Родом из Святой Руси 3

                «Родом из Святой Руси»
                или
                «Неиссякаемый Живоносный Источник».
           Часть вторая "Родом из Святой Руси" 
                Глава седьмая. 
                «Великой скорбью сплочённые»
      Теперь же мы снова вынуждены возвратиться к событиям того вечера, когда                в больницу приехали «люди» в форме НКВД.  Запыхавшись, вбежала Марина в дом -                и сразу всё рассказала матери. Тогда, мгновенно собравшись, побросав половину вещей, отдав кота и собаку  сердобольным соседкам-вдовам, у которых два года назад, как и у двух сестёр милосердия, отняли палачи – безбожники мужей и  сыновей, ушли Пелагея Ивановна, Марина и маленькая Фрося под покровом ночи - пока искать  не начали.
 А спрятанные в доме Иконы Марина и Прасковья Ивановна, конечно, с собой забрали -  не для того же, рискуя жизнью, сохраняли, чтобы осквернителям достались, если дом обыскивать станут... 
     В городе приняла их младшая сестра мамы - тётя Ксеня – тоже сестра милосердия. Наверное, помогать людям было в этой семье Богом данной традицией, Богом данным призванием...
   В конце предшествующего года - самого страшного, самого кровавого на «пике»  репрессий, сгинул в сталинских застенках муж Ксении Ивановны Матвей Алексеевич – военный инженер - герой Первой Мировой войны, на которую пошёл добровольцем, едва исполнилось восемнадцать!… За что казнили героя Отечества и прекрасного специалиста?! По большому счёту – за дворянские корни - во время очередной «зачистки»… Не уничтожили после октябрьского переворота – нашли через двадцать лет…  Чудом жертвой не пала и вдова…
На момент расстрела было герою войны сорок два…
   А в начале того же года погиб в Испании сын Георгий, собиравшийся идти по стопам отца. С трудом дождавшись восемнадцатилетия, потребовал молодой человек отправить его  добровольцем...  Награда нашла героя посмертно…
   Сына Ксения родила в девятнадцать лет – в годы Гражданской войны. Что-то пошло не так – и мальчик чудом выжил, чудом родился без изъянов. Только больше детей быть не могло...
    Теперь же осталась она совсем одна! На всём свете была у неё только семья старшей сестры… 
  Принесённые сестрой  и племянницей Иконы Ксения Ивановна надёжно спрятала...
     Бог миловал - сбежавших Марину и Прасковью Ивановну искать  не стали – не до них было. Как оказалось, угрожавший Марине развратник (мы уже говорили, что у него были жена и маленький ребёнок и что жениться его по той самой причине заставили) своего «сотрудника» в пьяной драке убил – распутную, нетрезвую «комиссаршу» после застолья «не поделили». Пришлось как-то дело решить, вернее – «замять»...  Потому и о Марине забыли, и дом опустевший обыскивать не стали...
  А Марина и мама её, и тётя снова работали медсёстрами –  кто перевязывает раненых и помогает оперировать, нужен всегда – при любой «политической обстановке». А потом и тем более необходимыми стали – война началась.... 
                Глава восьмая. «В скорбях друг друга нашедшие».
   Незадолго до Великой Победы увидел молодую вдову Марину находившийся                в госпитале раненый лётчик Фёдор. Был он на четыре года моложе. Пообщавшись                с Мариной совсем недолго, ощутил Фёдор с сестрой милосердия –  так называли Марину многие - удивительную душевную близость. Именно благодаря ей, как всем говорил потом Фёдор, не стал он  никому не нужным калекой, не потерял ногу.   
    Рассказал Фёдор Марине и свою историю: в семнадцать лет он тоже чуть не был осуждён за то лишь, что не донёс на друзей, критиковавших власть и лично «товарища Сталина». (В том же окаянном втором году «пика» сталинских репрессий). Спасло чудо  –юноша так до конца и не понял, как это произошло.  Однако после чудесного спасения стал Фёдор тайно  в храм ходит– в один из немногих уцелевших...   
    А потом началась война – Фёдор и друзья его пришли на призывной пункт одними                из первых – защищать Родину, а не ставшую похожей на кровожадного дракона власть! ... На войне, как известно, атеистов нет. Наверное, потому и вернулись домой Фёдор и друзья его, хотя не раз смерти в глаза смотрели  - иногда с очень близкого расстояния. И полученные раны безногими, безрукими, прикованными к креслу или потерявшими рассудок инвалидами молодых людей не сделали. И то главное - на чём, как на прочном фундаменте, жизнь наша строится, открылось для молодых воинов со всей ясностью! … После войны стали они всё чаще посещать знаменитый Храм Богоявления  в Елохове, в который Фёдор тайно ходил ещё перед войной... 
