Время

Подошёл троллейбус. Зашипев пневматикой, открылись двери. Чтобы преодолеть ступеньку, Вера взялась за поручень и с усилием сделала шаг.  Он немедленно отдался тупой болью в бедре, и в голове мелькнула мысль о том, как хорошо, что выше подниматься не надо.
В салоне было много людей, но какие-то девочки вскочили с сидений, уступая место.
Поблагодарив, Вера заняла одно из них - то, что у окна. Кого-то из пассажиров попросила передать «за проезд». Кто-то протянул ей билет, и она  рассеянно засунула бумажный клочок в кармашек сумки. Появись в этот момент контролёр, Вера вряд ли вспомнила бы, куда его дела.
Троллейбус тронулся. Провожая краем глаза убегающую назад улицу, Вера вдруг поняла, что даже не взглянула на номер маршрута. Только сейчас, уже удобно откинувшись на пластиковом сиденье, она почувствовала, насколько сильно устала. Суставы ныли, свинцовой тяжестью налился затылок, сердце постукивало, то и дело, сбиваясь с ритма.
Руки привычно расстегнули «молнию» сумки, извлекая из шелеста фольги, узнаваемые наощупь таблетки. Затем отвинтили крышечку небольшой пластиковой бутылки с водой. Через несколько минут в голове просветлело, и сердце перестало «хромать». Сквозь гул мотора и людской гомон слух отчётливо расслышал название очередной остановки.
Почувствовав облегчение, Вера с любопытством глянула в окно и, отчего-то сразу согласившись с собой, решила, что, пожалуй, стоит прокатиться и рассмотреть город.
Она приехала рано и, сойдя с поезда, пересекла вокзальную площадь со знакомой скульптурной группой памятника «единству фронта и тыла». Впереди, сразу за полированными змейками трамвайных путей, отбрасывая тень на утренний асфальт, высился так же узнаваемый массивный прямоугольник гостиницы.
Бесшумно раздвинувшиеся двери обнаружили совсем даже не заспанную, а бодрую и хорошо организованную работу службы регистрации. Спустя пару минут Веру с ключом от номера в руке  бесшумно лифт поднял на нужный этаж.
Она приняла душ, привела в порядок волосы и переоделась. День обещал быть солнечным и тёплым, поэтому она решила, что светлые узкие брюки и свободная бледно-голубая рубашка подойдут лучше всего. Не слишком вглядываясь в зеркало, Вера провела по губам помадой и поправила серьги в ушах.
В этот момент затилинькал мобильный телефон. Местные однокурсницы, участвовавшие в подготовке встречи выпускников, интересовались, как она добралась. Среди хаоса эмоций и восторженных восклицаний Вера разобрала-таки, где, в котором часу и в каком порядке состоится то, ради чего ей пришлось на поезде пересечь пол-страны.
Оставалась ещё пара часов. Понимая, что заснуть уже не сможет, она решила пройтись пешком, но прежде – выпить кофе. Припоминая, что в прежние, уже очень далёкие времена, на первом этаже, в самом торце вестибюля, был вход в уютное некогда кафе, Вера закинула сумку на плечо и спустилась вниз.
Почти не веря в возможную неизменность, она, не поворачивая головы, скосила глаза, и, торжествуя над сомнением, мысленно сказала: »Йес!» Кафушка была на месте!
Визитёрша заняла место за столиком возле окна. Из него был виден большой отрезок улицы, по которой она намеревалась пройтись.
Молоденькая официантка вежливо улыбалась и кивала, пока Вера делала заказ. Но когда в конце услышала вопрос, подают ли у них ещё пирожки с капустой, вдруг тихо расцвела настоящим гостеприимством: « Конечно! Их когда-то моя бабушка здесь пекла! Но и теперь они очень вкусные! А хотите, я Вам кофе подам, как было раньше?!» Вера удивилась и одобрительно кивнула в ответ.
Девчушка упорхнула, чтобы вернуться, торжественно неся на руке поднос, с сияющими никелированными боками кофейником, молочником и парой тарелок. На одной желтела горячая глазунья, в другой, горделиво блестя корочкой, покоились пухлые пирожки. Через щель полуоткрытой двери с ностальгическим умилением следила за происходящим пожилая женщина в форменной куртке.
Завтрак вдруг приобрёл некий смысл и вместе с превосходно сваренным кофе добавил летнему утру аромата и яркости красок. Расплачиваясь, Вера обняла девушку за талию и шепнула ей пару слов на ухо, от чего та довольно вспыхнула и чмокнула клиентку в щёку.
