Наше дело правое. Бой с жалостью

... Но чу, ползут!
Клубится над дорогой.
Один, второй...
Холеные и сытые враги
В гробообразных бэтээрах.
Им сколько лет?
Они близки.
И в оптику прицела,
Видны веснушки и глаза.
Все девятнадцать!
Почти ровесники!
Рука сама отжала рукоять прицела
Нога нажала на педаль.
И звонко выстрел прозвучал.
Чумазый лейтенант был вне себя:
"Ура, горит!"
А у меня внутри свербело:
"За Родину, за Сталина,
А как же он, германский
Пролетариат?!"
Что ж он молчит, проклятый
Или славный?
Боится иль забыл
Про кумача завет!?
...Когда из боя шли,
Я вспоминал как в радиус
Прицела, я видел
Рот его и глаз.
Испуганные зенки,
Как будто ожидал он,
Что вспыхнет гроб его
На пыльной русской полосе.
Как будто радости не видел он
Своей, а нашу - желал увидеть,
Но снаряд порвал его...
... Из боя выходил наш танк.
Мы думали о бое. Чумазы были лица,
Мы слышали едва. Но мысль была крепка,
Не позволять все более
Залазить в душу жалости врага.