    Тогда же в госпитале предложил Фёдор Марине стать его женой. И ни к чему были  разные «увещевания» некоторых «доброжелателей» - что кругом полно моложе                и без детей. И что она вдова «врага народа». 
    И во «времени на раздумье» у встретившихся после стольких испытаний                и сумевших сохранить душу свою, у смотревших не раз и не два смерти в самые глаза её,  нужды не было. Господь соединяет людей не ради выгоды, не ради «удобной» жизни. В годы испытаний открывается многим истина сия с особой ясностью. Остаётся главное – а незначимое отсеивается. Видно, «измерение» уже иное - духовное…
  А на следующий день пришла Победа! ...  Фёдор и Марина сразу же расписались -                и принял он семилетнюю Фросю как дочь. А, на Покров, как было издавна заведено                на Руси, – вернее, на следующий день - тайно обвенчались супруги в тот самом Соборе небесно-голубого цвета, что в Елохове.
   Фёдор – Фёдор Петрович после ранения летать больше не мог – и стал работать водителем скорой помощи – очень хотелось ему людям помогать...
   Через три года в семье было две дочки – Евфросиния и Евдокия. Были они настоящими сёстрами – и никогда не задумывались, почему отчества и фамилии разные. И папу Федю Фрося очень любила...
 И ещё – всех по-хорошему удивляли имена сестёр, в которых словно звучала  овеянная легендами сама Древняя Русь – «Русь былинная», как скажет потом поэт. (Прекрасная Юлия Владимировна Друнина)...    
   Полюбить вновь не значит забыть – тем более подвиг мученичества.  О гибели своего  отца – священника и деда – церковного старосты Фрося знала от мамы и бабушки – и скорбную память эту вместе с ними хранила. И Фёдор не мог,  не смел  никого ревновать к этой Памяти Мучеников! К тому же – сам мог на «лобном месте» оказаться ...
                Глава девятая «От рода данное»
    А теперь снова обратимся к старшему поколению - Марининой маме – Прасковье Ивановне и тёте – Ксении Ивановне. Без лишних слов: солдатская песня  времён Первой Мировой войны  «Милосердная сестра» про таких, как они! И награды у Милосердной Сестры Пелагеи и Милосердной Сестры Ксении были...
 К Ксении Ивановне мы вернёмся чуть позже, а пока обратимся к её сестре, к очень нелёгкой судьбе родителей Марины Николаевны. 
 Доброволец - кузнец Николай с сестрой милосердия Прасковьей познакомился                на фронте, когда, раненый, в лазарет попал. И вскоре они обвенчались – во время испытаний, «на переломе» вся суть человека как на ладони – а потому и размышлять  незачем и некогда… 
      После, когда охватило Россию повальное безверие, всеобщее безумие, такие, как Николай Михайлович и Прасковья Ивановна, оставались настоящими русскими православными людьми. Как тот  мужик-ямщик, которому открыл Господь суть с Россией происходящего, показав бесов, поющих: «Наше время – наша воля».  (Это немного по-разному описано в двух книгах С.А.Нилуса: «Великое в малом» и «Сила Божия и немощь человеческая»).
   Дочь их Марина родилась в самом трагическом году – ещё до дьявольского переворота, но в России, уже «обезглавленной».  А в течение четырёх последующих лет два сына Прасковьи Ивановны и Николая Михайловича умерли, едва придя в этот обезумевший мир. Один прожил час, другой - полчаса...
  А про трагедию, что произошла в конце «окаянных» тридцатых, мы уже знаем.
  Если бы не сплочённость матери, дочери и маминой сестры, если бы не удивительная стойкость этих прекрасных, истинно русских женщин, если бы не искренней верой дарованная духовная сила, никогда бы не выстоять им в этом аду! … 
      Месяца за два до конца войны Прасковья Ивановна,  которой было тогда сорок восемь, встретила пятидесятилетнего вдовца – военно-полевого хирурга Илью Егоровича.  После сложнейшей операции, благодаря которой раненого, можно сказать,  из когтей смерти вырвали, хирург и операционная сестра разговорились. Оказалось, что было у них много общего... 
    Прекрасный врач Илья Егорович незадолго до войны тоже попал в «маховик» безжалостной «машины» НКВД.  Год отсидел он по обвинению в умышленном убийстве                на операционном столе секретаря райкома, хотя случай был изначально безнадёжным. Отсидели и все, тогда  оперировавшие.  И самое главное: никто не стал предателем, никто не обвинил другого в «заговоре против секретаря райкома», хотя именно признания «заговора» ждали от них - да не дождались. Если во главе «царь Ирод», то всегда «дрожит» он за свою незаконную власть, ежечасно боясь быть свергнутым,  и приносит в жертву страху своему тысячи жизней - и младенцев, и взрослых! ...
