XIII
И Технократический Союз дал людям тот идеал, дал те обещания, исполнение которых поведут их в новую эпоху Возрождения. Идеал в виде Механического Бога, что будет править человечеством честно и непреклонно, ибо Механический Бог не знает симпатий и жадности.
Днём жители стали стекаться к центральной площади нашего городка. Парад уже начался, мне оставалось лишь наслаждаться «зрелищем». Никогда ещё в своей жизни я не видел таких уродов. То были порождения то ли какой-то кощунственной магии, то ли невиданных тёмных технологий. Основу сил Союза составляли машины, в прошлом бывшие людьми. Первыми прошли так называемые легионеры. Это были уродцы, от людей у которых остался только верх туловища. Их животы и всё их содержимое были удалены, оголяя нижние ряды рёбер и позвоночник, и заменены механизмами, которые поддерживали тело и позволяли ему поворачиваться. Мышцы с их ног были полностью срезаны, оголив одни кости. В них крепились некие скобы, скрепляющие суставы, а от верха кости и до её низа тянулись спицы, которые, наверное, также служили для поддержания их веса. Эти выплевки странной науки были вооружены клинками с искривлёнными лезвиями, обоюдно заточенными, и щитами, которые были почти в человеческий рост. Лица этих уродов были закрыты масками, напоминающие маски наподобие птичьих клювов. На месте глаз была металлическая пластина, закрывающая также и лоб. В ней были вырезаны мелкие отверстия. Уж не знаю, что они через них видели. Самое жуткое было то, что маска была буквально впаяна, вплавлена в лицо.
Следующими за ними шли уже более обмундированные представители этой страшной армии. В отличие от предыдущих их верхние половины тел были закрыты бронёй, от которой тянулась толстая трубка к их до коле невиданных мною шлемов, которые совмещали в себе и противогаз и каску сразу. С левой стороны шлема отходила ещё одна трубка, по тоньше, и тянулась за спину, где входила в некое подобие коробки. Там скорее всего, находились фильтры или ещё господь знает что. Рядом с коробкой на спине висел баллон, от которого отходила трубка и соединялась с их оружием, представлявшее собой полый железный стержень, на конце которого находилась раскалённая проволока.
Далее за ними прошагали основные силы Союза — такие же уродливые и чуждые любому человеческому сознанию. Они были облачены уже в серьёзную относительно других «солдат» броню, представлявшую собой металлические листы, прикрывавшие также и паховую область. Они были вооружены странной формы клинками, что болтались за их спинами, а также невиданной мной до сих пор версией элементарного карабина. Их головы покрывал противогаз. Отдалённо они напоминали изуродованных солдат Альбиона.
За ними следовали орудия, которые также когда-то были людьми. Их головы были в гладких белых шлемах, на месте рта у которых располагалась два клапана, а глаза закрывали пластинки с продольными разрезами. В плоть их спин были впаяны и скреплены пластинами громоздкие устройства, издававшие рёв, который не услышишь ни от одной современной единицы техники. На нижнем конце этих конструкций были две трубы, изрыгающие из себя клубы чёрного и едкого дыма. Спереди, прямо над головой этой машины, выступало длинное и массивное орудие, у основания которого сверху был виден закруглённый металлический рожок, полный малыми, цилиндрической формы и заострённых вверху снарядами. В отличие от остальных, это чудище не имело ног. Его позвонки скреплялись маленькими, но, надо думать, прочными пластинами, а к тазовым костям крепились три металлических вилки — две на месте ног и одна сзади, вместо копчика — оканчивающихся колёсами. Это ущербство передвигалось, отталкиваясь своими неимоверно огромными и мускулистыми руками от земли, волоча своё тело на колёсах.
Жители рукоплескали новой власти, однако я видел в их глазах страх. Никто и не думал о том, чтобы открыто выказать своё отвращение к этому надругательству над самой природой, которое лишь по недоразумению назвали парадом. Трусливые шакалы! Уже забыли сколько крови отдал наш народ за великую победу в великой войне! Забыли, потому и продали и кровь, и войну. Я больше не мог смотреть на это уродство, а потому не боясь, как и подобает настоящему германцу, развернулся и пошёл восвояси. Те, кто видел это жест, смотрели мне в спину как на безумца.
Как дальше прошёл мой день, я не знаю. Такое впечатление, что значительного его куска и не существовало. Просто был день, было это недоразумение, которое назвали парадом, и всё. Дальше провал. Солнце уже близилось к горизонту. Самого дня как не бывало.
