серая

001 На поверхность.

Всё началось с того, что в одно утро я проехал свою станцию метро.  Вероятно я о чём-то задумался, а может подсознательно сам к этому стремился. Очнулся я уже на конечной, с укоренившейся вдруг уверенностью, что на работу я сегодня не пойду. Вот возьму - и не пойду!

А дальше решил, поражаясь самому себе, что не только сегодня, а вообще не вернусь на эту чёртову работу. Где надо постоянно выкладываться на полную, соблюдать графики, создавать отчёты, гробить нервные клетки, досадовать на плохую организацию, и, что самое страшное - отдавать нелюбимому занятию огромную часть своей жизни. Время, которое можно было бы потратить на себя, на то что действительно того стоит.

Вот только деньги.. Работа давала деньги.. Они же купили нас за эти эквиваленты мнимой свободы. За эту иллюзию, что на эти бумажки, ты можешь выменять себе всё что угодно. Модную одежду, в  которой, как ты думаешь будешь красивее и привлекательнее. Вкусную и полезную еду, съев которую ты надеешься получить наслаждение и сделать свой организм здоровее. Еду, на самом деле набитую до отказа нитратами и консервантами.  Отпуск у моря, где ты хочешь ощутить себя счастливым, хоть на немного, хоть на чуть-чуть, прикоснувшись к жизни иной, беззаботной, солнечной, радужной. Но всё это враньё. Деньги давали лишь иллюзию свободы, сжирая бесценное время ускользающей человеческой жизни.

Я задумался, а сколько вообще человеку надо для проживания? И удивившись пришёл к выводу, что не так уж и много. Особенно если переехать жить куда-нибудь загород.

В каком-то предожидании эйфории я вышел на перрон и сел на лавку, глядя на снующих людей, опаздывающих по своим делам. Я переживал самый волнующий момент своей жизни. Всё, что было важным для меня до этого момента - оказалось ерундой. А всё что было недостойным внимания - стало значительным и важным.

Обладая от природы богатым воображением, я начал представлять как буду объяснять начальнику отдела своё решение, отказаться от поступившего недавно предложения возглавить научно-исследовательскую группу по очень актуальной в последнее время теме, а вместо этого уволитья и уехать в глушь выращивать картофель и слушать стрёкот кузнечиков. Я представил выражение его лица, после того как я сообщу ему такое и невольно засмеялся. Молодая мамаша с ребёнком, ожидающая состава на той же лавке что и я, с тревогой посмотрела на меня, взял сынишку за руку и потащила его подальше.

Подошёл милиционер проверить мои документы. Наверное я и в самом деле со стороны выглядел в этот миг странновато. Убедившись, что я вполне благонадёжен, он извинился и пошёл дальше. А я встал, расправил плечи, так что даже суставы захрустели. И направился к эскалатору. Что бы наконец-то, за долгое время, выбраться на поверхность.






002 Самый безумный поступок.

На работу, даже затем, что бы написать заявление об увольнении, я не пошёл. Не хотел врать насчёт истинных причин своего ухода, а сказав правду - мне бы никто не поверил. Месяц назад, я бы тоже лишь посмеялся над такими доводами. На телефоны не отвечал.

Продажа квартиры заняла где-то с недели полторы. Обратившись в крупную компанию, занимающуюся недвижимостью, я за определённый процент был избавлен от всей бумажной волокиты, сопровождающей  процесс. И поэтому поставив лишь свои подписи на ряде бумаг, получил в итоге на банковскую карту перевод с довольно внушительной суммой. Я даже и не предполагал, что моя квартира столько могла стоить.

С небольшой сумкой на плече, я приехал в Боровск. Город, где я ещё в школьные годы был на экскурсии. И в который тогда же влюбился. Бродя по его улицам на одном кирпичном доме, полностью выгоревшим изнутри и с обвалившейся крышей я увидел объявление о его продаже, вместе с участком. Пройдя за дом, я увидел за огородом овраг. День заканчивался и солнце садилось за противоположный край оврага. Я понял, что это мне абсолютно подходит и вернувшись к дому убедился в прочности кирпичной кладки и сорвал объявление.

