь в дороге. Сейчас я у камина – Старею вот, грею спину. Мои похождения, Без сомнения, Весь мир знает. Все понимают: Умопомрачительные Мои похождения, Но правдивые исключительно! К примеру. Еду в Россию – в Санкт-Петербург. Зима. Мороз захватывает дух. Дли-и-нная дорога. Снега много. Я приморился и лошадь моя, естественно. И прилёг отдохнуть я на снег непосредственно. Лошадь привязал ко столбику предварительно. Но для вас будет изумительно, Что проснулся я не на заснеженном поле, А на земле бесснежной, но чего боле: Нахожусь в селе (посредине). На меня глядят разини. Оказывается солнце пригрело – Сугробы осели – Снега, как не бывало. Но этого мало. Ржёт мой конь – слышу. Поглядел туда-сюда, а он – на колоколенной крыше Уздечкой к кресту привязан. Проблему решил разом. Я – отличный стрелок – Курком пистолета – щёлк! Пуля перебила уздечку. И мой конь спустился прямо к церковному крылечку. Народ, Естественно, удивлённо смотрит на такой исход, А для меня это, конечно, неудивительно. На коня! И поскакал стремительно В Санкт-Петербург. Так вот, мой друг! Еду я, еду, И, где-то к обеду, Начал понимать: Коня в сани надо запрягать. Еду в санях, И вдруг – страх! – Нагоняет громадный волчище И впился лошади сразу в днище. Лошадь, как бешеная, поскакала. Волк сразу сожрал зад, но передняя половина от боли закричала – И убежала. Ну, думаю, волка нельзя так поваживать. Схватил кнут – и ну волка охаживать! Волк рванулся – и на место лошади попал в сбрую. Видели бы вы картину такую: Влетает волк в санях в Санкт-Петербург, воя. Жители бегут на волка в санях глядеть и на меня – героя. В Петербурге жилось хорошо, без заботы. Ходил на охоту. Без сомнений, Вы ждёте от меня опять приключений. Не зря из вас каждый надеется: Имеются такие, имеются! Взлетают утки. Стрелять надо – дудки! – Нет кремня. Я, не дремля, Бью себя по глазу. Разом Из глаза – искры. Порох вспыхнул быстро. Пиф-паф! Тар-р-ра-рах!! При прицеле глаз мой чуток: Один выстрел – десять уток! Советую и вам, иной раз, В таких случаях, ударять себя в глаз. Вот ещё по добыванию уток опыт. У озера бреду.Слышу утиный ропот. Тысяча уток!.. Гм… Нет, этого мало!.. Вообщем, тьма. Я беру кусочек сала. Утке бросаю. Она глотает. А сало-то скользкое – проскочило – позади вылетает; Другая хватает; Повторилось то же. Долго так глотали – много их всё же. Вам я должен сказать: К тоненькой бечёвке сало я догадался привязать. Проглотила последняя – все-е на бечёвке оказались. Дёрнул я за бечёвку – все сразу в небо поднялись. И хотя у меня большая сила, Но в небо за собой они меня потащили. Я озлился. Пришлось уткам поскручивать шеи – лишь тогда приземлился. На утятину год приглашал Петербург! Фух!.. Воспоминания! Переведу дух. М-да… После того полёта Лишь через год опять пошёл на охоту. Слышу в голове что-то зреет… И вдруг отличная идея! Шомполом ружьё заряжаю. Подкараулил куропаток стаю. Вот они в линию летят. Я последней куропатке – бах! – шомполом в зад. Вся стая на шомпол нанизалась! Летели пока куропатки вниз, кувыркались, От ветра – ощипались. Но что восхитительно: Поджарились сами стремительно. А как же ешё должно быть иначе – Шомпол-то был горячий. В какой-то день По лесу иду. Вдруг – олень! Быстро работает сознание моё: Не заряжено ружьё! Косточкой вишнёвой зарядил – бах! Олень скрылся в кустах. Через год его подстрелил. Тут он даже меня изумил. На голове у него выросло дерево вишнёвое! Вишни на ветвях – к компоту готовые. А на войне вот было дело. Воевал я, конечно, смело. У турков крепость брали – Отвоевали. Я первым, конечно, свалился им на голову, как снег. Повыгонял их из крепости всех! Знает каждый, После большой работы бывает жажда. Пить захотелось коню моему. Пьёт мой конь, пьёт, А всё жажда его берёт. Час пьёт! Два пьёт! Вот это да! Да куда же девается вода? Смотрю кругом – А весь водоём Уже позади меня. Задняя половина коня Куда-то убралась, а из передней – из живота – На землю льётся вода. И тут я вспомнил – ах да! – Когда я в крепость ворвался, Турки ворота прихлопнули – без зада мой конь и остался! Так где же задняя половина? На лугу нашёл. Щиплет травку мирно. В полку у нас лекарь отличный был – Половины сшил. Потом ещё конёк долго жил И хорошо мне послужил. Мне с ним случай