  Но обвинение каким-то чудом  всё же «развалилось» - и доктор Илья  «со товарищами» был отпущен. А вскоре – война…
   Илья Егорович потерял всех. Жена его, тоже работавшая в госпитале, погибла                при обстреле. В сорок третьем разбился во время боевого вылета старший сын, а через год  погиб в танковом сражении младший...
      Общее дело, общие потери соединили не молодых уже людей. Дети и внуки Прасковьи Ивановны стали для Ильи Егоровича настоящей семьёй. Фрося называла его дедушкой Ильёй…
   И вскоре - на Петров день, как говорили в народе, обвенчались Илья Егорович                и Прасковья Ивановна в Обители Игумена Земли Русской - Преподобного Сергия Радонежского.  И не только они… 
     Но прежде, чем продолжить, хочется кое о чём вспомнить – вернее, - постараться кое-что ещё раз осознать. Понятно, что время Победного мая сорок пятого было ещё «официально безбожным» - да  только перед лицом смерти, когда атеистический бред, как туман, рассеивается, многие, моля о спасении, «давали обещания» Богу.  (Сейчас об этом не знает разве что самый ленивый). «Обещали» и наши герои – и лётчик Фёдор Петрович, и военврач Илья Егорович, и те, с кем мы ещё очень скоро встретимся. Нет, не стать иноком или священником – у каждого своя «ниша», как сказал, вернее, - показал Святитель Филарет Московский, явившись во сне одному из Оптинских Старцев, - но жить по-христиански, помогать людям и соединиться в Боге  с той, которая будет послана...
   А потому снова возвратимся в Петров День Победного Сорок Пятого  в Обитель Игумена Земли Русской - Преподобного Сергия Радонежского.
    Тогда же – вернее, вместе с Ильёй Егоровичем и Прасковьей Ивановной обвенчалась там и ещё одна не очень молодая пара. Сестра Пелагеи Ивановны – Ксения Ивановна  сочеталась пред алтарём с товарищем убиенного мужа - Григорием Васильевичем –  тоже   военным инженером...    
                Глава десятая. «Спасённые любовью».
       А теперь мы снова вынуждены перенестись на несколько лет назад –                в те «дьявольские» годы, когда под покровом ночи, как разбойники, врывались в дома «тройки» и уводили  - нередко навсегда. И сами же над невиновными «суд вершили»...
   Мы помним, как приняла Ксения Ивановна вынужденных бежать сестру и племянницу                с маленькой дочкой и как спрятала спасённые храмовые иконы. И как потеряла она в один год  двух самых близких людей – сына и мужа…
   А теперь о Григории Васильевиче…
За ним «пришли» вскоре после казни Матвея Алексеевича. Жена его сразу же подала                на развод и от мужа «отреклась»!
      Детей у Григория Васильевича не было – а была «за плечами» трагедия. Сначала,в отличие от своего друга,  он довольно долго не мог  найти спутницу жизни  – может быть, оттого, что неосознанно искал похожую на Ксению Ивановну – а такая женщина никак не встречалась. Наверное, многим невольно вспоминается хорошо всем известный, прекрасный фильм «Офицеры»?! Нет, здесь было всё немного по-иному. Отношение Григория Васильевича не было просто чувством к женщине - был, если угодно, «пример»,  «идеал» семьи, к которому он стремился. И такие, как Ксения Ивановна, невольно вызывали чувство благоговения, желание перед ней преклониться. А другого отношения к женщине ни Григорий Иванович, ни Матвей Алексеевич, как истинно русские офицеры не приземлели. 
  И вот однажды именно Ксения Ивановна познакомила Григория Васильевича                со своей совсем юной сотрудницей Клавдией, такой же чистой и светлой. Была Клавдия  моложе будущего супруга на семь лет.  Кажется, мечта сбылась...
     Нет, в Клавдии своей Григорий Васильевич не разочаровался – только беда случилась…
    Пришло жене время рожать – поехали в больницу…. Но то ли врачи проглядели,                то ли жуткие условия начала двадцатых… Родившаяся дочь прожила четверть часа  -                и саму Клавдию надо было спасать. Может быть, спасти бы и сумели, да только Клавдия Прохоровна, увидев мёртвого ребёнка, словно потеряла смысл жизни и через час скончалась сама… Через два месяца ей исполнилось бы двадцать…
В одночасье Григорий Васильевич потерял и смысл, и счастье. Он часто видел во сне супругу и дочку -  сначала новорожденную, а потом она словно «подрастала»… Спасала только поддержка друга и его жены… 
   Прошло лет семь... Одна бойкая девица, моложе лет на двенадцать, комсомолка-активистка, дочь какого-то партийного вождя, сама стала проявлять повышенный интерес к умному и красивому офицеру. Матвей Алексеевич и Ксения Ивановна, увидев потенциальную невесту, потом осторожно намекнули другу, что девица эта производит впечатление примитивной, ограниченной, а ещё очень меркантильной.  Да он и сам видел, понимал, что слишком далеко ей до таких,  как Клавдия, как Ксения Ивановна – только…
       «Проявил слабость – отвечай – а не убивай за свои ошибки невинного»,  - так решил Григорий Васильевич, когда она заявила, что «ждёт» ребёнка. И словно «похоронил» надежду вновь встретить женщину, перед которой можно преклониться... Свадьба была безрадостной...
