Глава пятнадцатая. Вестник Туркманчайского мира
вестника мира с Персиею…
Вяземский П.А. Письма из Петербурга
6–го февраля 1828 года Грибоедов в составе дипломатического корпуса, сопровождающего Паскевича прибыл в селение Туркманчай. Этому селению, расположенному в сорока трех верстах от Миане, на пути из Тавриза, суждено было оставить свое имя в истории.
В Туркманчае уже были собраны: Белгородский, Чугуевский уланский полк, рота Грузинского и три роты Херсонского гренадерского полков. "Слава Богу, - писал Паскевич, - что больных не так значительное число, ибо люди много терпели от холода. Ненадобно терять из вида, что Херсонский полк в Уджане имел до 20-ти градусов мороза, между тем как летом, в Аббас-Абаде, где он стоял, было на солнце до 56-ти градусов жары".
7-го февраля в Туркманчай приехал Аббас-Мирза с министром иностранных дел Абуль-Гассан-ханом и с шахским главным евнухом и казначеем Манучер-ханом. Конференция немедленно началась.
Грибоедову вновь была поручена редакция всех дипломатических материалов. Об этом свидетельствует, в частности, инструкция, данная Грибоедову Паскевичем накануне открытия официальной конференции, а также упоминавшееся свидетельство Паскевича о том, что Грибоедов и в Туркманчае проявил «в дипломатических сношениях особенное искусство».
С 9-го на 10-е февраля, ровно в полночь, в момент, объявленный персидским астрологом самым благоприятнейшим,– мир был подписан.
"Во имя Бога Всемогущего.
Его Императорское Величество, Всепресветлейший Державнейший, Великий государь Император и Самодержец Всероссийский и Его Величество Падишах Персидский, равно движимые искренним желанием положить конец пагубным следствиям войны, совершенно противной их взаимным намерениям и восстановить на твердом основании прежние сношения доброго соседства и дружбы между обоими Государствами постановлением мира, который бы в самом себе заключая ручательство своей прочности, отвращал на предбудущее время всякой повод к несогласиям и недоразумениям, назначили своими Уполномоченными для совершения сего спасительного дела: Его Величество Император Всероссийский Своего Генерал-Адъютанта, Командующего Отдельным Кавказским Корпусом и проч. Ивана Паскевича, и Своего Действительного Статского Советника Александра Обрескова; а Его Величество Шах Персидский, Его Высочество Принца Аббас-Мирзу.<…>"(Из текста мирного договора).
В донесении Государю о заключении Туркманчайского мира Паскевич сообщал: "Мир подписан с нашей стороны мною и действительным статским советником Обресковым, с персидской же стороны, по их обыкновению, приложены печати уполномоченных: Его Высочества Аббас-мирзы и мирзы Абуль-Гассан-хана. При сей конференции находились сыновья Аббас-мирзы: Баграм-мирза и Хосрев (Хосроу) Мирза, также: Манучер-хан, первый евнух, чтоб быть свидетелем совершения трактата <…> наши дипломатические чиновники<…>. 101 выстрел из наших находящихся здесь орудий. Возвестили народу подписание мира. Персияне изъявляли живейшую радость, поздравляли и обнимали друг друга. Аббас-мирза при начале конференции показал уныние, но скоро опять собраться с духом и , по подписании трактата, принимал поздравления русских и персидских чиновников с достоинством и свойственною ему любезностью и, по персидскому обыкновению, сам раздавал леденец всем присутствующим".
В ознаменования этого события Паскевич издал приказ по действующей в Персии армии:
"Храбрые товарищи!
Поздравляю вас с заключением мира в Туркманчае, славного для России, для возлюбленного знаменитого отечества нашего. Вы завоевали мир сей великодушными усилиями, в боях – пылкой храбростью и величайшим терпением.
Возблагодарите Бога. Мы совершили великое дело. Всякий офицер, всякий солдат отдельного Кавказскского корупуса может сказать себе с благородной гордостью: и я послужил верой и правдой Великому Царю. Имя Его громко ныне в краях, куда прежде не доступали русские вооруженной рукой. Зной лета и суровость зимы перенесли мы бодро, чтобы исполнить державную волю Государя Императора.
<…>
Вам я обязан и славой личной, и милостями Государя. С растроганной душой благодарю вас, храбрые друзья мои. Умею ценить мужество, подчиненность, дух воинственный и кротость с побежденными, добродушное обхождение в городах завоеванных, наконец, все те прекрасные качества, которые упрочили успехи наши и столько чести делают русскому имени в воинах Кавказского корпуса. К престолу Государя Императора вознесу сердечный отзыв мой о вас и важных подвигах наших. Он один ценою высочайших наград может достойно воздать вам за великодушные порывы ревности и усердия вашего к нему и Отечеству".
