Туман

Холодно и сыро. Пальцы ног поджимаются, чтобы не коснуться щебня, насыпанного между шпалами. Подошвы чувствуют их влажную деревянную шершавость.
Две отливающие сталью серые рельсовые змеи вытянулись прямо-прямо, без малейшего, даже намёка на изгиб. Они бегут куда-то вперёд, далеко, до самого горизонта, чтобы там, в невидимой глазу точке сомкнуться, искривляя пространство вокруг высокой железнодорожной насыпи, по которой они скользят, не нарушая, ни на миг, казалось бы, взаимной параллельности движения.
Ноги медленно, поднявшись на цыпочки, перешагивают со шпалы на шпалу, как будто, не по земле идут, не по дороге, а по перекладинам бесконечной, невесть, где внизу начавшейся и неизвестно, куда вверх ведущей лестницы.
Она плавно и полого как будто отрывается от земли. А, может, это, просто, кажется, потому что откуда-то снизу начинает куриться и ползти вверх прозрачный, едва различимый парок. Он обнимает, оглаживая края травинок и камушков по обочинам, отчего те как бы «размазываются», «расплываются», теряя отчётливость форм и красок.
Не сразу, но довольно скоро испарения сгущаются и белеют, скрывая под собой всё, до чего успели дотянуться. Они скользят, поднимаясь, и выбрасывают вперёд гибкие дымные язычки, одновременно схожие с предвестниками огня под разжигаемым костром, и с колеблющимися в речном течении длинными хвостами водорослей.
Свободные от земного притяжения, они струятся прочь от земли, ограничивая и лишая перспективы пространство вокруг.
Туман достигает плеч. Только что глядевшие на дорогу глаза уже не различают её. Ноги, ещё чувствующие опору, теряют в ней уверенность. Небо над головой удаляется, и ты как будто погружаешься в непроглядное «молоко», сначала испытывая тревогу, потом страх, переходящий в ужас от того, что тонешь.
Когда белёсая волна накрывает с головой, сознание на мгновение замирает, отказывая себе в понимании происходящего. Потом, очнувшись, начинает судорожно барахтаться, пытаясь разобраться в том, чего не видит, не слышит, в чём не находит ориентации. Оно не в состоянии откликнуться на робкие сигналы тела о том, что в  «вперёд» - должно быть там, куда оно направлено, а где ноги чувствуют твёрдую сырую холодность, - «низ».
Сколько это длится, пока вдруг, слепо и беспомощно тычась в беспросветную пелену, охваченный животным страхом, мозг не различит в кромешной тишине прерывистый и свистящий звук дыхания?! Инстинктивно сдаваясь опыту, он шлёт, наконец, команду: сделать шаг! Но она возвращается болью от ушиба щиколотки об рельсовый металл.
Да-да, чтобы выйти за пределы колеи, нужно повторить, только сделать шаг повыше, а потом – второй.
Зачем? Ведь невидимая полоса, ограниченная сталью с обеих сторон, как- никак, всё-таки выход?!
И всё же! Шаг! Ещё шаг… Вдруг шорох сыплющегося гравия мгновенно возвращает в память  крутизну насыпи! Новая зыбкая опора ускользает из-под ног, съезжая в невидимую бездонную белую пропасть! Всё оборвалось и летит, страшно, безнадежно, в беспамятстве, в непонимании – куда, странно оставляя за собой эхо обрывков крика: «Я-а-а-а! Я-а-а-а-а-а!»...
***
Она проснулась от сильного внутреннего толчка, сотрясшего всё тело. Почти задыхалась, ещё ловя в остатках сна желание что-то выкрикнуть, превозмогая какую-то преграду.
Но вместо крика слышалось невнятное отрывистое мычание. Губы сжаты, зубы стиснуты до боли. И это уже наяву.
Дина перевернулась на спину и лежала, тяжело ловя ртом воздух. Галопирующее сердце удушливым комом колотилось в артерии шеи.
