коричневая

001 “Жизнь прекрасна”!

После того, как она меня бросила, я окончательно сорвался. Я пил и пил. Я так опустился, что соседи по подъезду принимали меня за электрика. С работы меня конечно же уволили. Когда я подписывал заявление “по собственному желанию”, начальник спросил меня:
- Знаешь, что самое плохое?
- Фашизм? - спросил я, отрываясь от документа.
Он мрачно на меня посмотрел.
- Самое плохое, - говорит. - То что ты действительно был хорошим работником.
Он прямо так и сказал "был". У меня же не было сил даже на огорчения.
- Что это у тебя сорочка такая помятая?
- Это нормально - отвечаю, - Она просто не глаженная.
Тут он почему-то обиделся и отвернулся. Наверно начальники считают, что если ты не нашёл в себе сил и времени даже погладить рубашку, то об остальном можно и не говорить... Я понял, что разговор окончен и тихо вышел из кабинета.
Пока были деньги и что продать, я покупал достаточно дорогие вина и коньяк, потом перебрался на водку и пиво, завершился же мой распад тем, что я стал покупать медицинский спирт в аптеке. Это был концентрированный алкоголь, алкоголь, так сказать, в чистом виде.
Примерно в пиво-водочный период, у меня появилась одна подруга. При попытке подступиться к ней, я спросил какими методами контрацепции она пользуется.
- Я противозачаточные таблетки не пью, - сказала она. - Говорят они ужасно вредные для здоровья.
- А презервативы, - ухмыльнулся я. - Можно подумать, очень полезны.
Ладно, думаю, хрен с ней. И не такое в жизни приходилось терпеть. Уж как-нибудь...
Пригласил её домой, купил несколько разных сортов сыра, буженины, вина приличного, сделал свои фирменные спагетти с креветками и красной икрой. Думаю, - вот начинается новый этап в моей жизни. Если постараться - всё в этот раз получится. Мы узнем друг друг получше и будем вместе. Только не задумывайся насколько долго вместе и не заглядывай в будущее. Живи этим моментом...
И тут приходит sms: «Знаешь, совершенно неожиданно, у меня на полторы недели раньше, чем положено, начались женские дни».
Это был явный обман. Позже - ладно, это я ещё могу понять - задержка... Но чтоб раньше... Я знал, что это ложь. И она не могла не понять, что я обо всём догадаюсь... Меня ещё ни одна женщина в жизни так не унижала. От злости я съел всю еду, рассчитанную на двоих.
Мне кажется как раз после этого я и перешёл на спирт. Он действовал практически мгновенно, выжигая всё внутри, вбирая в себя как абсорбент всю мою трезвость и ясность. Алкоголь был моим лучшим другом, он принимал меня таким какой я есть и практически ничего не просил взамен.
Хоть я и пытался по прежнему прилично одеваться и вообще следить за собой - часто ходил в душ и пользовался купленной когда-то недешёвой туалетной водой, люди, при общении со мной испытывали чувство брезгливости. Это было видно по плохо скрываемым эмоциям и выражению их лица. Они словно чувствовали, что я гнию. Причём гнию изнутри. Что распаду подвергаются моё сердце и душа. Наверное, что-то было в моём изменившемся взгляде. В глазах… Даже дворовые собаки уже не подбегали ко мне, радостно виляя хвостом, прося какой-нибудь еды или ласки, а обходили стороной опустив голову.
Как там говорят?! «Конченный человек». Вот, вот, именно так. Человек, от которого уже никто ничего не ожидает. Да, я стал именно таким… От меня никто ничего хорошего уже не ждал. Да и по правде сказать, некому было это делать. Мало того что я был конченным, я был ещё и ужасающе одиноким.
Нет, вокруг меня постоянно кто-то вертелся, какие-то ежеминутные друзья, подруги… в основном желающие погулять за мой счёт... Но я даже в компании чувствовал себя одиноким. А в постели со случайными сомнительными барышнями – ещё больше.
В общем, как утверждал поэт Маяковский, накануне своего самоубийства: "Жизнь - прекрасна"!





002 Противоположность вершины.

Если у горы есть вершина, пик, значит, в мире должно существовать что-то прямо противоположное. Нижняя точка, ниже которой уже некуда.
Просто, в какой-то момент я понял, что нахожусь на самом дне. Своём дне. Мне доводилось пить самогон из свёрнутых газетных кульков, я просыпался неизвестно где, не помня, что со мной происходило накануне. И слава богу, что просыпался. Так, иногда я находил себя избитым, со страшным похмельем в каком-нибудь парке в кустах. Всё, что было ценного в моей квартире я пропил, а всё что не смог продать, растащили мои алкогольные гости. Причём я иногда был свидетелем их краж и лишь улыбался, если воришка смущался, что его застигли на месте преступления. Махал им рукой, мол, ладно, берите. Мне уже ничего не нужно.
В итоге я оказался совершенно без денег, без друзей, со светлым прошлым, о котором я старался не вспоминать, мерзким настоящим, и сомнительным будущем, о котором я боялся думать. Как по мне – так очень неприятное сочетание. Денег не было и я не особо осознавал где бы их раздобыть и каким способом. Воровать, собирать бутылки или попрошайничать мне не позволяла врождённая интеллигентность. Я бы лучше удавился, чем решился бы стоять с протянутой рукой. 
А тут и эта с женскими днями звонит, говорит, извини, мол, что обманула...
- И зачем ты, - спрашиваю, - это сделала? Сказала бы, что не хочешь, да и всё...
- Ишь какой, а ты меня спрашивал вообще, хочу ли я "этого". Ишь губы раскатал...
- Не в губах дело, - ответил я.
- Может я не такая!
- Может и не такая... А тогда какая? - спрашиваю.
- Какая надо!
Я устало потёр глаза.
- Знаешь что, - говорю. - Оставь меня пожалуйста в покое. Я всё понял, и тебя больше никогда не потревожу. Но и ты меня забудь.
И положил трубку.
Я прошёлся по квартире. Из всего ценного мои гости не вынесли лишь книги. Да и ценность у них была отнюдь не материальная… Так я понял, что людям, в наше время, литература не нужна. Книги лежали на полу, словно бруски динамита, тая в себе скрытую угрозу. Всем известно, что книги мертвы, пока их не начнут читать. А когда их берут в руки, раскрывают, и пробегают взглядом по строчкам, они оживают. И если длина волны писателя и читателя совпадают, они детонируют.
Поскольку у меня не было еды, я решил вкусить пищу, так сказать, духовную. Начав читать, я уже не смог остановиться. Я читал и читал. Я читал днём, ночью, дома, в парке на скамейке, у речки, у магазина, на автобусной остановке, в ванной и туалете. Везде.
Я не чувствовал голода, не чувствовал жажды, мне не хотелось спать. Я заглатывал одного автора за другим, мой мозг и сердце вбирали их целиком, выделяя из общей массы только то, что они могли переварить. Мозг брал себе мысли и теории, сердце - эмоции и поэзию.
И вот когда я прочёл все книги, что были у меня в квартире, я почувствовал огромную усталость. Я понял, что пресыщен. Я доплёлся до матраса и лёг спать. 






003 Мотылёк придумывает правила.

Я лёг спать гусеницей, а проснулся, если и не прекрасной бабочкой, то хотя бы серым мотыльком. Я стал другим. Это я понял и почувствовал. А ещё я понял, что должен поменять что-то в своей жизни. И поэтому я решил придумать для себя правила. Я писал их не в порядке приоритетов, а так как они появлялись. Итак:
- Не вывешивать сушиться нижнее бельё там, где его могут увидеть другие.
- Пить спиртные напитки в одиночестве и не раньше шести вечера.
- Страдать не меньше 2-х дней в неделю (ибо страдания возвышают душу человеческую, а счастье и праздность покрывают сердце слоем жира).
- Найти кого-то, кому я нужен, и заботиться о нём.
- Найти постоянную работу.
- Из двух и более вариантов развития событий выбирать наиболее трудный путь, так как он в долгосрочной перспективе чаще всего оказывается наиболее верным.
- Никогда не использовать расчёску, приглаживать волосы руками.
Сначала я хотел придумать ещё немного правил. Но потом решил, что для начал неплохо бы постараться выполнить хотя бы эти. А там посмотрим...
Некоторые правила выполнить было легко. Некоторые труднее, например, относительно алкоголя. Насчёт двух я вообще сильно сомневался.
Во-первых, я не знал кем хочу работать и что делать. На что потратить своё время в обмен на денежные знаки, которые существенно облегчают выживание. Я уж не говорю про жизнь. Мне бы сначала постараться выжить...
А во-вторых, оказалось, что, по-крайней мере, в отдельно взятом городе, очень мало людей, которые хотели бы и могли принять от меня хоть какую-то помощь или даже толику сочувствия. Я был как закрытая просроченная консервная банка, которая начала вспучиваться. Меня распирала вся та нежность, любовь, нерастраченная ласка, что была заложена в меня от рождения и не имела выхода.
В раздумьях с чего же мне сначала начать - с поиска работы или же с поиска человека, которому я могу понадобиться, я вышел на улицу и пошёл побродить по парку, разбитому недалеко от моего дома.
Я шелестел прошлогодней увядшей листвой по тенистым аллеям и злился на самого себя, из-за того, что не могу принять никакого решения. На свое волевое бессилие. Я даже подумал - не буду ничего искать. Лягу щас под дерево и буду лежать. Никуда не сдвинусь.
Я так и сделал. Лёг под старый дуб, очистив землю от опавших желудей. Через некоторое время прибежала бродячая собака, посмотрела на меня, понюхала и побежала дальше по своим делам, весело помахивая хвостом. Ближе к вечеру стал накрапывать дождик. Он промочил меня всего. Я подумал - если мою одежду посыпать семенами травы, через некоторое время она прорастёт и меня перестанут замечать вообще. Я превращусь в газон. А чуть позже умру от голода и жажды... и этого никто не заметит.
Уже ночью я задремал. И вдруг услышал сквозь сон, что кто-то плачет рядом. Я открыл глаза, но в темноте было ничего не видно. Я прислушался. Всхлипывания и шаги приближались ко мне. Я лежал неподвижно. Тут кто-то споткнулся об меня, упал и тонкий женский голос произнёс: "Теперь вот ещё и колготки, небось, порвала".
- Простите меня, сударыня, - грустно произнёс я.
- Ой, а кто тут?
- Это я, мотылёк, вы об меня споткнулись...
- Мотылёк? - спросила она ещё более испуганно. - А что вы тут делаете?
Лежу...






004 Снежинка.