Откликаясь на наши боевые успехи, Василий Жуковский написал:
<…>
И вскатил на Арарат
Пушки храбрый наш солдат.
И всё царство Митридата
До подошвы Арарата
Взял наш северный Аякс;
Русской гранью стал Аракс;
<…>
"По туркманчайскому трактату Персия уступала России Эриванское и Нихичеванское ханства, причем обязывалась не препятствовать переселению в русские пределы армян, предоставить России исключительное право плавания по Каспийскому морю и заплатить десять куруров, или двадцать миллионов рублей серебром, контрибуции" (Потто В.А. Кавказская война. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг.).
Одновременно с договором был подписан «Акт о торговле» и «Протокол о церемониале» российских дипломатических представителей в Персии и персидских в России, а также секретные дополнительные статьи, названные в основном тексте мирного договора в общей форме дополнительным договором.
Таким образом, все позиции Грибоедова, которые он отстаивал в ходе предварительных мирных переговоров, нашли свое отражение в тексте Туркманчайского трактата.
В письме к графу Нессельроде Пасквеич характеризовал Грибоедова «как деятельного участника бывших переговоров». Начальнику Главного штаба графу Дибичу Паскевич писал, что Грибоедов в продолжении «мирных переговоров оказал в дипломатических сношениях особенное искусство, и я считаю себя обязанным некоторым мыслям им представленным и основанным на познании характера министерства персидского, успешному окончанию этого важнейшего дела» (Щербатов А. П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Т. III.).
В том, что текст договора для ратификации поручено было везти в Петербург именно Грибоедову, выразилось признание его выдающихся заслуг в деле заключения Туркманчайского мира. В донесении Государю Паскевич писал: "Я осмеливаюсь рекомендовать его как человека, который был для меня по политическим делам весьма полезен. Ему обязан я мыслию не преступать к заключению трактата прежде получения вперед части денег, и последствия доказали, что без сего долго бы мы не достигли в деле сем желаемого успеха".
Вместе с Грибоедовым в Петербург отправился подпоручик князь Андронников, которого Паскевич просил представить Государю «как человека, отлично служившего в рядах наших в продолжение кампании и могущего быть образцом усердия дворянства Грузинского».
На пути в Петербург, проезжая через Москву, Грибоедов заезжал к своему другу С.Н. Бегичеву. В «Записке об А. С. Грибоедове» Бегичев, в частности, отмечал: "В проезд его через Москву он заезжал ко мне часа на два и, между прочим, сказывал мне, что граф Эриванский спрашивал его, какого награждения он желает. «Я просил графа, - говорил он, - представить меня только к денежному вознаграждению. Дела матери моей расстроены, деньги мне нужны, я приеду на житье к тебе. Все, чем я до сих пор занимался, для меня дела посторонние, призвание мое - кабинетная жизнь, голова моя полна, и я чувствую необходимую потребность писать».
"Тогда же, словно нарочно для того, чтобы испить до дна горькую чашу измены и почувствовать весь ее яд, Грибоедов «имел бестактность», по собственному его выражению, сделать визит А. П. Ермолову. Последний, еще в бытность на Кавказе сетовавший: «И он, Грибоедов, оставил меня, отдался моему сопернику! » - естественно, принял его угрюмо и холодно. Это побудило Грибоедова сказать Бегичеву: «Я личный злодей Ермолова!» (то есть что старик глядит на него как на врага). «Этого я себе простить не могу! - говорил Грибоедов в Петербурге некоторым, между прочим П. А. Каратыгину.- Что мог подумать Ермолов? Точно я похвастаться хотел, а, ей Богу, заехал к нему по старой памяти!» (А.С. Грибоедов, его жизнь и литературная деятельность. Биографический очерк А. М. Скабичевского).
14 – го марта Грибоедов не просто прибыл в Петербург, а прибыл вестником Туркманчайского мира. Здесь ждали его самые лестные для всякого другого почести. А заключение мира с Персией праздновалось в Петербурге с особенной торжественностью.
