Хочу и буду. Глава 10

Народ занялся своими делами: кто-то продолжил поглядывать на доску и тыкать пальцами в тачскрин, кто-то и впрямь решил отдохнуть от трудов праведных и тоже принялся пялиться в телефон, но уж с другой целью. Иногда я ощущала на себе внимательные взгляды, слышался шепоток, но в общем народ угомонился, и вскоре в классе повисла сонная тишина. А мне пришлось вкалывать.

Глеб вдруг свернул окошечко переводчика с делом рук моих — сонетом. Успел ли он прочитать просьбу не говорить со мной по-английски?

— А наизусть?

— Then hate me when…

— А вот это: «Or to take arms against a sea of troubles…»?

Я смутилась. Вроде это монолог «Гамлета». Читать-то я читала, но как-то не возникло желания его выучить. Это ж вам не хрустальный до боли перевод Пастернака, запомнившийся влёт, сам по себе. Я бы и девяностый сонет не выучила, если бы не моя давняя страсть — Гела Месхи, сыгравший Гамлета в моем любимом фильме «Гамлет. XXI век».

Сонет этот и не ночевал в оригинальном тексте трагедии. Но режиссерским произволом Юрия Кары Гамлет именно этими стихами признавался в любви к Офелии. И столь чарующе звучал голос Гелы, что я просмотрела эту сцену раз сто, наверное. А потом нагуглила нэйтив-версию и принялась переводить. Пока разбирала каждое слово, невольно выучила наизусть.

— And by opposing end them? To die: to sleep, no more… — продолжил Глеб, развернувшись на стуле и в упор глядя на меня, словно ученый, изучающий препарат под микроскопом.

Издевается. Точно прочитал моё послание, решил, что я выпендриваюсь, и троллит свою «спасительницу». Ну что, мать, заслужила — терпи.

Я ссутулилась и опустила взгляд на руки:

— Я выучу. На следующий урок расскажу.

Ухо уколол еле слышный приказ:

— Выучи. И сядь ровно.

По спине побежали мурашки. Я выпрямилась, вновь не в силах взглянуть на того, ради которого выучила бы и всего «Гамлета» наизусть, и еще с десяток сонетов. Если бы приказал.

Куда смотреть? Куда девать глаза? Как удержать невозмутимое выражение? Не проступили ли красные пятна на скулах? Они, предатели, всегда появлялись, когда я бывала не в себе. Еще немного, и однокласснички заинтересуются: а что же это Симонова так дергается? Я ущипнула себя за бедро. Черт-те что…

Глеб тем временем залез на родной портал ФИПИ — странной, но вроде бы официальной шарашки уродов не той породы, кто придумал ЕГЭ. За пару месяцев до экзамена главная страница порадовала страждущих надписью: "Сайт находится на техническом обслуживании». Глеб хмыкнул и открыл сохраненную копию. Пропустил раздел грамматики, аудирования… Чтение! Терпеть не могу. Мало того, что оно мне хуже всего дается, так я еще и не испытываю никакого удовольствия, когда читаю тексты, предложенные в сборнике.

— Поиграем?

— В SMSки? — довольно нагло поинтересовалась я, пытаясь понять, как вообще теперь существовать на белом свете и рядом с Ним в частности.

— Обойдешься. У тебя другие игрушки. Игра называется «Не знаю». Читаешь вслух, переводишь. Если не знаешь какое-то слово, даже если понимаешь его значение, но не помнишь толком, как оно читается, говоришь «не знаю». Did you catch it?

От последней фразы я зависла. Что я «схватила»? Он не хочет, чтобы я что-то трогала? На всякий случай я прекратила теребить юбку и сложила руки на коленях, как полагается пай-девочке.

— И чего молчим? Не поняла задание? — Глеб зевнул, откинулся на спинку и заложил руки за голову.

Я вполголоса принялась читать дурацкую историю о ковбоях, их голубых джинсах и значении этих чертовых штанов в жизни фермеров. Очень поучительно. Составитель ЕГЭ в своем репертуаре.

