Кошатница

У Киры с малолетства жили кошки. Точнее, вначале это был один кот, зато какой! Это был пятнадцатикилограммовый кот Мурзик. Когда он сидел на подоконнике, то занимал своей толстой задней частью три его четверти. Прожил Мурзик очень долго. Его завели, когда Кире было три годика. Её на тот момент ещё целая семья из четырёх человек – её самой, матери, отца и старшего брата – как раз заселялась в новую трёхкомнатную квартиру, по традиции запустив первым котёночка. Собственно, для того котёночка и подобрали в старом дворе, чтобы запустить его в новую квартиру первым.
Кошак умер своей смертью, когда Кире было двадцать три. За это время успели спиться все её домашние, кроме неё самой; отец свёл счёты с жизнью, мать перебрала в любовники всех или почти всех окрестных алкашей, а брат сел в тюрьму за регулярные избиения сестры, мелкие кражи и злостное хулиганство.
Замечательная их трёхкомнатная квартира успела за это время съёжиться до однушки в старом-престаром доме с частичными удобствами. Это произошло в результате целой серии обменов с доплатой. Последняя неизменно пропивалась матерью и братом, а мешавшая их беззаботной жизни Кира избивалась и бегала по травмпунктам, следователям и судам. Очень непростая и даже трагичная жизнь выпала Кире, и все эти годы единственной её отрадой был огромный, пушистый кот. Мурзик был единственным, кто всегда радовался её приходу домой с учёбы и работы.
Кира, начиная с пятнадцати лет, вынуждена была обеспечивать себя самостоятельно, потому что мать посчитала свою миссию по воспитанию дочери выполненной, когда та окончила девять классов общеобразовательной школы. В день выпуска она объявила Кире о полной её экономической и прочей самостоятельности.
Мать Киры всю жизнь очень легко относилась к своим обязанностям. Так, она не считала себя обязанной хранить верность мужу, из-за чего при его жизни в семье нередко вспыхивали скандалы с рукоприкладством. Она, где и с кем бы ни жила, принципиально не платила за коммунальные услуги. Не посчитала маман нужным и отвечать за содержание и воспитание дочери за целых три года до её совершеннолетия.
В конце концов, нерадивая мадам, наделав долгов по оплате коммунальных услуг, вынуждена была отказаться от своей части однокомнатной квартиры без горячей воды и ванны ради покрытия долгов в пользу Киры.  Как раз в то время она получила трёшку на окраине нашего городка в наследство от своего отца и отправилась проматывать её тоже. Промотав отцовское наследство, маман сгинула без следа где-то на городском дне, успев предварительно изрубить топором всю мебель в квартире Киры.
Помимо всего прочего Кире не везло с работой. Не складывалась и её личная жизнь. Все друзья, включая меня саму, неоднократно пытались помогать ей и с тем, и с другим, но Киру буквально ничего не устраивало. Работа оказывалась то слишком нервной, то чересчур тяжёлой, то низкооплачиваемой. Парни все как один были то слишком стеснительны, то недостаточно красивы, то не того вероисповедания…
Был даже случай, когда для Киры оказался плох образованный, работящий, симпатичный и успешный сын моей знакомой. Алексей был объявлен нудным и забракован Кирой навеки вечные. После парень создал прекрасную семью, продвинулся по служебной лестнице, они с женой нажили двоих детей и немалое количество добра. Кира же все эти годы собирала каких-то престарелых разведёнов и молоденьких свиристелов, из чего, конечно же, не выходило ничего путного. 
На момент описываемых событий Кира два года жила уже совсем одна. Она успела обставить новой мебелью комнату, а в кухне, благодаря заботам мамочки, изрубившей спьяну в своё время всю мебель в квартире, не было ничего, от слова совсем. На подоконнике притулились три облезлые миски и пара закопчённых кастрюль, в углу тоскливо кособочилась двух-конфорочная газовая плита выпуска шестидесятых годов,  и ни стола, ни стула, ни шкафчика не осталось.
Кира не любила приглашать к себе гостей именно по причине крайней скудности обстановки. Попала я к ней в тот раз совершенно случайно и вынужденно.
Подруга позвонила мне погожим осенним утром в воскресенье и сказала, что очень больна, у неё высокая температура. В любое другое время я бы дунула к ней без всяких вопросов, но не теперь, когда на руках моих был без малого полугодовалый сын. Ещё наличествовала дочь-школьница. Я подумала, что мне недоставало для полного счастья перезаразить их какой-нибудь неведомой хворью, чтобы совсем уж света белого невзвидеть, и отказала. Прямо взяла и сказала в трубку:
- Нет, Кира, извини, у меня маленький ребёнок. Я не могу позволить себе рисковать его здоровьем.
Ответ Киры убил меня наповал:
- Не бойся, я не заразная. Меня просто изнасиловали.
- Сейчас приду, - как ни в чём не бывало, ответила я, засунула мальчишку в рюкзачок для переноски детей, потому как муж и дочка уехали с самой ранней рани на спортивные соревнования, и отправилась к своей невероятно везучей на всякие передряги подруге.