Следующее утро поразило меня небывалыми переменами во мне. Впервые я за долгое время проснулся бодрым, поднялся с постели легко. Такое впечатление сложилось у меня, что в голове словно что-то прояснилось, будто заноза наконец была вытащена из плоти. Я быстро оделся и привёл себя в порядок. Впервые за очень долгое время я даже обрадовался своему завтраку, простой воде в стакане. Для меня в этом мире всё встало на свои места. Единственное, что меня смущало, это огромное устройство, размещённое Технократическим Союзом чуть поодаль от города. Это был маяк – гигантских размеров устройство из белого металла, который был мне не ведом, пронизанное странными красными дорожками, не нуждающееся в каких-либо дополнительных конструкциях, ибо оно парило над землёй. Как давно его возвели? Я уловил лёгкое беспокойство в своей голове, слабое, словно оно исходило из таких глубин моего сознания, что, казалось, даже мой разум не знал, что водится в их пучинах. Однако, беря во внимание моё состояние, я вполне мог и пропустить мимо себя такое событие, как возведение маяка. А беспокойство могло быть вызвано переменами в сознании. Я так давно жил в злобе и паранойе, что уже забыл, каково это, жить с ясной головой.
Как бы там ни было, а на меня снизошло нечто, что поэты и писатели называют вдохновением. Я пошёл в зал и поставил на патефон пластинку с Бахом. Нежная музыка скрипки и духовых инструментов наполнила мою бетонную коробку. Эта композиция всегда навевала на меня мысли о чём-то одновременно прекрасном и вечном. Я захотел писать. Пошёл к себе в комнату, достал свой дневник, перьевую ручку и начал писать. Так и прошёл для меня день, быстро и не заметно, пролетев будто мимо меня.
Закат застиг меня измученным и уставшим. Неожиданно для себя, я сам не заметил это резкое изменение в моём настроении. Я был таким уставшим, будто проработал весь день в поте лица. Только сейчас заметил, что патефон издавал одно лишь потрескивание. Я отправился в зал и снял иглу с пластинки, затем направился на кухню попить воды. В лучах закатного Солнца на меня смотрел маяк, только его поверхность не отражала свет. Это было странно, но моя не весть откуда взявшаяся усталость не позволила над эти задуматься и отправила меня в кровать. Я заснул быстро…
Я пришёл в себя в небольшом кругу света. Вокруг же была непроглядная тьма. И в ней отчётливо был слышен стук, словно множество людей во тьме стучали ногтями по дереву. И этот стук был везде, он окружал меня, образуя кольцо, постепенно сужавшееся вокруг меня. Затем к стуку добавились тихие злорадные смешки. В темноте стали мелькать неясные силуэты, но даже по этим очертаниям было понятно, что там, во тьме, вокруг меня снуют не люди… Я хотел было пошевелиться, но не мог. Я стоял на коленях в центре круга света словно парализованный. Твари набирались смелости, подходили всё ближе к свету. Их размытые очертания приобретали ясность. Наконец, одно из созданий набралось смелости. На свет показались две тонкие лапы, напоминающие гигантские и длинные человеческие пальцы. За ними последовала ещё одна пара, тварь показала своё тело. Это было создание с человеческим телом, человеческой головой, носившей на себе лицо, глаза и рот которого были закрыты широкими кожаными ремешками, соединявшимися между собой в единую и странную маску. За созданием тянулся длинный худой хвост, который больше был похож на одни позвонки, обтянутые кожей. Передвигалась тварь на четырёх парах длинных пальцеобразных лапах, заканчивающихся настоящими человеческими ногтями.
Вслед за первой тварью на свет стали выползать другие. Они приближались ко мне, обступая со всех сторон. Я хотел кричать от страха, делать что-нибудь наконец, но был абсолютно скован. Ни один мускул не напрягался, ни один звук не мог покинуть моего рта. Твари медленно приближались ко мне, с жутким торжеством пауков, подбирающихся к своей жертве. Их костлявые лапы стали ложится мне на плечи, обнимать мою голову, их закрытые ремнями глаза, казалось, всё равно меня видят…
После этого сна всё переменилось. События стали выпадать из моей памяти. Словно кто-то чистил её, заставлял меня забывать всё, что я помнил. Мой разум превратился в подобие разбитого стекла, по кускам выпадающего из тела. От маяка время от времени исходит странный гул. Он похож на разряд элементарного карабина, и в тоже время не похож. Тихий гул, раздаётся и эхом расплывается по округе, накатывая волнами, каждая сильнее последующей. Я стал всё чаще с опаской оборачиваться за спину. Так я и жил в этом странном полусне, пока реальность не стала страшнее любого ночного кошмара.
