Там, за горою, окончание

16
Первой мыслью его было: «Слава Богу! Это – всего лишь сон, пустой никчемный сон!»

Поеживаясь, он протянул руку к настольной лампе, что стояла на тумбочке у изголовья кровати, чтобы включить свет и посмотреть на будильник. Но реальность оказалась страшнее сна.

Его рука ухватила пустоту. Стояла глубокая, неподвижная тишина. Поверхность, на которой он очнулся, плавно покачивалась и куда-то плыла. Он лежал в кромешной темноте, непонятно где, и сознание постепенно возвращало его к действительности.

Итак, он провалился в яму и, через подземный лаз, словно слепой крот, проник в пещеру. Затем вышел на берег водоема и последовал за каким-то призрачным существом, потом едва не утонул в озере и, наконец, выбрался на этот клочок суши.

Был ли этот клочок суши неким островком в подземном водоеме? Или это был берег озера?

Но если это была твердь земная – то почему она двигалась, а не стояла на месте?

Где он?

Куда он плыл и на чем?

Обессиленный, с помутневшим от пережитых злоключений рассудком, он, на первых порах, еще не вполне осознавал весь ужас своего положения. Но постепенно горькая правда о том, что он, по чьей-то злой воле, вырван из своего теплого уютного мирка и заброшен в это глухое подземелье, стала с какой-то особенной ясностью и остротой доходить до его сознания.

О, Боже! Как же так? Он, Андрей Карманов, такой молодой, красивый, умный – и заживо погребен в этой слепой горе?

За что? О, Боже, за что?

Это несправедливо, этого не должно было случиться с ним никогда!

Ведь он был так успешен! У него были любовницы, красивая жена, прекрасная работа, дети. У него был целый мир, и в этом солнечном мире он устроился весьма и весьма даже недурно.

И будущее рисовалось ему в самых радужных красках. И он был полон надежд и молодых, бьющих через край сил! И вдруг…

Нет, нет!

Это с другими могли случаться разные беды! Это другие могли тонуть в реках, заболевать различными неизлечимыми болезнями, попадать в аварии, гибнуть, быть калеками, бомжами, сидеть в тюрьмах – но только не он!

А Он был совсем другой, особенный, единственный в своем роде! Он был уверен в своей исключительности и в том, что любая напасть обойдет его стороной. И когда с кем-то другим случалось несчастье – это приносило ему даже тайное удовлетворение. Вот, кто-то умер, кто-то тяжко заболел, попал в беду, а он – нет!

Но теперь черное крыло беды накрыло и его…

К страданиям душевным, к страху перед неизвестностью, присовокуплялись еще и страдания физические. Андрей чувствовал себя изможденным после всех этих передряг, он ужасно продрог, поскольку одежонка его была мокрой, а в подземелье было холодно и сыро. Скрючившись, как плод в утробе матери, он постепенно впал то ли в полудрему, то ли в полузабытье.

Когда он очнулся, картина изменилась.

Вдали, вероятнее всего, через проем в горе, пробивался в пещеру тонкий луч солнца. Он горел, искрясь, как белая звезда, и от него на водную гладь водоема ложилась серебристая дорожка. В сером свете, скупо освещавшим подземелье, он увидел, что находится на панцире огромного ящера, или, быть может, гигантской черепахи. Шея у животного была изогнута, как у змеи, и мощная грудь бесшумно рассекала водную гладь, оставляя за собой мелкую волну.

Если бы давеча, у костра, ему сказали, что он будет плыть на спине у неведомого существа в черном чреве горы – он покрутил бы у своего виска пальцем. И, однако же, это было реальностью!

Но что это? Ему почудилось? Или он действительно уловил под сводами пещеры собачий лай?

А ведь те люди у костра утверждали, что, если человек лжец – он попадет в такое место, где люди принимают облик собак, и что такой человек будет там лаять, в своре подобных ему лжецов, до тех пор, пока не выгавкает всю свою ложь! Те же, кто ходил по жизни кривыми дорожками зла, станут подобны слепым червям или слизнякам.

