Глава 26. 1

Тот, кто думает, что профессия лагерного лепилы подразумевает спокойную жизнь на фляге со спиртом, глубоко ошибается. Врач или фельдшер в лагере, особенно из числа зеков, рискует своим здоровьем, всей своей жизнью ежеминутно. И опасности ему надо ждать со всех сторон. Лагерный лепила живёт на самом пересечении забот администрации и помыслов зеков. Для администрации самая важная забота - это выработка. Поднять её можно только увеличением числа работающих, потому как нормы и так задраны, что аж шапка с головы падает. Техника? Техника только та, что есть. И другой не будет. Вот и стремится администрация всеми силами всех считать здоровыми. Или мёртвыми. Но никак не больными. Любого же зека оба крайних состояния не устраивают. Потому как про мёртвого и говорить нечего, а здоровый пайку свою в забое ещё наотрабатывает. А больному - самое то. Да если ещё на «витаминную» командировку попасть прежде, чем дойдёшь, так и вообще - счастье несусветное. Но и это ещё полбеды…

Беда в том, что зеки хотят попасть в лазарет все, сразу и навсегда. И идут на всякие хитрости. Вплоть до членовредительства. То руку порубят, то на ногу что опрокинут, чтобы кость поломать. Распухает лазарет от больных, а новые всё идут и идут. Тут, правда, администрация подсуетилась: перестали такие «самострельщики» доходить до больнички. Переломанных стрельнут «при попытке к бегству», а тех, кто «терпимо» поранился, заставят работать на общих основаниях. Пришлось зекам переключаться  на внутренние болезни. Самые дураки стекло толчёное жрать стали. Кто поумнее, симулировал, как мог. А воры пошли по привычному пути...

Вчера они пытались подкупить меня офицерской ворованной и почти не ношеной шинелью. Чья это шинелька я знал и потому брать не стал. Да и всё равно не взял бы. А сегодня с обеда пропал Зосимыч. Впрочем, пропажа довольно скоро обнаружилась, но…

- Лепила, тебе Корявый привет шлёт, - шестёрка Дирька вертелся у распахнутого окна больнички.

- И ему от медицины поклон передавай! – начал я, но, спохватившись, спросил: - Слушай-ка, Диря, ты тут по лагерю сопли уз угла в угол носишь, так санитара моего Зосимыча не видел где? А то - час уже, как нет, а дел полно.

- А чё не видеть-то, когда они с Корявым чифир на пару хлещут.

Вот это было уже серьёзно. Корявый - вор авторитетный на несколько лагерей. По его кивку могут зарезать в лагере километров за сто от нашего. Администрация сама его боялась, не трогала. И убить не могла – могли возникнуть волнения среди воров. Дел у Зосимыча с Корявым быть не могло. А совместный чифир мог означать только одно – Зосимыча взяли в заложники. С уважением взяли. Корявый потому и в авторитете до самого Магадана, что умный очень. Зря отношений никогда ни с кем портить не станет. Но если потребуется – убьет и переживать не будет… Это я лихо попал, ох, лихо! Чего делать-то теперь? Помощи ждать совершенно неоткуда. И даже если свалить  каким-то образом в другой лагерь, он всё равно достанет. Вот она, принципиальность, каким боком вышла. А ведь я уже гордиться начал, было – осаждали меня несколько месяцев всякие «больные» в татуировках, но мы с Зосимычем приступы отбили, и уж совсем зажили  спокойно, как вот на тебе…

Что же делать, а? И посоветоваться не с кем. Даже Зосимыча с его крестьянской смекалкой под рукой не оказалось… А Дирька спокойно стоял и весело смотрел на меня через распахнутое окно, наблюдая, как мои мысли по голове в панике шарахаются. Да. Против Корявого я жидковат. Придётся уступить. Уложить его в госпиталь. Иначе ни Зосимычу, ни мне не жить.

- Ну, так что Корявому передать кроме привета? – сощурился Дирька. Похоже, он совсем не дурак. Или у меня на лице всё слишком явно было написано.

- Скажи ещё…, - и я почти шепотом закончил, - что договорились.

- Вот так-то лучше будет!

- Это Корявый тебе велел передать?

- Н-нет, - Дирька струхнул не на шутку.

- А тогда ты помелом не мети, и я не стану. Замётано? – не хватало ещё, чтобы эта шушера растрепала по всей Колыме, что я спёкся. Тут уж точно будет не отбиться от желающих сочкануть.

- Док, будь спок, - криво улыбнулся вор.

Что сказать, лагерь научил меня большему, чем война. На войне была смерть. Было желание жить. И между собой они были почти никак не связаны. Случай мог убить, искалечить или оставить жить. До следующего случая…

А в лагере всё - не так. Тут всё только от тебя зависит: смог правильное место занять, правильных друзей выбрать, найти правильный тон с администрацией, ворами, солдатами, остальными зеками, вохрой, значит - жив. Случай здесь - гость редкий. Особенно счастливый. Не везло мне в лагере, пока Петька не встретился. Видимо, удача копила все мелкие случаи, чтобы собрать их в один и вручить разом. Но это - случай. Один. У меня так вообще - единственный. Остальное пришлось постигать своим умом. Ну, и возраст. Четвертый десяток идёт – когда ж ещё ума набираться?
Вечером явился Зосимыч. Довольный и сытый. Чуть датый:

- Брошу я, Ванюша, больничку  и пойду в воры… Есть есть, есть пить. И работать, заметь, не надо. Айда со мной?

- Ну и шуточки у тебя. Давай-ка собирайся в дорогу, Илью Селивановича Степыгина по кличке Корявый, который вот-вот заболеет, в лазарет будешь сопровождать в шестнадцатый лагерь, - выговаривал я Зосимычу, впрочем, от стыда на него не глядя, - язва у него. Скоро будет.

- Ни хрена, Ванюша, у него уже не будет. Вылечил я его.

Продолжение: http://www.proza.ru/2019/02/14/1227