«Санкт-Петербургские ведомости» по этому поводу писали: "Вчерашний день, 14-го сего месяца, прибыл сюда Коллежский Советник Грибоедов, с мирным Трактатом, заключенным с Персиею 10/22 февраля в Туркманчае. Немедленно за сим 201 пушечный выстрел с крепости возвестил Столице о сем благополучном событии, — плод достославнейших воинских подвигов, дипломатических переговоров, равно обильных блестящими последствиями; а сегодня отправлено было в церкви Зимнего Дворца благодарственное Богу молебствие. Поистине, сколь имеем мы причин воссылать ко Всевышнему теплые благодарения за окончания войны, увенчанные выгодным миром, коего условия вознаграждают нас за все потери, причиненные непредвиденным нападением, и ограждают впредь от возобновления оного! Распространение пределов, приобретаемое Россиею посредством сего Трактата, служит ей полным и вожделенным ручательством в сохранении миролюбивых сношений наших с Персидским Правительством" (№ 22 от 16 марта 1828 г.).
П. А. Вяземский в письме к жене сообщал: "Вчера гром пушек возвестил нам приезд Грибоедова; вестника мира с Персиею, вследствие коего приобретаем мы несколько десятков миллионов рублей и область Армянскую до Аракса. Приезд его был давно обещаем и очень ожидаем, так что государь собирался даже послать к нему навстречу, чтобы проведать, что случилось с курьером: мир был подписан 10-го февраля, следовательно,-ехал он нескоро. Я еще с ним не видался: вероятно, будет он хорошо награжден".
В день приезда коллежского советника Грибоедова представили Государю и вручили ему в торжественной обстановке привезенный Туркманчайский трактат для ратификации. На высочайшей аудиенции было объявлено, что за успешные действия Паскевич был пожалован титул графа Эриванского и миллион рублей, а Грибоедов — чин статского советника, орден Святой Анны 2-й степени с алмазами и четыре тысячи червонцев. После торжеств состоялась получасовая беседа с Государем, которая произвела на Грибоедова огромное впечатление.
Получив известие о заключении мира, Государь Император Николай 15-го марта обратился к войскам Отдельного Кавказского корпуса:
"Десница Всевышнего увенчала подвиги ваши, достославные для России, миром! Праведность дела нашего восторжествовала; храбрость Российских войск укротила надменность врагов, воздала им за неправедное вторжение в наши пределы! Ваше мужество, ревностное усердие и постоянство, с коим перенесли вы и зной лета и суровость зимы, и все трудности похода в стране дикой, борясь с врагами и с самою природою, снискали вам признательность Мою и благодарность возлюбленного нашего отечества. Но более еще достохвальны: кроткое обращение ваше с побежденными, охранение стран и градов завоеванных, постоянное соблюдение самого примерного воинского порядка и подчиненности. Сами враги ваши, ниспроверженные победоносным оружием России, изумились великодушию победителей! Вы в полной мере оправдали ожидания Мои.
В ознаменование толиких услуг ваших отечеству и Престолу, повелеваю: носить всем войскам, участвовавшим в делах против Персиян в 1826, 1827 и 1828 годах, особую, утвержденную Мною медаль, за Персидскую войну, на соединенной ленте Орденов Св. Великомученика и Победоносца Георгия и Св. Равноапостольного Князя Владимира. Да послужит знак сей памятником мужества и примерного поведения вашего! Да будет он новым залогом верной службы Российского войска и Моей к вам признательности.
На подлинном подписано собственною
Его Императорского Величества рукою:
НИКОЛАЙ
В С. Петербурге,
15-го Марта 1828-го года".
Указ Правительствующему Сенату о пожаловании Грибоедову в статские советники и Капитулу Российских орденов о награждении его орденом Святой Анны 2-ой степени с алмазными знаками был подписан Императором Николаем 14 –го марта поздно вечером. 16 –го марта Грибоедов был утвержден Сенатом в звании статского советника. Указ министру финансов Е. Ф. Канкрину о единовременном пожаловании Грибоедова 4000 червонных был подписан Императором Николаем 17-го марта. А 20-го марта ему были высланы бриллиантовые знаки ордена Святой Анны 2-ой степени, после 23-го марта он получил 4000 червонных.
Граф К. В. Нессельроде в отношении к И. Ф. Паскевичу за № 433 сообщал, что Грибоедов награжден по заслугам и будет полезен во многом и вперед по делам Персии. "По тщательному соображению,— писал Нессельроде Паскевичу,— когда в Петербурге был получен из Персии текст мирного договора,— я нашел все статьи трактата Туркманчайского до мельчайших подробностей обдуманными с строгой точностью и согласными с высочайше даваемыми по сему предмету наставлениями".