А разве не был он отъявленным лгуном? И не петлял по жизни скользкими тропками зла?

Тогда, у костра, эти слова показались ему пустопорожней балаканиной. Но что, если так оно и есть? Здесь, у черта в зубах, он уже был готов поверить во всё что угодно!

Нет, нет, все это бред сивой кобылы! Чепуха! Неужели он, Андрей Карманов, может трансформироваться в какого-то слизняка или собаку! Нонсенс! Просто это подземелье навевает на него всякие фантастические бредни. Но надо быть реалистом, каким он всегда и был. Надо взять себя в руки, прекратить истерику и посмотреть на сложившуюся ситуацию трезвыми глазами.

На самом деле все просто.

Это чистая случайность, что он провалился в ту яму, и никакого божьего промысла в этом нет.

Нет ничего сверхъестественного и в том, что он обнаружил в этой пещере подземное озеро.

Вероятнее всего, озеро это существует уже тысячи, если даже не миллионы лет, и оно до сих пор сохранило свою девственную первозданность. В таком случае, в нем вполне могли сохраниться и некие реликтовые существа, наподобие Лохнесского чудища. Можно предположить также, что создания эти, за такой колоссальный эволюционный путь, сумели развить свой интеллект до весьма высокого уровня. И разве не мог мозг некоторых из представителей этого вида достичь такой же степени совершенства, как, например, и мозг дельфина? И разве мало документально подтвержденных свидетельств о том, как дельфины спасали потерпевших крушение моряков?

Похоже, что и этот ящер пришел к нему на выручку! Вот, он везет его на своей спине, и уже видна суша, и проем в скале, сквозь который в пещеру вливается солнечный свет.

И не надо, не надо искать черную кошку в темной комнате! Не стоит приписывать Богу то, к чему Он не имеет никакого касательства. Да и самого-то Бога нет. Ни Бога, ни Святого Духа, ни святых угодников. Все это – еврейские народные сказки!

Это он Сам, своими собственными силами сумел пройти через недра этой горы. Лишь только благодаря своей несгибаемой воле, своей смелости, своей решимости…

О, Боже!

Что это?! Ящер погружается в пучину озера! Вот, его спина уже уходит из-под ног! А рядом воду режет чей-то острый плавник. Акула? Кто знает, какие твари могут водиться в этих местах, и что скрывают глубины этого водоема?

Господи, спаси и помилуй! Пресвятая Богородица, помоги! Боже всемогущий, не дай мне сгинуть в этом озере!

Святые угодники, выручайте!

Андрей лихорадочно сучит руками и ногами, и сердце его готово выскочить из груди. Он плывет к берегу и каждую секунду ожидает, что сейчас из воды вынырнет какая-нибудь страшная тварь, раскроет свою пасть, и…

Наконец-то он достиг отмели! Похоже, самое страшное, самое ужасное уже позади...

Карманов бредет по мелководью, а метрах в десяти от него, наподобие огромной лягушки, сидит на валуне какая-то человекообразная особь. Тело у нее белесое, волосы длинные, пальцы соединены перепонками, а выпуклые, словно пуговицы, глаза как бы покрыты зеленым перламутром.

Заметив фигуру на камне, Карманов испуганно шарахается от нее прочь, и человек-лягушка булькает в воду.

И не знал, и не подозревал даже Андрей Карманов, что он обладает такими спринтерскими способностями. Как он достиг кромки берега, показав при этом такой блестящий результат, которому мог бы позавидовать и сам Валерий Борзов – об этом можно только гадать!

Однако под ним, наконец-то, земная твердь, и это – самое главное!

Отдышавшись, наш герой направляется к проему в скале. Вот он уже останавливается перед ним и задирает голову. До его края будет, пожалуй, метра четыре высоты, и под ним уже кем-то навалены валуны, по которым, при определенной сноровке, можно добраться до амбразуры.

