Мужчина её снов

Подруги считают, что с мужем Наташе повезло. Хозяйственный и заботливый. Наташа их мнение не оспаривала. Свои мысли держала при себе. А думала она с некоторых пор, что с замужеством в студенческие годы поторопилась. Была общая компания, были песни под гитару, была дружеская влюбленность в Алексея. И эта влюбленность показалась любовью. А настоящей любви не было и нет. Как ей не хватало этой любви! Страсть врывалась в беспокойные сны: сильные руки, мужественное лицо, властный взгляд.

Домашние дела своим однообразием навевали тоску. А мужнина привязанность ко всем этим стиркам, уборкам, мытью раздражала. Казалось, так и пройдет жизнь! Спокойная, размеренная, но такая скучная! Дочь Алина росла тихой и послушной. Она привыкла к ней, как к чему-то само собой разумеющемуся. Работа бухгалтером была такая же неинтересная, как вся её правильная жизнь.

Именно эту, нелюбимую ею работу, и считал Алексей виновницей Наташиной меланхолии. Старательно искал ей другую, обзванивая и обходя всех своих старых и новых знакомых, и однажды пришёл радостный, поцеловал в щечку и удовлетворенно сказал:

- Ну поздравляю! Ты теперь у нас замдиректора по кадрам. Пусть маленькой фирмочки, но звучит, заместитель директора – это тебе не хухры-мухры!

Новая работа Наташе действительно понравилась. Кадров – десять человек, а чувствуешь себя начальником. Через пару месяцев ей поручили набрать работников в службу охраны. Георгий Уматов был чьим-то знакомым. Пришёл среди первых. При первом взгляде на этого высокого, широкоплечего, с выразительно красивыми, но при этом словно какими-то обугленными чертами лица, живыми пронзительными глазами и серой, мертвой, в сетке морщин, кожей вокруг глаз она ощутила непонятное смущение школьницы перед учителем.

Хотя смущаться стоило ему: 37 лет и нет трудовой книжки, нет ни года, ни месяца, ни дня трудового стажа. Его это не смущало нисколько. Совершенно спокойно он объяснил, что сел в первый раз на «малолетку», а выйдя, только год погулял на свободе и сел снова. И так добрался до нынешнего возраста, отрабатывая своё в тюрьме и на зоне. Но теперь всё. Баста. Будет жить, как все нормальные люди. «Жить-поживать и добра наживать», - добавил, усмехнувшись.

Наташа смотрела на него во все свои огромные серые глаза, потеряв дар речи. Он заметил её растерянность и усмехнулся. От этой усмешки её бросило в жар, и она окончательно потерялась. Директор действительно был в курсе рекомендации, и Георгия на работу взяли. Наташа сама купила для него бланк трудовой.

Ничего она, в сущности, не знала про этого человека. Только то, что сам о себе рассказал в первую встречу, а после они не разговаривали. Но почему-то в самом факте его присутствия на дежурстве, она чувствовала смущение и соблазн. И очень хотелось перемен. Непонятно каких и когда, но перемен.

Иногда они пересекались взглядами, Наташа пугалась, и не могла включиться в работу, как будто попала в силки, время остановилось, дыхания не хватало. Так и домой шла, сама не своя. Когда однажды он предложил проводить ее после работы, она согласилась мгновенно, даже не обдумав, только сердце почему-то рухнуло в бездонную яму и всю дорогу до дома, она была занята его поисками.

Теперь они уходили с работы вместе. Ни от кого не скрывались. Мужу донесли практически сразу. Он плакал и умолял. Наташа его не слышала. Ледяное молчание, непробиваемое равнодушие. А как-то раз, когда он особенно вышел из себя, она молча собрала самое необходимое и ушла, не попрощавшись даже с дочерью. Алины как будто не существовало во всем происходящем у нее на глазах. Ее не замечали ни отец, ни мать. Сама по себе ходила в школу, делала уроки, жарила себе яичницу, и ни о чем не спрашивала. Только исхудала и осунулась, стала еще тише, чем всегда.

