Маки для роскошной женщины

Звук одиноких шагов был оглушительно гулок. Казалось, он отражался не только от асфальта и стен станционных зданий, но даже от тёмного купола ночного неба.  Назойливо стуча в ушах, будто долбил вопрос.
- На что похож, на что похож?
- Да на стук капель воды из плохо закрытого крана, - досадливо втолкнула Вера в голову первое попавшее сравнение.  Голова в начале третьего  часа ночи думать ни о чём не желала и отозвалась усталым обещанием запомнить.
Ещё несколько метров по перрону, и вот уже знакомые ступени лестницы, ведущей к вокзалу.
Позади с лёгким шорохом медленно пополз навстречу зелёному семафору минуту назад оставленный пассажиркой поезд. Будто движением глазных яблок под закрытыми веками шевельнулось его длинное тело, отражаясь в тёмных окнах приземистого склада.
Привокзальная площадь была пуста.  И без того невеликая, в белеющем окружении цветущих деревьев она теперь казалась совсем миниатюрной. Парил и приторно пах сиренью тёплый влажный воздух.
Запертый на ночь вокзал был тёмен. Лишь с торца светилось окно диспетчера местного такси. Охранник  автостоянки коротал  ночное дежурство там же.
Вера нажала кнопку звонка. Показавшаяся в окне усатая голова в форменной фуражке приставила ладонь козырьком к глазам и, видимо, узнала её, потому что кивнула. Секундой позже  «отъехали» в сторону, пропуская, автоматические ворота.
Её старенькая машина, словно кошка, свернувшаяся  клубком, мирно дремала на полупустой площадке.
Привычно пошарив в сумочке, рука сама извлекла из неё брелок с ключом и нажала на кнопку. Автомобиль мигнул спросонья и щёлкнул замком дверцы, отключив сигнализацию.
Опустилась в багажник дорожная сумка и закрылась крышка, нажатая машинально, бездумно.
Автомобильное нутро пахнуло застоялой духотой и на мгновение вернуло ощущение дома. Мелькнула мысль: иностранец  то же чувствует, если на чужбине встретит своё посольство. Да что – посольство! Даже просто вывеску на родном языке.
Долгая жизнь… перелёты… переезды… одновременно своя и всем - чужая,  плутающая в мыслях…наблюдающая.   Вера всё знала про себя. И про одиночество - вечную спутницу. Которая не спешит. Дождётся, и выслушает, и согласится, и всё с тобой разделит. А сейчас надо ехать.
Клацнул ремень безопасности. Ключ повернулся в замке зажигания. Ладонь приникла к изгибу руля. Педаль под ногой двинулась вниз.
Зашуршал асфальт. Вера медленно выехала со стоянки.
Двигаясь по пустой улице, она начала привычно отмечать в памяти нужные ориентиры. Ей уже приходилось неоднократно плутать по этим тёмным улочкам. Чёртов городишко!
Выбравшись из цепких лап его лабиринта, она не сразу заметила, как неизвестно откуда выползает  туман  и становится всё гуще. Поэтому  обрадовалась знакомому шоссе.  Последний дорожный пост остался позади.
Машина бежала послушно, но чем дальше, тем, кажется, беспомощнее себя чувствовала. Фары натыкались и вырывали  из густеющего молока то обрывок разделительной линии, то кусок придорожного билборда, то  камышовую гриву на обочине.
Вера сбавила скорость и напряжённо вглядывалась в дорогу, но видимость таяла на глазах. Пока ещё различима была  поверхность шоссе, она пыталась держаться белой полосы. Но когда вдруг, раньше, чем увидела, почувствовала впереди хвост медленно ползущей фуры, резко свернула вбок и съехала с дороги.
Автомобиль затормозил среди тёмных кустов. Не желая рисковать, Вера заглушила мотор и отстегнула ремень.
Какое-то время она сидела, успокаиваясь. Потом встала, вышла из машины и размялась, снимая напражение с затёкших мышц.
Вынужденного ночлега, похоже, не миновать. Плед и подушка пришлись очень кстати. Сидя на разложенном сидении, она не спеша расстегнула замок на брюках, застёжку бюстгальтера, сняла туфли.
Щёлкнул замок, заперший дверцы. Стёкла плотными шторами занавесил туман. Вера улеглась и, укрывшись пледом, неожиданно для себя быстро уснула.