Дверь мне открыла непохожая на себя Кира. Впрочем, нет, вполне себе похожая. Я уже видела её, избитую братом, и то зрелище, что предстало передо мной сейчас, было всё же не столь ужасающим, как тогда.
Кира была очень бледна. Под глазами её глубоко залегли фиолетовые круги. Девушка едва держалась на ногах, и её шатало буквально от сквозняка. Голос был слаб и заметно дрожал, когда она рассказывала о том, что произошло накануне.
А произошло следующее. Кира в очередной раз познакомилась с «хорошим парнем». Он был такой модный и красивый, в брендовых вещах, на крутой машине… У любой разумной девушки с большой долей вероятности возник бы вопрос: «А зачем ему нужна я, не первой уже молодости, безработная, затюканная, одетая в китайские вещи с распродажи?»
Но это у любой другой, только не у Киры! Ей почему-то всегда казалось, что именно такой парень как раз для неё: красивый, модный, обеспеченный, на крутой машине. Он прикатит и решит все её бесчисленные проблемы! Её проблемы и такой молодой человек созданы друг для друга, ибо парень попроще распутать этот клубок не в состоянии, возможностей не хватит, а у парня крутого этих возможностей, как грязи. Да он и сам, по всей видимости, день и ночь размышляет над тем, как бы ему изловчиться, да и осчастливить какую-нибудь несчастненькую!
Впрочем, нет, не какую-нибудь, конечно, а именно её, Киру - горёвку. Ведь чем благополучнее человек, тем больший масштаб катастрофы он мечтает преодолеть, дабы не терять свои навыки супермена.
Эх, Кира, Кира!.. Каких сериалов ты насмотрелась? Каких историй наслушалась в лагере у костра?.. Теперь уже неважно. Главное, Киру не насторожило, что герой её нового романа какой-то немного нервный. И даже не сказать, чтоб совсем немного, а очень даже нервный; причём взрывается он всегда буквально на ровном месте. Почти всё время молчит, а потом как выдаст что-нибудь в духе «я бы всех таких валил на пол и запинывал ногами»!
Рассердить Сергея мог кто угодно: старенькая бабушка, с трудом переходящая дорогу, мамаша с коляской у края проезжей части, студентка в слишком короткой по его мнению юбочке… В общем, этот тип насторожил бы меня сразу.
Но это меня или соседку тёть Машу какую-нибудь, а Кира воспринимала его «маленькие странности» вполне себе спокойно. Сергей ведь мальчик, а мальчикам, в отличие от девочек, полагается быть немного агрессивными. Зато, какие смешные шутки он шутит, и какие классные анекдоты рассказывает! А как приятно его разглядывать: чистый, благоухающий парфюмом, волосы напомажены, супермодные вещи сидят как влитые. А машина-то, машина! Игрушка, одним словом.
Красавец Серёженька заехал за Кирой накануне поздно вечером, предложив покататься на его машине. Наша дурочка с удовольствием в неё уселась. Парень погнал машину по свободным ночным дорогам так, что сердце красавицы ухало как кувалда. Она просила ехать чуть медленнее, на что он только улыбался уголком рта. В конце концов, он направил машину к выезду из города, а на улице наступила уже глубокая, непроглядная ночь. Даже луна со звёздами спрятались глубоко в тучах.
Кира расплакалась. Она умоляла парня повернуть обратно. Обещала ему приглашение домой на чашку чая, рюмку коньку, бокал пива или шампанского – чего угодно, только назад домой, в тепло, но красавец Сергей был непреклонен. Всё так же загадочно улыбаясь, он продолжал гнать автомобиль в ночь, теперь уже в непроглядный мрак полей и лесных посадок. Кира начала обещать уже вовсе что-то несусветное: ночь пламенной любви, разные фокусы в постели… На это Сергей лишь отстранённо покачал модно постриженной головой и промолвил:
- Нехорошо это всё, Кира! Нехорошо…
Наконец, машина начала притормаживать. Сергей свернул на  глухой, не асфальтированный просёлок. Заехав в посадки, автомобиль замер, а его хозяин, напротив, странно оживился. Он велел Кире «выматывать из машины к чёртовой матери». Девушка рыдала в голос и умоляла отвезти её домой. Она подумала, что парень хочет бросить её в этой угрожающей, незнакомой местности и уехать. Однако у него были совсем другие планы.
Видя, что жертва не горит желанием выходить из машины, он вышел из неё сам, порылся в багажнике и вернулся, неся в руках… пистолет!
Сказать, что Кира перепугалась – это не сказать ничего. Дальше всё было как в дурном сне. Бандит (а иначе сложно его как-то определить) под угрозой расправы выгнал Киру из машины, велел раздеться догола (это при нулевой-то температуре воздуха!), после чего повалил девушку на слегка подмёрзшую пашню и грубо изнасиловал.
