Доктор Наденька

Я думала, что эта  миниатюрная кареглазая шатенка со стрижкой каре и лучезарной улыбкой всего года на три-четыре старше меня. Она пришла к нам по вызову в первый раз, хотя мы прожили в первой своей квартире уже почти два года. Пока дочка не ходила в детский сад, она болела крайне редко и достаточно легко, до вызовов врача на дом не доходило, теперь ребёнка одолели температура, насморк и, главное – изматывающий кашель. Последний пугал меня похуже любого ночного кошмара, потому что в детстве я не вылезала из бронхитов, а в третьем классе умудрилась переболеть воспалением лёгких два раза за учебный год.
Докторша, представившаяся Надеждой Алексеевной Каревой, выслушала Верочку и сказала, что хрипов в лёгких нет, но лечение займёт неделю, а то и все десять дней. Я была к этому готова, хотя перспектива выпасть из рабочего процесса меня нисколечки не радовала. «Ничего, - рассуждала я, - начальство потерпит. Ведь я ни разу не брала больничных с ребёнком за все предыдущие годы работы.»
Ребёнок-то всегда сидел дома с няней, а на год перед школой меня угораздило отдать Верочку в детсад, потому что наша няня переехала в другой город, а искать новую отговорили родители, мол, хватит ей дома обитать, пусть идёт в коллектив, да и услуги няни нынче не дёшевы. Оплата детского сада была, конечно, намного дешевле, чем плата няне, но расплачиваться теперь приходилось своей карьерой и здоровьем ребёнка.
Я легко и быстро рассказываю про осмотр ребёнка симпатичной докторшей: осмотрела, сказала. На самом деле всё происходило гораздо сложнее. Пятилетняя Верочка отчаянно переругивалась с Надеждой Алексеевной; всё её кололо, щекотало, холодило, жгло! Докторша не то сказала, не так посмотрела, не то сделала… В общем, всячески пыталась не угодить нашей требовательной пациентке.
Меня поразило, с каким доброжелательным спокойствием Надежда Алексеевна общается с моим капризным, взбалмошным ребёнком. Будь я на её месте, наверное, уже раз пять сорвалась бы и высказала мамаше, что она совсем не воспитывает свою дочь.
Я Верочку, конечно же, воспитывала, но делала это, признаюсь, не совсем так, как все нормальные люди. Нет, я её, конечно, учила говорить «здравствуйте – до свидания – спасибо – пожалуйста» и пользоваться столовыми приборами, но… Нормальные родители в дополнение ко всему этому воспитывают детей в глубоком уважении к старшим. Я же не просто не воспитывала этого самого уважения к возрасту в своём ребёнке, а всячески старалась его искоренять.
Почему я так делала? Да потому что мы жили в крайне неспокойное время, а молодость моя вообще пришлась на 90-е годы. Потому что сводки новостей пестрели сообщениями о пропавших – изуродованных – изнасилованных – расчленённых детях, а кто с ними это всё мог наделать, как не глубокоуважаемый всеми взрослый человек? И, наконец, беда однажды коснулась и нашей родни. Учитель физкультуры пытался надругаться над моей троюродной сестрой-ровесницей, и это было ещё в далёкие благополучные 1980-е! Подонок ничего не успел наделать с Олькой, но психическая травма осталась с ней на долгие годы.
Я время от времени говорила и напоминала Верке о том, что человек может быть очень злым и дурным вне зависимости от возраста. Учила её отказывать взрослым в просьбах, если она не желает их выполнять. Предостерегала от походов куда бы то ни было с незнакомыми людьми и натаскивала свою девочку на резкие, бескомпромиссные ответы наглецам.
В результате подобного крушения мною авторитетов Верочка могла наговорить взрослому человеку чего угодно. К счастью, случалось это нечасто, ибо девочка моя была от природы не очень разговорчива, и всё равно я боялась, что какой-нибудь распоясавшийся взрослый уведёт мою Верку с детской площадки, например. На этот случай у меня имелись для неё чёткие инструкции, а у дочки – вполне себе чёткие представления о том, почему надо опасаться чужих людей. Зато пиетета перед старшими у неё не было никакого.
Вот и сейчас она с удовольствиями поливала претензиями очаровательную докторшу, а та лишь похохатывала в ответ. Закончив осмотр и объяснив, что происходит со здоровьем малышки, Надежда Алексеевна сказала, что нужны лекарства.