  Уж как водится, соблазнила порядочного человека – и своего добилась, только ради чего?! ... Никто даже вообразить не мог, каким страшным чудовищем бывает человек – тем более – женщина…  «Обременять» себя пелёнками и погремушками, по крайней мере тогда, в планы её не входило…               
   И вот, желая «ещё насладиться жизнью», подпольно от будущего ребёнка молодая жена избавилась!!!  К тому же - «неудачно»! Мужу сказала, что ребёнка «потеряла»  - и больше иметь не сможет. Очень уж не хотелось терять относительно «благополучную» по сравнению с большинством жизнь - ради неё и интерес проявляла, ради неё и соблазнила! Ценою жизни невинного младенца! …  А ещё твёрдо знала, что при потере ребёнка совестливый Григорий Васильевич на развод не подаст – а за убийство нерождённого разведётся сразу - пусть даже ценою неприятностей на службе...
     Тогда и придумала та, которая ни женщиной, ни человеком  называться не в праве, всю эту постыдную историю про потерю, зная, что проверять муж не станет – он был слишком для этого порядочным! Даже «слезу пустила»! … 
    И Григорий Васильевич поверил, потому что был так воспитан, а ещё потому,                что считал: есть в жизни такое, о чём врать невозможно - кощунственно! Оказалось, возможно! … 
   А Григорий Васильевич ждал этого ребёнка – ждал, что родившись, быть может,  заполнит он этот уже начавший образовываться вакуум!!! Если бы ребёнок родился,                то был бы  на восемь лет моложе его невыжившей дочери, на тринадцать лет моложе Георгия – сына  Матвея Алексеевича и Ксении Ивановны –  но его не будет! Не будет никогда…
   И начались безрадостные, пустые совместные дни… Григорий Васильевич испытывал чувство «белой зависти» к семье друга…
  А дальше, как мы помним, погиб в Испании юный Георгий, вскоре сгинул                в большевистских застенках главный друг Матвей. А потом пришли и за Григорием Васильевичем…   
 О чудовищной лжи супруги он так никогда не узнал – она от мужа отреклась                и унесла с собой эту чудовищную тайну…
   Только… накануне ареста увидел Григорий Васильевич сон – светлый мальчик обращался к нему со словами: «Мама меня убила и тебя предала»… Жена тогда в Крыму отдыхала – потому разговор не состоялся. Да разве бы она призналась?! Сон                не «доказательство»! 
   Повторился сон и в тюрьме, когда Григорий Васильевич ненадолго сомкнул глаза  накануне главного допроса…
  Наверное, отречение жены полной неожиданностью для  него не стало. И то, что во сне увидел, тоже… Он только оба раза подумал: «Клава никогда бы так не поступила!»   Думая и об отречении, и о чадоубийстве…
      Впрочем, счастья и даже внешнего благополучия у «отрекшейся» жены его никогда больше не было. Предав всех, век свой доживала она в полном одиночестве и ненависти ко всему миру. Да и рассудком ещё повредилась. Разве  не «заслужила»?! …
    Арестованный Григорий Васильевич мысленно готовился уже к казни - но неожиданно был освобождён по амнистии - незадолго до войны – может быть, потому,                что  дворянскому сословию «не принадлежал»…  Да кто же знает…
  Накануне освобождения снова - в третий и последний раз  увидел он светлого мальчика - только теперь тот молчал, устремив на Григория Васильевича свои огромные, словно «нездешние» тёмно-синие глаза. И был не один…
   Рядом увидел Григорий Васильевич свою Клавдию – такую же прекрасную, как тогда - в начале двадцатых, и так же глаза её излучали  доброту. Она лишь немного – нет, не постарела - повзрослела что ли…
  А рядом стояла так похожая на Клавдию девушка – совсем юная. Григорий Васильевич сразу же понял, что девушка эта - дочь их, прожившая на земле всего четверть часа… И ещё увидел убиенного друга своего Матвея…
   Были все они в белых одеждах и смотрели на Григория Васильевича с любовью, словно напутствуя, не говоря ни слова... Больше до самой кончины не снились, хотя из памяти, из сердца не уходили никогда…   
    Во время войны как истинно русский офицер сражался Григорий Васильевич                за свою Россию, не «сводя счёты» с поломавшей жизнь  властью.  Офицерской  чести                не марая…
     За проявленное мужество сразу после войны был он реабилитирован и приглашён преподавать в Суворовское  училище…