Пока не утряслись формальности я разгрёб самый дальний угол от мусора, сходил в город купил раскладушку и плёнку из полиэтилена. Плёнкой я завесил прохудившиеся окна, что бы на меня не пялились зеваки а также соорудил что-то вроде палатки и первое время ночевал подобным образом. Соседские кошки приходили ко мне сквозь пустые окна и бродили по дому.

Уже после завершения сделки купли-продажи, я обратился в местную строительную кампанию и они в течении чуть более двух месяцев, вывезли весь мусор, соорудили крышу, вставили окна, изнутри привели стены в порядок. В общем сделали крепкий такой на вид купеческий дом. Купил по минимуму мебели. Посуды, ну и всё что там необходимо для жизни. Телевизор решил не покупать. По крайней мере пока.

Моим соседом оказался сильно пьющий бывший работник местного клуба, а ныне овдовевший пенсионер Пётр Григорич. Если он пребывал в весёлом расположении духа, значит в этот день ему удалось где-то перехватить стаканчик-другой. Если же он был хмур, значит везде шли отказы и день был прожит зря. Раза два он заходил ко мне в гости, восхищался ремонтом, восклицая “Ишь, как умеют нонче делать то” и многозначительно заглядывал мне в лицо, недвусмысленно передвигаясь в сторону кухни. Я грустно говорил, что к сожалению у меня сейчас нечего выпить. Тогда он терял всяческий интерес к ремонту и убегал “по делам”.

Я же, пребывая в полнейшей праздности и ничем не занимаясь, наслаждался жизнью. Перенеся раскладушку в огород я любил лежать на ней и глядя в небо, слушал звуки мира вокруг. Кричали по утрам петухи, слышались переливы разговоров людей, тявкали собаки, гудели машины, щебетали птицы. Каждый вечер я смотрел на заходящее солнце, упиваясь меняющимися красками неба, а ночью слушал перебрёхивание собак и считал звёзды.

Таким образом я перечеркнул всю свою предыдущую жизнь и оборвав все нити связывающие меня с ней, устроился на новом месте. Это был, пожалуй, самый безумный поступок за всю мою жизнь. Ну разве, что ещё с ним соревновалась моя женитьба в восемнадцать лет по любви и развод по ненависти в двадцать два.





003 Модный загар.
 
После восстановления дома у меня ещё оставалась достаточно большая сумма денег на счёте. По моим прикидкам, не особо шикуя я мог продержаться на этих средствах лет 15-20. Поэтому я не особо задумывался о будущем и жил сегодняшним днём.

Утром я вставал и спускался вниз оврага. Склон у него был чрезвычайно сложен. Пару раз я на этом спуске хорошенько навернулся. Потом я узнал, что в лучшие годы на этом спуске ломали ноги до четырёх-пяти приехавшие на эскурсию туристов. А местные ничего - приспособились. С годами вырабатывалась специфичная походка на спуске.

Внизу оврага набирал воды в роднике и некоторое время сидел на лавочке, разглядывая местную публику, пришедшую как и я за водой. Пытался угадать, что это за люди, чем они живут, чем дышат.

Занеся воду домой, я брал сумку и отправлялся на рынок. Бродя по рядам приценивался и покупал продукты на день-два. Потолкавшись среди торговый рядов и перекинувшись парой слов с торговцами я возвращался домой и готовил всяческие блюда. Сказать по-праве я очень неплохо готовил. Порою мне было даже обидно, что не перед кем похвастаться этим своим талантом.

Совершив поздний завтрак я гулял по окрестностям, рассматривал местные достопримечательности, коих хоть было и не великое множество, но всё же хватало.