На ступеньках у входа женщина глубоко вздохнула. Время, когда-то разлучившее на целую жизнь, как будто решило вернуть ей город, в котором прошли лучшие годы юности. Ноги с неожиданной лёгкостью сбежали на тротуар.
Застроенная помпезными послевоенными «сталинками» улица вела к центру. Она всегда была своего рода визитной карточкой города. Но и теперь, окруженная современными зданиями, не потерялась, а, как будто, стала ещё солиднее. Респектабельные офисы, сверкающие витринами дорогие магазины, отреставрированные и ухоженные театральные подъезды …
Вера неторопливо шла, разглядывая фасады, а рядом катилась по проезжей части забитая до отказа автомобилями всех мастей река городской жизни. Ей не было никакого дела до одинокой пожилой гостьи, и та, в свою очередь, вольная решать, как распорядиться предстоящим днём, была довольна собственной отстранённостью в потоке чужих забот и целей.
Путь, в общем, был не близкий, но Вера в череде удивляющих открытий, радостных узнаваний, грустных утрат милых сердцу городских примет не заметила, как дошла до нужного перекрёстка. Сквер, обрамлённый литой чугунной оградой, тянулся на несколько кварталов, деля проспект вдоль на две части.
Вера свернула у перекрёстка и двинулась по левому тротуару, мимо грузного здания известного издательского дома. Почти сразу за ним ей открылся вид на университет, оперный театр на противоположной стороне, и между ними, до боли знакомый памятник с карикатурно непропорциональной фигурой большевика, чьей фамилией долго назывался город.
Четыре гранитных колонны держали треугольник портика главного входа университетского корпуса. Среди них, оживлённо жестикулируя, уже собралась группа немолодых людей. Их было человек двенадцать, все, за одним исключением, женщины.
Вера подошла совсем близко, когда на неё обратили внимание. В глазах – напряженный вопрос, усилие вспомнить, узнать, прежде чем радостно воскликнуть и раскрыть для объятий руки.
«Не узнают», - мелькнуло в голове одновременно с осознанием, что не узнаёт и она.
- Да это же Вера! – Вдруг вскрикнул знакомый голос, и её навстречу бросилась со слезами полная дама. Голубые глаза, как и тембр голоса, остались прежними. По ним Вера мгновенно узнала соседку по комнате в студенческом общежитии, с которой они прожили вместе все пять лет.
И вот уже, пришедшую последней, Веру окружили. Объятия, поцелуи! Постепенно туман в голове рассеивается. Память сверяет лица с фотографиями в «Одноклассниках» и узнаёт, узнаёт, к счастью, узнаёт.
Немного ошалев от нахлынувших эмоций, Вера погружается в какофонию голосов множества одновременно говорящих людей. Это её сверстницы, филологи. Практически вся их жизнь была посвящена, у кого – преподаванию, у кого – журналистике, у кого – искусствоведению. Нечего удивляться, что привычка говорить стала сильнее желания слушать.
С добродушной снисходительностью она терпеливо и чутко выхватывала суть из обрывков рассказов о городах и весях, карьерах, семейной жизни, детях и, конечно, внуках. И вся эта разноголосая сумятица информации рисовала, в целом, узнаваемый портрет не только одного университетского курса, но и целого поколения, с общим путём, и похожей, при всей разности вариантов, жизнью и судьбой.
Открывались и закрывались массивные двери, впуская и выпуская яркие стайки студентов. Молодые люди с недоумением оглядывались на сбившихся в кучу, о чем-то взволнованно говорящих стариков, так по-свойски расположившихся на ступенях их alma mater.
Постепенно хор начал распадаться на трио и дуэты, восстанавливая полузабытые цепочки студенческих связей. Речь звучала тише. Кто-то кого-то взял под руку. Придерживая тяжёлую дверь,  бывшие выпускники вошли в вестибюль. Усатый охранник даже не задал вопроса.
Их встретила широкая мраморная лестница с отполированными тысячами ладоней перилами. Поднимаясь по ней, каждый вдруг почувствовал себя птенцом этого гнезда, мысленно приветствуя лепнину потолков, бусины хрустальных люстр, скрипящий паркет, романтическую скульптуру молодого Буревестника меж двумя арочными окнами, а затем поворот в родной коридор, и двери, двери с номерами аудиторий, с табличками названий кафедр …
С портретов на стенах смотрели на пришедших знакомые лица профессоров и преподавателй, с именами и датами жизни - через тире.
