Ещё одно мгновение весны

               
Мюллер шёл по рейхсканцелярии и напевал какую-то глупую русскую песню, которую он ночью подслушал на «Эхо Москвы». Когда по немецкому кабельному шли только немецкие ночные фильмы, он любил также  послушать и «Ретро ФМ».
Итак, Мюллер шёл по коридору и напевал: «Между нами тает лёд, пусть никто нас с тобой не найдёт».
— Это не про тевтонских ли рыцарей,—   задумался Мюллер, и ему сразу почудилось замёршее Ладожское озеро.
Внезапно мысль его прервала дверь в мужскую уборную. Он уже давно всеми кубиками своего мундира ненавидел Штирлица, но ничего не мог с ним сделать. Он молча достал ржавый гвоздь, случайно оказавшийся в его кармане.  Многие люди носят в карманах леденцы, спички, ключи и т.д. А Мюллер носил старый и от этого немного ржавый гвоздь. И хотя пока ещё британские  учёные не доказали связь между старостью и ржавостью, будем считать, что она как суслик — мы его не видим, а он есть. И вот, достав старый и в меру ржавый  гвоздь, он с блаженным умилением, вытащив от счастья язык, нацарапал на двери: «Штирлиц – русский шпион». Довольный собой, Мюллер рванул бежать в свой кабинет.
  Проходивший после Штирлиц достал… нет, не ржавый гвоздь, а пистолет с надписью «Пистолет»… Он зачеркнул слово «шпион» и дописал: «разведчик». Потом подумал и дописал ниже: «отличный разведчик». А затем ещё чуть ниже: «Мюллер дурак. Ржака смотреть всем». Проходя мимо кабинета Мюллера, он увидел в замочную скважину, как тот налил себе  большой стакан конька и нежно, по-отечески обхватил его правой рукой.
— Хайль Гитлер!  — крикнул Штирлиц.
— Зиг Хайль! —  рявкнул Мюллер, вскинув руку в нацистском  приветствии. Стакан  с коньяком с грохотом упал на пол.
— Чтоб  тебе очередного званья не дождаться, — плюнул в сердцах и  на пол Мюллер и заплакал.
— Уберу я его из «Одноклассников» и  «В контакте». Никчёмный человек, —  сказал сам себе Штирлиц и пошёл дальше.
Иосиф Сталин смотрел в своё любимое окно и курил свою любимую трубку.
— Скажите, товарищ Жуков, мы можем подсыпать в электронную трубку нормальный табак, а не эту жижу.
— Мы можем всё, товарищ Сталин.
—Тогда откройте мне скайп.
— Его уже открыли.
— Кто?
— Американцы.
— По лендлизу?
— Нет, просто так.
— Эти за просто так ничего не делают, товарищ Жуков. Кроме одного.
— Одного чего?
— Пакостей. Это единственное, что они могут делать просто так. А как там поживает товарищ Исаев? —  спросил Сталин, уютно расположившись в кресле.
— Сейчас свяжемся, товарищ Сталин,— ответил Жуков и набрал телефон Штирлица.
В момент звонка от Сталина Штирлиц рассматривал с помощью Гуглкарт и увеличительного стекла расположение немецких войск.
— Штирлиц, вам звонок из Москвы, — закричал Айсман, которого товарищ Исаев, он же Штирлиц, периодически попинывал, дабы выработать в том нордическое спокойствие.
— Это мой агент, Коба, — произнёс Штирлиц, и ещё раз пнув Айсмана, взял трубку.
— Максим Максимович, что-то у вас такая плохая связь. Не можете у себя в рейхе вай-фай установить нормальный?
— У нас есть, Иосиф Виссарионович, но Борман, этот похотливый ёж, весь трафик на неприличные сайты тратит.
— При словах «похотливый ёж» Айсман улыбнулся. Он как-то у пьяного Бормана утащил пароль от вай-фая и тоже периодически посещал подобные сайты. Что в общем-то ему было простительно. Он был не женат, и, несмотря  на проживание в Европе, пока традиционен.
— Товарищ Исаев, командование решило наградить вас за успешные операции значком «ГТО» второй степени.
— Служу… на этом слове Штирлиц глянул на Айсмана… служу Родине!
— А это что за фашистская морда торчит у Вас на экране? Врежьте  ему хорошенечко, чтоб не маячил.