Восторженное письмо о встрече в Петербурге Паскевиу написал и Грибоедов:
"A moi Comte, deux mots. < Моему графу два слова (фр.)> Мой благодетель. Поздравляю вас и себя. Все, что вы для меня желали, сбылось в полной мере. Я получил от Нессельроде уведомление, что государю угодно меня пожаловать 4000 черв., Анною с бриллиантами и чином статского советника. — А вы!!! — Граф Эриванский и с миллионом. Конечно, вы честь принесли началу нынешнего царствования. Но воля ваша, награда необыкновенная. Это отзывается Рымникским и тем временем, когда всякий русский подвиг умели выставить в настоящем блеске. Нынче нет Державина лиры, но дух Екатерины царит над столицею севера. Надеюсь, что черные мысли навсегда от вас отступят. Государь благоволит вам, как только можно, право, в разговоре с ним я забыл расстояние, которое отделяет повелителя седьмой части нашей планеты от дипломатического курьера; он с семейным участием об вас расспрашивал. Государыня тоже. Вот добра! Чудо!
О Сашеньке, об вашей жене, и об вас так милостиво и так подробно разведывала, что сердце радовалось. Великий князь тоже, вчера я представлялся его высочеству, и представьте мое удивление, он так же об вас говорит, как бы я отзывался, знает вас насквозь, дорожит вами много, долго обо всем любопытствовал и несколько раз повторял: «J'espere qu'Iv. Fed. ne doute pas de mon attachement et comme nous l'aimons tous sincerement» < Я надеюсь, что Ив. Фед. не сомневается в моей привязанности и в том, как мы все искренно его любим (фр.) >. Скажите Осипу Федоровичу, что если он хочет перейти совершенно в дипломаты, без военного мундира, то место его готово, иначе какого рода он только желает получить назначение, ему не откажут. Его высочество изволил к вам писать об этом и обещал мне показать, что именно. Вы знаете, что одна эстафета перехвачена под Екатериноградом. Очень может быть, что и письмо это там же в воду кануло. Всего не упишешь; при первом случае не забуду ни одной запятой, ни полслова из моей поездки и прибытия сюда. А теперь голова кругом идет, я сделался важен, ваше сиятельство вдали, а я обращаюсь в атмосфере всяких великолепий.
Как Александр Христофорович мне об вас говорил, о вашей кампании, о вашем мире, о славе, о делах ваших; ей-богу, как патриот и как истинный ваш ценитель. И заметьте, что все ваши отношения с его братом ему совершенно известны, и холодность и причины. Воля ваша, Иван Федорович, а вы с Бенкендорфами будьте хороши, тем более, что вы точно их любите, да бог знает как все умели сделать навыворот с Константином Христофоровичем, который благороднейший рыцарь в свете. Вам известно, как я к этому человеку привязан. Судите мое положение, мы с ним ужинали в карантине. Что ж, я от него узнал, будто вы публично радовались его отъезду. Кто ему эту чепуху перенес, конечно, кто-нибудь и при нем обращался вроде подлеца Курганова. К счастью, что когда я что-нибудь говорю, то мне должно верить, и нетрудно мне было его убедить, что ему перенесли вздор, клевету, недостойную ни вас, ни его. Он уже здесь, нынче к нему съезжу.
Нессельроде о вас говорит с отличным уважением. Да просто все. Царь хорош, так и все православие гремит многие лета. Некогда, тороплюсь. A propos. Вчера мне медальку прислали за персидскую войну, для меня это во 100 раз дороже Анны. Vive l'Empereur <Да здравствует император (фр.)> и вы, мой бесценный благодетель, кабы я стал вас много благодарить, то было бы глупо. Вы меня и без слов поймете.
Верный ваш
А. Грибоедов.
Bachilof vient de sortir de chez moi et vous fait dire mille jolies choses. <Башилов только что вышел от меня и шлет вам тысячу приветствий (фр.)>.
Какий Фединька красавчик! Да что за вздор говорит! Об Аббас-Мирзе etc., etc. Славный мальчик!
Андроников повергается к стопам вашим. С ума сошел, на веревке не сдержишь, с тех пор как удостоился видеть государя и поручик гвардии.
Чевкин у меня сейчас был и свидетельствует вам свое почтение и усердно поздравляет. Как же ваше сиятельство мне говорили, что он верно будет вами доволен, а он говорит, что даже ни к чему не был представлен. Он редактор и Указа, и Рескрипта, и всего, что до вас касается"(16 марта 1828 г.).