Вчера, например, я ознакомилась с тем, как седовласые старики, приехавшие на курорт, кивали друг другу, хлебая суп. Это очень-очень важная информация. Как и знание крайне необходимого в повседневной жизни глагола «slurp» — «хлебать», «чавкать».

Не, ну в самом-то деле! Неужели нельзя было кусков из той же «Джейн Эйр» или «Шерлока Холмса» нарезать, а?

Старики и джинсы - это еще цветочки! Помнится, классе в пятом или шестом учебник английского насильно приобщил меня именно к той «культуре», которую я предпочитала избегать. И как я, тёмная и необразованная, жила без Спанч-боба, ненормальных Симпсонов? А певичка по имени Мадонна — это именно та личность, о которой, по мнению чиновников министерства просвещения, стоит сообщить каждому российскому школьнику.

Господи… пусть уж лучше будет Дороти в стране Оз. И Винни-Пух. Сойдет и «Гарри Поттер». Обожаю фанфики про то, как Северус усыновляет Гарри. О, а давайте лучше фанфики изучать, а? Только уберите от меня проститутку-Мадонну!

Я старательно выговаривала каждое слово, стараясь копировать сотни раз прослушанное произношение девушки из гугл-переводчика. Глеб зевал, класс монотонно жужжал. Мне стало неловко, я попробовала было читать тише, но тут же почувствовала недовольное шевеление рядом и вновь прибавила громкость.

 Глеб то садился и складывал руки на груди, то тер глаза и вновь откидывался на спинку, но ни разу не прервал меня, и я благополучно, хоть и медленно, добралась до конца текста. Незнакомых слов не встретилось. Так что игра «Не знаю» не состоялась. Я умолкла и опять, не зная, куда смотреть, уставилась сначала на подол сарафана, но потом скосила глаза, привлеченная занимательным явлением: Глеб зевал, выгибаясь назад, едва не опрокидываясь вместе со стулом, а его длинные, с идеальным «балетным иксом» ноги жили своей жизнью. Они всё вытягивались и вытягивались, словно резиновые, со временем грозя вырваться за пределы тесного пространства под столом и уткнуться в стену, нанизав на своем неуклонном пути все парты и стулья, словно шашлык на шампур.

Ноги странного танцора-препода-англичанина были обтянуты голубыми джинсами, и я, не в силах сдержать пружину волнения, нервно хихикнула, представив Глеба в ковбойской шляпе, с кнутом в одной руке и кольтом в другой, выполняющим своё знаменитое фондю посреди салуна.

Я стиснула губы и замолчала, но смех все равно вырвался наружу, когда глаза опять наткнулись на фразу: «Jeans are good because they don't show the dirt», а с нее вновь соскользнули на ноги, обтянутые этими самыми, довольно пыльными «don't show the dirt». Еще и с пятном от машинного масла в самом низу штанины. Пятном. Пятно — грязь.

Я начала сомневаться: правильно ли я перевела. Так. Вот эта строчка. Разбираем еще раз: «dirt» — грязь, которую, по уверениям авторов текста, джинсы «don't show» — не показывают. То есть она на джинсовой ткани незаметна. Тогда получается, что «dirt» в салунах Дикого Запада явно была другого сорта, либо штаны для ковбоев той эпохи производились не в Китае.

— Да, я сам терпеть не могу грязную обувь…

Упс… а обувь-то при чем? Ну пыльные туфли чуток. Спешил на урок, с дороги не успел привести себя в порядок, бывает…

 Стоп. Что-то такое знакомое… Это же фраза из фильма! Мамочка и папочка смотрят его на каждый Новый год вместо идиотской «Иронии судьбы…». Невозможно не узнать знаменитые на всю страну интонации. Ловко он подделал голос Баталова.

Подхватить новую игру? Раз уж не срослось с предыдущей? Любите играть, Локи? Ок.

— «Мне нет никакого дела до вашей обуви».