Пытаясь стряхнуть с себя и освободиться от кошмара, она открыла глаза. Через просветы кружевной оконной занавески в комнату вползало тусклое февральское утро.
Слоистая облачность, будто ватное одеяло, висела низко, придавая воздуху, голым деревьям во дворе, даже самой спальне унылую серость, поглощавшую все другие цвета.
Пугающий сон явился не впервые. Всякий раз вот так, рывком сбрасывая с себя ночные видения тумана, в котором тонула, в котором летела в безумную бездну, Дина долго не могла прийти в себя.
Сон давил, ложась тяжестью на сердце, томил дурными предчувствиями, вызывал в душе тоскливые сравнения.
День обещал быть испорченным. Дина откинула одеяло и спустила на пол ноги. Ссутулясь, она долго сидела на кровати, вяло уронив на колени худые руки с пальцами, тронутыми артритом. Вставать, идти, что-то делать не было сил.
Повернула голову. Из глубины зеркала платяного шкафа на неё, насупясь, смотрела бледная седая старуха с растрёпанными волосами, в широкой фланелевой ночной рубашке.
«О Господи!» - Поморщилась Дина, увидев своё отражение. Она сделала усилие и поднялась, нашаривая ногами шлёпанцы, но зацепилась за край прикроватного коврика и, не успей схватиться за крышку комода, упала бы, споткнувшись.
Ругнувшись, женщина уже более собранно двинулась в ванную. Однако зубная паста, которую она выдавливала из тюбика, дважды соскальзывала со щётки в раковину. Падал из рук и плевался в кафельную стену неловко нажатый дозатор флакона с жидким мылом. Полотенце никак не попадало сразу на свой крючок.
Но умытое холодной водой лицо порозовело. Щётка, пройдясь по волосам, привела их в порядок, обнаружив линию недавней стрижки.
Немного ободрившись, Дина облачилась в мягкие домашние брюки и свободную блузу с карманами. Она сунула в левый - мобильный телефон, потому что только в этом месте последний обретал способность не теряться то и дело.
В кухне Дина поставила кастрюльку на плиту и чиркнула спичкой. Кажется, она отвлеклась всего на минуту глянуть на прогноз погоды в ноутбуке, но каша успела пригореть, лишив хозяйку рутинной тарелки с овсянкой. Даже кофе чуть не убежал, хотя она караулила его, не спуская глаз с «турки».
Налитый в большую цветастую чашку, с молоком, с ложкой сахара он дал, наконец, передышку череде рассеянных нескладностей хозяйки. Она пила его медленно, вдыхая аромат, пытаясь как-то настроиться…
-Пожалуй, начинать дела не стоит, - всё равно нет толку. На улицу выйти, что ли? - Дина привычно размышляла вслух. Она ещё некоторое время посидела, бесцельно рассматривая тёмную полоску кофейной гущи на донышке, потом поставила чашку в раковину, не помыв её вопреки обыкновению.
…Даже тёплая куртка и нахлобученная на уши старенькая лыжная шапка не в состоянии были защитить от стылого ветра. Дующий с северо - востока, он пронизывал до костей.
- Из калмыцких степей… - обрывочно пронеслось в голове. Дина даже различила интонацию и звук голоса мужа. Как это странно… человека давно нет, а голос продолжает жить, как будто сам по себе…
Она попробовала вспомнить мамин голос, и голос брата… Это оказалось совсем нетрудно. Голоса ушедших родных людей, возникая в сознании, хотя и не давали внятных зрительных образов, но были слитны со множеством реально представляемых деталей, вроде жеста, прищура глаз, улыбки, характерной позы, формы руки, походки, манеры браться за ручку двери…
Эти мелочи, как пазлы, цеплялись одна за другую. И вместе с тем каждая сама по себе была, как будто, и всем целым одновременно…
Дина совсем было ушла в свои мысли, как вдруг подскользнулась на обмёрзлой плитке двора и, криво дёрнувшись, едва устояла на ногах. Она огляделась и почувствовала, что и двор, и громыхающие от ветра железные ворота, и скелеты обрезанных роз, и крыша сарая, и куча набившейся в угол сухой листвы вызывают в ней глухую неприязнь.