Что-то снилось.  Обрывки разговоров, издательские коридоры,  поиски какого-то номера телефона, знакомые неузнаваемые улицы, книги на выставке с неудивляющими пустыми страницами…
***
Внутренний будильник прозвенел без ошибки. Во сколько бы ни пришлось лечь, просыпалась Вера в шесть часов.
Она открыла глаза и удивилась. Ничего не болело.
Даже дома, в удобной постели ночь заканчивалась тем, что неизменно ныл  бок, заставляли вставать онемевшие шея, или рука, мешали спать и тревожили неровные удары сердца.
За пару часов, проведённых в машине  этой ночью, в полном дискомфорте, напротив, немолодое и разбитое тело вернуло себе подвижность и бодрость. С неожиданным юмором мелькнуло: «Померла я, что ли?!»
Однако пение птиц и звуки скорости пролетавших по трассе автомобилей легко опровергли гипотезу хозяйки, как только она опустила боковое стекло.
Туман растаял, как будто и не бывало. Тянуло прохладой и свежей сыростью. Восток ярко розовел, от чего безоблачное небо казалось прозрачным и почти бесцветным.
Вера привела себя в порядок и вышла из машины. Носки туфель сразу потемнели от росы, которая не только сверкала в траве, но даже свисала крупными хрустальными бусинами с кончиков молодых зелёных листьев.
Женщина обошла машину и с удивлённым удовлетворением отметила про себя как удачу ровность  съезда с дороги, будто кем-то для неё счастливо выбранного во вчерашнем  тумане.
Она глубоко, всей грудью, с наслаждением вдохнула ароматный утренний воздух и вдруг замерла, забыв выдохнуть!
На лобовом стекле под лапкой «дворника»  прижался букетик полевых маков. Он был совсем крохотный. Тоненькие стебельки с кучкой пушистых листочков.  Бледно-красные лепестки чуть заметно, краешками, подрагивали на ветерке,… будто присевшие бабочки…
Преодолев ступор, Вера  осторожно освободила цветы. Ещё не тронутые увяданием,  маки были упруги. На донышках нежных цветков слезой блестела росная влага, и  тёмные серединки, как чьи-то глаза, пристально смотрели на неё.
Вера отвела взгляд от маков и медленно осмотрелась. Ни машин, ни людей – никого вокруг.
Недоумевая, она продолжала стоять неподвижно, держа в руках маки, не то, прислушиваясь, не то, представляя что-то.
А мозг, привычно настроенный на поиски новых тем и сюжетов, уже воспользовался секундной растерянностью хозяйки, и начал «рыться» в объёмистой «котомке», которую таскает за собой всякий, выбравший писательство своим ремеслом.
Когда и для чего сгодятся хранимые в ней заметки, впечатления, обрывки фраз и чьих-то лиц, неизвестно. Но порой к счастью отысканные эпизоды, слова и  образы неожиданно могут однажды сложиться в живую картинку придуманного повествования.
-Да-да, - мысленно откликнулось сознание, - почти готовая история. Ночь, туман, одинокая женщина на дороге, цветы, таинственно возникшие на лобовом стекле…  очень интригующее начало!  Пожалуй, и героиня должна быть особенная. Не старая и не юная, а зрелая  женщина средних лет, между тридцатью и сорока. Эффектная. Нет, неточное определение. Не просто эффектная.  Роскошная! Вот, скорее так.
Мысли, устремившиеся вслед за фантазией,  отвлекли хозяйку от реального, с ней лично случившегося происшествия,и  от вполне естественного любопытства, кто, когда и почему оставил для неё полевой букетик.
Повинуясь писательскому зову, она отрешённо села в машину и, действуя почти автоматически, выехала на трассу. В потоке дум весь оставшийся путь, хранимый  утренней дорожной пустынностью и многолетним водительским опытом, остался Верой незамеченным.
Скрип тормозов и решётка ворот перед носом удивили в первое мгновение. Уже дома? Так скоро?
Она усмехнулась, узнавая привычку времени пролетать, если что, незаметно. Почти бесшумно автомобиль вкатился в гараж.
В пустом доме сонно тикали настенные часы, не в силах разогнать  духоту. Немедленно распахнутое  окно  благодарно затрепетало краем кружевной занавески.