- Вы какие предпочитаете, натуральные или химические? – Полюбопытствовала она.
Я, как глупая и не очень опытная мамаша, конечно, выбрала натуральные, и мне тут же была впарена дурацкая пищевая добавка, лекарством по своей сути не являющаяся. Отличный ход. Браво, доктор, Надя! Хорошо, что помимо этой дурости она выписала ещё кое-что, что лекарством являлось и что можно было купить в аптеке. На эту торгашескую выходку я не нашлась сразу, что ответить, но никакими добавками я своего ребёнка, конечно, поить не стала, презентовав «лекарство» при случае соседям-алкашам.
Было это ещё до повышения зарплаты участковым врачам и медсёстрам, и жаловаться на такие вещи в тот период было не принято. Кто как мог, тот так и подрабатывал. Некоторые врачи (не могу сказать, что многие) такой вот ерундой вполне себе успешно в то время приторговывали, но мне ужасно не нравится, когда кто-то повышает своё благосостояние, спекулируя здоровьем моего ребёнка или моим собственным. Поэтому, когда я вынуждена была вызвать доктора Надю в следующий раз, я чуть ли не с порога предупредила её:
- Надежда Алексеевна, если Вам нужны деньги, я могу заплатить Вам за визит… - И я назвала сумму, надо сказать, не очень большую, которую я в тот раз отдала за добавку. – Только никаких пищевых добавок, пожалуйста, нам больше не выписывайте. Мы признаём исключительно аптечные средства.
- Да вы что? – Докторша, смеясь, замахала на меня своими маленькими ручками. – Не надо мне ничего платить, я и так могу назначать только аптечные препараты.
После осмотра, дабы сгладить сей неловкий момент, я пригласила Надежду Алексеевну выпить с нами чайку. Это был последний в тот день её вызов, и она с радостью согласилась. Мы втроём – она, я и мой муж – сидели за столом в большой комнате, пили чай из красивого сервиза, а ребёнок рисовал в соседней комнате. Когда Вера принималась рисовать, она уходила в это с головой. Откуда-то появлялись невероятные усидчивость и усердие. Она могла рисовать непрерывно и сорок минут, и час… Забегая вперёд скажу, что впоследствии моя дочь пошла учиться на архитектора.
Пока пятилетняя художница колдовала над рисунком, мы обсудили всё на свете: последние международные новости, политические и экономические события внутри страны, цены на продукты и коммунальные услуги… Доктор Надя, как оказалось, имеет общие политические взгляды с моим мужем, и мы даже немного поспорили – они двое против меня одной, не выходя, впрочем, из рамок вежливости.
Ещё Надежда поведала, что она не замужем, детей нет, живёт одна в маленькой квартирке на задворках нашего городка. Я была очень удивлена факту её бездетности; и в тот день, и позднее мне приходилось наблюдать, как ловко она находит контакт с самыми разными детьми. Похоже, Наде хватало общения с ребятами на работе, и стать матерью она не особо в своей жизни стремилась.
В тот день дочка на прощанье подарила Надежде Алексеевне свой рисунок, над которым она трудилась, пока мы пили чай. Кажется, это решило всё. Надежда на долгие годы стала другом нашего дома.
Надя, как и я, очень любила книги, и мы с ней периодически ими обменивались. Мы с ней обе любили ходить в театр, философствовать на досуге и любоваться природой. Ещё пользовались косметикой одних и тех же марок.  Так среди моих закадычных подруг того периода стало на одну больше.
Постепенно я перезнакомила Надю с другими своими подругами. Все они были очень разными по возрасту, интересам, социальному положению, но Надя нашла общий язык с каждой.
Особенно тесная дружба у нас сложилась с ней и соседкой Танюхой - колоритной толстушкой, мамой девочки Даши, которая была тремя годами младше моей Верочки. Надежда не разделяла нашего с Танькой увлечения гаданиями и не дымила с нами, закрывшись в ванной. Она была человеком верующим и осуждала такое поведение, но воспитывать нас не собиралась, просто сказала один раз и всё. Мы старались при ней не гадать и не дымить, ограничиваясь разговорами за жизнь, стихами и песнями. Зато без неё мы с Танькой нередко перемывали её тонкие докторские косточки.
