Не написанные диссертации

Так получилось в моей жизни, что я вполне реально мог  дважды написать кандидатские диссертации во время моей врачебной деятельности.  Но не сложилось, и в первую очередь из-за моего нежелания заниматься научной деятельностью по нескольким обстоятельствам. Но обо всем по порядку.

После окончания Хабаровского медицинского института по направлению я попал служить на Тихоокеанский флот. А вот службу на подводной лодке я выбрал сам, и как мне говорили, я был последним доктором на лодках из числа призванных из запаса. Три года службы, как мне сейчас кажется, пролетели очень быстро, но тогда тянулись очень долго. Но как не тянулись, все же закончились. И тогда началась работа на гражданке, когда мне самому требовалось искать, где можно подработать, потому что  зарплата начинающего врача была очень маленькая. Для сравнения скажу,  что я получал чистыми на руки во время службы, будучи старшим лейтенантом м/с,  в пределах 400 рублей в месяц, получая дополнительно еще и обмундирование,  и питаясь в офицерской столовой, а первая начисленная мне зарплата в качестве врача-рентгенолога городской больницы в Хабаровске  составила всего 159 рублей, из которой еще требовалось заплатить налог.  Почему я это написал, вам станет более понятно, когда я стану описывать обстоятельства, которые привели меня к принятию решений об отказе от написания диссертации.

Моя профессия врач-рентгенолог в те годы считалась вредной, нам доплачивали за вредность 15%, и мужчины выходили на пенсию по достижению 50-летнего возраста при условии 15 лет стажа врача-рентгенолога. У женщины выход на пенсию был в 45 лет при минимальном стаже 10 лет работы во вредных условиях труда.  Но зато нам запрещали совмещать по своей основной специальности.  Поэтому, чтобы заработать  больше денег при семье с тремя малолетними детьми и неработающей женой, я хватался за любые подработки.  Когда кто-то из врачей нашего рентгеновского отделения уходил в отпуск, я работал по замещению его. Кроме этого, освоил специальность врача-эндоскописта, и начал проводить бронхоскопии в нашей больнице. Что это за специальность, можно прочитать в этом рассказе. http://www.proza.ru/2017/03/15/462

Но денег катастрофически не хватало. Ведь у меня была самая минимальная ставка, врача до 5 лет стажа, без врачебной категории. И поэтому я ухватился за предложение дополнительно по ночам дежурить в травмпункте как врач-травматолог. Что-то подобное я делал во время военной службы, когда дежурил на медпункте береговой базы в дни, когда не был в море.  И скоро мое первое дежурство состоялось, но было совсем не таким, как в медсанчасти береговой базы подводных лодок.  Получающих травмы в огромном Индустриальной районе города было намного больше, чем в небольшой части.  Об одном таком дежурстве у меня тоже есть отдельный рассказ. http://www.proza.ru/2017/03/11/1285.

Но основная моя профессия была врач-рентгенолог, и я смотрел больных хирургических отделений нашей городской больницы. Больница наша была клинической, т.е. на её базе работали кафедры Хабаровского медицинского института – хирургии, терапии, акушерства и гинекологии. Профессора, доценты, ассистенты не только вели занятия со студентами, но и лечили больных в палатах, и занимались научной деятельностью.  Основным направлением хирургического лечения в клинике профессора Александровича Григория Леонтьевича было лечение заболеваний желудочно-кишечного тракта, в первую очередь желудка и 12-перстной кишки.  В 60-70-е годы эта  патология была весьма распространена, особенно язвенная болезнь.

Язвенная болезнь представляет собой заболевание хронического характера, проявляющееся в виде язвенных поражений слизистых оболочек желудка и двенадцатиперстной кишки. Патология имеет достаточно широкое распространение. Согласно статистическим данным, язвенной болезнью страдает до 10% населения. Причем в большинстве случаев она поражает молодых, трудоспособных людей в возрасте от 20 до 40 лет.