Превозмогая быстро растущее раздражение, женщина попыталась защититься иронией:- что же ты, матушка, по мелочам-то…, но в глубине души не обманывалась, - негатив вызван причиной куда более серьёзной, чем просто неприятный сон и плохая погода. Даже не старость, почти догнавшая, со своими морщинами и недомоганиями.
Причиной было одиночество, зиявшее чёрными дырами утрат и разочарований, откуда затхло тянуло стёртостью эмоций, линялостью красок, убогостью впечатлений, исчерпанностью целей. Сначала пугавшие, постепенно мысли о смерти становились обыденными, заурядными, и сама смерть начинала представляться просто дверью, которую стоит закрыть за собой, чтобы оставить позади и навсегда избавиться от тоскливого ощущения сиротства.
Но характера Дина была отнюдь не слабого и приступы уныния всякий раз старалась преодолеть. Не хотела с ними мириться. Пыталась бороться, цепляясь за воспоминания, за природу, за музыку, за всякую работу, за возможность с кем-то поговорить. Даже взялась за перо.
В компьютерные файлы, куда Дина помещала на жительство одетые ею в слова чувства и мысли, она приходила, как в гости, в любое время суток. Копалась в них, как в шкафах, что-то переставляла, перекрашивала, перекраивала, даже выбрасывала, а порой и просто отдыхала с удовольствием от удачной словесной находки.
Постепенно обрастающий подробностями, иллюзорный мир буквенных символов оживал, наполнялся смыслами, звуками, красками и позволял хозяйке как-то мириться с реальностью, оставлявшей всё меньше поводов для радости.
Но сбои случались. Из-за опустелости дат, из-за нечаянно возникшей ассоциации, из-за дежурной краткости долгожданного звонка, из-за ощущения себя в гостях похмельем в чужом пиру, из-за зимней ограниченности в четырёх стенах, наконец, из-за деревянного скрипа в саду и грохота ветра…
Тогда приходила бессонница в изматывающие душу ночи, когда даже невнятная предутренняя дремота воспринималась как избавление. Иногда являлся он. Сон с туманом. Пугающим, беспросветным, безвыходным.
***
…Совсем продрогшая Дина вернулась в дом. В надежде отвлечься, включила телевизор, но, пощёлкала пультом и не нашла ничего, кроме занудных сериалов, картонных боевиков и оголтело орущих шоу. Выключила.
Скорее по привычке, открыла ноут. Щёлкнула мышкой, включив скайп. Напротив фотографий контактов почти везде – пустые или жёлтые кружки. Не в сети или не на месте.
Осознавая эфемерность общения в интернете, она ценила это устройство за то, что для него не существовало расстояний, за то, что давал выбор, с кем говорить, и говорить ли. Ещё за то, что можно было видеть собеседника и понимать, интересен ли ему разговор, а также за то, что не надо вести счёт минутам и думать о тарифе.
Но всё это сейчас не имело никакого значения, потому что говорить было не с кем. От нечего делать Дина ткнулась в закладку «Одноклассников».
Особого интереса социальная сеть не вызывала, давно исчерпав новизну встреч и находок. Давние однокашники и сослуживцы, разбросанные по городам и весям, как и она сама, бурно радовались при первой встрече, писали друг другу сообщения.
Но постепенно, не находя, кроме общих воспоминаний, других поводов для общения, письма писали всё реже, ограничивались дарением штампованных значков на аватарку да музыкальных плейкастов к праздникам.
Иногда Дина проводила в «Одноклассниках» пару часов за компьютерной игрой. Не от скуки, а ради тренировки внимания. Или находила в бескрайних интернетных хранилищах, какую хотела, музыку и слушала под настроение.