Я поражалась, почему такая красивая, образованная и весёлая женщина не замужем, в её-то годы. Нам с Танюхой так думалось, что Наде около сорока. Танюха удивлялась, почему она тянет время и не родит ребёнка для себя, если уж с созданием полноценной семьи не клеится. В общем, вопросов было много, но задать их Надежде напрямую мы стеснялись. Вскоре ответы на многие из них всё же были нами неожиданно получены.
Однажды мы решили устроить вечеринку в восточном стиле на троих. Я наготовила восточных блюд, благо всегда знала, как это делается. Мы с Танюхой застелили пол в нашей большой комнате одеялами и пледами, накидали подушек, погасили верхний свет и включили светильники. Надежда пришла чуть позже, в этот день у неё было много вызовов.
Наши с Танюхой девочки с радостью присоединились к нам, уплетая за обе щеки плов, который в этот день полагалось есть руками. Чада всегда ели очень плохо, но необычная обстановка и отсутствие столовых приборов сделали своё дело.
Дети поели и ушли играть в комнату Верочки, а мы, взрослые, утолив свой первый голод, вели неспешную беседу за чаем и восточными сладостями. Никакого алкоголя у нас не было в помине, во-первых, потому что мусульмане не пьют, во-вторых, тьфу на него, а, в-третьих, мы и так дурные.
В мягком красноватом свете ламп непонятного происхождения с Надеждой неожиданно начали твориться метаморфозы.
Всё началось с обсуждения гороскопов. Верования Надежды запрещали ей увлекаться гаданиями, но на гороскопы позволяли смотреть вполне себе нейтрально. Гороскоп – это как пересказывание содержания своих снов, занятие довольно милое, безобидное и увлекательное. И вот, Надежда в ответ на наши россказни о своих знаках зодиака и китайских знаков года берёт и выбалтывает свой годовой знак! Тут мы с Танюхой путём нехитрым арифметических подсчётов про себя приходим к выводу, что Наденька наша на десять лет старше, чем мы думали!
Видимо, недоумение непроизвольно отразилось на наших лицах. Вдобавок мы начали переглядываться, и Надя, несмотря на полумрак, смогла это разглядеть. Она поняла, что сболтнула лишнего, засмущалась и произнесла:
- Я не хотела сообщать вам свой возраст. Так и знала, что после этого дружить со мной вы не пожелаете!
- Не говори глупостей! – Обрубила её Танюха. – Мы удивлены, но не более того. – Толстушка Таня могла сказать любую фразу так, что звучала она очень весомо, но мне показалось, что чего-то в этой весомости всё же не хватает, и я добавила:
- Ты поразительно молодо выглядишь, Надюша, вот что нас удивило. И ещё, Надя… Мы не выбираем себе друзей по возрасту. Главное, чтобы с человеком было хорошо и интересно.
Постепенно наш разговор как раз и перешёл на что-то более интересное, чем какие-то там цифры в паспорте. Мы перешли к обсуждению семейной ситуации Танюхи, с её собственной, разумеется, подачи.
Танька с мужем находились в то время в очередной, уже не помню какой по счёту, предразводной ситуации. Муж Таньки – Павел, Панёк в просторечии – был дяденькой весьма неоднозначным. Пятью годами старше неё, он успел побывать до их отношений в так называемом гражданском браке. Что его там не устраивало, он никогда не говорил. Он вообще не имел обыкновения обсуждать свои личные и семейные отношения ни с кем, кроме своего родного брата, редкостного пьянчуги и чудилы. Собственно говоря, у Панька и друзей-то никаких не водилось, кроме него. Если вдуматься, это было не удивительно.
Дело в том, что Павел в отношениях с людьми не видел и не признавал никаких границ. Если он чувствовал к кому-то дружеское расположение, то заставлял этого человека наслаждаться своей дружбой буквально круглые сутки. Приходя в гости, один или с женой – неважно, Панёк норовил засидеться часов до двух часов ночи, а лучше остаться с ночёвкой. В итоге в гости их после недолгого знакомства переставали приглашать все.
Я тоже старалась приглашать только Танюху с Дашей. Если они придут с Паньком, то всё, это на полночи, и ладно бы общение с ним было чем-то приятным или хотя бы терпимым, так ведь нет же: сплошной поток критики буквально всего! Как в распространённой шутке о степном жителе – что вижу, о том и пою, - что вижу, всё критикую, а в сочетании с завистливостью Танюхи Пашино критиканство становилось чем-то совершенно невыносимым.
- Ой, Паш, смотри, у них плита с электрическим розжигом! Когда у нас будет такая же? – Вопрошала Танька детским голоском, кукся мордочку.