Приоткрытая дверь аудитории позвала в самый конец длинного темноватого коридора.
-312-я! Наша! – Кто-то произнёс вслух, и все одновременно ускорили шаг.
Вошли и стояли молча, оглядывая огромную  комнату, с чередой высоких окон на двух угловых стенах, пытаясь отыскать хоть какие-то памятки былого.
Но аудитория изменилась. Стеклопакеты, современная мебель, интерактивная доска. Казалось, ничто не связывало больше это пространство с тем миром, который обрели когда-то бывшие первокурсники, собравшиеся здесь на первую в своей жизни «пару».
Молчаливое разочарование почти накрыло, как вдруг Николай, единственный мужчина в группе, заметил в углу, за кафедрой, старое пианино.
Был ли этот инструмент «тем самым» - неважно, - пианино стояло, как прежде! Люди оживились, заулыбались, - каждый мог бы рассказать про то, как оно соединяло, сопровождало, было центром… Множество эпизодов, смешных и грустных историй, праздников, признаний в любви, дружеских исповеданий прошло под его звуки.
На нём играла Надя. Талантливая, музыкальная, всегда готовая на режиссуру по всякому поводу… Она ушла рано, успев, однако, сильно заявить о себе творчески. Потом начали уходить и другие.
Об этом думал каждый, понимая, что трети курса уже просто нет. Однокашники молча перебирали в памяти имена былых друзей. Потом, не сговариваясь, медленно пошли к выходу.
Вера почему-то, напротив, отстала и, подойдя к инструменту, подняла крышку. Пожелтевшие клавиши были потёрты, местали сколоты. Она нажала одну из них. Раздался одинокий низкий звук.  Отзываясь на него, старый музыкальный организм будто «вздохнул» глухим гудением струн. Осторожно, не желая более тревожить, Вера опустила крышку и быстро вышла из аудитории. Однокурсники обнаружились уже в сквере. Светило полдневное солнце, громко чирикали воробьи, и красные трамваи, стуча колёсами, энергично катились по проспекту в обоих направлениях.
Встречу пошли отмечать в ресторанчик за оперным театром. Небольшой банкетный зал оказался уютным, еда вкусной, вино – приятным. Много, теперь уже спокойно, говорили, потом даже пели, удивляясь тому, как сами собой вспоминались слова полузабытых студенческих песен. Под конец договорились встретиться на следующий день, чтобы просто погулять и побыть вместе. А в ночь отходил поезд домой, на который Вера заблаговременно купила билет.
И вот теперь она ехала в троллейбусе и узнавала маршрут, хотя почти всё вокруг изменилось. Почти. Потому что, проезжая очередную остановку, среди новых высоток ей удалось разглядеть трёхэтажный «кирпичик» своего студенческого общежития.
Укрывшийся в тени старых тополей, он проплыл мимо, неожиданно отчетливо извлекая из глубин памяти такой же день и такой же час, и так же ускользающую назад картинку за стеклом…
Она только что сдала «автоматом» пару последних зачётов. До начала весенней сессии оставалось больше недели, и девушка, наслаждаясь обретённой свободой, дождалась троллейбусную «пятёрку» и поехала в общагу.
Солнечные зайчики клонившегося к закату дня то и дело выскакивали из крон деревьев на обочинах, слепя глаза.
Через пару остановок кто-то плюхнулся рядом на сиденье. Это был Серёга с физфака, сосед по общежитию.
-Привет! С зачёта едешь? Я тоже сдал! – Сказал он, небрежно постукивая по колену «общей» тетрадью в синем коленкоре.
Они были давно знакомы и дружили комнатами. Частенько вечно голодные парни одалживались у хозяйственных девочек то хлебом, то вареньем, забегали с просьбой что-то пришить или заштопать, таскали им из библиотеки тяжёлые портфели с нескончаемой мировой литературой, рвали подружкам черёмуху по весне.
«Физики и лирики» - ярлык приклеился к компании. Они вместе бегали в кино, слушали «битлов» на стареньком магнитофоне, бренчали гитарами по вечерам. До глубокой ночи, случалось, продолжался «художественный трёп» в яростных спорах о новой публикации в «Иностранке» или «Новом мире».
И в тот день, сидя рядом на троллейбусном сиденье, друзья заговорили, порой близко соприкасаясь головами в желании расслышать друг друга сквозь дорожный шум. Серёга рассказывал байки про стройотряд. Вера смеялась и бездумно поглядывала вокруг.