В тот момент у Киры пропал страх. Она уже смирилась со своей участью жертвы и приготовилась к смерти. Она молила Бога простить ей грехи и принять её исстрадавшуюся за такую короткую и такую долгую двадцатисемилетнюю жизнь душу. Остекленевшие глаза девушки смотрели в непроглядно чёрное небо. Застывшее тело перестало ощущать холод и боль. Душа приготовилась к последнему своему скачку, но тут случилось неожиданное. Мучитель, закончив своё гнусное дело, встал, надел штаны и велел ей тоже одеваться и садиться в машину.
Она повиновалась. Гадёныш отвёз её домой, высадил на той остановке, с которой забрал, пообещав на прощанье пристрелить, если она посмеет заявить на него. Ему-де всё одно ничего не будет. У них с папашей связи на  самом верху, а вот её пристрелят как собаку; не он, так кто-то из его дружков. Так что пусть живёт себе дальше как жила и не вякает, а он… он ещё как-нибудь на днях заедет. Покатаемся.
На негнущихся ногах Кира вернулась в свою полупустую, ободранную квартиру. К её ногам тут же метнулись три неясные, пушистые тени. Кира после Мурзика не могла уже жить без кошек, и теперь они радовались возвращению своей хозяйки. Кошки всю ночь успокаивали, как могли, и согревали её, скрючившуюся на старом, продавленном диванчике, подаренном от щедрот соседкой.
Наутро ей стало очень плохо. Тело раздирала адская боль. Вся спина Киры была в жутких ссадинах. Вдобавок, девушку тошнило, и температура поднялась почти до сорока. Приехавшая по вызову бригада «Скорой» заподозрила воспалительный процесс и предложила госпитализацию. Кира отказалась, ибо некому тогда будет присматривать за кошками.
После смерти Мурзика она завела сначала двух, потом приблудилась третья, а после Кира прикармливала уже целое стадо кошек, но эти три жили у неё постоянно. Фельдшер вколол что-то противовоспалительное и жаропонижающее, и бригада уехала восвояси, заставив Киру подписать отказ от госпитализации.
Справиться с болезнью домашними методами девушке не удалось. Ко всему прочему, на  третий день её начало рвать чем-то чёрным, хотя она ничего не ела, только пила воду. Ей несколько раз звонил Сергей, но трубку она не брала. Написала ему сообщение, чтобы не беспокоил, но он продолжал звонить с маниакальным упорством.
Будучи в чудовищном физическом и душевном раздрае, Кира позвонила мне. Весь этот фантастический груз чужих проблем!.. Зачем он мне, мамаше с полугодовалым малышом? Затем, что горе у человека. Как не помочь? Сама ведь потом себе не прощу, случись чего!
Я заставила Киру собрать сумку для больницы и вызвала скорую. Пока моя подруга собиралась, едва ползая от шкафа к дивану, я внимательно выслушивала наставления, касающиеся её кошек. Кому ещё за ними присматривать, пока хозяйка будет в больнице? Только мне и никому другому.
Кошачьи наставления Киры были весьма экзотическими, но я слушала, не перебивая и не споря, потому что боялась, что Кира передумает ложиться в больницу и умрёт из-за этих свалявшихся комков шерсти.
Скорая приехала, Киру забрали в стационар. Я обошла её «владения» ещё раз, всё осмотрела. Кошек из квартиры было не велено выпускать, да они, надо сказать, и не стремились уйти из дома. Не такие они, видимо, дураки, как думала о них хозяйка.
На этой жизнерадостной ноте можно было бы и закончить рассказ, добавив, что Кира выздоровела, кошки выжили, а я навещала подругу в больнице. Да, ещё неплохо бы добавить, что психопат с пистолетом на крутой машине был наказан; но если всё предыдущее – правда, то этого уж точно не было.
Кира наотрез отказалась заявлять на него. Для врачей она состряпала версию о неудавшемся пикнике на обочине, говорить же об изнасиловании не стала. Как она объяснила мне, из страха за свою жизнь. Хотя за что было там трястись, лично мне непонятно. Живи я как Кира, я бы точно не побоялась заявить на гадёныша. Одной неприятностью больше, одной меньше – какая разница, когда они и так не заканчиваются?
Да и пистолет, я думаю, у недоделанного гангстера был либо газовый, либо вообще бутафорский. Был бы он настоящим, психопат обязательно застрелил бы Киру там, на поле. Он не смог бы остановиться.
Это так, детективно-лирическое отступление. На роль Агаты Кристи претендовать не собираюсь, поэтому продолжу свой рассказ о Кире-горёвке.
Киру выписали из больницы через десять дней, и она была достаточно здорова, чтобы продолжать и дальше влачить своё жалкое существование. Дома её встретили любимые, ненаглядные кошечки, целые и невредимые. Из хорошего всё.
Те десять дней, что Кира провела в больнице, я до сих пор вспоминаю как навязчивый, а местами просто омерзительный кошмар. Тут следует немного вернуться назад, к наставлениям Киры по поводу её чёртовых кошек.