Выскочило извещение. Обычное, с предложением «дружить». В последнее время ими пользовались вездесущие и предприимчивые, в попытках продать через сеть какие-нибудь духи или утягивающие панталоны.
Уже собираясь отказать, Дина обратила внимание на имя и галочку в строчке «одноклассник». «Юрий Вагнер» было написано рядом с маленькой фотографией.
Рука потянулась увеличить изображение. Со снимка смотрел серьёзный мужчина. Поределая, почти совсем седая шевелюра с длинными висками-полубаками, лоб в глубоких морщинах, вертикальные борозды на худых щеках, опущенные уголки рта. Почти старик.
Вряд ли она узнала бы его, если бы не имя. Впрочем, глаза тоже остались прежними. Голубыми, открытыми, смотрящими весело. При всей серьёзности из-за них лицо на фотографии казалось, улыбается.
Ну конечно, это он, Юрка, тот самый Вагнер, с которым Дина училась с самого первого класса.
Она отправила подтверждающую команду и открыла Юркину страницу. Информация была закрыта.
Испытав лёгкое разочарование, она вышла из сайта, не слишком огорчившись. С Юркой, как и со многими другими, они не виделись много лет. Сам напишет, если что, - решила Дина и повторила попытку с телевизором.
Начинались «Новости». Она не вслушивалась. Нечаянно мелькнуло в голове: а когда, собственно, они в последний раз виделись? Недели за две до отъезда?

***

Вместе с новыми звёздами на погоны муж получил и новое назначение. Времени было мало, - хлопот много. В тот день шёл снег. Тихо так. Крупными хлопьями.
Квартиру уже продали. Дине надо было в регистрационную палату. До обеда оставалось всего ничего. Торопясь, она почти бежала по занесённому тротуару, проваливаясь в снег по щиколотку.
На повороте они столкнулись, и она даже не сразу узнала Юрия - в полушубке, лохматой шапке и валенках, с охотничьими лыжами за плечом. Сообразила только, когда услышала негромко - тёплое: «Дина, здравствуй». С высоты почти двухметрового роста на неё улыбчиво и открыто смотрели знакомые голубые глаза.
Дина была искренне рада встрече, но даже минуты свободной не оставалось, чтобы остановиться и поговорить. Она в двух словах сообщила об отъезде и попрощалась, отметив взглядом красивую серо-белую лайку, столбиком замершую у ноги Вагнера. Отстёгнутый поводок он держал в руке.
-Счастливо тебе, Динь. – Услыхала она себе вдогонку и, удивившись, что он назвал её детским именем, обернулась на ходу. Юрий смотрел вслед. Она помахала ему на прощанье. Он в ответ поднял руку. Яркие голубые глаза на добром лице... Собака… Снег…
***
В первый класс Дина пришла со всей детсадовской группой. В кругу знакомых ребят было совсем нестрашно, когда в огромном школьном дворе учительница строила их на линейку.
Рядом с Диной поставили худенького мальчика в голубовато-серой форменной гимнастёрке с золотыми пуговичками. Из-под фуражки, тоже форменной, с маленькой кокардой над лакированным козырьком, сдвинутой на затылок стриженой «под машинку» головы, виднелась волнистая светлая чёлка.
Широко раскрытыми глазами мальчик застенчиво, почти испуганно смотрел на происходящее. Дина тихонько толкнула его в бок:
- Тебя как зовут?
-Юра, - почти шёпотом послышалось в ответ.
-А я Дина.
-Динь? – Переспросил недоверчиво тот.
-Ага, Динь-Динь! – Думая, что он шутит, согласилась девочка и рассмеялась. – А ты, из какого садика?
-Не-е, я с бабушкой… - Сосед потупился, трогая пальцем новенькую пряжку на ремне.
В классе они оказались на «камчатке», за разными, но рядом стоящими партами по обе стороны от прохода. И почему-то каждый год потом занимали эти места.