- А тебя как зовут? - я решил сразу перейти на ты. Мне показалось, что она очень молода. Ведь я её в темноте не видел, а голос звучал ещё так по-детски некрепко и звонко...
- Снежинка.
В этом нет ничего странного, - помыслил я. - Я - Мотылёк, она - Снежинка, нормальные человеческие имена.
- Снежинка, почему ты плачешь?..
Она некоторое время молчала. Наверное решала - говорить правду или соврать. Не знаю, что она выбрала...
- У меня сейчас такой сложный период в жизни... - она снова всхлипнула.
Я подумал уже, что она снова сейчас расплачется, но она взяла себя в руки и продолжила.
- Сегодня я рассталась со своим парнем. Вернее ушла от него... я узнала о его измене, а потом, когда хотела поговорить и разобраться в наших отношения, он наорал на меня и сказал, что я ему больше не нужна. Что он больше ничего ко мне не чувствует, кроме раздражения. Что я бешу его одним лишь своим присутствием. Ну, я психанула и выбежала из квартиры. И вот, решила никогда больше к нему не возвращаться.
Я молчал, потому что не был уверен, стоит ли вообще что-то говорить в таких ситуациях.
- А ты почему тут лежишь? - спросила она спустя какое-то время.
Из-за этого вопроса, из-за того, что мне было сложно на него ответить, во мне пропало всякое желание лежать под деревом и я предложил ей прогуляться. Она не возражала. 
Мы вышли на освещённую дорожку, и я наконец увидел её. Она тоже бросала на меня свои взгляды. Я подумал: "И чего не хватало её парню?!". Крошечная, ещё совсем маленькая, с неразвитой грудью, она была на голову меня ниже. Светлые длинные волосы до лопаток. Судя по тёмным корням - крашеные. Немного курносый нос. Веснушки. Ах, как я люблю веснушки. Она была ещё совсем юной. "Школьница", - даже подумал я. Мой взгяд застрял на её округлых, туго обтянутых голубыми джинсами, бёдрах. Мне даже пришлось встрепенуться, чтобы отвлечься. 
Мы шли, я рассказывал свою историю. Она у меня получалась более длинной, чем у неё. Рассказав всё и ничего не утаив, я вдруг остановился и сказал:
- Слушай, если тебе некуда идти, можешь пожить у меня... Я живу один и ты меня нисколько не стеснишь. У меня две комнаты - одна из них будет твоей. 
Я увидел её смущение и, поняв его по-своему, продолжил:
- Знаешь, тебе нечего бояться, во-первых, я достаточно приличный человек... а во-вторых, я не люблю нарушать законы... очень не люблю...
- В смысле? - она удивлённо вскинула брови.
- Ну, в нашей стране это квалифицируется как развращение малолетних. У нас же нельзя ЭТОГО делать с девушками младше восемнадцати лет...
Она улыбнулась.
- И сколько, ты думаешь, мне лет? - спросила.
- Пятнадцать? - спросил я и посмотрел на её реакцию.
- Шестнадцать? - вновь предположил я.
Выдержав паузу, она вновь улыбнулась и сказала:
- Мне двадцать четыре. - И добавила. - И тем более, половые отношения разрешены с шестнадцати лет. Но я могу ошибаться... А тебе-то сколько?
- Тридцать было недавно.
- Ну вот видишь, тебе на вид тоже не больше 25. Я даже подумала, глядя на тебя, что мы ровесники.
- Да... когда-нибудь время на нас отыграется... - произнёс я печально. И мы за год постареем сразу на пять-восемь лет...
- Будет забавно...
- Думаешь? - спросил я и не дождался ответа.
За разговорами я не заметил, как мы подошли к моему дому. Я не стал спрашивать - пойдёт ли она ко мне. Она не стала мяться и миндальничать. Мы как шли, так и шли, не делая пауз, не замедляясь. Вошли в подъезд, поднялись на седьмой этаж, я отпер дверь и пропустил её внутрь...
- Извини, - говорю, - за обстановку в квартире... я был... болен...некоторое время...
Я не придумал ничего лучше, чем это слово - "болен".
- Да ничего, - она не дала мне продолжить...- Ерунда, не беспокойся... всё нормально...
Я достал запасной ключ и отдал его Снежинке.
- Вот, - говорю, - можешь остаться у меня...
Мне было не страшно этого делать. Ну, наверное, потому что в квартире, как я уже и говорил, кроме книг было нечего вынести... Да если бы и было, я не очень-то сожалел бы о пропаже.. И ещё, я как-то сразу почувствовал с ней родство...
Мне показалось что мы внутри были очень похожи...
Хочешь чаю? - спросил я.






005 Осознание.

Проснулся я в отличном настроении.
Солнце с трудом пробивалось, сквозь толстые шторы в комнату, ярким веером лучиков. На улице, как оглашенные, пели птицы. Можно подумать, им было сказано, что это последний их день и они старались выплеснуть в это утро все свои песни. Я потянулся и впервые за долгое время почувствовал голод. Очень хотелось поесть хорошенько, чего-нибудь вроде омлета с луком, ветчиной и помидорами... И запить это великолепие крепким горячим кофе с молоком и сахаром.
Я встал, заправил постель, если таковой можно назвать лежащий на полу матрас с промятой подушкой. И направился в туалет. Проходя мимо комнаты Снежинки, я увидел, что её дверь открыта... А внутри никого нет. Шум душа в ванной я не услышал и по этому признаку понял, что скорее всего она ушла. Не попрощавшись, ничего не сказав. Я на всякий случай посмотрел, включён ли свет в туалете, может она там?! Но нет, ни в туалете, ни на кухне, ни на балконе её не было.
Всё же сходив в туалет, я принялся за поиски. Я всё ещё не верил, что она исчезла вот так, без следов. Я надеялся найти какую-нибудь записку от неё, хоть какой-то клочок бумаги, на котором будет что-то написано её рукой. Но, увы, ничего такого я не нашёл...
Зато нашёл что-то в холодильнике. Судя по всему это была колбаса. Пожевал, не чувствуя вкуса.  Голод немного притупился. Я не знал, что мне делать. Ждать её дома или пойти развеяться на улицу?
Я выбрал последнее. Прогулялся по вчерашним местам. Восстановил, так сказать, цепь событий вчерашнего дня. Полежал немного под дубом, под которым дремал накануне, глядя в клочки неба, просвечивающие сквозь крону величественного дерева. Вернулся домой. Её всё не было. И теперь я уже не был уверен, что она вернётся.
- Но ведь ключ-то она твой с собой взяла, - затеял я внутренний диалог, как будто там, у меня внутри, было двое собеседников.
- Да - ключ взяла, - ответил тот, второй.
- Значит, вернётся? - спросил первый.
- Не факт!
- Не факт... - повторил тот, кто начал диалог. Он же его и закончил.
Её не было весь день. Я затосковал. Я сидел у окна и ждал, что увижу её силуэт. Увижу её соломенные волосы. Её личико, напоминающее мордочку какого-то зверя. То ли хорька, то ли тюленя. Скорее всего что-то среднее. Я надеялся, что я увижу её издали. А потом буду смотреть, как она идёт своей неторопливой походкой ко мне домой. Вот она забежит в подъезд и я её потеряю из виду. Но тут включится моё воображение и я начну представлять как она садится в лифт и поднимается на мой этаж, как подходит к двери и вставляет ключ в дверной замок и, как только я это представлю, я услышу звук отпираемого запора и дверь откроется... и вот она предстанет предо мной. И я скажу ей лишь "привет", не зная, что говорить дальше...
Но она не пришла.
И на следующий день тоже ... И вот тогда я впал в самый тяжкий христианский грех - в уныние.
А к вечеру я разболелся. Температура подскочила до 42. То, что меня промочил дождь, когда я лежал под деревом, не прошло, видимо, даром. Мозг отказывался работать. И абсолютно не было никаких сил. Кое-как я доплёлся до кухни и набрал банку воды. Вернулся в комнату, плюхнулся на матрас и понял, что уже не встану. На эту прогулку за водой у меня ушли все силы. “Умру”, - подумал я. - “И пусть”.
Меня охватило какое-то безразличие к собственной судьбе. Если Снежинка не вернётся, мне уже всё равно. И осознав эту мысль я понял, что влюбился в неё.






006 Жимолость.

Очнулся я в больнице. Это я понял по запаху. Имеют эти заведения свой особенный запах, который не спутать ни с чем. Четырёхместная палата. Две койки пусты. На третий спит какой-то старик. У моей кровати тумбочка, а на ней гранённый стакан, накрытый сверху кусочком марли и перевязанный бечёвкой. В самом стакане находились матовые фиолетовые ягоды. Жимолость, - догадался я. Чуть-чуть приподнялся, взял стакан в руки и сорвал импровизированную марлевую крышку. Достал одну ягодку, положил её в рот. И почувствовал запах и вкус лета. Посмаковав, поднёс стакан к носу и втянул аромат. И тут заметил небольшой изумрудный листик, затесавшийся среди фиолетовых ягод. Не знаю почему это так на меня повлияло, но я почувствовал как по моей щеке, холодя кожу скатывается слеза. Оказывается и у меня в этом мире есть кто-то, кто обо мне думает. Хоть немного. И заботится. Но вот кто это?
В правом боку чувствовался какой-то дискомфорт. Я поднял пижаму и заметил там наложенную повязку, приклеенную на хирургический скотч. Немного его оторвав я заметил на коже шрам, зашитый шёлковыми нитками. Шрам выглядел как кружок солнца с расходящимися во все стороны восемью лучиками... "Что же это со мной произошло?" - подумал я. И никак не смог вспомнить. Потом я бросил эти попытки и решил дождаться кого-либо из медперсонала... может быть они бы смогли меня просветить... "Или того, кто принёс мне ягоды", - подумал я и уставился в окно. Там рос тополь и на его ветвях весело переговаривались воробьи. А дерево покачивалось на ветру и шелестело листьями. И это было так завораживающе успокоительно, что я немного задремал. 
Ближе к полудню, в палату с обходом вошёл врач, за которым семенила медсестра и... меня даже пот прошиб и бросило в жар. Снежинка! Я как-то сразу засуетился, стал поправлять одеяло, застегнул пуговицы на пижаме, что бы не была видна моя худая грудь. Увидев меня, она улыбнулась. Ах, я бы отдал всё на свете за её улыбку. А она подарила её мне просто так. Доктор подошёл к моей кровати и поднял свои кустистые брови. Под ними притаилась пара проницательных глаз. "Ага", - сказал он. - "Пришли наконец в себя?!". "Ну что ж", - обратился он к Снежинке. "Кризис миновал, теперь больной пойдёт на поправку". Он мне улыбнулся и сказал: "Вы уж поправляйтесь, голубчик, видите какая барышня вас ждёт, не дождётся". Я наверное покраснел, потому что почувствовал как кровь ударила мне в лицо. А он, увидев моё смущение, лукаво улыбнулся и тронув медсестру за плечо отошёл к старику. Снежинка тоже смутилась и, отодвинув из-за тумбочки стул, подсела ко мне.
Я не знал как начать разговор.
- Привет, - сказал наконец я, - ну и как я тут очутился?
- Понимаешь, я пришла на третий день, - она виновато на меня посмотрела. - Мне нужно было закончить кое-какие дела, ТАМ. А ты валяешься на полу без сознания, горячий как сковородка... Я испугалась, вызвала скорую. Врачи сказали, что общее истощение организма и психики до предела ослабили иммунную систему. И вот результат. Тяжелейшее воспаление лёгких. Пришлось делать операцию. Тебе вставляли трубку в лёгкие и выкачивали всю гадость...
- А, - перебил я её, вот откуда шрам...
- Да...
- А ты случаем не знаешь, когда меня отсюда выпустят?..
Она взяла мои руки в свои. Её ладони были очень холодные, я потом не раз удивлялся этому. Однажды я пошутил, что даже в тридцатипятиградусную жару её руками можно было охлаждать белое вино.
- Ты не торопись, - сказала она таким каким-то особенным тоном и сердце моё защемило от нежности к этой девушке. - Недели две-три уж точно продержат...
- Понятно, - пробормотал я. 
Через неделю я окреп и стал понемногу гулять по больнице, выходить на улицу. Недалеко от больницы был цветочный магазин. Поскольку я не курил, а Снежинка приносила мне немного денег на карманные расходы, мне хватило на букетик из небольших роз. Я хотел преподнести эти цветы ей в благодарность за заботу обо мне. И когда я их ей дарил, она как-то напряглась и отвернув взгляд произнесла.
- Мы с тобой не в тех отношениях, что бы ты дарил мне цветы.
- Хорошо, - говорю, в следующий раз подарю тебе ящик гвоздей.
Она укоризненно посмотрела на меня. Но цветы всё таки взяла.
За эти три недели, что я провёл в больнице, она приходила ко мне по вторникам и четвергам, - так как это были дни посещений. Приносила какие-то витамины, булочки, шоколадки. Мы гуляли по алее, сидели на скамейке в тени деревьев, спасаясь от июльского зноя. Много говорили о наших жизнях. Оказалось, что у неё в жизни было двое мужчин. Я не намного её переплюнул - три женщины. Я не стал считать тех однодневных, а вернее одноночных, барышень в период моей "болезни".
Как-то разговорились об оральном сексе.
- Тебе, - спрашиваю, - что больше нравится, когда тебе доставляют удовольствие или когда ты?
Она смутилась немного, щёчки покраснели.
- Когда мне… - выдержала паузу и спросила. - А ты умеешь?
Я даже немного опешил.
Умею. А что там сложного?!, - ответил я и задумался, а потом добавил. – Кстати, у меня высшее техническое образование если что.