Всё бы ничего, но в сочетании с пятьдесят шестым размером одежды в неполные тридцать лет и химическими кудрями на круглой как шар голове это было зрелище не для слабонервных.
- С каким ещё, на хрен, розжигом? – Возмущался Панёк. – Он у них через три недели сломается! Вот ещё, говно покупать! – Довольный смех Танюхи в ответ.
Всё это, не стесняясь, прямо при хозяйке дома и плиты. Розжиг, к слову сказать, жив до сих пор, а вот их брак – нет.
При всём при этом Панёк – отличный папа. Мы все с умилением наблюдали, как он играет с Дашенькой, учит её кататься на велике, каждый день несёт с работы для неё что-то вкусненькое или игрушку, или ещё какую-нибудь приятную мелочь. Он и после развода не оставил дочку ни деньгами, ни вниманием, ни подарками.
Ещё он очень трогательно относился к матери, брату и сестре, хотя все они были те ещё фрукты. Он давно и прочно слесарил на заводе, где его ценили как специалиста и товарища. На этом положительные качества Танюхиного мужа заканчивались.
Панёк не сильно, но постоянно выпивал, не желал дома делать ничего, кроме как под настроение повозиться с Дашей, постоянно критиканил Таньку, а если она имела наглость возразить, переходил к прямым оскорблениям. Они часто и безобразно ссорились, и он уходил к своей матери. При этом Панёк умудрялся заставить Татьяну почувствовать себя виноватой, никуда не годной и никому не нужной. Она всегда первая шла извиняться. Он обычно долго ломался, корча из себя невинную жертву Танькиного коварства, но потом всё же соизволивал возвращаться в семью.
На этот раз терпению Татьяны пришёл конец. После очередной порции отборной критики в свой адрес она попросту замолчала и не разговаривала с ним уже вторую неделю. Панёк тоже сперва молчал, но его хватило дня на три, ибо язык этого мужчины плохо умещался во рту. Он каждый вечер произносил пространные монологи о Татьяниных несовершенствах и ошибках, на которые она никак не реагировала. Вчера вечером он пригрозил ей разводом, на что она тоже промолчала. Теперь Танюха просила у нас совета.
Я всегда говорю, что давать советы – дело не только неблагодарное, но и зачастую обречённое на провал. Каким бы ни был советчик тонким психологом и знатоком жизни, он не может влезть в шкуру другого человека. Ему в полной мере неведомы эмоции, чувства, предпосылки, но Татьяна очень просила, и я высказала своё мнение, что надо стараться сохранить семью до конца, выпить чашу до дна, так сказать. Возможно, всё ещё можно как-то скорректировать и наладить, а если ничего не выйдет, то в случае расставания не в чем будет себя упрекнуть, ибо сделала всё, что могла.
Для чего это нужно? Нет, не ради ребёнка, не подумайте. Просто я считаю, что отношения, тем более отношения семейные, да ещё и многолетние – это тяжкий труд. Ещё это потраченное время, которое никто нам не вернёт ни при каких условиях. Как можно в один момент взять и шарахнуть об пол то, что выстраивалось с трудом годами, а то и десятилетиями? Нет, лучше попробовать починить. Ведь не факт, что новое будет лучше. Да и не факт, что будет что-то новое вообще, ибо гарантий никто не давал. Вот почему я никогда не понимала людей, которые, чуть что, сразу советуют разводиться. Это всегда успеешь, я считаю. Нужно использовать все возможности.
Подруги слушали мои рассуждения молча, и, когда я иссякла, заговорила Надежда. То, что она сказала, повергло нас с Танюхой в лёгкий шок.
- Татьяна, разводись с ним! – Просто и незатейливо посоветовала Надя. – Он манипулирует тобой, он крадёт последние твои лучшие годы… Нельзя никому позволять над собой издеваться! Нельзя такое терпеть. Думаю, у ваших с Павлом отношений нет никакого будущего.
Ни я, ни Танька не ожидали от всегда сдержанной, холодноватой Нади такой горячности. Когда ссорилась с мужем я, она никогда не говорила ничего подобного, а только подсмеивалась над нами и кидала фразочки вроде «милые бранятся – только тешатся». Я даже рассердилась на неё, но вида не подала, а только спросила:
- Надь, а почему так категорично? Откуда ты знаешь, что у них нет будущего? Может, всё ещё наладится? 
