Волшебная щука подтверждает мою правдивость

Статья уже была опубликована.
   Статья эта та же, но более отредактированная и с дополнениями.

Я - ПУШКИН!

Так говорят, шутя над собой. Так говорят, чтобы образно подчеркнуть то, что произведение литературы, созданное говорящим, он приравнивает по силе к пушкинским произведениям. Так говорят ехидно про кого-то, что он-де хвастается своими произведения и приравнивает их к пушкинским.

Я заявляю вполне серьёзно: я действительно Пушкин! Я - мистический Пушкин!

После такого серьёзного сообщения, сразу, попутно, заявляю, что справки о своей невменяемости, пока, не имею, с ума, пока, не сошёл, пока, остаюсь при умственном здоровье.

Нормальные тоже люди, в таком случае, при таких оглушительных заявлениях, восклицают: "А ты докажи!". И ждут, насколько доказывающий докажет о своей степени сумашедствия, потому что настолько несерьёзно выглядит моё серьёзное сообщение.

Считайте и вы, читатели мои, какова степень моего сумасшедствия, судя по моим доказательствам, которые сейчас от меня последуют. Эта моя исповедь о тайном, о том, о чём я мало кому говорил. Пора подошла рассказать всем. Итак.

Родился я в 1950 году, 23 марта, в 23 часа 30 минут (в документе о рождении записали дату: 24 марта).

Себя я помню ещё в утробе матери. Помню, как я рождался. Помню события из самых первых часов и из первых суток, после рождения. Помню события из младенческой жизни.

23 и 24 марта мне исполнится 69 лет. Дело близится к финишу. Буду говорить, как исповедь. Хотите верьте, хотите - нет. Вот так.

Так вот.

Первое.

Последние слова в жизни, которые произнёс Пушкин: "Кончена жизнь. Жизнь кончена. Тяжело дышать, давит".

Мои мысли в момент моего рождения, когда я, буквально, боролся за жизнь: "Тяжело... я гибну... я гибну... борьба за жизнь... угасает сознание... душно... тяжело... что делать?.. давит... тяжело... я гибну".

Сходство несомненное. Только с той разницей, что Пушкин умирал, а я рождался.

Второе.

Когда я родился, то на моём теле, буквально в том месте, куда в тело Пушкина влетела смертельная пуля Дантеса, образовался громадный нарыв. Я это хорошо помню. Врачи предупредили мою маму, чтобы готовились к моей смерти. Но я выжил.

Третье.

Мой отец хорошо рисовал карандашом, и я , в детстве, - его просил, чтобы он нарисовал мне Пушкина в юности. Почему-то фигура Пушкина меня особо интересовала.

Четвёртое.

Я не знал, что стану поэтом, но именно стихи меня всегда занимали более всего в литературе.

Пятое.

Из армии я демобилизовался, попав по путёвке, строить ККЦ в Новолипецком металлургическом заводе - НЛМЗ - точно в год 200-летия с того, как на липецкой земле появился прямой пращур Пушкина из рода Ганнибалов, который был одним из руководителей, когда образовывали железоделательный завод в Липецке.

Шестое.

Стихи я начал создавать в 37, в 38 лет, начал создавать беспрерывно. 1837 год - год смерти Пушкина. Когда мне было 37 лет, был 1987 год. Разница между годом смерти Пушкина и годом, когда я беспрерывно начал создавать стихи, точно 150 лет.

Седьмое.

Фактически, последний год в жизни Пушкина стал первым годом моим, как поэта. Получилось то, что я продолжил дело Пушкина.

Восьмое.

Я, фактически, простой мужичишко, как говорится, человек с улицы, которому двойки в школе ставили за то, что он не понимает стихов, потому что не может их сказать наизусть, за то, что он не понимает русского языка, ибо не знает, как правильно расставлять знаки припинания в предложениях (ставили другим ученикам, это моё, как пример незнания русского языка и поэзии), так вот этот человек - тоись я - сразу, сходу, поднял Пегаса на дыбы и  погнал его в-галоп, - начал создавать стихи пушкинского стиля, по-пушкински точные и краткие. Это было для меня весьма удивительно.