Тело у Карманова, хотя и худощавое, но крепкое, мускулистое. Словно кошка, вскарабкивается он на выступ каменного оконца. Затем, пройдя проем в скале, он оказывается на внешней стороне горы.

Над ним – синее небо, и в нем плавает лучезарное солнце!

Андрей стоит, опершись на стенку проема, и вдыхает полной грудью живительный воздух гор.

Одежда на нем изодрана в клочья, тело в кровоподтеках и ссадинах. На исхудалом, поросшем щетиною лице, под копною седых растрепанных волос, остро блестят глаза.

Свобода!

Он обводит взором окрестности.

Под ним – покатый склон, изрезанный окаменевшими морщинами, как лицо древней старухи. Вверх гора уходит почти отвесно. Вершина ее неприступна – во всяком случае, если ты не являешься альпинистом, и не имеешь при себе специального снаряжения. Да и за каким рожном – даже если бы у него такое снаряжение и было – за каким рожном, скажите на милость, он стал бы лезть на вершину горы?

По дну ущелья расхаживают какие-то диковинные фигуры. Головы их весьма странной формы; у этих парней, пожалуй, можно будет разведать, куда он попал.

В любом случае, надо спускаться вниз. Даже и за миллион американских долларов он не полезет обратно в этот каменный мешок. А с этими парнями – кто бы они ни были – он сумеет поладить!

Спуск вниз обходится без неприятных сюрпризов в виде замаскированных ям и прочих ловушек. Так что Андрей благополучно проходит, пожалуй, с треть своего пути, когда за его спиной вдруг раздается громоподобное: «Анх» и что-то пребольно колет его под лопатку.

Он оборачивается и… ах! Колени его подгибаются от страха.

Из-за выступа горы вышло ужасное существо огромного роста. Тело у него человеческое, но на плечах сидит черная собачья голова с длинными, стоящими торчком, ушами. Осанка у человека с собачьей головой властная, пожалуй, даже и царственная. Глаза светятся желтым испепеляющим огнём. Одежда состоит из пурпурной туники с широким круглым воротом темного цвета, окаймленным изящным белым кружевом. На плечи ниспадает темно-синяя накидка, концы которой повязаны у горла, как кашне. На бедрах – короткая юбчонка ослепительной белизны, прикрытая сзади, как крылышками пчелы, кусками золотистой материи. В руке это существо держит раздвоенный на конце, наподобие вилочки, жезл.

С невыразимым ужасом, смотрел Карманов в золотистые глаза человеко-собаки. Подняв жезл, существо подтолкнуло его в плечо и рявкнуло, оскалив пасть: «Анх! Анх!»

Карманов понял, что ему приказано идти вперед и, не желая раздражать человеко-собаку, продолжил спуск ко дну ущелья.

– Анх! Анх! – рыкало существо, покалывая его жезлом то в бок, то плечо, словно пастух, загоняющий в хлев свою скотину.

По пути им встречались и другие «парни» с собачьими головами. Они посматривали на Андрея и его конвоира без всякого интереса – по всей видимости, для этих царственных пастухов происходящее с Кармановым было делом обыденным, житейским. Ясно было также и то, что они здесь хозяева, а он для них не более чем двуногий скот.

– Анх! Анх!

Его подогнали к яме, похожей на огромный котел, и столкнули вниз.

 

17

Яма кишела оборванцами самых разных мастей: казалось, все нищие, все калеки, все бомжи, какие только существуют на белом свете, были собраны в этом сыром зловонном отстойнике человеческих душ.

Кривясь от боли, Карманов попытался встать на ноги.

Яма была метров около трех в высоту и, падая, он сильно ушибся. Если бы ее дно не было устлано щебнем, смягчившим удар, он, скорее всего, сломал бы себе ноги.

– О, с прибытием, счастливчик! – сказал ему какой-то плешивый мужичок в широченных штанах и протянул руку, помогая встать.