Дело в том, что две из них были смертельно больны, и уже давно. Ветеринар предлагал усыпить их, или хотя бы одну из них, самую больную, ещё полгода назад. Он мотивировал это тем, что больше месяца-двух они не проживут, но Кира категорически отказалась их усыплять, заявив, что будет бороться за их жизни до конца. Врач спорить не стал, назначил множество препаратов для поддержания здоровья кошек и сказал, что отныне и во веки веков их следует кормить теперь исключительно красной рыбой.
Кошки вообще-то были неизбалованными, ели всё подряд, но красная рыба так красная рыба. Их хозяйка питалась в основном макаронами и дешёвой колбасой, а меховым созданиям покупалась только красная рыба. Они жили себе, поживали уже полгода, выглядели вполне себе здоровыми и пушистыми, но при этом постоянно блевали и поносились.
Кира стоически подтирала за ними. Это ведь такая мелочь, главное, что кошки живут, а то, неровён час, померли бы, и что тогда? Как бы она жила и где достала бы себе новых дворовых кошек?
То, что кошки мучаются при этом, не беда. В этом лучшем из миров все, так или иначе, мучаются. Кира тоже всю жизнь мучается; не идти же ей из-за этого к ветеринару с просьбой её усыпить!
Я всё понимаю. Каждый живёт в меру своих представлений о жизни, поэтому ни спорить с подругой, ни, тем более, поучать её не стала. Я безропотно являлась каждый день в её убогую квартирку, чтобы покормить этих милых животных и подтереть за ними их добрище, но однажды они там так всё заблевали и задристали, что я чуть было к ним не присоединилась. Речи о том, чтобы убирать это безобразие, я даже не хотела вести. Это надо было видеть, словами такое не опишешь.
Вдобавок, кошки в тот раз утащили повседневные вещи Киры – юбку и джемпер -  и учинили над ними форменную расправу. Видимо, обиделись на свою хозяйку за то, что её так долго нет. На мой взгляд, восстановлению эти вещи уже не подлежали, но Кира не побрезговала заняться ими, а потом ещё и надеть это на себя.
Мне это было так дико! Я вообще считаю, что держать кошку в квартире, никуда её не выпуская, это издевательство над собой и над животным. У нас тоже были кошки, пока мы жили в частном доме. Они были только в радость и, можно сказать, не причиняли никакого беспокойства: большую часть суток проводили во дворе, домой прибегали только поесть, поспать и помурлыкать на ручках.
После мама пыталась держать кота в квартире, но это было восемь лет кромешного ада. Её кот был хотя бы здоров, а эти… До сих пор содрогаюсь от воспоминаний!
Муж, узнав о моих кошачьих делах в Кириной квартире, накричал на меня и пытался запретить визиты к кошкам, а их самих предлагал выпнуть под зад на улицу, пусть, мол, там кусты удобряют и на мышей охотятся. Пришлось напомнить ему, что Кира, во-первых, всегда по нашим просьбам сидела с нашей дочкой, пока та была маленькой, и ни разу ничего за это не потребовала. Во-вторых, если с этими раковыми кошками что-то случится, Кира очень расстроится, а расстраивать больных людей нехорошо. Муж, поворчав, успокоился, но сказал, что поймёт меня, если я всю эту канитель брошу.
Если вы думаете, что это единственный мрачный момент, кроме безнаказанного психопата, конечно, то глубоко ошибаетесь.
Отправляясь в больницу, Кира заверяла, что навещать её не надо, ничего ей не требуется, она у нас вся такая аскетичная особа и вообще. Я сразу поняла, что так не будет, потому что больному время от времени требуются какие-то лекарства, обязательно понадобятся вещи, о которых человек может даже не вспомнить, собираясь в больницу, и была готова к посещениям, но, простите, не каждый день. У меня семья из четырёх человек, а на руках маленький ребёнок, оставить которого большую часть дня не на кого… но тут началась такая свистопляска!
Кира позвонила в первый же день госпитализации с просьбой привезти одно лекарство, что я немедля и сделала.  Препарат этот продавался во всех аптеках, стоил недорого, однако Кира, узнав, где и за сколько я его приобрела, отругала меня в присутствии почти всех соседок по палате. Оказывается, я купила препарат не в той аптеке и не по той цене. К слову сказать, покупала я его на свои деньги, и ничего с Киры не требовала. Я считаю, что требовать с нездорового человека деньги за лекарства и больничные передачи – подлость. Несмотря на это, выговор я тогда получила достаточно серьёзный.
Приехав с лекарством к Кире, я застала сцену её общения с лечащим врачом. Сказать, что это был шок – не сказать ничего. Я знала, что Кира хорошими манерами не обременена, вдобавок, имеет милую привычку говорить вслух всё, что думает и чувствует, но её общение с молодым симпатичным доктором оказалось далеко за гранью всех моих представлений.