Девятое.

Вот одно из моих стихотворений.

РУССКИЙ ЯЗЫК.
Поэзии прошёл я дали
С тобою, русский мой язык.
В тебе звук нежности, печали
И смех, и жуткий боя зык.

В тебя вместились все законы
Созданья образа. Ты - мир!
Ты всё сумел, ты все препоны
Преодолел - и всё свершил!

Я считаю, что этот мой стих, посвящённый именно русскому языку, непревзойдён по точности и краткости, и стилем он пушкинский.

Десятое.

Если в вышесказанном стихе сосчитать все буквы, то половина суммы букв покажет количество дней до дня моего рождения двадцать четвёртого марта, если считать от первого января; четвёртая часть букв покажет на день смерти Пушкина - десятое февраля; а вся сумма говорит о всём стихе, который называется Русский язык. В этом стихе вместе: русский язык, символ русского языка Пушкин, и я, собственной персоной, нахожусь вместе с ними. У меня много стихов, такого рода, которые показывают количеством букв, буквами, на меня, на моих родственников, на события те, которые оглашаются в стихе.

Одиннадцатое.

Теперь о вообще связи моей с судьбой Пушкина. Представим, геометрически, кру'гом движение Земли вокруг Солнца, а центр круга Солнцем. От первого января до моего астрологического дня рождения - двадцать третье марта - образуем хорду. От дня рождения моих обоих родителей - одиннадцатое августа - проведём диаметр, которая, естественно, пройдёт через центр, то есть через Солнце. Диаметр далее пройдёт через хорду, которая соединяет первое января и дату моего рождения, пройдёт точно под девяносто градусов. А закончит диаметр свой путь на дате - десятое февраля - это день смерти Пушкина.

Двенадцатое.

Хорду, связывающую первое января и мой астрологический день рождения двадцать третьего марта, диаметр делит точно пополам. Первая половина останавливается на дне смерти Пушкина, а вторая половина продолжается и останавливается на моём дне рождения.

Тринадцатое.

От первого января до моего астрологического естественного дня рождения двадцать третьего марта (по оформлению, двадцать четвёртое марта - число, которое в астрологии тоже имеет значение, и которое вплотную находится возле двадцать третьего марта) - 82 дня. До смерти Пушкина от первого января до десятого февраля - 41 день, то есть точно половина. 41 день означает для покойников знаменательный день. Но ещё существует 82 дня до моего рождения. Вот потому я и продолжил в поэзии то, что не успел закончить Пушкин.

Четырнадцатое.

Я таскаю бакенбарды. Это не ради того, чтобы приближённым быть к Пушкину, быть схожим с Пушкиным, а просто это моё реальное лицо. Таскаю баки уже много лет. Потому, что я - Пушкин (оказывается, да!)!

Пятнадцатое.

Мой отец и моя мама родились в один день - одиннадцатого августа. Между датой смерти моего отца - четвёртое апреля - и датой смерти моей мамы - двадцать четвёртое июня - 82 дня. От первого января до моего астрологического дня рождения - двадцать третье марта - 82 дня. Удвоенное количество дней от первого января до десятого февраля (дата смерти Пушкина) - даёт количество дней 82. Эта цифра равна количеству дней между смертью моего отца и смертью моей мамы - 82. День смерти моего отца, день смерти моей мамы, мой день рождения, день смерти Пушкина - всё это взаимно попереплелось с великой точностью и тайной - нами неразрешимой!

Шестнадцатое.

Я создал цикл из пяти статей, книг, в которых доказываю то, что, во время дуэли, на груди Жоржа Дантеса был тайный защитный панцирь, который спас своего хозяина от смертельного удара пули пистолета Александра Пушкина.