Под шлёпанье босых ног хозяйки зашуршал душ, загудела в кухне микроволновка, щёлкнул рычажок плиты, и «турка» накрылась пенной шапкой. Через открытые двери по комнатам разлился  вдохновенный  запах кофе.
Каждый мускул, каждая клеточка тела отвечала блаженством на долгожданный домашний уют, на свежий утренний ветерок, на предчувствие творческой удачи. Ещё бы! Столько фрагментов уже успело сложиться в голове, - оставалось лишь записать!
Но к компьютеру Вера не подошла. Опыт подсказывал: пусть отлежится, созреет. Если настоящее – не забудется. А надуманное  отвалится само.
Долгожданный покой  разливался  усталостью, превозмогать которую было незачем. Но спать не хотелось.
Щёлкнув пультом, Вера блаженно плюхнулась на диван. Что там по телеку? О нет, только не про политику и не про геморрой с ревматизмом!
Рука долго переключала каналы, пока не наткнулась на «Культуру». Бегущим поездом на телеэкране начинался какой-то старый советский фильм. Гримаса разочарования выползла на лицо: опять восьмидесятые!
Вера не любила киноленты тех лет за их вымученные сюжеты, за героев, - апатичных, вечно ноющих и копающихся в себе, за вялый темп, за пустоту нескончаемых общих планов по лесам-полям-железнодорожным путям, за дух безвременья,– сонный, без надежды на движение.
И краски вечно стёртые. Не кадры, а сплошные рыжие и сизые кляксы. Ни лиц, ни натуры толком не разобрать. Такая дрянная плёнка!
Скорее всего, в другой раз она выключила бы телевизор. Но не сейчас. То ли навалившаяся лень, то ли мелькнувший в названии «дождь» в преддверии очередного  жаркого дня помешали нажать на кнопку пульта.
Фильм начинался неинтересно. Какой-то мужик лет сорока, простоватый и некрасивый, хотя большой и сильный с виду, приехал в командировку в захолустный филиал из областного НИИ. Как всегда, в кругу сотрудников лаборатории, никто не знает, чем занимавшейся, пошли давно набившие оскомину разговоры «за жизнь и смысл».
Вера в равнодушной дремоте смотрела на экран, практически не вникая в суть диалогов.
День в «незнакомом городе» закончился тем, что командированный отправился на ночлег, за отсутствием свободных мест в гостинице, в дом к одной из женщин.
Одинокая героиня, лет тридцати с небольшим, выглядела статной и красивой. Зрелую выразительность её фигуры и лица с высокими скулами и гладким лбом не портили ни провинциальные наряды, ни манера держаться с некоторой неловкой скованностью. Смело проявленный женский интерес к лишённому всякого обаяния мужчине вызывал недоумение.
Скоропостижный командировочный роман, каких в кино снято великое множество, с отъездом любовника, однако, не прекратился.
То, что дальше происходило с персонажами, показалось Вере любопытным. От сцены к сцене становилось всё интереснее. К тому же манера съёмки, растянутая и вялая вначале, стала пружинить, спрессовывая недели и месяцы, всё ускоряясь и становясь напряженнее.
Героиня производила сложное впечатление. С одной стороны  легкомысленно вступила в связь с заезжим женатым мужчиной. В кадр всё время попадало то округлое плечо, то тяжёлый узел волос на шее, то изгиб бедра, обтянутый цветастым платьем, то ровный ряд некрупных ровных зубов в призывной улыбке. Кажется, что ж тут особенного? Доступная и неразборчивая. В жизни  – сплошь и рядом.
Может, так поначалу её и видел герой, чьими глазами смотрел на женщину оператор фильма.
Он воспринял возникшую связь как мимолётную интрижку, как простительную шалость и долго не мог понять, что с ним всё-таки происходит. Почему, раскаиваясь в своём поступке, испытывая угрызения совести перед женой и клянясь себе никогда больше не возобновлять отношений, он раз за разом искал повода вновь посетить  городок и встретиться со случайной подругой?
Неласковая косноязыкость, стыдливая грубоватость проявлялись на каждом свидании, явно говоря о нестерпимой мучительности встреч, сопротивляться которым выше его сил. Он выглядел злым, раздражённым, нетерпеливым и подсознательно винил её во всём. Впрочем, это так похоже на мужчин.