Неожиданно Сталин заметил периодически выползающую на весь экран полуслабоумную, полупреданную делу рейха физиономию Айсмана.
Четким ударом ноги Исаев отправил Айсмана  в мир блаженных грёз, мечтать о безоговорочной победе третьего или четвёртого, или пятого рейха. Дело в том, что у Айсмана было плохо и с математикой, и с историей, и он всегда путался с  текущей нумерацией рейхов.
— А теперь продолжим, Штирлиц .Твоя задача будет такая: соблазнить Еву Браун, выкрасть секретные документы по новой ракете и дать в морду Борману.
— Самое последнее будет самым сложным, и в то же время самым приятным, — подумал Штирлиц.
— Для связи мы отправим тебе радистку Кота.
— Кота? — Штирлиц мысленно представил легкую кошечку с ушками и хвостом.
— Тьфу ты, Кэт… ох уж этот английский. А помогать тебе  и ей будет Пастор Шлак.
— А шлак – это по какому?
— Не важно. Фейсбук прослушивается. Если что, звони на корпоративный Мегафон.
Штирлиц задумчиво покусывал хвост уже пятой за сегодняшней день селедки. В этот момент Айсман открыл глаза.
— Какой странный сон, — сказал он.
— Айсман, мне надо попасть в бункер к Гитлеру  на ближайшую вечеринку. Сделаешь?
— Попробую,— сказал Айсман и снова уснул.
Борман шёл по коридору рейхсканцелярии в полном и даже полнейшем негодовании. Двери уборных превратились в доску объявлений .Там было всё и про всех.Про Мюллера, про него самого, про Гиммлера, не было только про Штирлица и Шелленберга. Было даже такое: «Сдам рейхстаг. Недорого»,  «Куплю чертежи новой ракеты», «Борман, скинь 500 марок на билайн».
— Этих двоих только нет. Странно. Может, это и есть шпионы?
Но больше  всего его взбесил вид новой ковровой дорожки  в коридоре, сделанной из прекраснейшей шерсти арийских сусликов.
Шоком  послужила надпись на входе:  «Если ты не голубой  — нарисуй вагон другой». Хочется напомнить, что дело происходило 70 лет назад. Сейчас бы подобная надпись в Европе закончилась уже в начале состава, а тогда дух толерантности в Германии ещё не прижился. Поэтому количество вагонов уже превысило все вагоны, которые были у рейха. Каких там только не было: с танками, шнапсом, три вагона с самим Борманом (потому что на одном он явно не умещался). И всё это казалось ему бесконечным. Зайдя за поворот, он тоже дорисовал свой вагон, так как не мог согласиться с первоначальным посылом. И постучался в апартаменты Гитлера.
— Мой фюрер, — начал он. У нас творится какой-то бардак. Все стены исписаны, в коридоре тоже неизвестно что.
— А вы видели мой с Евой вагончик, одна тысяча сто пятый по счету. Мне кажется, он самый симпатичный.
— Да, мой фюрер, он самый лучший. Но речь не об этом. У нас завелся шпион.
— Борман, вы дурак. Заводятся мыши, тараканы, машины. Я, в конце концов, завожусь. А шпионы не заводятся. Шпионы засылаются и, заславшись, шпионят.
Речь фюрера перешла на крик, и он швырнул в Бормана стулом. Кстати, тогда швыряться стульями могли только избранные. Мода  кидать стулья в чиновников и награждать тех, в кого всё же попали, появилась намного позже.
— Но мой фюрер…
— Где, где этот шпион? Тащите его сюда. За уши, за ноги, за нос. Вы же гестапо или я?
—Сегодня вечером на вечернике я его вам представлю.
—Представите, награжу вас железным крестом. Не представите, тоже награжу крестом …только каменным.
Штирлиц спал сном безмятежным и сладким. Он знал, что проснётся ровно через девять часов десять минут. Или чуть раньше будильника.
— Вставайте, Штирлиц, вставайте, – кто-то упорно трогал его за ногу.
— Пошла вон, лысая вшивая плешивая псина, — возмутился Штирлиц и пнул со всей пролетарской ненавистью в сторону помехи своего сна.
— Я не псина, — обиженно произнёс Айсман. — Нас ждут в бункере Гитлера сначала совещание, а затем дискотека.
— Забыл. Чуть не забыл, — Штирлиц разогнал остатки сна, и еще раз обматерив Айсмана, стал собираться.