Первая статья  Я - ПУШКИН! была закончена, сразу дана в Интернет, на два сайта, десятого февраля (день смерти Пушкина) две тысячи девятнадцатого  года, в 14 часов 35 минут и в 14 часов 40 минут. Час смерти Пушкина - 14 часов 45 минут. Это совпадение получилось само. Опять мистика, господа и товарищи. В каком мире мы живём?


Кто желает сокрушить, раскритиковать мою поэзию, тех - к барьеру вызывает моя поэзия!

Мои все стихи в Интернете. "Все стихи Михаила Анпилогова". "Михаил Анпилогов. Все cтихотворения".

      Всего хорошего моим читателям!

               МИХАИЛ АНПИЛОГОВ - тот самый Пушкин!


   К статье даю приложение - мой стих, для понятия, - чтобы волшебная щука подтвердила правдивость вышеизложенной мною статьи.


ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНИЮ, 
ПО МОЕМУ ХОТЕНИЮ.
(по мотивам русской народной сказки)

Лежал дурак на печи;
Жевал дурак калачи.
Жевал, жевал – задремал.
Проснулся он – услыхал:
“Ступай, дурак, за водой!”
(А дело было зимой) –
Дурак от братьевых жён
Приказ получил. Но он –
Дурак – кричит им с печи:
“Нейду! – кричи не кричи.
А потому нейду:
Далёко до речки, до льду!”
“Дурак ты, Емеля, дурак, -
Кафтан не получишь. Вот так!
Братья с базара везут.
Воды не несёшь – не дадут!”
Полез Емеля с печи –
Хочет кафтан получить.
“Давайте вёдра сюда.
Тьфу ты! Ну, прямо беда!”
Идёт дурак за водой;
Кафтан ждёт; бурчит сам с собой.
Доходит до льда.  Пробил
Прорубь. И вдруг словил
Щуку. В ведро глядит.
Щука ему говорит:
“Дурак ты, Емеля, профан!
Ну что тебе красный кафтан?
Отпустишь – тебя награжу:
Слова колдовские скажу.
Их скажешь – получишь за так
Что хочешь.  Ты понял, дурак?!”
“Ты, щука, не очень кичись.
Ты в деле сейчас отличись.
Заставь их… Чтоб ведра с водой
Сами бежали домой!”
“Слушай, Емель, - не тужи.
Ведрам своим скажи:
Щучьим веленьем, 
Моим хотеньем:
Ведра с водой,
Ступайте домой!”
“Щучьим веленьем,
Моим хотеньем:
Вёдра с водой,
Ступайте домой!” 
Емеля сказал –
От удивленья  упал:
Вёдра на ножки стали –
Сами домой побежали.
Сказал Емеля: “Вот ну!
Иди-ка ты, щука, ко дну”.
Щуку он в прорубь пустил –
За ведрами вслед поспешил.
Вёдра пришли с водой.
Невестки кричат: “Ой-ой!
Опять наш Емеля-дурак
Живёт, как не все, не так!”
Емеля кафтан получил –
Опять лежит на печи.
Вот снова старшой, средний брат
На рынок едут. Кричат
Невестки: “Емелька, слезай!
Сани бери. Поезжай.
С лесу нам дров привези!”
Емеля в ответ: “Не бузи!
Я ж на вас не кричу.
Ехать я в лес не хочу.
Холодно там – потому.
Любо мне и в дому!”
“Ишь ты! Кафтан получил –
Стал ты, Емелька, кичлив.
Сразу тебе: не бузи!
Дров нам из лесу вези.
Не привезешь нам дров –
Так не получишь блинов!”
Взял тут Емеля топор.
Пошёл наш Емеля во двор.
В сани Емеля залез.
Шепнул. Сани в лес
Поехали – без лошадей.
“Санки мои, веселей!” –
Емелька на сани кричит.
Народ-то вокруг глядит:
“Емелька-то наш – дурак,