Оба оказались способными и учились хорошо, но если Динке стать отличницей мешало отсутствие усидчивости, то Юрику, напротив, почти отчаянная застенчивость.
Может быть, поэтому он терпел и «минусы» за поведение в дневнике, виновницей которых была его соседка, вечно норовившая обсудить очередную затею именно на уроке.
Потом у Юрки умерла бабушка, и с тех пор воротничок у него был пришит криво, руки вымыты плохо, а золотистые кудряшки успевали повиснуть над ушами, прежде чем их настигала парикмахерская машинка. Пока родители были на работе, все заботы о Юрке и еще двух братишках, были на Тане, сестре, бывшей старше всего года на три.
Мальчик был застенчив, но не забит, молчалив, но не замкнут. Его никогда не задирали не только одноклассники, но даже верзилы-второгодники. В чём тут было дело – непонятно. Он жил как бы в тени собственной отдельности, но у всех к Вагнеру отношение было дружелюбным.
А Динка… Она-то как раз могла запросто дать сдачи любому пацану, но только Юре позволяла звать себя Динь-Динь.
Они вместе катались однажды на лыжах в логу. С самого крутого обрыва не рисковали съехать даже взрослые. А Юрка, молча, поднялся и прыгнул! Дина видела, как он летел, раскинув руки в стороны, как мягко приземлился на ноги и ещё далеко катился по снегу на своих стареньких лыжах с ремёнными креплениями. Издалека обернулся: «Домой пора, Динь!» и подождал, пока она его догонит.
Ещё как-то раз по весне шагнул прямо в глубокую дощаную канаву, чтобы достать отчаянно мяукавшую кошку, барахтавшуюся в бурном талом потоке. Потом завернул её, мокрую, дрожащую в свой шарф.  И понёс отогревать – сам тщедушный, шмыгающий носом, в сапогах, полных ледяной воды…
Но к восьмому классу Юрка вдруг начал быстро тянуться вверх. Пару раз он спрашивал: «Динь-Динь, ты сколько ростом?» И довольно отмечал, что он уже на пару сантиметров выше. Потом на пять, потом ещё.
К середине учебного года рукава его старенького пиджачка едва прикрывали локти. Вид у подростка был неуклюжий и несуразный, но его это нисколько не волновало.
Его взяли в школьную баскетбольную команду. Юрка даже на школьные вечера приходил. Правда, танцевать отказывался наотрез. Сидел на сдвинутых в угол партах, просто добродушно присутствуя. И невозмутимо, улыбаясь голубыми глазами, передавал Дине записки от Сашки из параллельного класса.
Близились первые в жизни экзамены. Чтобы снять напряжение, классная руководительница предложила ребятам прогуляться к источнику, недавно забившему километрах в трёх от города, развеяться, а заодно нарвать цветов для украшения экзаменационного стола.
Идею восприняли с энтузиазмом и сразу после консультации дружно отправились в поход.
Запаздывавшая северная весна радовалась тёплому солнышку и хвасталась клейкой блестящей листвой.  Родниковый ручеёк, весело журча, пускал сверкающих зайчиков. С ними соревновались в яркости жёлтые лютики. Пушистыми колокольчиками распахнулись фиолетовые подснежники.
Мальчишки, у которых в головах ещё играло детство, бегали друг за другом, толкались и беспричинно хохотали, уже начинавшими басить, ломкими голосами. Им безотчётно хотелось обратить на себя внимание одноклассниц.
Девочки же с показным равнодушием щебетали друг с другом, но тоже с тайным удовольствием отмечали их нарочитую активность. С цветами в руках они чувствовали себя гораздо взрослее сверстников и немножко задавались.
Нагулявшись и рассыпавшись на группы, восьмиклассники возвращались в школу, шагая по пустынному шоссе.
Дина тоже несла букетик и слушала с подружками Наташкин пересказ очередной серии фильма «про Анжелику». 