В ту ночь я никак не мог уснуть. Опять. Я лежал и смотрел в потолок. Я всё чаще сравнивал свою комнату со склепом. Только вот тело внутри него ещё не знало, что умерло. Я лежал и смотрел в потолок, мучимый тяжёлыми мыслями, которые, как это обычно и бывает, приходят тогда, когда тебе больше всего нужен отдых. В комнате стояла настолько густая тишина, что, казалось, я мог вытащить из-под одеяла руку и пощупать её. Раз лежать в кровати не было смысла, я решил подняться. Может, сидя моё тело утомится быстрее и захочет спать. Люди инстинктивно воспринимают свой дом как самое безопасное место. И становится такую самую малость не по себе, когда твоё самое безопасное место, последнее место, куда побежишь прятаться, теряет свою силу, хотя, просто в голове, наверное, рушится иллюзия.
Я привстал и моментально последние мои не поседевшие волосы окрасились в пепел, ибо в окно на меня смотрели лица, чьи глаза и рты были закрыты ремешками. Просто смотрели, прикрепившись своими пальцеобразными лапами к стене. А когда поняли, что я тоже их вижу, разбежались прочь, как тараканы, издавая по стенам неприятную дробь человеческих ногтей. Только их хвосты и виляли за стеклом. Я даже открыл рот, видимо, хотел закричать, только не мог. Мозг просто отказывался принимать только что увиденное. Я просто сидел в кровати, скованный страхом. Просто сидел и молил Господа нашего о том, чтобы это был сон. Но только глубины сознание шептали мне, что я не сплю.
И сколько прошло с того дня я не помню. Я знаю лишь одно – они придут за мной. Последний гвоздь был вбит. Окно полностью заколочено. Лишь тоненькие струйки света просачивались между досками. Как же трудно было достать эти проклятые доски. Вот уж не думал, что цивилизация, научившаяся клепать из людей машины, разучится делать доски. Простые, бес их забери, доски. Также забил все остальные окна в квартире, но не так старательно, как в своей комнате. Дверь я заранее подпёр шкафом. Я вытащил все вещи, которые в нём хранились, чтобы его было легче двигать. Теперь в углу моей комнаты был целый ворох тряпья. Входную дверь я замотал цепями. Теперь они точно до меня не доберутся!
Я сидел на кровати в своей маленькой крепости, поджав под себя ноги. Я был уверен, что только недавно сменил постельное бельё, но смрад, поднимавшийся от кровати и бывший мне в нос, говорил, что я опять ошибся. Свет больше не пробивался сквозь щёлки между досками. Значит, уже стемнело. Они скоро придут. Посмотрим, как они доберутся теперь до меня своими лапками. И знаете, что произошло? Я захотел ссать. Нет, это просто смешно. В такой момент захотеть ссать. Я долго терпел, но всё же сдался под напором мочи.
Немного отодвинул шкаф и открыл дверь. Этого хватит, чтобы пролезть. Быстро справляю нужду и бегом возвращаюсь назад. Сам не ожидал от себя такой ловкости. Быстро направился в уборную. И тогда, когда я уже был готов делать свои дела, по спине пробежал холодок от осознания, что я всё же совершил ошибку. Гул, который исходил от маяка, нарастал, становясь громче, чем обычно. Каждая волна становилась сильнее предыдущей, пока просто не стала сбивать меня с ног. Казалось, что этот оглушительный, уже переросший в рёв, звук раскатами носился по комнатам прямо внутри моей квартиры.
От страха мой рассудок помутился. Даже не заправив штаны, справляя нужду на ходу, я выскочил из уборной. Но это была уже не моя квартира. Хотя времени на размышления о том, что происходит и где я оказался, не было. Прямо у входа в уборную меня встретил мощный удар в челюсть от здоровенного санитара. Я безвольно повалился на пол, пытаясь справится с чудовищной болью. В это время подошёл второй санитар, и они оба свалили моё тело на инвалидное кресло, зафиксировав руки и ноги ремнями. И покатили, не обращая внимания на мои вопросы, проклятия и крики. Я бы уже начал задумываться над тем, что я действительно сумасшедший, всё это время сидевший в психушке. Но это было не так. Это заведение было чем угодно, только не психиатрической лечебницей. Коридоры были достаточно узкие, стены выложены кафелем, потолок обтянут заборной сеткой, а сами коридоры были сырыми, кое-где ноги санитара даже шлёпали по воде.