007 Осенью птицы возвращаются.

И вот меня выписали. Я подписывал какие-то бумажки, переодевался в выстиранную одежду, принесённую Снежинкой. А в голове стоял туман. Я думал: "Что же дальше? Как мне жить? Как мне себя вести со Снежинкой?" И чем больше я об этом думал, тем очётливее понимал, что вот ещё чуть-чуть и я пройду точку невозвращения. После которой, я уже не смогу повернуть обратно и попытаться рассказать ей о своих чувствах.
Я вышел в вестибюль больницы. Около окна был ряд стульев, похожих на те, что раньше стояли в кинотеатрах. Ну такие, обитые коричневым материалом, лишь отдалённо похожим на кожу, с откидывающемся сиденьем. На одном из них сидела Снежинка и смотрела в окно. По её виду было заметно, что она тоже немного нервничает. Солнце ярко освещало левую часть её лица. Я глядел на неё и думал о том, что хочу поглотить все фотоны, отражённые её телом - так сильно я её любил.
Заметив меня, она как-то неловко улыбнулась, поднялась и пошла навстречу. И чем ближе она подходила, тем сильнее я ощущал аромат её духов, тем отчётливее видел её личико, все её изгибы и выпуклости и тем сильнее стучало в груди сердце. Меня даже всего затрясло. Я очень сильно её хотел. Я не смог себя сдержать и живо представил, что у неё там, под одеждой. Лучше бы я этого не делал. Потому как я совсем поплыл и почувствовал слабость в ногах. А она подошла, привстала на цыпочки, поцеловала меня в колючую от щетины щёку и произнесла совершенно спокойно: "Ну что, пойдём домой?". Разве я мог что-то ответить. Я лишь прикрыл глаза, пытаясь сбавить сердечный ритм, и кивнул головой.
Стояла середина августа и, если днём на солнце было ещё жарко, то по вечерам город накрывала прохлада и чувствовалось, что ещё совсем немного и деревья начнут желтеть и сбрасывать отношенную листву, уже такую неактуальную в этом сезоне осень-зима. Мы шли по улице, я взял её холодную ладошку в свою, пытаясь хоть немного её согреть. Снежинка не стала её вынимать, лишь как-то странно на меня посмотрела, как бы спрашивая "Что это значит?". По пути нам попадались прохожие, мы маневрировали между ними, расцепляя наши руки и потом опять сцепляя. А мне пришла мысль: "А ведь я бы мог уже всего этого и не видеть. Мог бы уже и не идти рядом с ней, держа её за руку". И так стало жутко. Захотелось запомнить каждый миг, впитать всё это. Солнце, синее небо с ползущими пушистыми облаками, запахи города, хмурые лица прохожих, маленькую холодную ладошку, блеск её глаз. Я ей сказал: "Наверное самое грустное в жизни - это сознавать в начале осени, что лето уже прошло". Она ничего не ответила, лишь опять бросила на меня непонятный по значению взгляд и загадочно улыбнулась. Она вообще как-то мало разговаривала со мной. Когда я что-то говорил, она постоянно смотрела в мои глаза, словно сравнивала сказанное мной с тем, что я хотел сказать на самом деле. Когда я её о чём-то спрашивал, она надолго задумывалась и иногда отвечала на вопрос, а чаще нет. Как будто я его и не задавал.
Дома всё было прибрано, появилась кое-какая новая мебель. На кухне меня ждал праздничный ужин. Она мне наложила большую тарелку всяких салатов, отрезала от цыплёнка половину, горкой высыпала картофель фри. А сама села напротив и стала смотреть как я ем. Я почувствовал неловкость и спросил "А ты почему не ешь?". Она молча встала, взяла тарелку, положила себе немного еды и уселась обратно.
После трапезы я сходил в ванную, а она тем временем вымыла тарелки, переоделась в шёлковый чёрный халат и уселась в моей комнате на новом диване перед новым большим жидкокристаллическим телевизором. Я с замиранием сердца опустился рядом с ней. По телевизору шёл фильм "Девчата". Мы сидели и молча смотрели картину. Я не знал, что мне делать. Её тело, чуть прикрытое тонкой тканью, было так рядом. Оно так сладко пахло какими-то цветочными духами. Но я не смел решится, я ведь не знал, как она ко мне относится. Своими неуместными приставаниями я мог всё испортить. А я не хотел, что бы она удалялась и тем более ушла от меня. Вернее из этой квартиры.
Пока я решал, что же мне делать, она пододвинулась и положила голову мне на плечо, обхватив мою руку своими. Через некоторое время я услышал, что она посапывает. Она заснула. Я же сидел не шевелясь. Я не хотел её будить. Лишь тайком наклонял голову и нюхал её волосы.
А потом она немного вскрикнула, верно что-то приснилось, открыла глаза, улыбнулась и произнесла: "Я кажется заснула. Прости. Пойду в свою комнату. С возвращением". А я сидел на диване до утра, щёлкая пультом с канала на канал и по прежнему не знал, что же мне делать. Она сказала "…свою комнату" – значит, она остаётся тут. Вот только кто я ей? Сосед, Друг или ... Для меня это оставалось загадкой. А что же она ещё сказала? Ах да, вот - "С возвращением". Жители северных стран видят, что осенью птицы улетают. Тем же, кто живёт южнее, кажется, что осенью птицы возвращаются.





008 Полное удовлетворение.

Странно, но я так и не решился ей ничего сказать. И более странно то, как мы начали жить. Хотя тут вроде бы правильнее сказать - продолжили.
Она работала в небольшом рекламном агентстве, в должности креативного директора. Ну то есть она получала деньги за свои фантазии. Получала неплохо, могло бы хватить и на троих. Но мне было стыдно жить за её счёт. И поэтому я как-то поинтересовался не нужен ли в их фирму человек, согласный на любую работу. Снежинка улыбнулась и спросила меня тогда: “Неужели человек с высшим техническим образованием согласится мыть полы”?
Ты знаешь, - ответил я ей. - У меня уже давно пропало чувство брезгливости по отношению к чему-либо. Да, я готов мыть полы, и даже убираться в туалетах. Для меня самого в этом нет ничего зазорного.
Ну вот ещё! - только и произнесла она.
Заставила меня откопать диплом и на следующий день пришла с бутылкой вина.
Ну вот, ты почти помощник системного администратора. Небольшой разговор с генеральным и ты принят - сказала она, а затем лукаво прищурилась и спросила. - В компьютерах то хоть разбираешься?
Я только взглянул на неё, а она замахала руками. Мой взгяд говорил “Вы меня ещё об этом спрашиваете?!”
В фирме, где она работала, мне сразу понравилось - дружный коллектив, грамотное руководство. Можо было быть уверенным на все сто, что у этого предприятия надёжное будущее. Звёзд ребята с неба не хватали. “Расширение любой ценой” - это был не их девиз. Они честно и качественно делали свою работу и получали от этого удовольствие. Со мной провели небольшое собеседование и сразу же приняли. Ну, единственное, что мне пришлось не по нраву - это то, как все мужики пялились на Снежинку. Но через некоторое время поползли слухи, что мы живём вместе, что отчасти было правдой, и они перестали на неё заглядывться. По крайней мере при мне.
В общем мы оба работали, неплохо зарабатывали. Она то конечно раза в четыре больше моего получала, но у меня не было комплексов по этому поводу. Мне было просто необходимо знать, что я не живу за чужой счёт, и этого было достаточно.
Наша жизнь со стороны показалась бы любому однообразной, но я не испытывал при этом скуку. В принципе, я имел всё что хотел. А хотел я не так уж и много. Иметь уютное жилище, пищу, электричество, холодную и горячую воду... И что самое главное - любимого человека о котором я мог бы заботиться. Хоть как-то. Всё это у меня было. И я был не то что бы уж счастлив, а скажем так - полностью удовлетворён. Если бы в мире проводили конкурс на звание самого удовлетворённого человека, то я бы был где-нибудь в первых рядах.
Обычно мы возвращались вместе с работы и готовили еду, иногда она, а чаще я. Оказалось, что у меня есть некоторый талант в этом деле. По-крайней мере Снежинка всегда нахваливала приготовленные мной блюда и съедала всё, что я накладывал ей в тарелку.
После ужина мы мыли посуду. Затем отправлялись в мою комнату на диван и смотрели какие-нибудь фильмы. Всё равно какие - нам нравилось почти всё. А изредка она уходила с книжкой в свою комнату. И не выходила из неё до утра.
По выходным мы иногда ходили по магазинам, а в обед распивали бутылку вина или пили пиво. Мы вообще очень редко куда выбирались из своей берлоги. Нам было очень в ней уютно и хорошо. Однажды Снежинка выпила больше чем обычно и произнесла следующее: “Если бы мне кто сказал пять лет назад, что я вот так целыми днями смогу безвылазно сидеть в квартире - я бы расхохоталась тому в лицо. Знаешь, я ведь раньше и двух суток не могла усидеть на одном месте, всё время куда-то убегала, то на концерты, то в кино, то на дискотеки, то во всякие кафешки-рестораны. Мне было невыносимо сидеть дома. А мой тогдашний парень был как ты - домосед, и из-за этого мы постоянно ссорились...
Она долила в бокал остаток вина и, взглянув на меня, сказала немного печально: “Только теперь я понимаю, какое это счастье иметь рядом такого человека, который ненавидит нигде шляться - и всем развлечениям мира предпочитает дом. И того, кто в этом доме с ним живёт”.
Для меня, всё сказанное ею, было несколько неожиданно.  А она лениво потянулась, и подсела ко мне на диван, вытирая капли вина с губ об мой рукав.







009 Вторая кабинка слева.