— Борман считает, что вы русский шпион. Они с Мюллером что-то задумали против вас.
— Спасибо, — молча сказал Штирлиц и вышел из дома.
— Где ж я прокололся? — думал он и не находил ответа. Хотя, надо признаться, он его особо и не искал. Так, глянул пару раз по разным местам и успокоился.
Открыв дверь ногой в бункер, первыми он увидел Бормана и Мюллера, они загадочно улыбались.
— Штирлиц, — начал Борман, — мне кажется, что вы русский шпион. На вашей связной радистке Кэт обнаружены ваши отпечатки.
— Я вчера Мюллера по плечу похлопал. Так что на нём тоже мои отпечатки.
— Один  ноль, — произнёс Гитлер.
Ева Браун с интересом смотрела на Штирлица, и он ей мило улыбнулся.
— У Вашей радистки при себе была Нокия 3310, а её уже давно не выпускают.
— Но не у всех же девятые айфоны за счёт рейха!
При этих словах Мюллер скукожился и попытался залезть под стол.
Дело в том, что у фюрера был всего лишь седьмой айфон. А он не любил, когда кто-то был круче, чем он.
— Вы знаете, мой фюрер, что Мюллер в учебном классе на парте матерное слово написал. На русском, — Штирлиц презрительным взглядом презрил Мюллера к полу и потолку одновременно.
— В немецком зыке мало плохих слов, их неинтересно царапать, — попытался оправдаться красный от смущения Мюллер.
— Мало? — усмехнулся Штирлиц и выдал тираду минут на пять с такими фразеологическими оборотами, что уже на второй минуте Ева Браун плюхнулась в обморок.
— А вы говорите, мало. Немецкому офицеру всегда есть что сказать на ложные обвинения, — сказал Штирлиц и вспомнил своего трудовика, бывшего учителя немецкого, с огромной благодарностью.
— Разрешите продолжить,—  с улыбкой произнёс Штирлиц, глядя на поверженного Мюллера.
— Два  ноль, — сказал Гитлер,  пытаясь привести в чувства свою жену.
Борман, потеряв напарника, сник, но сдаваться не собирался.
— Передатчик,  пальчики, признание?
— Приёмник, плавник, пузырь, перестрахование. Я выиграл, — радостно сказал Штирлиц. — Вы, Борман, явно не эрудит. И вообще дама устала. Штирлиц подошёл к пристально глядящей на него Еве.
—Диджей, музыку! — крикнул Гитлер, а поверженный Борман предпочёл ретироваться.
Штирлиц был прекрасный танцор. Современная сейчас в Берлине композиция «Все танцуют локтями» была его любимой. Причём танцевать её со связанными ногами и именно локтями, мог только он один.
— Скажите мне, Ева, где чертежи ракеты? —  просто спросил Штирлиц, считая, что простота  – это прямой путь к сердцу женщины.
— А эти бумажки, без картинок, вон они валяются! Я думала, это журнал «Максим», а  это какое-то «Фау».
Штирлиц с непринуждённым видом взял эту папку и отправился к выходу.
— Куда вы?—  спросила Ева.
— Журнал, в котором нет картинок, годится только для камина. Приходите сегодня вечером ко мне. Будем камин топить.
— Вы такой няшка, — сказала Ева и улыбнулась.
Первым делом Штирлиц освободил Кэт. После позорного бегства Мюллера и  Бормана, Штирлиц открывал ногами любые  запертые и, тем более, не запертые двери. А ещё согласно особому распоряжению Фюрера, он мог бить немецких солдат, ломать посуду и размахивать красным флагом по Берлину. Потому что психолог так посоветовал. Всё же работа нервная. Сетка первая, да и молоко не всегда дают.
Передав пакет с секретными  документами Пастору Шлаку, Штирлиц смотрел, как тот переходит швейцарскую границу. Стрелять так же неточно, как олимпийские биатлонисты из России, он не мог, и это было объяснимо. Все же возраст. Но то, что так же, как они, он  ходит на лыжах чуть быстрее, чем пожилая улитка, объевшаяся листьев? Это было открытие.
— А ведь по новой реформе ему ёщё десять лет до пенсии, — подумал Штирлиц, глядя на удаляющегося со скоростью улитки Шлака.
—  Блин, мне же ещё десять лет до пенсии,— подумал Пастор Шлак, глядя на удаляющегося с такой же скоростью улитки Штирлица.