Вдруг откуда-то сбоку возник Юрка и сунул в руку цветочный пучок. 
-На, Динь, неси, - буркнул он небрежно, глядя куда-то мимо. Только пальцы слегка дрогнули.
***
Получив свидетельство о восьмилетнем образовании, Вагнер поступил в техникум и уехал в соседний город. Дина осталась в школе.
Она серьёзно и с интересом училась, но успевала в кино и на каток, была комсоргом и капитаном команды КВН. Остригла волосы и щеголяла в модных, самой сшитых нарядах, отплясывала твист и знала все новинки в журнале «Юность».
Иногда Юркина мама, работавшая кассиром в хлебном магазине, передавала от него привет. Дина кивала головой, просила передать и от неё, но тут же забывала, занятая и торопливая. Закончив десятый класс, она выдержала большой конкурс и поступила в университет.
***

Тот летний день Дина помнила отчётливо. Окончив первый курс, она приехала домой, как только отчиталась на кафедре о летней практике.
Ужасно соскучившись, целые дни проводила в родительском доме, отъедаясь, после студенческих столовок и, отсыпаясь, после безалаберности и вечного шума общаги.
Узнав-таки, о её появлении, вечером прибежали в гости однокашницы близняшки: Любочка и Людочка. Похожие, как две капли воды, и хорошенькие при этом, они мечтали только об одном – выйти замуж. А пока суд да дело, выучились на парикмахеров и демонстрировали на себе каждый последний «писк моды».
От Любочки и Людочки Дина узнала, что назавтра, в воскресенье, многие из класса собираются на пляже, как и раньше, возле Зелёного острова.
- Мы тоже будем. Зайдём за тобой в десять, – изрекли они по привычке хором. - Конечно, надо с друзьями встретиться, да и позагорать не мешает, - заметила мама, доставая из шкафа свёрток. В нём оказался яркий импортный купальник, купленный, явно, по блату. Близнецы прощались, не пряча восхищения и детской зависти.
… На пляже всё было, как обычно. Гомонящий народ, рыбный дух большой холодной реки, комары в кустах…
Дина подошла к ребятам, расположившимся на песке, у самой воды. Здесь, на ветерке, комаров было поменьше.
Встреченная радостными возгласами, она оказалась в дружеском кругу, где говорили все разом, шутили, сыпали остротами, не скрывая чувств, были раскованны и естественны как люди, выросшие рядом друг с другом.
Последней, впрочем, ненадолго, появилась Ирина, или Ирен, как все звали её – первая красавица выпуска. Сойдя на берег с белоснежного катерка, за штурвалом которого находился некий «старик» лет тридцати, она изящно обходила группки отдыхающих, пока шла к компании. Грива медных локонов, подхваченная лентой снизу, роскошно волновалась. Яркая короткая туника подчёркивала алебастровую белизну кожи.
Сняв с точёного носика тёмные очки, Ирина одарила сверстников царственной улыбкой, и её изумрудный взгляд, которым она обвела присутствующих, ясно говорил и о собственном превосходстве, и о снисходительности к совсем не детскому интересу со стороны парней.
Проведя четверть часа в обществе одноклассников, Ирен благополучно отчалила со своим спутником. Следом за ней невидимо тянулся длинный шлейф восхищённого сожаления.
Прийдя в себя, Витька предложил «в дурачка», Пашка с Серёгой и Вовкой решили «по портвишку». Близнецы мазали спины друг другу кремом для загара. О чём-то шушукались, по обыкновению хихикая, Нинка с Верой.
Дина постелила старенькое покрывало, сняла, аккуратно повесив на сухую карягу цветастый сарафанчик, и плюхнувшись на живот, подставила солнцу своё худенькое бледное тело.
Совсем было настроилась позагорать, как из приятно обволакивающей дремоты вывел голос Игоря:
-Ну что, так и будем лежать, как тюлени!? Вон, у соседей мяч! Пошли хоть в волейбол постучим!