Заболевание в значительной степени ухудшает качество жизни пациента и крайне отрицательно влияет на общее состояние его здоровья. Язва желудка и двенадцатиперстной кишки сопровождается сильным болевым синдромом, тошнотой, приступами рвоты и изжогой. При отсутствии адекватной терапии в запущенной форме заболевание может привести к таким тяжелым последствиям, как прободение желудочных и кишечных стенок, перфорации, пенетрации, развитие внутренних кровотечений, несущих опасность для жизни пациента. Именно поэтому язвенные поражения желудочно-кишечного тракта нужно своевременно и грамотно лечить.

К тому времени, когда я появился в больнице, в клинике профессора Александровича была освоена редкая в те годы операция по Шалимову-Маки, которая относится к органосохраняющим, т.е. наиболее физиологичным.  В то время такие операции делались лишь в Киеве у профессора Шалимова, в Волгограде, Ленинграде и в Хабаровске в нашей клинике. И в Японии, именно там была предложена эта методика операции с сохранением привратника – жома на границе желудка и 12-перстной кишки.  Этот сохранившийся жом позволяет порционно, как это происходит в обычных условиях, осуществлять эвакуацию переваренной в желудке пищи в кишечник.

Нужно сказать, что рентгенологи различают во время проведения рентгеноскопии желудка, оперирован ли он, или нет. Нас этому учат. Все рентгенологи знают про операции по Бильрот- I и Бильрот –II. В те годы гастродуоденоскопия была лишь в некоторых больницах, потому что гибкие эндоскопы приходилось закупать за валюту в Японии.  Авторитет профессора Александровича был велик, и такой гастроскоп был в нашей больнице, но над ним тряслись, как над маленьким ребенком, чтобы, не дай Бог, не сломать.  И основная нагрузка на выявления язв желудка и 12-перстной кишки ложилась на врачей-рентгенологов, которые смотрели пациентов в темноте, сумеречным зрением. Нужно сказать, что диагностика язв ЖКТ была одна из сложных в рентгенологии, недаром этому разделу диагностики были посвящены монографии, и одним из корифеев в этом вопросе был главный рентгенолог  Советского Союза профессор Соколов Юрий Николаевич. Он же был главным редактором журнала «Вестник рентгенологии и радиологии», которые выписывали все врачи нашей специальности.

Так как над этой темой работало несколько диссертантов, учеников профессора Александровича, все оперированные больница по методике Шалимова-Маки периодически появлялись в клинике для контрольных обследований. Практические все они отмечали значительное улучшение здоровья, боли и диспептические расстройства их не беспокоили.  Все они перед госпитализацией проходили рентгеновское исследование желудка по месту жительства  и всем писали, что желудок не оперирован.  Причем некоторые врачи даже ставили в конце восклицательные знаки.  Выходит, послеоперационному рубцу на передней брюшной стенки и справке из клиники о проведенной операции они не верили.  Происходило это потому, что об этой методике резекции желудка практические врачи не знали!  Мы, как могли, старались просветить  об этом хабаровских врачей, я даже выступил на заседании краевого научного общества рентгенологов с докладом «Особенности рентгеновской картины резецированного по методу Шалимова-Маки желудка».

Как-то, познакомившись с таким заключение моих коллег-рентгенологов из какой-то поликлиники с периферии,  я пришел к профессору Александровичу (к этому времени я уже был назначен заведующим рентгеновским отделением больницы),  и предложил написать в  медицинский журнал «Вестник рентгенологии и радиологии» статью об этой методике, приложить рентгенограммы, на которых видны некоторые отличия неоперированного желудка и после пилоросохраняющий операции по Шалимову-Маки.  Александрович ухватился за эту идею. Он часто направлял статьи во всесоюзные медицинские журналы и знал, как это делать.  Он поручил мне написать «рыбу», так называли схему статьи с некоторыми  признаками, на которые следует обращать внимание, что я и сделал весьма быстро, взяв свой доклад на заседании научного общества.  Профессор взял это за основу статьи, добавил то, что ему, как клиницисту, казалось важным, и через некоторое время отправил в редакцию журнала нашу статью, где его фамилия стояла первой, а моя в числе еще нескольких соавторов, так как  его диссертантам требовались печатные работы.  Через несколько месяцев я увидел в очередном номере журнала «Вестник рентгенологии и радиологии» нашу статью.  А еще буквально через месяц я поехал на курсы усовершенствования в Москву, на кафедру Центрального ордена Ленина института усовершенствования врачей.  Этой кафедрой еще недавно заведовал Соколов, но по возрасту остался на ней профессором, а заведующим стал профессор Розенштраух Леонид Семенович,  один из знатоков рентгенодиагностики заболеваний легких.

