оливковая

[смерть|страсть]

Это было предпоследнее лето, которое я проводил в деревне у бабушки с дедушкой. Дед уже больше года непрерывно болел и был прикован к постели. Похудел, осунулся и замкнулся. Перестал разговаривать. Только грозно блестел глазами в сумраке избы и, переворачиваясь с боку на бок, кряхтел. Врачи неизменно ставили один и тот же диагноз - старость. Даже в больницу его брать перестали.

Кроме меня в тот год у стариков гостила и моя четырнадцатилетняя кузина. Лето, как обычно в этих краях, было жарким и пыльным. Через несколько дней радость от пребывания в деревне прошла и я, как обычно, немного заскучал. Стал с видом меланхоличного поэта бродить по полям, грызть травинку и желать неисполнимого. Чего-то такого необычного. Что озарив яркой вспышкой настоящее, остаётся потом в памяти на всю жизнь. Хотелось, в общем, каких-то приключений.

По ночам, отвыкнув в городе от звёзд, я ошалело всматривался в небо и поражался их количеству. И чем дольше вглядывался, тем больше и больше звёзд открывалось моему взору. И я с тревогой думал: «Ну, не может, не может быть, чтобы там в глубинах этой бесконечности, не было сейчас такого же одинокого как и я существа, которое, задрав голову, вглядывалось бы сейчас в небо.

Днём, выждав немного времени после обеда, мы садились с кузиной на велосипеды и ехали купаться на пруд. Плавать она умела кое-как и чтобы немного её попугать, я затаскивал визжащую девчонку на глубину и отпускал. Она вопила, кричала, что больше никогда со мной не поедет купаться, и зачерпывая «по собачьи» воду, старалась схватить меня, плавающего на всякий случай неподалёку.

Однажды кузина, во время наших детских забав, наглоталась случайно воды и начала захлёбываться. Я бросился на помощь, а она, от испуга, схватилась за меня и прижалась своей холодной кожей, обхватив ногами мои бёдра, а руками обвив шею. Я не знал что делать, и обняв девчонку за плечи стоял с ней в воде. И тут я понял, что начинаю возбуждаться. Это ещё что такое? - попытался я себя одёрнуть. Возбуждение не проходило. Смутившись, отнёс её на отмель, а сам остался в пруду, так как сразу выйти из воды не мог.

Уже потом, на берегу, лёжа на покрывалах я вглядывался в хрупкую фигурку кузины и замечал еле уловимые изменения с её телом. По сравнению с прошлым годом у кузины чуть раздались бёдра, а на месте груди топорщились маленькие аккуратные бугорки. «Что это со мной?» - спрашивал я себя. - «Неужели ты начинаешь в неё влюбляться? Всмотрись повнимательнее, не торопись с выводами.» Я пристально начинал разглядывать девушку и мысленно отмечать ключевые моменты: всё лицо в веснушках, тонкие губы на бледной коже лица, медные волосы спадают на щуплые плечи, худая как спичка.
- Ну и? Что? Что ты в ней нашёл? - спрашивал я себя.
- Не знаю, - отвечал себе же и от этого становилось неуютно.

На следующее утро, собравшись за столом в терраске мы завтракали: бабушка, я, двоюродная сестра. Я смотрел на кузину и понимал, что да. Пропал. Влюбился в собственную двоюродную сестру. Стоит правда отметить, что я вообще, по жизни, достаточно легко влюбляюсь в девушек. Вглядываясь в глаза кузины я пытался понять, как она ко мне относится. Жаждал увидеть в них хоть искорку заинтересованности. Но ничего такого не находил.

Помню я о чём-то спросил её тогда за столом. А она, уплетая макароны с обжаренной колбасой, и не желая со мной разговаривать, ответила: «Когда я ем, я глух и нем». «А когда пьёшь.. Что с тобой тогда происходит?», - наигранно изображая волнение поинтересовался я. Она посмотрела на меня, как на последнего идиота и промолчала.

Теперь каждая поездка на пруд становилась мне мукой. Мы всё также плескались. Играли в салки. Кидались камешками и песком. Случайно касаясь её тела, во время игр, а может уже и не случайно, я начинал гореть как в огне: мое желание разгоралось. Всё это было неправильно. Подобные мысли и желания были табуированы. Но, как обычно, запреты только сильнее распаляют огонь в крови.

Ночью я лежал в нагретом за день жарком сарае и курил. От дыма щипало в глазах. На окне жужжали и бились о стекло две вялые мухи. Да ведь это грех, грех, - думал я, тяготясь размышлениями. Да и если всё откроется, меня не простят ни её родители, ни мои. Да, и к тому же, этим своим поступком я могу сломать ей всю жизнь. После этого девушка никому не будет верить. Но.. если она сделает шаг навстречу, то я никоим образом не смогу этому сопротивляться.. Вот что страшнее всего.

Помню, как в один день, мы с ней сильно повздорили. И она, обидевшись, убежала на колхозное поле, которое в тот год было засеяно кукурузой. Я кинулся за девушкой. Стебли кукурузы уже выросли выше меня и поэтому не было видно куда она побежала. Я ориентировался на звук. Во мне вдруг включился инстинкт охотника. Кровь сразу же стало горячей, дыхание - тяжёлым.

Догнав, я обнял её сзади за плечи и прижал к себе. Склонив голову к макушке, втянул запах волос. А спустя мгновение почувствовал запах пота, источаемый её телом. Боже, как же я этого хотел сейчас. Сорвать с нее тонкую футболку, задрать юбку, набросится на неё, повалив на землю. Но момент прошёл. Я ничего не предпринял. Кузина тихо сказала: «Отпусти». Не смея ничего предпринять, я опустил руки и она ушла. А сам сел на землю и тихо заплакал, обхватив колени руками и склонив голову.

На мой день рожденья умер дед. Тихо, покорно. Мы не сразу и заметили. Сидели за столом, справляли моё семнадцатилетие. Когда его смерть открылась, радость праздника сменилась скорбью утраты родного человека. Как обычно, в таких случаях, всем нашим родственником были посланы телеграммы. На нас легла организация похорон. На следующий день начали собираться родные. При встрече женщины начинали по традиции биться в истерике. От их выкриков, заходилось сердце. Похоронили деда по всем сельским традициям. Потом устроили поминки. На следующий день родственники стали разъезжаться. После шума и суеты вокруг похорон в доме стало непривычно тихо и спокойно.

Дед остался в моей памяти сухим, жилистым стариком. Раньше он был сельским кузнецом. Наверное, именно от него у меня любовь к холодному оружию. Да и вообще, все наши родственники частенько говорят, что я на него похож как внешне, так и характером. Дед любил несколько вещей: нюхательный табак, который он готовил по собственному рецепту; гоняться с кнутом за овцами, не желающими на ночь возвращаться в загон; выпить и петь неприличные песни всю ночь, не давая спать всем домашним. Когда за ужином ему ставили тарелку супа, он всегда показывал жестами подать ему хлеб, хотя тот находился у него перед носом.

В какой-то большой церковный праздник, бабушка и сестра ушли в церковь, поминать деда, а я остался в доме один. Прокравшись в пристройку к дому, где ночевала кузина я стал рыться в её вещах. Под стулом заметил пакет с грязным бельём. Большая часть трусиков была выпачкана кровью. Наверное, у неё недавно были месячные. Меня затрясло. Поднеся трусики к ноздрям, я сделал глубоких вдох и закрыл глаза. Ни одна женщина, что я встречал в жизни, ни до, ни после неё, так не пахла. Это было что-то особенное. Смесь запаха скошенных трав и цветов, ветра с моря, пота самки и чего-то ещё. Взяв наиболее пахнущее бельё, я сунул его в карман и сбежал.

В своём сарае я завернул трусики в несколько целлофановых пакетов, чтобы запах сохранялся как можно дольше, и по ночам доставал их. Дышал её запахом и рука сама опускалась вниз. Я представлял кузину и занимался с ней любовью в своих мечтах.

А потом, в конце августа, мы как обычно разъехались по домам - ей нужно было возвращаться в школу, мне - в институт. Вдали от неё я почувствовал себя лучше. Дикая страсть постепенно угасла. Но какая-то грусть отныне зародилась во мне. А этот запах, оставшись лишь в моих воспоминаниях, будоражит кровь до сих пор.

Через десять с лишним лет мы спишемся с ней в чате, и предаваясь воспоминаниям о наших поездах в деревню, я во всём признаюсь. И что я был влюблён в неё в то лето, и что до умопомрачения желал её, и что украл трусики из-за сумасшедшего запаха, запомнившегося на всю жизнь. Она лишь ответит: «В мире так много сумасшедших».  И всё. Этой темы, в разговорах, мы больше не будем касаться. А чуть позже, рассорившись, прекратим общение. Теперь уже навсегда.




[страсть|избавление]

Забавное у нас сейчас время. Людям гораздо легче познакомится в сети, чем в реальной жизни. Да и в самом деле, куда как проще написать комментарий к чьей-нибудь фотографии или записи в дневнике, чем подойти на улице к незнакомому человеку и попытаться с ним заговорить. И выбор в сети не так ограничен, как в жизни. Ты не связан рамками города, области, страны и можешь обратиться практически к любому. А по указанным людьми интересам, в различных социальных сетях, предельно просто найти человека, который увлекается тем же чем и ты, думает как ты, чувствует как ты.