И что же она - роковая соблазнительница? А с ней как будто ничего нового не происходило. Каждый раз она радостно встречала его. В ожидании ласки, готовая ответить. Ни о чём не просила. Ничего не требовала. Безыскусная и не ведающая о свой царской щедрости. Немногословная, принимающая обстоятельства как есть.
Только с каждым эпизодом становилась всё более сдержанной. Она не спорила с судьбой, встречая испытания с улыбкой. И лишь тонкая жилка на виске выдавала неодолимость страсти, да натягивалось струной роскошное цветущее тело. Вряд ли догадывался тот, кто был с ней рядом, какие тайны крылись за спокойным умным взглядом полуприкрытых веками глаз.
Цельная и сильная, - она не охотилась за мужчиной. Просто любила.  Женственное достоинство большого чувства дышало с экрана, и от него невозможно было оторваться.
Встреча, и ещё одна, и ещё...  На смену лёгкой, брызжущей, как шампанское, радости от позднего, но случившегося, наконец, счастья приходило к героине осознание своего места в жизни любимого, готовность страдать и покорно ждать  хотя бы редкой возможности видеться. Пришло время платить по счетам.
Какова же будет цена? И долго ли продлится терпение женщины, уже не удержавшей в себе и выпустившей любовь наружу?  Да ещё в сознании, что любима и страстно желанна взаимно?
Вера вдруг поймала себя на мысли, что, следуя за героями, она не только знает наперёд, что они скажут и сделают, но даже физически чувствует, когда и как они будут двигаться, искать слова, смотреть, молчать.
История дошла до пика, когда вновь приехав, он не застаёт подругу дома и видит в весёлой мужской компании на улице.
Героиня, уставшая, измученная разлуками и бесконечным ожиданием, вдруг делает попытку выйти из тупика и устраивает любимому испытание, вызвав  в нём ревность.
Пан или пропал? Поставит крест и уйдёт совсем, или, напротив, рванётся из пут житейских, наконец,  к ней, боясь потерять? Попытка неуклюжая, бесхитростная, но тому  - хватило.
Бурная сцена. Лица ожесточённые. Слова горькие. А сверху, как потоп, обрушивается дождь, обливаясь слёзами, смывая случайные наносы, и топя, топя всё, что ещё могло бы быть с героями впереди, да уже не случится! Не суждено!
И тут, в одно мгновение Вере стало ясно, что это фильм о ней. Не сюжет и не герои, где всё было не там и не так, но десятки рассыпанных и точно снятых подробностей, известных лишь ей, реально пережившей нечто похожее, подтверждали  неожиданное открытие.
Это она, Вера, стояла под ночным дождём и смотрела в спину Ему, уходящему.  А ливень хлестал, и ей казалось, - сырое одиночество расползлось на сто бесконечных лет вокруг.
Вера всё помнила: поставленная «точка» стоила ей боли, прошившей сердце до лопатки, долгих беспросветных ночей и многих дней, лишённых красок и смысла. Откуда взялись силы всё бросить и уехать навсегда? Как сумела научиться жить заново?
Перед глазами пронеслись события, некогда такие дорогие и такие мучительные в своей остроте! Однако сейчас она с налётом удивлённой печали и странным облегчением думала: «Как много прошло лет! Кажется, всё случилось не только давно, но чертовски далеко, в каком-то другом мире, где-то в чужой стране».
А фильм подходил к концу. Герой  вернулся через несколько лет. Искал Её. Нашёл пустой дом. Следы Её смыл дождь.
Побежали финальные титры. Как вполне ожидаемое и не удивившее своим подтверждением открытия Вера прочла знакомое имя против слов «автор сценария».  Оно было в рамке.
- Мне хотел рассказать. Успел. – Подумала Вера и вздохнула…
Она машинально встала с дивана, вышла на крыльцо. Щебетали ласточки.
- Что бы случилось, если бы я не уехала?..  Он тоже начал писать…  Когда, интересно? Фильм давний, значит, ещё тогда… Рано ушёл…Почему?... А я фильм ни разу не смотрела,…и снова бы его исповедь прошла мимо, если бы не вчерашний туман…  Надо же, и правда, -  жизнь – вот настоящий автор. Только она может создать то, что никогда нарочно не придумать.
Вера вернулась в дом. Из невыключенного телевизора дробно разлетались, мячиками пружиня, фортепианные аккорды. На журнальном столике, бессильно поникнув головками, в  стакане с водой увядали полевые маки.