В октябре 29-ого

Он медленно вошел в храм - высокий седой старик с тростью в руке. Львиная грива белоснежных волос рассыпалась по плечам, на них блестел подтаивающий снег. Старик хмурил брови, смотрел прямо перед собой, словно не существовало этих толпившихся вокруг людей. Твердой походкой он направился прямо к рождественскому вертепу. Первый и последний раз он заходил в храм много лет назад – в октябре 29-ого.

… Тот октябрь был совершенно особенным, пряным, солнечным. Он был наполнен счастьем, надеждами и мечтами.  Ральф стоял около кафедрального собора и ждал ее. В его руках был букет осенних цветов, впопыхах сорванных где-то на клумбе. Он не волновался. Он был в себе уверен.
Служба закончилась.
Его муза легко сбежала по ступенькам и бросилась ему на шею.

«Она была одета совсем не по погоде,» - седой старик тяжело оперевшись на трость смотрел на младенца Иисуса. - «Она никогда не одевалась по погоде, Иисус. Ты знаешь.»

Осеннее солнце согревало их спины, ее маленькая ручка покоилась в его руке. Она преданно заглядывала ему в глаза, тащила его за собой. В храм.

 - Нет, Мари, я не хочу! Оставь эти глупости!

- Ну зайди же хоть на минутку, Ральф! Не будь таким упрямым, посмотри как красиво! Когда я захожу туда, я словно бы слышу пение ангелов.
И Ральф послушно поднялся, вздыхая.  Он вошел внутрь, оглядываясь, морщась от запаха ладана. Выходящие из храма люди толкали его и он не чувствовал ничего, кроме сильного раздражения. И, разумеется, не слышал никакого  ангельского пения.
Ральф стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, пока его возлюбленная смотрела на алтарь глазами, полными детского восхищения. Его совершенно не волновали вопросы религии и ангельские хоралы, все его мысли были обращены к другому: даст ли она сегодня поцеловать себя, если он будет столь терпелив, что простоит здесь столько, сколько ей захочется.
И он поцеловал ее на исходе дня. Они стояли под старым кленом, его желтые листья время от времени падали им под ноги.

- Ты будешь всегда любить меня, Ральф?

- Всегда.

Но он соврал, и эта влюбленность прекратилась неприлично быстро. На смену Мари приходили многие и многие женщины, лица их в итоге сливались в одно и Ральф перестал видеть разницу между ними. Время от времени он вспоминал поцелуй под сенью клена, как самое чистое из своих любовных приключений. Но время безжалостно уносило его от этого события все дальше и дальше.

Старик долго стоял в храме.  Он сам не знал толком, зачем пришел туда. Потоптавшись около вертепа, он пошел к выходу. Около дверей кто-то тронул его за рукав.

 - Ральф?

Мари, постаревшая, но узнаваемая, стояла рядом с седым мужчиной, держа его за руку, как когда то Ральфа – доверчиво и по детски.

- Мари!

Она сдержано кивнула ему, ее спутник слегка приподнял шляпу, и они стали спускаться по лестнице, неторопливо и осторожно, как и следует людям в почтенном возрасте.

Но на середине лестницы она обернулась, лукаво посмотрела на старика совсем молодыми и блестящими глазами:

- Ральф, ты же услышал пение ангелов?