Признаться, я и сам виновен в подобном грехе. Я всегда легко и практически не задумываясь начинаю флиртовать с девушками в сети. Ну так, на всякий случай. Вдруг из этого что-нибудь да вырастет. Хоть я и состою в браке уже не первый год и всё у нас с женой вроде бы хорошо, но подобные влюблённости всегда меня подпитывают эмоционально. Если интерес взаимный, я даже как-то приободряюсь. Расправляю плечи. Всегда приятно осознавать, что кто-то в тебя влюблён, кому то ты интересен. Что кому-то не безразличны твои слова, твоя жизнь. Даже писать, когда ты влюблён становится гораздо легче.

Была она из другого города, и даже больше - из другой страны. Сначала я не замечал ничего подозрительного. Так, несколько довольно язвительных комментариев к моим миниатюрам на одном литературном портале. Я особо не придал этому значения, а потом стал замечать, что она как-будто ревнует меня к другим женщинам. И там, где я пытался флиртовать с барышнями, она оставляет своё ядовитое послание, словно метила свою территорию. Я пытался не придавать этому особого значения, думал что это просто моё самолюбие пытается погреться у чужого костра. Но чем дальше, тем больше становилось очевидным, что она что-то ко мне чувствует, то ли ненависть, то ли совсем обратные чувства.

Всё более-менее прояснилось, когда мы стали общаться в чате. Оказалось, что с тех пор как она прочитала мои тексты на литературном портале и увидела мою фотографию, её стало чисто физически ко мне тянуть. Никакой романтической чепухи о влюблённости, только влечение и всё. Через какое-то время я заметил, что как губка впитываю её похоть. Мы даже стали чувствовать друг друга. Между нами образовалась особая связь. Когда она занималась любовью со своим парнем в сотнях километров от меня, я внезапно начинал чувствовать дикое возбуждение. И потом, с улыбкой, вбивал в окно чата время, что бы подтвердить догадку. И спрашивал: «В это время? Да? Было?». Она удивлялась и признавалось, что да, было, и именно в это время..

Позже мы обнаружили, что каждый раз стараемся довести, при общении,  друг друга до бешенства, до ярости и на этой волне поймать такое животное хотение, что это даже довольно трудно выразить словами. А зачем нам это нужно было не понятно ни ей, ни мне. Мы смертельно ссорились, удаляли контакты друг друга. Клялись никогда больше не общаться. Но.. спустя какое-то время, то она кидала мне в почту «Привет», то я первым начинал снова искать с нею связь. И всё повторялось с начала..

Однажды она поставила очень точный диагноз нашим отношениям: «Нам просто не хватает в реальной жизни страсти».. И я согласился с ней на все сто. С женой мне было хорошо, уютно, тепло. Это было тихое ровное горение домашнего очага. А иногда мне нужно было пожара. Дикого лесного пожара, пожирающего на своём пути всё и вся.

Уже не помню из-за чего мы в очередной раз поссорились, но это и не важно. Она снова пропала на полгода, а потом ни с того ни с сего постучалась мне в чат:
- Я в твоём городе, не желаешь встретиться?
Стоит признаться, что это сообщение застигло меня врасплох.
- Страшновато.. Вспомни как мы общались. Вдруг мы так друг друга доведём, что я тебя придушу?

На самом деле я скрывал совсем другой страх. В сети можно играть любую роль, прятаться за любыми масками, но в реальности.. В реальности ты всегда будешь тем, кто ты есть. Твою нелепую маску из папье-маше будет сразу видно. И выглядеть ты в ней будешь жалким и смешным..
- Ну так что: да или нет? - прервала она мои размышления.
- Хорошо.. Да. - поколебавшись ответил я.

Мы встретились в кафе, попили кофе с пирожными. Она была такая же как и на фотографиях, что присылала мне по электронной почте. Тёмные волосы, даже пожалуй чёрные. Широкие скулы, узкий подбородок, монгольские глаза. Почти одного со мной роста, тонкие руки. Выяснилось, что у неё сейчас отпуск и она приехала погостить к сестре, которая живёт в том же городе, что и я.

После кафе мы долго искали отель. На улице стояло начало октября. С неба вот уже третий день сыпалась водяная морось. Было ветрено и холодно, промозгло. Чувствовал я себя гадко. Опыта в подобных делах у меня до сих пор не было. Я суетился, нервничал. А она криво улыбалась.

Наконец нашли какое-то захудалое заведение. Я трясущимися руками заполнил бланк и отсчитал деньги, радуясь, что их хватает. Мы поднялись в номер, с брезгливостью упали на влажное, невысохшее после стирки бельё в вычурной двухместной кровати. После невыразительного спаривания я лежал рядом с ней и пытался понять, что она чувствует.

И вот, по её взгляду, по интонациям в голосе, я окончательно убедился, что она разочарована. Разочарована мною целиком и в частностях. Что она, на основе моих миниатюр, напридумывала себе бог знает что, а я оказался простым человеком. Со своими страхами, комплексами и недостатками. Что мои слова в чате, возбуждали её сильнее, чем моё телесное присутствие рядом. Это было избавление. Избавление от иллюзий.






[избавление|сила воли]

Когда я рассказываю о себе окружающим, среди прочих интересных фактов из жизни (интересных лишь для меня одного) сообщаю им о том, что начал курить в шестнадцать, а бросил в двадцать. На самом деле я немножко привираю. Но не для того, что бы исказить действительность, или как-то себя приукрасить. А просто потому, что не хочу пускаться в долгие, никому не нужные отступления. К сожалению, вам повезло меньше, ибо в этот раз я намерен рассказать всё. Так что прекращайте всё время смотреть на часы и усаживайтесь поудобнее в кресло.

В пору моего детства сигареты принадлежали к миру взрослых. Подросток с сигаретой, казалось, выглядел немного старше, чем ему на самом деле было. Это сейчас, особенно в западных странах, идёт активная пропаганда здорового образа жизни и курение стало символом слабости воли и бесхарактерности. Но тогда, глядя на курящих, я видел с каким наслаждением они делают первую затяжку, хотя и немножко стыдятся иногда своей зависимости. При случае выражают желание бросить дурную привычку, но так почему-то в итоге и не бросают. И аромат, мне так нравился в детстве аромат сигарет. И как дым с кончика сигареты срывается в воздух, извивается и растворяется в пространстве. Унося с собой мысли курильщика, посетившие его за время выкуривания сигареты.

В то время, а это была вторая половина восьмидесятых, как раз открылись границы распадающейся советской империи, по телевизору кричали о перестройке, а с запада, понемногу, к нам начала пробираться агрессивная реклама, а вслед за ней и рекламируемые товары. Чего только стоит ковбой Мальборо с тонким прищуром глаз. Он был символом мужественности и сексуальности. В детстве очень хотелось, хоть немножко, быть на него похожим. И ерунда, что у актёра, игравшего ковбоя, обнаружили позднее рак.

Что я мог знать в свои восемь лет о раке лёгких, который может быть вызван регулярным курением табака? Да, конечно, ничего. Фраза, напечатанная на торце пачки мелким шрифтом о том, что «Минзрав предупреждает о вреде курения» не вызывала во мне никакого малейшего отклика. Я даже думал, что Минздрав - это не название организации, а имя какого-то дядечки, который, к примеру, и выпускает эти самые сигареты. Я считал, что это предупреждение из разряда «Сладкое вредно для зубов». Ну, то есть, какие дети будут прислушиваются к подобным предостережениям?!

В то лето свои каникулы я, как обычно, проводил у бабушки с дедушкой в деревне. Вместе со мной у стариков гостил и мой родной дядя. У него были короткие соломенные усы, смешная манера картавить и привезённый из города запас сигарет, который хранился на подоконнике, в большом целлофановом пакете. Окно находилось как раз за телевизором. И когда я, по вечерам, после ужина, смотрел какие-нибудь детективные фильмы, пакет с сигаретами постоянно находился в поле моего зрения и привлекал внимание. Постепенно, в моей голове как росток какого-нибудь растения, зрела мысль попробовать покурить. Сначала мысль была незаметна, словно росла под слоем земли, а потом проклюнулась, пробилась на поверхность и начало расправлять ветви и листья, греясь под солнечным светом.

Поскольку, к тому моменту, я твёрдо и бесповоротно решил попробовать курить, мне пришлось совершить нехороший поступок - воровство. Помню с каким замиранием сердца я дождался, когда останусь в комнате один. На цыпочках подошёл к окну и стараясь не шуршать пакетом засунул руку внутрь. Чувствуя знакомую всем клептоманам накатившую эйфорию, медленно вытащил небольшую картонную коробочку.

Как сейчас помню - это была красноватая мягкая пачка «Прима». Спрятав сигареты в карман штанов и выйдя на улицу, меня преследовало неоднозначное чувство: подлая радость преступника удачно провернувшего своё грязное дельце и стыд за то, что я совершил нехороший поступок. Впрочем, довольно быстро отбросив эти интеллигентские переживания, а как сейчас модно говорить - рефлексию, я погрузился в реальные проблемы. Первоочередная задача, стоявшая передо мной на тот момент - найти место, где я буду хранить улики совершённого преступления. За нашими огородами, на меже,  росли большие осины. В корнях одного дерева я и устроил тайник. Аккуратно завернув пачку в какую-то плёнку, я положил её в небольшое углубление между корнями и присыпал землёй. Сделав несколько шагов назад, удовлетворённо посмотрел на тайник. Подозрений о том, что тут спрятаны сигареты не возникало. Курение было назначено мною на завтра.