И всё же изредка мы куда-нибудь, да выбирались. Я таскал её по музеям, выставкам фотографий. А она, если могла меня уломать, что, в принципе, было непросто, по кинотеатрам и уютным затемнённым кафешкам.
Стоял конец октября, хотя судя по погоде, можно было подумать, что сейчас на дворе ещё август. Деревья, в своём большинстве, уже  сбросили свои листья, но температура была такая, что можно было смело отправляться на улицу без куртки.
В тот день было особенно хмуро. Свинцовые тучи несли в себе какую-то угрозу и словно шептали: "Люди, не выходите из домов, быть беде". Обычно такие тучи рисуют на иконах апокалипсиса. Но некоторые люди настолько глупы, что не внемлют знакам природы. А есть и такие, которые специально идут наперекор всему. Не знаю к какой группе надо было отнести нас, но именно в этот день нам захотелось куда-нибудь выйти, развеяться. А чувство того, что что-то нехорошее может случиться, только щекотало кончики нервов и несколько возбуждало при этом.
"Давай уж сильно искушать судьбу не будем", - сказала с иронией Снежинка. - "И сходим в кино." Я не стал возражать. Кинотеатр был в десяти минутах пешей прогулки от нашего дома. "В кино, так в кино", - только и ответил я.
Находясь перед стойкой кассы, мы попали в непростую ситуацию. Глядя на анонсы сеансов, мы не могли решить на что пойти. Предлагалось два фильма ужасов, один трилер и какая-то, судя по афише, глупейшая комедия.
- Знаешь, - сказала Снежинка, - я фильмы ужасов не переношу.
- Ну тогда выбор станет проще. - заключил я. - Комедия сомнительного содержания или трилер.
Она мялась. Было видно, что она хочет выбрать первое. Но в то же время, поскольку вычеркнула ужасы, желала предоставить очередной выбор мне.  Подметив это, я спросил:
- Пойдём на комедию?..
Она кивнула.
Фильм начался. Мои опасения подтвердились, режиссёр и сценарист из Соединённых Штатов Америки, как всегда, решили не особо напрягаться и проделали свою работу кое-как. Они-то знали, что затраты в прокате отобьются, и даже получится небольшая прибыль - а большего, судя по всему, им было и не надобно. Это было их ремесло.
В зале, как и всегда, были непременные атрибуты кинотеатра - человек, который разговаривает по мобильнику: "Алло, да, не могу говорить... да, в кино..." причём орёт это на весь зал. "Да-да, говорю тебе, я в кино, не могу разговаривать" и за этой фразой следует разговор на 10 минут. Где-то спрятались подростки обоих полов с пивом. Значит будут весь сеанс шмыгать в туалет и в бар. Где-то никак не угомоняться расшалившиеся дети. Спереди непременно сядет опоздавший детина и загородит собой добрую половину экрана. Когда показываемая картина хорошая и интересная, то втягиваешься в события на экране, погружаешься в них и не замечаешь ничего другого. Ну а если кино, так себе, то...
Вдруг ни с того не с сего, закололо сердце. Я непроизвольно положил руку на грудь. Снежинка, заметив мой жест шутливо спросила: 
- Что, ещё стучит?
- У кого как, - ответил я. - У меня бьётся...
Немного помолчал и добавил: "За жизнь"...
- Что с тобой? - спросила она уже серьёзно.
- Ничего, закололо немного, щас пройдёт. - Наверное из-за погоды.
Она обеспокоено смотрела в моё лицо. Увидев это я решил её успокоить, хотя боль не унималась.
- Всё-всё, - сказал я,  - отпустило.
Она взяла мою руку и положила себе на ногу.
- Не лучший способ успокоить сердце, - подумал я, - она что, добить меня собирается?
Моя рука отказалась меня слушаться и легла между её ног, я непроизвольно тут же её одёрнул. У Снежинки оттуда исходил такой жар, что был нестерпим даже сквозь плотную ткань джинсов. Она удивлённо на меня посмотрела. А я лишь прошептал ей на ушко: "Руки как лёд, между ног - огонь. Слишком большой градиент"... И вернул руку обратно. И стал немного там поглаживать, удивляясь своей смелости.
А у Снежинки глаза покрыла пелена, она обхватила мою руку и стала задавать темп. Я подумал, что если бы она была сейчас в юбке, я бы залез ей в трусики. Мы дошли до того, что она начала немного постанывать. Мне стало несколько неудобно и я убрал руку. Она посмотрела на меня и всё поняла. Встала, направляясь к выходу. Я же как дурак сидел в своём кресле с бешено стучащим сердцем и никак не мог собраться с мыслями.
Минут через пять завибрировал сотовый, я его достал и попытался прочитать пришедшую смску. С третьей попытки я навёл-таки фокусировку глаз на экран и увидел следующее: "Я в женском туалете, вторая кабинка слева. Приходи скорее".






010 Под дождём.

На меня после такого сообщения, сказать по правде, напал жуткий мандраж. Умом то я конечно понимал, что нужно идти, непременно нужно идти. Но вот моё собственное тело меня не слушилось. Ноги налились свинцом. Во рту пересохло. А сердце, как будто, даже и стало пропускать удары. Вместо “тук-тук-тук-тук” было “тук-...- туу-уу-к-тук”.
Я покрылся потом, буквально весь. Так иногда бывает при сильном пищевом отравлении. Когда вдруг что-то там резко заколет в животе и у тебя такое ощущение возникает, что вот ещё чуть-чуть и ты брякнешься в обморок. Но тут тебя бросает в жар, потом в холод и кожа покрывается мелкой росой.
Что за дела? - подумал я. И даже разозлился сам на себя. Возьми себя в руки. Там Снежинка, она тебя ждёт, возможно она тебя хочет. Так сильно, что тихо скулит. А ты тут сидишь и успокаиваешь себя, как маленький. Ну ка давай, вставай и ни о чём не размышляя, что бы не передумать в последний момент, иди в женский туалет. И смотри не перепутай ничего - вторая кабинка слева, не справа, а именно слева. А то будешь ломиться к какой-нибудь бедолаге, перепугаешь её. Оконфузишься.
Дождавшись тёмной сцены в фильме, я сгорбившись, что бы не мешать другим зрителям, направился к выходу. Сердце разогналось и восполняя пропущенные удары стало биться как сумашедшее. Горячая кровь так и бегала, от серда к ногам, от сердца к рукам, к мозгу от сердца.
Каджая клеточка моего тела горела в огне страсти. А я по прежнему не верил в происходящее. Ну никак не мог поверить. Хоть что со мной делай.
И тем не менее вот я стоял в нерешительности около двери второй кабинки слева и не знал стучаться в неё, или понадеяться, что она не закрыта.
Я осозновал всю щекотливость ситуации, понимал что в любую секунду сюда может зайти какая-нибудь барышня и я окажусь в неловком положении и мне придётся что-то выдумывать, объясняя почему и зачем я здесь. Или просто молча убежать, оставив вошедшую в полном недоумении...
Но тут дверь открылась сама, ну то есть, её открыла Снежинка. И схватив меня за рукав рубашки, втянула в кабинку.
Она сидела на унитазе и в ожидании меня распаляла себя дрожащей рукой, зажав её между ног. Закрыв за мной дверь, она начала расстёгивать на моих джинсах молнию. Снежинка заглядывыла с плутоватой улыбкой мне в глаза, тяжело дышала и её дикое возбуждение передавалось мне.
В тот момент, когда она стянула с меня штаны и нижнее бельё, в туалет кто-то вошёл. Сдерживая свою разбушевавшуюся страть, общую в данный момент на двоих, мы застыли в этих нелепых позах. Она прижала свою голову к моему бедру и её жаркое дыхание обжигало мне низ живота. Тот кто вошёл, неспешно начал открывать двери, начиная справа, одну за другой. Попробовав открыть и нашу кабинку, он удостоверился что она заперта и после этого мы услышали как снаружи зашуршала одежда - я догадался, что этот кто-то нагнулся и заглядывает под дверь. Потом, видимо, он распрямился и мы услышали его голос: “Молодые люди, я вынужден попросить вас покинуть наш кинотеатр”.
Так, ясно, - подумал я. - Значит охранник видел, как я прокрался в женскй туалет, вслед за Снежинкой. Пристыженные, не удовлетворившие свою похоть, которая нас теперь поедом съедала, мы, потупив взор протиснулись мимо охранника и выбежали на улицу.
За то время, что мы были внутри кинотеатра, поднялся сильный ветер, а небо проливалось на землю потоком своих слёз. Оно видимо так же было раздосадовано, что нам помешали сделать то, чего мы так желали.
Все люди попрятались под крыши и только мы вдвоём со Снежинкой бежали по лужам, подгоняемые голодом тел. С периодичностью в одну-две минуты небо озрялось светом, тонкая венка света бежала сверху вниз, к земле, и потом по воздуху прокатывался страшный рык.
При каждой вспышке молнии и раскате грома Снежинка вздрагивала и  с визгами прижималась ко мне. А я лишь улыбался. И мне в этот миг хотелось одного, что бы одна из молний попала в нас. Оставив на дороге только пепел.
Уже дома, поднимаясь в лифте, я взял её мокрую мордашку в свои ладони, откинул прилипшие к щеке мокрые волосы, и начал покрывать всё её лицо равномерным слоем поцелуев. Когда же я заглянул в её глаза - я увидел, как вместе со вздохами и выдохами, синхронно, расширяются и сужаются её зрачки.
Ворвавшись в квартиру мы побросали вещи где попало и упали на кровать в её комнате. Вспышки молний за окном освещали на мгновенье её бледное тело, потом снова наступала тьма, но моя память хранила изображение и от этого Снежинка казалось мне ещё прекрасней.
Она на минуту вскочила, включила какую-то радиостанцию с умиротворяющей музыкой и снова нырнула ко мне в кровать.
Я оттягивал то, что должно было случиться сегодня ночью и упивался этой сладкой мукой. Я любовался Снежинкой.
Матовая кожа. Почти полное отсутствие груди, так два холмика, которые ещё больше акцентировали внимание на её отсутствии. И вот на вершине этих бугорков, торчали соски. Они были такими твёрдыми и острыми что ими, пожалуй, можно было резать стекло вместо алмаза. Рыжеватые короткие волоски чуть ниже пупка, постриженные в форме аккуратной тонкой полоски со стрелкой на конце. Стрелка показывала мне направление. И я последовал за ней.
Перед тем как заснуть, уже ближе к утру, она прошептала мне на ухо. “Ты даже не заметил, но я во время занятий любовью этой ночью пару раз теряла сознание”.







011 Разбитая чашка.

Самое странное то, что после этой ночи мы больше ни разу не занимались любовью. И мне даже начало казаться, что со Снежинкой что-то случилось. Она стала меня избегать. Как будто в ней что-то сломалось. Или как будто бы она была разбитой чашкой которую склеили. Функционально и внешне она оставалась прежней, но хозяин-то знал что она уже не прежняя - она восстановленная.
На следующее утро я пытался затащить её в ванную, что бы вместе принять душ и заняться любовью. А она мне сказала - что сегодня уже мылась, хотя я точно помнил что такого не было. Моя любимая пыталась меня обмануть, но причину такого её поступка я понять был не в силах.
“Ну и ладно”, - подумал я. Может эта ночь напомнила ей того, прежнего. Мне конечно такие мысли были неприятны. Но я мог с этим смириться. Я уже не был таким гордым как прежде. Жизнь - она ведь учит. Только не все хотят, порой, учиться. А мне так не хотелось оставаться на второй год.
Одиноко принял душ и пошёл на кухню, начав готовить завтрак. Достал уже нарезанного на хлебзаводе бородинского хлеба.  Вырезал аккуратно в них окошечки. Так что бы была корочка и по периметру с внутренней стороны около сантиметра мякиша. Разогрел на сковородке подсолнечное масло и бросил хлеб. А на дно окошек положил по ломтику сервелата. Кухня сразу наполнилась таким аппетитным ароматом. Достав перепелиные яйца я стал разбивать их одно за другим и выливать в шкварчащий хлеб. Сверху украсил всё это петрушкой. Через пару минут перевернул тосты, что бы вторая сторона тоже подрумянилась.
Передвинул сковороду на соседнюю конфорку, а на горячую поставил керамическую турку. Бросил туда коричневого сахара, капнул чуть-чуть воды. Дождался пока сахар стал карамелизоваться и засыпал три полные чайные ложки кофе. Потом залил водой, бросил два кристаллика соли и стал ждать пока оно пробьёт коричневую шапку, более светлой.
Снежинка, учуяв все эти ароматы пришла на кухню и села за стол.
- Проголодалась?
- Ага, так вкусно пахнет, - ответила она мне как прежде. Нежным и таким тёплым голосом. А потом вдруг осеклась. И сказала:
- Знаешь, я совсем забыла, у меня сегодня есть дела. И я прям щас убегаю.
- Даже не позавтракаешь со мной?
- Некогда, - произнесла она холодно.
А мне послышалось “никогда”.
- Ну ладно, - грустно произнёс я и хотел подойти поцеловать её на прощанье, но она как-то так отстранилась и пошла одеваться в свою комнату. Через пять минут она захлопнула за собой входную дверь.
Если честно я был в недоумении. Пытался понять чем я мог её обидеть или задеть, но так ничего и не мог придумать.
Вечером она придя домой заперлась в своей комнате и не выходила ко мне. Я не стал её беспокоить. Всё наладиться - утешал я сам себя. Просто надо дать ей немного времени.
Так прошла целая неделя. Мы были с ней как чужие. - Вернее я был для неё как чужой. Если я пытался с ней заговорить, то она уклонялась от разговора и у неё возникали какие-то невообразимо срочные дела, которые ну никак не могли подождать.
А чуть позже она ударила по всем моим болевым точкам.
Как то на работе, во время обеденного перерыва, когда все побежали на ланч в ближайшую забегаловку, я зашёл к Снежинке в кабинет, что бы пригласить её вечером в нашу любимую уютную кафешку, у метро, и открыв дверь я увидел...
как она трахаться с курьером из службы доставки. Она лежала животом и грудью на столе, а он пристроился к ней сзади и задрав её юбку монотонно вдалбливал свой член в мою любимую. Она открыла глаза и увидев меня засмеялась. Я захлопнул дверь и осел у порога, обхватив голову руками. А она начала стонать. Так же как и со мной в ту грозовую ночь. Я не смог вытерпеть её стонов и ушёл к себе на рабочее место.
Сел, соображая, что же мне дальше делать. А она начала, не стесняясь, стонать на весь офис. Я открыл на машине iTunes, поднял в свойствах композиций громкость до 100 % и запустил музыку. Только бы не слышать её. Заряжающийся в данный момент от компьютера iPhone, начал синхронизацию композиций с новыми настройками. А я обхватил голову руками и сидел с закрытыми глазами.
Минут через пять курьер с самодовольной улыбкой прошёл мимо меня. А я сорвался с места и вбежал в её кабинет. Она поправляла на себе одежду.
“Ты понимаешь что ты самое дорогое, что у меня есть в этом мире”, - закричал я, чувствуя как слёзы подступают к глазам. “Ты понимаешь, что без тебя мне незачем жить...” Взглянув украдкой на Снежинку, что бы понять какой эффект оказывают на неё произнесённые слова, я увидел какое-то неестественное выражение на её лице. Как будто- это было не лицо а пластмассовая маска. После тягостной паузы, не дождавшись абсолютно никакой реакции с её стороны, я выдавил из себя слова, убитым голосом: “Я наверное себе вены вскрою”. Я ждал что она что-то скажет. Но она молчала. Тогда я встал и побрёл к выходу.
“Послушай”, - она остановила меня на пороге. Я понадеялся, что она сейчас попросит прощения, расплачется, я начну её успокаивать, скажу что прощаю её, и мы помиримся. - “Один совет”, её голос звучал как металл. - “режь вены не поперёк руки, а вдоль - так вернее”.
Не веря своим ушам я вышел из кабинета. Доплёлся до своего стола. Написал заявление об увольнении. И прижав его степлером, поехал домой.