Алексей трагедию превратил в комедию: пытался угрожать влюбленной паре, призывая на их головы гнев божий и стращая наемным мордобоем. Потом унижался, подкарауливая по утрам, не смущаясь присутствия Георгия, вымаливал у Наташи её возвращение. Гера наблюдал эти сцены, оттопыривая нижнюю губу, отчего его лицо принимало крайне неприятное выражение, и , сплёвывая, нехорошо ругался.

Наташа просила только об одном: оставить их в покое. Подала на развод и размен квартиры. Любовь творит чудеса: ранее ненавистные домашние хлопоты стали теперь её любимым занятием. Она вставала теперь рано утром и до работы мыла, чистила и готовила. Кормила Геру завтраком. В полдень прибегала разогреть и подать обед. На ужин, постигая чудеса кулинарного искусства, пекла пирожки и сочиняла необыкновенные салатики.

Она говорила его словами и думала его мыслями. Её «пустые» подруги постепенно забыли их дом, по очереди нарвавшись на Герины поучения «баба должна смотреть в пол, пока муж говорит», фразочки, типа «молчи, женщина», или откровенное хамство «чего пришла, Наташку от дел отрывать бабскими пересудами?». С обычной своей усмешкой, отхлебывая шумно запредельно крепкий чай из большой фаянсовой кружки с надписью «царь», он любил рассуждать о том, что у нее слишком много свободного времени: «Бабью это вред».

Вот однажды, сидя на маленькой чистейшей кухоньке квартирки, полученной Наташей от старенькой бабушки, которую пришлось переселить к родственникам ради счастья «молодожёнов», он вдохновился идеей переехать жить за город, на лоно природы, да завести хозяйство: козочек, курочек, поросяток. Что тут в квартирке делать? Бабушка его жила в деревне, все детство он провел с ней, и помнит вкус парного молока и свойского сала. Бабки в живых нет уж лет 10, а он все помнит, тянет его к земле.

Алину тоже надо с собой забрать. Девчонке смотреть на «опустившего алкоголика» папу – к добру не приведет. «Вырастет глупой телкой. Девку воспитывать надо. В руках держать». Их решение ускорило размен квартиры с Алексеем. Ему нашли комнату в коммуналке, себе маленький домик в «дачной» деревне с хозпостройками и большущим, заросшим высокой травой, земельным участком.

Алина, уставшая от отцовского беспрестанного нытья, его жалоб на свою загубленную Наташей жизнь, его бесконечных похмелий, согласилась переехать с ними. Первой, как положено, в дом пустили кошку, вернее, котенка. Не какого-нибудь, а шотландскую вислоухую. Как-то Гера поинтересовался кисками и приценился к симпатичным мордашкам, присвистнул от непомерных цен и глубокомысленно изрёк:
- Ната! Сколько денег теряем! Купим одну такую скотинку, а она же их десяток нарожает! И дел-то ерунда: песок поменять, да в хайло ей кусок мяса забросить!

Вот эта «скотинка» Алиска и зашла первой в их новый дом. Обзавелись и десятком кур, и двумя козочками, и крольчатами. Наташа, всю свою предыдущую жизнь прожившая в городской квартире, из всей живности запросто общалась только с Алиской. Остальные животные вызывали страх.

Как и чем кормить? Как содержать? Она постоянно боялась, что перемрут от плохого ухода, и вскакивала по ночам, бежала, заглядывала в клетку к кроликам, в щелку курятника: живы ли? Совала в мордочки козам сено. Те мекали и упорно его не ели, отворачивались. А она глотала слезы от отчаяния и потихоньку от Георгия расспрашивала бабушек – соседок, коих в наличии оставалось три человека от всей деревни, остальные все были дачники.

- Гулять им надо, милая! – отвечали бабушки. – Гулять козочкам надо. Пока тепло, пока лето, пока травка зеленая!