После плотного обеда я впадал в полнейшее благодушие и любил подремать на терраске. А однажды, заснув в огороде на раскладушке получил Весьма модный загар. Вся рожа и грудь обгорели под жарким июльским солнцем.Стали красными и грозили на следующий день всяческими неприятностями а спина была белая как молоко. Григорич увидев меня во дворе, зашёлся в истерике. Я молча скрылся в доме страдать. Чере полчаса он пришёл с небольшой крынкой в которой бултыхалась простокваша и велел мне натереться ею.

Вот у меня всё выпытывают, что у меня за новый сосед образовался. А мне нечего и ответить, - пробормотал он, когда я закончил свою процедуру и сел весь липкий за стол, приглашая присоединиться его.

Он сел, вынул из кармана бутылку водки и вопросительно посмотрел на меня. Я махнул рукой и поставил рюмки. Выпив он рассказывал о своей жизни, после - я о своей.

Ну и весёлый же ты человек, - в конце моего монолога произнёс Пётр Григорич.
Я хмуро посмотрел на него.
- Да уж, обхохочешься.





004 Фотоаппарат.

Общение с соседом хоть и не давало мне совершенно заскучать, но и полного удовлетворения жизнью не приносило. Например каждый раз, крепко выпив он начинал нудеть что бы я непременно засадил огород хотя бы картошкой. А ещё лучше вдобавок огурцами и луком. Судя по выбранным культурам он готовил себе загодя закуску моими руками.
Следующим летом - непременно, - вяло соглашался я. - Не сейчас же. Поздно. Ничего не успеет вырасти.
Ну хоть крыжовник сходи принеси, у старого хозяина славный сорт посажен был.
Сейчас, - отвечал я и плёлся на огород.
Крыжовник и в самом деле был отменный, крупный, тугой, коричнево-красный. Сладость сердцевины ягоды сменялась лёгкой кислинкой кожуры.
Держи Пётр Григорич свои гроссуляры, - входя с шуткой говорил я, ставя перед ним миску с созревшими ягодами.
Чё? - тревожился он, заслышав незнакомое слово.
Ничё, ешьте.
Пожевав одну ягоду он восклицал: “Хоро-ош” и отодвигал миску. Позднее мне приходилось давиться крыжовником, так как в противном случае он бы испортился и пошёл на выброс. А по отношению к подобным ягодам это было бы преступление. Мне было бы проще оставить их высыхать на ветках, чем дать им сгнить в миске.

Хотя сказать по правде - мне иногда и бывало скучно и невыносимо тоскливо отчего-то.. Но возвращаться к своей прошлой жизни я был абсолютно не намерен. Опять попадать в кабалу ежедневных ритмов рабочего дня было выше моих сил. Но найти себе какое-то занятие было необходимо. Ибо так можно было и свихнуться от безделья или спиться. Пример постоянно был перед моими глазами.

Как-то неожиданно вспомнил и раскопал на дне сумки, с которой приехал в Боровск, свою любимую Лейку, купленную самому себе на тридцатилетний юбилей. И отправился с нею по улочкам. Ловить неповторяющиеся мгновения жизни, да запечетлевать старые облупившиеся дома и домики, коих было великое множество в Боровске.

По началу я пропустил много интересный снимков из-за своей деликатности. Не мог я в открытую подойти к человеку и направить на него объектив камеры. Правда со временем, вспоминая о всех упущенных кадрах, я начал подавлять в себе врождённую тактичность. И старался, насколько это возможно, делать снимки людей незаметно. Не смущать их своим вниманием.

Особенно удачные снимки я печатал в местной фотолаборатории размером со стандартный лист для принтеров и вывешивал на стене, чем несказанно радовал Петра Григорича. Он разглядывал снимки и всё время бормотал:
Талант, несомненный талант.
Мне казалось, что я слышал эту фразу в каком-то детском мультипликационном или художественном фильме, но никак не мог вспомнить в каком именно.

А однажды, уже в середине осени, мой сосед, глядя на снимки сказал:
Кстати, тут местной газете как раз нужен фотокореспондент. Не интересует?
Ну отчего же, очень даже интересует. - ответил я. - Надо сходить, посмотреть что за люди. Вы выписываете эту газету?
А как же, мы все выписываем её, дешёвая и с программой.
Захватите в следующий раз несколько выпусков. - попросил я. - Так для ознакомления.