012 Сделай музыку громче.

Я плыл домой как в тумане. Сдерживаясь из последних сил, что бы не разрыдаться у всех на виду, я качался в вагоне метро. Перед глазами стояла какая-то пелена. А в голове звучали снова и снова сегодняшние стоны Снежинки. И что хуже всего - этот её гадкий смех, который она позволила себе, заметив меня. Это было невыносимо.
Я вставил наушники и запустил плеер на телефоне. А потом, что бы хоть как то заглушить наваждение в моей голове, стал увеличивать громкость всё больше и больше, пока не достиг максимума. Надо заметить, что обычно я слушал на половине громкости с настройками по умолчанию, ну а тут с поднятыми уровнями в iTunes, да ещё и при выставленной на предел громкости я сразу же почувствовал острую боль в ушах. И эта боль хоть на немного, но всё же отвлекла меня от дурных мыслей.
А ещё я заметил и это окончательно вывело меня из равновесия, как парень в спортивных штанах и дублёнке, допив пиво, поставил бутылку у двери и вышел на перон.
Эй, дружище, убери за собою. - сказал я.
Он обернулся и вопросительно смотрел на меня с наглым видом.
Не надо захламлять этот город, - повторил я. - Дома у себя, небось, так себя не ведёшь.
Увидев, что я в наушниках и вряд ли услышу его, он сплюнул и показал средний палец.
Во мне закипела кровь, ярость моментально накрыл меня своей волной. Причём взбесило меня не то, что он меня послал. Последней каплей терпения стал его плевок.
Он был шире меня в плечах раза в полтора, но меня это не останавливало, а только ещё больше подстёгивало.
Верно говорят: "Раз в жизни интеллигента может прорвать". И лучше в этот момент ему не попадаться на пути. Вы задумывались, почему один раз?! Да потому, что всю оставшуюся жизнь приличный человек будет ужасно стыдится этого поступка. И никогда не повторит его. Только под действием самых крайних обстоятельств, когда что-то или кто-то будет угрожать жизни его любимым.
Я схватил бутылку и постоянно повторяя про себя: “Добро должно быть с кулаками, добро должно быть с кулаками” выскочил вслед за ним. Краем глаза заметил заинтересованные взгляды пассажиров. Им было интересно, что же будет дальше. Наверное, любой из них, хоть раз в жизни, мечтал сделать то же, что собирался сейчас сделать я.
В следующий миг я подлетел к негодяю и ударил его бутылкой по голове. Осколки стекла брызнули в разные стороны. Двери закрылись и поезд двинулся дальше. Некоторые, прильнув к стеклу, наблюдали за происходящим. А я сделал несколько глубоких вдохов и посмотрел на свои трясущиеся руки.
Убедившись что любитель пива жив, я оттащил его на деревянную скамейку, что бы он не простудился, валяясь на бетонном полу. Редкие пассажиры обходили стороной наш дуэт. Подъехал очередной поезд и я запрыгнул в него.
И тут звук пропал. Я проверил не выдернул ли ненароком наушники из телефона. Но нет, наушники были на месте, а на экране неторопливо полз слева направо голубой ползунок времени исполнения. Заметив, что на меня начали косится остальные пассажиры подземки я подумал: ”Чего это они?” - и сразу же почувствовал, что по по шее что-то ползёт. Какое-то насекомое. Я непроизвольно сделал движение рукой, что бы его смахнуть и почувствовал, что как будто раздавил его по себе. К рукам прилипла какая-то тягучая жидкость. Поднеся руку к глазам я увидел красную жидкость на своих пальцах, а в нос ударил запах ржавчины. Бросив взгляд на собственное отражение в противоположной двери моя догадка подтвердилась - из обоих ушей у меня стекала вниз тонкая струйка крови. Я выходил из метро абсолютно глухим.
Вынув теперь уже бесполезные наушники я переставил сбоку телефона переключатель на беззвучный режим, и вытерев платком кровь, решил зайти в магазин, что находился в непосредственной близости от метро.
Купив какой-то водки я пошёл в парк. Нашёл стоящую в уединении от всех скамейку. Присел на неё, скрутил с бутылки крышку и попробовал сделать глоток. Из-за этого чёртового дозатора на горлышке, водка не хлынула в меня, а потекла тонкой струйкой. Меня передёрнуло и к голу подступила тошнота. Организм не принимал алкоголь. Меня выворачивало. Надо было купить самой дешёвой, - подумал я, - уж там то наверняка нет подобных дозаторов. Сунув полную склянку в мусорную корзину, направился домой.
Уже с порога я почуял что-то неладное. Снежинка опередила меня. Она побывала в квартире и забрала все свои вещи. Не оставив практически ничего. О записке, которая могла хоть как-то объяснить её странное поведение, в этот раз я уже и не думал.
Около порога я увидел оторванную пуговицу с её плаща. Я поднял её и отнёс в комнату Снежинки, положив в центр кровати.
Чуть успокоившись я стал ходить по квартире и собирать вещи что остались после неё, добавляя предметы к уже найденной пуговице, на кровать.
Там оказались:
- ключи с привходной тумбочки (из чего я сделал вывод что она решила не возвращаться)
- пара женских журналов
- нестиранные трусики с медвежонком из корзины в ванной
- там же на полке я нашёл баночку с её снотворным
- на кухне в холодильнике детское питание из шиповника (она так его обожала)
- минеральная вода в зелёной стеклянной бутылке
- полуразгаданный кроссворд, заполненный её рукой
- ну и найденная в коридоре пуговица
И глядя на все эти вещи я уже не смог сдержаться и разрыдался.
Я перестал быть мужчиной - в тот момент я был ребёнком, который вспомнил все свои обиды и разочарования в этой жизни.
Спустя какое-то время слёзы кончились, но вместо них на меня навалилась жуткая усталость. Усталость от всего и от всех. Я взял банку со снотворным и высыпал таблетки в рот, тщательно их разжёвывая и запивая минеральной водой. 







013 Пробуждение.

Я сразу же понял, что нахожусь не в своей квартире, не в больнице и вообще не в своём городе. Это было ясно по чистому тягучему воздуху, в котором носились ароматы уже последних в этом году осенних цветов. Такого воздуха в городах не бывает. “А жаль” - промелькнула в голове мысль. И ещё с иронией подумал: “Что-то я слишком часто, в последнее время, просыпаюсь в незнакомых местах. Пора с этим заканчивать”.
Открыв сначала один глаз, а потом второй, я привыкал к яркому солнечному свету, пробивающемуся в открытое окно.
Свет падал на правую половину моего лица. И там, куда он падал ощущалось тепло. Я малость передвинулся, что бы погреть в этом ласковом тепле весь свой лик.
Ветка берёзы, росшей у самого окна, раскачиваясь на ветру стучала по стеклу. Дерево как-будто спрашивало разрешение войти в дом. А занавеска, покачиваясь взад-вперёд, словно махала ей на прощанье платком, не желая принять эту гостью.
Немного придя в себя, начал осматриваться вокруг. Я лежал на продавленной кровати, накрытый лоскутным одеялом. Таких одеял я не видел, наверное, уже лет пятнадцать. На стене, раскачивая маятником, отмеряли бег времени старинные ходики.
Комната была совсем небольшая. В ней царил умиротворяющий полумрак. Кроме кровати в комнате находился небольшой стол ручной работы из массива дерева. Под него были задвинуты пара стульев. На одном из них, на спинке, висела моя рубашка и любимая кожаная коричневая куртка, которую я носил уже, наверное, пятый год. Почему-то только сегодня я заметил, что она порядком поистёрлась. Но от этого была ещё больше мне дорога. Куртка хранила в себе моё тепло, воспоминания прошедших лет. Приятные и не очень. Которые уже не вернуть, хочешь ты того или нет. На сиденье стула, свёрнутые втрое покоились мои голубые джинсы. Ну а на полу располагался заключительный штрих экспозиции - ботинки, внутрь которых были засунуты тёмно-серые носки. Частично спадающие на пол как уши спаниеля.
Мне надоело лежать на кровати и кроме того у меня было такое ощущение, что всю мою кровь слили за ненадобностью в землю, а в вены залили новую - молодую и весёлую. Мне больше не хотелось ощущать грусть и прочие негативные эмоции. Теперь они вызывали во мне отторжение на физиологическом уровне. Хотя и особо радоваться мне было нечему - слух, работу и любимую я потерял. И даже сама жизнь, до момента сегодняшнего пробуждения, была для меня под большим вопросом. Но внутри что-то росло. Какое-то ощущение праздника. Предчувствие чего-то большого, светлого, хорошего. Беспричинный восторг. Упоение каждым мигом. С этими чувствами я бодренько потянулся и, откинув одеяло, встал. Подошёл к стулу, разминая затёкшие мышцы и неспешно начал одеваться.
Натягивая ботинки, я вдруг спиной почувствовал, что в комнате ещё кто-то есть. Видимо, потеря слуха начала компенсироваться обострением иных чувств. Резко обернулся и увидел здоровенного мужика с бородой до груди, неопределённого возраста в телогрейке, надетую на пожелтевшую майку. Глядя в его пронзительные голубые глаза, я видел, что мы почти ровесники, так как смотрели они молодо и озорно, с хитроватым добрым прищуром. Ну а если оторваться от глаз и окинуть взором весь его облик, то создавалось ощущение, что ему было где-то около сорока.
Он улыбнулся и жестом пригласил меня сесть за стол. Я осторожно завязал шнурки, держа его в поле зрения, и только после этого принял приглашение.
Сев напротив, он что-то попытался мне сказать, но я был погружён в безмолвие и лишь пытался угадать слова по его губам.
- Я глухой и ничего не слышу, - попытался ему объяснить.
Некоторое время он сидел молча, а потом я услышал голос в своей голове.
Мне показалось, что он словно передатчик и только что этот странный человек сканировал частоты, что бы найти нужную и передать послание.
“Ты не прав”, - раздался гулкий голос у меня в голове. - “Всю жизнь ты был глухим и только сейчас начинаешь слышать”.
Решив ничему не удивляться, с того момента как сегодня проснулся, я ждал что же будет дальше.
Он посмотрел на меня и “сказал”, но, на этот раз, он как-будто обращался и к кому-то ещё. “Инициализация прошла практически идеально”. Поводив головою туда-сюда я пытался найти того, с кем он сейчас говорил. Но никого не увидел. Я сидел ошарашенный и ждал, что будет дальше.
Он продолжил: “Вкус полёта и наслаждение от него способен получить лишь тот, кто всю жизнь ползал на самом дне, в грязи и испражнениях. Тот, кому от рождения предназначается летать, воспринимает это как должное и многое проходит мимо него”.
“Понимаю”, - продолжил он. - “Сейчас у тебя начнут появляться вопросы, на которые ты захочешь получить ответы. Но скажи, не интереснее ли тебе будет разобраться во всём самому. Что это за место? Кто я? Кто ты? Зачем ты здесь? Мне конечно же не составит никакого труда тебе всё это рассказать, но, как я уже говорил, пропадает весь интерес.
Я знаю, что ты называл себя Мотыльком. Ты и вправду им был. Ты летел на огонь и этот огонь сжёг тебя... Вскоре ты определишься с тем, кем ты стал и возьмёшь себе новое имя, в полной мере отражающее твою теперешнюю суть”.
Встав со своего места и подойдя ко мне, он посмотрел мои глаза, оттянув нижнее веко. Затем взял руку и пощупал пульс, отмеряя время по моим же часам на руке. Улыбнувшись, он произнёс: “Это хорошо, что у тебя часы на ремешке. Я с некоторым недоверием отношусь к людям, которые носят их на браслете. Мне они кажутся более лживыми”.