Но как он умеет вот так?!”
Приехал Емеля в лес.
С саней наш Емеля слез.
С-за пояса взял топор.
“Ну-ка, топор мой, скор, -
Щучьим веленьем,
Моим хотеньем:
Дров наруби, топор!”
Точно, топор был скор:
Дерево тотчас свалил –
В поленья враз изрубил.
“Щучьим веленьем, 
Моим хотеньем:
Летите, поленья, в сани
И укладайтесь сами!”
В сани поленья летят;
Сложились, связались, лежат.
Емеля, с своею ленью,
Залез на поленья.
“Щучьим веленьем,
Моим хотеньем:
Домой, сани,
Езжайте сами!
Быстрей, бо замёрз!”
Только-то произнёс,  
Тронулись сани –
Домой поехали сами.
“Едет Емелька! Вот чёрт! –
Народ на Емелю орёт. –
Где ж это видано: сани
Чтоб ко двору ехали сами!”
Царёвый – о том  –  тайный чин
Известье царю вручил:
“Емелька-то наш – дурак –
Без лошадей – точно так! –
Может саньми гнать-править!”
“Емельку ко мне доставить!” –
Царь вскричал (аж вскочил).
Емеля лежит на печи.
Тепло ему – он и рад.
Да тут к нему взвод солдат
Пожаловал. Взводный кричит:
“Емелька, слезай с печи!
Быстрее к царю, дурак!”
Емелька в ответ: “Эт как?!
А если я не хочу?”
“Тогда, дурак, всколочу!”
“Ну, эт мы посмотрим сейчас…
Вон, барабаны при вас...
Щучьим веленьем, 
Моим хотеньем:
Палочки, охота мне
Взводному пробарабанить на голове!”
Палочки взвились –
У взводного на голове очутились.
Бьют в темя, что в барабан.
Взводный кричит: “Емельян!
Ой! Прекрати этот бой!
Палкам сыграй отбой!”
“Сжалюся я над тобой!” –
Емеля сказал. Шепнул –
Палочки к барабану вернул.
“Что, взводный?.. Как барабан?”
“Ты вот чудишь, Емельян.
А у меня – семья!
Не знаешь ты, брат, царя:
Не приведет тебя взвод –
Плаха меня, брат, ждёт!”
“Так бы мне сразу сказал,
А то, как Мамай, набежал…
Щучьим веленьем,
Моим хотеньем:
Чтоб мне не топать по февралю,
Вези меня, печка, к царю!”
Надвое развалилась хата –
Шагнула печка к солдатам.
Они – кто куда.
“Ну, Емелька-балда! 
Смотри, что дурак вытворяет!”
Печка едет,  шагает, -
Солдаты за ней бегом.
Хохочет народ кругом:
“Глянь-кась, братцы, рабяты!
За печкой, вприпрыжку, - солдаты!
Ох, сколько ж я жил-проживал,
Того, отродясь, не видал!”
Пока я тут говорю, 
Печка пришла к царю.
Емеля на печке мурчит –
Царь на Емелю кричит:
“Ты что это, мой дурак,
Делаешь… так и растак!
Сам почему не ходок?
Зачем сюда печь приволок?!”
Дурак на резное окно 
Глядит. Привлекает оно:
В окошке царевна сидит
И на Емелю глядит.
Дрогнул Емеля: “Она
Будет Емельке жена!..
Щучьим веленьем,
Моим хотеньем:
Хочу, чтоб царевне в кровь
Подмешалась к Емельке любовь!”
И только он так произнёс, -
С окошка – потоки слёз.
“Ах, Емельян! Емельян!
На сердце моём – изъян!
Согнула любовь в дугу!
Я без тебя не могу-у-у!!”
Дочь от любви причитает –
Отец же соображает.
Глядел царь, глядел, молчал,
Потом осерчал, вскричал:
“Что ты орёшь, срама?!
Аль ты сама без ума?
Видано ль дело – стал быть! –
Чтоб дурака возлюбить!
Эй, стража! Быстрей! Скорей!
Гнать дурака взашей!!”
Прогнали дурня и печь,