На следующий день, раздобыв спички, лежащие в пустой консервной банке около керосинки, в сенях, я достал из тайника «Приму» и спрятался в густых кустах чёрной смородины. В этот миг стояла звенящая тишина лета, разбавляемая стрёкотом насекомых. Ветер еле-еле колыхал листья смородины. На одной ветке я заметил паутину. Надорвав пачку, я достал сигарету и с волнением зажёг спичку. Пока прикуривал, табачные крошки попали в рот. Смахнув их с языка ладонью, я наконец сделал серьёзную затяжку - глубокую, по взрослому.. Лёгкие и горло пронзили иглами, я выпучил глаза и закашлялся. Чем сразу же себя и выдал. Находящаяся неподалёку бабушка, услышала мой кашель и заметила поднимающийся из кустов дым... В общем, спалился по полной...

Телесные наказания, к этому времени, в нашей семьи были изжиты и я отделался строгим выговором. За ужином, смотря в тарелку я боялся поднять голову и увидеть на лицах родни осуждение. Или хуже того - разочарование. Наверное больше всего в жизни, с тех пор, я буду бояться увидеть в глазах близких людей разочарование во мне.

Но потом как-то это всё забылось, обратилось в шутку. Последнее упоминание о моём проступке прозвучало, когда в деревню приехали погостить мои папа и мама.
- Ваш-то уже совсем большой, - крякнув от удовольствия проговорил дед. - Ужо и курить начал..

Следующий раз я взял сигарету в рот в возрасте шестнадцати лет. Лето тогда заканчивалось, стоял конец августа, дети и подростки возвращались в город. Что бы через неделю пойти в детские сады, школы, училища и институты. Я как раз приехал из очередной добровольной ссылки в деревню. Мои друзья уже давно были в городе, а один так и вообще никуда не уезжал в это лето.

После двухмесячной разлуки, мы собрались в лесу на какой-то скамейке со столиком. С друзьями были какие-то девчонки. Друзья играли в карты, а я сидел в стороне и делал вид, что меня нисколько не интересуют их глупые игры. Хотелось, что бы подружкам моих товарищей показалось, что у меня более высокие притязания к жизни.. И к развлечениям, что она с собой приносит. Выделывался, короче по полной, перед девчонками. А всё из-за того, что одна из них мне уже давно нравилась. Выиграв очередную партию в дурака, друг, остававшийся это лето в городе, достал пачку и закурил. Остальные тоже потянулись к сигаретам.
- А ты, что? Не куришь что ли? - спросила нравившаяся мне девушка.
Мне было как-то неловко признаваться, что да, не курю. В то время, в шестнадцать, это было не круто. Поэтому скорчив мину возмущения, я молча показал другу подать сигарету и прикурил. Так всё и началось. С тех пор мне пришлось экономить карманные деньги, выдаваемые родителями и покупать себе сигареты. Сначала я курил не затягиваясь, а потом постепенно втянулся.. и стал затягиваться..

Как только мне стукнуло восемнадцать, я посчитал себя достаточно взрослым и перестал таиться перед родителями. Теперь я курил в открытую, хоть, по началу, и чувствовал себя при этом не в своей тарелке. В последующие пару лет я перепробовал практически сигареты всех марок, что продавались в нашем городе. С сигарет перешёл на сигары. А потом подсел на трубку.

Это был совсем другой уровень ощущений. Если сигарета была нужна для восполнения никотинового голода, и ты, по-быстрому перехватывал дым где-нибудь на лестничной клетке или балконе, то трубка требовала совсем другого. Это был вдумчивый долгий процесс.

Придя в табачную лавку ты уже начинал испытывать эстетическое наслаждение. Все эти красавицы-трубки лежали на витринах и блестели отполированными чёрными мундштуками. Были и более изысканные варианты - трубки с мундштуком из янтаря. Помню, что во многих магазинах висела таблица с классификацией трубок. Основных форм было около сорока. Признаюсь честно, я был под впечатлением от этой цифры.

Так же весьма разнообразны, как и форма, были материалы из которых изготавливалась чашка трубки. Хотя, в основном, использовалось дерево: груша, вишня, бук, более дорогие трубки делали из вереска. Но попадались и экзотичные для меня трубки из морской пенки, глины, фарфора. С резными фигурами драконов или, к примеру, бизонов..

А сорта табака?! Это же просто мучение! Выбрать из более чем двухсот пачек ту, что подходит тебе больше всего. Как правило, в табачных магазинах были: чистый сортовый табак, смеси разных сортов и табак с ароматическими добавками. Если память мне не изменяет я отдавал предпочтение табаку с ароматом вишни.

Курение трубки превращало банальное насыщение организма никотином в ритуал. Достать трубку, не спеша и правильно набить её своим любимым табачным составом - не слишком плотно, но и не слишком рыхло. В этом деле очень была важна золотая середина. Набьёшь плотно и трубка не раскурится. Набьёшь рыхло - табак слишком быстро прогорит и ты не успеешь как следует насладиться трубкой. А не насладишься - тогда ради чего всё это затевалось?!

Итак, трубка набита по правилам, ты садишься в кресло.. Остаётся только неторопливо раскурить её, а потом наполнить свои лёгкие и помещение густым душистым дымом. Вместе с чашечкой кофе или бокалом коньяка, трубка настраивала на созерцание и размышления. Хотелось негромко включить какую-нибудь расслабляющую музыку и дымить, дымить, дымить..

Всё это конечно было прекрасно, трубка, наслаждения и всё такое.. Но я стал замечать, что примерно раз в полгода у меня начались проблемы с бронхами. В такие моменты я начинал скрипеть как старая телега. При дыхании из лёгких раздавались хрипы, стоны и ещё какие-то нелепые звуки, которые затруднительно подвергнуть описанию. Видимо, началась сказываться перенесённая в шесть лет пневмония.

Я всерьёз начал подумывать о том, чтобы бросить курить. Выбора, как такового, у меня не было - бросать надо было по любому. Тем более, что как раз в этот момент я познакомился с одной барышней из медучилища, которая, почуяв от кого-нибудь запах табака, начинала недовольно морщить носик. Помимо моей воли обстоятельства складывались таким образом, что мне легче было бросить курить, чем продолжать.. Оставалось только выбрать метод: либо плавный, с постепенным снижением количества выкуренного; либо резкий, с ломками и всеми сопутствующими явлениями.

Я решил проверить себя, свою силу воли и выбрал второй вариант. Мне нравилось преодолевать эту зависимость, впрочем как и все прочие.. Я любил мучить себя, истязать.. Было в этом какое-то притягательно наслаждение - намотать свои слабости на стальной стержень силы воли и не давать себе никаких послаблений. Ни в чём - ни в большом, ни в малом.

Забавно, но после того как я бросил свою пагубную привычку, мне стал противен запах дыма сигарет, когда кто-то курил рядом со мной. В такие моменты хотелось выбить сигарету из губ курильщика мощным ударом руки, и назидательно зло прошептать: «Курение вредит вашему здоровью и цвету лица» И для убедительности, после этих слов, нанести ещё пару точных ударов в изумлённое лицо. Что бы у человека не оставалось сомнений в моём предостережении, когда он будет завтра утром рассматривать в зеркале налившиеся, словно грозовые тучи, синяки под глазами..

В общем и целом, мне удалось бросить курить. Не скажу, что это было так уж просто. Вовсе нет. Это было мучительно. Мне даже пришлось растоптать, скрипя сердцем и всеми прочими внутренними органами, свою трубку, что бы она меня не искушала, находясь всё время перед глазами. И да, кстати, та барышня, из мединститута, так мне и не дала. Придумала какую-то нелепую причину и порвала со мной. По всему выходит - зря я тогда бросил курить.. А может даже зря и начал..





[сила воли|происшествие]

С тех пор, как я сделал на свою первую цифровую камеру первый тестовый снимок, прошло довольно много лет. Даже не могу так сходу вспомнить сколько точно. Хм.. Уже десять что ли получается.. Да, всё правильно - десять лет.. За это время я сменил четыре камеры. Наращивая физический размер матрицы и повышая качество используемых объективов. В конце-концов, разочаровавшись в зумах, перешёл на фиксы. А сколько было сделано снимков - не счесть. Даже не уверен, что смогу назвать примерную цифру. Скажу лишь, что довольно много..

По началу, заимев приличную камеру со съёмной оптикой,  я как и все, увлекся макросъёмкой. Это довольно обычный для фотографа путь. Начать с максимальной детализации мелких предметов. Хотелось найти и показать другим то, что обычным взглядом достаточно трудно увидеть. Тычинки, букашки, капельки росы на паутине, - всё это конечно интересно и красиво, но быстро надоедает.

Потом я кинулся в другую фотографическую крайность. Стал таскаться с широкоугольным объективом. Я словно отдалился от мира и стал глядеть на него издалека, впихивая в кадр как можно большее пространство. Оставаясь при этом безучастным к происходящему. Простая фиксация действительности.

А когда наскучили игры с макро, а потом и с широким углом, я смирился и стал принимать мир таким как он есть. Этим целям наиболее отвечал светосильный полтинник. Он был наиболее близок к виденью мира человеческим глазом. С ним я, словно уже принимал участие в снимаемых событиях. Он выхватывал объект из окружающего мира, но в то же время, оставлял вокруг него пространство. Давал предпосыл к действию. Оставлял выбор в каком направлении двигаться..

Я настолько увлёкся фотографией, что однажды, в какой-то компании, рассказывал о классификации объективов и заметил, что один человек всё время улыбается, когда я завожу речь о просветлённой оптике. Не понимая его насмешек я затаил обиду.  Как потом выяснилось, этот человек был дзен-будистом и термин «просветлённый» имел для него совсем другое значение.