Рожа у него была кругленькая, веселенькая, неунывающая. Андрей ухватился за протянутую ладонь и поднялся.

– Ну, как добрался?

– Нормально.

– Вот и ладненько. Милости просим в наш котел! – незнакомец, весело улыбаясь, потряс его руку и представился: – Георгий Краюхин! Можно просто Жора, или, если хочешь, Гоша. А ты кто будешь, мил человек?

– Андрей Карманов.

В левой руке Краюхин держал какой-то предмет стального цвета, смахивающий на баклажан. Он был великолепно отполирован и, казалось, излучал ровный нежный свет. Другие узники сосредоточенно чистили тряпицами подобные же вещицы. Многие из них что-то бормотали, и от этого в яме стоял непрерывный гул.

– Ну, и что слышно там, за горой? – спросил Краюхин, улыбаясь во весь рот. – Все безумствуют, а?

Андрей сдвинул плечами, так и не поняв, что имел в виду этот странный человек.

– Ладно… Бог с ними… – Гоша благодушно махнул широкой ладонью. – Рубать будешь?

Он полез за пазуху своей старенькой курточки, вынул оттуда горбушку чёрного хлеба и протянул ее Карманову.

С тех пор, как Андрей был призван вестником, у него не было и маковой росинки во рту. Он взял хлеб и с жадностью стал его есть.

– Счастливчик… – доброжелательно улыбаясь, протянул Краюхин, наблюдая за Андреем.

Он принялся чистить свой предмет, хотя тот и без того уже сиял, как зеркало. Над ямой кружили черные птицы. Карманов уплел хлеб. Одна из птиц стала спускаться к ним, держа в когтях какую-то вещь. Она бросила ее под ноги Андрею и улетела.

– Это тебе, – пояснил Гоша, не переставая излучать веселье.

– А что это?

– Твое Ка.

Андрей поднял сброшенную вещь, завернутую в ветошку. Величиною она был с кулак, но весила не меньше пяти килограммов. Он развернул тряпицу. По форме вещица напоминала как бы сморщенную грушу, изъеденную ржой.

– Ну, счастливчик, принимайся за дело, – подмигнул Гоша, драя свою штуковину с такой радостью, как будто это было делом всей его жизни.

Андрей стал лениво чистить свою вещицу тряпкой, но вскоре пришел к выводу, что это – мартышкин труд: уж слишком глубоко и крепко въелась в него короста.

– Давай, давай, счастливчик! – стал подгонять его Краюхин. – Не филонь!

– Почему ты называешь меня счастливчиком? – спросил Карманов.

– А кто же ты? Счастливчик и есть. Мы все тут счастливчики.

Андрей скривил губы в ироничной усмешке, хмыкнул.

– А ты что, не согласен со мной? – удивился Гоша.

Он окинул Карманова снисходительным взглядом:

– Никто из нас не заслужил этой милости. Понимаешь? Никто! Все мы тут – падшие души.

– Хороша милость! – мрачно усмехнулся Карманов. – Оказаться в этой дыре!

– Оп-паньки! Так ты что же, мил человек, воображаешь, что достоин лучшей участи?

– Естественно, – сказал Андрей.

– Ой, не гневи Бога, братуха! Лучше радуйся, что ты тут!

– Ага! Уже пляшу от счастья!

– Ой-ей! Да ты, как я погляжу, вообще не врубаешься… Смотри, – сказал Гоша, указывая на вещицу Карманова. – Как ты ни дурен – а все-таки у тебя еще не отобрана надежда! И, стало быть, со временем, ты сможешь стать добрым человеком. Так чего же ты, баранья твоя башка, сетуешь на судьбу?

«Бред!» – подумал Карманов.

– Подумай только, – вразумлял его Краюхин, не переставая полировать свою штуковину, – сколько раз ты мог сгинуть, идя сюда окольными путями...