— «И все-таки вам это неприятно», — тут же продолжил Триггер, в единое мгновение сменивший прозвище на «Локи». Говорят, этот бог розыгрышей был еще и отменным хитрецом. А Глеб сумел-таки привести народ к повиновению и даже заставил выучить целых семь глаголов. Посмотрим, что оно будет дальше.

 — «Вы онемели, мисс? Упрямитесь? Рассердились?»

Я вздрогнула. Впервые за всю пытку ЕГЭ, джинсами и коленками подняла глаза на лицо мучителя. Мне показалось, что я общаюсь с собственным отражением в зеркале. Пароль из фильма «Москва слезам не верит» открыл дверь в королевство кривых зеркал? И Локи вновь сменил маску? Он теперь не «Гоша, он же Гога», а мистер Рочестер? И теперь уже играем в «Джейн Эйр»? А вы, мистер, неплохо вошли в роль — физиономия и поза наполнены аристократическим высокомерием, ни тени улыбки. В руке не хватает чашечки чая по рецепту миссис Фэйрфакс. И даже зевать прекратил. Надо же.

К чему эти забавы? Пытается не уснуть после долгой дороги, развлекаясь? Почему ничего не говорит о моих успехах в английском? Я плохо читала? Неправильно перевела? У меня настолько плохое произношение? Ему не нравятся выскочки? Унизила моя защита? Ох… если верно последнее, то он не простит мне этого.

Ладно, хорош ныть.

 Я заметила, как Иващенко кольнул меня взглядом, и прекратила искать в крошечных морщинках вокруг глаз «Мистера Рочестера» ответы на вопросы. Опустила голову и ответила строчками из книги:

— «Я охотно готова развлечь вас, сэр, если смогу, очень охотно…» — голос дрогнул. Все-таки не каждый день оказываешься в плену у Локи. Так сладок и мучителен этот плен. Когда-то и Джейн попалась на уловки коварного трикстера. И он тоже годился ей в отцы. Но у них после тяжелых испытаний, как и должно быть в романтической сказке, все закончилось «и жили они долго и счастливо». А вот в реале Шарлотта Бронте — автор «Джейн Эйр» умерла через год после замужества. Мой же случай и вообще безнадежен. Я — малолетка. А Глеб — педагог. И вся моя «любовь» — лишь гормоны и ненабеганность.

Кто-нибудь, разбудите меня. Обещаю отпрыгать на скакалке пять тысяч. Десять тысяч. Двад…

Звонок.

Уф.

Одноклассники зашевелились.

— А домашка? — вновь разулыбалась Лигута. — Неужели не зададите перевести какой-нибудь жуткий текст размером с пол-учебника?

И опять сладкий мёд глаз:

— Я же дал задание: прислать все глаголы в обратном порядке. Вы уже сделали, Анастасия?

 Глеб так мягко произнес «Анастасия», что я почувствовала себя обиженной. Против воли я отмечала каждую Его улыбку. И, ругая себя, никак не могла прекратить это делать. Мне пока не досталось ни одной.

— И что, это все? — Иващенко вынул наушники и принялся крутить их на пальце, не жалея тоненькие, легко перетирающиеся проводки.

— Всё. Гоу хоум, господа. Благодарю за урок.

— И даже не расскажете нам, какие мы тупые, что не можем без ошибок написать семь паршивых глаголов? — Колька явно не намерен был сдаваться без боя.

— Говори за себя, Колянчик! — Задрала нос Наська, впервые в жизни хоть в чем-то превзошедшая непобедимого отличника.

— Типа я поверил! — фыркнул Иващенко. — Он тебе просто рот заткнул, чтобы ты не выпендривалась.

— И вовсе нет! Я всё правильно написала!

— Так, — Глеб поднялся, с грохотом отставляя стул и выпрямляясь во весь немаленький рост, — Николай, если у вас есть какие-то претензии ко мне, то подходите через час, когда я закончу тестировать Симонову. А сейчас будьте добры свалить. Я не выспался, хочу жрать и опасаюсь в таком состоянии устраивать разборки при дамах. Могу и лишнего наговорить.