Постепенно во мне зрело желание, снять что-то необычное. Какие-нибудь редкие кадры, которые при удачном стечении обстоятельств выпадают раз в жизни. Исходя из этого я стал постоянно с собой таскать камеру, куда бы не направлялся. Надо было быть готовым к подаркам судьбы, когда она соберётся их преподнести..

Не скрою, порою было ужасно лень брать с собой довольно увесистую камеру, таскать её целый день. Особенно трудно  было уговаривать себя зимой, когда поздно светало и рано темнело. И шансов на удачный снимок практически не было. На улице стояли морозы, аккумулятор промерзал и портился.. Но всё равно, подчиняясь давней мечте и стальной силе воле, я неизменно клал фотоаппарат в сумку. И сгорбившись смиренно нёс свою ношу.

Тот день запомнился мне надолго. Хотя начинался он как и многие другие.  Я проснулся, взял ноутбук подмышку и отправился на кухню. Там открыл крышку компьютера, поставил греться чайник. Пока ходил в туалет, ноутбук загрузил последние новости и я подсел за компьютер пролистать их. Погрел, с вечера приготовленную овсянную кашу в микроволновке, поел. Ответил на несколько писем. Потом почистил зубы, оделся и поехал на работу.

В метро, как обычно, слушал плеер через наушники с закрытыми глазами. Было обычное буднее утро. Сонные пассажиры проглядывали полосы газет или увлечённо шуршали страницами книг. Многия, как и я, дремали, закрыв глаза. Мы уже проехали половину пути, поезд подъехал к очередной станции и открыл двери, как вдруг прозвучал громкий хлопок и вагон пошатнулся. Я открыл глаза. На станции, по всему вестибюлю расползались клубы дыма. Сняв наушники я услышал крики. Выйдя из вагона на перрон, я заметил панику у состава идущего в обратном направлении. В этот момент прогремел второй взрыв.

От неожиданности я непроизвольно присел и осмотрелся, крутя головой, а потом достал из сумки камеру и побежал к месту взрыва. Остальное было как в тумане. Я бегал вокруг поезда и только снимал, снимал, снимал..

Как передали позднее по телевизору, террористические акты были совершены исламскими радикальными группировками. Мои снимки, выложенные мною в свободном доступе на моём сайте, копировали все информационные агентства мира. На следующий день, практически все газеты поместили мои фотографии с места трагедии на первые полосы.

Только теперь, со стороны, я увидел как ужасны были последствия взрыва. Пока фотографировал - не задумывался об этом, хотя был непосредственным свидетелем тех событий.  Теперь же в памяти начали всплывать все эти оторванные руки, ноги, лужи крови и содержимое внутренностей людей. Я как будто увидел этот кошмар впервые. Вспомнился запах гари и бойни, и это вызвало затяжные приступы тошноты.

После того происшествия я долго не решался брать в руки камеру. Стоило лишь взглянуть в глазок видоискателя, в памяти сразу же всплывали весь тот ужас. А потом я и вовсе продал фотоаппарат на каком-то интернет аукционе вместе со всем парком оптики. Мне больше не хотелось ничего фотографировать..







[происшествие|ревность]

Не знаю, как давно это у меня началось, но я заметил за собой, что знакомясь с новым человеком, стараюсь отнести его к какой-нибудь группе. Непонятно? Сейчас поясню. Вот как в таблице Менделеева, все химические элементы, в зависимости от своих общих свойств, образуют определённые группы, так и у меня с людьми.. Увидев человека и каким-то неуловимым образом «почувствовав» его - по звучанию имени, по лицу, его выражению (недаром ведь появилась даже целая наука - физиогномика), по ещё каким-то необъяснимым знакам, мне открывается характер человека. И в зависимости от этого, я заношу человека в определённую группу. И как-бы уже могу, с достаточно большой степени вероятности, моделировать для себя его поступки, реакции, иногда даже предугадывать желания и мысли..

Во-первых она была рыжая. Длинные вьющиеся волосы имели тёмно-рыжий оттенок с медным отливом. Как и всякого мужчину, меня сразу же заинтересовал глупый вопрос: «А там она тоже рыжая?» Это было иррационально. Иррационально и нелепо. Что мне было от этого знания?! Оно не делало меня сильнее, не сулило прибылей - совершенно бесполезное, в общем, знание. Но я не находил себе места мучаясь этим вопросом. Он, словно вбитый в голову гвоздь, не давал мне нормально жить..

Во-вторых её звали Аней. Бейджик с этим именем был приколот чуть выше левой груди. Наверное, когда мужчины пялились ей на грудь, она себя успокаивала, что это они читают её имя. Но почему так долго читают?! У Ани был чуть задранный нос и тонкие губы. Я, нисколько не сомневаясь, сразу же отнёс её в группу «самовлюблённые красотки», подвид: «истерички».

Начну с начала, а то я что-то отвлёкся. Впервые я её увидел в цветочном магазине, куда зашёл купить жене букет на день рожденья. Рыжая бестия была одета в зелёное платье с высоким воротником. Это сочетание цветов -  зелёного и медного сразу же меня покорило. А ещё Аня была выше меня. Хотя, вообще, я предпочитал пухлых коротышек. Они, как правило, мягкие, уютные и нежные, без особых претензий к мужчинам.. Поэтому для меня самого было странно, что я почувствовал к цветочной продавщице интерес. Когда она возилась вдалеке с моим букетом я, немного перегнулся через прилавок и посмотрел вниз на её ноги. Отметив по пути их стройность я убедился в своей догадке - даже на работе она была в туфлях на десятисантиметровых шпильках. После этого я утвердился в своём диагнозе и успокоился - самовлюблённая истеричная красотка.

Уже потом, много раз проходя с работы по пути домой мимо палатки с цветами, я каждый раз останавливался и прикрытый темнотой улицы, любовался ею. С опасением чувствовал, что влюбляюсь. Вопреки первому впечатлению, я пытался убедить себя, что ошибся отнеся её в ту группу. Интуиция кричала: «При обстреле эта сторона улицы наиболее опасна!». А разум не обращал на предостережения никакого внимания. Любовь - словно трясина, чем больше ты дёргаешься, пытаясь выбраться, тем сильнее в ней застреваешь.

Поскольку я был по жизни довольно нерешительным, то так и не набрался смелости познакомится с ней. Лишь изредка заходил и покупал цветы. Мне казалось, что вот в этот раз наберусь духу и заговорю с ней. Познакомлюсь. А дальше.. Дальше я не заглядывал. О том что будет дальше я боялся думать.. Но каждый раз, я упускал момент когда мог заговорить, расплачивался и подхватив подмышку цветы понуро плёлся из магазина. Очнувшись потом на полпути домой, оставлял букет на какой-нибудь лавке у остановки или просто выбрасывал в кусты.. До этого я не особо баловал жену цветами, и если бы вдруг начал таскать их каждую неделю, это могло бы вызвать у неё определённые подозрения..

В очередное моё посещение цветочного магазина случилось неприятное происшествие, которое и стало ключевым. В тот день Аня была в узких джинсах. Ткань плотно облегала её бёдра и от этого мне было особенно не хорошо. Когда она нагнулась за лентами, которые лежали в бобинах на полу, что бы связать основание букета, у меня даже сердце замерло. А потом послышался хруст, китайские джинсы расползлись по шву и я увидел её белые трусики с незатейливым принтом смешных зверушек - зайчиков, лисят, медвежат. Эти трусики были настолько детскими, и всё это было до того нелепо, что я рассмеялся.

Она растеряно повернулась ко мне, а я от неожиданности выпалил: «Аня, я покорён вами, может куда-нибудь сходим вместе?» Оценив комичность ситуации и моего последующего предложения она рассмеялась и сказала: «Почему бы и нет?! Тем более вы меня уже знаете с лучшей стороны.» Я оставил свой телефон, поскольку свой она по какой-то причине так и не дала, а я и не настаивал.

Прошло какое-то время. Она не звонила. Я решил обидеться и обходил её цветочный магазин стороной. Даже уже начал забывать о ней, погрузившись в какие-то свои текущие заботы и проблемы. Поэтому немного удивился её смс-ке, пришедшей спустя пару месяцев после нашей последней нелепой встречи. Текст сообщения был следующим: «Я хочу вас увидеть. Помните меня? Цветочный магазин, треснувшие джинсы, Аня».

При более тесном знакомстве Аня показалась мне ужасно милой. Хотя иногда в ней всё же проскакивали искры истеричности и самовлюблённости. Но подобные искры я очень быстро гасил в самом начале, не давая им разгореться. И делал вид, что ничего не замечаю. Мне хотелось обманываться самому. Мы с Аней встречались несколько раз, но до дела так и не дошло. Пару раз сходили в театр. Несколько раз посидели в ресторане. К себе не приглашал, по известной причине. После происшествия с сетевым знакомством в отель тоже не хотелось идти. По итогу прошлой встречи у меня развилась аллергия на подобные заведения.

 Однажды, за столиком в ресторане, Аня меня спросила:
- Ты женат?
- Естественно, - ответил я с улыбкой.
- Почему естественно?
- Потому что, если бы я в свои тридцать пять не был женат - это выглядело бы странно. Это могло означать, что я настолько плох, что никому не нужен. Или же наоборот - настолько хорош, что мне никто не нужен. Согласись, и то и другое, было бы для тебя весьма неприятно. Она задумалась, а потом улыбнулась, кивнула и как-то но-новому посмотрела на меня.