Помню первую лекцию, которую нам прочитал профессор Соколов Юрий Николаевич. Он наряду со многими нужными в нашей профессии сведениями сделал интересное предложение. Сказал примерно следующее:
- Я думаю, что многие из вас впервые попали в столицу нашей Родины Москву. Вот и старайтесь побольше узнать о ней, посещайте выставки, музеи, театры. Это не значит, что не надо ходить на занятия. Нет, вы ходите, конспектируйте, но вечерами не штудируйте свои конспекты, вы потом будете это делать, когда вернетесь в свои больницы.

И мы последовали  совету опытного профессора, коренного москвича.  А потом  профессор Розенштраух сделал нам свое предложение - выступить на еженедельной  врачебной конференции в больнице имени Боткина, на базе которой функционировала  кафедра, с каким-то случаем из своей личной практики. За это выступивший  не будет отвечать на выпускном экзамене. Я не боялся экзаменов, но мне пришла идея выступить с тем же сообщением, что и на заседании научного общества в Хабаровске. Я тут же связался со своим коллегой в отделении, которая выслала мне бандероль с докладом и слайдами для него.

Получив всё нужное, я обратился к заведующему кафедрой с предложением выступить на очередной врачебной конференции.  Тот,  узнав тему сообщения, разрешил. И вот конференция началась. В то утро её проводил профессор Соколов Ю.Н.  Моё сообщение было выслушано в гробовой тишине. Оказалось, что в Москве таких операций не делали, и поэтому я буквально открывал глаза и практическим  врачам больницы имени Боткина, и работникам кафедры, и моим коллегам-курсантам. Соколов после того, как я закончил,  спросил, не я ли один из авторов недавно опубликованной статьи в журнале «Вестник рентгенологии и радиологии», и,  услышав положительный ответ, попросил в конце рабочего дня подойти к нему в кабинет.  Там он поговорил со мной о ситуации в хирургической клинике, в моем отделении,, узнав, что таких оперированных больных больше 70 человек, предложил мне написать кандидатскую диссертацию, а он будет мои научным руководителем. Он сказал примерно так:
- У вас, молодой человек, диссертация готова на 90%.  Наблюдений достаточно, надо  только  подобрать библиографию, и сдать кандидатский минимум у вас в Хабаровском институте.  Потом все  напечатать, сделать реферат, прислать мне, я сам выберу для вас рецензентов. Наша сотрудница Усова, которая у нас ведет хирургические отделения, уже высказала желание. Она кандидат наук, знающий диагностику заболеваний желудочно-кишечного тракта. Так что вопросов по защите диссертации не будет. Она будет защищаться в Москве.
Я попросил время подумать, посоветоваться с семьей.  По общению с профессором Соколовым понял, что он не бросал слов на ветер. Несмотря на свой уже солидный возраст, он по-прежнему болел за свою специальность - рентгенологию.

Через несколько дней ко мне подошла та самая ассистент Усова, и попросила выступить с сообщение на планерке у хирургов, сказала, что в клинике профессора Розанова в больнице Боткина когда-то сделали пару резекций по этой методике, и всё. А теперь хирурги, с которыми она разговаривала, захотели услышать моё сообщение. И я выступил перед ними. Мне было задано много вопросом, и я постарался на них ответить, так как неплохо знал методику этой операции и однажды как-то присутствовал на такой резекции.

Вернувшись домой, я стал советоваться с женой и родителями по поводу предложения профессора Соколова написать кандидатскую диссертацию. Отец сказал, что надо принять это предложение, мама отдала решение на откуп мне.  А вот жена стала сомневаться.  Да я и сам сомневался. Посудите сами, уважаемые читатели.  Я только как год стал заведующим отделением, стал получать немного больше, чем ранее. Но мне, как молодому руководителю, надо было много работать с коллективом, тем более что по моей инициативе это отделение стало очень большим, 42 штатные должности врачей, рентгенлаборантов, санитарок, регистраторов флюорографических кабинетов. Когда писать диссертацию, сидеть в библиотеке? К тому же я был уверен, что коммунисты первичной партийной организации больницы снова изберут меня своим парторгом, а это тоже большая общественная нагрузка, так как я её выполнял добросовестно.   

