Гой еси, господин сволочь

Гой еси, господин сволочь.
Этими словами Блинов начинал каждое утро, поднимаясь с постели.
Обыкновенно он минут пять проводил в ванной комнате, потом завтракал минут тридцать бутербродами, запивал чаем, и одевшись в приготовленное с вечера, направлялся на работу, в контору N321.
Сегодня он поступил аналогично. Но все получалось как-то непостижимо легко. Словно Блинов стал облаком, просто в галстуке и с часами.
Восемь минут пешком брел до конторы, слушая в голове любимую симфонию.
Пришел. А конторы нет.
Клены у того места где был вход - стоят. Держат небо.
Клумба, пронзенная сотней окурков, - лежит. Смотрит в небо.
Соседние дома жужжат обычной своей жизнью, свойственной вторнику.
Прохожие мимо спешат.
На столбе возле почты работает электронное табло: девять утра. 9:00.
А конторы - нет. Вместо нее - ровно лежит снег.
Ни обьявления, ни коллег, чтобы удивиться вместе с ними, ни полиции, ни души.
И тут Блинов понял, что его больше нет.
Он наклонился к тому месту, где вчера еще было крыльцо, смахнул ладонью снег, и прочел: 12.02.1970 - 28.01.2019 Блинов Алексей Куприянович.
Блинов поднялся, посмотрел на небо, сквозь голые ветки кленов, подтянул на затылок сбившуюся шапку, похожую на берет, включил музыку в голове и пошел за хлебом.
В булошной образовалась очередь, пахло горячими булками и чем-то ванильным.
Блинов прошел сквозь покупателей, аккуратно положил деньги на прилавок возле кассира, выбрал самую румяную буханку и сьел ее, разглядывая людей. Кто они все, эти люди? Покупающие горячий хлеб рано поутру, не должные идти в конторы, в присутствия, в дела, в то, что этот хлеб позволяет покупать... Такие незнакомые, и настолько не содержащие в себе никаких интересных для знакомства данных. Какая-то профессионально изготовленная по заводским чертежам очередь, без начала, без конца. Блинов заскучал. Вселенная булошной была ему тесна, как рубашка.
Весь день он слонялся по городу, ел и пил, танцевал на крышах и напевал себе под нос.
Всю ночь не спал, гулял вдоль речки, прыгая с мостов, подкрадываясь к красивым женщинам и щекочя их за щеки, заглядывая в задумчивые глаза, принюхиваясь к их духам, одежде, волосам.
Один раз он даже поцеловал даме руку, проводив ее до дома, но не решившись войти вместе с ней. До рассвета он стоял под ее окнами и, как в детстве, ел снег.
А утром пришел к своему дому - но дома не было.
Стояла половина скамьи перед подьездом.
Она медленно растаяла как эскимо в жару - на глазах Блинова.
И вслед за ней исчез он сам.
Это был последний человек, говоривший вслух Гой еси.
Слова Господин и Сволочь остались жить дальше.