После этой встречи она перестала звонить. Мои же звонки она банально сбрасывала. На смс-ки не отвечала. Почему-то в магазин, я так и не решился зайти. Наверное почувствовал, что она меня не хочет видеть. Позвонив пару дней, я решил не доставать девушку своим назойливым вниманием и отступил, написав на прощание сообщение о том, что «любовь - это болезнь, трудно поддающаяся лечению»..

Примерно в это же время, мне начала сниться по ночам жёлтая ворона. Если во сне я обедал, то она забиралась на стол и начинала там хозяйничать. Опрокидывала стаканы, фужеры, скидывала с тарелок еду и смотрела на меня своим чёрными глазами. Если я во сне был занят каким-то делом, жёлтая ворона подкрадывалась ко мне сзади и клевала в спину. Отбегая после этого на безопасное расстояние, что бы я не мог её схватить и свернуть шею. Глупые тревожные сны..

Как и в прошлый раз, после нескольких месяцев затишья, она сама вышла на меня телефонным звонком. Я тогда был с женой и только, по-большей части, слушал что говорила Аня и неоднозначно хмыкал в трубку. Та говорила, что больше не может без меня. Что до смерти, после нашего разговора о моём супружестве, ревновала и до сих пор ревнует меня к жене. Но за это время многое поняла и готова с этим мириться. Я был в откровенном шоке. Как могла такая женщина влюбиться в меня? Это было нереально. До этого момента я полагал, что ей просто приятно проводить со мной время - и не более. В общем, этот звонок сорвал все мои тормоза и я с видом блаженного бросился в омут с рыжей водой.

Встречались всегда у неё дома. Примерно раз в неделю-две. Вместо цветов, которых ей хватало на работе, я приносил в подарок бутылку розового французского вина, которое мы с удовольствием распивали вместе, прежде чем пойти в кровать. За время визитов, мне так и не удалось выяснить, рыжая ли она там. По современной моде Аня проводила тотальную эпиляцию тела. Однажды, во время оргазма, она вонзила ногти мне в спину с такой силой, что я закричал от боли и кончил вместе с ней.

В ванной, изогнув шею, я рассматривал в зеркале над раковиной свою спину и зло ругался. Следы от когтей были достаточно глубоки и из них сочилась кровь. В некоторых местах кожа свисала небольшими лоскутками. Мне потом пришлось придумать себе командировку на неделю, что бы не являться к жене с растерзанной спиной. Первые два дня я не мог спать - саднила спина. Я злился и проклинал рыжую стерву. У меня была полнейшая уверенность, что она это сделала специально. Не в порыве чувств, а из ревности..






[ревность|прощение]

Выйдя на пенсию, лето мы проводили с женой на даче. Это был старый, но ещё крепкий дом, доставшийся нам от её родителей. Хотя зданию было уже шестьдесят лет, при постоянном уходе и мелком ремонте он мог простоять ещё столько же. Участок небольшой – стандартные шесть соток. Практически у самого крыльца дома росла яблоня с зеленоватой от мха корой. Слева у забора соседствовали кусты крыжовника и вишни. Чуть правее - несколько сливовых деревьев. Там же у забора, в отдалении от дома, располагались туалет и сарайчик с инструментами. За сараем участок уходил немного в овраг. Огороженные невысоким плетёным забором, там росла картошка, зелень и овощи: огурцы, кабачки, капуста и помидоры. Вот собственно и всё.

Я по натуре жаворонок, в отличие от жены. Даже вот в отпуску встаю около шести часов. Проснувшись достаточно рано, я, стараясь не шуметь, каждое утро выносил два раскладных мягких кресла под яблоню, росшую недалеко от нашего крыльца. Для себя и жены. Налив воды в старинный трёхлитровый алюминиевый рукомойник, умывался. Затем садился в одно из кресел и слушая пробудившихся птиц, дышал чистым воздухом и любовался красками лета.

Где-то спустя час, со скрипом открывалась дверь в доме через дорогу. Это одинокий и сильно пьющий сосед выносил своего небольшого старенького пса на прогулку. Я подходил к забору и мы перекидывались с хозяином собаки парой слов. У пса от возраста уже практически не работали задние лапы и соседу приходилось его поддерживать, пока тот ходил в туалет. Усыплять его он не желал. Каждый должен умереть естественной смертью – такова была его позиция. В последнее время пёс совсем ослаб, ослеп, отказывался от еды, только пил воду. Бока втянулись, стали видны выпирающие рёбра. Сосед с сожалением и нежностью смотрел на своего старого и единственного друга в этой жизни. Умри пёс и он останется совсем один..

Где-то часам к девяти–десяти просыпалась жена. Посидев немного со мной под яблоней, она шла готовить завтрак. Яичницу или кашу, нарезала хлеб, доставала джем, масло, сыр. Заваривала чай. Звала меня есть. Мы завтракали на террасе, глядя на свой сад. Чаще молча, иногда о чём-нибудь беседуя. Потом я мыл посуду. Она брала вышивку и выйдя на улицу, предавалась своему хобби, в кресле. Я присоединялся к ней с какой-нибудь книжкой. Время шло. А мы сидели вдвоём под деревом, не мешая друг другу. Иногда поглядывая друг на друга, вздыхали и улыбались. Нам было хорошо.

Особенно нам нравилось, когда начинался лёгкий тёплый летний дождь. Листва яблони защищала от капель, успокаивающе шурша, и под деревом некоторое время земля оставалась сухой. Мы сидели в такие моменты в креслах и впитывали окружающий нас мир: шелест листвы от капель дождя, тишину от смолкнувших песен птиц, столбики пыли взметаемые от упавших тяжёлых капель, колыхание травы. И запах. Ни с чем несравнимый запах дождя. Если поток дождя становился сильнее, прихватив кресла мы прятались в доме , и с порога выглядывали наружу. Рассматривая как пузырятся лужи в саду.

Перед обедом мы обычно совершали прогулку вдоль берега реки. Иногда присаживались на лавку и смотрели на течение воды, игру бликов от солнца. Или просто наблюдали за плескающейся в реке детворой. Глядя на них, мы вспоминали своё детство и как бы сами становились моложе.

Вернувшись домой, мы немножко отдыхали – возраст всё же брал своё.. А потом я помогал жене готовить обед на нашей маленькой кухне. Еда у нас была самая неприхотливая: салаты из овощей, спагетти, картошка, рис, гречка, рыба, птица, изредка мясо.

Отобедав, мы, обычно, дремали в кровати. Так сладко было спать с открытым окном, вдыхая цветочный аромат лета. У меня частенько бывало, что внезапно проснувшись от послеобеденного сна, я некоторое время не мог понять: кто я, где и вообще проснулся ли я или эта жизнь мне только сниться.. Но взглянув на посапывающую рядом супругу, я приходил в себя и всё становилось на свои места. Уже только за это я был ей бесконечно благодарен и легонько поглаживал седеющие волосы на висках за её ухом.

Как-то она призналась, что всегда знала о моих изменах. Знала, ужасно ревновала и готова была меня убить.. Но в то же время сильно любила и молча топила свою злобу.. Не выдавала себя. А потом, когда я набегался, и вернулся после рождением дочки в семью, она нашла в себе силы простить меня.
Вечером, по вторникам и средам, когда спадала жара, мы ходили в магазин и покупали всё необходимое. Устроив лёгкий ужин, чаще всего, по заведённой давно традиции, состоящий из кефира с булкой, смотрели телевизор. Перед сном, в сгущающихся сумерках, ещё немного сидели под яблоней в любимых креслах, любуясь закатом. А затем я их складывал и заносил до нового утра в дом.

Ночью,  прижавшись друг к другу, до тех пор пока не засыпали, мы думали о своих жизнях, о скоротечности времени.. Поскольку похоть, в своё время, вылилась из нас без остатка, мы испытывали друг к другу только нежность и привязанность.  Так шла наша жизнь.. Шла и уходила..







[прощение|загадка]

Я уже не помню почему мы с сестрой обиделись на родителей. Да это уже и не очень важно. Помню только, что желая нас задобрить родители купили путёвки в санаторий на берегу моря. Конечно же, после такого, мы сразу забыли свои обиды и простили родителей.

Мы с сестрой ещё никогда не видели моря и поэтому нам было необычно видеть бескрайнюю линию воды сливающуюся вдалеке с небом. Даже не верилось, что такое бывает. У берега, волны, шлифуя камни, превращались в воздушную пену. Вода от водорослей пахла йодом.

Сидя в регистратуре санатория на кожаном диване, пока родители заполняли необходимые бумаги и получали ключи от номера, мы с сестрой растерянно переглядывались и улыбались в предвкушении похода на пляж.  Встав с дивана и подойдя к окну я смотрел на море. Мне казалось, что оно уже давно звало меня к себе. Метрах в ста от берега кружили чайки, падая в воду за рыбой камнем и потом снова взмывая вверх. «Я приехал», - тихо прошептал я морю.

Получив ключи от двух двухместных номеров, мы с сестрой стали канючить, что бы нам разрешили поселиться отдельно от родителей. Они изначально хотели что бы я жил с отцом, а сестра с мамой. Но нам так сильно хотелось почувствовать себя взрослыми, независимыми, что они только улыбнулись и махнули рукой. Мы радовались нашей маленькой победе и поскорее хотели добраться до номера, что бы переодеться и побежать купаться. Впереди у нас было четырнадцать дней беззаботного августа.

Мы купались и загорали. Лопали в столовой здоровые обеды, а потом объедались на пляже мороженным и молочными коктейлями. Сестра собирала  на память выкинутые на берег ракушки, отшлифованные осколки стекла и всякие красивые камушки. А я просто валялся на солнце и плавал в солёной воде. Поскольку по натуре я был замкнутым и необщительным, а она наоборот сверхкоммуникабельной, то очень быстро она собрала вокруг себя компанию подростков. А потом и меня втянула в неё.