На что обычно жалуются пациенты? Например, на то, что врач к ним недостаточно внимателен. Или условия в больнице плохие. Или его элементарно не лечат. Кира кричала на врача за то, что он её «уже загрёб в шишки со своими осмотрами», всю её замял, ей больно, неприятно, и вообще, «блевать хочется уже от его вида». Услышав такое, я чуть не упала батоном в дверях палаты. Соседки по койкам тоже смотрели на эту сцену квадратными глазами.
- Кира, ты что? – Попыталась я призвать подругу к порядку и спокойствию. – Разве можно так?
В ответ на это Кира долго ещё что-то выкрикивала вслед удаляющемуся доктору, и ей было нормально, зато мне было стыдно так, что впору провалиться сквозь землю. Позднее сам завотделением приглашал меня в свой кабинет и просил как-то воздействовать на подругу. Я делала всё, что могла, но Кира не переставала капризничать и кричать на медперсонал. Она успокоилась буквально в последние три дня, когда ей стало заметно лучше. Даже потом по небольшому подарочку принесла врачу и завотделением, но, как я поняла, докторам с таким поведением приходилось сталкиваться нечасто.
Первые три дня Киру продолжала мучить рвота. Она не могла ничего есть, а пить, как она утверждала, могла исключительно детскую воду. Я привозила ей воду одной марки, которую покупала своему маленькому сыну. На второй день выяснилось, что эта вода «плохая», и необходимо срочно привезти воду другой, вполне определённой марки. С ребёнком в рюкзачке я обшарила все окрестные магазины, но  требуемой марки так и не нашла, купила другую, но не ту, что была у Киры. Конечно, вечером я за это тоже получила в пятак. Действительно, как будто бы мне трудно взять и съездить на другой конец города в магазин, где нужная Кире вода продаётся.
Потом больной захотелось компота. Я тут же сварила компот из свежих ягод и привезла его. Кира вытаращила на меня непонимающие глаза, ибо это не компот. Такой компот не бывает. Он бывает исключительно из сухофруктов. Ладно. Поехала домой и сварила из сухофруктов. Привезла. И что вы думаете? Там оказалось мало кураги! Я при всей палате была жёстко отчитана за свою неуёмную жадность.
Кажется, соседки по палате уже устали удивляться, но тут они прямо-таки выпали в осадок. Да, кураги было немного, но это всё, что у меня было. Кроме кураги там было полно изюма, сушёных яблок, груш, но это, конечно же, всё не то.  Позже я поехала на рынок, купила целый килограмм кураги и сделала компот исключительно из неё, как просила Кира, но его она не стала пить, потому что компот ей надоел.
Только на два дня мне удалось отбояриться от ежедневных посещений с разбором моего гадкого поведения. Однажды дочь начудила в школе, и меня туда вызвали, устроив головомойку на полдня, а ещё в воскресенье ко мне пришли в гости почти все родственники. Я их приглашала задолго до всей этой эпопеи на смотрины нашего малыша. Всем хотелось взглянуть на нового родственника, потискать его, что-то подарить. Сказать, что Кира была недовольна, ничего не сказать.
- Нужны тебе эти гости! – Высказывала она мне по телефону. – Всё сожрут и посуду изгваздают. Только деньги на них переводить! Ко мне бы лучше приехала в больницу, посидели бы, поболтали… Мне тут так скучно!
Последнее было вовсе неудивительно. Кире везде и всегда скучно, особенно с нормальными людьми. Вот с психами – совсем другое дело, они такие затейники! К слову о психах, Сергей названивал ей потом ещё долго, недели три. Кира не брала трубку, и постепенно он стал звонить всё реже, а после совсем перестал. Возможно, он заходил к ней домой, пока там никого не было. Благо, я с ним ни разу не столкнулась, а то даже боязно предположить, чем наша встреча могла бы закончиться.
С трудом пережив эти без малого две недели, когда все вокруг блюют, капризничают, закатывают скандалы, ругают меня по поводу и без, я дождалась-таки выписки Киры. Её обещали выписать в среду, а выписали во вторник. Видимо, на радостях, что она наконец-то выздоровела.
Я как раз гуляла с сыном, оставив дома свой сотовый, а Кира ждала нас во дворе на лавочке часа полтора, потому как ключей от её квартиры у неё не было, единственный их экземпляр был отдан мне, чтобы я могла навещать дорогих кошечек. Я невольно заставила Киру ждать, вдобавок не успела убраться в её квартире перед выпиской, и вновь почувствовала себя виноватой.
После мне пришлось одолжить ей довольно приличную сумму, потому что жить Кире было не на что. Она ещё в конце лета бросила работу в банке, так как там мало платили, вдобавок, банк располагался далеко от места жительства Киры. Совокупность этих факторов оказалась непереносимой, и Кира уволилась, и теперь сидела дома на копеечное пособие по безработице.
Ей было скучно и одиноко в пустой облупленной квартирке с вечно блюющими кошаками, и она стала часто приходить к нам в гости. Всё бы ничего, но её столько всего не устраивало! Я постоянно слышала в свой адрес, а так же в сторону детей и мужа, самые разнообразные замечания.