Открыв глаза, она, щурясь на солнце, смотрела, как один за другим мальчишки начинают подниматься. Сначала как будто, нехотя, потом оживлённее, вразвалочку, идут по жёлтому песку к импровизированной площадке, где в ожидании уже нетерпеливо переминаются несколько человек.
-Динка, ты идёшь, или как? – Окликает кто-то. Девушка встаёт и идёт следом, на ходу поправляя купальник.
Начавшись с ленцой, игра быстро набирала темп. Увлекаемые азартом, «заводясь» от общей энергии, молодые люди стали бегать быстрее, всё выше подпрыгивая и резче приседая. Воздух наполнился криками и гулкими звуками ударов по мячу.
У Дины уже горели ладони, когда, едва успевая отбить очередную атаку, она обратила внимание, что «подаёт» ей один и тот же парень. Высоченный мускулистый атлет, бронзовый от загара, белозубо улыбался ей во весь рот, сияя голубизной смеющихся глаз.
В недоумении она остановилась, вопросительно подняв бровь.
- Динь-Динь, ты что, не узнаёшь? Это же я, Юрка! - Юрка? Юрка!!! Как же ты изменился! Прямо Геракл какой-то! – Дина с разбега повисла у него на шее. А тот, ухватив мощными руками, кружил подружку на глазах оторопевшей команды.
Теперь и другие начали Вагнера узнавать. Через минуту он уже был своим среди своих. Подтянувшиеся девчонки болели, дружно вопя: «Десятый «А» - чемпион!» до тех пор, пока игра и вправду не закончилась с разгромным счётом в пользу любимого класса.
Потные, все в песке, игроки кинулись в благодать обжигающей холодом воды, усмиряя в крови лихорадку адреналина.
У всех проснулся зверский аппетит, и очень кстати оказался приготовленный болельщицами  «стол» с бутербродами, варёными яйцами, зелёным луком и картошкой «в мундире», разложенными на чьём-то покрывале.
Юра с Серёгой откупоривали принесённые в сетке из выездного буфета бутылки с лимонадом. Подавая искрящийся шипучими пузырьками стакан Дине, Вагнер, вдруг задержал его в руке и заметил озабоченно: «По-моему, ты уже сгорела. Оденься! Да нет, сарафан же без рукавов! Держи мою футболку! «
Дина поймала брошенную ей майку. Она горячо пахла солнцем и здоровым мужским потом.
Вечером всей гурьбой намеревались сходить в кино, но у Дины поднялась температура. Два последующих дня ей пришлось залечивать обожжённую кожу, а потом они улетели с мамой к тётке на Волгу до конца августа.
***
…Польза зачётов «автоматом» была в том, что, давала возможность сдать экзамены раньше, чем по графику, и за счёт этого увеличить каникулы.  Дина закончила сессию досрочно.
Конец января выдался ясным, в меру морозным. Она, приехав домой, целыми днями каталась на лыжах, а вечера напролёт читала в своей комнате, усевшись с ногами на сундучке, спиной к горячей печке.
-Дочка, сбегай в «Хлебный»! Я батон забыла купить. И конфеток к чаю прихвати. – Попросила вернувшаяся с работы мама.
Дина собралась мигом. Благо, магазин был в двух шагах от дома. Тётя Валя, как обычно, пробивала чеки на кассе. Приветливо улыбнувшись, она попросила девушку задержаться и, после того, как отпустила покупателей, поманила её рукой. Та подошла.
-Диночка, а Юра теперь в армии. Десантником служит! – В голосе матери звучала и гордость, и скрытая тревога за сына. – Может, ты напишешь ему? Он будет рад!
-Конечно, я сегодня же …, - охотно согласилась Дина и взяла протянутую ей бумажку с номером воинской части.
Она сдержала обещание, и уже через час заклеенный конверт был опущен в почтовый ящик. В нём было тёплое дружеское письмо, написанное искренне и подробно.