– Да откуда тебе знать, какими путями я шел? Ты что, ясновидящий?

– Ха-ха! Вот чудила! Так ведь прямыми путями сюда никто не приходит! Только кривыми! Да не выпендривайся ты, братан, я ведь и сам такой. Полз сюда, как червь слепой, подземными норами. Сколько раз мог сгинуть! Сколько раз мог попасть в такие места, что не приведи господь! Даже страшно подумать об этом! А там уже все, там амба! Оттуда пути наверх нет. Так что давай возблагодарим господа Бога нашего за то, что он явил нам свою милость. Что мы еще можем видеть этот свет, дышать этим воздухом… Иль этого мало?

Он придвинулся ближе к Карманову и забубнил:

– Вот только тут я и начал прозревать! Понимаешь? Самый скверный порок – это неблагодарность! Понимаешь? Мы все – лжецы и негодяи! И я – самый худший из всех! Но теперь-то, – он постучал себя пальцем по груди, – теперь-то, на уже последнем рубеже, у меня появилась возможность очистить свое сердце. Очистить от всяческой грязи, злобы, лжи! Как же мне не быть благодарным за это Творцу?

Гоша потыкал пальцем в небо. Оно было хмурым, затянутым пеленою темных туч. Начинал сеять мелкий тоскливый дождь.

– Там, за горою, я совершил множество скверных дел, – вновь зажужжал Краюхин, начищая свою вещицу. – Глупец! Ай, какой же я был глупец! Сколько возможностей я упустил! Сколько прекрасных возможностей сделать что-нибудь доброе, светлое…

Карманов отступил от этого чокнутого болтуна.

«Н-да, в хорошее местечко я попал! – подумалось ему. – Полная яма идиотов!»

 

18

Харон сидел на валуне и смотрел вдаль.

За рекой, по направлению к горе, двигались два темных пятна. По мере их приближения они увеличивались в размерах, и, наконец, стало ясно, что это едут мотоциклисты. Он отвязал лодку и стал переправляться на другую сторону реки.

Старый лодочник рассчитал все точно: когда он причалил к берегу, мотоциклисты уже поджидали его.

Он окинул их проницательным взглядом.

Вновь прибывшие были молодыми людьми в куртках-косухах с металлическими цепочками, бляшками и прочими цацками. Такого рода «контингент» за последние полсотни лет стал попадать в его сети довольно часто. Парень выглядел лет на 25. Он был строен, широкоплеч и имел красивые черты лица, присущие славянам. Волосы у него были русые, прямые, глаза – небесной голубизны. Девушка казалась еще моложе. Она была красива, как бутон свежей розы.

– Здравствуйте, – сказал молодой человек.

– Здорово, – ответил Харон.

Он подумал: «И куда они так спешат? Неужто в их мире все так скверно?»

– Послушайте, отец, – сказал Игорь Шевчук, – мы тут маленько заплутали… Вы не подскажете, как нам выехать на дорогу, ведущую в Хенск?

– Нет. Не знаю, – сказал Харон.

– А вообще, здесь есть поблизости какой-нибудь населенный пункт?

Лодочник отрицательно покачал головой:

– Нету.

– А как называется эта местность?

– Мераздан.

Это название ни о чем не говорило Шевчуку. Он достал из кармана куртки фотографию Порожняка и показал ее лодочнику.

– Послушайте-ка, батя. Мы разыскиваем вот этого человека… Вы не видали его?

Харон бросил беглый взгляд на фотографию, и в его глазах мелькнула едва заметная усмешка. Он кивнул утвердительно:

– Да, был здесь такой…

Шевчук обменялся быстрым взглядом с Мариной. Стараясь не выдать волнения, он спросил:

– И где он теперь?

Перевозчик махнул рукой за реку:

– Там! На том берегу.

 

* * *

Через минуту от берега отчалила лодка. Старый лодочник стол на корме и привычно орудовал веслом. Впереди него, на скамье, сидели взволнованные пинкертоны.