Рецепт часть третья

часть третья


Еще через пять минут скорая остановилась у подъезда моего дома. Ну, полотеры больничные, наберите в тощую грудь побольше воздуха. Пробил ваш час. Я живу на четвертом этаже дома построенного во времена отца всех народов. В доме только пять этажей и потому лифта нет. И помощников нет. Кто и был, те у пивных ларьков с оставленных кружек сливают. И даже пенсионеры-стукачи давно у метро беломором торгуют. Хоть караул кричи, никого не дозовешься.
Мелькнула у меня спасительная мысль. Попросил водителя подождать. Взлетел на четвертый этаж. Палваныч в домашних шлепанцах и дорогой сердцу майке, чистил на кухне картошку.
- Палваныч, в пиве утоплю. Помоги ящики поднять.
Палваныч повернулся ко мне на табуретке. Его слегка качнуло.
- Красная армия всех сильней, - Палваныч бросил в кастрюльку нож и недочищенную картошину, - командуй, я за тобой.
Я сбежал вниз. Водитель оказался понятливый - перед понедельником все равны. Как не тяжело ему было, вышел из машины, помог разгружать. Пвлваныч наверху задерживался. А вы, чахоточные, запоминайте. Это только в дурдоме, что понедельник, что среда, Помогают вам, не отказывайтесь, А как все выгрузите не торопитесь, Не суйте деньги. Дайте человеку отдышаться. Бутылочку откройте. Расспросите о машине, о работе. Запишите телефончик. Это чтоб с насморком легче справиться. Чтоб в следующий раз не стоять на дороге с протянутой рукой, как казанская сирота. Это чтоб все было по-умному.
И вот вам правило первое. На улицу ящики выгружать нельзя. Заносите их сразу в парадную. Если парадная дверь на пружине и пружину снять нельзя, потому что она с последней переписи гвоздями прибита, ящиком ее подоприте и носите под лестницу. Потому как как редкие граждане, проходя мимо, помогать вам не будут, а прихватить пару бутылок, пока вас рядом нет, не откажутся.
Теперь правило второе. Носить ящики сразу с первого этажа на четвертый тоже нельзя. Потому, что пока вы будете наверху, а ящики внизу без присмотра, кто-нибудь из ваших драгоценных соседей, живущих на нижнем этаже, вряд ли пройдет мимо закрыв глаза и не позволит себе угоститься. Эвон их, бутылок-то, какая сила, нешто от двух-трех убудет. Потому носите ящики сначала на второй, а лучше между этажами. И столбиком, столбиком, сколько руки достанут. Потом носите на третий, а уж потом и на четвертый этаж. Вот на втором этаже течь из носа у меня и перестало. Зато потекло по лбу, по спине, под мышками и между ног. А Палваныча нет, разрази его гром. Он наверху, как часовой на вышке, разводящего ждет. На третьем этаже я был мокрый весь, как мышь. На бутылочный звон из квартир стали выглядывать соседи и с пустыми мусорными ведрами бегать на помойку. Царица небесная, сколько ж они бутылок навыдергивали. И не одна зараза не остановилась, не одна не спросила, что, мол соседушка, тяжело? Не помочь ли? Как крысы подвальные шастали, только двери хлопали.
А руки у меня как каменные. А пальцы крючками. И в глазах разноцветные круги. Per aspera ad astra - через тернии к звездам, а по рецепту к кругам.
Когда все тридцать ящиков стояли на площадке четвертого этажа я был не мокрый, а скользкий от того, что пот стал как мыло. Губы пересохли, а во рту было горько. От того, видно, что пришла пора подсчитать убытки. Кто бросит в моих соседей камень? Кто скажет, что они не помогли? Ведь как старались. Чуть не на пол ящика облегчили мою участь. То-то наука вам, простудники пиявочные, выводите сами третье правило.
Я открыл дверь нашей квартиры. В коридоре стоял Палваныч с разведенными в стороны руками и в полу-приседе.
- Вишь, засада здесь какая получилась, - сказал он виляя глазами как битое велосипедное колесо, - рукавиц-то я не нашел.
По моему носу скатилась и упала на пол тягучая капля. Хотел я сказать Палванычу все, что я думаю о нем и его Красной армии, но сил уже не было.
Я сполз на галошницу. Палваныч выхватил, из початого соседями ящика,
 коричневое пепси, налил себе в стакан и протянул ополовиненную бутылку мне.
- Ты попей, попей. Дух-то переведи. Эко тебя угораздило.
Он пил мое пепси, таращил глаза и в перерывах между глотками нес какую-то околесицу про чью-то тяжелую шапку, про карасей в пруду и поле, в котором одному делать нечего.
Слушать его я не мог. Я перетаскал ящики в свою комнату. Составил их в те же столбики и пошел в ванную. И какой там был душ, холодный или теплый, я и разбирать не стал. А теперь и не вспомнить.
После ванной я дал Палванычу деньги, чтобы он сходил купить пива себе и мне, и пошел спать. Вечером мне соседи рассказали, что Палваныч весь день ходил вокруг холодильника с пивом, как кот вокруг масла. Не утерпел, свое выпил, а на мое рука не поднялась. Посему в ужин пришлось ему дать еще на пиво, а потом еще на две. Мы выпили пива, поели его холодной картошки и я снова пошел спать. И проспал до утра. Утром я был как огурчик. Голова чистая, легкая, как пустой аквариум. А от насморка остались только брюки и футболка в белых соляных разводах.
На этой предпоследней строке заканчивается мой рецепт.
Осталась одна, та на которой доктора ставят неразборчивые закорючки. Но мы не на приеме в поликлинике и без нее обойдемся. Надеюсь не собьет вас с пути истинного правоверная медицина,  когда завопит, что вот мол пригрели змею на груди, положили лисенка за пазуху. Что мол эскулапов этих, как собачьего дерьма и всяк с панацеей. И на всяком то-ли венок лавровый, то-ли веник. Не поддавайтесь. Положите руку на сердце. Скажите мы с тобой до конца. Мы вместе. Мы преодолеем. А я повторю. Нет здесь ничего от себя, а одна только чистая правда. Ну, а если не верите, оглашенные, не надо. Дуйте тогда в аптеку. Покупайте аспирин, анальгин и микстуру. И бумажные носовые платки. Потому что никакие другие вам не помогут. Никаких других не напасешься.


                1993 - 2018