И Ната, оставив работу (что ей эта небольшая зарплата, когда хозяйство поднимать надо!), пошла гулять с козочками. Алина, девочка крупная и крепкая, работала по хозяйству и на огороде вместе с матерью. Гера, отдежурив сутки, двое руководил работами. Сразу после завтрака, всегда вовремя, располагался под навесом возле крылечка и, попивая чаек, давал женщинам ценные советы, строил планы по улучшению их быта, ведению хозяйства, журил за промахи:

- Ты, женщина, совсем дура! Кто ж сено сушит под дождём?! На что тогда навес?

Наташа, вспыхивая от собственной глупости и бросив насущные дела, быстро перетаскивала под навес накошенное с утра сено.  В июле соседка Анна Георгиевна уговорила Наташу сходить по грибы, набрали по корзине колосовиков (так бабушки называли ранние июльские грибы, которые «пошли», как рожь заколосилась). Отведав ранней картошечки с грибами, довольный Гера задумчиво произнёс:

- На базаре эта корзинка потянет поболе, чем на тыщу… поболе…А воздухом ходи, да и дыши. Алинка мне завтрак и без тебя сготовит.

Так у Наташи появилось еще одно полезное занятие: лес, грибы, рынок. А однажды, когда муж Анны Георгиевны после какого-то праздника в тяжком похмелье, тряся седой бородой, бегал по деревне в поисках пол-литры, Гера нашел подработку на все лето с прихватом, начиная со съезда дачников в апреле – мае: самогон. Крепчайший, свойский, чистый, как слеза, получался. Никакая водка с ним в сравнение не шла.

В доме запахло сивухой и достатком. Во всём внешнем облике Георгия стало прорисовываться что-то солидное. Он как-бы весь потяжелел, стал осанистый и гордый. Соседи его зауважали. За ум и дальновидность, за умение содержать дом, как надо, за степенность разумных речей, за меткие фразы не в бровь, а в глаз, за трезвость, за несовременную послушливость проворной, всё успевающей жены, за необычную для нынешней молодёжи скромность приёмной дочери.

… И надо же было такому случиться?!
- Он?! Не может быть! Тут что-то не так! Это бабские сплетни! – качал головой Пётр Игнатьевич, муж Анны Георгиевны, когда шёпотком по улицам поползли слухи,жуткие подробности произошедшего в доме Уматовых убийства.

У Георгия была коллекция ножей. Штук двадцать. Или даже больше. Самых разных: настоящие произведения искусства. Очень он любил ножи. И вот все эти ножи, все до одного, спокойная, тихая и робкая Алина воткнула в него же, в Георгия, в то время, как мать утром уже ушла, а он еще спал. Жуткий вой огласил улочку, когда пришла Ната и обнаружила его труп: два десятка торчащих в теле коллекционных ножей.

Алина спряталась в сарае. Говорят, Георгий берег её для себя. Другие говорят, что спал с ней с самого начала, как она переехала к ним. И даже будто Ната знала это и всё мужу прощала. Любила, говорят, очень. Да мало ли так-то чего говорят. Пётр Игнатьевич затыкает каждого, что такую чушь пересказывает.

- Сплетни всё.

А как было на самом деле никто не знает. Спрашивать не у кого. Геру похоронили на новом кладбище, за аэропортом. Алина промолчала всё следствие. И на суде. И поговаривают, не все дома у неё, лежит в психушке. Нату подобрал, в буквальном смысле. Она лежала, не вставая, на полу перед русской печью, на тканом коврике, похоже пару дней не пила, не ела… Увёз к себе. Уверен: придет в сознание. И всё будет хорошо. А пока Ната грезит наяву. Для неё время как будто остановилось.

…Сильные руки, мужественное лицо, властный взгляд… Мужчина её снов… Всё остальное не имеет значения. И никогда не имело для неё.


Рассказ был напечатан в "Костромская народная газета.
Сборник рассказов "Уроды. Про любовь"