В нашей, а вернее сказать, в её компании было, помимо меня и сестры, ещё трое парней и четверо девчонок. Как-то так само собой получалось, что чаще всего я оказывался рядом с одной из них - Катей, темноволосой красавицей на год младше меня. Она была полукровкой, наполовину казашка, на половину русская. Узкий разрез глаз, тёмные волосы, худая как спичка. На спине торчали лопатки и позвоночник, это было особенно заметно, когда она нагибалась или сидела на корточках.

Где-то на третий день я заметил, что когда её нет рядом я всё время думаю о ней. Влюбился, - осознал я и улыбнулся. В сердце стало горячо и оно стало биться сильнее. Именно не быстрее, а сильнее.

Теперь мы почти всё время бегали гурьбой. Вся наша компашка. Наши и родители остальных подростков сначала подозрительно посматривали на наше сборище, а потом, убедившись, что мы собрались отнюдь не с целью похулиганить, а просто пообщаться и развлечься в кампании, успокоились и стали уделять больше внимания друг другу, нежели нам. Так мы обрели практически полную независимость и стали предоставлены самим себе. Поскольку я был самый старший в нашей компании, да и сказать по правде обладал каким-то невидимым внутренним стержнем, который с годами лишь только стал прочнее, практически все решения принимал я, став неформальным лидером.

Мы облазили все окрестности, тайком побывали на охраняемых виноградниках, набрели на палаточный городок дикарей. Дикарями на юге назывались люди, приехавшие к морю на своих машинах и живущие в палатках. Нашли безлюдный пляж, на котором, заручившись согласием родителей, и стали проводить своё время. По вечерам мы бродили по набережной, наслаждаясь закатом и яркой подсветкой пляжа. С горы, на котором находилось вечернее кафе, доносились, наивные и поэтому достающие до самого дальнего уголка души, песни. Катюшкен держала меня во время вечерних прогулок за руку. Её маленькая ладошка, тёплая и влажная от пота, пробуждала во мне какие-то доселе невиданные чувства.

Тайком от всех остальных в нашей компании я уговаривал её ходить по ночам купаться на найденный нами пляж. Узнав её и мои родители об этом - нам бы  оторвали головы. Но никто ничего не узнал. Там мы впервые и расстались с детством. Волны унесли и растворили в море её кровь, смешанную с моим семенем. Мы даже не представляли, что люди могут испытывать такое наслаждение. И каждый день ждали ночи. Наши глаза блестели от распирающей нас тайны и предвкушения ночного купания.

Так незаметно, как песок с берега, море слизывало день за днём. Срок нашего пребывания в санатории подходил к концу, и мы с Катей становились всё грустнее и грустнее, но не смели говорить об этом. Молчаливая грусть.

Было невыносимо жаль, что вот так кончилось лето. И каникулы. И само детство. Было грустно и тоскливо. Сводило скулы, хотелось уткнуться в подушку и беззвучно рыдать, от того что надо расставаться с Катей. И с морем. И с этими днями и ночами, что мы были вместе. И с этой глупой музыкой, доносившейся по ночам из кафе. В груди от этих чувств что-то сжималось и скручивалось. Катюшкен при расставании пыталась улыбаться, но это давалось ей с трудом. На прощание она сунула мне какую-то бумажку в руку, неловко поцеловала в щёку и побежала по дорожке, ни разу не оглянувшись.

Я вздохнул и поплёлся в номер собирать вещи. По пути развернул бумажку. Мелкими аккуратными буковками там был выписан адрес прописки моей любви. Захотелось обернуться и побежать вслед за ней. Догнать, обнять и не отпускать. Никогда и не при каких обстоятельствах. Пусть хоть конец света настанет. А я её не отпущу и буду сжимать в объятиях. Сильно, очень сильно, до хруста в костях.

Утром я выкину Катину бумажку с адресом в туалет и спущу воду. А потом буду всю свою жизнь думать почему я так поступил..






[загадка|деревня]

Это была самая загадочная женщина, которую я знал. Она утверждала, что её бабушка была француженка и бежала в Россию во время оккупации немцами Парижа. В Советском Союзе француженка обжилась, вышла в третий раз замуж за простого рабочего. Полюбила салат Оливье и советское шампанское, что было более чем странно. Родила дочку. Дочка - внучку. Внучку сумасшедшей парижанки звали Ариной. И мне казалось, что безумие - это их семейная черта, передаваемая через женскую линию по наследству.

Арина была на десять лет меня старше, хоть и тщательно скрывала сей факт. Однажды я не выдержал и залез к ней в сумочку, пока она была в душе. Достав паспорт, я посмотрел на дату рождения и даже от удивления присвистнул. В свои сорок два, она была поджарой, жилистой. Ни грамма жира. Ей спокойно можно было дать лет тридцать пять. Арина тщательно за собой следила, хоть со стороны это и не было заметно. Вечно какая-то растрёпанная, помятая. Лишь позднее я узнал, что это - выверено ею созданный стиль, который, надо отдать должное, очень ей шёл.

Свидания она всегда назначала в так называемое ей самой «время пи..», ну то есть на три четырнадцать после полудня - такой тонкий французский юмор.. Любой секс с этой экстравагантной женщиной начинался с того, что она клала руку мне на джинсы, растёгивала молнию, а потом опускалась к моим бёдрам и опаляла дыханием низ живота. Арина любила неизменно повторять: “Даже романтики обожают минет”. Я с ней не спорил. Тем более, что к романтикам давно себя не причислял.

Между ног у неё была такая глубокая и узкая пустота, что я, после минета, легко и естественно в ней растворялся без остатка. Мне кажется, что и минет Арина делала лишь для того, что бы второй раз я подольше не кончал. В шутку я называл эту её пустоту «промежностный вакуум».

На второй год нашего знакомства, безумная наследница Парижа, всё бросила, продала городскую квартиру и уехала жить в деревню. Завела двух коз, кур. Стала носить русские сарафаны. Разучивала народные песни. Брала у какой-то старухи уроки по тканью пряжи.

Когда я, несколько раз за лето её навещал, она кормила меня яичницой, овощами со своего огорода, поила свежим козьим молоком. А потом, не успев отойти от стола, я на неё набрасывался. Сходя с ума от экзотического для городского жителя антуража и её животного запаха, задирал Арине сарафан и брал селянку прямо тут, на столе или лавке. Потом мы перемещались в сарай, где хранилось сено для коз. И там, среди душистых трав, продолжали начатое в доме.

Каждый раз я возвращался от неё выжатый как лимон. С соринками сена в волосах. Ошалелый, опустошённый и счастливый. Приходилось прятать от окружающих глупую улыбку, блуждающую в течении недели на губах или придумывать для неё нелепые объяснения.

Как-то она спросила: «А у твоей жены есть недостатки?»
- Они есть у любого, - ответил я подумав. - Но.. - тут я поднял вверх указательный палец, - если любишь человека, то готов закрыть глаза на все его недостатки.
Она немного помолчала, а потом сказала:
- Привези мне в следующий раз батарейки для фонаря, тут вечно продают какие-то просроченные..

Когда я её спрашивал, не собирается ли она возвращаться в город, она смотрела на меня как на идиота.
- Но ведь скоро зима, - пытался я ей объяснить. - Ты же даже не представляешь, что это такое - зима в деревне. Ты же со скуки тут подохнешь.
- Не сгущай краски, - неизменно отвечала мне на это Арина.

Как оказалось, со скуки она зимой не подохла.. Вместо этого завела себе какого-то молодого деревенского крепыша двадцати пяти лет. А я, узнав об этом, прекратил к ней ездить, и постарался поскорее забыть.. Хотя это было непросто. Воображение постоянно рисовало картинку, как Арина отсасывает деревенскому красавцу в курятнике, среди помёта и перьев..







[деревня|детство]

Мои воспоминания о деревне, связаны со своими неповторимыми запахами. Уже на вокзале со странным названием Богоявленск, до самого дна лёгкие наполнялись гремучей смесью из запахов шпал железной дороги, пыльных тропинок, навоза и чего-то ещё такого еле уловимого - запаха жизни. Настоящей простой сельской жизни. Где поровну смешивалось и горе, и радость.

Частное такси, которое мы обычно брали, что бы не давиться в миниатюрном автобусе, пахло бензином и ржавчиной. Резиной стёртых колёс. А так же запахом многочисленных пассажиров и самого таксиста. Родители по пути до дома обычно выспрашивали у него о погоде, давно ли были дожди. Интерес этот был совсем не праздный. Где-то километра за два до нашего дома асфальтированная дорога заканчивалась и если не так давно в деревне проходили сильные дожди, дороги размывало так, что бомбилы отказывались ехать по грунту. В таких случаях, мы с унылыми лицами нехотя вылезали из машины и плелись по грязи с тяжёлыми чемоданами.

Намучившись и вымазавшись по колено в жиже, мы наконец доходили до родных мест. В конце улицы показывалась крыша нашего дома и идти становилось веселее и легче. Последние метры я практически бежал. Первым оказывался у ворот, со скрипом их отворял и попадал в объятья, вышедшего из дома деда. Он слегка сдавливал меня, покрякивая от радости встречи, пытался поцеловать, а я уворачивался. Его жёсткая щетина царапала кожу как наждачка. От деда исходил запах нюхательного табака, который он готовил по собственной рецептуре, добавляя в него анисовые капли, настой мяты и ещё какие-то, тщательно им скрываемые ингредиенты.