Кажется, с возрастом некоторые черты характера моей приятельницы обострились до предела. Если раньше это была немного печальная, простая, но строгая девушка, то теперь она превратилась в вечно ноющую, до ужаса прямолинейную и грубую молодую женщину. То, что слегка проглядывало в восемнадцать-двадцать, теперь, ближе к тридцати, расцвело пышным цветом, и цвет этот источал самый настоящий яд.
В наших бесконечных разговорах выяснилось, что Кира рассталась со всеми своими подругами, кроме меня, хотя подруг у неё и раньше было немного. По её словам, у них у всех появились семьи, дети, и никто не желал лишний раз приглашать к себе одинокую красивую женщину из боязни за мужей.
Впрочем, где-то она не угодила именно мужу подруги, и тот в приказном тоне заявил, что не намерен терпеть Киру в своём доме дальше. Это было так несправедливо, ведь она помогала им с ребёнком, и даже что-то делала по хозяйству, когда её подруга не успевала. Я возмущалась вместе с Кирой людской неблагодарностью и  вполне разделяла тогда её чувства.
В общем, с подругами горёвке Кире не повезло так же, как с роднёй, личной жизнью, жильём и работой.
Надо сказать, что и мой супруг не был доволен тем, что я стала много внимания уделять Кире. Я старалась справляться со всеми делами, как раньше, чтобы семья не страдала, но всё равно прорывалось что-то такое, от чего муж мой начинал бурно возмущаться. Ему не нравилось, например, что днём я вместо того, чтобы выспаться или просто отдохнуть-почитать, в то время когда ребёнок спит, развлекаю разговорами подругу, а вечером валюсь с ног. Не нравилось, что я расстраиваюсь от замечаний Киры и плачу, когда она уходит, но всё как-то катилось себе потихонечку, пока один неприятный до крайности случай не положил конец нашей многолетней дружбе.
Кира, как я уже сказала, обычно приходила ко мне днём. В первое после увольнения из банка время девушка наслаждалась откровенным бездельем, а теперь оно ей наскучило.
Я не раз призывала её заняться чем-нибудь, дабы скрасить свои серые, безрадостные будни. В то время мы с дочкой посещали студию живописи, занятия в которой проводились бесплатно, нужно было только приобретать расходные материалы. Принимались все, независимо от возраста и наличия таланта, поэтому многие мамы, я в том числе, садились за мольберты рядом со своими детьми, чтобы не томиться ожиданием в коридоре, и тоже спустя время достигали каких-то результатов. Так, однажды мой натюрморт в русском стиле был украден с выставки, настолько он кому-то приглянулся! Ну, разве не успех?
Кира тоже восхищалась нашими с дочкой работами, но ехать с нами раз за разом отказывалась. Причина была даже не в том, что нужно покупать материалы для работы, мы бы с ней, конечно, поделились своими. Это была её неотвязная привычка откладывать всё на потом. Звоню ей с утра:
- Кира, поедем сегодня с нами в студию! Ты в прошлый раз ведь хотела поехать…
- Марин, а давай как-нибудь в другой раз.
- Почему?
- Нет настроения. Давай завтра.
Конечно, ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю ничего нового не случалось.
 Я уговаривала Киру хотя бы начать делать какие-то поделки, из ракушек, например. Даже отсыпала для неё баночку этих самых ракушек. Но куда там! Поглаживать кошечек, сидя на продавленном диване у телевизора и привычно перебирая в уме неприятности, случившиеся за жизнь, было для Киры несравненно уютнее и роднее, а чтобы совсем уж не заплесневеть без общения, Кира пару-тройку раз в неделю навещала мой дом и объясняла мне, как я неправильно живу.
Особенно восхищала её мораль на тему «Какие уроды все мужики» и «Зачем ты, Марина, завела второго ребёнка, тебе одного было мало что ли». Однажды, когда Кира узнала, что малыш просыпается часов в пять-шесть утра, она ужаснулась и промолвила:
- Ничего себе! Да я бы его в окно выкинула!
Я привычно списала это на её бестактность, бездетность и неустроенность, хотя уже с трудом сдерживалась, чтобы не прописать ей в пятак. Тщательно скрывая охватившую меня злость, я поинтересовалась:
- А ты почему не выбросишь своих кошек? Они ведь тоже тебе спать ночами не дают. Вдобавок блюют и дрищут повсюду. Зачем ты развела такую гадость в своей квартире?
В ответ Кира разразилась нотациями о том, что это не ей, а мне пора бы перестать разводить «всякую гадость» - это имелись в виду мои попугай, хомяк и белые аквариумные лягушки – ибо в моём более чем почтенном возрасте за тридцать это не пристало. И вообще, я слишком много себе позволяю, вмешиваясь со своими глупыми комментариями в её молодую жизнь.
