Об ангельском чувстве

     8 марта 1982 года, почти 30 лет назад, из-за безответной любви я чуть было не бросился под трамвай. А спасла меня от гибели девушка, водитель трамвая…
    
     Я учился на первом курсе факультета журналистики МГУ, когда отчаянно влюбился в преподавательницу немецкого языка Т.В. Увидев ее в первый раз на вступительных экзаменах, – а она была членом приемной комиссии, – я понял, что в моей судьбе произошло что-то великое: я влюбился! И с того дня я начал свою тайную жизнь одинокого охотника. По утрам я, словно часовой любви, усаживался на скамейку в скверике перед зданием университета, делая вид, будто в тени раскидистых деревьев читаю книгу, и ждал, когда в здание университета мимо пройдет немыслимо прекрасная женщина. Иногда мои ожидания оправдывались, я видел, как она шла, горделиво и легко, с высоко поднятой головой. Я был счастлив: пусть и издали, но мне было довольно видеть ее – божественную и такую элегантную. Меня ничуть не смущало, что моя возлюбленная была на десять лет старше меня.

      Почти целый год был заполнен одной любовью. Жизнь моя состояла только из одного: думать о ней, мечтать о ней, видеть ее. Наедине сам с собой я читал ей стихи, которые успел выучить наизусть во время долгих ожиданий на деревянной скамейке у памятника Ломоносову. У моей страсти не было никакого будущего, она питалась лишь беглыми взглядами украдкой да тихими вздохами…

      Оставаясь ей невидимым, я шел за Т. В. и запоминал на всю жизнь ее жесты, манеры, голос. Очарованный, я следил за ней, шел по пятам, затаив дыхание. Случалось, в коридоре университета она проходила мимо меня и, бывало, освещала меня своей ослепительной улыбкой, овевала сладким ароматом духов. Она казалась мне такой прекрасной, такой соблазнительной, такой непохожей на всех остальных людей.

      …Однажды ночью я бродил вокруг ее дома, поверяя звездам любовные стихи, и плакал от восторга до самого рассвета. В доме, на всех его этажах, горели огни, я не знал, на каком этаже она живет, мой взгляд блуждал от окна к окну, от балкона к балкону, в надежде увидеть если не ее, то хотя бы ее тень. А в десять утра я сидел перед ней в аудитории, на уроке немецкого языка, одуревший от бессонной ночи, и ломал голову, каким же образом передать ей любовную записку «Я вас люблю!». Эту записку я так и не передал ей – не хватило духу.

       Я хотел одного: наслаждаться своими сердечными муками, и все откладывал и откладывал сладость признания. Бывало, ночи напролет я писал ей письма, полные любовных излияний, а потом рвал их в клочья и рассеивал их с высоты нашего многоэтажного общежития, в надежде, что ветер каким-то магическим образом донесет до моей возлюбленной суть моих писем.

       Молодому человеку, влюбленному, невозможно не проболтаться. Исповедовался во всем своему другу, Виктору, и я. Друг же, вместо того, чтобы поддержать меня, подтолкнуть меня на признание в любви, взял и жестоко высмеял весь мой любовный пыл. «Ну, сам посуди: кто она и кто ты? – с издевательским хохотом выпрашивал он. – Ты – мужик деревенский! Кочегар! (А до университета я, действительно, работал истопником в сельской котельной). И кто она?! Интеллигентка до мозга костей! На работу приезжает на белой «Волге», обедает в ресторане «Националь». Мой тебе совет: забудь ее и не парься! Эта женщина – птица не твоего полета!».

      … Я хотел пригласить Т.В. в Большой театр. В течение года я раз пять доставал билеты, – а в 80-е годы прошлого века достать билеты в Большой было ой как нелегко, – но в самый последний момент я пасовал перед ней, и в театр мне приходилось идти со своим другом. Так, благодаря мне, Витек приобщался к высокому искусству, посмотрел оперы «Иван Сусанин», «Тоска», «Борис Годунов», балеты «Лебединое озеро» и «Спартак»…

      И вот на 8 марта я все-таки решил признаться Т.В. («милой, прекрасной Татьяночке», как я ласково называл ее про себя) в любви. Чего бы мне это не стоило! Утром по дороге в универ я купил букет тюльпанов и быстро, через три ступеньки, дабы не растерять решимость, вбежал на третий этаж, на кафедру немецкого языка. А я был настроен, действительно, очень решительно.

      На кафедре несколько остудили мой горячий пыл, сообщили, что Т.В. уехала на Ленинские горы, на кафедру иностранных языков. Я во весь дух бросился на улицу, в метро, чтобы как можно быстрее доехать на Ленгоры, и вручить-таки своей возлюбленной праздничный букет. Но, увы, я опоздал – кафедра была закрыта. И вот у запертых дверей кафедры мне и пришла в голову жуткая мысль – броситься по колеса трамвая. Почему? Зачем? А Бог его ведает! Я хотел, видимо, таким смертельным номером что-то ей доказать… Она услышит о моей гибели и восплачет горькими слезами… И поймет, какого парня она потеряла, кем пренебрегла… Эта смертоубийственная мысль все более крепла во мне, когда я с букетом цветов, совершенно убитый, с напрочь раздрызганной нервной системой, возвращался назад, к трамвайной остановке, расположенной у станции метро «Университет».

      Я стоял на остановке, готовый решительно шагнуть под громыхающие колеса приближающегося трамвая… И тут я увидел очень красивую девушку, которая сидела в кабине трамвая и мило улыбалась мне. Подчеркиваю: именно мне! И ее улыбка, и огромный сверкающий блик солнца на стекле кабины буквально ослепили меня, вывели из мрачного оцепенения. Я вошел через переднюю дверь в трамвай и с радостью вручил девушке букет тюльпанов. Поздравил ее с праздником, спросил, как зовут эту «солнечную девушку», взял номер ее телефона. Так, очертя голову, я бросился в новую любовь, очень бурную и отнюдь не платоническую. А потом была еще девушка…, и еще… Много было девушек, но вот такой любви, чистой и безгрешной, какую я испытывал на первом курсе к своей преподавательнице Т.В., в моей жизни уже не будет больше никогда. Такое ангельское чувство, увы, не повторяется.