014 Аспирин.

Отпустив мою руку, бородач выпрямился и, отвернувшись, начал делать какие-то движения рукой. За его спиной мне было не видно, чем он там занят. Я уже хотел попросить воды - очень хотелось пить... но он, резко повернувшись, схватил меня за уши и начал сдавливать голову. Я поначалу растерялся, а потом, спустя секунду, немного придя в себя, сделал попытку высвободиться. Но этот медведь был слишком силён. В боксе бы сказали, что у нас разные весовые категории. Отпустил он меня так же неожиданно, как и схватил. При резком движении, когда он разводил ладони в стороны от моей головы, в ушных каналах создался перепад давления, раздался хлопок и я услышал тиканье ходиков. Тик-так. Тик-так. Тики-таки.
Некоторое время я молча сидел ошарашенный, а потом спросил:
- Как вы это сделали? - и снова, за последние несколько дней, услышал свой голос.
- Как, как, - пробурчал он. Да очень просто. Ты не хотел слышать - вот и оглох. Я лишь подменил твоё желание своим. Он на немного замолчал, а потом добавил: “Ты даже не представляешь, какой силой обладает наша воля. Если чего-то захотеть, по-настоящему, без дураков, то это желание сбудется”.
Посмотрев на меня, он решил сменить тему и с улыбкой произнёс:
- Кстати, местные зовут меня “Аспирином”.
- Местные? - вскинул я брови. Как-то уж очень резануло слух это слово. Сразу почувствовалась дистанция этого человека от всех остальных.
- Ну да, я же тоже не отсюда. Хоть и прожил тут, уж, без малого пятнадцать лет, а всё равно для них чужой. И ничего уже не изменишь. Видимо, это - навсегда.
Взглянув на моего лекаря, я видел как его распирало плохо скрываемое желание рассказать о себе: откуда он, где жил, на кого учился, кем работал, прежде чем очутился здесь, да и вообще... обо всём. Но что-то его сдерживало. А на губах мелькала и тут же исчезала плутоватая улыбка.
- Знаете, - произнёс я, - мне как-то неудобно называть вас Аспирином.
- А, понимаю, разница в возрасте, - произнёс он. Я хотел возразить, что дело совсем не в этом, но он меня опередил и сказал : ”Ну называй тогда Аспирин Аспиринычем”. И после этого звучно расхохотался. Я не удержался и последовал его примеру. Смех у Аспирин Аспириныча был очень заразительный.
- Ну ладно, посмеялись и будет, - сказал он, смахивая слёзы. – Сходи-ка подыши свежим воздухом. Разомни мышцы, да осмотрись. А я пока соберу на стол. Попотчую тебя, чем бог послал.
Выходя, в сенях, я заметил ведро с водой. Взял кружку, стоящую рядом, и зачерпнув полную, утолил свою жажду. Перед домом был небольшой дворик, справа - ворота из деревянных прутов. При открытии они издали противный скрип.
Дом Аспирин Аспириныча был крайним в деревушке, а за ним был порядочный участок, поросший травой. Дальше, что хватало глаз, разбавляя синеву неба, лежало жёлтое убранное поле пшеницы с аккуратными валиками сена, оставшегося после уборки зерна. Ну а уже на горизонте виднелся, тёмно-зелёной  полоской, лес.
В противоположной стороне грунтовая дорога спускалась с небольшим уклоном и упиралась в небольшую запруду. По обе стороны от дороги стояли дома; у кого похуже, у кого по лучше, но по большому счёту все одинаковые. За домами были разбиты огороды. Ими то, видимо, местные жители и кормились по большей части.
Я решил пройтись вниз к запруде, посмотреть повнимательнее, что тут и как. Попадающиеся мне на пути люди, с интересом наблюдали за мной. Деревенька была небольшая, все друг друга знали досконально. И появление нового человека было для них редким событием. Ещё один чужак в их мире. Я сразу же подумал об Аспирин Аспириныче.
Молодые парни смотрели на меня с тревогой и опасением. Женщины с интересом. У молодых девушек к интересу прибавлялся загадочный блеск в глазах. Старики смотрели оценивающе, угадывая, как отразится на их жизни моё появление.
Дойдя до пруда и постоянно ощущая на себе их взгляды, я немного покидал в раздумье небольшие камешки в воду и пошёл обратно.
За три двора до дома Аспирин Аспириныча была широкая завалинка. На ней сидели два старика, а чуть в стороне белокурая девчушка, лет десяти.
Проходя мимо них, я поздоровался. Старики кивнули в ответ, а один из них крикнул:
- Внучок, иди, посиди с нами малость.
Садясь на бревно, я только сейчас заметил небольшую группу молодых девушек во дворе ближайшего дома. Они о чём-то беспечно весело щебетали и посмеивались.
- На-ка, нюхни нашенского табачку, - сказал один дедок, вынимая из пиджака небольшую баночку коричневого стекла. И отвинтив крышку, высыпал на морщинистую ладонь немного табачной пыли. Я взял немного в щепотку и заправил в каждую ноздрю. И конечно же расчихался с непривычки.
- Что, злой табачок? - съязвил старичок.
Да, уж, не злее меня, - парировал я с улыбкой.






015 В глубинке.

Вблизи я увидел, что лица стриков похожи на вид земли из кабины самолёта. Они были плотно покрыты дорогами-морщинами разной глубины и ширины. Седая щетина как трава, пробивалась сквозь эти тропинки. Глаза были добрыми, рты таили в себе улыбки, которые могли выпорхнуть как птицы в любую секунду.
Старики были одеты в серые брюки. Тёмные пиджаки поверх клетчатых рубах. На голове у одного была кепка с мелким рисунком в ёлочку. Другой был простоволос.
- Ну что нового в мире? - поинтересовался дедушка, угощавший меня табаком.
- Откуда я знаю, - подумал я про себя. - Я ж новости никогда не смотрел... Не интересовало меня как-то внешнее проявление жизни, да и что за новости в наше время: в очередной войне одна из сторон разбомбила жилые дома, в каком-нибудь городе жертвой маньяка стала уже тридцать четвёртая по счёту женщина, пьяный водитель маршрутки врезался в автобусную остановку с людьми. Нет, не по мне такие новости...
- Человека в космос запустили, - пошутил я.
- Идишь ты, решил он мне подыграть. - Слышь, Митрофаныч, толкнул дедок второго в бок. - Человека в космос запустили.
- Ну и что, - обратился он снова ко мне. - Что открылось там его взору. Увидал ли он, горемыка, Бога, али ангелов небесных?
- Чего не было, о том врать не буду. А вот инопланетян, говорит, видывал.
- Ну и какие они?
- Навроде лягушек наших, только поболее.
- Экая мерзость, - не выдержал Митрофаныч и сплюнул в сердцах.
- Вот актёры, - подумал я.
- Нюрка, - обратился Митрофаныч к девчушке, тихо сидящей неподалёку, - Вот бы тебе жениха такого инопланетного. Пошла бы за лягушку?
Та, застенчиво улыбаясь покачала головой. - Нее...
- Паря, кстати, вот тут наши бабы интересуются, - произнёс любитель табака, кивая в сторону местных красавиц, шепчущихся во дворе.- Какие девки тебе по сердцу?
Ну и вопросец. Надо как то выкручиваться.
- Те, у которых ладошка в полтора раза меньше моей, - попытался я хоть что-то придумать.
Маленькая ягоза, сидевшая до этого смирно в сторонке, услышав мой ответ, сорвалась с места, как воробушек, и кинулась к девушкам.
Они все наклонились над ней, а она, видимо, передавала мои слова, постоянно оборачиваясь и смотря в нашу со стариками сторону.
После этого девушки загудели как улей и стали вытягивать шеи, высматривая какого размера моя ладонь.
Я смутился. Спрятал руки в карманы куртки и решил, что тоже имею право задать дедушке один вопрос.
- Скажите, пожалуйста, а что это за место?
Дед внимательно посмотрел на меня, словно на рыбу, пытаясь определить мой вес и сказал с пафосом:
- Это место - печень России.
Я был не готов к подобному ответу. И подумал, не издеваются ли они надо мной. Посмотрел, нет, старец был абсолютно серьёзен.
Не, ну актёры-то, конечно, они хорошие, но не до такой степени.
- В смысле, - спрашиваю, - пьёте много что ли?
Дедок крякнул и произнёс: "Это уж как положено". А потом, улыбнувшись, добавил: "Ты, чудила, анатомию-то в школе изучал?"
Я сделал обиженное лицо, ну по крайней мере попытался сделать, хотя на самом деле не испытывал этого чувства.
А старик, профессорским тоном высказал мне: "В целом печень выполняет более пятисот различных функций, и её деятельность пока не удается воспроизвести искусственным путем. Удаление этого органа неизбежно приводит к смерти в течение одного-пяти дней. Однако, у печени есть громадный внутренний резерв, она обладает удивительной способностью восстанавливаться после повреждений, поэтому человек может выжить даже после удаления семидесяти процентов ткани печени. 
Одна из важнейших - барьерная функция печени, состоящая в обезвреживании токсичных соединений, поступивших с пищей, либо образовавшихся в кишечнике за счёт деятельности его микрофлоры, лекарств, всосавшихся в кровь и принесённых кровью к печени. Химические вещества обезвреживаются путём их ферментативного окисления, восстановления, метилирования, ацетилирования, гидролиза и последующей конъюгации с рядом веществ: глюкуроновой, серной и уксусной кислотами, глицином, таурином и другими. Не все вещества обезвреживаются в две фазы: некоторые — в одну или без изменений выводятся в составе желчи и мочи, особенно растворимые конъюгаты. Нейтрализация токсичного аммиака происходит за счет образования мочевины и креатинина. Микроорганизмы обезвреживаются в основном путем фагоцитоза и лизиса их.
Остальные четыреста девяносто девять функций я тебе расписывать не буду: долго, да и не всё поймёшь".
- В общем, - заключил он, - если коротенько, то печень - это фильтр.
Я в ошеломлении смотрел на старика. А они здесь, в глубинке, не такие уж и простаки, какими кажутся на первый взгляд.







016 Весенний ветер.