— Ой, Иващ, ну так-то и про тебя можно сказать, что Глеб Гордеевич к тебе подмазался, чтобы ты сидел смирно, — вставила Ленусик. — А мне вот интересно, за что тебе пятерка, а?

— Будешь много знать — будешь плохо спать!

— Иващ, не будь бяшкой, перешли мне смску, за которую тебе баллов накидали неправославно!

— И мне! И я хочу причаститься к мудрости! — Одноклассники один за другим начали подгребать к очередной намечающейся развлекухе.

— В коридор, быстро! — подвел итог Глеб, прошел к выходу и распахнул дверь: — Нау!

За что я особенно люблю подруженьку — за въедливость. Не отцепится, если что-то застряло в её рыжей голубоглазой головке. Подозреваю я, что Колька-Дэймон давненько пал жертвой нерусской красы местной Николь Кидман. Он без дальнейших пререканий вымелся из класса вместе со шлейфом любопытствующих, и прежде чем дверь захлопнулась, до меня донесся довольный голос Иващенко:

— Щас я вас буду просвещать, неучи, как пятерочки у нового препода зарабатывать!

Я бы тоже очень хотела узнать, за что поставлена «неправославная пятерка», но Глеб зашел со спины и бесцеремонно вытряхнул меня из учительского кресла:

— Брысь. Тащи телефон и егэшку.

От неожиданности я едва не слетела на пол, у меня заурчало в животе. И тут же запылали щеки. Во… позор.

— Что, тоже поесть не успела? — без насмешки спросил Глеб. — Тогда в темпе. Запишем задание и дуй домой. Хотя, конечно, с тобой надо бы посидеть конкретно — минимум пару часиков. Прогнать грамматику, аудирование и прочие егэшные премудрости.

Я, как безвольный зомби, молча выполнила приказ господина. Его голос лишал меня всякой надежды на то, что я сумею когда-нибудь не подчиниться своему повелителю.

— Что это у тебя там? Ряженка? Дай сюда. А то я сдохну с голоду, — Глеб, не дожидаясь, пока я приду в себя, подошел и вынул из моей сумки пачку.

Ему хватило пары секунд, чтобы открутить крышку и приложиться к горлышку.

Я застыла, словно ледяная скульптура в новогодней Сибири. Обалдеть… Ничего себе манеры. Мой кумир ведет себя со мной, как со старой знакомой. Нашел себе подружку. Или он воспринимает меня как ребенка в связи с тем, что дружит с моими родителями? Поди, помнит еще сопливым прыщавым пухликом. Растаять от умиления или высказать ему все, что я об этом думаю?

«Держаться от него подальше», — ехидно подсказал внутренний голос.

Ну да… Сейчас еще и всю ряженку выдует. Вон, как быстро кадык ходит… Не то чтобы мне было жалко, но почему-то очень захотелось пить. И есть. И вообще — грубиянам моя ряженка не положена!

— Красота! Пей! — Он с явным сожалением протянул мне пачку.

У меня опять включился «зомби-режим», я молча протянула руку и взяла оказавшуюся неожиданно тяжелой упаковку. Значит, он отпил совсем немного. Жадно сделала несколько глотков и вновь протянула ее Глебу.

Тот удивленно взглянул на меня, но молча взял предложенное, отпил, взболтал, попытался одним глазком заглянуть внутрь пачки и вновь вернул мне.

Ряженки хватило еще на пару обменов «трубкой мира». Происходил этот обряд почти в полной тишине и казался таким… диким, что я, решив, что хуже уже просто некуда, вытащила влажную салфетку и протянула ее Локи.

— Усы, — упало тяжелой каплей посреди парт моё единственное за весь ритуал слово.

Глеб вытер «усы» от ряженки, выкинул салфетку и пустую пачку в мусорную корзинку и сел в кресло.

— Открывай диктофон, — и принялся листать егэшку.