Вернувшись с каникул в общежитие, Дина с удивлением обнаружила на столе вахтёра ответ, на который так скоро не рассчитывала.
Письмо было узнаваемо немногословно, однако, исправления и зачёркнутые строчки говорили о том, что оно далось автору не без труда, а пропущенные буквы в словах подтверждали торопливость и волнение.
Пробежав глазами сообщение о том, что служба идёт хорошо, что он кандидат на «краповый» берет, что прыгает с парашютом, она сунула письмо в портфель.
  Обменявшись посланиями ещё пару раз, Дина забыла ответить на очередное, потому что по уши влюбилась. Первая любовь кружилась черёмуховой метелью, и переписка с Юрием оборвалась.
***
… Прошло ещё несколько лет, прежде чем Вагнер вновь мелькнул в Дининой жизни. Университет остался позади. Выйдя замуж, она скоро поняла, что несчастлива в браке. Развелась и с маленьким сыном вернулась в родной город.
Она растила ребёнка и много работала, на ходу меняя траекторию судьбы.
Юрий и Дина оказались рядом, когда передавали «на билет» в битком набитом автобусе. Он возвращался со смены на заводе. Она в очередной раз тратила обеденный перерыв на то, чтобы сводить сына в физкабинет на процедуры, - Марик до школы часто болел. Родители помогали, чтобы Дине не пришлось бросить работу, но всё, что могла, их дочь старалась делать сама.
Друзья детства улыбнулись друг другу, перебросились парой фраз. Но разговор не клеился. Дина ни с кем не делилась своими проблемами, и для Юрия исключения не сделала. Он, видимо, чувствуя её закрытость, неловко стоял рядом и только смотрел с высоты своего большого роста, мягко улыбаясь одними глазами.
Она вышла на остановке. Ему нужно было дальше.
- Динь, всё будет хорошо, - донеслось до слуха раньше, чем дверь автобуса закрылась.
***
В общем, так и случилось. Пришло время, и жизнь изменилась. Подрос сын и радовал мать успехами. Карьера тоже удалась. Случилась и новая любовь, и счастливое замужество.
С Юрой их пути почему-то не пересекались, хотя он по-прежнему жил где-то рядом.
Однажды, заглянув на кофе к приятельнице, Дина услышала рассказ о том, что её младшую сестру, учительницу английского, друзья познакомили с главным металлургом завода, и та пытается завязать с ним отношения.
- Вагнер его фамилия. Он, конечно, человек солидный, далеко не бедный, да и собой очень даже мужчина видный. И рост, и стать. Глаза голубые. Благородная седина. Ах! Но ведь и Аллочка – красивая, молодая, образованная, хозяйка прекрасная. Чем не пара?! А он ни тпру – ни ну! Улыбается, но даже близко не подпускает! И что она только ни делала! Вот ведь закоренелый холостяк! Может, с ним что-то не так? Как ты думаешь?
-Кто знает?! Но я бы очень хотела, чтобы Юрка был счастлив, - задумчиво ответила Дина.
-Юрка? Ты что, знакома с ним?
- Росли вместе.
***

«Росли вместе, - мысленно произнесла Дина, - как давно это было! Кажется, даже с того, последнего снегопада прошло несколько жизней».
 Она встала, с трудом распрямляя затёкшую спину, и вновь подошла к компьютеру. На странице в «Одноклассниках» горел значок сообщения.
Дина открыла его и прочла: «Ты мне опять приснилась. Динь-Динь, как ты? «

… На следующий день южная зима решила закончиться одним махом. Поднимаясь по утру, деловито разгоралось горячее солнце. Громко ворковали грудастые горлинки на виноградных опорах.
Сквозь дыры в летящих, истёртых ветрами, облаках, заголубело, наконец, приветливое небо. Дина смотрела на него, запрокинув голову, и улыбалась.