Санитар открыл дверь-решётку и вкатил меня в комнату, достаточно просторную, по сравнению с коридорами. Тут находилось несколько человек, каждый занимался всякой ерундой. Кто-то говорил в углу с самим собой, кто-то сидел за металлическим столом и двигал фигурки на шахматной доске, возвращая из на место, и снова двигая… Неужели я действительно болен?
В комнату вошёл врач в сопровождении медсестры. Он внимательно посмотрел на меня, после чего жестом подозвал санитара, что-то сказал ему и направил назад. Санитар подошёл ко мне, схватил меня за руки чуть ниже плеч, и держал с такой силой, что я не мог пошевелиться, как бы я не старался. Медсестра тем временем воспользовалась моментом и сделала мне укол. После этого врач, всё это время пристально следивший за всем этим процессом, покинул комнату, а вслед за ним ушёл и санитар с медсестрой.
Через достаточно короткий промежуток времени (или время для меня вновь исчезло?) содержимое шприца начало действовать. Я стал чувствовать вялость, мои конечности не слушались меня, переставая повиноваться приказам моего мозга, мысли в голове путались…
Я пришёл в себя, всё ещё сидя на этом проклятом кресле. Только теперь мои руки были свободны. И был я не в комнате, в которой находился до того, как потерял себя в беспамятстве. Кресло с моим телом стояло в конце коридора, который, также, как и всё это заведение (если я действительно был в каком-то здании), имел сырой пол, вместе со стенами выложенный кафелем, с потолком, обтянутым заборной сеткой… Ничего в местном антураже не изменилось. Разве что по бокам коридора было множество открытых железных дверей. Они, скорее всего, вели в камеры пациентов. Только одна дверь в самом начале была закрыта. Я всё ещё отказывался верить в реальность происходящего. Но независимо от того, был ли это сон или нет, нужно было действовать. Поэтому я медленно встал со своего кресла и неуверенной поступью пошёл вперёд, попутно заглядывая в открытые двери. На моё счастье, камеры были пусты.
Ориентироваться здесь оказалось делом не из лёгких. Здесь всё было на столько одинаковым и однообразным, что могло сложиться впечатление, что я и вовсе никуда не двигаюсь. Я пытался изучать планировку в надежде уловить хоть какие-нибудь намёки на внутреннее устройство, но нет, это был настоящий лабиринт из бессмысленного нагромождения решёток и стен, складывающихся в эти бесконечные коридоры. Иногда мне попадались комнаты, представляющие из себя бездонные колодцы. Они не имели пола, а лишь бездны, заполненные водой.
Также здесь единственными живыми существами, помимо меня, были странные и жуткие на вид твари. Они были размером с крысу, но тело их напоминало тела кузнечиков. Эти создания передвигались на шести коротких толстеньких человеческих пальчиках, словно те были детскими. Их головы напоминали головы человеческих детей, только подогнанных под размеры это ущербного тела. Их глаза были покрыты бельмами, а потому они ориентировались в пространстве ощупывая всё вокруг себя тонкими спинными отростками, чем-то напоминавшие тараканьи усы. Иногда я давил их. Тогда собратья раздавленного издавали издевательский смешок, как бы презирая неудачника, что попался мне под ноги.
Не знаю, сколько я блуждал по этому лабиринту. Меня охватывала паника и угнетающая беспомощность отчаяния, которые не отвели моё внимание от того, что мелкие твари, что часто сновавшие у меня под ногами, заспешили найти укрытие. И только тогда, когда мои ноги стали мокнуть, я заметил, что вода прибывает. Она была холодной. Значит, лабиринт затапливается, и причём достаточно быстро. Я окончательно потерял остатки своего спокойствия и принялся метаться по этим нескончаемым коридорам, попутно выкрикивая брань и проклятия, которые плавно перетекали в слёзы и мольбы, обращённые к кому-то. Когда вода достигла пояса, её уровень перестал подниматься. Я чувствовал, как мои ноги перестают меня слушаться, быстро замерзая.