Газета оказалась довольно убогой и неинтересной. Например в разделе “Криминальные хроники” значилось: “В четверг неустановленные лица из строящегося дома по улице Ленина совершили демонтаж и тайное хищение пластиковых окон в количестве шести штук. Сумма ущерба устанавливается. В пятницу боровчанка из магазина “Подкова” похитила конфеты “Рафаэлла”, пачку чипсов, мороженое, мармелад, “покупка” составила 153 рубля 10 копеек” В разделе частных объявлений на последней полосе я нашёл следующее: “Продаётся картофель сорт “Романа” крупный - 13 руб., нестандартный - 7 руб.”

 Складывалось впечатление, что изменения, происходящие в стране за последние десятилетия её не коснулись. Это лишь подстегнуло моё желание в ней работать.




005 Газета

В газете мне предложили зарплату в семь раз меньшую, чем я получал на предыдущей работе и раз в двенадцать меньшую, чем мог бы получать, согласившись стать руководителем исследовательской группы.

Я особо не раздумывая согласился, и мы обговорили с главным редактором условия Были они следующими: Как только в редакции появлялась информация о каком-то событии, секретарша звонила на служебные мобильные телефоны репортёру и фотографу, сообщая место и ставя задачу.

Так, например, моё первое задание было запечатлеть то, как на центральной площади Боровска туристический автобус провалился в яму под асфальтом, образовавшуюся из-за размытия грунта.

К тому моменту как я добрался к месту происшествия, автобус уже успели вытянуть трактором. Так что моему взору предстала лишь прореха в дорожном полотне размером метр на половину и где-то столько же в глубину.

Дело принимало пикантный оборот. И если репортёру было гораздо проще вписать в текст автобус, даже если он его не застал, то мне предстояло как-то выкручиваться.

Пришлось попросить водителя грузовика, стоявшего неподалёку, за определённую сумму, заехать задним колесом в яму. После того как я сделал десяток снимков с разных ракурсов, мой бюджет уменьшился ещё на двести рублей, которые пошли трактористу, что бы он вытащил и грузовик. Благо опыт уже имелся и всё быстро закончилось.

Договориться с коллегой, писавшим статью, заменить автобус на грузовик не составляло труда. А редактор похвалил нас двоих за находчивость, но без укола не обошлось. “В следующий раз, постарайтесь не опаздывать”, - назидательно произнёс он.

Но на самом деле таких забавных случаев было мало. В основном от нас требовали освещение каких-либо выступлений всяческих творческих коллективов в местном клубе, интервью у хоть чем-то прославившихся юбиляров, да поездки по немногочисленным областным предприятиям.

Всё оказалось несколько скучнее, чем я предполагал в самом начале. И лишь Пётр Григорич, встречая меня у колитки отныне здоровался “Творческой интеллигенции здрасти!”. Сложно было понять - это он так шутил или говорил всерьёз.

Отгремела уборочная компания, я много разъезжал по полям, загорел, перестал быть похож на бледного приезжего. Мне всё чаще и чаще начали доверять самому писать небольшие статейки. Я как мог старался не выделяться из общего стиля газеты.

Вот, к примеру, небольшая статья о сборе пшеницы.
“Мне пришлось долго бежать за комбайном, пытаясь привлечь к себе внимание комбаньёра Сомухина. Так увлечён был сбором урожая труженик.
Выйдя из кабины и вытирая со лба пот смешанный с мазутом, он улыбался белыми здоровыми зубами, резко контрастирующими на загорелом лице.
На мой вопрос, успеем ли убрать хлеба до заморозков, он с твёрдой уверенностью ответил: “Успеем”. И снова забравшись в душную кабину продолжил битву за урожай.
А я ещё долго, долго смотрел ему вслед и сомнения мои таяли. С такими парнями точно успеем”.