Дабы занять чем-то руки, я отправилась на кухню ставить чайник. Кира поплелась следом, воспитывая меня на тему «как я поправилась». Надо сказать, последняя тема задевала меня всю мою сознательную жизнь. В детстве я была толстым ребёнком, но к третьему классу изрослась, а мои одноклассники отказывались замечать это, продолжая дразнить за уже не существующую полноту. Им неоднократно указывали на это учителя и ребята из других классов, но остановиться они уже не могли. Они видели во мне всю ту же жирную первоклассницу, какой я была в первую нашу с ними встречу. И так все десять восхитительных школьных лет.
Видимо, это наложило отпечаток на всю мою оставшуюся жизнь, потому как я органически не выношу никаких комментариев по поводу своей внешности вообще и объёмов тела в частности. Даже в комплиментах умудряюсь разглядеть некое «второе дно», нарочно запрятанное подальше, чтобы я не догадалась, что комплимент на самом деле – обычное школьное оскорбление.
Надо сказать, что в тот период я действительно набрала несколько килограммов веса в связи с рождением ребёнка, но они скорее меня украсили, чем испортили. У меня в кои-то веки появилась настоящая, красивая грудь. Муж был счастлив! Вдобавок, улучшилось состояние моей сухой от природы кожи. Раньше я нередко чувствовала головокружение и слабость, а теперь энергия буквально забила во мне ключом. Прошли сами собой гипотония и малокровие, преследовавшие меня всю молодость. Если бы кто-то предложил мне тогда вернуть мою девичью фигуру в обмен на ребёнка и хорошее самочувствие, я послала бы его очень далеко, поверьте.
Как бы там ни было, Кира с момента возобновления нашей дружбы в середине лета сказала мне о том, какая толстая и старая раз пятьсот, не меньше. Я либо отшучивалась, либо отвечала, что меня и мужа всё устраивает, а иногда и вовсе игнорировала её реплики про мой лишний вес и возраст. Не знаю, чего она хотела всем этим добиться. Возможно, ей казалось, что я от её слов немедленно постройнею и помолодею. Желала мне добра, одним словом. Вот только этого не произошло, а произошло, в конце концов, то, что я резко развернулась к ней от плиты и поинтересовалась:
- Тебе не кажется, что ты переходишь все границы? Неужели ты думаешь, что я не знаю о том, что поправилась? Или что годы не добавляют красоты, а как раз наоборот?
Кира аж рот раскрыла от удивления. Подобного поворота событий она никак не ожидала, видимо, думая, что будет безнаказанно шпынять меня до скончания века.
– И вообще, - решила я немного смягчить свою резкость, - ты находишься в гостях. В гостях полагается говорить о вещах, приятных тебе самой и собеседнику. Могла бы хоть из вежливости сказать, что я хорошая хозяйка, например. Или что просто хорошо выгляжу, без упора на показатели весов и сантиметра…
- Могла бы, - ответила Кира замогильным голосом. - Но как я могу такое сказать, если это неправда? – Теперь уже опешила я, а Кира тем же замогильным голосом продолжала: - Ты очень постарела и поправилась за последнее время. Тебе давно уже не двадцать и даже не тридцать лет! Здоровья нет никакого… - Это она, видимо, о моих мигренях, которые периодически случаются, в основном, от чьей-то пустопорожней многочасовой болтовни.  – И хозяйка ты не хорошая, ты столько денег зазря транжиришь!.. Скажи, зачем ты родила второго ребёнка? Ты не боишься, что Андрюха найдёт себе молоденькую, а ты останешься с двумя детьми?
В ответ на это чайник, полный воды, хорошо, что не кипящей, полетел в коридор. Вообще-то он явно намеревался полететь в Киру, но я в последний момент титаническим усилием воли и правой руки скорректировала траекторию его полёта.
- Пошла отсюда вон! – Прошипела я. – Я ничего не боюсь, ясно тебе? Да, я старая и толстая бегемотина, но у меня есть муж, дети, приличное жильё, машина и много чего ещё! Ещё у меня есть нормальная родня, друзья, подруги, а вот ты – молодая и стройная – никому почему-то не сдалась! Сидишь день и ночь в своей заблёванной норе! Да туда приличного человека позвать стыдно!
- Да, я так живу, - закивала Кира как ни в чём не бывало, – но тебе-то всё равно много лет! И внешность уже не та, и здоровье!..
- Я на тебя посмотрю через десять лет. У тебя ведь ничего нет, кроме остатков твоей красоты, а через некоторое время и их не будет! И с чем ты останешься? – Ехидно поинтересовалась я.
- Так и ты того гляди одна с двумя детьми останешься! Вот уйдёт Андрюха…
- Возможно, – согласилась я. – Но сначала уйдёшь ты, если не хочешь, чтобы я ушатала тебя табуреткой! – Я чувствовала, что кровь бросилась мне в лицо. Вид, должно быть, был ещё тот. Попили чайку, мать твою!