Один из очередных поворотов привел меня в длинный коридор, заканчивающийся небольшой лестницей и железной дверью. Последние искры надежды зажгли во мне немногие оставшиеся силы, толкавшие меня вперёд, к этой двери. Чем ближе я подходил к ней, тем яснее слышал за ней человеческую речь. Сердце бешено колотилось в груди, я не мог поверить, что наконец могу выбраться. Добравшись до двери, я стал яростно колотить её, попутно выкрикивая просьбы о помощи.
- …Я не наблюдаю никаких признаков улучшения его состояния. Раньше он часто мог до мельчайших деталей описать что-либо, но это не имело смысла. Это было просто детальное описание бессмыслицы. Но сейчас он вообще замолчал. Нет, с его речевым аппаратом всё в порядке, но при этом он молчит. Боюсь болезнь прогрессирует, а значит нужны другие меры…
Кто бы не находился там, за этой дверью, меня не слышали. И твёрдый крик, взывающий о помощи, превращался в жалобные стоны, а удары затихали. Я умолк, когда позади меня раздался всплеск. Что-то плыло ко мне. Это было какое-то длинное насекомое, метра два в длину. Большую часть тела занимал длинный и мощный хвост, которым существо виляло из стороны в сторону, тем самым плывя. Короткое тельце было усеяно маленькими лапками. Тварь явно плохо передвигалось по твёрдой поверхности. А вот головной отдел был массивным, толстым, имея вид щита. Я кричал, зачем-то молил тварь не делать задуманного, бил ногами толщи воды в её сторону, но существо неумолимо плыло ко мне. Я занемел, в голове царила лишь одна мысль — это конец. Оказавшись на расстоянии атаки, тварь с необычайной прытью кинулась на меня, сбив с ног и окунув под воду. Под хитиновым щитом пряталась человеческая половина тела, вросшая в панцирь. Она крепко вцепилась в меня своими полными детскими ручонками и стащила в воду. Как же оно было сильно! Все мои попытки бороться с чудовищем были тщетны, и я стал захлёбываться. И сквозь толщу воды я увидел своё собственное лицо…
Я начал уже захлёбываться, как услышал приглушённый водой тот самый металлический рёв, накатывавший волнами. Я уже начинал отходить на тот свет, когда вода в бочке закончилась и шум смыва сменился звуками набора воды. Я уселся возле унитаза, жадно глотая воздух. Это был последний раз, когда я выходил за пределы комнаты. Отдышавшись и успокоившись, я спешно покинул уборную. В квартире царил мрак, а значит наступила ночь. Я пролез обратно в свою комнату, закрыл дверь и заблокировал её шкафом. Зажёг на столе свечу и, как обычно, съёжился на кровати. Я не хотел ни о чём думать. Просто не хотел. Мозг мой отказывался размышлять над тем, что сейчас со мной произошло.
Внезапно зал стал заливаться музыкой патефона. И я никогда в жизни не смогу передать, какой ужас сейчас сковал меня в свои цепи. Музыка играла, а потом резко превратилась в какофонию из каких-то трещащих и пищащих звуков. За дверью послышался стук. Множество нестриженных больших ногтей стучали по полу, по стенам, по потолку. Они пришли за мной. Я тихо слез с кровати, взял в руки свечу и забился в угол у окна. Я даже почувствовал, как обмочился. Всё тело инстинктивно напряглось, готовое в любую секунду сделать хоть что-то. Дверь сотряслась от удара, а я вздрогнул, чуть не выронив свечу. Затем последовал ещё один удар. И ещё один, за которым последовал спешный перестук. Я, сам себя испугавшись, разразился диким, нездоровым смехом:
- Вам недостать меня! – и вновь залился в больном смехе – Не достать! Не достать!
Мой смех резко оборвался. Из-под кровати раздавались звуки копошения. Я сидел и слушал, раскрывши рот, не в силах закричать. Копошение усилилось, словно под моей кроватью был провал, и сейчас оттуда кто-то полз. И стук, противный стук человеческих ногтей. Слабый свет почти догоревшей свечи не мог осветить мрак под моей кроватью, но я знал, кто там. Я начал различать слабый отзвук металлического рёва. Внезапно последние, не тронутые сединой волосы на моей голове окрасились в старческий пепел. Из-под кровати не спеша показались длинные лапы, так жутко напоминающие человеческие пальцы…
Свидетельство о публикации №219021400103