В давно опустевшем коридоре раздалась незабываемая дробь знакомых всем учащихся нашей школы остреньких позолоченных каблучков, чуть заглушаемая не менее знакомой тяжелой поступью каблуков куда массивнее.

Глеб поднял голову, прислушался и вновь вернулся к разделу «Грамматика», а я потянулась к сумке за малюткой-диктофончиком, и вдруг глаз зацепился за написанный на доске телефонный номер. Я схватила тряпку и только успела стереть под недоумевающим взглядом Глеба компромат, неопровержимо доказывающий «панибратские отношения» нового педагога с учащимися, как в класс торжественно вступили директор Ольга Федоровна и дама, принятая на свою должность за способность создавать видимость кипучей работы. Обе немедленно развели такой базар, куда там школьникам — стены класса чуть окончательно не изошли трещинами от громоподобного и пронзительно-кислого:

— Симонова, ты опять пристаешь к учителям? Нашла новую жертву? Марш домой! Педагоги не обязаны тратить на тебя свое свободное время. Глеб Гордеевич! Приятно познакомиться, я — Лидия Алексевна — завуч по внеклассной работе. Симонова, что встала столбом — собирайся. Глеб Гордеевич, Христом богом молю — помогите повесить стенд и передвинуть шкафы в моем кабинете, вы — такой сильный мужчина! Глеб Гордеевич, вы обдумали мою просьбу о классном руководстве в девятом «А»? Симонова!

Явно оглушенный залпом бронебойных орудий Глеб должен был свалиться бездыханным под стол, но как-то выстоял. Вместо скоропостижной смерти от инсульта он медленно и очень значительно поднялся со своего места и словно вознесся над присутствующими. Улыбнулся отточенной голливудской улыбкой, в которой мне почему-то почудился отголосок знаменитого высказывания нашего министра иностранных дел и развел руки, словно собираясь обнять собеседниц:

— Здравствуйте, Ольга Федоровна, очень рад знакомству, дорогая Лидия Алексеевна. Это я попросил Симонову задержаться. И боюсь, что не смогу помочь вам в решении ваших проблем, пока не задам ей домашнее задание для подготовки к экзамену. А для этого я должен хоть примерно представлять уровень ученицы. К сожалению, я не успел ознакомиться с ним на уроке.

Весь вид Глеба выражал искреннее огорчение. Настолько искреннее, что мне вновь почудилось, будто где-то в далекой Москве икнул господин Лавров.

— Что, всё так плохо? — обеспокоилась Ольга Фёдоровна, поправляя идеально лежащий воротничок тщательно приталенного ярко-желтого жакета — в цвет Пежо, ожидавшего хозяйку под окнами школы. — Симонова, при всех ее недостатках, неплохо сдала ОГЭ по иностранному.

Глеб удрученно опустил руки, его поникшие плечи и грустное лицо с потухшим взором свидетельствовали о постигшем его разочаровании: он ведь так стремился таскать тяжеленные шкафы и взвалить на себя классное руководство обормотами-девятиклашками за пару месяцев до экзаменов… Но злая судьба в лице Симоновой…

— Боюсь, что пока не могу сказать ничего определенного. После ОГЭ прошел почти год. Мне нужно время разобраться. Это займет пару часов, не больше.

— Пару часов? — пискнула завуч.

— Как пару часов? — нахмурилась Ольга Федоровна. — Глеб Гордеевич, мы не имеем права задерживать учащихся после уроков без согласия их родителей. Тем более, так надолго.

Глеб тяжело вздохнул:

— Да, я понимаю, наши возможности ограничены. Я рассчитывал поговорить с ученицей, возможно, мне удалось бы объяснить ей, что уровни ОГЭ и ЕГЭ несопоставимы по сложности и требуется куда более серьезная подготовка. Я хотел бы уберечь юную душу от горечи разочарования, когда она получит на экзаменах куда более низкую оценку, чем, вероятно, ожидает, окрыленная первыми успехами. Возможно, Ольга предпочтет выбрать менее сложный предмет.