- Не наладится, - вяло отмахнулась Наденька, изящно возлежавшая на кучке диванных подушек у стены. – Это человек такой.
Мы начали теребить Надежду, требуя объяснить, на чём основаны её выводы. Она помолчала с минуту, а потом промолвила:
- Я была замужем за похожим человеком. Добром не кончилось.
Мы наперебой начали приставать к Наде, требуя подробностей. Мы не знали, что она была замужем. Почему-то нам обеим казалось, что наша новая приятельница – то, что во времена наших родителей называли старой девой. А что? Живёт одна в крошечной квартирке, переделанной из общежитской комнаты. Получила её Надя давно. Потом общага пришла в полную негодность, жильцов временно переселили в другую такую же общагу, а из этой в ходе капитального ремонта наделали маленьких квартирок с крошечным санузлом и кухней-нишей.
Из близких у Надежды была только потрясающей красоты белая кошка Чернушка (Надя большая шутница по жизни!). Старенькая мама живёт в какой-то дальней деревне, куда не ходит даже общественный транспорт, приходится ехать сперва на поезде, потом на автобусе, а в завершение эпопеи добираться на попутке. Надя ездит к ней через выходные и на праздники. Последнее – почти без вариантов. Она может остаться в городе на праздник только в том случае, если очень много бумажной работы, которую приходится брать с собой на дом.
Никаких мужчин рядом с Надеждой мы не замечали ни разу, и ни о ком она не рассказывала, и даже говорила несколько раз, что личной жизни у неё нет, одна работа. И кто она, если не старая дева? Но, как оказалось, нет. Надя – обычная разведёнка. Или не совсем обычная? Нам стало жутко интересно, каким мог быть муж Надежды, пусть даже и бывший.
Я подлила всем чаю, и мы приготовились слушать Надин рассказ. Светильники отбрасывали красноватые блики на наши лица, мы втроём лежали на полу, каждая на своём ворохе подушек и пледов. Из соседней комнаты доносились голоса девочек, игравших в какую-то девчачью игру без конца, начала, смысла и сюжета. В комнате было тепло, спокойно; размеренно тикал старенький будильник. Мы не включали ни телевизор, ни радио, ни что-то ещё. Во-первых, ну его этот шум, на работе надоел сверх всякой меры. Во-вторых, нам было о чём поговорить. В-третьих, было, что послушать.
Надежда начала свой неспешный рассказ, тщательно подбирая слова. Она всегда боялась сказать что-то лишнее, о многом умалчивала, даже не скрывая того факта, что умалчивает. Даже сейчас, по прошествии достаточно длительного времени, я знаю о своей доброй приятельнице далеко не всё.
В её биографии есть огромные белые пятна, а уж маленьким неясностям просто несть числа… Она не то, что мы с Танюхой – все как на ладони. Это Надя, непостижимая, загадочная и местами необыкновенно хитрожопая. Теперь же настал весьма необычный момент: великая скрытница откровенничает. Мы с Таней обе обратились в слух.
 - Это было вскоре после того, как я окончила институт. Дело было в городе А. Я получила первую зарплату и пошла в книжный магазин. Там долго ходила между стеллажами и выбирала…
- Как в городе А.? – Не поняла я. – Это же областной центр! Разве в то время не было распределения? Почему тебя домой в деревню не отправили или ещё куда-то в сельскую местность? – Ох уж эта моя привычка вечно лезть ко всем со своими вопросами!
Надежде мои вопросы, как водится, не очень понравились. Они вообще мало кому нравятся. Отвечала она на них крайне неохотно и сбивчиво:
- Ну, ты понимаешь, отправляли, конечно, в деревню, но не всех. Меня в детскую областную больницу направили…
- А почему? Ты с красным дипломом окончила?
- Ну… нет! Просто была на хорошем счету у руководства институтом… так уж сложилось…
На хорошем счету у руководства? Ну-ну… Это после тех рассказов, как ты там в анатомичке за спинами однокурсников перекрывалась и иллюстрации в учебниках боялась разглядывать, если там патология какая изображена, неровён час! Я набрала воздуха, чтобы задать следующий вопрос, но Танька обломала меня без всяких церемоний:
- Маринка! Ну, опять ты, а?! Дай рассказать человеку, что ты привязалась – в деревню – не в деревню? Какая тебе разница?