И прикидка финансовых затрат не радовала. Надо будет платить машинистке за написание диссертации, реферата, а если в них будут поправки, то не один раз.  Опробация и защита диссертации потребует поездок в Москву, деньги надо брать из своего кармана, я же не клинический аспирант института.  Потребуются и другие расходы. А выхлоп? В те годы врач, имеющий степень кандидата медицинских наук, работающий в практическом здравоохранении, получал доплату за звание всего 10 рублей, в то время как врач первой категории – 15, а врач высшей категории – 30 рублей.  А вот кандидат наук, работающий в институте, получал за степень 100 рублей, т.е. в 10 раз больше.  Но переходить на работу в институт я не хотел, там бы пришлось много раз повторять студентам одно и тоже, и так много лет, лишь иногда занимаясь практической работой в рентгенкабинетах. Мне это не нравилось.  Какой же из этого вывод? Я, потратив изрядную сумму денег на диссертацию, за весь срок работы не компенсирую эти затраты. Тем более что денег в семейном бюджете по-прежнему не хватало. Дети росли, им требовалось все больше и больше вещей, и жена не работала. Не слишком ли дорогая цена для удовлетворения моего самолюбия?  Взвесив все за и против, я написал профессору Соколову письмо, где отказался от его предложения.

Так я первый раз прошел мимо возможности стать кандидатом медицинских наук.  Но я не жалел. Я не вносил своей диссертацией что-то новое в рентгенологию, просто обобщал свой накопленный опыт в исследовании желудочно-кишечного тракта в отдельном реферате, которым могли руководствоваться практические врачи. Но в кандидатской диссертации ничего больше и не требовалось. Только в СССР было две степени – кандидат и доктор наук, во всем мире – только доктор.  Поэтому и требования к кандидатам были не такие серьезные, как к доктора наук.

Через десять лет после описываемых событий, когда я стал уже заместителем заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома, я получил возможность поехать на курсы усовершенствования по организации здравоохранения.  Цикл, на которые я ехал, назывался  очень громко – «Курсы резерва руководящих кадров Минздрава СССР». Действительно, там собрались заместители министров союзных республик, заместители заведующих крайоблздравотделами со всего Советского Союза.  Курс был очно-заочный. Вначале каждый курсант готовил дома работу по организации здравоохранения, отсылал её на кафедру в Центральный институт усовершенствования врачей в Москву, где её рецензировали, и только тогда поступала путевка на очный двухмесячный цикл в институте. Сразу скажу, что диплом об окончании курсов, полученный нами, имел две подписи – министра здравоохранения СССР и ректора института усовершенствования врачей. Больше я таких дипломов не видел.

Я задумался – о чем написать свою курсовую работу? И мне пришла мысль: «А не написать ли о здоровье малочисленных народностей Приамгунья?». Их у нас было свыше 32 тысяч, причем все 16 национальностей, которые вносились в статистические данные, в нашем крае присутствовали. По статистическим данным можно было отследить многие параметры здоровья этой категории населения Хабаровского края.  Вообще-то все народности Севера (именно так они и называются официально) живут по всех территории России, но обычно их начитывается всего несколько народностей. Например, ханты и манси в Тюменской области, якуты в Якутской ССР, и лишь в Хабаровском крае они собрались всех национальностей, и даже больше. Были такие, которые начитывались по 30-50 человек, и они не вносились в статистические данные, попадая в графу «другие». . Хабаровский край в этом отношении уникальное место. Протянувшийся с севера на юг на 2 тысячи километров, он явился родиной многих народностей, которые по образу жизни, а значит и питанию, отличаются друг от друга. Например, живущие в Охотском районе эскимосы, эвенки и эвены  питаются в основном мясом северных оленей, и лишь в небольшом количестве употребляют рыбу. А вот те же нанайцы, ульчи, негидальцы в основном рыбоеды, их хлебом не корми, а дай пожевать вяленую юколу.  В советское время об этом не думали. Для выполнения указания партии об обязательном семилетнем образовании всех детей забирали у родителей и селили в интернатах, организовывали вроде полноценное для русских питание с обилием картофеля, макарон, всевозможных каш, давали детям северян даже шоколад. А они не хотели все это есть. И  возникали проблемы со здоровьем.