За дедом из дома выходила бабушка, наскоро поздоровавшись и с ней, я оставлял стариков с родителями, а сам бежал к хозяйственным пристройкам. Там бабушка с дедушкой держали овец, коз, кур. Там же была и будка с нашей собакой, которую почему-то звали Пальма. Чёрная как уголь, завидев меня она выскакивала с визгом из будки и радостно виляя хвостом подставляла голову, что бы я её погладил и потрепал за ушами. Всласть нагладив собаку, я бежал в дом, отрезал добрый кусок варёной колбасы и нёсся обратно к Пальме. А потом спускал её с цепи и мы носились друг за другом по полю, что находилось прямо за нашим домом.

Притомившись, Пальма возвращалась в конуру, а я помогал бабушке вывести коз и овец в поле. К этому времени мама успевала приготовить завтрак и мы собирались всей семьёй за столом. Дом был уже достаточно старый и весь пропитался кислыми запахами кваса и простокваши, засоленных в бочке огурцов, комбикормов, наводимых бабушкой вместе с толчёными варёными картофельными очистками для кур.

Родители и старики пригубляли за знакомство водки, а я поглядывал на старинные ходики с гирями, тикающими на стене. Каждое утро дед подтягивал опустившуюся за сутки цепочку с гирями, останавливал часы, выставлял шесть часов и дождавшись сигналов точного времени по местному радио, запускал маятник.  Это было похоже на ритуал поднятия флага военными.

Попив чаю, я отправлялся подремать с дороги, пока взрослые делились новостями. Закутавшись в лоскутное одеяло я делал глубокий выдох, и сразу же за этим глубокий вдох. Мне так нравился запах лежалых сельских одеял. Не знаю что в нём было приятного, но мне он казался очаровательным. Такой неповторимы, такой родной - запах деревни, запах дома, запах моего детства

В конце июня начинала вызревать земляника в лесу. Придя на знакомые земляничные поляны, я оставался там надолго. Если день был жаркий и солнечный, спелые ягоды нагревались на солнце и источали сладчайший, тонкий запах. Хотелось набрать банок и законсервировать на зиму этот запах.

Ещё мне нравился запах дождя. Запах ветра, несущего грозовые тучи в знойный день. Запах напитавшейся влагой земли. Запах озона после грозы. Я любил спрятаться в сарае, открыть дверь и глядя с порога на буйство стихии, дышать, дышать, дышать..

После сильных затяжных дождей мы обычно брали корзинки, натягивали резиновые сапоги и отправлялись в лес. Там нас уже ждал запах перегнивших листьев и грибов. Мммм. Такой плотный, резковатый запах. И чем он был гуще и резче, тем большее наслаждение я от него получал.

В середине лета мы заготавливали сено. Я обожал все стадии запахов, сопровождавших этот процесс. Металлический запах отбитых и заточенных кос. Запах раннего утра с росой на траве и лёгким туманом, стелющимся по земле. Запах сока скошенной травы. Потом поднималось солнце, воздух по-немного нагревался и оттенки запахов начинали меняться. После покоса, в течении нескольких дней, сено нужно было переворачивать с боку на бок для лучшей просушки. Трава высыхала и меняла свой запах. Я даже не мог понять, что мне нравится больше: свежескошенной или высушенной травы.

А потом приходил август, бабушка собирала в лесу целебные травы. Я запомнил название только двух из них - зверобой и иван-чай. Разложив сбор на пучки бабушка вешала целебные травы на чердаке, где они при усушке наполняли помещение пряным ароматом. Чуть позже сюда же, на чердак, мы принесём в деревянных ящиках новый урожай яблок, переложенных сухой опавшей листвой с деревьев.

Ну вот наверное это и есть почти весь перечень запахов из деревни и моего детства, запомнившихся и полюбившихся на всю жизнь. Наверное, сюда ещё нужно добавить: запах звёздной ночи, когда остывает нагретая за день земля; запах зерна в бочках, хранившегося в одном из сараев; неповторимы запах кузины, оставленный её на своих трусиках; запах выпеченого бабушкой хлеба в русской печи... и много чего ещё, что трудно вспомнить, но что хранится где-то до поры до времени в дальних закоулках памяти, а потом вдруг неожиданно всплывает, накрывает, и на глаза наворачиваются слёзы ностальгии о том времени, о тех людях, которых уже с нами нет, об ушедшем детстве..






[детство|помощь]

Как странно иногда бывает, давно прошедшие события из детства вспоминаются лучше и обладают более яркими красками, чем события прошлого года. Старые воспоминания словно трава, на которую внезапно осенью лёг снег. Целую зиму трава провела под снежным покровом, а весной, под тёплым солнцем снова показалась миру - по-прежнему зелёная и свежая.

Мне тогда лет шесть было. Наше семейство ютилось вчетвером в одной из комнат коммуналки. Это был старый кирпичный дом в старом районе. По мимо нас в этой квартире проживало ещё три семьи.

В соседней комнате жил сумасшедший. Звали его дядей Ваней и на вид ему было лет тридцать. Хотя я всю жизнь ошибаюсь с определением возраста у людей. Может ему и побольше было, но точно не больше сорока. Поскольку, по мнению врачей, он не представлял для окружающих никакой опасности, большую часть времени он проводил на свободе. И лишь в периоды обострений: осенью и весной его забирали в специализированную клинику для душевнобольных, где пичкали разными седативными средствами, да отрабатывали новые методики лечения.

Потом он возвращался, и я слышал как по ночам он скребётся в стену, которая разделяла наши комнаты. Целыми днями он только и делал, что шатался по коридорам коммуналки и приставал к её обитателям. Если кто-то оставлял вещи в прихожей, он тут же их напяливал на себя. Зимой, порою, он представлял из себя довольно забавное зрелище, напяливая несколько пальто курток и шуб.

А ещё он любил рыться в помойке, около нашего дома,находил там какие-то вещи и развешивал их на ветках в лесу за помойкой: башмаки, пустые коробки-пирамидки из-под молока, консервные банки, и прочее, прочее, прочее.. Люди не знавшие об нашем дяде Вани, оказавшись впервые в нашем лесу, были по началу всегда несколько обескураженны.

Один раз, тётя Тамара, ещё одна наша соседка, варила на общей кухне куриный суп. Поскольку готовить каждый день она не могла в виду своей занятости, еду она обычно готовила сразу на несколько дней, в больших объёмах. Так и в этот раз, на газовой плите языки пламени лизали прокоптившее дно пяти-семиметровый кастрюли. А в бурлящей воде плавала тушка курицы. Птица была какая-то прямо скажем не советская. Здоровая, жирная. В магазине таких было не найти. Наверное её приобрела на рынке у частников.

И вот, тётя Тамара уже закинула в суп, помимо птицы, морковку, лук, картошку. Оставалось только добавить лапши и оставить томиться бульон, но тут ей захотелось в туалет. За время её отсутствия дядя Ваня вынул из супа курицу, привязал ей верёвку на шею и начал прогуливаться с неё по коридору. Вроде как на выгул собаки вышел. Поскольку тётя Тамара была женщина крупная и импульсивная, выйдя из туалета и заметив выгуливающего её курицу соседа не долго думая, отобрала у сумасшедшего варёную курицу и избила ею вмиг присмиревшего и испуганного дурачка.

Видимо после этого происшествия дядя Ваня и затаил на неё злобу. И всё его существо поглотила одна идея. Месть. Но поскольку, по развитию он больше походил на ребёнка, нежели на взрослого, мщение его было неказисто и без фантазий. Ну там плюнуть в туфли, или соли незаметно в чай тёте Тамаре добавить. Не было в этой мести размаха, масштабности.

И тут на помощь дяде Вани пришёл я, поскольку мне его было немножко жалко, а тётя Тамара мне не нравилась из-за того, что всегда при встрече лезла меня целовать своими пухлыми губами. Более мерзкого ощущения я и не мог представить. Меня потом целый день подташнивало от её поцелуя. И всё казалось во рту оставался вкус её слюней и дешёвой губной помады, хотя я уже несколько раз полоскал рот водой и чистил зубы.

Я не раз слышал во дворе обсуждения старших мальчишек-школьников как и из чего можно в домашних условия приготовить бомбочку. Для этого нужна лыжная палка из магния, соль, спички и красный перец. Собрав все компоненты, мы с дядей Ваней тайком от взрослых начали подготовку к плану возмездия. Лыжную палку нужно было натереть крупным напильником до состояния мелкой стружки. Я помогал счищать со спичек серные головки.

Всё это мы смешали с солью и перцем и упаковали в жестяную банку из под сгущённого молока. Выпив заговорщицки перед этим саму сгущёнку, промыв и просушив жестянку. Нам оставалось придумать лишь схему замедленного действия. И опять же решение мне подсказали мальчишки во дворе. Нужно было взять исписанный стержень из ручки, отрезать металлический кончик и забить туда всю ту же серу из спичек. Таким образом мы получали некоторое время между поджиганием бомбы и её срабатыванием.

Гениальный план мщения состоял в следующем: спрятать бомбу за унитазом, а внизу по полу у плинтуса пустить соединённые друг с другом стержни от ручек, наполненные спичечными головками. Как только тётя Тамара пойдёт в туалет, подождать минуту, и затем поджечь запал, выходящий наружу туалета, под дверью.

В один из дней кирпичную кладку нашего старого дома сотряс небольшой, но ощутимый взрыв. Тётя Тамара выбралась из туалета со спущенными рейтузами, ошалелыми глазами, и перепачканная собственными испражнениями. Что удивительно она не получила никаких телесных повреждений. Видимо взрыв произошёл в тот момент, когда она закончила свои дела и привстала, что бы спустить за собой. Унитаз был полностью разрушен, по стенам стекали коричневые подтёки.