Интересные дополнения к этим строкам имеются в письме Ф. Б. Булгарина к А. X. Бенкендорфу, сохранившемся в черновой копии:"Когда Грибоедов приехал в Петербург с Туркманчайским трактатом и получил от щедрот Государя Императора 4000 червонных, то тотчас же отдал мне деньги на сохранение. Князь (В. Ф.) Одоевский (служащий в иностранной цензуре), пришед в квартиру Грибоедова, удивился, застав меня считающего деньги хозяина квартиры. Я посоветовал другу моему составить капиталец, и он отдал мне 36000 рублей для сохранения. Между тем, прежде нежели разменяли червонцы и положили деньги в ломбард, Грибоедов имел нужду одеться, жить и уплатить кое-какие должки, взял у меня 5000 рублей с тем, чтобы возвратить при получении жалования до отъезда в Москву или после. Не надеясь даже быть посланником, он хотел ехать на лето со мною в деревню мою" (Пиксанов Н. К. Столкновение Булгарина с матерью Грибоедова // Русская старина. 1905. К 12).
18-го марта П. А. Вяземский писал жене: "Вчера видел Грибоедова, l'homme du jour <героя дня (фр.)>, но, впрочем, я нашел в нем вчерашнего, то есть того же, он, без сомнения, был главным тружеником мира: во-первых, сто раз умнее других, да и знал народ персидский. Я очень рад за удачу его <...>"
21-го марта в Петербурге был подписан Высочайший Манифест об окончании войны с Персией и о заключении мира:
"Божьею милостью
МЫ НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ,
ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ
и прочая, и прочая, и прочая.
объявляем всенародно:
Всевышний снова благословил Россию вожделенным миром, положив конец войны с Персией, долголетним продолжением грозившей.
Среди мирных и дружественных сношений, среди надежд и уверенности доброго соседства, внезапно на границах Кавказа потрясен покой подвластных НАМ народов, и насилие, вопреки святости договоров, быстрым вторжением коснулось пределов России.
Надлежало отразить силу силою. — В стране, неприятелем опустошенной и почти непроходимой, преследуя его и в тоже время борясь с силой природы, превозмогая и палящий зной лета и жестокость зимы, храброе воинство НАШЕ после несчетных усилий покорило Эривань, дотоле неприступный, и за Араксом на высотах Арарата утвердило свои знамена и, углубляясь далее во внутренность Персии, овладело самым Тавризом и страной ему сопредельной. Ханство Эриванское по обе стороны Аракса и Ханство Нахичеванское — часть древней Армении — пали во власть Победителя.
Но, покоряя Области, Российское воинство стяжало еще другую славу. Среди войны, в земле неприятельской, безопасность частных лиц и имуществ, все права собственности не менее были в очах воина священны, как среди мира и в стране союзной. Кротким, великодушным, исполненным пощады и умеренности обращением с побежденными, превыше самых побед, возвеличено достоинство Русского имени.
Таким образом в краткое время и менее нежели в восемь месяцев по вступлении в неприятельскую землю, совершены подвиги решительные, многолетние. Успехи их доказали, что правому делу НАШЕМУ поборал Промысл. Под сильной Его защитой Россия, поставляя первым своим благом мир, никогда не попустит нарушать его без строгого и праведного возмездия.
Путь к победам еще был отверст; но как скоро предстала надежда к мирным соглашениям, МЫ с удовольствием обратились к миру.
В основание его МЫ постановили оградить Империю естественными и безопасными пределами, и вознаградив в полной мере все убытки, войной нанесенные, отдалить навсегда все причины к ее возобновлению.
На сих главных основаниях, в 10-й день Февраля в Туркманчае заключен и подписан между Россией и Персией Трактат вечного мира, при сем во всеобщее известие издаваемый.
Выгоды сего мира измеряем МЫ наипаче постановлением в сей стране твердых и безопасных границ. В сем единственно виде взираем МЫ на пользу приобретенного НАМИ края. Все, что в завоеваниях НАШИХ не относилось прямо к сей цели, все города и селения Повелели МЫ возвратить по исполнении мирных условий.
К сим существенным выгодам присоединяются пользы торговли, коея свободное движение МЫ всегда признавали одним из главных побуждений к трудолюбию и промышленности, и вместе с тем верным залогом и ручательством мира прочного, на взаимных нуждах и пользах утвержденного.
Богу, устроящему судьбы Царств земных, воссылая из глубины души хвалу благодарения, МЫ удостоверены, что все любезные и верные НАШИ подданные, сретая во всех происшествиях сей войны и в счастливом ее окончании новое знамение благости Его и покровительства России, прольет к Престолу Его теплые их молитвы: да будет мир сей, промыслом Его устроенный, тверд и непреложен, и да поможет НАМ десница Его Святая сохранить тишину и спокойствие на пределах Империи НАШЕЙ.
Дан в С. Петербурге в 21-й день Марта месяца в лето от Рождества Христова 1828, Царствования НАШЕГО в третье.
На подлинном Собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою подписано тако:
НИКОЛАЙ".
Свидетельство о публикации №219021200991