Аспирин Аспириныч вышел из дома, и увидев меня замахал рукой, мол, всё готово, давай, иди.
Я извинился, попрощался со стариками и пошёл в дом.
- Что, познакомился с местными?
- Да уж... познакомился, - произнёс я, находясь под впечатлением.
Помыв руки, уселись за стол. Аспирин Аспириныч наварил картошки в мундире, открыл шпроты, порезал сала, лук, ржаного хлеба. Потом сходил в сени и принёс запотевшую поллитровочку. Посмотрел на меня: “За знакомство?!”. Ну уж за знакомство пришлось выпить, хотя желания не было никакого. После стопки водки у меня в животе разорвалась бомба и обожгла желудок огнём. Я ж не ел всё время что спал. А, судя по голоду, спал я не один день. Набросившись на еду, я ел с несвойственным для себя аппетитом. Хозяин дома понимающе смотрел на меня и улыбался. В конце трапезы Аспирин Аспириныч принёс алюминиевые кружки с заваркой, залил их из чайника кипятком и поставил плошку с клубничным вареньем.
Чуть отдохнув после еды, я вызвался нарубить дрова, натаскал в баню воды из колодца. И как-то за этими занятиями незаметно прошёл день. Потянуло прохладой.
- Баньку мы завтра вечерком затопим, - сказал Аспирин Аспириныч, я тебя, как следует, берёзовым веничком отстегаю - будешь как новенький. А теперь пора почивать. Мы тут, как звери, ложимся с наступлением темноты, а встаём с рассветом.
Пойдём я покажу тебе твою берлогу. Залезли по лестнице в сенях на чердак. “Миленькое местечко”, - сразу подумал я. Пустое помещение, и там где шёл скос крыши, стояла низенькая кровать. Всё. Ничего больше тут не было. Ну, если быть совсем точным, почти в самом конце чердака проходила на улицу печная труба из красных кирпичей.
- Надо будет только вагонкой стены обить, притащить стол со стулом и будет очень даже уютно, - словно прочитав мои мысли, сказал радушный хозяин. Хотя почему словно. Я бы не удивился, если оно так и было.
- Я бы хотел ещё полки... под книги и под разную мелочь.
- И это можно, обживайся короче, - сказал Аспирин Аспириныч и кряхтя стал спускаться по лестнице.
“Сколько ж ему на самом деле лет”, - подумал я. - “Надо будет спросить как-нибудь”.
Лёг на кровать, закинув руки за голову, и стал смотреть в потолок. Сон не шёл - сполна выспался за последние несколько дней.
Минут пять бездумно смотрел на кружащую по кругу муху. А потом встал и тихонько, чтобы не потревожить хозяина, отправился за дом, в поле. Там сел, на сваленные в кучу, стволы деревьев, заготовленные на дрова, и стал любоваться закатом.
День готовился уступить своё место сестрёнке-ночи, приглушая все краски. Укладывая спать птиц и зверей, но не всех. Только часть. В поле раздавался стрёкот сверчков. Справа неторопливо покачивали ветвями тополя и клёны. Ветер ласкал их листву и казалось, что они что-то шепчут ему в ответ. Может быть рассказывают сказку на ночь. Или делятся тем, как прошёл у них этот день. Который был ничуть не хуже и не лучше, чем все остальные. "Странно", - подумал я. "Листья в городе уже облетели, а тут их ещё что-то держит на ветвях".
Залюбовавшись этой картиной, я на мгновенье почувствовал единение с природой и решил, что буду приходить сюда каждый вечер. И смотреть, как солнце садиться за горизонт. Ведь каждый закат неповторим, хотя и кажется похожим на все остальные.
Когда на небе уже начали появляться первые звёздочки, я встал и решил немного прогуляться по полю, а уже после этого идти спать. Медленно ступая и вдыхая свежесть наступающей ночи, я только сейчас ощутил в правом кармане куртки какую-то тяжесть. Хлопнул себя по лбу – ну конечно же! Телефон! У меня родилась одна неплохая мысль и я улыбнулся ей, как молодая мама улыбается своему первенцу. Активировав экран, первым делом посмотрел на иконку приложения “Календарь”. Хм, значит я был без сознания два дня. На экране загорелась надпись: “Батарея разряжена. Батарея заряжена на 10 %”. Чёрт, надо торопиться, быстренько нажал на “Карты” и, сразу же после открытия приложения, тыкнул внизу слева на маленький значок мишени. Телефон подключил gps, начал искать спутники, спустя минуту ему это удалось и стали загружаться карты. Но до конца им это не удалось сделать - экран погас. Я попытался потыкаться, понажимал кнопку включения, но всё было напрасно - окончательно кончился заряд аккумулятора. И теперь телефон был никчёмным куском стекла, пластика и металла. Разозлившись, я швырнул телефон в небо. Пролетев несколько метров, он приземлился на землю и сделал несколько потрясающих кувырков. Твою то мать, - подумал со злостью. - Не хватило всего лишь пары секунд, что бы узнать, где я нахожусь.
И тут у меня на лице снова заиграла улыбка, не помню уже в который раз за сегодняшний день, и тогда я громко произнёс “Хэй-хэй-хэй!”.
Не удивляйтесь, всё дело в том, что мне стала очевидна схожесть своего положения с лирическим героем из песни Борис Борисыча.
В оригинале, со второго куплета, она звучала так:
“...Я хотел слышать музыку, и вот я здесь во плоти;Остановите электричку, мне нужно сойти;На полустанке, средь бескрайних полей;Забросить телефон за плечо;И сказать себе: "Хей-хей-хей!"
Аригато, мама-сан,;Никто, нигде и ничей;Весенний ветер, ;Девяносто дней и девяносто ночей;Я - Весенний ветер, ;Сорок раз по девяносто дней и девяносто ночей”
“Никто, нигде и ничей”, - повторил я про себя. Вот уж точно!
Я сел в траву и ветер трепал мои волосы. Новое имя нашло меня само.






017 Пустое сердце.

Утром меня разбудил какой-то грохот. Я поёжился и собирался было снова заснуть. И даже поплотнее укутался в одеяло… но почувствовал, что хочу в туалет. Спускаясь по лестнице, я чуть спросонья не свалился. Ноги соскользнули со ступеньки и провалились в пустоту. По телу снова пропустили ток. Зацепившись, я  повис на одной руке. Выброс адреналина привёл меня в чувства. И я бодренько спрыгнул на пол, который немного застонал под моим весом. Протерев глаза, чтобы вытряхнуть из них последние осколки сна, я выбежал на улицу.
Сходил в туалет, а потом у колодца сбросил куртку с футболкой и залихватски умылся по пояс ледяной водой. Надо что ли прибарахлиться, - подумал я. А то с одним комплектом одежды, из-за приобретённого характерного запаха, меня все начнут обходить стороной. И друзей я тут себе наверняка не приобрету.
В доме стоял аромат кофе и варёных пельменей.
- О, - сказал Аспирин Аспириныч, - сам проснулся? А то я уже хотел тебя идти будить.
- Ага, сам, - подтвердил я смеясь.
Аспирин Аспириныч, понял о чём я, и смутившись произнёс:
- Ты уж извини…  Бывают такие дни, когда всё валиться из рук. Сегодня, видать, как раз такой. Кастрюльку вот давича не удержал. Попытался на лету поймать, а вышло только хуже… Загремела на весь переулок.
- Да ладно… - произнёс я, и сел за стол. - Есть даже в этом какая-то своя прелесть – встать спозаранку.
Хозяин начал, вылавливая из мутной воды, накладывать мне на тарелку, похожие на старческие уши пельмени. Я взял хлеб. Неторопливо полил пельмени кетчупом, затем добавил сверку по капельке майонеза. Напоследок припудрил их чёрным молотым перцем. И так же неспеша стал отправлять их в рот. Одну пельмешку за другой. Запивая кофеем из алюминиевой кружки.
Аспирин Аспириныч сел напротив меня и стал неспешно ковыряться в своей тарелке. А потом потёр переносицу, зажмурился и спросил:
- Ну что, ты нашёл ответы на свои вопросы?
- Нет. - я выдержал небольшую паузу. - Вы знаете, мне, кажется, не нужны ответы. Поскольку у меня уже почти нет вопросов.
- Даже так?
- Ага, у меня лишь один к вам вопрос остался…
- Ну-ну, - улыбнулся он в бороду. – И какой же?
- Здесь где-нибудь можно купить одежду?
- Он хлопнул ладонью по столу, и засмеялся.
Я в растерянности смотрел на него.
Он успокоился и важно изрёк, подняв указательный палец и указывая им на потолок:
- Только тот, кто сознательно отбросил попытки найти ответы на мучавшие его вопросы, готов их услышать… А потом, без патетики, уже обычным тоном добавил, - С одеждой что-нибудь придумаем.
После завтрака мы вышли к завалинке и сели на бревенчатую скамейку. Аспирин Аспириныч закурил. А я, ощущая сытость, с наслаждением смотрел на мир. В этот день мир не собирался обрушиваться на меня всеми своими проблемами. По крайней мере, я на это надеялся. Хоть пару дней я хотел полелеять покой и умиротворение, поселившиеся во мне.
- Ты верующий? - спросил меня Аспирин Аспириныч. И пронзительно посмотрел в глаза.
- Скорее сентиментальный, - попытался я пошутить. А потом увидел серьёзность на лице собеседника и добавил. - По большому счёту нет, я иду своим собственным путём. А что? В чём дело?
- Дело в том, что теория всепрощения грехов и индульгенция уже не катят. Невозможно совершить, что-то ужасное, например, убийство… а потом покаяться и считать, что твоя душа чиста. За любой поступок хороший он или плохой есть своя плата, своя цена.
Аспирин Аспириныч возбудился от негодования и даже впал в краску. Глаза его стали суровыми.
- Да я с этим и не спорю. Даже согласен, – попытался я его успокоить.
Он некоторое время молчал.
- Мы здесь устраиваем что-то вроде лечебницы. Я лечу телесные хвори, ты будешь – душевные.
- Я?! – мои брови поползли наверх.
- Да ты,- ответил он просто. – Будешь брать на себя чужие грехи. Я тебе ближе к зиме покажу, как это делается. Начнём работать, как только нападает снег. Почему – позже поймёшь. Пока же отдыхай, набирайся сил. Да и комнатку твою пока обустроим.
Я был в шоке. Брать на себя чужие грехи. Честно сказать, к этой мысли надо было привыкнуть.
Больше мы на эту тему не разговаривали.  А мне становилось понятно, что так и должно было быть. Никаких тревог по этому поводу я не испытывал. Я словно всю жизнь неосознанно к этому и шёл.
В ожидании зимы, мы заказывали на лесопилке материалы, прикручивали саморезами деревянные доски к балкам. Втаскивали стол. Вешали полки. Моя «комнатка» становилась всё уютнее и уютнее. На полках появились книги. Доски покрыли морилкой, дерево приобрело благородный загар.
Я неизменно ходил смотреть на закаты и начал подумывать, что вот так тихо и незаметно пройдёт здесь вся моя оставшаяся жизнь. В согласии с самим собой, без ярких эмоций, размерено, покойно.
По ночам стало холодно. Поверх своей любимой кожанки я частенько стал набрасывать выделенную мне телогрейку. Бросил бриться и обрастая, стал всё больше и больше походить на хозяина дома.
В начале ноября, где-то часам к пяти вечера выпал первый снег.
Первый снег как первый секс - всегда вызывает какие-то странные чувства. Он меняет тебя раз и навсегда. Ты становишься немного другим, не таким как день назад. Ты… нет, не узнаёшь что-то новое, ты это… прочувствуешь…
Я стоял на улице и с грустью смотрел на снежинки, приземляющиеся на рукав моей телогрейки. Снежинки. Снежинка. Любовь моя. Я всё ещё помню о тебе, хоть ты и причинила мне столько боли. Я всё ещё люблю тебя… Люблю?  Наверное. Я прислушался к своему сердцу. Нет, теперь оно было пустое. Любви в нём не было.