Я пристыженно умолкла. До поры, разумеется…
- И, вот, хожу я между полками и вдруг замечаю, что по пятам за мной ходит ну очень красивый парень! Под два метра ростом, тёмненький такой, с усиками… А глаза! Как звёзды… - Надюше явно нравился её красавец-муж. – Мы разговорились. Он оказался очень интересным собеседником.
- А как его звали? – Полюбопытствовала Танюха.
- Вениамин, - выдохнула Надежда.
Вениамин был молодым физиком-ядерщиком. Красавец, умница, любитель книг и театров, он очень красиво ухаживал за Надеждой: каждый вечер ждал с цветами у входа в больницу, постоянно приглашал в театр и на концерты, дарил шоколад и, конечно же, книги-книги-книги… Книги стали потом первым камнем преткновения.
Дело в том, что Вениамин привык спускать на них львиную долю своей зарплаты. Зарплата его была хоть и не самой маленькой, но и не такой огромной, чтобы жить, ни в чём себе не отказывая. Вениамин не изменил своей привычке покупать с каждой получки стопку книг и после их с Надеждой свадьбы. Он стал покупать их в два, а иногда и в три раза больше, чем раньше! Иногда на всю зарплату, если завоз хороший был.
Но ведь это такие мелочи, не так ли? Ну, растратили одну зарплату, так есть же ещё одна, Надина.
Сама Надежда была настолько очарована Вениамином, что долго отказывалась признавать его недостатки. Поначалу она вообще никак не могла поверить своему счастью: молодой перспективный научный сотрудник, красивый, к тому же на целых четыре года младше её. Что он мог найти в обычной, в общем-то, девушке? Но Вениамин смог убедить Надю в том, что она необыкновенная, не такая как все, лучше всех… К слову сказать, о других девушках Веня отзывался весьма и весьма нелестно, а порой и откровенно агрессивно:
- Вон, смотри, пошла, шал-л-лава! – Произносил он с оттяжкой. – До такой степени юбку укоротила, что нижнее бельё сейчас вылезет! И куда родители смотрят? А комитет комсомола где? Спит?– Кипел Вениамин праведным гневом.
Ей бы уже тогда обратить на это внимание, но куда там… Любовь, молодость… Хотя постойте. Если Вениамин только что окончил институт, значит, ему примерно двадцать два года. А Надежда на четыре года старше, то есть ей двадцать шесть. Не такая уж это ранняя молодость!.. На этом моменте у меня опять, что называется, «сработало».
- Надь, а как так? – Встряла я. – Если ты только что окончила институт, учитывая даже, что в медицинском учатся семь лет с ординатурой, тебе двадцать четыре года должно было быть, а не двадцать шесть. Ты после медучилища поступала?
- Н-н-нет… - Промямлила Надежда. – Я никогда не училась в медучилище, сразу пошла в институт.
- Сразу через два года после школы? – Не унималась я. – Ты не с первой попытки поступила что ли? – Догадалась я обрадованно. – Прямо как я! Я тоже не сразу поступила.
- А я сразу! – Важно произнесла Надежда, явно чувствуя своё превосходство.
- А почему не сразу после школы, а два года спустя?
- Ни почему! – Рявкнула Танюха, оборвав интереснейший в моей жизни допрос.
По правде сказать, я до сих пор не знаю, куда Надежда промотала эти то ли два, а то ли все четыре года своей жизни. Я не уверена, что Надежда училась после института в ординатуре. Я много в чём по отношению к Наде не уверена. Оно меня, конечно, никаким боком не касается, но интересно же! Однако я понимала тогда нетерпение Танюхи. Ей тоже было интересно, только не про потерянное время, а про Вениамина, в чём-то очень похожего на её дорогого Панька.
Надежда продолжила свой рассказ.
- Вениамин обожал картинные галереи, оперный театр и классическую музыку. Терпеть не мог все эти новые ритмы и современное искусство. Он был таким… таким… - Надя никак не могла подобрать слово.
- Старомодным? – Подсказала Танька.
- Да! – Обрадовалась Надя. – Как раз то самое определение. Старомодным. Обожал рассуждения на тему морали, подкреплял свои убеждения цитатами великих философов и писателей-классиков, но это вначале. После он постоянно читал мораль мне.  Почти каждый день подробно расписывал, что я должна делать, а чего не должна, и даже ход моих мыслей контролировать пытался!