Дядя Ваня весь сверкал от торжества справедливости. Мне даже на миг показалось, что он излечился. Безумия в его глазах в этот момент не наблюдалось. Хотя когда его забирала милиция он пытался отобрать у одного из них пистолет. Разобравшись в чём дело его скрутили и оставили дожидаться санитаров.

Проделку конечно же списали на сумасшедшего. Моё участие в данном проекте осталось в тени. А тётя Тамара с тех пор, начала несколько заикаться при разговоре. Имела несколько пришибленный вид и перестала наконец-то меня целовать. А дядю Ваню я с тех пор больше не видел. Через год мы съехали из коммуналки в отдельную квартиру спального района, на окраине города.






[помощь|озарение]

То лето выдалось каким-то особенно мрачным и дождливым. Тучи заволокли небо с самой середины июня и то проливались ливнем, то сыпались мелкой моросью капель на землю. Солнце изредка показывалось из-за туч, словно бы лишь для того, что бы проверить всё ли в порядке на земле и снова укутывалось облаками.

Люди коротавшие свой отпуск на дачах, каждый день с большим интересом ожидали сводки прогноза погоды. В очередной раз услышав о возможности осадков, грустно вздыхали и говорили друг другу: “Когда же это кончится, наконец?!”

Большая влажность добавляла уныния. Одежда и постели казались холодными, мокрыми, неприятными. У жены в этом году отпуск не совпал с моим и я немного радовался этому. Поедет осенью к морю, позагорает, погреется, чем мокнуть тут вдвоём. Мне в одиночку только и оставалось радостей - смотреть телевизор, да читать книги. Книжные страницы от влажного воздуха начинали скручиваться в трубочку.

В одно утро меня разбудили звуки визжащего мотора где-то неподалёку. Взглянув на часы я убедился, что ещё достаточно рано и залез под одеяло с головой. Но больше не спалось. Звуки буксовавшей машины на улице не затихали. Накинув непромокаемый плащ, я поплёлся посмотреть в чём там дело.

Сосед плотно застрял ведущими колёсами в луже. Все его попытки выехать из скользящей жижи враскачку ни к чему не приводили. Сдвинувшись немного с места колёса сползали по скользкому склону рытвины обратно в мокрую яму. Я увидел как сосед в машине закурил и сложив руки на руле склонил на них голову.

Постучав в окно, я предложил ему помощь. Был он моего примерно возраста, сорока пяти- пятидесяти лет. Уже седой совсем и с глубокими морщинами на лице. Наверное в жизни многое повидал, - подумал я глядя в его глаза. Сначала недоверчиво смотрящие на меня, а потом в них затеплилась надежда и благодарность.

Ехать в такую погоду человека могла заставить только крайняя необходимость. А какая именно - меня это совсем не касалось. Не задавая вопросов я сходил за топором, мы нарубили засохшую вишню с моего участка и попхали её под колёса. Спустя пять минут я с улыбкой наблюдал как сосед, уезжая, помигал мне аварийными огнями на прощание, говоря таким обрасом «спасибо».

Через два дня он вернулся. И почти сразу заглянул ко мне, лишь закинул в свой дом какие-то вещи. Пришёл он конечно же не с пустыми руками - в благодарность мне была преподнесена бутылка коньяка. Которую мы с ним вдвоём и выпили, имея при этом приятную беседу.

Я всегда был хорошим собеседником, со мной людям было легко и они с большой охотой рассказывали мне о своих проблемах, переживаниях. Поделившись, им самим становилось от этого легче и как-то спокойнее.

Наломав горький шоколад и сделав тосты со шпротами, мы уселись за столиком. Нарезали несколько тонких долек лимона мы разлили по рюмочке и выпили, смакуя послевкусия напитка и разливающееся по телу тепло, которое так было кстати этим промозглым дождливым летом.

Разогрев кровь коньяком, сосед пустился в воспоминания. Которые по степени откровенности не заслуживали того, что бы делиться ими с незнакомым человеком. Хотя может ему больше и не было кому об этом рассказывать.

Суть его истории была такова. В молодости он сильно любил одну девушку и по какой-то причине, которую он скрыл, они вынуждены были расстаться. Нехорошо, быстро и навсегда. Несмотря на глубокие и взаимные чувства между ними.

Года два он потом не мог даже взглянуть ни на одну девушку. И это, насколько я понял по его интонациям, вовсе не было фигурой речи. А потом, - при этих словах он грустно вздохнул, и махнул рукой, - пустился во все тяжкие. Пробовал, изучал, словно дегустировал вино разных марок и урожаев.

И представь каково же было моё изумление, - говорил он мне, - когда недавно я вспомнил их всех разом и понял, что у одной были губы моей первой любви, у другой - брови, третья, положим, вилку держала именно так как она, ну и так далее.. Это было озарение!

Выходит, я подсознательно подбирал женщин таким образом, что бы в конце-концов собрать цельный образ той девушки, которую я хотел более всего и которую в итоге так и не получил. Всю свою жизнь я потратил на охоту за призраком своей первой любви. Вместо того что бы найти какую-нибудь женщину, завести с ней детей..
На этих словах он сделался мрачным и даже коньяк больше не мог приподнять его настроение.

Позже мы пытались с ним ещё вот так посидеть за бутылочкой, но разговоры всё больше как-то не клеились. Мы молча пили, перебрасываясь какими-то бессмысленными фразами, а потом он уходил, а я долго сидел в темноте, не зажигая света и пытался представить девушку, в которую он был когда-то влюблён..






[рыба!]

Неторопливо наступил апрель. По ночам на улице ещё было холодно и я под утро пожалел, что открыл окно в комнате. В горле першило и чувствовалась боль. Ну всё, простыл - подумал я. Попытался тихонько прокашляться, что бы не разбудить спящую рядом супругу. Мда, ничего не получалось. Тогда я набрал побольше воздуха и зарылся лицом в подушку, чтобы приглушить звук кашля. Подняв голову, я увидел, утопленную в след от головы тоненькую пластмассовую красную полоску.

С удивлением взяв в руки, выпавшую у меня из горла штуковину, я начал вертеть её перед глазами. Где-то сантиметра два в высоту, красный пластмассовый брусочек. Достаточно тяжёлый для пластика. Я даже растолкал жену, и показав ей эту штуку, сообщил, что она только что вышла у меня из горла. Супруга, сказав, что б я ничего не придумывал, снова заснула.

На следующее утро, в душе, я выкашлял пластиковую букву «в» синего цвета. Она с тихим плеском упала в воду, и частично погрузившись, плавала на поверхности.

Жена сказала, что это похоже на детскую магнитную азбуку, и придя на кухню, прилепила букву к поверхности холодильника. Я сходил в комнату за красной палочкой и так же примагнитил её к холодильнику. Мы посмотрели друг на друга и недоумённо пожали плечами. И что, спрашивается, это значит?! Ответов не было.

Под видом ощущения дискомфорта в лёгких, я сходил в местную поликлинику и сделал флюорографию. Как я и ожидал, в лёгких никаких посторонних предметов обнаружено не было. По логике, дальше мне нужно было идти к психиатру, но ведь буквы видел не только я, но и моя благоверная. В общем, не зная, что предпринять, я продолжал выкашливать день за днём новые буквы, прилепляя их к холодильнику.

Через месяц там уже были три буквы «о», два мягких знака, две буквы «а», две - «е», целых пять «и», одна «у», четыре «н», две «т», «с», «ж», по одной «д» и «л». Ещё через четыре дня добавились по одной «п», «к», «г» и «з». И всё. На этом буквы закончились. Я ещё неделю подождал а потом начал думать. Что это значит - просто бессмысленный набор знаков или какое-то послание.

Я переставлял буквы и так и этак. Но ничего осмысленного не получалось. Через какое-то время плюнул и начал постепенно забывать о них. Лишь только, когда приходил на кухню и видел буквы, в горле начинало немного першить.

В конце июня у жены было день рождение, и мы собрали всех близких родственников за столом. Было десять взрослых, четверо детей. Двенадцатилетняя троюродная племянница жены, в какой-то момент отпросилась из-за стола в туалет. Сходила и вернулась. Никто даже не обратил на это внимания. Никто кроме меня. Какое-то предчувствие зародилось.

Чуть позже я пошёл на кухню за очередной охладжённой бутылкой шампанского. И.. Когда вернулся к гостям, жена, увидев моё состояние на виду у всех спросила: «Тебе плохо?».
- Можно тебя на минуточку, - подавлено просипел я.
Мы вышли в коридор. Гости за столом зашушукались.
- Что случилось? - поинтересовалась супруга.
Вместо ответа я взял её за руку и отвёл на кухню. Все буквы были расставлены в нужном порядке и образовывали надпись «ты должен написать книгу о своеи жизни»

Вернувшись, мы начали спрашивать у девочки, как она смогла расставить буквы. Но она ничего не ответила, поскольку сама не знала. Просто, по её словам, видела куда какую букву надо подвинуть и всё.

Итак, я должен был написать книгу о своей жизни. Должен, так должен. О чём писать я примерно знал. Но затруднялся с выбором формы и способа подачи материала. А потом мой взгляд упал на коробку домино, лежавшую на моём письменном столе и я всё сразу понял..
















спасибо белому облаку за помощь в работе над книгой




-----------------------------

олег а.
2011-20.. незакончена
оливковая книга (домино)