Посоветовавшись со своим начальником, заведующим отделом здравоохранения крайисполкома Вялковым Анатолием Ивановичем, я взялся за это дело.  Мне помог в первую очередь начальник краевого бюро статистики Константин  Лазарь , мои сотрудницы по отделу здравоохранения Людмила Серенко и Надежда Балабушко, которые подготовили мне нужные для работы статистические материалы и справки. Я все это обобщил, и получилась весьма солидная работы о состоянии здоровья коренных народов Приамгунья и Хабаровского края.  Когда я показал её Вялкову, тому она понравилась. Но он посоветовал показать её проректора Хабаровского института, заведующему кафедрой организации здравоохранения доценту Юрию Евгеньевичу Савосину.  Так я и сделал. Отнес работу на кафедру Савосину, который очень ей заинтересовался.  Когда он через несколько дней вернул мне работу, то я узнал, чем был вызван его интерес к работе.  Оказалось, что он работает над докторской диссертацией именно по этой теме, и многие мои выводы очень созвучны с теми научными исследованиями, что должны быть в его диссертации. Он попросил моего разрешения использовать некоторые мои материалы в своей работе.  Я разрешил, они же для этого и собирались, чтобы ими пользовались в дальнейшей работе по планированию мероприятий по охране здоровья малочисленных народностей Севера.

Вообще эта тема была весьма актуальна в советское время. Накануне летом 1989 года в Хабаровск приезжал академик Седов, директор НИИ проблем Севера Сибирского отделения Академии медицинских наук.  Он рассказал много интересных фактов об особенностях питания разных народностей, которые я использовал в своей работе.  А во время нахождения на курсах меня привлекли к участию  в  составе рабочей группе по подготовке материалов на коллегию Минздрава СССР по вопросу улучшения охраны здоровья малочисленных народностей Севера. В ней принимали участие многие ученые, от которых я и узнал о влиянии питания на здоровье человека из числа малочисленных северных народностей.

Я вспомнил, как поступал мой отец, директор школы, в которой был интернат с такими детьми. Они частенько убегали домой, чтобы поесть привычной пищи.  Он давал им там возможность пожить 2-3 дня, и потом сами родители привозили свое маленькое чадо в интернат. Позже отец решил вопрос со снабжением интерната оленьим мясом через охотников, и выбил рыбакам лицензию на вылов осенней кеты, которые и поставляли рыбу на пищеблок интерната. Лишенные привычного питания интернатские дети народов Севера  чаще, чем остальные воспитанники интерната, болели. И средняя продолжительность этих ставших грамотными аборигенов Дальнего Востока была невысокой, ведь им потом пришлось вести и образ жизни,  далекий от привычного многовекового уклада их предков.

Все эти сведения я обобщил в своей работе, которая получила высокую оценку и на кафедре организации здравоохранения в Москве.  После окончания курсов я вернулся в Хабаровск. Связался с Юрой Савосиным, который подошел ко мне,  и мы долго обсуждали то, что мне стало известно и из заседаний рабочей группы, и на самой коллегии министерства здравоохранения СССР, куда меня пригласили как члена рабочей группы. И тогда последовало предложение Савосина написать кандидатскую диссертацию по этой теме.  Он мне обещал два момента. Первое - стать моим научным руководителем. А второе – поделиться библиографией работ, написанных по этой теме.  Для него при защите диссертации было важно иметь ученика со степенью кандидата наук.