- Прямо как мой! – Поддержала Танюха. – Всё время указывает мне, что я должна делать, как жить…
- Он мог разбудить меня среди ночи и сказать: «Давай поговорим!». Это звучало не как просьба или предложение, а как приказ. Он мог начать обсуждать со мной какой-то абзац из новой книги в два часа ночи, когда я за прошедший день так намаялась, что едва держалась на ногах. Если я засыпала под его рассуждения, он принимался орать так, что звенели стёкла в серванте. Правда, обсуждения цитат тоже были вначале. Позднее начались полуночные разборы моих полётов.
- Разборы чего? – Не поняла я.
- Моего гадкого поведения днём, - грустно улыбнулась Надежда. – Он мог вспомнить, например, какого-то парня, который стоял рядом со мной в трамвае и приревновать к нему, так вот, постфактум, в три часа ночи. Мог разбудить меня и поинтересоваться, почему я так странно посмотрела на него, когда он встретил меня вчера, как обычно, после работы.
Мы с Танюхой были глубоко возмущены этими ночными беседами. Как можно будить наработавшуюся за день женщину, которая ещё и готовит тебе еду, и стирает, и гладит, и убирается. Она же не восстановится после такой вот ночи бесед! А наутро – в больницу, к маленьким пациентам… Мрак!
- Это и был сплошной мрак, - вспоминала Надежда. – Особенно когда я забеременела.
Это был самый тяжёлый момент рассказа. Вениамин не желал делать никаких скидок на состояние жены. Он по-прежнему ничего не делал по дому, придирался по мелочам днём, а ночью доставал Надю своими «высокоинтеллектуальными» разговорами. Помимо всего этого, он по-прежнему продолжал покупать книги почти на всю свою зарплату, а Наде, между тем, требовались фрукты, овощи, хорошие молочные продукты. На четвёртом месяце её положили в больницу с угрозой выкидыша, и нужны были дорогостоящие лекарства. Вместо них Вениамин снова купил книг.
Лекарства Надежда всё же раздобыла, но жутко перенервничала, и они оказались уже ни к чему: ребёнок погиб. Когда Надя вернулась из больницы домой, опустошённая и вымотанная, она уже понимала, что заботы и поддержки ждать от мужа не приходится. Она надеялась лишь на то, что он даст ей хотя бы отдохнуть и не станет приставать с разговорами по ночам.
Вениамин отнёсся к новости о потере ребёнка на удивление равнодушно. Высказал что-то мимоходом о непроходимой глупости современных женщин, которые «ни на что не способны: ни на открытия, ни на достижения, ни даже на то, чтобы ребёнка выносить», а ночью Надежда снова была грубо разбужена. На этот раз муженьку взбрело в голову поинтересоваться, куда она потратила последние три рубля, оставшиеся от её предыдущей зарплаты. Он тщательно записывал расходы в тетрадочку, и у него там не сошёлся какой-то пункт.
На этот раз стёкла в серванте звенели от крика и ругани Надежды. Высокообразованный хам опешил от такого её выступления и сказал, что она ведёт себя как базарная торговка. Как не стыдно ей, современной женщине, зацикливаться на какой-то ерунде вроде пары часов сна, выкидыша, каких-то дурацких лекарств? Это, в конце концов, некрасиво и не интеллигентно: постоянно думать исключительно о функциях собственного организма. И чтобы больше он такого не слышал, иначе он напишет заявление в комитет комсомола об отвратительном поведении в быту комсомолки Надежды К., вот тогда она у него попляшет!
Надежда сказала, что подаст на развод, на что ей было замечено, что у неё нет никаких причин с ним разводиться. Он не пьёт, не курит, не ругается матом. Он дарит своей жене цветы и книги и всячески способствует росту её интеллектуального уровня и политического сознания. Надя не дослушала эту лекцию до конца, впав в состояние, похожее на анабиоз.
Придя в себя, она действительно подала на развод, но Вениамин сумел убедить работников ЗАГСа, что оснований для развода нет. В том же самом Надю убеждали подруги, сотрудницы, мама, папа, брат… Все объясняли неразумной Наденьке, как ей повезло с мужем. Он ведь жил не на их зарплату и не о них постоянно вытирал ноги.
Постепенно под действием всех этих разговоров Надежда начала верить в собственную неполноценность и несостоятельность. Молодая, красивая женщина в итоге потеряла всякий интерес к нарядам, косметике, любому уходу за собой. Она перестала интересоваться новостями, читать книги, смотреть фильмы, слушать музыку. Надя ходила и действовала как автомат. Жизнь потеряла краски, запахи, вкус, не говоря уже о смысле, и однажды, проходя по высокому мосту, Надежда вдруг страстно захотела спрыгнуть вниз.