006 Белое поле, зелёное поле

Зимой жизнь в деревнях замирает. Люди прячутся по домам и с большой неохотой вылазят из своих норок. А выбежав из натопленных комнат, спешат вернуться обратно. Чертя на снегу пунктиры следов.

Я даже и не представлял, что мне буде так тоскливо. Бескрайнее белое поле снаружи, холод и вьюги. А внутри одиночество. Порою хотелось выть в форточку. Навалилась хандра, прижала к полу, и так что не встать.

Пётр Григорьевич приходил довольно редко. Как медведь, зимою он впадал в спячку, отсыпаясь за целый год. А когда приходил, мы пили и вели разговоры. Иногда молчали. Вдвоём о своём скучали.

Что бы хоть как-то развеять тоску, я приобрёл у местного антиквара патефон с пластинками сороковых-пятидесятых годов и рвал тишину на части голосами и мелодиями из прошлого.

Вдобавок ко всему у меня всячески начал пропадать интерес к работе в газете. Если надо было сделать снимок какого-нибудь творческого коллектива, я проверял нет ли его у меня в архиве. И если данный коллектив я ранее фотографировал, то я никуда не ходил, а позже относил в редакцию старый снимок. Поначалу это срабатывало, но потом редактор пытался обвинить меня в не профессионализме. Что не лучшим образом сказалось на его внешнем виде.

После срыва на редакторе, по случаю, посетил с экскурсией местное отделение милиции. Оно мне настолько понравилось, что я решил остаться в нём ещё на пятнадцать суток.

Таким образом и с этой работой у меня как-то не сложились отношения. Вернулся к своему патефону и посиделкам с Петром Григорьечем. Иногда вечерами мне даже было неохота включать свет, полное волевое бессилие. Я просто лежал на диване и смотрел в окно, или в потолок, или в пол. И о чём-то думал. Или думал, что о чём-то думаю. А на улице падали снежинки. И я им был абсолютно безразличен.

А потом день начал становиться длинее, отъедая время у ночи. Снег таял под потеплевшим солнцем. С крыши капала вода, превращаясь по ночам в сосульки. Весна была неотвратима.

Я стал чаще выбираться из дома и бродить по улочкам, сбрасывая оцепенение зимы. Пытаясь снова научиться улыбаться. Встречал рассветы, провожал закаты. Искал смысл жизни и не находя его, просто проживал день за днём.







007 Оплата счетов.

Наличные на жизнь я всегда снимал в банкомате, что располагался в местном филиале сбербанка. Недавно для оплаты электричества там поставили автомат самообслуживания. А поскольку основными клиентами были пенсионеры, к автомату приставили молодую девчушку лет двадцати, что бы она помогала бабушкам и дедушкам, а впрочем и всем прочим по-первой, оплачивать счета.

И вот как только я заходил в зал, у этой девушки сразу же вспыхивали щёки и она не знала куда деть глаза. Тайком я наблюдал за ней, и когда наши взгляды встречались, она в смущении начинала смотреть в пол. Дома подойдя к зеркалу я задавался вопросом: “Неужели в меня кто-то ещё способен влюбиться?”.

В один из таких визитов я тоже решил оплатить за свет, делал я это довольно редко, поскольку всегда “за одно” со своими оплатами ходил Пётр Григорич, беря за труды сумму равную стоимости бутылки водки. Которую потом же мы вместе и выпивали. Заняв очередь за каким-то дедком я с интересом наблюдал за девушкой.С клиентами она вела себя образцово. То есть спокойно, без раздражения, но и без излишней искусственной вежливости. Это большая редкость и несомненный дар в сфере обслуживания.

Когда подошла моя очередь, я попросил её помочь мне, поскольку первый раз оплачивал счёт через подобный автомат. Она подробно рассказала, что надо ввести реквизиты, количество затраченных киловатт и в конце скормить аппарату несколько купюр, на сумму высвеченную на мониторе. С первого раза мне не удалось засунуть в щель банкноту и она решила мне помочь. Из-за неловкости наши руки соприкоснулись и в следующий миг я не мог понять что произошло..