И снова мне пришлось думать. Иметь научного руководителя человека, знающего тему диссертации досконально, очень хорошо. И в этом отношении мне повезло. Но защищаться придется не в Хабаровске, а это плохо. И дополнительные расходы, и негативное отношение к человеку, которого члены диссертационного совета не знают. На моей памяти были два случая защиты двух практических докторов кандидатских диссертаций по примерно одно и той же теме. Но один защищался в Хабаровске, а второй где-то в центре. Один успешно защитился, а второго прокатили. И хотя работы были примерно одного уровня, и темы были схожи, и выводы тоже, но вот такой результат. Просто ученик профессора Александровича Клементин Топалов защищался в совете по хирургии в Хабаровске, и был положительный итог, а ученик профессора Флеровского Мирон Погребинский защищал свою работу в совете по онкологии то ли в Москве, то ли еще где-то, и провалил.  Для них и Флеровский, и Погребинский – варяги, их никто и не знал на уровне страны, а в Хабаровском крае профессор Александрович – это фигура!  А Савосин был наравне с Флеровским.  Поэтому я обещал Юре подумать, но потом отказался.

Хочу несколько слов сказать о науке в поздние советские годы.  Выбившиеся волею случая или по протекции на вершину своей специальности, ставшие светилами ученые мужи, часто гнобят молодую поросль ученых, препятствуя проведению даже перспективных научных работ, широкой пропаганде новых идей в той или иной отрасли медицины. Пример с операцией Шалимова-Маки очень характерен. Она намного физиологичней, чем операция резекции желудка по Бильрот-1, которую делают еще с 19 века.  При первой операции сохраняется привратник, сохраняется иннервация  его работы, и переваренная пища поступает порционно в 12-перстную кишку, где подвергается воздействую желчи из печени и панкреатического сока из поджелудочной железы.  А при операции Бильрот-1  соустье между желудком и кишкой зияет, пища проваливается еще непереваренная, и вызывает диспептические расстройста – поносы, изжогу, слабость после еды, тошноту.  И, тем не менее, еще в самом начале 80-х годов эта операция делалась лишь в 4-х клиниках,  и не в Москве.

А пример с одним признанным сейчас во всем мире академиком Илизаровым Гавриилом Абрамовичем еще более характерен. Предложенным им метод лечения заболеваний костей и суставов, в том числе травм, методом  металлоостеосинтеза,  никак не находил признания у отечественных светил  травматологии и ортопедии, пока к нему не попал лучший спортсмен мира, прыгун в высоту, олимпийский чемпион Валерий Брумель. Эти светила три года безуспешно лечили его травму голени, собирались ампутировать стопу, и лишь Илизаров не только вылечил Брумеля, поставил его на ноги, тот  снова стал прыгать и даже взял высоту свыше 2-х метров. И только тогда заговорили о методе операции, который безуспешно около десяти лет предлагал Илизаров. И после этого он распространился по всему миру, спасая тысячи пациентов.

Я не хочу сказать, что все эти кандидаты и доктора наук, доценты, профессора, академики ничего не стоят. Кто-то продолжает лечить больных, оперировать, а кто-то снимает сливки с достигнутых званий, сосредоточиваясь на преподавательской деятельности или науке, да еще  выполняя роль свадебных генералов в президиумах.  А очень уважал профессора Александровича за его желание делать операции в весьма солидном возрасте. А вот его ученик, ставший профессором и заведующим кафедрой, Росляков Андрей Григорьевич, став ректором института, очень редко подходил к столу и предпочитал отдавать самые сложные операции своему доценту Панюшкину Александру Павловичу.  По крайней мере, я так знаю, хотя, это может быть, и ошибка.  И таких профессоров-хирургов, не делающих операции, я знаю несколько.

А теперь еще один вопрос, на который следует ответить – не жалею ли я, что у меня нет степени кандидата медицинских наук? Честно скажу, никогда не комплексовал по этому поводу.  Это не добавило бы мне авторитета, так я знал немало врачей, имеющих звание кандидата наук, которым не доверяли больных. Один из таких был ассистент на кафедре хирургии в 11-й больницы Панасьян, неплохой человек, защитивший кандидатскую диссертацию, который так и не научился нормально оперировать, и завершал свою карьеру врача в какой-то лаборатории.  Мне степень ничего не давала, две высшие категории врача по рентгенологии и по организации здравоохранения сделали меня уважаемым человеком в Хабаровском крае.