Кап-кап!

Это был один из тех дней в начале лета, когда листва ещё зелёная и непыльная. Когда солнце светит ласково и нежно, как-будто гладит по голове. В такие дни город становится каким-то приятным и уютным, и горожане нежатся в тени душистых лип. И женщины в такой день становятся особенно хороши. И мужчины улыбаются им и женщины улыбаются им в ответ. И всем хорошо-хорошо!

...А в шести километрах от города и горожан в безоблачном небе пел жаворонок. И его было совсем не видно, только его чистый голос звенел, как ручеек. А под жаворонком было ромашковое поле. И в самой середине его лежал самолёт. Он лежал на кабине, голубым брюхом кверху. Его шасси торчали вверх, чёрные и неуместные на фоне неба. И сам он был совершенно неуместен здесь, среди ромашек, стрекотания кузнечиков и пения жаворонка. А перед самолетом, среди комьев вывернутого дерна блестели осколки фонаря. А дальше, метрах в пяти, лежал вырваный из гнезда аккумулятор. А за ним, накрыв собой ромашки, раскинулся оранжевый купол парашюта. А ещё дальше лицом вверх лежал лётчик. И ромашки вокруг него были запачканы красным. И через поле, не жалея подвески, летел к нему ГАЗ-66. И на его кунге был нарисован белый круг с красным крестом.

...Открылась дверь, заглянул знакомый лётчик: Умер! Не довезли! По дороге!
Сказал и ушёл. Я и ответить ничего не успел. Просто смотрел на закрытую дверь. И было тихо, лишь шелест страниц за спиной. Я повернулся. Дисциплинированные девочки продолжали работать. Никто из них не поднял головы и не отложил ручку. Они продолжали писать. Только мокрые пятна стали появляться на исписаных страницах.
Кап! Кап!...
Девочки не издали ни звука, никто даже носом не шмыгнул.
Только:
 - Кап! Кап!
В полной тишине:
-Кап! Кап!