такой попался: В бою в болоте с ним оказался. Туда-сюда! Да-а-а… Или в болоте пропасть, Или в плен попасть. Моя мысль – быстрая птичка. Беру себя за косичку – А я ведь страшный силач, - Тащу себя за волосы – плач не плач; Коня ногами обхватил И, из последних сил, Вытащил его и себя из болота (Сказать можно, из лап чёрта). Если по болоту будете гулять – Советую на голове волосы подлиннее оставлять. Однажды турки окружили меня, и как я ни бился, Но в плен к ним закатился. Там рассчёты мгновенные: В рабство. И потянулись дни пленные. Правда, работа была нетрудная, Но нудная: Султанских пчёл охранять, Считать. Каким-то вечером – нехватка пчёл (Пчёлку недочёл). Султан этого не любит – Голову отрубит. Пришлось искать. Смотрю, два медведя пчёлку решили разорвать (Медку им покушать захотелось). А у меня ведь ужасная смелость. Говорю им: ”Здравствуйте вам, господа! Просим!” Да в медведей топориком и бросил. Медведи пчёлку отпустили – да бежать (Мне и то было их не догнать). Немного я не рассчитал: Улетел мой топорик – да на Луну и попал. Турецкие бобы помогли тут. Посадил. Жду. Растут бобы, растут. Они в рост, И я не прост: Лезу По бобам, лезу Уже выше крыши, За облака, потом ещё выше. Вот на что эти бобы нужны: Достают до самой Луны. Хожу по Луне, как у себя дома. Долго искал, но нашёл топорик – ле-е-жит себе на гнилой соломе. На Землю надо возвращаться. Смотрю – ох! – А стебелёк-то бобовый засох, Рассыпался. Ну, думаю, дорыпался. Уже такому походу не рад. Как же вернуться на Землю назад? Думал, думал, изо всех сил, Да из соломы верёвку и свил. Стал с Луны спускаться, а верёвка коротка – До земли лететь – отобьёшь бока. Быстро я соображаю. Беру верх верёвки, отрезаю Да с низом соединяю. Опять повторяю – Удлинняю. И лихо так взялся – Через час на земле оказался. Если б не сообразил, До сих пор по Луне б бродил. Война закончилась. На свободу пленных отпустили. Вот мы по домам и заколесили. Еду на родину. Много снега. Карета ползёт, как простая телега. Мой кучер трубил в рожок даже, Чтобы не мешали встречные экипажи. Но как ни дудел, Ни одного звука выдудеть не сумел. А когда в жилище расположились, Удивились: “Тра-та-та! Тру-ту-ту!” Что такое?! А зазвучал рожок сам собою. Потом сообразили: На морозе звуки застыли, А как тепло рожку дали – Звуки оттаяли и зазвучали. Да, а что же я не сказал, Как я на войне на разведку летал. Ну летал, скажу, не так, как птица, Но по быстроте – и птица не сравнится. Приказал командир, чтоб разведчики разузнали, добыли Сведений, сколько у турков в крепости пушек и живой силы. Да куда там – Не влезешь в крепость ни здесь ни там. А у меня мысль мелькает. Смотрю, как из пушек ядра вылетают. Предложил на ядре лететь – Крепость сверху посмотреть. Командир зашумел: ”Мюнхаузен, вы человек умнейший, Но какой леший Лететь на ядре сможет, да и не каждый захочет”. Вот он и напророчил: Добровольцев не нашлось. Лететь – мне пришлось. Порох в пушке взорвася – ядро послал. Тут ядро я и оседлал. Лечу нормально, благодать. Смотрю, где ядра встречные повстречать (Вдруг к туркам залечу – тут, по закону, Повесят меня, как шпиона. Надо ретироваться). Смотрю, встречное летит. Пришлось за него хвататься – Улетать обратно. Понятно, Сведений много добыл важнейших, Наиточнейших: Пять тысяч Сто восемьдесят пять пушек да сто сорок семь Тысяч Триста двадцать семь Штук народу. Вот так и воевал, пока не потерял свободу. Это я сейчас хилый, А тогда был со страшенной силой. Меня было хотел медведь разорвать – Пришлось мне его лапы держать, Пока он не умер от голода через три дня… Совершенная правда – вы правильно поняли меня: Медведь питается тем, что он лапу сосёт, А тут ему от меня такой оборот. Так что приходите завтра, с этих пор. Расскажу ещё вам, всякого правдивого такого, Понемногу. Ну, допустим, как я карету, под мышкой держа, перетаскивал через забор. Правда, правда! А пока вам всего хорошего! До свидания! Спасибо за внимание!

      20.03.2004; 22ч.25м.


Теперь, к моим читателям.

Спасибо вам и от меня, мои читатели, за ваше внимание и понимание!
И... хотите верьте, хотите не верьте, но я вам сообщил о своей персоне в вышеизложенной статье - ПРАВДУ, отвечая перед Тем, Кто всё создал!

   МИХАИЛ АНПИЛОГОВ - тот самый Пушкин!