Кира нехотя поползла к выходу, пытаясь обойти небольшое озерцо недо-кипячёной воды из брошенного мной чайника. Это ей удавалось плохо, потому как вода успела растечься по всей прихожей, и я не без злорадства отметила, что домой пойдёт наша молодая красавица в насквозь мокрых носках.
Одеваясь Кира пыталась ещё что-то вякать про мою конченую жизнь, но я уже никак не реагировала на её слова. Натянув свою облезлую курточку,   она поплелась домой, пообещав на прощанье вернуть долг, как только сможет. Я ответила, что мне ничего от неё не нужно, пусть только не попадается мне на глаза больше никогда.
Как только за ней закрылась дверь, я расплакалась. После я долго ещё корила себя за несдержанность. Даже список своих провинностей составила. Он получился очень неслабым. Это расстроило меня ещё больше, и я успокоилась только тогда, когда малыш проголодался и заплакал.
Просто удивительно, как быстро успокаивается мать, прикладывая к груди своего кроху! Он так забавно чмокал розовыми губками, хватался за меня маленькими ручонками, и глазки его глядели на меня так доверительно и серьёзно! Какая там Кира? Провались она! Вся эта история довольно скоро была отправлена мной на самые тёмные задворки памяти.
После мы не виделись с бывшей подругой семь лет. За это время мы с Андреем успели приобрести хорошую, большую квартиру в одном из лучших районов города, а ту маленькую двушку, в коей обитали в предыдущие годы, решили оставить на будущее детям. Одно время в ней жили квартиранты, радуя нас ежемесячной добавочкой к зарплате, но потом мы решили с подачи мужа всё продать и переехать в подмосковный город Х., о жизни в котором я обязательно расскажу как-нибудь позднее.
Дети мои подросли, дочь училась на архитектора, сын пошёл в первый класс. В городе Х. нам не понравилось, и мы решили возвращаться домой. Первыми приехали мы с сыном, поселились у моих родителей, чтобы именно в родном городке сын пошёл в школу…
И вот, однажды, возвращаясь откуда-то, на пешеходном переходе встречаю её, красавицу Киру. Она осталась такой же субтильной, как в молодости, но красота её в тридцать четыре года оказалась в стадии «пышного увядания». В эти годы на моём лице и лицах моих подруг и приятельниц - одногодок не было столько признаков возраста, как на лице Киры. Видимо, тяжёлая жизнь и непростой характер наложили все эти многочисленные отпечатки на лицо молодой женщины.
В момент нашего с Кирой знакомства пятнадцать лет назад личико её носило следы лёгкой и светлой грусти, семь лет назад – отпечаток неизбывной печали, а теперь на нём застыла самая настоящая маска скорби из древнегреческой трагедии.
От неожиданности я поздоровалась с Кирой, лицо её вспыхнуло радостью, и она живо ответила на моё приветствие. Мы отошли от перекрёстка на безопасное расстояние и принялись делиться новостями.
- Рассказывай, как жизнь молодая! – Подбодрила я Киру.
- Да какая там жизнь? – Маска скорби мгновенно вернулась на своё законное место. – Нет ни мужа, ни детей… - Кира сникла.
- Это ничего! – Ответила я. – Зато нет и проблем, с ними связанных.
Мы посмеялись. Кира рассказала, что работает уборщицей, дипломы колледжа и вуза ей не пригодились. Живёт плохо, подруг не осталось, мужчины дружно проходят мимо… Всё как всегда. Я знала, что массив старых двухэтажек с частичными удобствами, в коем проживала Кира, снесли.
- Тебе дали новую квартиру? – Поинтересовалась я.
При упоминании о квартире Кира оживилась вновь. Она с энтузиазмом  принялась рассказывать, какую замечательную новую однушку ей дали в обмен на её старую. В новом доме, с видом на Волгу, с автономным отоплением, и как она теперь там хорошо живёт со своими тремя кошками. Я побоялась спрашивать, те ли это кошки или всё же другие, но искренне порадовалась, что хоть что-то в жизни Киры идёт хорошо.
Она принялась расспрашивать меня о жизни, и я ей вкратце рассказала о наших приключениях, а в конце показала фотографии сына-первоклассника в новенькой кадетской форме и дочери-студентки в умопомрачительном малиновом платье. Она восхитилась моими красавцами, но тут же спросила:
- А тебя Андрюха не гнобит за то, что дети на тебя похожи, а не на него? – Что поделать! Кира в своём репертуаре.
- Нет! – Ответила я, хохоча. – Он очень этому рад.
Мы посмеялись и разошлись по своим делам. Кира взяла с меня обещание непременно навестить её в её новой шикарной квартире с видом на Волгу. Я пообещала, но выполнить своего обещания не смогла, потому что вскоре нам с сыном пришлось вернуться в ненавистный город Х. С возвращением домой у нашей семьи ничего на этот раз ничего не вышло. Конечно, это совсем другая история, но я теперь точно знаю: встреча с Кирой-горёвкой на перекрёстке дорог – не к добру.