Дамы переглянулись: мой предполагаемый «цвайбан» на ЕГЭ в первую очередь ударил бы по и без того невеликому статусу школы.

К этому моменту я уже могла побиться об заклад, что Глеб — тролль 80-го левела. Для чего ему этот спектакль? Так не хочется вешать стенд? Или я и впрямь сильно накосячила с произношением и переводом?

— Ну… хорошо, — сдалась Ольга Фёдоровна. — Поговорим завтра. Но вы обещали подумать над моим предложением, — директриса привычно сделала несколько быстрых шагов к окну, но остановилась, видимо, вспомнив, что из этого крыла её гламурный Peugeot 107 не виден. Ага, я гуглила марку машинки специально — интересно же, какая у меня будет зарплата, если я когда-нибудь научусь придерживать острый язычок, засовывать своё мнение куда подальше и дорасту до директора школы.

— До завтра, Глеб Гордеевич, — разочарованно пропищала Лидия Алексеевна.

Противные тётки уже совсем собрались было покинуть класс, как вдруг директриса пристально посмотрела на ноги Глеба, а потом как-то по-особому, как это умеют делать только начальницы, сложила руки перед животом и зашевелила наманикюренными пальчиками, повела плечами и задрала подбородок:

— Вы педагог молодой, — она покосилась на меня, поджала губы, словно на мгновение задумалась, стоит ли продолжать, но все же не смогла промолчать: — Поэтому я осмелюсь напомнить вам о том, что в нашей школе существуют определенные правила в выборе одежды для проведения уроков…

— Мужчинам запрещается носить юбку? И хиджаб? — вдруг ни с того ни с сего вызверился Глеб, еще секунду назад бывший образцом американского радушия. Но тут же вновь заблистал голливудским оскалом.

— Чувство юмора — это замечательно, — пальчики Ольги Фёдоровны недовольно забарабанили по тыльной стороне левой ладони. — Но вы же понимаете, современное поколение охотно воспринимает любую небрежность со стороны учителя как пример для подражания. Это может привести к нежелательным последствиям. От снижения требований к себе — один шаг к панибратству и зарабатыванию дешевого авторитета!

Ну всё… Пежиха или Жёлтая — как директрису прозвали в школе — села на своего любимого конька. Сейчас нас ожидает лекция минимум на полчаса. Нашла, кому читать. И за что. Если не считать Глеба, в школе стараниями министерства образования и лично Ольги Фёдоровны остался единственный мужик — старенький учитель трудов, не вылезающий из рабочего халата и берета. Неплохого дядьку — преподавателя ОБЖ местные гадюки выжили в прошлом году. Похоже, директриса сразу же взяла курс на избавление своих владений от очередной потенциальной угрозы нравственности вверенных ей юных душ. Джинсы куда страшнее, чем тотальное отсутствие специалиста.

Я покусала нижнюю губу, посмотрела на тень, наползшую на лицо Глеба, и ринулась в атаку:

— Уверена, Глебу Гордеевичу очень пойдут туфли с золотыми каблуками и очаровательный желтый пиджак. А так же эротично свисающий на его, уверена, мускулистую грудь золотой кулончик с бриллиантами. Впрочем, кулончик можно заменить на крестик — это же так модно - проливать свет православия на юные души!

— Симонова! — ахнули обе крысы. — Как ты смеешь!

— Да что такого-то? Я искренне восхищаюсь вашей манерой одеваться, Ольга Фёдоровна!

И тут Глеб сказал то, что я, в общем-то, и ожидала от него услышать:

— Симонова, будь добра, позволь мне самому решать, что делать. Милые дамы, — тут же обратился он к покрасневшим и как-то резко ставшим растрепанными тёткам, — я учту ваши замечания и обдумаю ваши предложения. А сейчас позвольте мне завершить затянувшееся занятие и отправить ученицу домой. — Он направился к выходу и уже знакомым решительным жестом распахнул дверь. — Прошу вас.