Но дурень успел подстеречь
На чувствиях царскую дочь 
(Любовь как прогнать с них прочь?).
Царевна в любви кричит –
Отец-царь, инда, рычит.
Рычит, инда, царь-отец…
Подходит всему конец…
Царь злится. В большой печали.
Неч делать, - зовут дурака – обвенчали 
Его с царевной. Дурака подпоили;
В бочку с женой засмолили – по морю пустили.
Плачет жена – с жизнью прощается;
Емеля по-чуть прохмеляется.
Вот прохмелел чуть – ожил;
Жене сказал: “Не тужи!”
Только что так сказал,
А про себя прошептал:
“Щучьим веленьем, 
Моим хотеньем:
На берег бочка чтоб прикатилась,
На клёпки бочка чтоб развалилась!”
Ветер тут набежал – 
Бочку на берег пригнал.
Бочка на сушь закатилась –
На клёпки враз развалилась.
Царевна… тут снова стала тужить:
“А где ж наше гнёздышко? Где будем жить?..” 
Емеля на щуку опять нашептал –
Смотрит царевна: дворец предстал!
Не налюбуется им никак.
“Ах, милый Емелька, а ты не дурак!”
“Да, милка, гнёздышко наше того…
Просто скажу я: гнездо – о-го-го!”
Смотрят они: к ним навстречу идут,
Важно, бояре. В палаты ведут
Новьобручённых. Народ-то кругом
Их величает: “Царица с царём!”
А тесть?.. Тот не спит. Чует свой грех.
Молится, кается, гонит он всех.
“Ох, не желаю того и врагу!..
В бочку – да в море!.. Ох, не могу!”
Зовёт царь советника. “Видно, я – тать!
Бочку, не медля, - обратно! Сыскать!”
Начали по морю слуги рыскать;
Слуги по суше рыскают с сыском.
Ищут-поищут – послания шлют:
“От бочки, батюшка, - клепки! Но тут…  
Ведом не ведаем – но тут дворец!
Точно так! Батюшка, царь, наш отец!
Не можем секрет мы пока раскусить:
Откуда и как? И что делать, как быть?”
Царь… Тот в затылке, пока, почесал.
Думал-подумал – потом приказал:
“Все корабли в поход снарядить!
Я что-то унюхал… Дурак?.. Стало быть!” 
Вот взбушевались в округе моря –
То корабли провозят царя.
В главной команде… Ну он: царь-отец.
Сидит он на главном и видит: дворец!
Пушки палят (близко царь подошёл).
Но разобрались – на берег сошёл.
Сошёл царь и видит: сама кутерьма:
Пляшут, танцуют. Сказал царь: “Эх-ма!
Что-то, я вижу, признаться-сказать,
Видно, Емелька подходит встречать!”
Точно! Он прав. Угадал царь-отец:
Дети подходят. Разгадке конец!
Как уж царь-батюшка их повстречал –
Можно гадать. Но уж тут не серчал.
Знамо и ведомо лишь: во дворец
К детям вошёл. Тут и сказке конец!
Долго и сказка, признаться мне, длится, 
Но как на сказку поэту, мне, злиться:
Сказку я пел – я, свободой дыша.
В сказке народная – наша! – душа.

               04.02.2002.
             МИХАИЛ АНПИЛОГОВ. 
 ГОРОД ПАВЛОВСК ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ.


   Теперь, к моим читателям.

Спасибо вам от меня, мои читатели, за ваше внимание и понимание!
И... хотите верьте, хотите не верьте, но я вам сообщил о своей персоне в вышеизложенной статье - ПРАВДУ, отвечая перед Тем, Кто всё создал!

      МИХАИЛ АНПИЛОГОВ - тот самый, Пушкин!