В меня словно молния попала. Я весь загорелся. Тело покрылось потом. А мне захотелось прижать к себе эту девушку и не отпускать её. Удивлённый я стоял, и не понимал что со мною происходит. С ней тоже творилась что-то неладное. Она покраснела сильнее чем обычно и у неё мелкой дрожью затряслись руки. Через какое-то время ко мне вернулась способность различать звуки и я услышал сззади недовольное сопение и покашливание очереди. Как можно скорее я позасовывал деньги в автомат и выбежал ошарашенный на улицу.

А потом три дня не мог думать ни о чём другом, кроме неё. Даже пить перестал, чем несказанно удивил Петра Григорича. Сильнее шок у него был лишь от развала Советского Союза. Но я ничего не мог поделать. И предавался страданиям как какой-нибудь литературный персонаж неудачного романа.

Наконец измучив себя в конец, я не выдержал и в один из дней, дождавшись окончания смены, подошёл и прямым текстом спросил позволительно ли мне будет проводить барышню до дома. Получив согласие, я поплёлся рядом, сумбурно соображая о чём дальше вести разговор.

Как нельзя кстати пришлись забавные рассказы о моей работе в газете. Олька, а именно так звали девушку, вежливо посмеивалась. А через два месяца переехала жить ко мне.

В конце весны она призналась, что у нас будет ребёнок. А в начале лета мы  устроили скромную свадьбу, где с моей стороны гостем был лишь Пётр Григорич.







008 Новое лето

Я уговорил Ольку уволиться. Работать беременной в этой летней духоте, было явно не на пользу. И поскольку я не был полным идиотом, мне стало ясно, что моих сбережений на карточке долго не хватит на нас с ней, да ещё тем более с ребёнком.

Поэтому я погрузился в глубокие размышления. Было несколько дел, которыми бы я хотел заниматься: фотография, писательство, гончарное ремесло. Более-менее нормальные деньги могло принести лишь последнее занятие. Да и то, это было большущим вопросом.

Сидя на лавочке в огороде около Ольки, я рассуждал вслух: “Надо найти хоть одно какое-нибудь дело, которым нам будет интересно заниматься, досконально изучить его и делать, если не лучше всех, то хотя бы очень хорошо”. Взгляд мой упёрся в кусты крыжовника. Через минуту я улыбался. В моей голове пазл начинал складываться в цельную картинку.

В городе у меня оставалось несколько знакомых, с которыми мы вместе учились в институте, один был модным ресторатором, другой держал магазин эко-продуктов. Лишь только я одни был как худое ведро. Ни на что не годное.

Созвонившись с ними я провёл предварительную беседу и узнал об их заинтересованности получать экологически чистые джемы. Заручившись гарантиями о выкупки первой партии, мы договорились, что поставки с нашей стороны начнуться не раньше следующего лета. В этом году нам было нужно найти и перепробовать всяческие рецептуры. Выбрать культуры, из которых впоследствии мы будем изготавливать джемы. Купить дополнительные огороды,высадить отобранные культуры, или договориться о скупке зрелых ягод. В общем скучать не пришлось.


Уже через два года у нас была целая линейка продуктов. Из клубники, ежевики, слив, малины, вишни, яблок, груш, жимолости, ну и конечно же из крыжовника. Все наши джемы пользовались в городе большим спросом. И закупщики периодически высказывали желание о больших закупках. Мы же не хотели расширять производство, поскольку еле успевали справляться с существующими объёмами. А нанимать рабочих и постоянно контролировать качество продукции, мириться с его снижение - мы не хотели. Экологичность и качество было залогом нашего будущего и нашим фетишем. Я неизменно отвечал, что быть может лет через десять, когда подрастёт наша помощница, дочурка Алёнка, мы сможем немного увеличить поставки.




--------------------------
олег а.
2010
#11 серая книга (худое ведро)