Она стояла и смотрела на бурлящие под мостом воды реки, представляя, как через несколько секунд поток воды подхватит её никому не нужное, глупое тело, которое хочет спать по ночам, но не желает вынашивать детей прекрасного Вениамина. Этому телу уже давно безразлично, что есть, во что одеваться, куда идти и что с ним произойдёт дальше.
Надя уже перегнулась через перила моста, когда вдруг услышала у себя в голове ясный и чёткий женский голос: «Не дури!». Голос принадлежал её матери. Это были именно те два слова, которыми обычно весёлая и жизнерадостная мать останавливала в детстве все её шалости, потоки незатейливого детского вранья и прочие хитрости. Мать так могла это сказать, что Надя немедленно выходила на прямую дорогу правды из дебрей лжи, соображений личной выгоды и неуместных фантазий.
Вот и сейчас Надя подумала о том, что она, детский доктор, каждый день приносит такую пользу обществу, какая не снилась всем этим любимым Вениаминовым мудрецам. На неё со страхом и надеждой глядят глаза родителей этих крох, и она, молодой специалист, ещё ни разу за первые свои два года работы не ошиблась ни в постановке диагноза, ни в назначении лекарств.
Да, она может сейчас оборвать свою жизнь, но кому от этого будет лучше? Родителям? Брату? Подругам? Её маленьким пациентам? Даже дубине Вениамину лучше от её смерти не станет.
И зачем умирать, если можно просто уехать? Исчезнуть из его жизни, раствориться в потоке новых впечатлений и событий! Мост и река пусть останутся там, где они есть. Зануда-Вениамин тоже.
Эта мысль начинала нравиться Надежде всё больше и больше. Не даёт развода? Да и чёрт с ним! Пусть подавится этим своим штампом в паспорте. Замуж она больше не собирается, спасибо, наелась уже. Не будет детей? Ну и ладно! Детей ей хватит с лихвой и на работе: до пенсии ещё очень далеко.
Она соберёт лёгонькую сумочку и уедет, никому, кроме родных, не сказав ни слова.
Конечно, существует такая вещь как адресный стол, через который можно найти человека в любом городе, но в любом – это в каком? Она сама ещё не решила, куда поедет, а откуда знать Вениамину, что она решит через несколько дней?
Она пропала из его жизни внезапно, как исчезает из виду воздушный шарик, всего лишь на секунду отпущенный наивной детской рукой. Так исчезает красота с лица непутёвой бабёнки. Так рассеивается дым от костра в полумраке ночи и при свете дня.
Вениамин пришёл однажды с работы, а там… всё как всегда! Всё так же красуются висящие на зеркале крупные красные бусы его жены. Висит на вешалке в прихожей её элегантное чёрное пальто. Аккуратно стоят на полочке книги, с которыми она въехала два года назад в его холостяцкую обитель. Нет только её самой.
Он поймёт это далеко не сразу. Он будет ждать её на привычном месте около детской больницы до темноты, а после кинется из ближайшего телефона-автомата обзванивать всех её многочисленных подруг, но ни одна не сможет сказать ему, где она. Она не придёт спустя два часа. Не вернётся она и под утро. Визит на её работу несказанно удивит Вениамина, ибо она там уже не работает.
Ничего не даст и заявление в милицию, потому что гражданка Надежда К. благополучно снялась с регистрационного учёта и выбыла. Куда? В документах указано, что на свою малую родину, в деревню З., да, как раз ту, где проживают её родители и брат. Но посещение родителей жены окажется таким же безрезультатным, как всё остальное, потому что она там и не думала появляться. Родные были предупреждены ею, что она собирается сменить место жительства, но куда именно она поехала? Кто знает! Страна большая.
В этой огромной стране нашёлся небольшой, но такой уютный городок, расположенный рядом с крупным областным центром. В нём были и работа, и жильё, и новые друзья для милой, оптимистичной докторши с хитроватыми, лучистыми карими глазами.
Нашлись и те, кто всегда рад встрече с ней и готов с интересом выслушать любые её истории в свете красных ламп, освещающих посуду в восточном стиле, горы пледов с подушками и внимательные, глупые лица молодых слушательниц.