Фёкла-свёкла. Глава 5

— А, — Волков обреченно махнул рукой и принялся копаться в телефоне: — Так… ага… нет, не то… О! Вот он, наш Вадик.

— А откуда у тебя телефон Сисястого?

— Да мы с ним в самолете вместе летели в прошлом году. Я к матери в гости, а он на фестиваль какой-то… Не помню уже. Пообщались… Я тебе не рассказывал разве?

— Нет, — Владимир Петрович глянул в окно. — Слушай, а не поздно звонить-то? Ночь на дворе. Спит, может…

— Не волнуйся, — хохотнул Константин Николаевич. — Он же — богема. Это нормальные люди по ночам спят. А у богемы самая жара к полуночи начинается.

— А что ты ему скажешь? Ну в смысле…

— Заткнись! — шикнул Константин на приятеля, когда в трубке раздался чуть гнусавый голос Вадима Сисячко. — Алло, Вадим Андреич? Привет, дорогой! Не узнал? Это Волков… Ага, одноклассник… Точно! Костя Волков. Слушай, такое дело… — Константин Николаевич пьяно хихикнул в трубку. — В общем мы тут с Барановым… Ну, помнишь Вовчика Баранова? Ага… да…

Константин Николаевич слушал, кивая в такт, и выразительно посматривал на Владимира Петровича, давая тому понять, что у Вадика Сисячко на редкость отличная память.

— Короче, я ему про тебя рассказал — что мол, поэтом известным стал наш Вадик, песни знаменитостям пишет. А он, дурак, не верит! Ну ты ж знаешь Баранова! Ага… — Константин Петрович засмеялся в трубку, и перешел к реализации своего хитроумного плана. — Мы тут даже поспорили, прикинь! На двадцать бутылок пятизвездочного… Ну, что ты можешь хит написать запросто! Или я погорячился? Можешь, серьезно?

Трубка разразилась возмущенным кудахтаньем.

— Слыхал, Баранов? На трубку, Вадим Андреич тебе сам скажет! — слегка отстранив телефон, громко сказал Волков. Затем снова продолжил разговор с жертвой: — Не верит, баран упертый! Доказательства ему, вишь, нужны! Слушай, может ты и вправду что-нибудь такое напишешь? Выручай, брат! Ну не можем же мы Баранову проспорить, в самом деле! Если что — десять бутылок — твои! Слово моряка!

По выражению лица бравого капитана Владимир Петрович понял, что Вадька заглотил наживку. Но куда клонит Волков, он все еще не понимал.

— Лады, Вадик! Баранов спрашивает, как мы узнаем, что песня под спор заточена? Ну что ты! Я-то не сомневаюсь! Но вот Баран… Слушай, друг, а давай тему определим. Чтоб все по честному. Какую? Ну…

Константин Николаевич сделал вид, что задумался, бормоча что-то в телефон.

— Во! Давай про девушку! И чтоб с именем. «Тома, Тома, выходи из дома!» — пропел он, наглядно поясняя, что требуется от автора. — Какое имя? Сейчас… Так… Тома отпадает… Саша… «Александра, Александра… ля-ля-ля-ля, ля-…» — нет… То есть — есть… Таня… «Ах Таня, Таня Танечка, с ней случай был…» Отпадает. «Розовые розы Светке Соколовой…» Не ты, случайно, написал для Соколовой из параллельного? Нет? Жаль. «Девочка Прасковья из Подмосковья…» Нет… «Фаина, Фаина…» м-м-м… «… губы шепчут — Анастасия…» Тьфу ты! Такое ощущение, что баб свободных не осталось. Сейчас у Баранова спрошу… Мы с тобой тут голову ломаем, а он ржет сидит, козел!

Константин Николаевич перевел дух, продемонстрировал Владимиру Петровичу сомкнутые в кольца пальцы и вернулся к разговору.

— Баран хочет про Фёклу, Вадик! — простонал он с отчаянием в голове. — И где только имечко такое выкопал?! Даже не знаю… Сможешь, Серьезно? Вадик — ты гений!!! Да, как договорились! После рейса… в сентябре, ага. Созвонимся. Спасибо, друг! Пока!

Волков отложил, наконец, телефон и с видимым облегчением откинулся на спинку кресла.

— Готовь коньяк, Баранов!

— Ты серьезно?

Константин Николаевич кивнул:

— Десять звездных сестричек в шикарных домиках с позолотой — для нашего лучшего друга Вадима Нетленного.