В какой-то момент он замолчал, и она повернулась к нему в ожидании продолжения истории. Повернулась и застыла от удивления. Широко раскрытые коричневые Серёгины глаза смотрели на неё не мигая.
И было в этом напряжённом взгляде из-под сросшихся тёмных бровей, да и во всём его смуглом лице, что-то такое, отчего Вера растерялась и потупилась. Сердце её застучало так быстро и так громко, что, казалось, его мог слышать весь троллейбус.
Она робко подняла глаза, когда его большая рука вдруг накрыла ладонью её руку. На среднем пальце синело маленькое пятнышко от чернил.
Зачарованная происходящим, Вера не сделала попытки освободить пальцы от тяжёлого тёплого плена и только смотрела на Сергея, утратив, кажется, всякую возможность произнести хотя бы слово.
Она видела, что на лице его, ещё сохранявшем выражение ступора, как от чего-то вдруг потрясшего, медленно оживали сжатые губы, глаза щурились, пропуская на волю, сквозь изумлёние и восторг внезапного открытия, потребность теперь всё разглядеть и понять.
Взгляд жадно скользил по её волосам, щеке, плечу, оставляя почти ощутимую теплоту нежного прикосновения, и от него уклониться - сил не было. А пальцы сами сделали лёгкое движение и, обретая свободу, легко завладели его рукой, ласково касаясь чернильной отметинки.
И отчего-то напряжение растаяло. Их пальцы сплелись, рождая незнакомую радость, которой не было никакого дела до того, что кругом текла обычная жизнь, что впереди у них экзамены и что они только что проехали свою остановку.
-Конечная. ЦеПеКа. – Услышали молодые люди и, продолжая держаться за руки, покинули уже пустой троллейбус. Они не знали, что водительнице, глядевшей в зеркало заднего вида, было совершенно ясно, что красивый сильный парень влюблён до беспамятства, и что тростинка-девушка,  как во сне, покорно идущая с ним рядом, ещё не осознаёт своей власти над ним, которую ей даёт любовь.
…»Центральный парк. Конечная». Вера сообразила, что голос доносится из динамика наяву, и встала с места. В салоне она была одна.
Снаружи царил летний вечер. В окнах домов жёлтым электричеством горел свет низкого солнца. На полукруглый пруд, примыкавший к парку, легла длинная фиолетовая тень от группы сосен на возвышении. Воздух душновато висел, предвещая возможную грозу.
Впереди Вера увидела знакомые очертания небольшого моста с железными перилами. К противоположной его стороне примыкала парковая аллея. Место было окраинное, на отшибе. Центральный вход был далеко, а вместе с ним и вся суета «культуры и отдыха».  Здесь же зимой катались на лыжах, а летом гуляли разве что редкие пенсионеры.
Прошуршав по мелкому гравию дорожки, Вера ступила ногой на доски моста. Кажется, они остались такими же: серыми, исхоженными, и потому – гладкими. Доски отозвались на шаги лёгким скрипом, и она, вдруг растроганная им, будто приветствием, остановилась и, облокотясь на перила, задумалась, рассеянно глядя на тёмную воду пруда.
***
-Алё! … Да, привет. …Что там у тебя? … А на пятом стенде? … Параметры проверили? … Что значит, не успеете? …Вот заладил … Сергей Иваныч…да я уже шестьдесят пять лет Сергей Иваныч! - Большой грузный человек шёл по аллее, прижимая к уху телефон. В другой руке он держал поводок.  Чёрный ротвейлер семенил впереди и натягивал его, заставляя хозяина ускорять шаг. Тот, отвлекаемый разговором, поспевал с трудом.
  - Нет, не согласовываю…  Когда срок сдачи? … Вот до двадцатого и успевайте! … Ну… да… В третьей сборке? Ладно, в понедельник зайди, посмотрю… - Слушая собеседника, он хмурил кустистые седые брови. – Понятно. …Я всё сказал! …И смотрите там у меня… - бросил напоследок и дал «отбой».
-Вот раздолбаи, - беззлобно проворчал и сунул мобильник в карман. – А ты куда разбежался? Тянет и тянет! Ну-ка, Дик, стой!
Пёс послушно остановился. Хозяин нагнулся, чтобы отстегнуть карабин. Спустив собаку с поводка, он распрямил спину и долго отпыхивался, превозмогая одышку.