018 Зимовка.

А потом снег начал падать, не прекращаясь ни на минуту. День за днём. Мне даже начало казаться, что он никогда не закончится. Может оно и к лучшему, подумал с какой-то непонятной, щемящей тоской. Будем все погребены под белоснежным снежным одеялом. Окажемся в вечном плену холодных объятий зимы.
В одно утро мне отчего-то вспомнился город.  Вернее зима в городе. И скрежет лопат дворников на улице.  Создавалось такое впечатление, что они ждали выходных и ещё затемно, с утра, начинали скоблить тротуары. Скрежет был невыносим. Это была их месть всем остальным. Всем, кто может себе позволить поспать подольше в законные выходные. Однажды я не выдержал и крикнул в окно: “Смотри как бы в темноте, вместе со снегом ты не сошкрябал асфальт”.  Город. Мой родной город. Я даже не знаю как далеко сейчас от тебя.
Но однажды всё заканчивается. И то, что однажды началось, непременно несёт в самом себе и свой конец. Вот и снегопад прекратился. Во дворе образовались гигантские сугробы. А Аспирин Аспириныч занялся обещанным обучением.
Мы сидели за противоположными сторонами стола, соединив руки в центре столешницы, а он объяснял:
«Держа человека за руки, настраивайся на его волну. Попытайся представить, каков характер человека. Какими заботами он живёт. Какие у него интересы. Рано или поздно это произойдёт. И ты начнёшь слышать его мысли. Как только это случится, надо резко ударить человека в грудную клетку правой рукой, там где сердце. Оно должно пропустить пару биений, и в этот промежуток ты должен успеть левой рукой, той, что до сих пор держишь человека, вытянуть из него его грехи. Давай попробуем».
Я попытался повторить всё вышесказанное. Увидел мысли Аспирин Аспириныча, ударил его в сердце. Вытянул грех. Этим грехом было склонение его женщины двадцать лет назад сделать аборт. Тогда они были молоды и безответственны.
Как только грех оказался во мне, я почувствовал дикий жар. Помножьте сорокаградусную лихорадку при гриппе на сто и вы сможете получить отдалённое представление о том, что я испытывал.
- Одежду, - закричал Аспирин Аспириныч, - скидывай одежду. Сгоришь!
Я поспешно начал срывать одежду, полетели по сторонам и запрыгали по полу отлетевшие пуговицы.
- На улицу, в снег! – коротко крикнул мой наставник.
Я послушался его совета и выбежав во двор, плюхнулся в сугроб. Послышалось шипение, как будто раскалённый клинок окунули в охлаждающую жидкость для закалки. Снег, в соприкосновении с моим телом моментально плавился и преобразовывавшись в пар, уносился вверх, в небеса.
- Ну и почему вы меня не предупредили, что после принятия греха всё будет так? – спросил я на следующий день у Аспирин Аспириныча.
- А зачем? - только и ответил он. – Слова не стоят ничего.
- Ну хоть почему так происходит, это вы можете объяснить, - попросил я с некоторой обидой. Немного выдуманной, впрочем.
- Представь, что некоторые люди рождаются как печи. В них горит внутренний огонь. И в эту печь можно бросать всякий мусор. И он в ней сгорит, не оставив после себя почти ничего. Лишь горстку пепла.
- Значит что-то всё-таки остаётся?
Он мне ничего на это не ответил.
А потом потянулись друг за другом люди и дни. Я избавлял людей от душевных хворей. Аспирин Аспириныч – от телесных. День от то дня сугробы во дворе становилось меньше. И тогда местные мужики стали свозить в наш двор снег. Сначала со своих дворов, потом с прилегающих полей, каждый раз расширяя радиус своих экспедиций. Они это делали до тех пор, пока опять не начинались снегопады.
Я входил в цикл: работа – сон, работа – сон. Один день неотличим от другого. Люди были разные. Низкие и высокие. Толстые и худые. Хмурые и весёлые. Люди были разные, а грехи у всех одинаковые. После «работы», по вечерам я залезал в свою берлогу на чердаке и погружался в книги.
- Что читаешь? - спросил как-то Аспирин Аспириныч.
- Стихи…
- А-а-а, - произнёс он и процитировал. - Поэзия - это не просто складное сложение слов в рифму. Поэзия - это резонанс сердца.
На улице трещали морозы, а у меня было  тепло от раскалённой печки и немного пахло дымом. Труба печи гудела. На улице завывала вьюга. Ветер свистел. Аспирин Аспириныч что-то негромко напевал внизу. И только я один молчал. Сидел и молчал в каком-то оцепенении, забытье.
Тоска, поселившаяся во мне в начале зимы, теперь обжилась и чувствовала себя во мне вполне комфортно. Как будто, с грехами выгорала какая-то часть меня, моей радости, моего умения веселиться.
Я затих и начал ждать весны.






019 Цветочный аромат духов.

И вот она пришла. Сначала робко постучавшись в окошко и по крыше капелью. А затем, как давно ожидаемая гостья, хохоча ворвалась во двор гамом птиц, буйством зелени и бездонностью синего неба. Немного обвыкнув, стала греть солнцем, приукрашиваясь цветами и вкусно пахнув.
Весна. Время кипения крови и учащённого дыхания. Девицы, как и сама весна, расцвели, распустились, похорошели. Встречая меня, щёчки их вспыхивали, а сами они потупляли взор. Поскольку мне от них ничего нужно не было, я смотрел им в глаза, не пряча стыдливо взгляд.
Зимняя «работа» закончилась. Делать по большому счёту стало нечего. Ну, вскопали в одну неделю огород, посадили картошку. В другую неделю подремонтировали дом. А дальше то что?! Оставалось только бездельничать.
Можно было бы, конечно, выбрать традиционный русский путь - пить с утра до вечера, не замечая, как пролетает за этим занятием время. Но этого мне хотелось меньше всего. От нечего делать, я стал бродить по окрестностям.
В один день, где-то километрах в пяти-семи от дома, случайно наткнулся на заброшенную деревеньку. Покосившиеся избы, заросшие травой огороды и дороги. И ни одного человека. Мёртвая деревня. Жутковатое зрелище. Я заглянул в один дом. Остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. А потом стал бродить по комнатам.
Прежние хозяева, покидая дом, оставили некоторые предметы. Заржавевшие металлические кровати без матрасов. Пара старых шкафов. Громадные сундуки. Открыв один из них, я нашёл под ворохом застиранных юбок и рубах небольшую лампадку. Взял её в руки. Осмотрел. Хм. Забавная вещица. И не стал её возвращать. Решил взять с собой домой.  На чердаке поставил её на полку. Лампадка стала первым предметом моей коллекции. Я нашёл себе увлекательное занятие на ближайшее время.
День за днём я приходил в эту деревеньку и шастал по домам. Пару раз проваливался из-за сгнивших досок в подпол. Моя охота за предметами, оставленными людьми, становилась всё более и более опасной. Но это меня не останавливало. Самое главное было не провалиться в заросший колодец. Выбраться из него в одиночку будет довольно проблематично. Если не невозможно.
Рядом с лампадкой появились: веретено, нож пастуха, ложки, маленький чугунок, чесалки  шерсти, бутылки из цветных стёкол… Ну и много-много ещё чего. Я даже не знал, как называются некоторые предметы и для чего они нужны.
Иногда я приходил в деревеньку по ночам. Просто, что бы проверить себя на храбрость. По ночам в ней становилось совсем жутко. Пугали любые шорохи, любые звуки. Я, с замирающим сердцем, неслышно ходил на носочках.
В ту ночь мне не спалось. То ли из-за полнолуния, то ли из-за чего-то иного… Я по привычке оделся, не зажигая света, и направился в свою заброшенную деревеньку. Добравшись до неё, зашёл в один дом, но интересного ничего в нём не нашёл. Решил зайти в небольшой сарай, расположенный неподалёку от дома. В нём хранилось сено. По всей видимости, раньше хозяева этого двора держали скотину. Коз там или овец. А этот сарай использовали под запасы на зиму этим животным сена.
Единственное, что меня смутил, так это то, что к запаху сена примешивался аромат духов. Я насторожился. И тут меня кто-то схватил в полнейшей темноте за руку. Я весь похолодел. И в нерешительности замер. Кожа, на схватившей меня руке, была нежная, а сама она небольшая в размерах. Ну и духи. Мне стало ясно, что я имею дело с девушкой или совсем молоденькой женщиной. Страха поубавилось. Появилось любопытство. Девушка же подошла ближе и, судя по всему встав на цыпочки, прикоснулась своими губами к моим. Мне вдруг показалось, что я уже когда-то целовал эти губы… Я начал догадываться, кто сейчас находился рядом со мной, в заброшенной деревни, в этом сарае с сеном.
Она источала удушающее облако цветочных духов. Нет, я не хочу сказать, что этот запах был мне неприятен. Или что-то вроде того. Напротив, мне хотелось дышать им и дышать, что бы он проник в каждую клетку моего тела и остался там навсегда. Эти духи подавляли мою волю, разжигая во мне какое-то животное желание. Взять силой обладательницу этого аромата, грубо, хищно, сзади. А потом, рыча кончив, разодрать на части её плоть.
Потеряв контроль, я срывал с неё одежду, в темноте, на ощупь, узнавая о том, как она выглядит. Подтверждая свои догадки. Она была небольшого роста, худоватая, с маленькой грудью. Между ног у неё было всё выбрито. Сопоставит это обстоятельство с ароматом и интенсивностью её духов, я сделал вывод, что она не местная. Да и какое мне в тот момент было до этого дело. Она не сопротивлялась, она не произносила ни слова. Она была словно воск в моих руках. Я мог делать с ней всё что угодно. Она сама этого хотела и в темноте отчётливо слышалось её тяжёлое дыхание, а чуть позже и стоны.
Я совершенно потерял голову. Не зная наверняка кто она, не видя её. Это было так странно. Странно и необычно. Кончив в первый раз, мы упали в сено. И уже в сене, меняя позы, кончили ещё несколько раз. Я – два. А она, раз пять. Причём такая довольно любопытная деталь: после того как она кончала, она мяукала и урчала мне на ухо, как кошка. И этот звук… Он сначала заставлял учащённо биться сердце, потом становилось горячо внизу живота, а в конце начинало что-то свербить в голове. 
Когда сил у нас уже совсем не осталось, она легла, положив голову мне на грудь и мы уснули. Утром я тебя разгляжу как следует, - была моя последняя мысль.








020 Тени становились короче.

Но утром её уже не было рядом со мной. Проснувшись раньше меня, она тихонько выскользнула из сарая. Забрав с собой тайну, о том - кто она. Как она выглядела.  И был ли я тем, кого она ждала, или ей бы подошёл любой.
Сладко потягиваясь, я вышел из сарая, вынимая попутно из волос травинки. Какая сладкая была ночка. Интересно, завтра она придёт сюда же? Я улыбнулся. Моя незнакомка.
И тут из подворотни выскочил взъерошенный парень. Явно с похмелья, с красными глазами. Руки его тряслись. В них он держал вилы, нацеливая их на меня.;- Э-эээй, ты чего?!, - вскрикнул я и попятился.;Я как-то не был готов, что после поэзии прошедшей ночи, наступит такая проза дня.;- Зря ты с моей бабой трахался… - зло процедил он сквозь зубы.;Я хотел сказать ему, что наверняка он что-то спутал. Не могла Снежинка быть его... никак не могла, но не успел. Он воткнул мне вилы в грудь, выплёскивая всю свою ярость.;«Как нелепо кончается моя жизнь», - промелькнуло в голове. – «Так и не успев начаться». Три спицы вил проткнули мои лёгкие, а одна – моё пустое сердце. И оно перестало биться. Ему захотелось отдохнуть.
Тени на улице с каждой минутой становились короче. Весенний ветер трепетал молодые листья деревьев.










Титры..

















Спасибо Олегу Володину за помощь и поддержку..


-------------------------
олег а.
2008-2009
#09 коричневая книга (puzzle)