Утирая большим носовым платком  вспотевший лоб, Сергей Иванович, огляделся. Слева впереди блестел пруд. За ним – мостик. А дальше – конечная остановка троллейбуса.
Он жил неподалёку и в парке гулял часто, с Диком. Но здесь не бывал, всякий раз безотчётно обходя это место стороной. Вот и сейчас ему хотелось повернуть назад. Но что-то удержало.
«Душно сегодня, - подумал Сергей, - к дождю, должно быть», и на всякий случай нащупал в нагрудном кармане пластмассовый цилиндрик с нитроглицерином. Но доставать не стал.
Против собственного желания он вглядывался в детали пейзажа, с каждым мгновением всё глубже увязая в подступившем воспоминании.
…Троллейбус. Солнце, бьющее в окна. Она рядом.
Всё случилось странно и неожиданно. До этого дня была обычная девчонка. Общительная, простая. Острая на язык. Высокая такая, стройная. В спортзале болела азартно. С удовольствием на вечеринках танцевала, но глазки не строила и не старалась понравиться.
И компанейская, как будто, а вот музыку слушать ходила одна. И говорила всегда прямо,что думала.
Он точно помнил, что сам подсел к Вере. Болтали о чём-то неважном. Она улыбалась и всё заправляла за ухо непослушную прядь. Ладошкой загораживалась от назойливого солнца. Оно просвечивало сквозь длинные тонкие пальцы и золотом зажигало пышную копну её стриженых русых волос.
В троллейбусе по обыкновению было шумно. Вера, пытаясь расслышать, близко придвинулась, почти коснувшись ухом его щеки.
Он вдруг забыл, о чем говорил. От волос шёл, пьяня и лишая воли, немыслимый аромат, от которого закружилась голова. Теряясь в границах пространства, Сергей, как к спасительной соломинке, потянулся к тому, что ещё был в состоянии различить, к светящимся солнцем пальцам. Прошло мгновение, а казалось – вечность, пока, с замершим сердцем, он ждал, страшась и надеясь, что она хотя бы взглянет.
Вера подняла глаза. В них, таких изумлённых и растерянных, зелень и голубизна мешались с серым, неуловимо меняя оттенки, как летний день, что, не отставая, бежал рядом, за окном троллейбуса.
…Потом, продолжая держать за руку, он вёл её к пруду. На мостике, не в силах совладать с распирающим, рвущимся наружу желанием, Сергей резко, неуклюже обнял девушку. Он ощущал руками хрупкие плечи, узкую гибкую спину. Вера не сопротивлялась.
Он держал её, доверчиво расслабленную, с запрокинутой тонкой шеей в своих объятьях, торопливо покрывая поцелуями волосы, глаза, щёки, боясь пропустить и малую частицу драгоценного лица.
Нежные полураскрытые губы вздрогнули от горячего прикосновения его рта, затрепетали, оживая, и вдруг безоглядно и страстно ответили.
Солнце давно село. Они всё стояли, крепко обнявшись, не в силах оторваться друг от друга, ловя распухшими губами восхитительно волшебный вкус нескончаемого поцелуя.
Редкие, потом всё более частые капли дождя падали на доски моста, на их головы и плечи, пока, наконец, начавшийся дождь не заставил очнуться. Сергей подхватил Веру на руки. Почти бегом, прикрывая собой, он нёс её к последнему троллейбусу.
Единственные пассажиры, мокрые, они счастливо прижимались друг к другу, продолжая целоваться.
  … Картина так отчётливо предстала перед глазами, что в левой стороне груди защемило. Закат догорал. Мост приближался.
 Сергей отчётливо мог рассмотреть седоволосую, чуть сутулящуюся на ходу женщину, которая медленно двинулась в его сторону.
 «А она что тут забыла в такой час?» - пронеслось в голове. На всякий случай, чтобы не испугать, он подозвал пса и защелкнул на ошейнике замок поводка.
Первые дождинки черными кляксами уже пятнали дощаной настил.

***

…Судьба капризна. Зачем, подарив первую любовь, она потом нашла нелепый повод и разлучила? Для чего выбрала день и час, чтобы на излёте жизни вернуть мужчину и женщину в это самое место? Зачем заставила заново пережить былое немолодые сердца? Чего хотела добиться, так безжалостно принуждая к встрече? Как знать?!
Но время проявило милосердие. Поравнявшись, Сергей и Вера прошли мимо. Они друг друга не узнали.

5 февраля 2017 г.